Страница:
XXXV. (1) Он охотно слушал авторов и поэтов, если они произносили не панегирики ему (это он, по примеру Нигра Песценния, считал глупым),[637] а декламировали речи или воспевали деяния древних, но охотнее он слушал, если кто-либо произносил похвальное слово в честь Александра Великого или хороших государей прежних времен, или великих мужей города Рима. (2) Он часто приходил в Атеней,[638] чтобы послушать греческих и латинских риторов и поэтов. (3) Он слушал также судебных ораторов, излагавших дела, которые они вели перед ним или перед префектами Рима. (4) Он председательствовал на состязании, главным образом – на Геркулесовом, в честь Александра Великого.[639] (5) После полудня или в утренние часы он никогда не видался с некоторыми лицами наедине, так как узнал, что они наговорили о нем много лжи, – в частности, Верконий Турин. (6) Прежде он считал его в числе своих друзей, но тот, выдумывая всякие небылицы, бесславил власть Александра, изображая его глупым человеком, которого он держит в своих руках и которому он многое внушает; многих он таким образом убедил в том, что Александр во всем поступает согласно с его указаниями.
XXXVI. (1) Наконец, Александр поймал его, прибегнув к следующей хитрости. Он подослал к Турину одного человека, который должен был при всех просить о чем-то Александра, а тайно искать поддержки у Турина, чтобы тот наедине замолвил за него слово перед Александром. (2) Так и было сделано: Турин обещал свое содействие и сказал, что он кое о чем уже переговорил с императором (хотя на самом деле он ничего не говорил) и что будто бы от него зависит получение желаемого; при этом он назначил цену за успешное окончание дела. Тогда Александр приказал человеку повторить свою просьбу, и Турин, словно занятый чем-то другим, знаками дал понять ему, что дело сделано, а между тем он во дворце ничего не сказал. Просимое было получено, и Турин, продавец дыма, получил огромную награду от человека, чья просьба была удовлетворена. За это Александр приказал предать Турина суду, и, после того как его виновность была доказана показаниями всех свидетелей – как тех, в чьем присутствии он получил взятку, так и тех, кто слышал его обещания, он приказал привязать его к столбу на Проходном форуме и умертвить, напустив на него дым от зажженной соломы и сырых дров, причем глашатай объявил: «Дымом наказывается тот, кто торговал дымом».[640] (3) А чтобы не казалось, что он наложил жестокое наказание за одну провинность, Александр произвел – до осуждения Турина – тщательное расследование и нашел, что Турин часто брал взятки от обеих сторон в судебных делах, благоприятный исход которых он продавал, а также от всех, кто получал руководящие посты или провинции.
XXXVII. (1) Он часто посещал зрелища, но очень скупо одаривал их участников и говорил, что актеров, охотников и возниц следует содержать так, как наших рабов или охотников, или погонщиков мулов, или тех, кто обслуживает наши удовольствия. (2) Стол у него был не слишком обильным и не слишком скудным, но в высшей степени опрятным. Постилались чистые скатерти – чаще с алой полосой, но никогда не золоченые, хотя последние употреблял уже Гелиогабал, а раньше, как утверждают некоторые, – Адриан. (3) На стол ежедневно отпускалось: вина на целый день тридцать секстариев, чистого хлеба – тридцать фунтов, следующего по качеству хлеба для раздачи – пятьдесят фунтов.[641] (4) Он ведь всегда собственноручно выдавал распорядителям стола и хлеб, и порции овощей, мяса, стручков, исполняя роль хозяина дома и действуя при этом вполне зрело, словно старец. (5) Назначалось и тридцать фунтов разного мяса и два петуха. (6) По праздничным дням подавался и гусь, а в январские календы, в гиларии Матери богов,[642] в Аполлоновы игры,[643] в пиршество Юпитера,[644] в сатурналии[645] и тому подобные праздничные дни – фазан,[646] а иногда и два, причем добавлялись еще два петуха. (7) У него ежедневно был к столу заяц – часто его охотничья добыча, но он делился ею с друзьями, особенно с теми, которые, как он знал, не могли иметь ее сами. (8) Богачам он никогда не посылал таких подарков, но всегда сам от них получал. (9) Ежедневно у него было четыре секстария вина, смешанного с медом без перца и два с перцем. Чтобы не растягивать своего изложения перечислением всего того, что Гаргилий, историк его времени, дает во всех подробностях, скажу: все у Александра выдавалось по мерке и счету. (10) Он питал сильное пристрастие к фруктам; они часто подавались у него на десерт, откуда и возникла шутка: у Александра не десерт, а плодородное блюдо.[647] (11) Сам он подкреплялся большим количеством пищи; вина пил не мало и не много, а вполне в меру. (12) Он всегда пил чистую холодную воду, а летом – с вином, приправленным розами;[648] это одно он сохранил из всех видов приправленного вина, употреблявшихся Гелиогабалом.
