В истории политического сыска в условия заграницы были и другие, не менее известные имена: Леонид Александрович Ратаев (1902-1905), сменивший Рачковского, - красивый светский донжуан, любитель-театрал, известный в Петербурге под кличкой "Корнет Отлетаев". Плеве его считал "слишком светским человеком" для работы в политическом сыске. Ему принадлежит знаменитая в то время фраза: "Особый отдел должен быть всегда на военном положении". Ратаев вербовал Азефа, благодаря которому он владел обстановкой в среде социал-революционеров и других партий. Он смог реорганизовать работу сыскных групп во всей Европе. Ему удалось подчинить себе почти все самостоятельные центры русской полиции на Балканах, в Галиции, Силезии, прусской Познани и Берлине. Его главным достижением были данные в октябре 1902 года, позволившие арестовать террористов Григорьева, Мельникова и самого главу боевой организации эсеров Гершуни (источником информации был Азеф, ставший после этой акции на место Гершуни).
В 1905 году после увольнения его в отставку без объяснения причин, вслед за убийством Плеве, генерал-губернатора Москвы вел. кн. Сергея Александровича и увольнения директора Департамента полиции Лопухина, его место занял Аркадий Михайлович Гартинг (Абрам Мовшевич Геккельман) (1905-1909), бывший агент, работавший с Рачковским под псевдонимом "Ландезен". Еще агентом, он специализировался на эсерах, в среду которых вошел по рекомендации самого "охотника за провокаторами" В.Л. Бурцева. По его информации французская полиция арестовала группу заговорщиков, занимающихся разработкой принципиально нового метательного снаряда для покушения на жизнь государя. Желая отомстить предателю, арестованные публично разоблачили Геккельмана, назвав его соучастником и главным финансистом. Суд постановил арестовать его, но полиция оказалась бессильной в своих розыскных возможностях. В то же самое время Александр III награждает его тайным указом, после чего "Ландезен" под новым именем переводится в Германию. Своим примером он лишний раз подтвердил, что лучшим методом борьбы с революционерами служит проникновение в их среду. Для этого от агента требуются такие личные качества, как крепкие нервы, высокая морально-психологическая подготовка и целеустремленный характер, чем сам он, без сомнения, обладал в полной мере. Кроме того, в этом случае агент становится перед лицом закона таким же преступником и несет на себе всю юридическую ответственность, но, как известно, "победителей не судят". Заграничная агентура под его руководством успешно решила задачу обеспечения безопасности следования из Балтики вокруг Европы на Дальний Восток эскадры адмирала З.П. Рождественского. Кроме того, он сумел организовать постоянно действующий канал поступления оперативной информации о деятельности в Европе сотрудников японских спецслужб.
Карьера Гартинга, достойная его способностей (действительный статский советник, кавалер многих российских орденов, кавалер ордена Почетного легиона), была прервана в 1909 году разоблачениями В.Л. Бурцева, опубликованными во французской печати. После Гартинга российской Заграничной агентуре пришлось перейти на нелегальное положение.
После разоблачения Гартинга в 1909 году в Париж для заведования Заграничной агентурой официально прибыл под прикрытием сотрудника Министерства иностранных дел Александр Александрович Красильников (1909-1917). Вслед за ним в Париже появилась целая группа опытных агентов, ранее служивших в охранных отделениях (им было приказано ни при каких условиях друг с другом не общаться). Пытаясь спасти положение, вызванное изменившейся политической обстановкой и, как следствие, расстановкой сил, а также разоблачительными публикациями, Красильников всю русскую агентуру внутреннего и наружного наблюдения постепенно заменил на французов и замаскировал её вывеской "Справочного бюро Биттер-Монен". Но к тому времени в России и в местах сосредоточения российской эмиграции развернул свою разоблачительную деятельность В.Л. Бурцев, на счету которого уже значились агенты департамента: Азеф, Гартинг, Жученко и др. Попытки, предпринимаемые Красильниковым для избавления от Бурцева, успехом не увенчались. В 1914 году началась Первая мировая война и вся деятельность Заграничной агентуры была переориентирована на разведку и контрразведку. Красильников после отречения Николая II от престола запер и опечатал помещение первого этажа русского консульства в Париже, чем закончил историю российского Заграничного бюро Департамента полиции. На тот момент его кабинет выглядел следующим образом: "В кабинете Красильникова стоял великолепный письменный стол красного дерева с роскошными бронзовыми канделябрами и другими украшениями, диван, кресло, стулья красного сафьяна и два больших портрета царя и наследника.
Вдоль стен канцелярии стояли высокие, до потолка, шкафы с делами архив, а в двух шифоньерках помещались карточные каталоги. В одном шкафу хранились старые дела, лежали кипы агентурных листков и альбом фотографий революционеров. В канцелярии стояли три письменных стола с пищущими машинками и массивный несгораемый шкаф. В картонных каталогах находились: в первом - карточки с фамилиями и приметами 20 тысяч мужчин и женщин, замешанных в революционной деятельности; во втором - карточки с данными на 5 тысяч политических эмигрантов, проживающих за пределами России и находящихся под постоянным негласным надзором.
В стальных шкафах хранились досье на революционеров с указанием партийных кличек, родственных связей, любовных отношений. Отдельно находился шкаф, где содержались досье собственной агентуры, без фотографий, подлинных имен и фамилий, с одними кличками. В архиве четко фиксировались номера входящих или исходящих бумаг"1.
В России же в 90-x годах ведущую роль играет Московское охранное отделение во главе с Зубатовым. Зубатов Сергей Васильевич (1863-1917), ещё гимназистом, привлек к себе внимание Московского охранного отделения своими смелыми критическими высказываниями в адрес царя и правительства. Все члены гимназистского кружка, куда входил и Зубатов, были исключены из гимназии. После продолжительного нахождения под негласным надзором начальник Московского охранного отделения Бердяев приказал его задержать конспиративно и доставить для беседы к нему. Результатом этой "беседы" стала вербовка. После проведенных в Москве массовых арестов (не без активного информационного участия Зубатова), в результате которых было задержано около 200 участников революционных кружков, во избежание мести своих бывших друзей, Зубатов был переведен на официальную должность сотрудника охранки. Здесь он оказался на своем месте. Хорошо представляя себе положение дел в лагере теперь своих противников, имея все необходимые личные качества организатора и понимая, что имеющиеся в его распоряжении оперативные возможности настолько морально устарели, что не позволяют противостоять набирающему силу революционному процессу, он смог увидеть ещё не реализованные возможности. Пройдя школу становления оперработника, он возглавил охранное отделение в Москве.
