Страница:
Но во всяком случае с уверенностью можно сказать, что гунны, потревожившие относительное спокойствие Европы, пришли не с севера Европы и не из Причерноморья. Это было племя азиатское и кочевое, о чем говорит и его образ жизни, и внешний вид, известные из описаний современников. Во внешности гуннов явно проглядывают черты монголоидной примеси: малорослые, сухопарые, безбородые, «с дырами вместо глаз»[344]. Но об их продвижении до Танаиса – Дона римские авторы знали очень мало, как и вообще о народах, которые там жили. Известно, что на Кавказ гунны пришли в 360—370 гг. и в конце IV в. они прорвались через Дербент в Закавказье и оттуда посягали на центр Сирии, Антиохию.
В течение долгого пути с предгорий Тянь-Шаня в Европу Гуннский союз вбирал в себя все новые и новые племена, как позже происходило и с монголами. Это отразилось в легенде о происхождении гуннов, записанной Иорданом, в которой он связывает их этногенез и с готами:
«Король готов Филимер… вступил в Скифские земли (Северное Причерноморье. – Е.Г.). Он обнаружил среди своего племени несколько женщин-колдуний… Сочтя их подозрительными, он прогнал их далеко от своего войска и, обратив их таким образом в бегство, принудил блуждать в пустыне. Когда их, бродящих по бесплодным пространствам, увидели нечистые духи, то в их объятиях соитием смешались с ними и произвели это свирепейшее племя, которое жило сначала среди болот…»[345]
Ко времени появления гуннов в Восточной Европе было два сильных объединения: Аланский и Готский племенные союзы. Они вели уже полуоседлый образ жизни, и нашествие «зверино-диких» кочевников привело их в смятение и вызвало внутренние распри. Например, Аммиан Марцеллин сообщает, что могущественный король готов Германарих наложил на себя руки, поняв, что сопротивление бесполезно.
Аланский союз, в который входили и роксоланы, попытался сопротивляться. Встреча произошла, очевидно, еще восточнее Дона, где селилась часть ираноязычных племен. Но сделать это было весьма трудно из-за непрочной организации союза. По словам того же Аммиана, в него входили очень разные народы, отделенные друг от друга обширными пространствами и бродившие по неизмеримым степям, как номады[346]. Здесь же Аммиан рассказывает и о том, как выглядели аланы: они отличались светлыми волосами, высоким ростом, быстрой реакцией и устрашающим видом из-за свирепости во взгляде. Иордан еще отмечает, что аланские племена были равны гуннам в бою, но отличались от них «общей человечностью» традиций. Это их, очевидно, и подвело, как обычно бывает при встрече относительно высокой культуры с воинственными дикарями. Часть аланских племен двинулась под напором гуннов на запад, побуждая к тому же находившихся на их пути готов, вандалов, свавов. Еще одна группа присоединилась к гуннам. Что сделали другие участники Аланского союза – из письменных источников мы не знаем, поскольку латинских книжников другие, тем более отдаленные от них народы, интересовали в то неспокойное время только в связи с проблемами разваливающейся Империи.
Оставшиеся без вождя готы для разросшегося Гуннского союза не представляли преграды. И перейдя Днестр, гунны оказались на Дунае уже в виде сложного объединения, в котором «европейцев» было больше, чем «азиатов». Одни племена, как остроготы («восточные готы»), гепиды, часть ругов являлись военным подкреплением гуннам. Другие обеспечивали союз данью и снабжали войско продуктами. Сами завоеватели постепенно смешивались с покоренными, перенимая их язык и обычаи. Ближайшие потомки современников событий – Приск и Иордан – сообщают, что напиток гуннов назывался «медос», а тризна по умершему – «страва». Это свидетельствует о наличии в рядах гуннов славян. В V в. гуннские вожди носили уже имена покоренных народов – аланские, готские и другие. Да и другие племена стали перенимать имена один у другого, о чем также сообщает Иордан. Начался неотвратимый процесс взаимной ассимиляции, появления новых этносов. Поэтому несмотря на существующие письменные источники, восстановить этническую историю времен Великого переселения очень трудно.
Не сильно поможет и археология, во всяком случае, на данном этапе развития. Для более или менее объективного исследования археологических памятников и их этнической интерпретации нужно найти стационарные поселения или же (если это касается кочевников) – хотя бы могильники. При постоянном перемещении культурный слой не успевал образовываться. Едва основав поселение, жители вынуждены были переходить на новое место. Поэтому находки этой эпохи случайны и определить их этническую принадлежность очень трудно.
Однако именно на Великое переселение народов приходятся первые, весьма смутные, упоминания этнонима «рус» в Восточной Европе.
