Галина Мария. Луна во второй четверти

   Опыт не удался, и Лера, вздохнув, поднялась.
   — Пойдем, Варька, пройдемся немного…
   Варвара встала, обтерев о треники зеленые от травы руки. Девочки всегда ходят парой, такие уж, почему-то правила хорошего тона. Впрочем, сейчас-то резон имелся — места глухие, а в данном конкретном случае ребят составить тебе компанию не пригласишь.
   Уже в нескольких шагах от кострища стеной поднимался сумеречный лес. Под мохнатым, клочковатым пологом было тихо — бурная северная весна откатилась в прошлое, присоединилась к тысячам и тысячам таких же весен, и птицы уже выкормили и подняли на крыло свое горластое прожорливое потомство. Древние, обросшие лишайником ели, потрескивали сами собой, нижние ветви там, куда не долетал даже в полдень солнечный свет, сухо топорщили свои шипы и крючья, почва под ними была усыпана слоем опавших иголок, при каждом шаге под подошвой проступала темная торфяная вода.
   — Говорят, тут такие трясины есть, — Варвара, наконец, отыскала подходящую кочку, — не отличишь от твердой земли, а ступишь — и все… кранты…
   — И зачем Анджей потащился за этим жутким Шерстобитовым! — сокрушалась Лера, расстегивая пряжку элегантного кожаного ремня, — Если ему уж так на север хотелось, поехали бы в Финляндию, там хоть цивилизация. Нет, уперся — не могу Вадьку подвести. А тут — ты погляди, ведь это ж чащоба непролазная… А если на медведя наткнемся? Или на волка?
   Никогда не понять женщине, даже самой лучшей женщине, тем более самой лучшей, самой красивой, самой любимой, что такое Мужская Дружба. И почему ради нее нужно жертвовать женщиной — тем более, самой лучшей, самой красивой, самой любимой… Что за непонятное братство такое объединяет существ мужского пола? Нет, женщине не понять!
   — Говорят, летом хищники неопасны, — неуверенно отозвалась Варвара.
   — Лучше бы не проверять…
   Травы тут почти не было — только бледные, раздутые, напитавшие воду хвощи, да папоротники, хрупкие улитки которых выползали из-под разлапистых корней, а тяжелые зеленые перья, приподнимаясь над землей, качались теперь перед самым Варвариным лицом. Она встала, натянула треники на крепкие бедра, и вдруг застыла, прижавшись к накренившемуся стволу пихты.
   — Ты чего? — удивилась Лера.
   Ветки папоротников продолжали качаться — чуть заметно, слабо; что-то там, за ними было такое… Черный силуэт, едва проглядывающий сквозь сумерки…
   На нее нахлынула липкая волна страха, и одновременно стыд, поскольку страх этот был абсолютно неуправляем. Темное пятно на краю сознания…
   — Показалось, — неуверенно предположила Лера.
   — Может быть, — она покачала головой. — Нет. Не думаю. Там точно кто-то был.
   — Человек? Животное?
   — Не знаю.
   — Может, Бардак?
   Бардак, полулайка, был единственным псом этой заброшенной деревушки. Он даже не считался угрюмовским — так, ничей пес, избравший себе в качестве будки перевернутую лодку с пробитым днищем.
   — Он бы…
   — Что? — Лера не удержала нервный смешок, — представился бы?
   — Это не собака, говорю тебе! Это что-то… большое…
   Она помотала головой. Мир вновь обретал обычные очертания…
   — Ладно, пошли, — вздохнула Лера, — Скажем мальчикам, пусть будут поосторожнее.
   — А они поверят? — пожала плечами Варвара.
 

***

 
   — Вы чего? — спросил Пудик, — рванули как оглашенные? Комар за задницу укусил?
   — Там кто-то был, — неохотно ответила Варвара…
   — Да наверное Вадька мимо прошел, а вы и забоялись, глупые, — успокоил ее Пудик, — Ты это… лучше налегай, пока картошка не остыла…
   — Это не Вадим… Вообще не человек…
   — Что ж тогда? Медведь на вас наехал?