Его служба была на положении оперативного отряда Департамента полиции. Лично Зубатов разработал свою систему полицейского сыска. Она сводилась к подготовке квалифицированной и строго законспирированной агентуры, к новым приемам её страховки от разоблачения, сочетанию работы внутренней и внешней агентуры. В марксизме, который вышел к тому времени на авансцену политической жизни России и завоевал позиции в рабочем движении, московская охранка почувствовала грозную силу и заранее начала внедрять в социал-демократические организации своих лучших агентов. Такой подход Зубатова скоро стал давать свои результаты - ни одна московская рабочая организация или группа не могла закрепиться больше, чем на несколько месяцев, полгода - считалось уже долго.
"Сейчас вопрос стоит так, - убеждал он великого князя Сергея Александровича, от которого зависело "быть или не быть", - кто овладеет этим рабочим движением: мы или социалисты. Если им овладеют социалисты, революция в России будет неизбежна. Поэтому, мне думается, нужно разрешать легальные рабочие организации. И там через нашу тайную агентуру - внушать идею, что в их бедном положении виноват не император, а те плохие люди среди фабрикантов и заводчиков. Император же делает все возможное, чтобы улучшить положение рабочих. В это же время нужно добиться через его императорское величество некоторых экономических уступок рабочим от владельцев заводов - улучшить условия труда, несколько повысить зарплату. Это не только отвлечет рабочих от участия в социалистическом движении, но и существенно укрепит авторитет власти. Иными словами, мы подчиним себе рабочее движение и направим его в нужное русло. В то же время в легальных рабочих организациях сравнительно легко выявлять революционеров, их агитаторов и пропагандистов.
- А знаете, ротмистр, - согласился великий князь, - в ваших предложениях действительно что-то есть"1.
Так было положено начало принципиально новому подходу к решению главных задач, который носил название "Система полицейского социализма", в основе которой лежали 4 принципа:
1. Отрицание всех форм и методов насилия и замена революционного движения "эволюционным".
2. Самодержавная форма правления - "внеклассовая" и в области социальных отношений включает в себя "третейское начало, склонное к справедливости".
3. Противопоставление профессионального движения, не отрицающего капиталистический строй, рабочему движению, исходящему из социалистических начал.
4. Строгое разграничение самодеятельности населения и власти. Самодеятельность ограничивается там, где начинаются права власти, все должно идти через власть и ею направляться.
Следуя этим принципам, Зубатов смог доказать необходимость легализации в России несоциалистических и "неполитических" рабочих организаций. В 1901 году в Москве появилась первая легальная организация "Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве". Во главе всех этих организаций, созданных в разных городах, стояли "избранные" советы рабочих, в которые были включены и агенты охранки. "Значит, мораль такая, - писал сам Зубатов, - 1) идеологи - всегдашние политические эксплуататоры масс на почве их нужды и бедности, их надо изловить и, 2) борясь с ними, помнить всячески: "бей в корень", обезоруживая массы путем своевременного и неустанного правительственного улучшения их положения на почве мелких нужд и требований (большего масса никогда сама по себе и за раз не просит). Но обязательно это должно делаться самим правительством, и притом неустанно, без задержки"1.
"Полицейский социализм" Зубатова, бесспорно, был новым словом в тех условиях, ломал стереотип мышления, в том числе и полицейского. На практике случались и казусы. В 1902 году в Петербурге по поручению Департамента полиции Азеф организовал комитет партии социал-революционеров, доставку нелегальной литературы из-за границы и кружок, в котором пропагандистом был молодой эсер Н. Крестьянинов, а слушателями - штатные сотрудники столичного Охранного отделения. Азеф не мог не создать кружка, иначе ставилась бы под сомнение его репутация в партии, охранка не желала допустить существование кружка, в котором с её ведома рабочим внушали бы разрушительные идеи. Охранники аккуратно посещали занятия, Крестьянинов, как умел, растолковывал им социалистические учения и снабжал слушателей нелегальной литературой, ввезенной Азефом, а те, не читая её, сдавали полицейскому начальству2.
Понимая, что агентура была и есть основное, больше того, единственное оружие в его руках, он много внимания уделял её совершенствованию. Здесь он тоже был талантлив. Весь процесс обычно начинался с допроса задержанных. По воспоминаниям одного из руководителей московского "Рабочего союза", С.И. Мицкевича, "его допросы носили своеобразный характер: Зубатов вел беседы на самые разнообразные темы в непринужденном тоне и увлекал искренней беседой собеседников. Многим арестованным казалось, что это просто столкновение двух мировоззрений, и они, излагая свою точку зрения, тем самым выдавали часто все, что касалось их личной и революционной деятельности. Он давал арестованным читать книги, газеты, журналы, особенно рекомендовал книги Бернштейна, горячим поклонником которого являлся, отпускал арестованных под честное слово в город, предлагал взаймы деньги, заводил дружескую переписку и т.д. ...И надо сказать, что многие недостаточно стойкие и убежденные арестованные шли на удочку Зубатова: одни искренне уверовали, что под полицейской охранной опекой можно организовать рабочее движение на почве борьбы "за экономические свободы", другие, испугавшись репрессий и соблазнившись "тридцатью сребрениками", становились предателями и провокаторами"1. Обладающий известным "психологическим чутьем", Зубатов почти всегда достигал поставленных целей. На практике часто приходилось в угоду генеральному замыслу, но вопреки желаниям фабрикантов заставлять их, не дожидаясь повелений сверху, идти на уступки. Иногда, в случае их отказа, он прибегал к угрозам, пользуясь страшным именем охранки. Теперь стачки проходили при полном, почти благосклонном невмешательстве властей. Апофеозом практики Зубатова была им же организованная манифестация, где более шестидесяти тысяч рабочих торжественно отправились в день освобождения крестьян возложить венок к памятнику Александру II. Но выпущенного из бутылки джинна удержать или хотя бы контролировать уже было невозможно. Стачки стали приобретать все более внушительный характер. Наступило время разочарования.