XXXVIII. (1) И так как я упомянул о зайцах в связи с тем, что у него ежедневно был к столу заяц, то я добавлю следующее. Появилось шутливое стихотворение – вследствие того что многие говорят, будто те, кто поел зайца, бывают красивы в продолжение семи дней. Об этом говорится в эпиграмме Марциала, которую он написал на некую Геллию:
XL. (1) Сам он имел мало шелковых одежд; одежду из чистого шелка он никогда не надевал, а полушелковую[653] никогда не дарил. (2) Он не завидовал ничьему богатству. Бедным помогал. Если он видел, что высокопоставленные люди действительно бедны, не вследствие расточительности и не притворно, он всегда наделял их многими благами – землей, рабами, животными, стадами, сельскохозяйственными орудиями. (3) Хранить одежду в кладовых[654] больше года он никогда не позволял и приказывал немедленно пустить ее в ход. Всю одежду, которую он дарил, он сам осматривал. (4) Все золото и серебро он часто перевешивал. (5) Одновременно с прочей военной одеждой он дарил поножи, брюки и обувь. (6) Он самым тщательным образом следил за тем, чтобы самый яркий пурпур, которого сам он не употреблял, продавался для матрон, имевших возможность и желавших покупать его; поэтому и доныне зовется Александровым тот пурпур, который обычно зовется Пробовым, так как Аврелий Проб, начальник красилен, открыл этот вид пурпуровой улитки. Сам он часто носил алую хламиду.[655] (7) Но в Риме и в городах Италии он был всегда в тоге.[656] (8) Претексту и тогу, украшенную вышивками,[657] он надевал только будучи консулом, притом такую, какую получали из храма Юпитера и другие преторы и консулы. (9) Он надевал претексту и тогда, когда совершал священнодействия, но не в качестве императора, а в качестве великого понтифика. (10) Он был любителем хорошего, и притом чистого, полотна; он говорил: «Если льняное полотно существует для того, чтобы в нем не было никакой шероховатости, то для чего окрашивать полотно пурпуром?». (11) Вводить туда золото он считал даже безумием, так как к шероховатости в этом случае добавляется еще жесткость. Ноги его были всегда в ножных повязках. Брюки[658] он носил белые, а не алые, как это было в обычае раньше.
XLI. (1) Все имевшиеся драгоценные камни он продал и деньги внес в государственную казну, говоря, что драгоценные камни не нужны мужчинам, а матроны царствующего дома должны довольствоваться одной головной сеткой, серьгами, жемчужным ожерельем, венцом, – когда они совершают жертвоприношения, единственным греческим плащом, усыпанным золотом, и цикладой, на которой не больше шести унций золота. (2) Вообще его собственные нравы делали его цензором его времени. Ему подражали вельможи, а его жене – благороднейшие матроны. (3) Придворную прислугу он сократил с таким расчетом, чтобы в отдельных ведомствах было столько человек, сколько требует необходимость, так что сукновальщики, закройщики, пекари, виночерпии, все дворцовые слуги получали не звание, как в свое время установила его та язва,[659] а продовольственный паек, притом в одинарном размере, редко в двойном. (4) Ввиду того, что серебряной посуды у него было не более двухсот фунтов и не слишком много слуг, то, устраивая угощение, он брал столовое серебро, слуг и скатерти у друзей. Так делается и в настоящее время, если в отсутствие императора угощение устраивают префекты. (5) Он никогда не устраивал в качестве развлечения во время пира театральных зрелищ; самой большой забавой были для него игры щенят с поросятами или бой куропаток, или порхание вверх и вниз маленьких галок. (6) У него был в Палатинском дворце один вид развлечения, доставлявший ему величайшее удовольствие и отдых от государственных забот, (7) а именно: он устроил птичники для павлинов, фазанов, кур, уток, а также для куропаток; птицы очень забавляли его, в особенности голуби, которых у него было, говорят, до двадцати тысяч. А чтобы их пропитание не ложилось тяжелым бременем на продовольственные запасы государства, у него были рабы на оброке, которые кормили их на средства, получавшиеся от продажи яиц, цыплят и голубят.
