Страница:
XXX. (1) Но, чтобы вернуться к начатому рассказу, среди воинов поднялся необыкновенный шум: все они требовали наказания Зенобии. (2) Аврелиан, однако, считал недостойным убить женщину; казнив большинство тех, по чьему подстрекательству она начала, подготовила и вела войну, он сохранил эту женщину для триумфа, чтобы показать ее очам римского народа. (3) Из числа тех, кто был убит, тяжкой, как передают, была утрата философа Лонгина, под руководством которого Зенобия, как говорят, изучала греческую литературу.[1280] Аврелиан, говорят, казнил его потому, что гордое письмо Зенобии было, как говорили, написано по его совету, хотя оно и было составлено на сирийском языке. (4) Итак, установив мир на всем Востоке, Аврелиан вернулся победителем в Европу.[1281] Там он разбил войска карпов[1282] и, когда сенат дал ему в его отсутствие прозвание Карпского, он, говорят, прислал шутливый ответ: «Недостает только того, отцы сенаторы, чтобы вы назвали меня еще Карписклом». (5) Всем известно, что карпискл – это особый род обуви. Такое прозвание казалось безобразным, тогда как он уже назывался, Готским, Сарматским, Армянским, Парфянским и Адиабенским.[1283]
XXXI. (1) Редко бывает, чтобы сирийцы сохранили верность: им это даже трудно. Когда Аврелиан был занят европейскими делами, пальмирцы, уже побежденные и разбитые, подняли крупное восстание.[1284] (2) Сандариона,[1285] которого Аврелиан оставил там с гарнизоном, они убили вместе с шестьюстами стрелков и вручили власть некоему Ахиллу, родственнику Зенобии.[1286] (3) Однако Аврелиан в полной готовности вернулся с Родопы и разрушил город, так как он того и заслуживал. (4) Словом, жесткость Аврелиана или, как выражаются некоторые, его строгость заходила слишком далеко, так что в одном известном письме сам он открыто сознается в том, что проявил самую лютую ярость. Вот его копия: (5) «Аврелиан Август Церронию Бассу. Не следует долее давать волю мечам воинов. Довольно уже зарублено и зарезано пальмирцев. Мы не пощадили женщин, мы перебили детей, перерезали стариков, истребили жителей деревень. (6) Кому же мы оставим потом землю, кому оставим город? Надо пощадить тех, кто остался в живых. Я уверен, что эти, столь немногие, исправились после наказания многих. (7) Я хочу привести в прежний вид храм Солнца, который разграбили в Пальмире орлоносцы третьего легиона вместе с знаменосцами, дракононосцем, горнистами и трубачами. (8) У тебя есть триста фунтов золота из ларцов Зенобии, у тебя есть тысяча восемьсот фунтов серебра из пальмирского добра, у тебя есть царские драгоценные камни. (9) Имея все это, постарайся почтить храм. Этим ты очень угодишь и мне, и бессмертным богам. Я напишу сенату и попрошу прислать понтифика, который произвел бы освящение храма». (10) Это письмо, как мы видим, указывает на то, что суровый император насытил свою лютую жестокость.
XXXII. (1) Наконец, он вторично, но уже чувствуя себя в большей безопасности, вернулся в Европу[1287] и, проявляя свою прославленную доблесть, разбил бродивших здесь врагов. (2) Между тем, пока Аврелиан совершал во Фракиях и по всей Европе свои необыкновенные подвиги, появился некий Фирм, который, не имея никаких законных знаков власти, завладел Египтом, словно последний был независимым государством. (3) Аврелиан немедленно обратился против него, и его обычное счастье не изменило ему: он тотчас же отвоевал обратно Египет. Как человек жестокий, Аврелиан отомстил за замыслы.[1288] Пылая сильным гневом из-за того, что Тетрик до сих пор еще держит в своей власти Галлии, он устремился на запад. Тетрик сам передал ему свое войско, так как не мог больше выносить злодеяний последнего. Аврелиан принял власть над переданными ему легионами. (4) Став, таким образом, государем всего мира, усмирив Восток, галлов и все земли со всех сторон, Аврелиан направил свой путь в Рим, чтобы представить очам римлян триумф над Зенобией и над Тетриком, то есть над Востоком и над Западом.
XXXIII. (1) Не будет уклонением в сторону дать понятие о том, какой был триумф Аврелиана: ведь он был очень блестящим. (2) Там было три царские колесницы; из них одна – колесница Одената, отделанная и разукрашенная серебром, золотом и драгоценными камнями; вторая – присланная персидским царем в подарок Аврелиану, такой же искусной работы; третья – которую сделала для себя Зенобия, надеясь вступить в ней в город Рим. И в этом она не ошиблась: вместе с ней она вошла в Рим побежденная, в чужом триумфе. (3) Была еще одна колесница, запряженная четырьмя оленями;[1289] она, говорят, принадлежала царю готов.[1290] На ней, как передают многие, Аврелиан въехал на Капитолий, чтобы там заклать оленей; говорят, что он захватил их вместе с колесницей и посвятил Юпитеру всеблагому и величайшему.[1291] (4) Впереди шло двадцать слонов, двести различных прирученных диких животных из Ливии и Палестины[1292] – Аврелиан немедленно роздал их частным лицам, чтобы не отягощать императорскую казну их прокормом; четыре тигра, жирафы, лоси[1293] и другие подобные звери – в полном порядке; восемьсот пар гладиаторов,[1294] не считая пленников из варварских племен, – блеммии, аксомиты,[1295] арабы из Счастливой Аравии, индийцы, бактрийцы, иберы, сарацины, персы, – все с произведениями своих стран; готы, аланы, роксоланы, сарматы, франки, свевы, вандалы, германцы со связанными руками как пленники. (5) Среди них шли впереди и уцелевшие знатнейшие лица города Пальмиры, и египтяне – в наказание за восстание.