С.В.Зубатов был гением в своей профессии. Это признавали даже его недруги из числа коллег, но особенно убедительно звучали оценки его врагов из числа революционеров. Его можно назвать создателем стройного учения о вербовке, обучении и использовании агентуры. "Я, офицер, должен якшаться с наушниками и соглядатаями" - так, наверное, с презрительными чувствами думаете вы? Но важны не сами по себе явления и факты, а ваша точка зрения на них... Охранение общественной безопасности невозможно без политического розыска, а розыск без информации - это гончая собака без нюха. Жизнь меняется. При царе Иване Грозном преступников четвертовали, при нашем государе мы поставлены на пороге парламентаризма. Но как при Иване Грозном, так и при нынешнем монархе невозможно выкорчевать оппозицию правительства и революционные тенденции. Однако быть в курсе деятельности оппозиционеров и революционеров - наш долг. Быть в курсе и наносить неожиданные удары. И единственное, решительное средство для этого - иметь своих людей в каждой ячейке общества. Внутренняя, совершенно секретная и постоянная агентура главное и единственное основание политического розыска. И задача жандармского офицера, главная забота - организовать сеть секретных осведомителей во всех слоях общества. Пути поиска таких людей различны, но метод один: офицер охраны должен быть человековедом. А знать человека, как справедливо говорил мудрый Дизраэли, - это знать его слабости. К чему наиболее слаб человек? К деньгам. Гоните прочь "штучников", которые за рубль несут вам протухший слушок. Но не скупитесь на тех, кои, будучи поколеблены в пользе своей революционной деятельности и в то же время нуждаясь в деньгах, хотя и не изменяют коренным образом убеждений, однако ради звона злата согласны информировать вас о деятельности своих сотоварищей. Еще ценнее для нас те, чье самолюбие было чем-то ущемлено, кто считает себя по способностям и заслугам достойным более высокого положения в сообществе, однако не признан, - таковые готовы по злопамятности и мести выдавать сотоварищей. Однако наиболее важны деятели партии, превращенные путем убеждений в действительных сотрудников на жалованьи. Такие служат наиболее усердно, и я знаю немало их, сделавших завидную карьеру в обществе... Повторяю и повторяю, не смотрите на дело приобретения сотрудника как на рыночную куплю-продажу. И ни в коем случае не относитесь к вашему человеку небрежно или, хуже того, с презрением, коего он, возможно, и заслуживает, ибо никто из нас не станет оправдывать Иуду, продавшего Христа. Однако упрячьте эти мысли и чувства поглубже и смотрите на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в тайной связи. Берегите её, как зеницу ока. Один неосторожный шаг - и вы её опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно"1.
В Охранном отделении карьера С.В. Зубатова закончилась в 1903 году, когда враги, объединив силы, обвинили его в революционизме. Великий князь Александр Михайлович доложил государю, что забастовки устраивает сам Зубатов. Плеве тоже сказал свое слово, в результате - отставка, сопровождаемая обыском в кабинете. Зубатов был арестован и выслан во Владимир. Находясь в ссылке и в опале, своих убеждений он не поменял. Спустя 14 лет, после Февральской революции, когда представители новой власти вскрыли документы, которые рисовали Зубатова демоном провокации, сторонником вседозволенности, он понял, что суда ему не избежать, события загнали его в угол. Вскоре после отречения Николая II Зубатов застрелился2.
Петербургским охранным отделением перед революцией руководил Александр Васильевич Герасимов, принявший под свое "попечение" Азефа и взявший тактику Зубатова, как наиболее эффективную. По устоявшемуся мнению, Герасимов знал об устремлениях террористов все и полагал, что он не только предотвращает покушения, но и в состоянии с помощью эсеров расправиться с любым, какое бы высокое положение он ни занимал. Министр внутренних дел Столыпин в поездках специально держал Герасимова подле себя, надеясь, что начальник охранки не допустит покушения на министра.
Герасимову было выгодно не раскрывать всех покушений, не сажать всех боевиков, - пусть они бросают бомбы где угодно, но только не в столице, за спокойствие которой нес ответственность он. Например, ему принадлежит авторство следующей тактики оперативных комбинаций. Азеф заблаговременно доносил о том, что боевиками, которыми он же и руководил, готовится убийство. Герасимов усиливал охрану и в нужный момент выпускал на улицу самых неумелых филеров, "брандеров", которые так вели наблюдение, что не заметить их мог только слепой. Не зная этого, они непременно спугивали объектов, и те прекращали подготовку покушения. Через некоторое время боевики возобновляли действия и опять натыкались на "брандеров". Сдавали нервы, группа рассыпалась, и боевики ни с чем покидали Россию.
Бесспорно, среди охранников были весьма грамотные люди, были и идейные борцы с революционной крамолой, но была ещё одна причина, заставлявшая армейских офицеров переодеваться в мундиры голубого цвета. О ней сообщил бывший директор Департамента полиции С.П. Белецкий: "...был в Департаменте другой документ, также не опубликованный, а секретно хранимый, предоставляющий, вне всяких наградных норм и законного порядка, исполнительных чинов розыскных учреждений, активно принимавших участие в борьбе с революцией. Это высочайшее повеление имело большое значение для офицеров, ибо на основании этого акта, вне соблюдения установленных в военном ведомстве наградных норм и правил старшинства в чине подполковника, полковника и генерала, связанных с материальным улучшением служебного положения, офицеры, несущие розыскную службу, не только обгоняли в чинах своих сверстников по службе в армии, но и своих товарищей служивших в учреждениях следственного характера... Как пример могу указать производство в 5 лет А.В. Герасимова из чина ротмистра в генерал-майоры и награждение его в этот период орденами до Станислава I степени включительно"1.
