- Господи, я опять заснула, - зевая, проговорила она. - Что ты так долго?
- Блондинка сказала, что выходит на остановке. Я решил удостовериться, что это так.
- Ну, теперь она дала тебе правильную монету?
- Надеюсь, что да. У меня не было возможности это проверить.
- А мне можно взглянуть? - осведомилась она, опуская ноги на пол.
- Естественно. Мы же коллеги. Товарищи по оружию в борьбе с международным злом.
- Ты говоришь таким тоном, словно не больно-то мне доверяешь, - усмехнулась Либби.
Я тоже усмехнулся, подобрал с пола черные кружева и швырнул в нее.
- Ты уж надень это, - сказал я, - дай мне возможность сосредоточиться на нумизматике.
На самом деле при всей своей сексуальности она никоим образом не отвлекала мое внимание от дела. Я открыл монету, извлек маленький диск в фольге, но и нумизматика сейчас не очень-то занимала меня. Я думал о Пите и о том, что он прекрасно знал, что мне знакома его машина. Предположим, он доехал до Питерсберга на предыдущем пароме, на самолете добрался до Анкориджа, а потом погрузился на мой паром в своем узнаваемом "плимуте". Спрашивается: с какой целью?
Похоже, это был отвлекающий маневр. Мое внимание хотели привлечь к одному человеку, чтобы развязать руки другому.
Глава 20
Глава 21
Глава 22
- Блондинка сказала, что выходит на остановке. Я решил удостовериться, что это так.
- Ну, теперь она дала тебе правильную монету?
- Надеюсь, что да. У меня не было возможности это проверить.
- А мне можно взглянуть? - осведомилась она, опуская ноги на пол.
- Естественно. Мы же коллеги. Товарищи по оружию в борьбе с международным злом.
- Ты говоришь таким тоном, словно не больно-то мне доверяешь, - усмехнулась Либби.
Я тоже усмехнулся, подобрал с пола черные кружева и швырнул в нее.
- Ты уж надень это, - сказал я, - дай мне возможность сосредоточиться на нумизматике.
На самом деле при всей своей сексуальности она никоим образом не отвлекала мое внимание от дела. Я открыл монету, извлек маленький диск в фольге, но и нумизматика сейчас не очень-то занимала меня. Я думал о Пите и о том, что он прекрасно знал, что мне знакома его машина. Предположим, он доехал до Питерсберга на предыдущем пароме, на самолете добрался до Анкориджа, а потом погрузился на мой паром в своем узнаваемом "плимуте". Спрашивается: с какой целью?
Похоже, это был отвлекающий маневр. Мое внимание хотели привлечь к одному человеку, чтобы развязать руки другому.
Глава 20
Ситка выглядел как город-новостройка, что было странно, поскольку это один из старейших населенных пунктов на северо-западном побережье - еще с тех времен, когда Аляска принадлежала России. Я решил, что строительные работы в первую очередь объясняются тем, что отцы города сравнительно недавно узнали о существовании тротуаров и с упоением стали укладывать бетонные плиты по всему городу.
Шел ровный, но несильный дождик. Я сел в такси и поехал на выставку одной из главных здешних достопримечательностей. Я снова играл в сложную игру, придуманную каким-то бюрократом от коммунистической шпионской сети ради того, чтобы как-то занять человека по имени Грант Нистром.
После того как объявили высадку, и схлынул первый поток пассажиров, я вывел Хэнка прогуляться, чтобы он не забыл, что такое суша, хотя, откровенно говоря, трудно было найти под этим моросящим дождем клочок земли, заслуживающий такого названия. Но так или иначе, официальным оправданием высадки была забота о собаке. Я решил показаться на берегу с собакой и свистком, чтобы желающие опознать меня сделали это без проблем.
Хэнк был счастлив вновь увидеть траву, камни, деревья после двадцати четырех часов в металлической коробке. Я позволил ему порезвиться ровно десять минут по часам, после чего отвел его назад и разбудил Либби, полагая, что нечего ей валяться в постели.
Когда я спустился по трапу второй раз, уже без собаки, ко мне подкатило такси, ровно по расписанию. Провозя меня по городу, таксист развлекал меня байками из местной истории: о русском джентльмене по имени Баранов, который когда-то, до революции, был тут некоронованным царем, а также о русской церкви, сгоревшей много лет назад, и о недавнем землетрясении, которое не затронуло толком Ситку, хотя натворило бед в других частях Аляски.
Сперва его болтовня сильно меня насторожила, но я решил, что в ней нет никаких секретных сообщений, на которые я как-то должен реагировать. Парень трепал языком, во-первых, потому что нервничал, а во-вторых, потому что привык развлекать туристов с парома такими вот историями.
Он высадил меня возле рощицы тотемных столбов перед аккуратным небольшим зданием, войдя в которое я мог бы, наверное, при желании узнать о них всю правду. Сами по себе столбы выглядели внушительно - высокие, отполированные и украшенные резьбой, они вонзались в серое небо. Деревянные лица-маски выглядели не так безвкусно, как на фотографиях, а сдержанные цвета хорошо сочетались с пасмурным днем.
Но я прибыл сюда не для изучения образцов примитивного искусства. Я вошел в здание, бегло оглядел экспонаты и только затем зашел в маленький кинотеатр, вход в который был из вестибюля музея. Внутри было темно. На экране бронзоволицый джентльмен показывал, как возникали и изготовлялись тотемы. Он мне напомнил Пита, хотя тот вряд ли принадлежал к племени, занимавшемуся изготовлением тотемов.
Как положено, я занял место у прохода сзади и стал смотреть на экран. Прошло время, а я все сидел. Я пытался понять, что приготовили для меня Пит и Ганс Хольц. Собственно, его цель была очевидна, оставалось лишь понять, сам ли он пробрался на паром или поджидает меня дальше, на севере.