XXXIV. (1) Вели и десять женщин, которые сражались в мужской одежде среди готов и были взяты в плен, тогда как много других женщин было убито; надпись указывала, что они из рода амазонок: впереди несли надписи, указывавшие названия племен. (2) Тут же был Тетрик, одетый в алую хламиду, желто-зеленую тунику, галльские брюки[1296] рядом с ним шел его сын, которого он объявил в Галлии императором.[1297] (3) Выступала и Зенобия в украшениях из драгоценных камней, в золотых цепях, которые поддерживали другие. Впереди несли золотые венки от всех городов; названия последних были обозначены в высоко поднятых надписях. (4) Много блеска придавали торжественному шествию сам римский народ, затем знамена коллегий и лагерей, воины, воины-панцирники, сокровища царей,[1298] все войско и сенат, хотя и несколько опечаленный, так как сенаторы видели, что над ними справляется триумф. (5) Наконец, лишь в девятом часу он прибыл на Капитолий и поздно вечером – в Палатинский дворец. (6) В следующие дни для народа были устроены развлечения – театральные представления, цирковые игры, охоты, бои гладиаторов, морские сражения.
XXXV. (1) Я не считаю возможным обойти молчанием то, о чем помнит народ и неоднократно сообщает достоверная история. Отправляясь на восток, Аврелиан обещал народу венки весом по два фунта, если он вернется победителем. Народ ожидал золотых венков, но Аврелиан либо не хотел, либо не мог дать их и велел сделать венки из хлеба, который теперь называется крупитчатым, и дать каждому из граждан, причем каждый мог получать свой крупичатый хлеб в течение всей своей жизни и передать это право по наследству своим потомкам. (2) Аврелиан же раздавал римскому народу и свиное мясо, которое распределяется и доныне. (3) Он установил очень много законов,[1299] притом благодетельных. Он учредил жреческие должности,[1300] заложил храм Солнца и укрепил его портиками. Он назначил также средства для починки храмов и вознаграждения служителям культа. (4) После этого он отправился в Галлию[1301] и освободил винделиков от осады, в которой их держали варвары. Затем он вернулся в Иллирик и, собрав скорее большое, нежели огромное войско, объявил войну персам, которых он разбил с великой славой уже в то время, когда победил Зенобию. (5) Но в пути, в местечке Кенофрурии, находящемся между Гераклеей и Византием, он был убит по злому умыслу своего письмоводителя и рукою Мукапора.
XXXVI. (1) Я вкратце изложу, что было причиной его убийства и каким образом оно было совершено, для того чтобы подробности такого события не остались неизвестными. (2) Аврелиан был, отрицать этого нельзя, государем суровым, жестоким, кровожадным. (3) Так как в своей суровости он дошел до того, что велел убить дочь своей сестры, хотя обвинение против нее было незначительное и недостаточно веское, то он прежде всего возбудил ненависть к себе со стороны своих же близких. (4) Случилось – так роковым образом складываются обстоятельства, что своими угрозами он вызвал ненависть к себе со стороны подозреваемого им в чем-то Мнестея, который был у него письмоводителем по секретным бумагам и, как говорят, его вольноотпущенником. (5) Зная, что Аврелиан никогда не грозит попусту, а если грозит, то никогда не прощает, Мнестей[1302] составил список имен, в котором были перемешаны с именами тех, на кого Аврелиан действительно гневался, также имена тех, о ком он не думал ничего дурного, и добавил к ним свое имя для того, чтобы проявляемое им беспокойство вызвало больше доверия. Список он прочитал отдельным лицам, имена которых в нем значились, добавляя, что Аврелиан решил всех их убить и что они, если они настоящие мужчины, должны позаботиться о собственной жизни. (6) Страх овладел теми, кто заслужил кару, а скорбь – теми, кто не имел вины, так как Аврелиан, казалось, не чувствовал признательности за все оказанные ему благодеяния и услуги, и они в пути, в вышеназванном месте, внезапно напали на государя и умертвили его.[1303]
XXXVII. (1) Таков был конец Аврелиана, государя скорее необходимого, нежели хорошего. Когда он был убит, и все это дело раскрылось, то те же самые люди, которые умертвили его, почтили его огромной гробницей и храмом. (2) Впоследствии Мнестей был подвешен к столбу и отдан на растерзание диким зверям, на что указывают мраморные статуи, поставленные по обе стороны там, где были воздвигнуты на колоннах и статуи в честь божественного Аврелиана.[1304] (3) Тяжкую скорбь испытал по поводу его смерти сенат, но еще более тяжкую – римский народ, который обычно называл Аврелиана дядькой сенаторов. (4) Он был императором пять лет и шесть месяцев без нескольких дней и за свои великие деяния был причислен к богам.[1305] (5) Я не счел себя в праве умолчать о том, что сообщается в истории, так как это имеет отношение к Аврелиану. Многие передают, что брат Клавдия Квинтилл, оставленный для охраны Италии, услыхав о смерти Клавдия, взял на себя императорскую власть. (6) Но потом, когда стало известно, что императором стал Аврелиан, все войско покинуло его. Он выступил с речью против Аврелиана, но воины не слушали его; тогда он, перерезав себе вены, погиб на двадцатый день своей власти.[1306] (7) Аврелиан совершенно очистил весь мир от всего того, что было преступным, от всего того, что порождено нечистой совестью или пагубными ухищрениями, наконец, – от всяких интриг.