Департамент полиции в своем арсенале располагал широким набором средств ведения политического сыска, включающим наружную разведку (филеров), перлюстрацию корреспонденции ("черные кабинеты") и внутреннюю агентуру.
Эффективным инструментом в руках полиции была хорошо отлаженная система наружного наблюдения.
Свое задание "наряд" получал непосредственно от заведующего агентурой. Агенты внешнего наблюдения были обязаны предоставлять подробные сведения о том, когда и куда ходил или ездил наблюдаемый, с кем встречался или беседовал, во что был одет, каковы были приметы лиц, с которыми он общался, что он носил или возил с собой, где, когда и как исчез из-под наблюдения и т.п. Эта категория агентов была наименее оплачиваемой (жалованье "филера" составляло 25-100 руб. в месяц, в зависимости от "квалификации") и находилась под неусыпным надзором заведующего агентурой. Для филеров снимались специальные помещения - конспиративные квартиры, где они получали инструктаж перед "дежурством", а по его окончании писали рапорты заведующему агентурой. Инструкция запрещала агентам приближаться к наблюдаемым, подслушивать их разговоры, вступать с ними в непосредственное соприкосновение. В ресторанах, кафе, клубах, трактирах и других общественных местах филеры должны были останавливаться у входа или занимать места вдали от наблюдаемого, чтобы не возбуждать у него подозрения. Как правило, агенты наружного наблюдения не знали ни фамилии, ни профессии лиц, порученных их "заботам". Их не ставили в известность и о причинах установления наблюдения. Агент не знал, за кем наблюдает: за "врагом внутренним" или же за "своим", секретным сотрудником в целях проверки правильности его донесений. Подозреваемые, попавшие в их поле зрения в отчетных документах, должны проходить только по кличкам, причем она, кличка, должна быть краткой, из одного слова, и характеризовать внешность или впечатление, которое объект производит.
Отдел наружного наблюдения каждого Охранного отделения состоял из заведующего, участковых квартальных надзирателей, вокзальных надзирателей и филеров. Они работали в составе групп из одного старшего и двух и более младших наблюдательных агентов. В ведении отдела был конный двор, все извозчики состояли на службе в Департаменте полиции.
Участковые надзиратели наводили справки об интересовавших охранку лицах и поддерживали связь с филерами. Вокзальные надзиратели присутствовали при прибытии и отправлении поездов и, в случае необходимости, задерживали выслеженных филерами лиц.
Набирать филеров охранники предпочитали из отставных унтер-офицеров. Большинство из них были полуграмотными, едва умели писать. Предпочтение отдавалось политически и нравственно благонадежным, терпеливым, настойчивым, не болтливым. Служба филеров не была почетной и престижной. Да и по отношению к жандармским офицерам он чувствовал себя просто ремесленником, лишенным профессионального достоинства.
Бюджет охранных отделений предусматривал средства на гражданское платье, но бюрократизм был сильнее элементарного здравого смысла, и в результате одинаковая казенная одежда, "гороховое пальто", стало символом филера. В качестве средства передвижения, повышающего мобильность отряда, уже тогда использовались велосипеды.
Часто нескольким сотрудникам приходилось наблюдать за одним и тем же лицом, перепроверяя друг друга - информация становится объективнее, если подтверждается вторым независимым источником. Сыщикам выдавались удостоверения с вымышленной фамилией, где указывалась должность - "агент наружного наблюдения". При необходимости филеры производили задержание подозреваемого, предотвращая совершение преступления. А когда не хватало доказательной базы, филеры привлекались судом в качестве свидетелей.
Уже тогда для конспирации практиковались стационарные посты наблюдения. "За нами не ходили шпионы, не подсматривали за каждым шагом, писал в воспоминаниях народоволец А.В.Прибылев, - все шпионы в костюмах околоточных надзирателей были расставлены на перекрестках и замечали каждого из нас, проходивших мимо них. Они отмечали в своих книжках, кто из нас и в каком направлении отправляется, когда и с кем видится и пр. ...Такой надзор не бросался в глаза выслеживаемому, давал полную картину наших действий. Все это стало нам известно лишь после ареста, тогда же мы ходили впотьмах, уверенные, что о нашей конспиративной деятельности никто не догадывается"1. Способы осуществления наблюдения в зависимости от условий были следующими:
1) наем в гостиницах и частных квартирах комнат, расположенных напротив или около адресов объектов наблюдения;
2) наем закрытых извозчиков для возможности контроля за входами и выходами из подъезда дома, за которым ведется наблюдение;
3) установление оперативных контактов под каким-нибудь предлогом с привратниками домов и получение от них необходимой информации (этот вариант исключал необходимость безотлучного нахождения на улице сотрудника);
4) при получении сведений о предстоящем отъезде подозреваемого филеры концентрировались таким образом, чтобы отъезжающий, направляясь на один из вокзалов, не мог миновать контроля наблюдения.
При С.В. Зубатове его личный друг и гений филерского наблюдения Евстратий Павлович Медников, участвовавший ещё в разгроме "Народной воли", организовал в Москве школу подготовки филеров ("Евстраткина школа") и элитарный "летучий отряд" для выполнения особо сложных заданий, связанных с необходимостью командировок за пределы Москвы. Его ученики интуитивно безошибочно по внешнему виду находили в толпе революционеров. От них почти невозможно было скрыться, революционеры принимали это к сведению и старались без особой необходимости в Москву не заезжать2. Сам Медников был примером подражания для своих учеников. Он в любое время и в любой ситуации был готов на полном ходу остановить извозчика, вскочить в поезд, куда бы тот ни следовал. На знакомой территории он никогда не терялся, прекрасно ориентировался. От учеников требовал, чтобы все они уже имели опыт военной службы, потому что борьба с революционерами может быть жестокой. Помимо мужества, нужны были особые способности, например умение не привлекать внимания, оставаться незамеченным. Одежда, голос, манеры поведения не должны бросаться в глаза. Взгляд не должен долго задерживаться на одном предмете: именно глаза наиболее выразительны. Он требовал обязательно указывать в отчетах о каждом факте визуального контакта с объектом. Им строго запрещалось употребление спиртного. Кроме того, он считал, что чрезмерная нежность к семье или женщине вредит службе филера.