По тому, как в проеме двери блеснула полоса света, я понял, что в кинотеатр кто-то вошел. Невысокий худощавый человек подошел ко мне, пробормотал извинения и стал протискиваться мимо меня с большим трудом - ряды в кинотеатре составлены недостаточно широко, чтобы мне было где вытянуть ноги. Когда человек уселся справа от меня, я пошарил под ручкой кресла, о которую он оперся для равновесия, когда проходил, и обнаружил там предмет размером с бутылочную пробку, прикрепленный клейкой лентой.
Я отодрал посылку, и улов номер четыре оказался у меня в руках. Я только был немного огорчен, что не имел возможности отбарабанить свой условный текст.
Посмотрев еще немного документальный фильм, я глянул на часы, как человек, не желающий опоздать на пароход, и вышел, оставив свой контакт в зале. Я так и не рассмотрел его лица, но ребята мистера Смита, если они еще функционируют, конечно же, взяли его на заметку, а потом возьмут по возможности, с сообщниками.
Мой таксист повез меня на причал, по-прежнему бубня свои байки для туристов. Интересно, будет ли он продолжать нести эту чепуху, когда его поведут в тюрьму. Когда я подошел к домику, кусочек проволоки, особым образом вставленный в щель - один из моих "маячков", - отсутствовал.
Я заколебался. Это могла быть Либби - ушла к себе или решила проверить, выполнил ли я свое задание на берегу. Да если кто-то и побывал у меня, было маловероятно, что они оставили там бомбу или поджидали меня с оружием. Как и я, Хольц явно получил приказ действовать без лишнего шума. Он предпочитает сделать все так, чтобы на его партнеров не упало и тени подозрения. Конечно, ночью на пустой палубе я бы сильно рисковал, но здесь, среди скопления машин, я находился в полной безопасности.
Я осторожно открыл дверь. Либби внутри не оказалось, зато у столика сидел коренастый, темноволосый, смуглолицый Пит. Но он мало походил на изготовителя тотемов в кинофильме. Мой пес, уложив голову на колени гостю, испытывал глупое блаженство от того, что тот почесывал у него за ухом.
- Хороший песик, - сказал Пит как ни в чем не бывало, словно встреча была запланирована заранее. - Люблю собак. В отличие от людей.
- Понятно, - отозвался я. - Я видел, как ты вчера погружался. Понял, что рано или поздно мы увидимся. Пива не хочешь? - Закрыв входную дверь, я повернулся к холодильнику. - Не повезло Стоттману, - сказал я и, не оборачиваясь, понял, что рука Пита на мгновение прекратила свое поглаживание-почесывание.
- Что тебе об этом известно? - спросил Пит.
- Я их там нашел. На озере Франсуа. Где у меня была встреча по расписанию. Когда вернулся к себе, то они валялись на полу в кухне - все трое. Жуткое зрелище. Я быстро собрался и дал деру, пока полиция не застала меня по колено в крови среди трупов. Стакан?
- Чего?
- Стакан нужен? Для пива.
- Можно из банки. - Пит взял банку, сделал затяжной глоток и вытер рот тыльной стороной ладони. - Это твоя версия, - сказал он.
- Так точно, моя, - подтвердил я, отхлебнув из своей, банки.
- Стоттману ты не нравился, - ровным голосом сказал Пит, не спуская с меня глаз.
- Мне он тоже не понравился. Как и ты, но что с того?
- Ты не доложил об этом. Кое-кто наверху недоволен. Они узнали об этом из канадских газет.
- Покойники - не моя забота, дружище. Я почтальон.
- Мистер Стоттман подозревал, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
- Мне известны эти подозрения, - сказал я. - Он не очень-то их старался утаить. По-моему, твой Стоттман - просто параноик, которого надо было держать в палате с обитыми стенами.
- Параноик, - пробормотал Пит, глядя на банку. - Господи, я темный индеец, Нистром, не трать на меня эти умные слова.
- Ты глуп, как Гайавата, - ухмыльнулся я.
- А, его сильно приукрасили.
- Тогда как Сидящий Бык, Мангас Колорадо. - Он промолчал, и я продолжил: - О`кей, учитывая твой ограниченный интеллект, во что, правда, не верю, скажем так: Стоттман был больной человек и ему всюду мерещились предатели и враги. Чтобы его успокоить, мне пришлось ехать с ним аж в Сиэтл. Я предъявил ему железные свидетельства своей надежности, но он все равно не поверил. Его безумные подозрения и привели к печальному исходу. Что ж, его нет с нами, мы очень сожалеем, но... Если бы он занимался своим делом у себя в штате Вашингтон, он был бы жив и здоров, а так он нашел, что хотел - пулю от тех, кто устроил мне засаду, в которую он и угодил по неосторожности.
- Никакой неосторожности не было. И он никогда не пускал в ход нож. В газетах писали, что тех двоих зарезали, так? А у него и ножа-то с собой не было, Нистром. Когда это требовалось, нож пускал в ход я.
- Значит, он отобрал нож у кого-то из тех двоих. Они были небольшими профессионалами, если судить по тому, как они неуклюже следили за мной. Разоружить таких - пара пустяков. Только Стоттман немного замешкался, и второй из них успел выстрелить.
- Ты разве слышал выстрел?
- Разве что-нибудь услышишь, когда шумит мотор и ты отъехал в лодке на милю?
- У тебя на все есть ответы. Но если даже все было именно так и эти суки устроили тебе засаду, мистер Стоттман спас тебе жизнь.
- А кто его просил? Я разобрался с тем парнем с винтовкой в Паско и с этими двумя тоже как-нибудь справился бы. Господи, я же знал, что они тут как тут. Я ждал удобного момента, чтобы тихо с ними разобраться - или наоборот, ликвидировать их уже после того, как твой приятель попадет к ним на мушку и сыграет в ящик.
- Очень хитро, Нистром. Особенно для простого курьера, который только несколько дней назад убил первого в жизни человека. А где твой нож? Он часом не у легавых с биркой - вещдок номер один?