XXXVIII. (1) Некоторый интерес представляет, как я полагаю, и то, что Зенобия держала в своих руках власть от имени своего сына Вабалата,[1307] а не Тимолая и Геренниана. (2) В правление Аврелиана была также война с работниками монетного двора, которыми руководил счетный чиновник Фелициссим. Аврелиан подавил восстание чрезвычайно жестоко и сурово, но при этом было убито семь тысяч его собственных воинов, как это можно видеть из письма, посланного им Ульпию Криниту, бывшему в третий раз консулом, – тому, который когда-то усыновил его: (3) «Аврелиан Август своему отцу Ульпию. Какие бы войны я ни вел, все они, словно так предопределено судьбой, непременно осложняются всякого рода волнениями; так и вспыхнувший в стенах города мятеж породил в высшей степени тяжелую войну. Работники монетного двора под руководством Фелициссима, самого последнего из рабов, которому я поручил управление императорским казначейством, поднялись, преисполненные непокорного духа.[1308] (4) Их восстание было подавлено, причем погибло семь тысяч лембариев, рипарийцев, кастрианов и даков. Отсюда ясно, что бессмертные боги не дали мне ни одной победы без трудностей».
XXXIX. (1) Тетрика, над которым он справил триумф, он назначил корректором Лукании, сына же его оставил в сенате. (2) Он выстроил великолепный храм Солнца. Он расширил стены города Рима, так что окружность его стен равнялась почти пятидесяти милям. (3) Ябедников и доносчиков он преследовал с необыкновенной строгостью. Ради спокойствия частных лиц он велел раз навсегда сжеть на форуме Траяна государственные списки должников. (4) При нем была объявлена амнистия по государственным преступлениям по примеру афинян (о чем упоминает и Туллий в своих Филиппиках).[1309] (5) Грабителей провинций, уличенных в казнокрадстве и вымогательстве, он преследовал с более чем военной строгостью и карал жесточайшими казнями и истязаниями. (6) В храм Солнца он поместил много золота и драгоценных камней. (7) Видя, что Иллирик опустошен и Мезия разорена, он покинул созданную Траяном задунайскую провинцию Дакию, уведя оттуда войско и провинциалов,[1310] так как потерял надежду удержать ее; уведенных оттуда людей он поселил в Мезии и назвал своей Дакией область, которая сейчас разделяет две Мезии. (8) Кроме того, он, говорят, отличался такой жестокостью, что выдвигал против многих сенаторов вымышленные обвинения в интригах, направленных к составлению заговоров и установлению тирании, для того чтобы получить возможность легко казнить их. (9) Некоторые добавляют, что он лишил жизни не дочь своей сестры, а сына,[1311] но очень многие утверждают, что и сына сестры.
XL. (1) Как трудно избрать императора на место хорошего государя, это доказано и твердостью, проявленной безупречным сословием сенаторов, и авторитетным волеизъявлением благоразумного войска. (2) После убийства столь сурового государя войско поручило сенату избрание нового императора, не считая возможным поставить кого-либо из тех, кто убил столь хорошего государя. (3) Однако сенат передал это же поручение об избрании обратно войску, зная, что воины уже неохотно принимают тех императоров, которых избрал сенат. (4) Словом, это повторилось три раза, так что в течение шести месяцев римский мир не имел императора, а судьи оставались те же, каких выбрал сенат или Аврелиан, только вместо Ареллия Фуска[1312] проконсулом Азии был назначен Фальтоний Проб.