   — Не знаю, — затосковала Варвара, — темно было…
   — Медведю, — резонно заметил Пудик, — это по барабану.
   — Оно очень тихо двигалось, — пояснила Варвара, — и было поменьше, примерно, как…
   Она вновь подобралась, но тут же расслабилась.
   — А, это ты, Анджей? А Вадим где?
   — Не волнуйся, — успокоил Артем, — Меланюк пошел его звать. В лесу, говорит, уже совсем стемнело…
   — Это правда, — подтвердила Варвара.
   Теперь, при свете костра, под открытым небом, она и сама не могла понять — чего испугалась? Что видела? Видела ли вообще?
   — У Ивана ружье есть, — помолчав, заметил Артем.
   — Понятное дело, — кивнул Пудик, — тут у всех есть… Ну что, нашел эти свои аномальные зоны?
   — Нет. Дубль-пусто…
   — Ты просто тупой.
   — Сам ты тупой, — обиделся Анджей. Помолчав, добавил, — А Вадька нашел. Говорит, так всегда бывает, когда тарелки приземляются. Место посадки, типа отмечают. Вот так, ясновельможные пани.
   — А на самом деле?
   — А на деле — хрен его знает… ведьма в ступе приземлилась. Эти зоны еще ведьмиными кругами называют… Ойтец мой, когда мы с ним еще общались, рассказывал, что они в Монголии на учениях что-то такое видели. Трава выбита в форме круга. И внутри круга, что характерно, техника отказывала.
   — Так ты расспроси его получше, — предложил Пудик.
   — Я ж говорю — когда мы с ним контактировали. Сейчас контакт прервался. Конфликт поколений. Пошлые люди.
   Лера напряженно вытянула стройную балетную шею. Между стволами что-то двигалось. Пудик тоже привстал, положил ладонь на рукоятку ножа, лежавшего на клеенке, но облегченно вздохнул. Неведома зверушка распалась на две человеческие фигуры.
   Шерстобитов шел, осторожно ступая, держа в вытянутой руке рамку.
   — Словно взбесилась, — пояснил он озабоченно, — мощная аномалия, похоже, даже не один центр — несколько. Никогда такого не видел. Надо определить границы пятен, зоны наложения, картировать…
   Меланюк вздохнул, покачал головой, присел к костру.
   — Представляете, — в голосе его слышалось даже не удивление, а глубокое непонимание, — он заблудился. Шел прямиком на Пертозеро…
   Меланюк явно не представлял себе, как это можно заблудиться в лесу.
   — Увлекся, — Шерстобитов любовно погладил рамку ладонью свободной руки. — Тут, братцы, такое делается… Завтра выходим в шесть — берем пробы грунта на металлы. И растения на химический анализ. И радиометром, радиометром… Слышь, Яблонский?
   — А в семь нельзя? — лениво отмахнулся Анджей.
   — Я сказал, — неожиданно жестко отрезал Вадим.
   Анджей пожал плечами.
   — Ладно…
   Он помолчал, указал взглядом на Варвару, добавил:
   — А вот она видела что-то…
   — Что? — быстро переспросил Вадим.
   — Не знаю… — сердито сказала Варвара, — Может, показалось…
   Не так уж приятно, оказывается, попасть в центр всеобщего внимания. Все равно, как в аномальную зону. Варвара к такому не привыкла.
   — В общем-то, — согласился Шерстобитов, — это работает на теорию. В зоне энергетических аномалий у некоторых, особо сенситивных наблюдателей повышается восприимчивость. — Он недоверчиво покачал головой, явно не веря в особую Варькину сенситивность, — Ты могла увидеть эфирное тело. Проекцию… материализацию…
   — Чего? — недоверчиво проговорила Варвара.
   — Ну, грубо говоря, привидение.
   — Кусты шевелились, — напомнила Варвара.
   — А ты про полтергейст никогда не слышала?
   — А ты никогда не слышал про принцип Оккама? — вдруг ни с того ни с сего разозлился Артем. — О том, что сущности не следует умножать без необходимости. Она могла просто животное какое-то увидеть…
   — Могла, — неохотно согласился Вадим.