Я подумал, пожал плечами, потом вытащил вновь приобретенный охотничий нож и толкнул его через стол к Питу. Он взял нож, открыл его, одобрительно провел пальцем по острию и попытался снова закрыть.
- Нажми на конец рукоятки, - сказал я. - Лезвие фиксируется. Очень удобно - не заедет тебе по пальцам, когда свяжешь лося. - Я забрал нож и спросил: - А ты что, считаешь, я их всех троих укокошил? Ты высокого обо мне мнения. Спасибо за комплимент.
- Ты дело знаешь, кто бы ты ни был, - буркнул Пит. - Вопрос в том, знаешь ли ты его хорошо или очень хорошо. Спасибо за пиво.
Он небрежно похлопал по голове пса, отпихнул его, встал и, дойдя до двери, обернулся. Мы смотрели друг другу в глаза. Слова словами, но он очень точно знал, что это я убил Стоттмана, а я знал, что он очень постарается мне за это отомстить. Он не скрывал своих намерений.
Шел ровный, но несильный дождик. Я сел в такси и поехал на выставку одной из главных здешних достопримечательностей. Я снова играл в сложную игру, придуманную каким-то бюрократом от коммунистической шпионской сети ради того, чтобы как-то занять человека по имени Грант Нистром.
После того как объявили высадку, и схлынул первый поток пассажиров, я вывел Хэнка прогуляться, чтобы он не забыл, что такое суша, хотя, откровенно говоря, трудно было найти под этим моросящим дождем клочок земли, заслуживающий такого названия. Но так или иначе, официальным оправданием высадки была забота о собаке. Я решил показаться на берегу с собакой и свистком, чтобы желающие опознать меня сделали это без проблем.
Хэнк был счастлив вновь увидеть траву, камни, деревья после двадцати четырех часов в металлической коробке. Я позволил ему порезвиться ровно десять минут по часам, после чего отвел его назад и разбудил Либби, полагая, что нечего ей валяться в постели.
Когда я спустился по трапу второй раз, уже без собаки, ко мне подкатило такси, ровно по расписанию. Провозя меня по городу, таксист развлекал меня байками из местной истории: о русском джентльмене по имени Баранов, который когда-то, до революции, был тут некоронованным царем, а также о русской церкви, сгоревшей много лет назад, и о недавнем землетрясении, которое не затронуло толком Ситку, хотя натворило бед в других частях Аляски.
Сперва его болтовня сильно меня насторожила, но я решил, что в ней нет никаких секретных сообщений, на которые я как-то должен реагировать. Парень трепал языком, во-первых, потому что нервничал, а во-вторых, потому что привык развлекать туристов с парома такими вот историями.
Он высадил меня возле рощицы тотемных столбов перед аккуратным небольшим зданием, войдя в которое я мог бы, наверное, при желании узнать о них всю правду. Сами по себе столбы выглядели внушительно - высокие, отполированные и украшенные резьбой, они вонзались в серое небо. Деревянные лица-маски выглядели не так безвкусно, как на фотографиях, а сдержанные цвета хорошо сочетались с пасмурным днем.
Но я прибыл сюда не для изучения образцов примитивного искусства. Я вошел в здание, бегло оглядел экспонаты и только затем зашел в маленький кинотеатр, вход в который был из вестибюля музея. Внутри было темно. На экране бронзоволицый джентльмен показывал, как возникали и изготовлялись тотемы. Он мне напомнил Пита, хотя тот вряд ли принадлежал к племени, занимавшемуся изготовлением тотемов.
Как положено, я занял место у прохода сзади и стал смотреть на экран. Прошло время, а я все сидел. Я пытался понять, что приготовили для меня Пит и Ганс Хольц. Собственно, его цель была очевидна, оставалось лишь понять, сам ли он пробрался на паром или поджидает меня дальше, на севере.
По тому, как в проеме двери блеснула полоса света, я понял, что в кинотеатр кто-то вошел. Невысокий худощавый человек подошел ко мне, пробормотал извинения и стал протискиваться мимо меня с большим трудом - ряды в кинотеатре составлены недостаточно широко, чтобы мне было где вытянуть ноги. Когда человек уселся справа от меня, я пошарил под ручкой кресла, о которую он оперся для равновесия, когда проходил, и обнаружил там предмет размером с бутылочную пробку, прикрепленный клейкой лентой.
Я отодрал посылку, и улов номер четыре оказался у меня в руках. Я только был немного огорчен, что не имел возможности отбарабанить свой условный текст.
Посмотрев еще немного документальный фильм, я глянул на часы, как человек, не желающий опоздать на пароход, и вышел, оставив свой контакт в зале. Я так и не рассмотрел его лица, но ребята мистера Смита, если они еще функционируют, конечно же, взяли его на заметку, а потом возьмут по возможности, с сообщниками.
Мой таксист повез меня на причал, по-прежнему бубня свои байки для туристов. Интересно, будет ли он продолжать нести эту чепуху, когда его поведут в тюрьму. Когда я подошел к домику, кусочек проволоки, особым образом вставленный в щель - один из моих "маячков", - отсутствовал.
Я заколебался. Это могла быть Либби - ушла к себе или решила проверить, выполнил ли я свое задание на берегу. Да если кто-то и побывал у меня, было маловероятно, что они оставили там бомбу или поджидали меня с оружием. Как и я, Хольц явно получил приказ действовать без лишнего шума. Он предпочитает сделать все так, чтобы на его партнеров не упало и тени подозрения. Конечно, ночью на пустой палубе я бы сильно рисковал, но здесь, среди скопления машин, я находился в полной безопасности.
Я осторожно открыл дверь. Либби внутри не оказалось, зато у столика сидел коренастый, темноволосый, смуглолицый Пит. Но он мало походил на изготовителя тотемов в кинофильме. Мой пес, уложив голову на колени гостю, испытывал глупое блаженство от того, что тот почесывал у него за ухом.
- Хороший песик, - сказал Пит как ни в чем не бывало, словно встреча была запланирована заранее. - Люблю собак. В отличие от людей.