XLI. (1) Небезынтересно поместить здесь самое письмо, посланное войском сенату: «Счастливые и храбрые войска римскому сенату и народу. Наш император Аврелиан лишился жизни вследствие коварства одного человека и заблуждения хороших и дурных людей. (2) Причислите его к богам, безупречные и почтенные господа отцы сенаторы, и пришлите нам государя из вашей среды, но такого, кто по вашему суждению, является достойным. Ведь никому из тех, кто находился в заблуждении или совершил злодеяние, мы не позволим властвовать над нами». (3) Ответ был дан на основании сенатского постановления. Когда за два дня до февральских нон[1313] блистательный сенат собрался в Помпилиевой курии,[1314] консул Аврелий Гордиан[1315] сказал: «Докладываем вам, отцы сенаторы, письмо от счастливейшего войска». (4) По прочтении письма сенатор Аврелий Тацит,[1316] имевший право первым высказывать свое мнение (после Аврелиана он был единогласно провозглашен императором), сказал так: (5) «Правильным и надлежащим, отцы сенаторы, бьшо бы решение бессмертных богов, чтобы хорошие государи были неуязвимы для железа, для того чтобы они могли проводить более долгую жизнь и чтобы те, кто в своих черных мыслях задумывает беззаконные убийства, не могли каким-либо образом посягнуть на них. (6) Был бы тогда жив государь Аврелиан, храбрее и полезнее которого не бьшо никого. (7) После несчастья Валериана, после бедствий от Галлиена наше государство впервые свободно вдохнуло в правление Клавдия и только в правление Аврелиана, одерживавшего победы во всем мире, оно бьшо нам возвращено. (8) Он дал нам Галлии, он освободил Италию, он избавил винделиков от ига и рабства у варваров. Его победами восстановлен Иллирик, возвращены под власть римских законов Фракии. (9) Он вернул под нашу власть Восток, томившийся – о позор! – под гнетом женщины; персов, которые до того хвастались убийством Валериана он разбил, обратил в бегство, сокрушил. (10) Сарацины, блеммии, аксомиты, бактрийцы, серы, иберы, албанцы, армяне, даже индийские народы чтили его почти как воплощенного бога. (11) Дарами, которые он получил от варварских племен, полон Капитолий. Один храм, благодаря его щедрости, владеет пятнадцатью тысячами фунтов золота; все святилища в городе сияют благодаря его дарам. (12) Поэтому, отцы сенаторы, я готов судиться с самими бессмертными богами, которые допустили гибель такого государя, если только они не предпочли иметь его при себе. (13) Итак, я предлагаю назначить ему божеские почести и думаю, что все вы сделаете то же самое. Избрание императора, я полагаю, следует поручить тому же войску. (14) В самом деле, если при решении вопросов такого рода не поступить так, как сказано, то возникнет и опасность для того, кто избран, и ненависть против того, кто избирал». (15) Мнение Тацита получило одобрение. Однако ввиду того, что к сенату снова и снова приходили послы, Тацит стал императором на основании сенатского постановления, о котором мы будем говорить в жизнеописании Тацита.
XLII. (1) Аврелиан оставил только одну дочь, потомки которой еще и теперь живут в Риме. (2) Тот Аврелиан, который был проконсулом Киликии, превосходный сенатор, человек действительно высоких правил и почтенного образа жизни, живущий теперь в Сицилии, является его внуком. (3) Чем мне объяснить то, что хороших государей было так мало, хотя Цезарей было большое количество? В государственном списке содержится последовательный ряд порфироносцев,[1317] начиная с Августа и до государей Диоклетиана и Максимиана. (4) Среди них лучшими являются сам Август, Флавий Веспасиан, Флавий Тит, Кокцей Нерва, божественный Траян, божественный Адриан, Антонины Пий и Марк, Север африканец, Александр, сын Маммеи, божественный Клавдий и божественный Аврелиан. Что же касается Валериана, то, хотя сам он и был превосходным, но его несчастливая судьба отгородила его от всех прочих. (5) Подумай, прошу тебя, как мало хороших государей, так что правильно сказал во времена этого Клавдия один мимический шут, что в одно кольцо можно вписать имена и сделать там изображения хороших государей. (6) Напротив того, как длинен ряд плохих императоров! Чтоб уж не говорить о Вителлиях, Калигулах и Неронах, – кто мог бы перенести Максиминов, Филиппов и всех прочих, эти подонки беспутной толпы! Правда, я должен сделать исключение для Дециев,[1318] образ жизни и смерть которых позволяют сравнивать их с древними.
XLIII. (1) Спрашивается, что делает государей дурными. Прежде всего, друг мой, безнаказанность, затем обилие всяких средств; кроме того, бесчестные друзья, заслуживающие проклятия прислужники, алчные евнухи, глупые или презренные придворные и, чего нельзя отрицать, неосведомленность в государственных делах. (2) Я слыхал от своего отца, что император Диоклетиан, став уже частным человеком, говорил, что нет ничего более трудного, чем быть хорошим императором. (3) Собираются четверо-пятеро человек, договариваются между собой обманывать императора и подсказывают ему, что он должен утвердить. (4) Император, запертый в своем доме, не знает истины. Он вынужден знать только то, что говорят ему эти люди; он назначает судьями тех, кого не следовало бы назначать, отстраняет от государственных дел тех, кого он должен был бы привлекать. Но к чему много слов? Как говорил сам Диоклетиан, хорошего, осторожного, превосходного государя продают за деньги. (5) Это слова Диоклетиана; я включил их в свой рассказ для того, чтобы твоя мудрость знала, что нет ничего более трудного, чем быть хорошим государем.