XLII. (1) Термами, как своими, так и построенными прежними императорами, он часто пользовался вместе с народом, главным образом – летом, и возвращался оттуда во дворец в банной одежде; единственным знаком его императорского достоинства было то, что он брал с собой алого цвета плащ. (2) Скороходами[660] были у него только его рабы, причем он говорил, что свободнорожденный должен бегать только на священных состязаниях;[661] повара, пекари, сукновальщики, банщики – только из рабов, если их нехватало, то он покупал новых. (3) При нем получал содержание только один придворный врач; все прочие, которых было до шести, получали продовольственный паек в двойном и тройном размере, притом – по одному хлебу чистому, а остальные иного вида. (4) Выдвигая людей на должность судей, он, по примеру древних, как учит и Цицерон,[662] снабжал их серебром и всем необходимым, так что наместники провинций получали по двадцати фунтов серебра, по шести мулиц, по два мула, по две лошади, по две выходных одежды, по две домашних, одну купальную, сто золотых, одного повара, одного погонщика мулов; если они не были женаты, то – по одной наложнице, так как без последних они не могли обходиться. По сложении с себя должности они должны были возвратить мулиц и мулов, лошадей, погонщиков мулов и поваров, а все прочее сохраняли при себе, если хорошо исполняли свои обязанности; если же – плохо, то возвращали в четверном размере – с добавлением осуждения за казнокрадство или вымогательство.
XLIII. (1) Он установил бесчисленное количество законов. Всем сенаторам он позволил иметь в Риме выложенные серебром парадные колесницы и дорожные повозки,[663] считая важным для римского достоинства, чтобы в них ездили сенаторы столь великого города. (2) Всех назначаемых им консулов, как ординарных, так и сменяющих, он ставил, руководствуясь мнением сената, сокращая их издержки; сроки он установил согласно старинному порядку (либо дни, либо время). (3) Он приказал, чтобы квесторы-кандидаты устраивали народу зрелища на свой счет, но при этом они после квесторства получали преторство, а затем управляли провинциями. (4) Он учредил должность казначеев, которые должны были устраивать зрелища, притом скромные, на средства императорского казначейства. Он намеревался распределить зрелища на весь год так, чтобы зрелище народу давалось в продолжение тридцати дней, но почему он этого не сделал – остается неизвестным. (5) Когда он находился в Риме, то через каждые семь дней он поднимался на Капитолий, часто посещал храмы. (6) Он хотел построить храм Христу и принять его в число богов. Об этом, говорят, думал и Адриан,[664] который приказал построить во всех городах храмы без изображений богов; они и поныне называются храмами Адриана, так как не имеют божества; он, говорят, с этой целью и построил храмы. (7) Но этому воспротивились те, которые, справившись в священных изречениях, нашли, что, если он это сделает, все станут христианами и прочие храмы будут заброшены.