- Понятно, - отозвался я. - Я видел, как ты вчера погружался. Понял, что рано или поздно мы увидимся. Пива не хочешь? - Закрыв входную дверь, я повернулся к холодильнику. - Не повезло Стоттману, - сказал я и, не оборачиваясь, понял, что рука Пита на мгновение прекратила свое поглаживание-почесывание.
- Что тебе об этом известно? - спросил Пит.
- Я их там нашел. На озере Франсуа. Где у меня была встреча по расписанию. Когда вернулся к себе, то они валялись на полу в кухне - все трое. Жуткое зрелище. Я быстро собрался и дал деру, пока полиция не застала меня по колено в крови среди трупов. Стакан?
- Чего?
- Стакан нужен? Для пива.
- Можно из банки. - Пит взял банку, сделал затяжной глоток и вытер рот тыльной стороной ладони. - Это твоя версия, - сказал он.
- Так точно, моя, - подтвердил я, отхлебнув из своей, банки.
- Стоттману ты не нравился, - ровным голосом сказал Пит, не спуская с меня глаз.
- Мне он тоже не понравился. Как и ты, но что с того?
- Ты не доложил об этом. Кое-кто наверху недоволен. Они узнали об этом из канадских газет.
- Покойники - не моя забота, дружище. Я почтальон.
- Мистер Стоттман подозревал, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
- Мне известны эти подозрения, - сказал я. - Он не очень-то их старался утаить. По-моему, твой Стоттман - просто параноик, которого надо было держать в палате с обитыми стенами.
- Параноик, - пробормотал Пит, глядя на банку. - Господи, я темный индеец, Нистром, не трать на меня эти умные слова.
- Ты глуп, как Гайавата, - ухмыльнулся я.
- А, его сильно приукрасили.
- Тогда как Сидящий Бык, Мангас Колорадо. - Он промолчал, и я продолжил: - О`кей, учитывая твой ограниченный интеллект, во что, правда, не верю, скажем так: Стоттман был больной человек и ему всюду мерещились предатели и враги. Чтобы его успокоить, мне пришлось ехать с ним аж в Сиэтл. Я предъявил ему железные свидетельства своей надежности, но он все равно не поверил. Его безумные подозрения и привели к печальному исходу. Что ж, его нет с нами, мы очень сожалеем, но... Если бы он занимался своим делом у себя в штате Вашингтон, он был бы жив и здоров, а так он нашел, что хотел - пулю от тех, кто устроил мне засаду, в которую он и угодил по неосторожности.
- Никакой неосторожности не было. И он никогда не пускал в ход нож. В газетах писали, что тех двоих зарезали, так? А у него и ножа-то с собой не было, Нистром. Когда это требовалось, нож пускал в ход я.
- Значит, он отобрал нож у кого-то из тех двоих. Они были небольшими профессионалами, если судить по тому, как они неуклюже следили за мной. Разоружить таких - пара пустяков. Только Стоттман немного замешкался, и второй из них успел выстрелить.
- Ты разве слышал выстрел?
- Разве что-нибудь услышишь, когда шумит мотор и ты отъехал в лодке на милю?
- У тебя на все есть ответы. Но если даже все было именно так и эти суки устроили тебе засаду, мистер Стоттман спас тебе жизнь.
- А кто его просил? Я разобрался с тем парнем с винтовкой в Паско и с этими двумя тоже как-нибудь справился бы. Господи, я же знал, что они тут как тут. Я ждал удобного момента, чтобы тихо с ними разобраться - или наоборот, ликвидировать их уже после того, как твой приятель попадет к ним на мушку и сыграет в ящик.
- Очень хитро, Нистром. Особенно для простого курьера, который только несколько дней назад убил первого в жизни человека. А где твой нож? Он часом не у легавых с биркой - вещдок номер один?
Я подумал, пожал плечами, потом вытащил вновь приобретенный охотничий нож и толкнул его через стол к Питу. Он взял нож, открыл его, одобрительно провел пальцем по острию и попытался снова закрыть.
- Нажми на конец рукоятки, - сказал я. - Лезвие фиксируется. Очень удобно - не заедет тебе по пальцам, когда свяжешь лося. - Я забрал нож и спросил: - А ты что, считаешь, я их всех троих укокошил? Ты высокого обо мне мнения. Спасибо за комплимент.
- Ты дело знаешь, кто бы ты ни был, - буркнул Пит. - Вопрос в том, знаешь ли ты его хорошо или очень хорошо. Спасибо за пиво.
Он небрежно похлопал по голове пса, отпихнул его, встал и, дойдя до двери, обернулся. Мы смотрели друг другу в глаза. Слова словами, но он очень точно знал, что это я убил Стоттмана, а я знал, что он очень постарается мне за это отомстить. Он не скрывал своих намерений.
Глава 21
Ситка остался позади. Остаток дня мы провели в пути, минуя живописные гористые острова - живописные в те моменты, когда туман достаточно рассеивался. Там, где не поработали лесорубы, леса были густы и первозданны, но попадались и места, где порезвился сумасшедший брадобрей - казалось, кто-то выстригал гигантскими ножницами проплешины на зеленой шевелюре.
- Что случилось, милый? - осведомилась Либби, подойдя ко мне на палубе. - У тебя такой вид, словно какой-то нехороший мальчик отобрал у тебя мороженое.
- Я просто смотрю на эти вырубки, - махнул я рукой в сторону берега. - Прямо как в старину, когда эти лесопромышленники истребляли все подряд и не заботились о потомках...
- Ну ты даешь, Мэтт! - рассмеялась Либби. - Сначала ты заботишься о псе, которого таскаешь с собой, чтобы тебя могли легко опознать, - вот уж спасибо, что оставил его утром со мной, когда я крепко спала... Теперь тебя волнуют эти леса. Господи, японцам нужна древесина, а нам их деньги. Все просто и понятно. Неужели после того, как ты укокошил четверых меньше чем за неделю, ты теперь будешь оплакивать какую-то там сосну?