   Ему, подумала Варвара, не хотелось, чтобы это было животное. Ему хотелось, чтобы она увидела либо зеленого человечка в серебристом костюме, либо, на худой конец, эфирную проекцию потусторонней субстанции — грубо говоря, привидение.
   Убрали остатки пиршества, хозяйственный Пудик частью собрал, частью закопал, частью сжег мусор, присыпал песком костер — скорее по привычке, чем по необходимости. Похоже, он не прочь был по старой походной традиции загасить костер другим способом, но постеснялся — то ли Меланюка, то ли их с Лерой.
   Они обогнули мыс, причудливо окаймленный розовыми валунами, и двинулись к черневшему на косогоре поселку, — лишь в одной-единственной угрюмовской избе горел свет.
   Дом вырос из тумана, точно покинутый старый корабль. Темное нутро не обещало ни тепла, ни покоя, но Варвара помнила и о наколотой щепе, и о чайнике на плите, и о разрисованной цветами печке — этом алтаре, призванном умилостивить духов огня и домашнего очага…
   Анджей, который шел впереди, остановился. Так резко, что Варвара воткнулась носом ему в лопатки.
   Девушка стояла по колено в траве, прислонившись к темным лоснящимся бревнам, стояла, испуская яркий, ровный и в то же время полупрозрачный, молочный внутренний свет. Белое платье, короткие белые волосы, белая кожа, спокойные, светлые, северные глаза. Неожиданное ее появление, сама нереальность ее казались подтверждением теории Шерстобитова об эфирных телах. Впрочем, когда Варвара подошла поближе, выяснилось, что незнакомка вполне вещественна — высокая крепкая грудь так распирала серебристую, отсвечивающую ткань платья, что та, казалось, вот-вот лопнет.
   Ах, это платье — оно тоже обмануло, казалось сотканным из воды и тумана, а превратилось в импортную тягучую синтетику. Крепкие ноги с тонкими сильными щиколотками аккуратно упакованы в светлые туфли-лодочки, слегка потемневшие от росы и припачканные травяной зеленью.
   Наверняка местная, подумала Варвара. По какому-то неписаному закону городские, стоит им лишь отказаться на воле, тут же радостно натягивают на себя если не обноски, которые в городе и примерить-то стыдно, то в лучшем случае, джинсы или рейтузы, штормовки или куртки, тогда как местные модницы, с презрением оглядывая пришлых нерях, щеголяют в изящных шерстяных пальто и сапожках на молнии.
   Да, точно местная, но где она раньше скрывалась? В погребе ее, что ли, от развратных студентов прятали?
   Анджей, наконец, пришел в себя.
   — Что я вижу! — воскликнул он, склоняясь в изящном полупоклоне, — откуда ты, прелестное дитя?
   Бледно-розовые, припухшие губы шевельнулись:
   — Из Питера.
   — Правда? — восхитился Анджей, — а я из Варшавы. То есть, родился я там. При военной академии.
   — Да-а? — подняла брови валькирия, — прямо в академии и родился? Я-то, если честно, здешняя. А в Питере учусь. В училище для официантов с английским уклоном.
   — Чего? — ошеломленно пробормотал за спиной у Варвари Пудик.
   — Ну, иностранцев будем обслуживать. — Она вздохнула, отчего эластичная ткань платья натянулась еще больше, и даже слегка затрещала
   Пудик отчетливо хихикнул.
   — Ага, — согласился Анджей, — спецобслуживание. Как тебя зовут, фея озера?
   — Авелина, — отозвалась фея озера.
   И почему это, гадала Варвара, пристрастие к звучным именам пустило корни именно среди сельских жителей?
   — Ну и как же ты тут очутилась, Авелина? Прилетела на белых крыльях?
   — Мишка Кологреев на моротке подвез, — прозаически пояснила Авелина, — меня подвез, а сам дальше подался, на рыбзавод. Гниль там жаберная завелась.
   — Понятно, — глубокомысленно проговорил Анджей, — жаберная гниль.