XLIV. (1) Александр был очень мил в своих шутках, любезен в беседах и так приветлив на пирах, что каждый мог требовать себе чего хотел. (2) Золото он старательно собирал, тщательно хранил, ревностно искал, но при этом никого не разорял. (3) Он не хотел, чтобы его называли сирийцем, но хотел считаться потомком римлян и изобразил свою родословную таким образом, что она показывала происхождение его рода от Метеллов.[665] (4) Он установил содержание риторам, грамматикам, врачам, гаруспикам, астрологам, механикам, архитекторам и назначил им аудитории. Он приказал дать им учеников из сыновей бедняков с назначением этим ученикам продовольственного пайка, лишь бы они были свободнорожденными. (5) И в провинциях он выказывал большое уважение к судебным ораторам, многим, о которых было известно, что они вели дела бесплатно, он назначил даже продовольственный паек. (6) Он подтвердил старые и новые законы и сам тщательнейшим образом соблюдал их. Он часто посещал театральные зрелища. (7) Театр Марцелла он хотел восстановить. (8) Многим городам, которые после землетрясения лежали в развалинах, он дал денег из податных сумм на восстановление общественных и частных сооружений. (9) В храмы он никогда не делал вкладов, превышавших четыре или пять фунтов серебра, золота же не давал ни крупицы, ни листика, повторяя про себя стих Персия Флакка:
XLVI. (1) Он назначил содержание помощникам должностных лиц.[669] Впрочем, он часто говорил, что выдвигать нужно тех, кто может вести государственные дела самостоятельно, а не через помощников. При этом он добавлял, что у военных – свой круг деятельности, у образованных людей – свой, и поэтому каждый должен делать то, что знает. (2) Найденные клады он дарил тем, кто их нашел.[670] Если ж клады были значительны, то он предлагал нашедшим поделиться с его домашними слугами. (3) Он обдумывал и делал себе записи – кому он что дал. Если он знал, что кто-нибудь ничего не просил у него или просил немного, чтобы улучшить свое положение, то призывал такого человека и говорил ему: «Почему ты ни о чем меня не просишь? Не хочешь ли ты сделать меня своим должником? Проси, чтобы не жаловаться потом, что ты от меня ничего не получил». (4) В порядке благодеяния он давал то, что не вредило его доброй славе, – имущество наказанных, но при этом никогда не дарил золота, серебра или драгоценных камней, так как все это он вносил в государственную казну,[671] давал он должности начальников в гражданском управлении (но не у воинов), давал и административные посты, относящиеся к прокуратурам. (5) Счетных чиновников он быстро менял, так что никто из них не выслуживал больше года. Даже если они были хороши, он ненавидел их, называя неизбежным злом. Должности наместников, проконсулов и легатов он никогда не давал в качестве благодеяния, но всегда – руководствуясь либо собственным суждением, либо суждением сената.
XXXVI. (1) Наконец, Александр поймал его, прибегнув к следующей хитрости. Он подослал к Турину одного человека, который должен был при всех просить о чем-то Александра, а тайно искать поддержки у Турина, чтобы тот наедине замолвил за него слово перед Александром. (2) Так и было сделано: Турин обещал свое содействие и сказал, что он кое о чем уже переговорил с императором (хотя на самом деле он ничего не говорил) и что будто бы от него зависит получение желаемого; при этом он назначил цену за успешное окончание дела. Тогда Александр приказал человеку повторить свою просьбу, и Турин, словно занятый чем-то другим, знаками дал понять ему, что дело сделано, а между тем он во дворце ничего не сказал. Просимое было получено, и Турин, продавец дыма, получил огромную награду от человека, чья просьба была удовлетворена. За это Александр приказал предать Турина суду, и, после того как его виновность была доказана показаниями всех свидетелей – как тех, в чьем присутствии он получил взятку, так и тех, кто слышал его обещания, он приказал привязать его к столбу на Проходном форуме и умертвить, напустив на него дым от зажженной соломы и сырых дров, причем глашатай объявил: «Дымом наказывается тот, кто торговал дымом».[640] (3) А чтобы не казалось, что он наложил жестокое наказание за одну провинность, Александр произвел – до осуждения Турина – тщательное расследование и нашел, что Турин часто брал взятки от обеих сторон в судебных делах, благоприятный исход которых он продавал, а также от всех, кто получал руководящие посты или провинции.