Кажется, леса были не сосновые, но в остальном она была права. К несчастью, чувство конспирации у нее находилось в зачаточном состоянии. Я оглянулся. Ближе к носу у перил маячил мужчина в джинсах и тяжелой куртке до колен.
- Немного погромче, - сказал я Либби. - А то Пит тебя не расслышал.
Либби посмотрела туда, не отреагировав на иронию.
- Это он заходил к тебе сегодня? Ассистент Стоттмана?
- Он самый. Теперь он стал моей тенью. Старый прием: не отставай ни на шаг от злодея, и тот разнервничается и выдаст себя. Пит будет счастлив услышать от тебя подтверждение, что я убил его толстого напарника. Он и так это подозревает, но тут уж как следует подогреет свою ненависть к подлому убийце!
Либби скорчила мне гримаску и сказала:
- Пойдем в помещение и там все обсудим за выпивкой.
- Мне надо покормить это глупое животное, как ты его именуешь, - сказал я. - Встретимся в баре через полчаса.
Либби нахмурилась: ей было неприятно, что ее общество кто-то может променять на собачье, даже на несколько минут. Она повернулась, дошла до ближайшей двери и посмотрела на себя в стекло. Оправив растрепавшиеся волосы, она скрылась в каюте.
Я улыбнулся, а потом поежился, когда очередной порыв ветра пробрал меня, несмотря на толстую куртку, унаследованную от Нистрома. Времена, когда я не прочь был искупаться там, в Британской Колумбии, казалось, ушли безвозвратно. Я поглядел на часы - было ровно пять, - спустился к машине, поприветствовал пса и, отпустив его побегать, стал готовить ему поесть - пять чашек собачьей радости, вода и полбанки конины, если вас интересуют детали. Он любил как следует подкрепиться.
Затем я снова посмотрел на часы, дождался, когда пес отгуляет десять минут, и, приоткрыв дверь, тихо подул в свисток. Через минуту-другую Хэнк откликнулся, и, когда он весело понесся ко мне между машин, я обратил внимание, что ошейник на нем немного новее и блестящей, чем прежде.
Я умышленно старался не смотреть туда, где среди других машин был зажат фордовский фургончик, переоборудованный для туристских поездок. Я уже видел его в Принс-Рупертс, когда повстречал Смита-младшего. Даже не оглядываясь, я усвоил, что незнакомый мне бородатый человек стоит, прислонясь к борту "форда".
Наверное, это был тот самый напарник Смита-младшего, о котором тот упомянул. Молодой человек делал вид, что просто пьет кока-колу, а на самом деле нес вахту, пока младший проверял материалы, которые я успел получить со времени нашей последней встречи, и так их обрабатывал, чтобы передача мною ошейника Хэнка кое-кому в Анкоридже не только не нанесла ущерба национальным интересам, а может, даже наоборот...
Все это напоминало именно то, от чего меня всегда тошнило: игру в шпионов, играя в которую взрослый человек постоянно боится, как бы его не застукали за этим неподобающим занятием сверстники. С другой стороны, я испытал облегчение не только от того, что взрывоопасная информация в Хэнковом ошейнике была, так сказать, разминирована, а также потому, что четыре из моих пяти контактов уже относились к области седой истории. Оставалось лишь сыграть один акт в драме "Нистром на Севере, или Бесстрашный Курьер" - а точнее, два, если считать передачу ошейника в Анкоридже. При условии, что Хольц позволит мне до него добраться.
Пес поел, и я снова отпустил его побегать, а сам занялся уборкой помещения. Когда прошло еще десять минут, я снова посвистел ему, и он прибежал уже в своем обычном ошейнике. Уж не знаю, поддался ли кто-то на эту хитрость, но, по крайней мере, ребята в фургоне чувствовали себя большими ловкачами, делающими в то же самое время большое государственное дело.
Хэнк довольно облизывался, дожевывая какие-то крошки того, чем угостили его мальчики, чтобы заманить в фургон. Я сурово посмотрел на него.
- Верный пес называется, - насмешливо сказал я. - Вертишь хвостом перед первым встречным, который почешет у тебя за ухом или кинет подачку. А теперь, будь добр, отойди от мебели!
Когда я вошел в бар и стал высматривать Либби, то обнаружил ее далеко не сразу. Когда же женщина, сидевшая у стойки, пошевелилась и улыбнулась мне, я понял, в чем дело. Я так привык видеть ее в брюках, что не отреагировал на платье. Впрочем, этот наряд трудно было назвать платьем. В основном были видны длинные стройные ноги в узорных черных чулках. Выше начиналось нечто черное, короткое и без рукавов.
Я оказал должное внимание нижним конечностям, как принято было называть их в викторианскую эпоху, тихо присвистнув.
- Это, оказывается, прием? - спросил я. - Мне как - надеть фрак или сойдут джинсы и свитер?
- Это наш последний вечер на пароходе, милый, - улыбнулась Либби. - Если верить расписанию, мы прибываем в Хейнс, штат Аляска, в шесть утра. После этого, насколько я понимаю, мы двигаемся уже своим ходом - причем дорога там тяжелая... Вот я и решила: почему бы не погулять, пока есть такая возможность? Почему бы не устроить небольшой праздник?
И в самом деле, почему?
- Что случилось, милый? - осведомилась Либби, подойдя ко мне на палубе. - У тебя такой вид, словно какой-то нехороший мальчик отобрал у тебя мороженое.
- Я просто смотрю на эти вырубки, - махнул я рукой в сторону берега. - Прямо как в старину, когда эти лесопромышленники истребляли все подряд и не заботились о потомках...
- Ну ты даешь, Мэтт! - рассмеялась Либби. - Сначала ты заботишься о псе, которого таскаешь с собой, чтобы тебя могли легко опознать, - вот уж спасибо, что оставил его утром со мной, когда я крепко спала... Теперь тебя волнуют эти леса. Господи, японцам нужна древесина, а нам их деньги. Все просто и понятно. Неужели после того, как ты укокошил четверых меньше чем за неделю, ты теперь будешь оплакивать какую-то там сосну?