   Авелина отделилась от стены. В молочных сумерках казалось, что она совсем не отбрасывает тени. Она встала, чуть наклонив голову на бок, разглядывая их — только мужчин, спокойно, неторопливо, внимательно… Ни Варвару, ни Леру она словно и не заметила. Светлый прозрачный взгляд миновал Артема, рассеянно проскользнул мимо Меланюка, чуть задержался на Пудике, остановился на Анджее… Девушка сделала чуть заметный, плавный, ленивый шаг и как-то сразу оказалась рядом с Анджеем — тот непроизвольно тоже придвинулся к ней, точно она потянула за невидимую нить…
   Лера пожала плечами и, высоко подняв голову, проследовала в дом.
   — Я чего тут стою, — пояснила Авелина, простодушно хлопнув золотистыми ресницами, вслед узкой и подчеркнуто прямой удаляющейся Лериной спине, — сигаретки не найдется? Только пошли, спрячемся куда-нибудь, а то отец поймает с сигаретой — убьет.
   Анджей великолепным жестом вытащил из кармана пачку Мальборо и массивную зажигалку.
   — Прошу, — поднес огонек, — а кто у нас папенька?
   — Так Угрюмов же Иван Иваныч… — проговорила фея, изящно округлив розовые губы и выпуская колечко дыма, которое тут же смешалось с наползающим с моря туманом, — Жаль, не с ментолом… Я с ментолом люблю…
   — Ага, жаль, — Анджей, скользнул взглядом по плавным округлостям, — пошли, посидим в укромном местечке, а то он такой… убьет… А я, знаете ли, ясновельможная пани, почти иностранец…
   Он аккуратно взял Авелину под локоть и повел по тропинке. Варвара глядела, как удаляется, растворяется в холодном морском сиянье белое платье Авелины.
   — Вот понтярщик, — брезгливо проговорил Пудик, — Пошли, братцы, что ли? Вон как на пижона нашего накатило.
   — Это не он, — вздохнула Варвара, оборачиваясь. Удаляющая фигура Авелины все еще отзывалась молочным светом в самом сердце тумана, — это она… Она позвала, и он пошел… Ты разве не видел?
   Ну и дела, думала она, нашлась, значит, и на старуху проруха. И где? В глуши голимой, можно сказать… Леру, впрочем, даже жалко стало. А жалеть, — с горечью констатировала она, — гораздо приятней, чем завидовать.
   — Пустой он человек, — бормотал Артем, поднимаясь на крыльцо, — пустой… И как она не видит?
   — Ничего себе! — удивилась Варвара, — так ты и вправду втрескался…
   — Я не знаю такого слова — втрескался — холодно отозвался Артем.
   Тихие книжные мальчики всегда выбирают самых ярких, самых популярных девушек. Как правило, уже кем-то занятых. Интересно, почему — чтобы больше помучиться?
   Меланюк распахнул дверь — из сеней дохнуло сыростью.
   — Ну, — сказал он, — вот мы и дома.
 

***

 
   Лера независимо прошла через комнату и села за стол.
   Ага, подумала Варвара.
   Сама она решительно двинулась к плите — есть никто не хотел, но все хором захотели чаю. И всем было как-то неловко, как бывает, когда вместе собираются несколько малознакомых людей. И сразу разойтись по комнатам неудобно, и говорить не о чем.
   В дверь постучали.
   Лера быстро обернулась, глаза ее сощурились, затем снова приняли демонстративно равнодушное выражение.
   Это не Анджей, подумала Варвара, — он не стал бы стучать. Не в его характере.
   — Да? — громко сказал Меланюк.
   Он автоматически чувствует себя старшим — и ведет себя как старший. Забавно — руководитель-то формально Шерстобитов.
   В сенях появился Угрюмов. В дождевике и сапогах он топтался на пороге. Наверно, пришел посмотреть, как мы устроились, подумала Варвара, но что-то было явно не так. Она вгляделась -
   В тусклом свете трепещущей одинокой лампочки Угрюмов выглядел как-то странно — словно и не он вовсе.