XXXVII. (1) Он часто посещал зрелища, но очень скупо одаривал их участников и говорил, что актеров, охотников и возниц следует содержать так, как наших рабов или охотников, или погонщиков мулов, или тех, кто обслуживает наши удовольствия. (2) Стол у него был не слишком обильным и не слишком скудным, но в высшей степени опрятным. Постилались чистые скатерти – чаще с алой полосой, но никогда не золоченые, хотя последние употреблял уже Гелиогабал, а раньше, как утверждают некоторые, – Адриан. (3) На стол ежедневно отпускалось: вина на целый день тридцать секстариев, чистого хлеба – тридцать фунтов, следующего по качеству хлеба для раздачи – пятьдесят фунтов.[641] (4) Он ведь всегда собственноручно выдавал распорядителям стола и хлеб, и порции овощей, мяса, стручков, исполняя роль хозяина дома и действуя при этом вполне зрело, словно старец. (5) Назначалось и тридцать фунтов разного мяса и два петуха. (6) По праздничным дням подавался и гусь, а в январские календы, в гиларии Матери богов,[642] в Аполлоновы игры,[643] в пиршество Юпитера,[644] в сатурналии[645] и тому подобные праздничные дни – фазан,[646] а иногда и два, причем добавлялись еще два петуха. (7) У него ежедневно был к столу заяц – часто его охотничья добыча, но он делился ею с друзьями, особенно с теми, которые, как он знал, не могли иметь ее сами. (8) Богачам он никогда не посылал таких подарков, но всегда сам от них получал. (9) Ежедневно у него было четыре секстария вина, смешанного с медом без перца и два с перцем. Чтобы не растягивать своего изложения перечислением всего того, что Гаргилий, историк его времени, дает во всех подробностях, скажу: все у Александра выдавалось по мерке и счету. (10) Он питал сильное пристрастие к фруктам; они часто подавались у него на десерт, откуда и возникла шутка: у Александра не десерт, а плодородное блюдо.[647] (11) Сам он подкреплялся большим количеством пищи; вина пил не мало и не много, а вполне в меру. (12) Он всегда пил чистую холодную воду, а летом – с вином, приправленным розами;[648] это одно он сохранил из всех видов приправленного вина, употреблявшихся Гелиогабалом.
XXXVIII. (1) И так как я упомянул о зайцах в связи с тем, что у него ежедневно был к столу заяц, то я добавлю следующее. Появилось шутливое стихотворение – вследствие того что многие говорят, будто те, кто поел зайца, бывают красивы в продолжение семи дней. Об этом говорится в эпиграмме Марциала, которую он написал на некую Геллию:
(3) Но эти стихи Марциал сочинил против женщины, которая была безобразна, поэт же времени Александра написал на него следующее:
(2) Геллия, зайца всегда ты шлешь мне вместе с приказом:
«Семь наступающих дней будешь красавцем ты, Марк!».
Ежели, Геллия, впрямь правдиво твое указанье,
Значит сама никогда зайца не кушала ты.[649]
(5) Когда один из его друзей сообщил ему эти стихи, он, говорят, ответил на них греческими стихами такого содержания:
(4) Что красив, как ты видишь, наш правитель,
Что родился сирийцем…
Тут причиной охота: ест он зайцев,
Красоты постоянной вот источник.
XXXIX. Когда у него бывали друзья-военные, то, чтобы соблюсти обычай, введенный Траяном,[650] – выпивать после десерта до пяти бокалов вина, он предлагал друзьям только один бокал – в честь Александра Великого, да и то не очень вместительный, разве только кто-нибудь прямо потребует большего – это дозволялось. (2) Делами Венеры он занимался очень умеренно; от продажных мужчин он был до такой степени далек, что даже, как мы сказали выше, хотел предложить против них закон. (3) Во всех районах Рима он устроил общественные зернохранилища, куда сносили свое добро те, кто не имел для хранения его собственных амбаров. (4) Он добавил бани – во всех районах, которые их почему-либо не имели; ведь и ныне еще многие бани называются банями Александра. (5) Он построил прекрасные дома и подарил их своим друзьям – людям, отличавшимся особенной неподкупностью. (6) Государственные подати он уменьшил до такого размера, что те, кто при Гелиогабале платил десять золотых, теперь платили одну треть золотого, то есть тридцатую часть прежнего. (7) Тогда впервые были отчеканены золотые монеты половинного размера.[651] Тогда же, когда подать была уменьшена до одной трети золотого, были отчеканены и трети золотых, причем Александр говорил, что будут и четверти золотых, так как чеканить более мелких монет он не может.[652] (8) Отчеканенные уже четверти золотых он задержал на монетном дворе с тем, чтобы выпустить их, если окажется возможным дальнейшее уменьшение подати. Но так как нужды государства не позволили ему этого, он приказал перелить их и чеканить только трети и цельные золотые. (9) Монеты в два, три, четыре золотых, а также в десять и более, вплоть до фунтовых и сотенных, которые придумал Гелиогабал, Александр приказал перелить и совершенно изъять из употребления. (10) С этого времени монетам и было дано название от металла; Александр говорил, что причиной большей щедрости императора являлось то, что он, имея возможность дать много цельных меньшего размера золотых, но давая их десять и больше в виде одной монеты, тем самым принужден был давать тридцать, пятьдесят и сто золотых.