Народ «рос» по соседству с амазонками и в борьбе с Германарихом
Русы-рухсы на Кавказе в археологии и письменных источниках
В течение долгого пути с предгорий Тянь-Шаня в Европу Гуннский союз вбирал в себя все новые и новые племена, как позже происходило и с монголами. Это отразилось в легенде о происхождении гуннов, записанной Иорданом, в которой он связывает их этногенез и с готами:
«Король готов Филимер… вступил в Скифские земли (Северное Причерноморье. – Е.Г.). Он обнаружил среди своего племени несколько женщин-колдуний… Сочтя их подозрительными, он прогнал их далеко от своего войска и, обратив их таким образом в бегство, принудил блуждать в пустыне. Когда их, бродящих по бесплодным пространствам, увидели нечистые духи, то в их объятиях соитием смешались с ними и произвели это свирепейшее племя, которое жило сначала среди болот…»[345]
Ко времени появления гуннов в Восточной Европе было два сильных объединения: Аланский и Готский племенные союзы. Они вели уже полуоседлый образ жизни, и нашествие «зверино-диких» кочевников привело их в смятение и вызвало внутренние распри. Например, Аммиан Марцеллин сообщает, что могущественный король готов Германарих наложил на себя руки, поняв, что сопротивление бесполезно.
Аланский союз, в который входили и роксоланы, попытался сопротивляться. Встреча произошла, очевидно, еще восточнее Дона, где селилась часть ираноязычных племен. Но сделать это было весьма трудно из-за непрочной организации союза. По словам того же Аммиана, в него входили очень разные народы, отделенные друг от друга обширными пространствами и бродившие по неизмеримым степям, как номады[346]. Здесь же Аммиан рассказывает и о том, как выглядели аланы: они отличались светлыми волосами, высоким ростом, быстрой реакцией и устрашающим видом из-за свирепости во взгляде. Иордан еще отмечает, что аланские племена были равны гуннам в бою, но отличались от них «общей человечностью» традиций. Это их, очевидно, и подвело, как обычно бывает при встрече относительно высокой культуры с воинственными дикарями. Часть аланских племен двинулась под напором гуннов на запад, побуждая к тому же находившихся на их пути готов, вандалов, свавов. Еще одна группа присоединилась к гуннам. Что сделали другие участники Аланского союза – из письменных источников мы не знаем, поскольку латинских книжников другие, тем более отдаленные от них народы, интересовали в то неспокойное время только в связи с проблемами разваливающейся Империи.
Оставшиеся без вождя готы для разросшегося Гуннского союза не представляли преграды. И перейдя Днестр, гунны оказались на Дунае уже в виде сложного объединения, в котором «европейцев» было больше, чем «азиатов». Одни племена, как остроготы («восточные готы»), гепиды, часть ругов являлись военным подкреплением гуннам. Другие обеспечивали союз данью и снабжали войско продуктами. Сами завоеватели постепенно смешивались с покоренными, перенимая их язык и обычаи. Ближайшие потомки современников событий – Приск и Иордан – сообщают, что напиток гуннов назывался «медос», а тризна по умершему – «страва». Это свидетельствует о наличии в рядах гуннов славян. В V в. гуннские вожди носили уже имена покоренных народов – аланские, готские и другие. Да и другие племена стали перенимать имена один у другого, о чем также сообщает Иордан. Начался неотвратимый процесс взаимной ассимиляции, появления новых этносов. Поэтому несмотря на существующие письменные источники, восстановить этническую историю времен Великого переселения очень трудно.
Не сильно поможет и археология, во всяком случае, на данном этапе развития. Для более или менее объективного исследования археологических памятников и их этнической интерпретации нужно найти стационарные поселения или же (если это касается кочевников) – хотя бы могильники. При постоянном перемещении культурный слой не успевал образовываться. Едва основав поселение, жители вынуждены были переходить на новое место. Поэтому находки этой эпохи случайны и определить их этническую принадлежность очень трудно.
Однако именно на Великое переселение народов приходятся первые, весьма смутные, упоминания этнонима «рус» в Восточной Европе.
Народ «рос» по соседству с амазонками и в борьбе с Германарихом
Подтверждение данным археологии и лингвистики о русах в Северном Причерноморье и Крыму VI – VII вв. можно найти и в письменных источниках. Впервые народ Hros упоминается в сирийской хронике Псевдо-Захарии VI в. в причерноморских степях по соседству с амазонками и другими скифо-сарматскими племенами. Все народы, о которых говорит в данном случае хроника, находятся за «Каспийскими воротами» (так называли Дербент) к северу от Кавказа в «гуннских пределах»:
«Анвар, себир, бургар, алан, куртаргар, авар, хасар, дирмар, сиругур, баграсик, кулас, абдел, ефталит – эти 13 народов живут в палатках, существуют мясом скота и рыб, дикими зверьми и оружием. В глубь от них (живет) народ амазраты и люди-псы, на запад и на север от них (живут) амазонки, женщины с одной грудью; они живут сами по себе и воюют с оружием и на конях. Мужчин среди них не находится, но если желют прижить, то они отправляются мирно к народам по соседству с их землей и общаются с ними около месяца и возвращаются в свою землю… Соседний с ними народ рос, мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей. Дальше на восток у северных краев еще три черных народа»[347].