Кажется, леса были не сосновые, но в остальном она была права. К несчастью, чувство конспирации у нее находилось в зачаточном состоянии. Я оглянулся. Ближе к носу у перил маячил мужчина в джинсах и тяжелой куртке до колен.
- Немного погромче, - сказал я Либби. - А то Пит тебя не расслышал.
Либби посмотрела туда, не отреагировав на иронию.
- Это он заходил к тебе сегодня? Ассистент Стоттмана?
- Он самый. Теперь он стал моей тенью. Старый прием: не отставай ни на шаг от злодея, и тот разнервничается и выдаст себя. Пит будет счастлив услышать от тебя подтверждение, что я убил его толстого напарника. Он и так это подозревает, но тут уж как следует подогреет свою ненависть к подлому убийце!
Либби скорчила мне гримаску и сказала:
- Пойдем в помещение и там все обсудим за выпивкой.
- Мне надо покормить это глупое животное, как ты его именуешь, - сказал я. - Встретимся в баре через полчаса.
Либби нахмурилась: ей было неприятно, что ее общество кто-то может променять на собачье, даже на несколько минут. Она повернулась, дошла до ближайшей двери и посмотрела на себя в стекло. Оправив растрепавшиеся волосы, она скрылась в каюте.
Я улыбнулся, а потом поежился, когда очередной порыв ветра пробрал меня, несмотря на толстую куртку, унаследованную от Нистрома. Времена, когда я не прочь был искупаться там, в Британской Колумбии, казалось, ушли безвозвратно. Я поглядел на часы - было ровно пять, - спустился к машине, поприветствовал пса и, отпустив его побегать, стал готовить ему поесть - пять чашек собачьей радости, вода и полбанки конины, если вас интересуют детали. Он любил как следует подкрепиться.
Затем я снова посмотрел на часы, дождался, когда пес отгуляет десять минут, и, приоткрыв дверь, тихо подул в свисток. Через минуту-другую Хэнк откликнулся, и, когда он весело понесся ко мне между машин, я обратил внимание, что ошейник на нем немного новее и блестящей, чем прежде.
Я умышленно старался не смотреть туда, где среди других машин был зажат фордовский фургончик, переоборудованный для туристских поездок. Я уже видел его в Принс-Рупертс, когда повстречал Смита-младшего. Даже не оглядываясь, я усвоил, что незнакомый мне бородатый человек стоит, прислонясь к борту "форда".
Наверное, это был тот самый напарник Смита-младшего, о котором тот упомянул. Молодой человек делал вид, что просто пьет кока-колу, а на самом деле нес вахту, пока младший проверял материалы, которые я успел получить со времени нашей последней встречи, и так их обрабатывал, чтобы передача мною ошейника Хэнка кое-кому в Анкоридже не только не нанесла ущерба национальным интересам, а может, даже наоборот...
Все это напоминало именно то, от чего меня всегда тошнило: игру в шпионов, играя в которую взрослый человек постоянно боится, как бы его не застукали за этим неподобающим занятием сверстники. С другой стороны, я испытал облегчение не только от того, что взрывоопасная информация в Хэнковом ошейнике была, так сказать, разминирована, а также потому, что четыре из моих пяти контактов уже относились к области седой истории. Оставалось лишь сыграть один акт в драме "Нистром на Севере, или Бесстрашный Курьер" - а точнее, два, если считать передачу ошейника в Анкоридже. При условии, что Хольц позволит мне до него добраться.
Пес поел, и я снова отпустил его побегать, а сам занялся уборкой помещения. Когда прошло еще десять минут, я снова посвистел ему, и он прибежал уже в своем обычном ошейнике. Уж не знаю, поддался ли кто-то на эту хитрость, но, по крайней мере, ребята в фургоне чувствовали себя большими ловкачами, делающими в то же самое время большое государственное дело.
Хэнк довольно облизывался, дожевывая какие-то крошки того, чем угостили его мальчики, чтобы заманить в фургон. Я сурово посмотрел на него.
- Верный пес называется, - насмешливо сказал я. - Вертишь хвостом перед первым встречным, который почешет у тебя за ухом или кинет подачку. А теперь, будь добр, отойди от мебели!
Когда я вошел в бар и стал высматривать Либби, то обнаружил ее далеко не сразу. Когда же женщина, сидевшая у стойки, пошевелилась и улыбнулась мне, я понял, в чем дело. Я так привык видеть ее в брюках, что не отреагировал на платье. Впрочем, этот наряд трудно было назвать платьем. В основном были видны длинные стройные ноги в узорных черных чулках. Выше начиналось нечто черное, короткое и без рукавов.
Я оказал должное внимание нижним конечностям, как принято было называть их в викторианскую эпоху, тихо присвистнув.
- Это, оказывается, прием? - спросил я. - Мне как - надеть фрак или сойдут джинсы и свитер?
- Это наш последний вечер на пароходе, милый, - улыбнулась Либби. - Если верить расписанию, мы прибываем в Хейнс, штат Аляска, в шесть утра. После этого, насколько я понимаю, мы двигаемся уже своим ходом - причем дорога там тяжелая... Вот я и решила: почему бы не погулять, пока есть такая возможность? Почему бы не устроить небольшой праздник?
И в самом деле, почему?
Глава 22
Утром в крошечной ванной комнате каюты, в которой мы продолжили праздник, я кое-как побрился хилой розовой дамской бритвочкой, выданной мне Либби. Ну что ж, в конце концов люди в этих далеких краях вряд ли будут особенно придираться, если я где-то что-то не добрил. Когда я уже заканчивал, корабль вдруг стала сотрясать дрожь.