XLIV. (1) Правда, многие не причисляют Аврелиана ни к хорошим, ни к дурным государям, потому что ему недоставало милосердия, первого свойства императоров. (2) Префект претория Диоклетиана Верконний Геренниан, по свидетельству Асклепиодота,[1319] часто говорил, что Диоклетиан, укоряя Максимиана за его свирепость, не раз повторял, что Аврелиану следовало бы скорее быть полководцем, нежели государем. Ему не нравилась его чрезмерная жестокость. (3) Может быть, кому-либо кажется удивительным то, что Асклепиодот, как передают, узнал от Диоклетиана и сообщил Цельзину, своему советнику; но об этом будут судить потомки. (4) Он утверждал, что Аврелиан обратился как-то к галльским друидессам с вопросом, останутся ли у власти его потомки. Те, по его словам, ответили, что в государстве не будет более славного имени, чем имя потомков Клавдия. (5) И уже есть император Констанций,[1320] человек той же крови, а его потомки, думается, достигнут той славы, какая была предсказана друидессами. Я включил это в жизнеописание Аврелиана потому, что такой ответ был дан самому Аврелиану на поставленный им вопрос.
XXXI. (1) Редко бывает, чтобы сирийцы сохранили верность: им это даже трудно. Когда Аврелиан был занят европейскими делами, пальмирцы, уже побежденные и разбитые, подняли крупное восстание.[1284] (2) Сандариона,[1285] которого Аврелиан оставил там с гарнизоном, они убили вместе с шестьюстами стрелков и вручили власть некоему Ахиллу, родственнику Зенобии.[1286] (3) Однако Аврелиан в полной готовности вернулся с Родопы и разрушил город, так как он того и заслуживал. (4) Словом, жесткость Аврелиана или, как выражаются некоторые, его строгость заходила слишком далеко, так что в одном известном письме сам он открыто сознается в том, что проявил самую лютую ярость. Вот его копия: (5) «Аврелиан Август Церронию Бассу. Не следует долее давать волю мечам воинов. Довольно уже зарублено и зарезано пальмирцев. Мы не пощадили женщин, мы перебили детей, перерезали стариков, истребили жителей деревень. (6) Кому же мы оставим потом землю, кому оставим город? Надо пощадить тех, кто остался в живых. Я уверен, что эти, столь немногие, исправились после наказания многих. (7) Я хочу привести в прежний вид храм Солнца, который разграбили в Пальмире орлоносцы третьего легиона вместе с знаменосцами, дракононосцем, горнистами и трубачами. (8) У тебя есть триста фунтов золота из ларцов Зенобии, у тебя есть тысяча восемьсот фунтов серебра из пальмирского добра, у тебя есть царские драгоценные камни. (9) Имея все это, постарайся почтить храм. Этим ты очень угодишь и мне, и бессмертным богам. Я напишу сенату и попрошу прислать понтифика, который произвел бы освящение храма». (10) Это письмо, как мы видим, указывает на то, что суровый император насытил свою лютую жестокость.
XXXII. (1) Наконец, он вторично, но уже чувствуя себя в большей безопасности, вернулся в Европу[1287] и, проявляя свою прославленную доблесть, разбил бродивших здесь врагов. (2) Между тем, пока Аврелиан совершал во Фракиях и по всей Европе свои необыкновенные подвиги, появился некий Фирм, который, не имея никаких законных знаков власти, завладел Египтом, словно последний был независимым государством. (3) Аврелиан немедленно обратился против него, и его обычное счастье не изменило ему: он тотчас же отвоевал обратно Египет. Как человек жестокий, Аврелиан отомстил за замыслы.[1288] Пылая сильным гневом из-за того, что Тетрик до сих пор еще держит в своей власти Галлии, он устремился на запад. Тетрик сам передал ему свое войско, так как не мог больше выносить злодеяний последнего. Аврелиан принял власть над переданными ему легионами. (4) Став, таким образом, государем всего мира, усмирив Восток, галлов и все земли со всех сторон, Аврелиан направил свой путь в Рим, чтобы представить очам римлян триумф над Зенобией и над Тетриком, то есть над Востоком и над Западом.
XXXIII. (1) Не будет уклонением в сторону дать понятие о том, какой был триумф Аврелиана: ведь он был очень блестящим. (2) Там было три царские колесницы; из них одна – колесница Одената, отделанная и разукрашенная серебром, золотом и драгоценными камнями; вторая – присланная персидским царем в подарок Аврелиану, такой же искусной работы; третья – которую сделала для себя Зенобия, надеясь вступить в ней в город Рим. И в этом она не ошиблась: вместе с ней она вошла в Рим побежденная, в чужом триумфе. (3) Была еще одна колесница, запряженная четырьмя оленями;[1289] она, говорят, принадлежала царю готов.[1290] На ней, как передают многие, Аврелиан въехал на Капитолий, чтобы там заклать оленей; говорят, что он захватил их вместе с колесницей и посвятил Юпитеру всеблагому и величайшему.[1291] (4) Впереди шло двадцать слонов, двести различных прирученных диких животных из Ливии и Палестины[1292] – Аврелиан немедленно роздал их частным лицам, чтобы не отягощать императорскую казну их прокормом; четыре тигра, жирафы, лоси[1293] и другие подобные звери – в полном порядке; восемьсот пар гладиаторов,[1294] не считая пленников из варварских племен, – блеммии, аксомиты,[1295] арабы из Счастливой Аравии, индийцы, бактрийцы, иберы, сарацины, персы, – все с произведениями своих стран; готы, аланы, роксоланы, сарматы, франки, свевы, вандалы, германцы со связанными руками как пленники. (5) Среди них шли впереди и уцелевшие знатнейшие лица города Пальмиры, и египтяне – в наказание за восстание.