В 1905 году после увольнения его в отставку без объяснения причин, вслед за убийством Плеве, генерал-губернатора Москвы вел. кн. Сергея Александровича и увольнения директора Департамента полиции Лопухина, его место занял Аркадий Михайлович Гартинг (Абрам Мовшевич Геккельман) (1905-1909), бывший агент, работавший с Рачковским под псевдонимом "Ландезен". Еще агентом, он специализировался на эсерах, в среду которых вошел по рекомендации самого "охотника за провокаторами" В.Л. Бурцева. По его информации французская полиция арестовала группу заговорщиков, занимающихся разработкой принципиально нового метательного снаряда для покушения на жизнь государя. Желая отомстить предателю, арестованные публично разоблачили Геккельмана, назвав его соучастником и главным финансистом. Суд постановил арестовать его, но полиция оказалась бессильной в своих розыскных возможностях. В то же самое время Александр III награждает его тайным указом, после чего "Ландезен" под новым именем переводится в Германию. Своим примером он лишний раз подтвердил, что лучшим методом борьбы с революционерами служит проникновение в их среду. Для этого от агента требуются такие личные качества, как крепкие нервы, высокая морально-психологическая подготовка и целеустремленный характер, чем сам он, без сомнения, обладал в полной мере. Кроме того, в этом случае агент становится перед лицом закона таким же преступником и несет на себе всю юридическую ответственность, но, как известно, "победителей не судят". Заграничная агентура под его руководством успешно решила задачу обеспечения безопасности следования из Балтики вокруг Европы на Дальний Восток эскадры адмирала З.П. Рождественского. Кроме того, он сумел организовать постоянно действующий канал поступления оперативной информации о деятельности в Европе сотрудников японских спецслужб.
Карьера Гартинга, достойная его способностей (действительный статский советник, кавалер многих российских орденов, кавалер ордена Почетного легиона), была прервана в 1909 году разоблачениями В.Л. Бурцева, опубликованными во французской печати. После Гартинга российской Заграничной агентуре пришлось перейти на нелегальное положение.
После разоблачения Гартинга в 1909 году в Париж для заведования Заграничной агентурой официально прибыл под прикрытием сотрудника Министерства иностранных дел Александр Александрович Красильников (1909-1917). Вслед за ним в Париже появилась целая группа опытных агентов, ранее служивших в охранных отделениях (им было приказано ни при каких условиях друг с другом не общаться). Пытаясь спасти положение, вызванное изменившейся политической обстановкой и, как следствие, расстановкой сил, а также разоблачительными публикациями, Красильников всю русскую агентуру внутреннего и наружного наблюдения постепенно заменил на французов и замаскировал её вывеской "Справочного бюро Биттер-Монен". Но к тому времени в России и в местах сосредоточения российской эмиграции развернул свою разоблачительную деятельность В.Л. Бурцев, на счету которого уже значились агенты департамента: Азеф, Гартинг, Жученко и др. Попытки, предпринимаемые Красильниковым для избавления от Бурцева, успехом не увенчались. В 1914 году началась Первая мировая война и вся деятельность Заграничной агентуры была переориентирована на разведку и контрразведку. Красильников после отречения Николая II от престола запер и опечатал помещение первого этажа русского консульства в Париже, чем закончил историю российского Заграничного бюро Департамента полиции. На тот момент его кабинет выглядел следующим образом: "В кабинете Красильникова стоял великолепный письменный стол красного дерева с роскошными бронзовыми канделябрами и другими украшениями, диван, кресло, стулья красного сафьяна и два больших портрета царя и наследника.
Вдоль стен канцелярии стояли высокие, до потолка, шкафы с делами архив, а в двух шифоньерках помещались карточные каталоги. В одном шкафу хранились старые дела, лежали кипы агентурных листков и альбом фотографий революционеров. В канцелярии стояли три письменных стола с пищущими машинками и массивный несгораемый шкаф. В картонных каталогах находились: в первом - карточки с фамилиями и приметами 20 тысяч мужчин и женщин, замешанных в революционной деятельности; во втором - карточки с данными на 5 тысяч политических эмигрантов, проживающих за пределами России и находящихся под постоянным негласным надзором.
В стальных шкафах хранились досье на революционеров с указанием партийных кличек, родственных связей, любовных отношений. Отдельно находился шкаф, где содержались досье собственной агентуры, без фотографий, подлинных имен и фамилий, с одними кличками. В архиве четко фиксировались номера входящих или исходящих бумаг"1.
В России же в 90-x годах ведущую роль играет Московское охранное отделение во главе с Зубатовым. Зубатов Сергей Васильевич (1863-1917), ещё гимназистом, привлек к себе внимание Московского охранного отделения своими смелыми критическими высказываниями в адрес царя и правительства. Все члены гимназистского кружка, куда входил и Зубатов, были исключены из гимназии. После продолжительного нахождения под негласным надзором начальник Московского охранного отделения Бердяев приказал его задержать конспиративно и доставить для беседы к нему. Результатом этой "беседы" стала вербовка. После проведенных в Москве массовых арестов (не без активного информационного участия Зубатова), в результате которых было задержано около 200 участников революционных кружков, во избежание мести своих бывших друзей, Зубатов был переведен на официальную должность сотрудника охранки. Здесь он оказался на своем месте. Хорошо представляя себе положение дел в лагере теперь своих противников, имея все необходимые личные качества организатора и понимая, что имеющиеся в его распоряжении оперативные возможности настолько морально устарели, что не позволяют противостоять набирающему силу революционному процессу, он смог увидеть ещё не реализованные возможности. Пройдя школу становления оперработника, он возглавил охранное отделение в Москве.