Сирийский автор хорошо знал население Северного Кавказа, но о жителях более северных территорий имел туманное представление. Народ рос он помещает на северо-запад от людей – псов и амазонок. Давно установлено, что первое описание амазонок появилось под впечатлением знакомства с кочевыми племенами, у которых существовал поздний матриархат. В таком виде, вероятно, они упоминаются у Геродота (V в. до н. э.). Но впоследствии амазонки стали таким же традиционным географическим сюжетом для развлечения публики, как остров Фуле, люди-псы (кстати, тоже упомянутые еще у Геродота) и загадочная рыба, одного куска которой хватает для фантастического повышения мужской потенции. Описание росов («мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей»), очевидно, почти так же далеко от действительности, как и рассказ об амазонках.
Для автора этого сообщения место жительства росов – это почти край света, где обязаны жить народы-мифы. Поэтому, конечно, бесполезно согласовывать информацию о росах у Псевдо-Захарии с какими-то этнографическими реалиями. Такие попытки обречены на провал.
Но есть и другая версия реконструкции текста сирийца. В настоящее время норманистски настроенные ученые предпочитают (в традициях Г. Бараца и других представителей еврейской историографии) относить этот источник к области мифологии, связывая с библейским именем «Рош» и его неверным переводом в византийской литературе[348]. Но Н. В. Пигулевская, единственный серьезный исследователь этого сообщения, отмечает, что оно взято не из греческих источников[349].
О неком «вероломном племени росомонов» упоминает в рассказе о событиях IV в. н. э. в Причерноморье поздний римский историк Иордан:
«Германарих, корольготов, хотя… и был победителем многих племен, призадумался, однако, с приходом гуннов. Вероломном уже племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племен, подвернулся тут случай повредить ему. Одну женщину из выше названного племени (росомонов), по имени Сунильду, за изменнический уход (от) ее мужа, король (Германарих), движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее, Сари Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть (готов, которую составляли) остроготы; от них везеготы, следуя какому-то своему намерению, уже отделились. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, неперенеся гуннских набегов, скончался на стодесятом году жизни.
Смерть его дала гуннам возможность осилить тех готов, которые… сидели на восточной стороне и назывались остроготами»[350].
Это сообщение относится к последней четверти IV в. н. э. Росомоны представлены как весьма ненадежные союзники-вассалы одного из готских вождей – Германариха. Накануне гуннского нашествия между готами, которых возглавлял Германарих, и росомонами, очевидно, произошел политический разрыв. Ситуация, описанная в приведенном тексте, такова: Германарих подверг жестокой казни жену некоего вождя – Сунильду. Причем неясно, чей это был вождь – росомонский или готский. Высказывалось предположение, что это был готский предводитель Ала фей, но точных данных нет. Он вполне мог быть и готом, поставленным над подчиненным племенем. По крайней мере, он был положительно настроен к готам, чего нельзя сказать о его жене. Ее братья, Сар и Аммий, отомстили за сестру, ранив Германариха в бок.
Сведения Иордана уникальны. Кроме него, об этом народе не упоминает ни один источник, как ни один древний автор не уделяет значительного места «государству Германариха» в Северном Причерноморье. Вот этот факт объяснению поддается легко. Ни одно потестарное объединение времен военной демократии не могло быть стабильным, несмотря на описания Иордана. Он не просто готский историк. Он летописец лишь одного из готских племен, задача которого политизирована в угоду одной племенной группе остроготов. Руководствуясь политическими соображениями, Иордан изложил предание о Германарихе, наполнив его таким содержанием, которое соответствовало современным ему представлениям, штампам, принятым в VI в. при написании истории народов[351]. Об этом свидетельствует попытка Иордана включить в «государство Германариха» почти всю Восточную Европу, а также его желание опровергнуть версию о самоубийстве вождя при появлении гуннской опасности. Однако историю остроготов Иордан знал прекрасно. В данном случае он лишь решил привязать один из ее известных эпизодов к щекотливой политической теме.
Споры об этнической принадлежности росомонов ведутся более двух столетий: их пытались отождествить с роксоланами, герулами, готами, славянами. Интерес вызывает начало слова – рос. Традиционной является иранская этимология этой части этнонима. Б. А. Рыбаков возводит к осетинскому «мойне» (муж) и вторую часть, считая, однако, росомонов славянами[352]. Другой специалист по древнейшей русской истории, А. Г. Кузьмин связывает росомонов с ругами[353].
Иордан упоминает в «Гетике» и роксолан, и ругов в традиционном написании – Aroxolani, Roxolani; Rugi, Rogi. Однако если «роксоланы» упомянуты только дважды в части, заимствованной Иорданом у одного из античных авторов[354], то о ругах историк готов говорит постоянно, и на протяжении всего повествования этот этноним не менялся. В решении этого вопроса может помочь этимология упомянутых Иорданом имен.
Известные иранисты В. И. Абаев и А. Н. Карсанов имена Sarus и Ammius выводят из сармато-аланских наречий (sar – «глава», ama – «могучий»[355]). Единственный «камень преткновения» – имя женщины. «Сунильда» явно происходит из германских языков и обозначает «Лебедь». Но этот факт объясняется, если вспомнить, что она была женой готского или верного готам вождя. Вполне естественно, что, выйдя за – муж, женщина принимает имя или прозвище на наречии мужа.