   Стремительно постаревший, вылинявший, точно за день нечто вытянуло из него все жизненные силы, изжевало лицо, сгорбило спину.
   Варвара несколько ошарашено хлопала глазами.
   Да это не Угрюмов! — сообразила она наконец. Во всяком случае, не тот Угрюмов.
   Взгляд незнакомца рассеянно блуждал по комнате.
   — Приехали, значит! — мрачно проговорил он.
   — Добрый вечер, — отозвался Меланюк.
   — Какое там добро, — непреклонно возразил двойник Угрюмова, — не будет вам добра.
   Не спрашивая, он пересек комнату и уселся на хлипкий стул, вытянув ноги в грязных кирзачах.
   — Ну, зачем же вы так, — по-прежнему вежливо проговорил Меланюк, — мы никому мешать не собираемся.
   — Кто вас спросит, чего вы там собираетесь, — неопределенно ответил вошедший, — а только, нечего вам тут делать.
   Он вновь оглядел комнату мутным взглядом.
   И этому мы не понравились, — подумала Варвара.
   — За знакомство не хочешь выпить, хозяин? — обратился он уже непосредственно к Меланюку.
   Вот это, с варвариной точки зрения было уже в пределах разумного — понятно, почему человек пришел. Выпить хочет, вот и пришел. А нальют ему, так сразу подобреет.
   Но Меланюк, к ее удивлению, покачал головой.
   — У нас сухой закон, — пояснил он.
   — Это как? — удивился вошедший.
   — Никто не пьет во время полевых исследований.
   — А-а, — протянул тот, — ну, тогда…
   — Погодите, — вмешался Шерстобитов, — спирт будете?
   Ага, подумала Варька, имеем конфликт двух лидеров. Формального и неформального.
   — Нешто ж нет? — удивился тот.
   Принял кружку, сказал:
   — Ну, будем здоровы, хозяин!
   И лихо опрокинул.
   На сей раз, подумала Варвара, он пожелал здоровья лично Шерстобитову. Определился, значит.
   — Федором меня звать.
   — Вадим Анатольевич, — степенно отозвался Шерстобитов, — руководитель экспедиции.
   Ага, подумала Варвара.
   Она покосилась на Меланюка. Тот безразлично уткнулся в старый, траченый мышами, номер Юности.
   — Ну, так будем здоровы, начальник! — вновь пожелал Федор, покосившись на передвижную лабораторию Шерстобитова, — чего изучаете?
   — Фольклор собираем, — к варькиному удивлению пояснил Шерстобитов, — легенды всякие. Вот вы скажите — Варька заметила, как он украдкой пошевелил рукой в кармане. Диктофон у него там! — подумала она, — у вас тут никто не рассказывает истории о… всяких существах, спустившихся с неба, там…
   — Пришельцев, что ли? — посмотрел на него прозрачными глазами Федор.
   — Ну да, — подтвердил Шерстобитов, — пришельцев.
   — Отчего ж не рассказывают, — тот перевел взгляд на флягу со спиртом, — рассказывают. Их тут полным-полно, пришельцев!
   — И вы их видели?
   — Их все видели, — подтвердил Федор, подставляя кружку, — так и я видел. Как-то раз, на межонной луне. Плывут себе, светятся…
   — И?
   — А чего — и? Известно, на контакт они не идут. Не хочут. Так я посмотрел — они пошли себе, и я пошел.
   Издевается он, что ли? — подумала Варька. Шерстобитов, кажется, пришел к тому же выводу, поскольку несколько увял.
   — И когда это было? — переспросил он.
   — Я ж говорю — на межонной луне. — Он помолчал, потом вытянул корявый палец и помахал им перед самым носом Шерстобитова, — ты Анатольич, вот что… Ты манатки свои собирай, и валите отсюда. А то до беды недалеко!
   — До какой беды? — быстро спросил Шерстобитов, играя кнопками в кармане.
   — А такой… — Федор тяжело поднялся, вновь протопал через комнату и, уже в сенях обернулся, — ты это, слышь… двери на ночь запри. И ежли кто стучаться будет, не открывай.