Его служба была на положении оперативного отряда Департамента полиции. Лично Зубатов разработал свою систему полицейского сыска. Она сводилась к подготовке квалифицированной и строго законспирированной агентуры, к новым приемам её страховки от разоблачения, сочетанию работы внутренней и внешней агентуры. В марксизме, который вышел к тому времени на авансцену политической жизни России и завоевал позиции в рабочем движении, московская охранка почувствовала грозную силу и заранее начала внедрять в социал-демократические организации своих лучших агентов. Такой подход Зубатова скоро стал давать свои результаты - ни одна московская рабочая организация или группа не могла закрепиться больше, чем на несколько месяцев, полгода - считалось уже долго.
"Сейчас вопрос стоит так, - убеждал он великого князя Сергея Александровича, от которого зависело "быть или не быть", - кто овладеет этим рабочим движением: мы или социалисты. Если им овладеют социалисты, революция в России будет неизбежна. Поэтому, мне думается, нужно разрешать легальные рабочие организации. И там через нашу тайную агентуру - внушать идею, что в их бедном положении виноват не император, а те плохие люди среди фабрикантов и заводчиков. Император же делает все возможное, чтобы улучшить положение рабочих. В это же время нужно добиться через его императорское величество некоторых экономических уступок рабочим от владельцев заводов - улучшить условия труда, несколько повысить зарплату. Это не только отвлечет рабочих от участия в социалистическом движении, но и существенно укрепит авторитет власти. Иными словами, мы подчиним себе рабочее движение и направим его в нужное русло. В то же время в легальных рабочих организациях сравнительно легко выявлять революционеров, их агитаторов и пропагандистов.
- А знаете, ротмистр, - согласился великий князь, - в ваших предложениях действительно что-то есть"1.
Так было положено начало принципиально новому подходу к решению главных задач, который носил название "Система полицейского социализма", в основе которой лежали 4 принципа:
1. Отрицание всех форм и методов насилия и замена революционного движения "эволюционным".
2. Самодержавная форма правления - "внеклассовая" и в области социальных отношений включает в себя "третейское начало, склонное к справедливости".
3. Противопоставление профессионального движения, не отрицающего капиталистический строй, рабочему движению, исходящему из социалистических начал.
4. Строгое разграничение самодеятельности населения и власти. Самодеятельность ограничивается там, где начинаются права власти, все должно идти через власть и ею направляться.
Следуя этим принципам, Зубатов смог доказать необходимость легализации в России несоциалистических и "неполитических" рабочих организаций. В 1901 году в Москве появилась первая легальная организация "Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве". Во главе всех этих организаций, созданных в разных городах, стояли "избранные" советы рабочих, в которые были включены и агенты охранки. "Значит, мораль такая, - писал сам Зубатов, - 1) идеологи - всегдашние политические эксплуататоры масс на почве их нужды и бедности, их надо изловить и, 2) борясь с ними, помнить всячески: "бей в корень", обезоруживая массы путем своевременного и неустанного правительственного улучшения их положения на почве мелких нужд и требований (большего масса никогда сама по себе и за раз не просит). Но обязательно это должно делаться самим правительством, и притом неустанно, без задержки"1.
"Полицейский социализм" Зубатова, бесспорно, был новым словом в тех условиях, ломал стереотип мышления, в том числе и полицейского. На практике случались и казусы. В 1902 году в Петербурге по поручению Департамента полиции Азеф организовал комитет партии социал-революционеров, доставку нелегальной литературы из-за границы и кружок, в котором пропагандистом был молодой эсер Н. Крестьянинов, а слушателями - штатные сотрудники столичного Охранного отделения. Азеф не мог не создать кружка, иначе ставилась бы под сомнение его репутация в партии, охранка не желала допустить существование кружка, в котором с её ведома рабочим внушали бы разрушительные идеи. Охранники аккуратно посещали занятия, Крестьянинов, как умел, растолковывал им социалистические учения и снабжал слушателей нелегальной литературой, ввезенной Азефом, а те, не читая её, сдавали полицейскому начальству2.
Понимая, что агентура была и есть основное, больше того, единственное оружие в его руках, он много внимания уделял её совершенствованию. Здесь он тоже был талантлив. Весь процесс обычно начинался с допроса задержанных. По воспоминаниям одного из руководителей московского "Рабочего союза", С.И. Мицкевича, "его допросы носили своеобразный характер: Зубатов вел беседы на самые разнообразные темы в непринужденном тоне и увлекал искренней беседой собеседников. Многим арестованным казалось, что это просто столкновение двух мировоззрений, и они, излагая свою точку зрения, тем самым выдавали часто все, что касалось их личной и революционной деятельности. Он давал арестованным читать книги, газеты, журналы, особенно рекомендовал книги Бернштейна, горячим поклонником которого являлся, отпускал арестованных под честное слово в город, предлагал взаймы деньги, заводил дружескую переписку и т.д. ...И надо сказать, что многие недостаточно стойкие и убежденные арестованные шли на удочку Зубатова: одни искренне уверовали, что под полицейской охранной опекой можно организовать рабочее движение на почве борьбы "за экономические свободы", другие, испугавшись репрессий и соблазнившись "тридцатью сребрениками", становились предателями и провокаторами"1. Обладающий известным "психологическим чутьем", Зубатов почти всегда достигал поставленных целей. На практике часто приходилось в угоду генеральному замыслу, но вопреки желаниям фабрикантов заставлять их, не дожидаясь повелений сверху, идти на уступки. Иногда, в случае их отказа, он прибегал к угрозам, пользуясь страшным именем охранки. Теперь стачки проходили при полном, почти благосклонном невмешательстве властей. Апофеозом практики Зубатова была им же организованная манифестация, где более шестидесяти тысяч рабочих торжественно отправились в день освобождения крестьян возложить венок к памятнику Александру II. Но выпущенного из бутылки джинна удержать или хотя бы контролировать уже было невозможно. Стачки стали приобретать все более внушительный характер. Наступило время разочарования.