Учитывая упоминания о роксоланах у античных авторов и народе «рос» у Псевдо-Захарии, а также археологический материал, надо признать, что североиранская принадлежность росомонов Иордана более вероятна. И жили росы-росомоны в IV – VI вв. именно в Северном Причерноморье.
Также в Северном Причерноморье и Крыму фиксируется большое количество топонимов с корнем рос. По нижнему Днепру, на восточном берегу Керченского пролива, в Юго-Западном Крыму античные и ранневизантийские авторы упоминают массу названий с этим корнем[356].
Рядом с Таматархой (Тмутараканью) в начале II тысячелетия н. э., по сообщению византийских и арабских источников, находился город Русия. Этот пласт, несомненно, связан с проблемой Азово-Причерноморской Руси. О. Н. Трубачев, изучив гидронимию Юго-Восточной Европы, пришел к заключению, что междуречье Северского Донца и Дона (область салтово-маяцкой культуры) и Приазовье можно назвать единым гидронимическим ареалом. Эту территорию лингвист связывает с Азово-Черноморской Русью[357]. Топонимы и гидронимы Северного Причерноморья и Подонья О. Н. Трубачев считает в основе индоиранскими (реликтовое население Причерноморья и Крыма – синды и меоты), однако иранисты отмечают, что приводимым академиком данным можно найти объяснения и в североиранских языках.
Как данные археологии, так и сведения письменных источников относятся в основном к первой половине I тысячелетия н. э. (топонимию датировать крайне сложно). Единственное, что не позволяет напрямую вывести русов салтовской культуры из Крыма и Северного Причерноморья, – отсутствие в аланских памятниках этой территории керамики, идентичной салтово-маяцкой и ее ближайшим прототипам.
«Анвар, себир, бургар, алан, куртаргар, авар, хасар, дирмар, сиругур, баграсик, кулас, абдел, ефталит – эти 13 народов живут в палатках, существуют мясом скота и рыб, дикими зверьми и оружием. В глубь от них (живет) народ амазраты и люди-псы, на запад и на север от них (живут) амазонки, женщины с одной грудью; они живут сами по себе и воюют с оружием и на конях. Мужчин среди них не находится, но если желют прижить, то они отправляются мирно к народам по соседству с их землей и общаются с ними около месяца и возвращаются в свою землю… Соседний с ними народ рос, мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей. Дальше на восток у северных краев еще три черных народа»[347].
Сирийский автор хорошо знал население Северного Кавказа, но о жителях более северных территорий имел туманное представление. Народ рос он помещает на северо-запад от людей – псов и амазонок. Давно установлено, что первое описание амазонок появилось под впечатлением знакомства с кочевыми племенами, у которых существовал поздний матриархат. В таком виде, вероятно, они упоминаются у Геродота (V в. до н. э.). Но впоследствии амазонки стали таким же традиционным географическим сюжетом для развлечения публики, как остров Фуле, люди-псы (кстати, тоже упомянутые еще у Геродота) и загадочная рыба, одного куска которой хватает для фантастического повышения мужской потенции. Описание росов («мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей»), очевидно, почти так же далеко от действительности, как и рассказ об амазонках.
Для автора этого сообщения место жительства росов – это почти край света, где обязаны жить народы-мифы. Поэтому, конечно, бесполезно согласовывать информацию о росах у Псевдо-Захарии с какими-то этнографическими реалиями. Такие попытки обречены на провал.
Но есть и другая версия реконструкции текста сирийца. В настоящее время норманистски настроенные ученые предпочитают (в традициях Г. Бараца и других представителей еврейской историографии) относить этот источник к области мифологии, связывая с библейским именем «Рош» и его неверным переводом в византийской литературе[348]. Но Н. В. Пигулевская, единственный серьезный исследователь этого сообщения, отмечает, что оно взято не из греческих источников[349].
О неком «вероломном племени росомонов» упоминает в рассказе о событиях IV в. н. э. в Причерноморье поздний римский историк Иордан:
«Германарих, корольготов, хотя… и был победителем многих племен, призадумался, однако, с приходом гуннов. Вероломном уже племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племен, подвернулся тут случай повредить ему. Одну женщину из выше названного племени (росомонов), по имени Сунильду, за изменнический уход (от) ее мужа, король (Германарих), движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее, Сари Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть (готов, которую составляли) остроготы; от них везеготы, следуя какому-то своему намерению, уже отделились. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, неперенеся гуннских набегов, скончался на стодесятом году жизни.
Смерть его дала гуннам возможность осилить тех готов, которые… сидели на восточной стороне и назывались остроготами»[350].
Это сообщение относится к последней четверти IV в. н. э. Росомоны представлены как весьма ненадежные союзники-вассалы одного из готских вождей – Германариха. Накануне гуннского нашествия между готами, которых возглавлял Германарих, и росомонами, очевидно, произошел политический разрыв. Ситуация, описанная в приведенном тексте, такова: Германарих подверг жестокой казни жену некоего вождя – Сунильду. Причем неясно, чей это был вождь – росомонский или готский. Высказывалось предположение, что это был готский предводитель Ала фей, но точных данных нет. Он вполне мог быть и готом, поставленным над подчиненным племенем. По крайней мере, он был положительно настроен к готам, чего нельзя сказать о его жене. Ее братья, Сар и Аммий, отомстили за сестру, ранив Германариха в бок.