XXXIV. (1) Вели и десять женщин, которые сражались в мужской одежде среди готов и были взяты в плен, тогда как много других женщин было убито; надпись указывала, что они из рода амазонок: впереди несли надписи, указывавшие названия племен. (2) Тут же был Тетрик, одетый в алую хламиду, желто-зеленую тунику, галльские брюки[1296] рядом с ним шел его сын, которого он объявил в Галлии императором.[1297] (3) Выступала и Зенобия в украшениях из драгоценных камней, в золотых цепях, которые поддерживали другие. Впереди несли золотые венки от всех городов; названия последних были обозначены в высоко поднятых надписях. (4) Много блеска придавали торжественному шествию сам римский народ, затем знамена коллегий и лагерей, воины, воины-панцирники, сокровища царей,[1298] все войско и сенат, хотя и несколько опечаленный, так как сенаторы видели, что над ними справляется триумф. (5) Наконец, лишь в девятом часу он прибыл на Капитолий и поздно вечером – в Палатинский дворец. (6) В следующие дни для народа были устроены развлечения – театральные представления, цирковые игры, охоты, бои гладиаторов, морские сражения.
XXXV. (1) Я не считаю возможным обойти молчанием то, о чем помнит народ и неоднократно сообщает достоверная история. Отправляясь на восток, Аврелиан обещал народу венки весом по два фунта, если он вернется победителем. Народ ожидал золотых венков, но Аврелиан либо не хотел, либо не мог дать их и велел сделать венки из хлеба, который теперь называется крупитчатым, и дать каждому из граждан, причем каждый мог получать свой крупичатый хлеб в течение всей своей жизни и передать это право по наследству своим потомкам. (2) Аврелиан же раздавал римскому народу и свиное мясо, которое распределяется и доныне. (3) Он установил очень много законов,[1299] притом благодетельных. Он учредил жреческие должности,[1300] заложил храм Солнца и укрепил его портиками. Он назначил также средства для починки храмов и вознаграждения служителям культа. (4) После этого он отправился в Галлию[1301] и освободил винделиков от осады, в которой их держали варвары. Затем он вернулся в Иллирик и, собрав скорее большое, нежели огромное войско, объявил войну персам, которых он разбил с великой славой уже в то время, когда победил Зенобию. (5) Но в пути, в местечке Кенофрурии, находящемся между Гераклеей и Византием, он был убит по злому умыслу своего письмоводителя и рукою Мукапора.
XXXVI. (1) Я вкратце изложу, что было причиной его убийства и каким образом оно было совершено, для того чтобы подробности такого события не остались неизвестными. (2) Аврелиан был, отрицать этого нельзя, государем суровым, жестоким, кровожадным. (3) Так как в своей суровости он дошел до того, что велел убить дочь своей сестры, хотя обвинение против нее было незначительное и недостаточно веское, то он прежде всего возбудил ненависть к себе со стороны своих же близких. (4) Случилось – так роковым образом складываются обстоятельства, что своими угрозами он вызвал ненависть к себе со стороны подозреваемого им в чем-то Мнестея, который был у него письмоводителем по секретным бумагам и, как говорят, его вольноотпущенником. (5) Зная, что Аврелиан никогда не грозит попусту, а если грозит, то никогда не прощает, Мнестей[1302] составил список имен, в котором были перемешаны с именами тех, на кого Аврелиан действительно гневался, также имена тех, о ком он не думал ничего дурного, и добавил к ним свое имя для того, чтобы проявляемое им беспокойство вызвало больше доверия. Список он прочитал отдельным лицам, имена которых в нем значились, добавляя, что Аврелиан решил всех их убить и что они, если они настоящие мужчины, должны позаботиться о собственной жизни. (6) Страх овладел теми, кто заслужил кару, а скорбь – теми, кто не имел вины, так как Аврелиан, казалось, не чувствовал признательности за все оказанные ему благодеяния и услуги, и они в пути, в вышеназванном месте, внезапно напали на государя и умертвили его.[1303]
XXXVII. (1) Таков был конец Аврелиана, государя скорее необходимого, нежели хорошего. Когда он был убит, и все это дело раскрылось, то те же самые люди, которые умертвили его, почтили его огромной гробницей и храмом. (2) Впоследствии Мнестей был подвешен к столбу и отдан на растерзание диким зверям, на что указывают мраморные статуи, поставленные по обе стороны там, где были воздвигнуты на колоннах и статуи в честь божественного Аврелиана.[1304] (3) Тяжкую скорбь испытал по поводу его смерти сенат, но еще более тяжкую – римский народ, который обычно называл Аврелиана дядькой сенаторов. (4) Он был императором пять лет и шесть месяцев без нескольких дней и за свои великие деяния был причислен к богам.[1305] (5) Я не счел себя в праве умолчать о том, что сообщается в истории, так как это имеет отношение к Аврелиану. Многие передают, что брат Клавдия Квинтилл, оставленный для охраны Италии, услыхав о смерти Клавдия, взял на себя императорскую власть. (6) Но потом, когда стало известно, что императором стал Аврелиан, все войско покинуло его. Он выступил с речью против Аврелиана, но воины не слушали его; тогда он, перерезав себе вены, погиб на двадцатый день своей власти.[1306] (7) Аврелиан совершенно очистил весь мир от всего того, что было преступным, от всего того, что порождено нечистой совестью или пагубными ухищрениями, наконец, – от всяких интриг.