   — Почему? — спросил Меланюк, подняв голову от журнала.
   Федор молча смотрел на него, потом развернулся, бухая сапогами, спустился с крыльца и исчез во тьме.
   — Чего это он? — недоуменно спросил Артем.
   — Ты же слышал, — вздохнула Варвара, — пришельцы тут так и шастают.
   — Не надо было поить его, Вадим, — негромко заметил Меланюк.
   — Это еще почему, — удивился Шерстобитов, — мне важно установить с местными хорошие отношения. Это очень облегчает работу.
   — Ничего это не облегчит. Только хуже будет.
   — Здесь я решаю, — Шерстобитов исподлобья поглядел на Меланюка. — Я планирую экспедицию.
   Варвара с интересом следила за назревавшей схваткой гигантов. Но Меланюк не принял вызова.
   — Да Бога ради, — пожал плечами он, — делайте, что хотите. Я просто немного знаю эти места, вот и все. И людей этих… — Он поднялся. — Ладно, я пошел баиньки. И, кстати, заприте дверь, как он сказал.
   — А это, — в голосе Пудика звучал живейший интерес, — если, типа пан Анджей вернется?
   — Постучит, откроете, — отрезал Меланюк.

День второй

***

 
   Варвара тихонько, чтобы не разбудить Леру, натянула свитер и побрела вниз. Там Пудик, присев на корточки, разжигал плиту.
   — Ты это, — сказал он, увидев Варвару, — за молоком бы сходила. Вон, банку возьми…
   — Так они, наверно, спят еще.
   — В деревне? — удивился Пудик, — Они еще по темноте встают. А вот Лерка наверняка дрыхнет.
   — Ага…
   — Завтрак ты будешь готовить?
   — Ты воду только поставь. А ребята где?
   — Вадька ушел. Взял камеру какую-то хитрую и отправился — с утра пораньше. Снимать невидимые сущности. Он Анджея будил — тот только ногой отпихивался. Ох, и злился же начальничек! Меланюк, правда, за ним увязался — рассвет над заливом встречать.
   — А Анджей когда вернулся?
   — Да как Федор ушел, так и вернулся. Злющий!!! Ты не слышала, что ли?
   — Да я сразу заснула.
   — Передышала с непривычки. Кислородная интоксикация.
   — А Темка где?
   — Бардака кормит твой Темка. Нашей общей тушенкой, между прочим. Пес-то всю ночь провыл, может, жрать хочет.
   — Я тоже хочу, — опечалилась Варвара.
   — Вот принесешь молочка, кашку и сваришь… А, пан проснулись!
   Анджей в великолепной белой рубашке с отложным воротничком и тончайшем пуловере нарисовался в горнице.
   — Я тоже, — сказал он.
   — Что — тоже?
   — За молоком.
   — Она и без тебя донесет. А ты лучше за водой сходи.
   — Ладно, — пожал плечами Анджей и вышел вслед за Варькой.
   Вместо того, чтобы взять в сенях ведро, он сунул руки в карманы и, посвистывая, двинулся следом. Варьке казалось, что при этом он с затаенной ухмылкой смотрит ей в спину.
   — Ты чего? — на всякий случай спросила она.
   — Ничего. Ты за молоком идешь? Вот и иди себе!
   Я для него не существую, подумала она. В смысле, как женщина. Вроде бы и неприятный тип этот Анджей, а все равно обидно. Вдобавок, она слишком отчетливо ощущала, как ее сапоги тяжело бухают по деревянному настилу.
   — А что за невидимые сущности Шерстобитов фотографирует? — спросила она быстро.
   Анджей не ответил.
   — Анджей!
   — Ну чего?
   — Я спрашиваю, что он фотографирует?
   — Да так, — сказал Анджей ей в затылок, — при съемке фотовспышкой на пленке выявляется рефлекс. Непонятного происхождения. Ясно?
   — Нет, — ответила Варвара из принципа.
   На деле ей хотелось со всем согласиться, чтобы он заткнулся, и перестал разговаривать с ней в таком снисходительном тоне. Зря я вообще с ним заговорила.