Сведения Иордана уникальны. Кроме него, об этом народе не упоминает ни один источник, как ни один древний автор не уделяет значительного места «государству Германариха» в Северном Причерноморье. Вот этот факт объяснению поддается легко. Ни одно потестарное объединение времен военной демократии не могло быть стабильным, несмотря на описания Иордана. Он не просто готский историк. Он летописец лишь одного из готских племен, задача которого политизирована в угоду одной племенной группе остроготов. Руководствуясь политическими соображениями, Иордан изложил предание о Германарихе, наполнив его таким содержанием, которое соответствовало современным ему представлениям, штампам, принятым в VI в. при написании истории народов[351]. Об этом свидетельствует попытка Иордана включить в «государство Германариха» почти всю Восточную Европу, а также его желание опровергнуть версию о самоубийстве вождя при появлении гуннской опасности. Однако историю остроготов Иордан знал прекрасно. В данном случае он лишь решил привязать один из ее известных эпизодов к щекотливой политической теме.
Споры об этнической принадлежности росомонов ведутся более двух столетий: их пытались отождествить с роксоланами, герулами, готами, славянами. Интерес вызывает начало слова – рос. Традиционной является иранская этимология этой части этнонима. Б. А. Рыбаков возводит к осетинскому «мойне» (муж) и вторую часть, считая, однако, росомонов славянами[352]. Другой специалист по древнейшей русской истории, А. Г. Кузьмин связывает росомонов с ругами[353].
Иордан упоминает в «Гетике» и роксолан, и ругов в традиционном написании – Aroxolani, Roxolani; Rugi, Rogi. Однако если «роксоланы» упомянуты только дважды в части, заимствованной Иорданом у одного из античных авторов[354], то о ругах историк готов говорит постоянно, и на протяжении всего повествования этот этноним не менялся. В решении этого вопроса может помочь этимология упомянутых Иорданом имен.
Известные иранисты В. И. Абаев и А. Н. Карсанов имена Sarus и Ammius выводят из сармато-аланских наречий (sar – «глава», ama – «могучий»[355]). Единственный «камень преткновения» – имя женщины. «Сунильда» явно происходит из германских языков и обозначает «Лебедь». Но этот факт объясняется, если вспомнить, что она была женой готского или верного готам вождя. Вполне естественно, что, выйдя за – муж, женщина принимает имя или прозвище на наречии мужа.
Учитывая упоминания о роксоланах у античных авторов и народе «рос» у Псевдо-Захарии, а также археологический материал, надо признать, что североиранская принадлежность росомонов Иордана более вероятна. И жили росы-росомоны в IV – VI вв. именно в Северном Причерноморье.
Также в Северном Причерноморье и Крыму фиксируется большое количество топонимов с корнем рос. По нижнему Днепру, на восточном берегу Керченского пролива, в Юго-Западном Крыму античные и ранневизантийские авторы упоминают массу названий с этим корнем[356].
Рядом с Таматархой (Тмутараканью) в начале II тысячелетия н. э., по сообщению византийских и арабских источников, находился город Русия. Этот пласт, несомненно, связан с проблемой Азово-Причерноморской Руси. О. Н. Трубачев, изучив гидронимию Юго-Восточной Европы, пришел к заключению, что междуречье Северского Донца и Дона (область салтово-маяцкой культуры) и Приазовье можно назвать единым гидронимическим ареалом. Эту территорию лингвист связывает с Азово-Черноморской Русью[357]. Топонимы и гидронимы Северного Причерноморья и Подонья О. Н. Трубачев считает в основе индоиранскими (реликтовое население Причерноморья и Крыма – синды и меоты), однако иранисты отмечают, что приводимым академиком данным можно найти объяснения и в североиранских языках.
Как данные археологии, так и сведения письменных источников относятся в основном к первой половине I тысячелетия н. э. (топонимию датировать крайне сложно). Единственное, что не позволяет напрямую вывести русов салтовской культуры из Крыма и Северного Причерноморья, – отсутствие в аланских памятниках этой территории керамики, идентичной салтово-маяцкой и ее ближайшим прототипам.
Русы-рухсы на Кавказе в археологии и письменных источниках
Происхождение салтовцев от алан Северного Кавказа вызывает гораздо больше вопросов. Археологические находки в Крыму и на Северном Кавказе, которые связывают с генезисом лесостепного варианта салтовской культуры, синхронны. С одной стороны, есть свидетельство путешествовавшего по Северному Кавказу в XIX в. Ю. Клапрота о переселении аланясов с Кавказа на Дон, при этом Клапрот ссылается на осетинские предания и грузинские хроники, но не указывает конкретных источников, а также причин переселения[358]. Это согласуется с гипотезами о северокавказском происхождении носителей лесостепного варианта. Наиболее приемлемой из них является версия С. А. Плетневой об арабском нашествии в первой половине VIII в. как основной причине миграции алан.