XXXVIII. (1) Некоторый интерес представляет, как я полагаю, и то, что Зенобия держала в своих руках власть от имени своего сына Вабалата,[1307] а не Тимолая и Геренниана. (2) В правление Аврелиана была также война с работниками монетного двора, которыми руководил счетный чиновник Фелициссим. Аврелиан подавил восстание чрезвычайно жестоко и сурово, но при этом было убито семь тысяч его собственных воинов, как это можно видеть из письма, посланного им Ульпию Криниту, бывшему в третий раз консулом, – тому, который когда-то усыновил его: (3) «Аврелиан Август своему отцу Ульпию. Какие бы войны я ни вел, все они, словно так предопределено судьбой, непременно осложняются всякого рода волнениями; так и вспыхнувший в стенах города мятеж породил в высшей степени тяжелую войну. Работники монетного двора под руководством Фелициссима, самого последнего из рабов, которому я поручил управление императорским казначейством, поднялись, преисполненные непокорного духа.[1308] (4) Их восстание было подавлено, причем погибло семь тысяч лембариев, рипарийцев, кастрианов и даков. Отсюда ясно, что бессмертные боги не дали мне ни одной победы без трудностей».
XXXIX. (1) Тетрика, над которым он справил триумф, он назначил корректором Лукании, сына же его оставил в сенате. (2) Он выстроил великолепный храм Солнца. Он расширил стены города Рима, так что окружность его стен равнялась почти пятидесяти милям. (3) Ябедников и доносчиков он преследовал с необыкновенной строгостью. Ради спокойствия частных лиц он велел раз навсегда сжеть на форуме Траяна государственные списки должников. (4) При нем была объявлена амнистия по государственным преступлениям по примеру афинян (о чем упоминает и Туллий в своих Филиппиках).[1309] (5) Грабителей провинций, уличенных в казнокрадстве и вымогательстве, он преследовал с более чем военной строгостью и карал жесточайшими казнями и истязаниями. (6) В храм Солнца он поместил много золота и драгоценных камней. (7) Видя, что Иллирик опустошен и Мезия разорена, он покинул созданную Траяном задунайскую провинцию Дакию, уведя оттуда войско и провинциалов,[1310] так как потерял надежду удержать ее; уведенных оттуда людей он поселил в Мезии и назвал своей Дакией область, которая сейчас разделяет две Мезии. (8) Кроме того, он, говорят, отличался такой жестокостью, что выдвигал против многих сенаторов вымышленные обвинения в интригах, направленных к составлению заговоров и установлению тирании, для того чтобы получить возможность легко казнить их. (9) Некоторые добавляют, что он лишил жизни не дочь своей сестры, а сына,[1311] но очень многие утверждают, что и сына сестры.
XL. (1) Как трудно избрать императора на место хорошего государя, это доказано и твердостью, проявленной безупречным сословием сенаторов, и авторитетным волеизъявлением благоразумного войска. (2) После убийства столь сурового государя войско поручило сенату избрание нового императора, не считая возможным поставить кого-либо из тех, кто убил столь хорошего государя. (3) Однако сенат передал это же поручение об избрании обратно войску, зная, что воины уже неохотно принимают тех императоров, которых избрал сенат. (4) Словом, это повторилось три раза, так что в течение шести месяцев римский мир не имел императора, а судьи оставались те же, каких выбрал сенат или Аврелиан, только вместо Ареллия Фуска[1312] проконсулом Азии был назначен Фальтоний Проб.
XLI. (1) Небезынтересно поместить здесь самое письмо, посланное войском сенату: «Счастливые и храбрые войска римскому сенату и народу. Наш император Аврелиан лишился жизни вследствие коварства одного человека и заблуждения хороших и дурных людей. (2) Причислите его к богам, безупречные и почтенные господа отцы сенаторы, и пришлите нам государя из вашей среды, но такого, кто по вашему суждению, является достойным. Ведь никому из тех, кто находился в заблуждении или совершил злодеяние, мы не позволим властвовать над нами». (3) Ответ был дан на основании сенатского постановления. Когда за два дня до февральских нон[1313] блистательный сенат собрался в Помпилиевой курии,[1314] консул Аврелий Гордиан[1315] сказал: «Докладываем вам, отцы сенаторы, письмо от счастливейшего войска». (4) По прочтении письма сенатор Аврелий Тацит,[1316] имевший право первым высказывать свое мнение (после Аврелиана он был единогласно провозглашен императором), сказал так: (5) «Правильным и надлежащим, отцы сенаторы, бьшо бы решение бессмертных богов, чтобы хорошие государи были неуязвимы для железа, для того чтобы они могли проводить более долгую жизнь и чтобы те, кто в своих черных мыслях задумывает беззаконные убийства, не могли каким-либо образом посягнуть на них. (6) Был бы тогда жив государь Аврелиан, храбрее и полезнее которого не бьшо никого. (7) После несчастья Валериана, после бедствий от Галлиена наше государство впервые свободно вдохнуло в правление Клавдия и только в правление Аврелиана, одерживавшего победы во всем мире, оно бьшо нам возвращено. (8) Он дал нам Галлии, он освободил Италию, он избавил винделиков от ига и рабства у варваров. Его победами восстановлен Иллирик, возвращены под власть римских законов Фракии. (9) Он вернул под нашу власть Восток, томившийся – о позор! – под гнетом женщины; персов, которые до того хвастались убийством Валериана он разбил, обратил в бегство, сокрушил. (10) Сарацины, блеммии, аксомиты, бактрийцы, серы, иберы, албанцы, армяне, даже индийские народы чтили его почти как воплощенного бога. (11) Дарами, которые он получил от варварских племен, полон Капитолий. Один храм, благодаря его щедрости, владеет пятнадцатью тысячами фунтов золота; все святилища в городе сияют благодаря его дарам. (12) Поэтому, отцы сенаторы, я готов судиться с самими бессмертными богами, которые допустили гибель такого государя, если только они не предпочли иметь его при себе. (13) Итак, я предлагаю назначить ему божеские почести и думаю, что все вы сделаете то же самое. Избрание императора, я полагаю, следует поручить тому же войску. (14) В самом деле, если при решении вопросов такого рода не поступить так, как сказано, то возникнет и опасность для того, кто избран, и ненависть против того, кто избирал». (15) Мнение Тацита получило одобрение. Однако ввиду того, что к сенату снова и снова приходили послы, Тацит стал императором на основании сенатского постановления, о котором мы будем говорить в жизнеописании Тацита.