Что красив, ты считаешь, ваш правитель,
(Сказке следуя пошлой, о несчастный), —
Если вправду считаешь, не сержусь я.
Но прошу тебя, ешь зайчат побольше,
Чтоб душа, исцеляясь от зол, прекрасной
Стала, зависти низкой дух не знал бы.
XL. (1) Сам он имел мало шелковых одежд; одежду из чистого шелка он никогда не надевал, а полушелковую[653] никогда не дарил. (2) Он не завидовал ничьему богатству. Бедным помогал. Если он видел, что высокопоставленные люди действительно бедны, не вследствие расточительности и не притворно, он всегда наделял их многими благами – землей, рабами, животными, стадами, сельскохозяйственными орудиями. (3) Хранить одежду в кладовых[654] больше года он никогда не позволял и приказывал немедленно пустить ее в ход. Всю одежду, которую он дарил, он сам осматривал. (4) Все золото и серебро он часто перевешивал. (5) Одновременно с прочей военной одеждой он дарил поножи, брюки и обувь. (6) Он самым тщательным образом следил за тем, чтобы самый яркий пурпур, которого сам он не употреблял, продавался для матрон, имевших возможность и желавших покупать его; поэтому и доныне зовется Александровым тот пурпур, который обычно зовется Пробовым, так как Аврелий Проб, начальник красилен, открыл этот вид пурпуровой улитки. Сам он часто носил алую хламиду.[655] (7) Но в Риме и в городах Италии он был всегда в тоге.[656] (8) Претексту и тогу, украшенную вышивками,[657] он надевал только будучи консулом, притом такую, какую получали из храма Юпитера и другие преторы и консулы. (9) Он надевал претексту и тогда, когда совершал священнодействия, но не в качестве императора, а в качестве великого понтифика. (10) Он был любителем хорошего, и притом чистого, полотна; он говорил: «Если льняное полотно существует для того, чтобы в нем не было никакой шероховатости, то для чего окрашивать полотно пурпуром?». (11) Вводить туда золото он считал даже безумием, так как к шероховатости в этом случае добавляется еще жесткость. Ноги его были всегда в ножных повязках. Брюки[658] он носил белые, а не алые, как это было в обычае раньше.
XLI. (1) Все имевшиеся драгоценные камни он продал и деньги внес в государственную казну, говоря, что драгоценные камни не нужны мужчинам, а матроны царствующего дома должны довольствоваться одной головной сеткой, серьгами, жемчужным ожерельем, венцом, – когда они совершают жертвоприношения, единственным греческим плащом, усыпанным золотом, и цикладой, на которой не больше шести унций золота. (2) Вообще его собственные нравы делали его цензором его времени. Ему подражали вельможи, а его жене – благороднейшие матроны. (3) Придворную прислугу он сократил с таким расчетом, чтобы в отдельных ведомствах было столько человек, сколько требует необходимость, так что сукновальщики, закройщики, пекари, виночерпии, все дворцовые слуги получали не звание, как в свое время установила его та язва,[659] а продовольственный паек, притом в одинарном размере, редко в двойном. (4) Ввиду того, что серебряной посуды у него было не более двухсот фунтов и не слишком много слуг, то, устраивая угощение, он брал столовое серебро, слуг и скатерти у друзей. Так делается и в настоящее время, если в отсутствие императора угощение устраивают префекты. (5) Он никогда не устраивал в качестве развлечения во время пира театральных зрелищ; самой большой забавой были для него игры щенят с поросятами или бой куропаток, или порхание вверх и вниз маленьких галок. (6) У него был в Палатинском дворце один вид развлечения, доставлявший ему величайшее удовольствие и отдых от государственных забот, (7) а именно: он устроил птичники для павлинов, фазанов, кур, уток, а также для куропаток; птицы очень забавляли его, в особенности голуби, которых у него было, говорят, до двадцати тысяч. А чтобы их пропитание не ложилось тяжелым бременем на продовольственные запасы государства, у него были рабы на оброке, которые кормили их на средства, получавшиеся от продажи яиц, цыплят и голубят.