Действительно, арабские источники сообщают о ряде походов полководцев халифата на алан Кавказа. Дело в том, что Кавказский хребет тогда попал в сферу интересов набиравшего силу Арабского халифата. Эти горы, особенно их центральная часть, издревле служили естественной границей между странами Восточной Европы и Передней Азии. По ним проходило ответвление Великого Шелкового пути. Закрепиться в Центральном Предкавказье пытался и Сасанидский Иран, а после его падения задача «по наследству» перешла к халифам.
Натиск арабов на Кавказ начался во второй половине VII в. Их основным противником на этом фронте была Византия, традиционно имевшая влияние на закавказские государства. В то время кавказский регион представлял собой скопление независимых «стран», которых, по данным арабских источников, насчитывалось 113. Наиболее сильными из них были Алания и Хазария, с которыми после покорения Закавказья и пришлось бороться арабам. Помощь в битвах с завоевателями иногда оказывала Византия, которая в то время и сама была объектом арабских нашествий (с 715 по 717 г. брат халифа аль-Валида Маслама осаждал Константинополь).
В. А. Кузнецов даже называет Византию, Хазарию и алан «единым антиарабским фронтом»[359], хотя каждая из этих стран преследовала свои цели, и войны с арабами перемежались междоусобными конфликтами. И если в конце VII в. алан еще можно было назвать союзниками хазар, то в 720-е гг. отношения между ними испортились. Например, в 721—722 гг. аланы воевали с хазарами, а в 723—724 гг. пропусти – ли арабов через свои земли к хазарскому Баланджару. В 728/ 729 гг. (110 г. хиджры) Маслама предпринимает большой поход против хазар со стороны Дарьяльского ущелья. Это можно было сделать только при хороших отношениях с аланами. В 730—750-е гг. арабо-аланский союз распался, и полководцы халифата снова напали на Аланию. Конфликт завершился завоеванием в начале 750-х гг. Дарьяла, который еще назывался «Баб аль-Алан» (ворота алан), куда был поставлен арабами гарнизон из особо преданных воинов.
То есть ситуация у кавказских алан была не из легких, но и не настолько катастрофичная, чтобы бежать с насиженных мест. Но давайте на минуту согласимся с позицией С. А. Плетневой. По ходу военных действий видно, что чаще всего с арабами вынуждены были встречаться жители побережий рек Терека и Сунжи (на Тереке, у поворота Большого Кавказского хребта, и располагаются Аланские ворота). Именно они, по логике, и должны были покинуть свои поселения.
Итак, эти события географически должны были коснуться алан, находившихся на трассе Дарьяльского прохода и в окрестностях нынешнего Владикавказа. Но, как заметил В. А. Кузнецов, в археологических памятниках этих мест совершенно отсутствует картина катастрофы и ухода населения. Напротив, наблюдается постоянный прирост жителей и непрерывность в материалах могильников – Чми, Балта, Тарское, Камбилеевский[360]. Кроме то го, и самое главное, археологические комплексы этих памятников несвязаны с генезисом салтовской культуры ни по инвентарю, ни даже по обряду погребения[361]. А именно этот район связывается учеными с выделением и распространением со II – III вв. н. э. дигорского диалекта – языка осов. То есть именно эти аланы и были предками современных осетин. Но кто же тогда оставил могильники и поселения Центрального Предкавказья, которые так похожи на салтовские?
Вообще на территории, которую письменные источники закрепляют в Предкавказье за аланами, исследователи выделяют три основные группы памятников:
1) восточная группа на правом берегу Сунжи, где преобладают подкурганные катакомбы с южной ориентировкой покойных;
2) горы на юге (от Дигории до Приэльбрусья) с преобладанием склеповых сооружений;
3) предгорья в районе Кисловодска с грунтовыми катакомбами (ориентировка различна)[362].
Наиболее близкими к салтовским русам являются катакомбные могильники Кисловодской котловины – по инвентарю и могильник Мокрая Балка (также вблизи Кисловодска) – по форме погребения. Но сходство катакомб Кисловодской котловины по норме площади камеры наблюдается лишь в одном могильнике салтовской культуры – Нижнелубянском, причем частичное[363]. А в катакомбах Мокрой Балки очень мало вещей, характерных для салтовцев, отсутствуют даже весьма популярные на Кавказе салтовские поясные наборы.
Интересен и сам вопрос о происхождении катакомбно-го обряда погребения на Северном Кавказе и связи его с сарматскими и аланскими племенами. Долгое время этномаркирующими признаками алан считались катакомбные захоронения и долихокранный узколицый антропологический тип.