- Ты поторапливайся, - крикнула мне Либби. - Похоже, мы причаливаем. - Когда я вышел из ванной, она уже была полностью одета и паковала свой чемодан. Я застегнул рубашку и заправил ее в брюки, потом взял ее чемодан, и мы вышли в коридор, а потом стали спускаться вниз, туда, где стояли наши машины. Вокруг было множество людей, которые, как и мы, собрались высаживаться в Хейнсе. Вскоре распахнулись двери в борту судна, и был опущен широкий настил.
Либби пробралась к своему "кадиллаку", открыла багажник, подождала, пока я положил чемодан, потом захлопнула его опять. Она снова надела свой мужской вельветовый костюм, но женственности от этого не утратила. Ее волосы были спутаны - ей не удалось выкроить время, чтобы как следует причесаться, - а заспанное лицо светилось румянцем и молодостью.
- Подожди меня, - сказал я, - или я подожду тебя. Я слышал, все равно раньше восьми они таможню не откроют. Хочешь, я сделаю что-нибудь поесть - у нас вагон времени.
- Мне есть не хочется, - сказала она, помолчала и неуверенно окликнула меня: - Мэтт!
- Ну?
- Мне было хорошо, - сказала она. - Не знаю, что там у нас впереди, но мне было хорошо.
Я посмотрел на нее. Она не была самой милой и нежной женщиной в мире. И самой красивой тоже. Я не знал ее мотивов и целей, но в эту ночь между нами возникло нечто особое и не похожее на ту связь мужчины и женщины, в которую мы вступили раньше. Но об этом лучше было помалкивать, чтобы все не испортить.
- Мне тоже, - сказал я, - но береги себя, киса. Кто знает, что нас ждет там, на берегу.
Я, конечно, покривил душой, потому как прекрасно знал, что ожидает, по крайней мере, меня. Вернее, не что, а кто - профессиональный убийца. Киллер по имени Хольц. Но я не мог сказать ей об этом, как бы замечательно нам ни было вместе. Я отвернулся, протиснулся между машин к пикапу и проверил, как поживает Хэнк. Мне было некогда выпускать его на утреннюю прогулку. Я заметил, что первые машины стали уже выезжать на причал и среди них старый белый "плимут".
Я велел псу потерпеть и заглянул под машину, проверить, не приладил ли мне кто-то бомбу или не повредил ли тормоза или рулевые тяги, пока я отсутствовал. Затем я проверил мотор. В наши дни в моторах можно встретить массу всяких новых и вовсе не обязательных приспособлений, но ничего лишнего добавлено за это время не было.
Я, правда, не думал, что Хольц устроит фокус со взрывчаткой. Есть ребята, которые убирают противников нажатием кнопки дистанционного управления, и те взлетают на воздух, есть ребята, которые, напротив, предпочитают проделывать в тех, кому настала пора помереть, маленькие дырочки собственноручно. Хольц, как и я, принадлежал именно к этой категории.
Впрочем, я вздохнул с облегчением, когда оказалось, что мой автомобиль не устроил фейерверк, а послушно съехал по трапу и влился в вереницу машин, двигавшихся по извилистому шоссе вдоль берега. При первой же возможности я остановился и выпустил пса.
Мимо без остановки проследовал "кадиллак" Либби. Пит был уже далеко впереди в своем "плимуте". Вскоре мимо меня проехал и фордовский фургончик, но было слишком плохо видно в тумане, чтобы понять, кто за рулем - Смит-младший или его бородатый партнер. Я понятия не имел, где остальные бойскауты, которым полагалось присматривать за мной и за теми, кто вступал со мной в контакт. Впрочем, они меня мало интересовали, коль скоро не путались под ногами. Пока они действовали неплохо. При всей их общей наивности слежку они проводили профессионально.
Хэнк весело обследовал мокрый после дождя каменистый берег. Он слишком долго просидел взаперти и потому заслуживал хорошей разминки. Меня потихоньку пробирал холодный ветер, что ж, это уже Арктика. Впереди мерцали огни Хейнса. Сзади огни причала. Я оглянулся. "Матанушка" отходила от причала, направляясь дальше на север, в сторону Скагвея. Я снова должен был сам находить дорогу. Когда Хэнк отстрелялся из двух орудий и восстановил контакт с сушей, я загнал его обратно и двинулся к спящему городу в еле-еле начинающих светлеть потемках.
Глянув в зеркало, я заметил, что "плимут" Пита выехал с бензоколонки и пристроился за мной. Он явно решил прибегнуть к открытой слежке, надеясь, что это вызовет у меня приступ ярости, испуга или вины. Жаль. Я, конечно, уважаю лояльность, но он что-то переигрывал, напоминая о своей верности покойному партнеру. Он мне мешал.
Пока Хэнк резвился, кавалькада машин уехала далеко вперед, и теперь мы с Питом получили Аляску в наше полное распоряжение, особенно, когда город остался позади и мы покатили по асфальтированному шоссе в два ряда по берегу какой-то довольно большой реки. Мы двигались вверх по течению. Я видел, как между деревьев поблескивала вода - странный призрачный серо-зеленый цвет. То здесь, то там бурлили водовороты. По мере того как цивилизация отступала, я набирал скорость, выискивая одновременно с этим удобное местечко, чтобы напомнить Питу, что висеть на хвосте - признак неумения как следует обращаться с машиной.
Мне потребовался резкий поворот и обрыв с левой, то есть речной, стороны. Проехав несколько миль, я отыскал то, что хотел. Я быстро прошел поворот, потом дал тормоз и, включив мигалку, свернул вправо, вроде бы собираясь остановиться. У Пита, не пожелавшего отстать, выбора не было. Ему нужно было проскочить меня или, по крайней мере, попробовать это сделать. Может, он и впрямь решил, что я захотел сделать остановку. Когда он возник, я переключил скорость и рванул машину вперед. Двести сорок лошадиных сил грузовика - шутки в сторону - взревели под капотом. Пикап наддал ходу как раз, когда Пит со мной поравнялся.