С.В.Зубатов был гением в своей профессии. Это признавали даже его недруги из числа коллег, но особенно убедительно звучали оценки его врагов из числа революционеров. Его можно назвать создателем стройного учения о вербовке, обучении и использовании агентуры. "Я, офицер, должен якшаться с наушниками и соглядатаями" - так, наверное, с презрительными чувствами думаете вы? Но важны не сами по себе явления и факты, а ваша точка зрения на них... Охранение общественной безопасности невозможно без политического розыска, а розыск без информации - это гончая собака без нюха. Жизнь меняется. При царе Иване Грозном преступников четвертовали, при нашем государе мы поставлены на пороге парламентаризма. Но как при Иване Грозном, так и при нынешнем монархе невозможно выкорчевать оппозицию правительства и революционные тенденции. Однако быть в курсе деятельности оппозиционеров и революционеров - наш долг. Быть в курсе и наносить неожиданные удары. И единственное, решительное средство для этого - иметь своих людей в каждой ячейке общества. Внутренняя, совершенно секретная и постоянная агентура главное и единственное основание политического розыска. И задача жандармского офицера, главная забота - организовать сеть секретных осведомителей во всех слоях общества. Пути поиска таких людей различны, но метод один: офицер охраны должен быть человековедом. А знать человека, как справедливо говорил мудрый Дизраэли, - это знать его слабости. К чему наиболее слаб человек? К деньгам. Гоните прочь "штучников", которые за рубль несут вам протухший слушок. Но не скупитесь на тех, кои, будучи поколеблены в пользе своей революционной деятельности и в то же время нуждаясь в деньгах, хотя и не изменяют коренным образом убеждений, однако ради звона злата согласны информировать вас о деятельности своих сотоварищей. Еще ценнее для нас те, чье самолюбие было чем-то ущемлено, кто считает себя по способностям и заслугам достойным более высокого положения в сообществе, однако не признан, - таковые готовы по злопамятности и мести выдавать сотоварищей. Однако наиболее важны деятели партии, превращенные путем убеждений в действительных сотрудников на жалованьи. Такие служат наиболее усердно, и я знаю немало их, сделавших завидную карьеру в обществе... Повторяю и повторяю, не смотрите на дело приобретения сотрудника как на рыночную куплю-продажу. И ни в коем случае не относитесь к вашему человеку небрежно или, хуже того, с презрением, коего он, возможно, и заслуживает, ибо никто из нас не станет оправдывать Иуду, продавшего Христа. Однако упрячьте эти мысли и чувства поглубже и смотрите на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в тайной связи. Берегите её, как зеницу ока. Один неосторожный шаг - и вы её опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно"1.
В Охранном отделении карьера С.В. Зубатова закончилась в 1903 году, когда враги, объединив силы, обвинили его в революционизме. Великий князь Александр Михайлович доложил государю, что забастовки устраивает сам Зубатов. Плеве тоже сказал свое слово, в результате - отставка, сопровождаемая обыском в кабинете. Зубатов был арестован и выслан во Владимир. Находясь в ссылке и в опале, своих убеждений он не поменял. Спустя 14 лет, после Февральской революции, когда представители новой власти вскрыли документы, которые рисовали Зубатова демоном провокации, сторонником вседозволенности, он понял, что суда ему не избежать, события загнали его в угол. Вскоре после отречения Николая II Зубатов застрелился2.
Петербургским охранным отделением перед революцией руководил Александр Васильевич Герасимов, принявший под свое "попечение" Азефа и взявший тактику Зубатова, как наиболее эффективную. По устоявшемуся мнению, Герасимов знал об устремлениях террористов все и полагал, что он не только предотвращает покушения, но и в состоянии с помощью эсеров расправиться с любым, какое бы высокое положение он ни занимал. Министр внутренних дел Столыпин в поездках специально держал Герасимова подле себя, надеясь, что начальник охранки не допустит покушения на министра.
Герасимову было выгодно не раскрывать всех покушений, не сажать всех боевиков, - пусть они бросают бомбы где угодно, но только не в столице, за спокойствие которой нес ответственность он. Например, ему принадлежит авторство следующей тактики оперативных комбинаций. Азеф заблаговременно доносил о том, что боевиками, которыми он же и руководил, готовится убийство. Герасимов усиливал охрану и в нужный момент выпускал на улицу самых неумелых филеров, "брандеров", которые так вели наблюдение, что не заметить их мог только слепой. Не зная этого, они непременно спугивали объектов, и те прекращали подготовку покушения. Через некоторое время боевики возобновляли действия и опять натыкались на "брандеров". Сдавали нервы, группа рассыпалась, и боевики ни с чем покидали Россию.
Бесспорно, среди охранников были весьма грамотные люди, были и идейные борцы с революционной крамолой, но была ещё одна причина, заставлявшая армейских офицеров переодеваться в мундиры голубого цвета. О ней сообщил бывший директор Департамента полиции С.П. Белецкий: "...был в Департаменте другой документ, также не опубликованный, а секретно хранимый, предоставляющий, вне всяких наградных норм и законного порядка, исполнительных чинов розыскных учреждений, активно принимавших участие в борьбе с революцией. Это высочайшее повеление имело большое значение для офицеров, ибо на основании этого акта, вне соблюдения установленных в военном ведомстве наградных норм и правил старшинства в чине подполковника, полковника и генерала, связанных с материальным улучшением служебного положения, офицеры, несущие розыскную службу, не только обгоняли в чинах своих сверстников по службе в армии, но и своих товарищей служивших в учреждениях следственного характера... Как пример могу указать производство в 5 лет А.В. Герасимова из чина ротмистра в генерал-майоры и награждение его в этот период орденами до Станислава I степени включительно"1.
Департамент полиции в своем арсенале располагал широким набором средств ведения политического сыска, включающим наружную разведку (филеров), перлюстрацию корреспонденции ("черные кабинеты") и внутреннюю агентуру.