По мнению специалиста по сарматской археологии К. Ф. Смирнова, катакомбы на Северный Кавказ принесли сармат-Аландские племена Поволжья и Приуралья (этот археолог был сторонником сарматского происхождения алан)[364]. Но раскопки 1970—1990-х гг. на Кавказе поставили под сомнение этот тезис. Выяснилось, что катакомбы, считавшиеся характерными только для сармато-алан, распространялись в Центральном Предкавказье со II – I вв. до н. э., когда сарматов Поволжья здесь еще не было. Более того, К. Ф. Смирнов считает невозможным связывать именно этот тип катакомб с Поволжьем. Да и катакомбы Поволжья и Приуралья составляют не более 2 процентов от числа исследованных сарматских погребений. Между тем этот обряд был широко распространен в Северном Причерноморье до появления основной волны сарматов – в могильниках скифских племен и у меотов Прикубанья[365]. По данным В. А. Кузнецова, антропологический тип по – гребенных в катакомбных могильниках Крыма не менялся с первых веков до н. э., задолго до того, как впервые упомянут был этноним алан[366].
Однако этот вопрос еще не может быть решен однозначно: не прослежено прошлое «понтийского» типа до рубежа нашей эры, неизвестно, есть ли параллели ему в сармато-аланской культуре Приаралья II в. до н. э. – IV в. н. э.
К «местным» иранцам относятся и те, кто оставил самый богатый катакомбный могильник Кавказа – Мощевую Балку в Карачаево-Черкессии. Именно сюда В. А. Кузнецов помещает главный город Алании VIII – IX вв., который находился на территории доминирующего племени – Рухс-ас восточных источников[368]. Как же были связаны рухсы Предкавказья и Русский каганат на Дону?
Катакомбные могильники в районе Кисловодска появились в I в. н. э. и существовали непрерывно до VIII в. включительно. Исследователь аланских древностей Северного Кавказа М. П. Абрамова отметила очень любопытную тенденцию: в эпоху формирования аланской культуры на этой территории (IV – V вв.) наблюдается значительное сокращение катакомбных захоронений по сравнению с догуннским временем, появляются сарматские подбойные могильники. Это значит, что люди, хоронившие в грунтовых катакомбах, ушли, когда в этих местах появились гуннские орды (к концу IV в.). Сарматы же Поволжья наоборот были уже союзниками гуннов и помогали им в покорении Кавказа.
Действительно, арабские источники сообщают о ряде походов полководцев халифата на алан Кавказа. Дело в том, что Кавказский хребет тогда попал в сферу интересов набиравшего силу Арабского халифата. Эти горы, особенно их центральная часть, издревле служили естественной границей между странами Восточной Европы и Передней Азии. По ним проходило ответвление Великого Шелкового пути. Закрепиться в Центральном Предкавказье пытался и Сасанидский Иран, а после его падения задача «по наследству» перешла к халифам.
Натиск арабов на Кавказ начался во второй половине VII в. Их основным противником на этом фронте была Византия, традиционно имевшая влияние на закавказские государства. В то время кавказский регион представлял собой скопление независимых «стран», которых, по данным арабских источников, насчитывалось 113. Наиболее сильными из них были Алания и Хазария, с которыми после покорения Закавказья и пришлось бороться арабам. Помощь в битвах с завоевателями иногда оказывала Византия, которая в то время и сама была объектом арабских нашествий (с 715 по 717 г. брат халифа аль-Валида Маслама осаждал Константинополь).
В. А. Кузнецов даже называет Византию, Хазарию и алан «единым антиарабским фронтом»[359], хотя каждая из этих стран преследовала свои цели, и войны с арабами перемежались междоусобными конфликтами. И если в конце VII в. алан еще можно было назвать союзниками хазар, то в 720-е гг. отношения между ними испортились. Например, в 721—722 гг. аланы воевали с хазарами, а в 723—724 гг. пропусти – ли арабов через свои земли к хазарскому Баланджару. В 728/ 729 гг. (110 г. хиджры) Маслама предпринимает большой поход против хазар со стороны Дарьяльского ущелья. Это можно было сделать только при хороших отношениях с аланами. В 730—750-е гг. арабо-аланский союз распался, и полководцы халифата снова напали на Аланию. Конфликт завершился завоеванием в начале 750-х гг. Дарьяла, который еще назывался «Баб аль-Алан» (ворота алан), куда был поставлен арабами гарнизон из особо преданных воинов.
То есть ситуация у кавказских алан была не из легких, но и не настолько катастрофичная, чтобы бежать с насиженных мест. Но давайте на минуту согласимся с позицией С. А. Плетневой. По ходу военных действий видно, что чаще всего с арабами вынуждены были встречаться жители побережий рек Терека и Сунжи (на Тереке, у поворота Большого Кавказского хребта, и располагаются Аланские ворота). Именно они, по логике, и должны были покинуть свои поселения.
Итак, эти события географически должны были коснуться алан, находившихся на трассе Дарьяльского прохода и в окрестностях нынешнего Владикавказа. Но, как заметил В. А. Кузнецов, в археологических памятниках этих мест совершенно отсутствует картина катастрофы и ухода населения. Напротив, наблюдается постоянный прирост жителей и непрерывность в материалах могильников – Чми, Балта, Тарское, Камбилеевский[360]. Кроме то го, и самое главное, археологические комплексы этих памятников несвязаны с генезисом салтовской культуры ни по инвентарю, ни даже по обряду погребения[361]. А именно этот район связывается учеными с выделением и распространением со II – III вв. н. э. дигорского диалекта – языка осов. То есть именно эти аланы и были предками современных осетин. Но кто же тогда оставил могильники и поселения Центрального Предкавказья, которые так похожи на салтовские?