XLII. (1) Термами, как своими, так и построенными прежними императорами, он часто пользовался вместе с народом, главным образом – летом, и возвращался оттуда во дворец в банной одежде; единственным знаком его императорского достоинства было то, что он брал с собой алого цвета плащ. (2) Скороходами[660] были у него только его рабы, причем он говорил, что свободнорожденный должен бегать только на священных состязаниях;[661] повара, пекари, сукновальщики, банщики – только из рабов, если их нехватало, то он покупал новых. (3) При нем получал содержание только один придворный врач; все прочие, которых было до шести, получали продовольственный паек в двойном и тройном размере, притом – по одному хлебу чистому, а остальные иного вида. (4) Выдвигая людей на должность судей, он, по примеру древних, как учит и Цицерон,[662] снабжал их серебром и всем необходимым, так что наместники провинций получали по двадцати фунтов серебра, по шести мулиц, по два мула, по две лошади, по две выходных одежды, по две домашних, одну купальную, сто золотых, одного повара, одного погонщика мулов; если они не были женаты, то – по одной наложнице, так как без последних они не могли обходиться. По сложении с себя должности они должны были возвратить мулиц и мулов, лошадей, погонщиков мулов и поваров, а все прочее сохраняли при себе, если хорошо исполняли свои обязанности; если же – плохо, то возвращали в четверном размере – с добавлением осуждения за казнокрадство или вымогательство.
XLIII. (1) Он установил бесчисленное количество законов. Всем сенаторам он позволил иметь в Риме выложенные серебром парадные колесницы и дорожные повозки,[663] считая важным для римского достоинства, чтобы в них ездили сенаторы столь великого города. (2) Всех назначаемых им консулов, как ординарных, так и сменяющих, он ставил, руководствуясь мнением сената, сокращая их издержки; сроки он установил согласно старинному порядку (либо дни, либо время). (3) Он приказал, чтобы квесторы-кандидаты устраивали народу зрелища на свой счет, но при этом они после квесторства получали преторство, а затем управляли провинциями. (4) Он учредил должность казначеев, которые должны были устраивать зрелища, притом скромные, на средства императорского казначейства. Он намеревался распределить зрелища на весь год так, чтобы зрелище народу давалось в продолжение тридцати дней, но почему он этого не сделал – остается неизвестным. (5) Когда он находился в Риме, то через каждые семь дней он поднимался на Капитолий, часто посещал храмы. (6) Он хотел построить храм Христу и принять его в число богов. Об этом, говорят, думал и Адриан,[664] который приказал построить во всех городах храмы без изображений богов; они и поныне называются храмами Адриана, так как не имеют божества; он, говорят, с этой целью и построил храмы. (7) Но этому воспротивились те, которые, справившись в священных изречениях, нашли, что, если он это сделает, все станут христианами и прочие храмы будут заброшены.