Эффективным инструментом в руках полиции была хорошо отлаженная система наружного наблюдения.
Свое задание "наряд" получал непосредственно от заведующего агентурой. Агенты внешнего наблюдения были обязаны предоставлять подробные сведения о том, когда и куда ходил или ездил наблюдаемый, с кем встречался или беседовал, во что был одет, каковы были приметы лиц, с которыми он общался, что он носил или возил с собой, где, когда и как исчез из-под наблюдения и т.п. Эта категория агентов была наименее оплачиваемой (жалованье "филера" составляло 25-100 руб. в месяц, в зависимости от "квалификации") и находилась под неусыпным надзором заведующего агентурой. Для филеров снимались специальные помещения - конспиративные квартиры, где они получали инструктаж перед "дежурством", а по его окончании писали рапорты заведующему агентурой. Инструкция запрещала агентам приближаться к наблюдаемым, подслушивать их разговоры, вступать с ними в непосредственное соприкосновение. В ресторанах, кафе, клубах, трактирах и других общественных местах филеры должны были останавливаться у входа или занимать места вдали от наблюдаемого, чтобы не возбуждать у него подозрения. Как правило, агенты наружного наблюдения не знали ни фамилии, ни профессии лиц, порученных их "заботам". Их не ставили в известность и о причинах установления наблюдения. Агент не знал, за кем наблюдает: за "врагом внутренним" или же за "своим", секретным сотрудником в целях проверки правильности его донесений. Подозреваемые, попавшие в их поле зрения в отчетных документах, должны проходить только по кличкам, причем она, кличка, должна быть краткой, из одного слова, и характеризовать внешность или впечатление, которое объект производит.
Отдел наружного наблюдения каждого Охранного отделения состоял из заведующего, участковых квартальных надзирателей, вокзальных надзирателей и филеров. Они работали в составе групп из одного старшего и двух и более младших наблюдательных агентов. В ведении отдела был конный двор, все извозчики состояли на службе в Департаменте полиции.
Участковые надзиратели наводили справки об интересовавших охранку лицах и поддерживали связь с филерами. Вокзальные надзиратели присутствовали при прибытии и отправлении поездов и, в случае необходимости, задерживали выслеженных филерами лиц.
Набирать филеров охранники предпочитали из отставных унтер-офицеров. Большинство из них были полуграмотными, едва умели писать. Предпочтение отдавалось политически и нравственно благонадежным, терпеливым, настойчивым, не болтливым. Служба филеров не была почетной и престижной. Да и по отношению к жандармским офицерам он чувствовал себя просто ремесленником, лишенным профессионального достоинства.
Бюджет охранных отделений предусматривал средства на гражданское платье, но бюрократизм был сильнее элементарного здравого смысла, и в результате одинаковая казенная одежда, "гороховое пальто", стало символом филера. В качестве средства передвижения, повышающего мобильность отряда, уже тогда использовались велосипеды.
Часто нескольким сотрудникам приходилось наблюдать за одним и тем же лицом, перепроверяя друг друга - информация становится объективнее, если подтверждается вторым независимым источником. Сыщикам выдавались удостоверения с вымышленной фамилией, где указывалась должность - "агент наружного наблюдения". При необходимости филеры производили задержание подозреваемого, предотвращая совершение преступления. А когда не хватало доказательной базы, филеры привлекались судом в качестве свидетелей.
Уже тогда для конспирации практиковались стационарные посты наблюдения. "За нами не ходили шпионы, не подсматривали за каждым шагом, писал в воспоминаниях народоволец А.В.Прибылев, - все шпионы в костюмах околоточных надзирателей были расставлены на перекрестках и замечали каждого из нас, проходивших мимо них. Они отмечали в своих книжках, кто из нас и в каком направлении отправляется, когда и с кем видится и пр. ...Такой надзор не бросался в глаза выслеживаемому, давал полную картину наших действий. Все это стало нам известно лишь после ареста, тогда же мы ходили впотьмах, уверенные, что о нашей конспиративной деятельности никто не догадывается"1. Способы осуществления наблюдения в зависимости от условий были следующими:
1) наем в гостиницах и частных квартирах комнат, расположенных напротив или около адресов объектов наблюдения;
2) наем закрытых извозчиков для возможности контроля за входами и выходами из подъезда дома, за которым ведется наблюдение;
3) установление оперативных контактов под каким-нибудь предлогом с привратниками домов и получение от них необходимой информации (этот вариант исключал необходимость безотлучного нахождения на улице сотрудника);
4) при получении сведений о предстоящем отъезде подозреваемого филеры концентрировались таким образом, чтобы отъезжающий, направляясь на один из вокзалов, не мог миновать контроля наблюдения.
При С.В. Зубатове его личный друг и гений филерского наблюдения Евстратий Павлович Медников, участвовавший ещё в разгроме "Народной воли", организовал в Москве школу подготовки филеров ("Евстраткина школа") и элитарный "летучий отряд" для выполнения особо сложных заданий, связанных с необходимостью командировок за пределы Москвы. Его ученики интуитивно безошибочно по внешнему виду находили в толпе революционеров. От них почти невозможно было скрыться, революционеры принимали это к сведению и старались без особой необходимости в Москву не заезжать2. Сам Медников был примером подражания для своих учеников. Он в любое время и в любой ситуации был готов на полном ходу остановить извозчика, вскочить в поезд, куда бы тот ни следовал. На знакомой территории он никогда не терялся, прекрасно ориентировался. От учеников требовал, чтобы все они уже имели опыт военной службы, потому что борьба с революционерами может быть жестокой. Помимо мужества, нужны были особые способности, например умение не привлекать внимания, оставаться незамеченным. Одежда, голос, манеры поведения не должны бросаться в глаза. Взгляд не должен долго задерживаться на одном предмете: именно глаза наиболее выразительны. Он требовал обязательно указывать в отчетах о каждом факте визуального контакта с объектом. Им строго запрещалось употребление спиртного. Кроме того, он считал, что чрезмерная нежность к семье или женщине вредит службе филера.