   — Ну, очертания гигантской фигуры гуманоида или конструктов типа гантели, парящей в воздухе.
   — А-а! — протянула Варвара, — А как?
   — Что — как? — равнодушно переспросил Анджей.
   — Как это получается, если их простым глазом не видно?
   — А я откуда знаю?
   Нести литровую банку было неудобно и она ругала себя за то, что не захватила пакетик с ручками. По обе стороны улицы из-за зарослей бурьяна на нее таращились черные окна молчаливых домов.
   Угрюмовский двор тоже был пуст. Впрочем, ей показалось, что в одном из окон шевельнулась занавеска.
   Анджей небрежно отодвинул ее плечом и прошел в калитку. Она смотрела, как он прошел по дорожке, небрежно пнув носком кроссовки выросший за ночь моховик, как легко взбежал на крыльцо.
   — Эй, — он постучал по двери, — Хозяева!
   Молчание.
   — Анджей, — нерешительно проговорила она, — может, пойдем?
   Ну его в самом деле, это молоко.
   Кто— то дотронулся до ее плеча.
   Она подпрыгнула на месте и резко обернулась — сзади стоял вчерашний Федор. Вид у него был помятый. И как это он умудрился подобраться так бесшумно?
   — Ты кто, девка? — мрачно спросил он.
   — Здрасьте, — удивилась Варвара, — вы же вчера к нам приходили!
   — Мало ли куда я приходил, — неопределенно ответил Федор, — а тебе я вот что, девка, скажу, — он с неожиданной силой вцепился ей в плечо, обдавая кислым запахом перегара, — убирались бы вы отсюда, а? Пока целы?
   Варька вежливо высвободилась, стараясь дышать в сторону.
   — Да что с нами может случиться?
   — Да то, что и с остальными.
   — Так ведь съехали все отсюда, Федор Иваныч. Просто съехали и все.
   — Это кто тебе сказал? Иван?
   — Так ведь отовсюду уехали. Вон их сколько, по дороге, деревень брошенных!
   — А я тебе, девка, вот что скажу, — дохнул ей Федор совсем уж в ухо, — ты вот…
   — Брось, дядя Федор! Опять за свое…
   Федор разжал руку, пробормотал что-то себе под нос и боком, как краб, взбежал на крыльцо и нырнул в дом. Анджея он при этом задел плечом, но, кажется, совершенно не заметил.
   Варвара обернулась. У калитки стояла Авелина — на сей раз в ладном брючном костюмчике и облегающих тугие икры коротких сапогах. Глаза чуть припухшие, лицо свежее, но ничего запредельного — обычная девушка, складненькая. Быть может, она волшебным образом способна меняться лишь под мужскими взглядами.
   — Чего это он? — осторожно осведомилась Варвара.
   — Не обращай внимания, — отмахнулась та, — он всегда так — когда выпьет. Это еще по мелочи… А вот когда чертей зеленых пошел топором рубить… вот шуму-то было. Вы батю ищете? Так он на рыбзавод поехал.
   Анджей сбежал с крыльца.
   Точно — сквозь нежную кожу Авелины стало проступать неуловимое сияние.
   — Розой тебя увенчать бы хотел я, прекрасная панна! Белою розой, сияющей, точно твои голубые пресветлые очи! Но за неимением в здешней глуши приличного розария, удовольстуйся вот этим!
   Он сорвал растущий поблизости стебель чертополоха с растрепанным бутоном и, упав на одно колено, протянул Авелине. Выглядело это вполне несерьезно — дурачится парень, но Варвара увидела, что руки Анджея, ободранные о колючки, кровоточили.
   Авелина молча пожала плечами и отступила на шаг. Анджей остался стоять на коленях, — вид у него при этом был самый дурацкий, как с удовольствием отметила про себя Варвара.
   — Так я говорю — нет бати дома, — пояснила та вновь.
   — Мы за молоком.
   — А-а! Погоди, я сейчас.
   Анджей поднялся с колен. Стебель он отбросил в сторону и теперь раздраженно отряхивал джинсы, припачканные зеленью.