XLIV. (1) Александр был очень мил в своих шутках, любезен в беседах и так приветлив на пирах, что каждый мог требовать себе чего хотел. (2) Золото он старательно собирал, тщательно хранил, ревностно искал, но при этом никого не разорял. (3) Он не хотел, чтобы его называли сирийцем, но хотел считаться потомком римлян и изобразил свою родословную таким образом, что она показывала происхождение его рода от Метеллов.[665] (4) Он установил содержание риторам, грамматикам, врачам, гаруспикам, астрологам, механикам, архитекторам и назначил им аудитории. Он приказал дать им учеников из сыновей бедняков с назначением этим ученикам продовольственного пайка, лишь бы они были свободнорожденными. (5) И в провинциях он выказывал большое уважение к судебным ораторам, многим, о которых было известно, что они вели дела бесплатно, он назначил даже продовольственный паек. (6) Он подтвердил старые и новые законы и сам тщательнейшим образом соблюдал их. Он часто посещал театральные зрелища. (7) Театр Марцелла он хотел восстановить. (8) Многим городам, которые после землетрясения лежали в развалинах, он дал денег из податных сумм на восстановление общественных и частных сооружений. (9) В храмы он никогда не делал вкладов, превышавших четыре или пять фунтов серебра, золота же не давал ни крупицы, ни листика, повторяя про себя стих Персия Флакка:
XLV. (1) Он совершал военные походы, о которых я расскажу в своем месте. Однако сначала я скажу, о чем он имел обыкновение умалчивать и о чем объявлять. (2) Держались в секрете военные тайны, о днях же его выступлений в поход заранее открыто объявлялось, так что уже за два месяца вывешивался эдикт, в котором было написано: «В такой-то день, в такой-то час я выступлю из Рима и, если будет угодно богам, остановлюсь у первой остановки». Затем перечислялись по порядку остановки, затем – лагерные стоянки, затем места, где следует получить продовольствие, и так далее, вплоть до границ с варварами. (3) С этого же места начиналось молчание, и все шли в неведении, чтобы варвары не знали планов римлян. (4) И действительно, он никогда не обманывал относительно своих намерений, говоря, что не желает, чтобы его придворные торговали его распоряжениями. Так было при Гелиогабале, когда евнухи торговали всем. (5) Эта порода людей желает знать все придворные тайны, чтобы казаться единственными, сколько-нибудь осведомленными, и иметь средства для приобретения влияния или денег. (6) И так как речь зашла об обнародовании распоряжений, то я добавлю следующее: когда он хотел дать провинциям правителей или поставить начальников и прокураторов, то есть счетных чиновников,[667] он объявлял их имена и предлагал всякому, кто обвиняет их в чем-либо, доказать свое обвинение ясными уликами, – если же они не докажут своего обвинения, то сами подлежат смертной казни. (7) Он говорил, что раз христиане и иудеи поступают таким образом, заранее оглашая имена тех, кто должен быть поставлен в священники, то тем более необходимо делать это в отношении правителей провинции, которым доверяется состояние и жизнь людей.[668]
К чему ваше золото храмам?.[666]
XLVI. (1) Он назначил содержание помощникам должностных лиц.[669] Впрочем, он часто говорил, что выдвигать нужно тех, кто может вести государственные дела самостоятельно, а не через помощников. При этом он добавлял, что у военных – свой круг деятельности, у образованных людей – свой, и поэтому каждый должен делать то, что знает. (2) Найденные клады он дарил тем, кто их нашел.[670] Если ж клады были значительны, то он предлагал нашедшим поделиться с его домашними слугами. (3) Он обдумывал и делал себе записи – кому он что дал. Если он знал, что кто-нибудь ничего не просил у него или просил немного, чтобы улучшить свое положение, то призывал такого человека и говорил ему: «Почему ты ни о чем меня не просишь? Не хочешь ли ты сделать меня своим должником? Проси, чтобы не жаловаться потом, что ты от меня ничего не получил». (4) В порядке благодеяния он давал то, что не вредило его доброй славе, – имущество наказанных, но при этом никогда не дарил золота, серебра или драгоценных камней, так как все это он вносил в государственную казну,[671] давал он должности начальников в гражданском управлении (но не у воинов), давал и административные посты, относящиеся к прокуратурам. (5) Счетных чиновников он быстро менял, так что никто из них не выслуживал больше года. Даже если они были хороши, он ненавидел их, называя неизбежным злом. Должности наместников, проконсулов и легатов он никогда не давал в качестве благодеяния, но всегда – руководствуясь либо собственным суждением, либо суждением сената.