XLII. (1) Аврелиан оставил только одну дочь, потомки которой еще и теперь живут в Риме. (2) Тот Аврелиан, который был проконсулом Киликии, превосходный сенатор, человек действительно высоких правил и почтенного образа жизни, живущий теперь в Сицилии, является его внуком. (3) Чем мне объяснить то, что хороших государей было так мало, хотя Цезарей было большое количество? В государственном списке содержится последовательный ряд порфироносцев,[1317] начиная с Августа и до государей Диоклетиана и Максимиана. (4) Среди них лучшими являются сам Август, Флавий Веспасиан, Флавий Тит, Кокцей Нерва, божественный Траян, божественный Адриан, Антонины Пий и Марк, Север африканец, Александр, сын Маммеи, божественный Клавдий и божественный Аврелиан. Что же касается Валериана, то, хотя сам он и был превосходным, но его несчастливая судьба отгородила его от всех прочих. (5) Подумай, прошу тебя, как мало хороших государей, так что правильно сказал во времена этого Клавдия один мимический шут, что в одно кольцо можно вписать имена и сделать там изображения хороших государей. (6) Напротив того, как длинен ряд плохих императоров! Чтоб уж не говорить о Вителлиях, Калигулах и Неронах, – кто мог бы перенести Максиминов, Филиппов и всех прочих, эти подонки беспутной толпы! Правда, я должен сделать исключение для Дециев,[1318] образ жизни и смерть которых позволяют сравнивать их с древними.
XLIII. (1) Спрашивается, что делает государей дурными. Прежде всего, друг мой, безнаказанность, затем обилие всяких средств; кроме того, бесчестные друзья, заслуживающие проклятия прислужники, алчные евнухи, глупые или презренные придворные и, чего нельзя отрицать, неосведомленность в государственных делах. (2) Я слыхал от своего отца, что император Диоклетиан, став уже частным человеком, говорил, что нет ничего более трудного, чем быть хорошим императором. (3) Собираются четверо-пятеро человек, договариваются между собой обманывать императора и подсказывают ему, что он должен утвердить. (4) Император, запертый в своем доме, не знает истины. Он вынужден знать только то, что говорят ему эти люди; он назначает судьями тех, кого не следовало бы назначать, отстраняет от государственных дел тех, кого он должен был бы привлекать. Но к чему много слов? Как говорил сам Диоклетиан, хорошего, осторожного, превосходного государя продают за деньги. (5) Это слова Диоклетиана; я включил их в свой рассказ для того, чтобы твоя мудрость знала, что нет ничего более трудного, чем быть хорошим государем.
XLIV. (1) Правда, многие не причисляют Аврелиана ни к хорошим, ни к дурным государям, потому что ему недоставало милосердия, первого свойства императоров. (2) Префект претория Диоклетиана Верконний Геренниан, по свидетельству Асклепиодота,[1319] часто говорил, что Диоклетиан, укоряя Максимиана за его свирепость, не раз повторял, что Аврелиану следовало бы скорее быть полководцем, нежели государем. Ему не нравилась его чрезмерная жестокость. (3) Может быть, кому-либо кажется удивительным то, что Асклепиодот, как передают, узнал от Диоклетиана и сообщил Цельзину, своему советнику; но об этом будут судить потомки. (4) Он утверждал, что Аврелиан обратился как-то к галльским друидессам с вопросом, останутся ли у власти его потомки. Те, по его словам, ответили, что в государстве не будет более славного имени, чем имя потомков Клавдия. (5) И уже есть император Констанций,[1320] человек той же крови, а его потомки, думается, достигнут той славы, какая была предсказана друидессами. Я включил это в жизнеописание Аврелиана потому, что такой ответ был дан самому Аврелиану на поставленный им вопрос.