Вообще на территории, которую письменные источники закрепляют в Предкавказье за аланами, исследователи выделяют три основные группы памятников:
1) восточная группа на правом берегу Сунжи, где преобладают подкурганные катакомбы с южной ориентировкой покойных;
2) горы на юге (от Дигории до Приэльбрусья) с преобладанием склеповых сооружений;
3) предгорья в районе Кисловодска с грунтовыми катакомбами (ориентировка различна)[362].
Наиболее близкими к салтовским русам являются катакомбные могильники Кисловодской котловины – по инвентарю и могильник Мокрая Балка (также вблизи Кисловодска) – по форме погребения. Но сходство катакомб Кисловодской котловины по норме площади камеры наблюдается лишь в одном могильнике салтовской культуры – Нижнелубянском, причем частичное[363]. А в катакомбах Мокрой Балки очень мало вещей, характерных для салтовцев, отсутствуют даже весьма популярные на Кавказе салтовские поясные наборы.
Интересен и сам вопрос о происхождении катакомбно-го обряда погребения на Северном Кавказе и связи его с сарматскими и аланскими племенами. Долгое время этномаркирующими признаками алан считались катакомбные захоронения и долихокранный узколицый антропологический тип.
По мнению специалиста по сарматской археологии К. Ф. Смирнова, катакомбы на Северный Кавказ принесли сармат-Аландские племена Поволжья и Приуралья (этот археолог был сторонником сарматского происхождения алан)[364]. Но раскопки 1970—1990-х гг. на Кавказе поставили под сомнение этот тезис. Выяснилось, что катакомбы, считавшиеся характерными только для сармато-алан, распространялись в Центральном Предкавказье со II – I вв. до н. э., когда сарматов Поволжья здесь еще не было. Более того, К. Ф. Смирнов считает невозможным связывать именно этот тип катакомб с Поволжьем. Да и катакомбы Поволжья и Приуралья составляют не более 2 процентов от числа исследованных сарматских погребений. Между тем этот обряд был широко распространен в Северном Причерноморье до появления основной волны сарматов – в могильниках скифских племен и у меотов Прикубанья[365]. По данным В. А. Кузнецова, антропологический тип по – гребенных в катакомбных могильниках Крыма не менялся с первых веков до н. э., задолго до того, как впервые упомянут был этноним алан[366].
Катакомбные и ямные захоронения Северного Кавказа III-V в.
Те, кого античные авторы называли сарматами и аланами, реально были весьма разнородны в этническом отношении. На Северном Кавказе известны катакомбы и с брахикранными захоронениями (именно круглоголовость характерна для основной массы сарматских племен). Но более важно, что в этом регионе встречается два долихокранных узколицых типа: с крупной черепной коробкой и средней шириной лица («каспийский») и средне – или длинноголовый узколицый («понтийский»). Первый тип был больше распространен в восточной части Северного Кавказа и связывается выдающимся антропологом М. М. Герасимовой с аланами. Второй – на западе Центрального Предкавказья, и аналоги ему находятся в «меотских» могильниках[367]. «Понтийский» тип считается «местным», принадлежащим еще ираноязычному («позднескифскому», по мнению М. П. Абрамовой) населению первых веков до н. э. В этой связи по-новому можно взглянуть на особую близость салтовских серий скифским и скифо-сарматским черняховского времени и «полей погребений». Крайне важно также, что понтийский тип черепа распространен был и у салтовских русов, и у соседних с ними славян Среднего Поднепровья (в меньшей степени), и у причерноморских русов в Северо-Восточном Крыму VIII – X вв., которых упоминают византийцы.Однако этот вопрос еще не может быть решен однозначно: не прослежено прошлое «понтийского» типа до рубежа нашей эры, неизвестно, есть ли параллели ему в сармато-аланской культуре Приаралья II в. до н. э. – IV в. н. э.
К «местным» иранцам относятся и те, кто оставил самый богатый катакомбный могильник Кавказа – Мощевую Балку в Карачаево-Черкессии. Именно сюда В. А. Кузнецов помещает главный город Алании VIII – IX вв., который находился на территории доминирующего племени – Рухс-ас восточных источников[368]. Как же были связаны рухсы Предкавказья и Русский каганат на Дону?
Катакомбные могильники в районе Кисловодска появились в I в. н. э. и существовали непрерывно до VIII в. включительно. Исследователь аланских древностей Северного Кавказа М. П. Абрамова отметила очень любопытную тенденцию: в эпоху формирования аланской культуры на этой территории (IV – V вв.) наблюдается значительное сокращение катакомбных захоронений по сравнению с догуннским временем, появляются сарматские подбойные могильники. Это значит, что люди, хоронившие в грунтовых катакомбах, ушли, когда в этих местах появились гуннские орды (к концу IV в.). Сарматы же Поволжья наоборот были уже союзниками гуннов и помогали им в покорении Кавказа.