Пит сделал попытку уйти вперед, но у него не было на это шансов. Его фургон был слишком стар и немощен. Пит не мог ни обогнать меня, ни убраться - слишком уж он разогнался. Я стал потихоньку выворачивать влево, выталкивая его с шоссе. Пит даже и не попытался пойти на таран - его коробка выглядела жалко по сравнению с моей машиной, казавшейся могучей и неуязвимой. Впрочем, может, так оно и было. Так или иначе, каскадером Пит не был, покорно позволил мне спихнуть его с шоссе, а заодно и с крутого обрыва. Мгновение спустя все было кончено.
Я глянул в левое зеркало. Он, конечно, мог и уцелеть, но я не счел нужным останавливаться и выяснять, что там действительно произошло.
Миль через шестьдесят показался маленький белый домик канадской таможенно-иммиграционной службы. Это была граница. География в этих местах была довольно причудливой. На сотни миль к северу тянулась аляскинская ручка от сковородки - территория США, но дальше в глубь материка шли уже канадские владения. Поскольку вдоль извилистой береговой линии шоссе не было, нам пришлось снова въезжать в Канаду, через Британскую Колумбию и Юкон добираться до северного конца аляскинского шоссе, а потом двигать обратно, пересекая еще раз границу, чтобы попасть собственно в Аляску. Таможенник, похоже, только что встал с постели. Дверь конторы была открыта, но вереница машин застыла в послушном ожидании. "Кадиллак" Либби стоял у обочины чуть поодаль. Я притормозил за ним. Либби вышла из машины, и мы воссоединились в домике. Хэнк поспешил выказать ей свои симпатии, и она отреагировала на его грязные лапы и дружеский язык в типично женской манере.
- Тебе следует научить собаку правилам хорошего тона, - бурчала она, оттирая грязное пятно с вельветовой брючины.
- Он просто выражает хорошее отношение... Ложись, глупый. Дама не любит собак.
- Можешь это повторить еще раз, - отозвалась Либби. - Если бы ты знал, что за пуделиху они подсунули мне в Сиэтле. Эту идиотку тошнило всю дорогу до Паско и обратно, и я просто развалилась на части, пока сбагрила ее назад. Ну да ты меня видел...
В ее голосе слышался вызов. Мы оба что-то пытались друг другу доказать. Возможно, мы хотели сказать, что ночь, может, и вышла очень даже симпатичной, но тем не менее каждый из нас оставался самим собой. Она, например, не собиралась лицемерить и притворяться, что обожает собачек, только чтобы сделать мне приятное.
- Ты поторапливайся, - крикнула мне Либби. - Похоже, мы причаливаем. - Когда я вышел из ванной, она уже была полностью одета и паковала свой чемодан. Я застегнул рубашку и заправил ее в брюки, потом взял ее чемодан, и мы вышли в коридор, а потом стали спускаться вниз, туда, где стояли наши машины. Вокруг было множество людей, которые, как и мы, собрались высаживаться в Хейнсе. Вскоре распахнулись двери в борту судна, и был опущен широкий настил.
Либби пробралась к своему "кадиллаку", открыла багажник, подождала, пока я положил чемодан, потом захлопнула его опять. Она снова надела свой мужской вельветовый костюм, но женственности от этого не утратила. Ее волосы были спутаны - ей не удалось выкроить время, чтобы как следует причесаться, - а заспанное лицо светилось румянцем и молодостью.
- Подожди меня, - сказал я, - или я подожду тебя. Я слышал, все равно раньше восьми они таможню не откроют. Хочешь, я сделаю что-нибудь поесть - у нас вагон времени.
- Мне есть не хочется, - сказала она, помолчала и неуверенно окликнула меня: - Мэтт!
- Ну?
- Мне было хорошо, - сказала она. - Не знаю, что там у нас впереди, но мне было хорошо.
Я посмотрел на нее. Она не была самой милой и нежной женщиной в мире. И самой красивой тоже. Я не знал ее мотивов и целей, но в эту ночь между нами возникло нечто особое и не похожее на ту связь мужчины и женщины, в которую мы вступили раньше. Но об этом лучше было помалкивать, чтобы все не испортить.
- Мне тоже, - сказал я, - но береги себя, киса. Кто знает, что нас ждет там, на берегу.
Я, конечно, покривил душой, потому как прекрасно знал, что ожидает, по крайней мере, меня. Вернее, не что, а кто - профессиональный убийца. Киллер по имени Хольц. Но я не мог сказать ей об этом, как бы замечательно нам ни было вместе. Я отвернулся, протиснулся между машин к пикапу и проверил, как поживает Хэнк. Мне было некогда выпускать его на утреннюю прогулку. Я заметил, что первые машины стали уже выезжать на причал и среди них старый белый "плимут".
Я велел псу потерпеть и заглянул под машину, проверить, не приладил ли мне кто-то бомбу или не повредил ли тормоза или рулевые тяги, пока я отсутствовал. Затем я проверил мотор. В наши дни в моторах можно встретить массу всяких новых и вовсе не обязательных приспособлений, но ничего лишнего добавлено за это время не было.
Я, правда, не думал, что Хольц устроит фокус со взрывчаткой. Есть ребята, которые убирают противников нажатием кнопки дистанционного управления, и те взлетают на воздух, есть ребята, которые, напротив, предпочитают проделывать в тех, кому настала пора помереть, маленькие дырочки собственноручно. Хольц, как и я, принадлежал именно к этой категории.
Впрочем, я вздохнул с облегчением, когда оказалось, что мой автомобиль не устроил фейерверк, а послушно съехал по трапу и влился в вереницу машин, двигавшихся по извилистому шоссе вдоль берега. При первой же возможности я остановился и выпустил пса.
Мимо без остановки проследовал "кадиллак" Либби. Пит был уже далеко впереди в своем "плимуте". Вскоре мимо меня проехал и фордовский фургончик, но было слишком плохо видно в тумане, чтобы понять, кто за рулем - Смит-младший или его бородатый партнер. Я понятия не имел, где остальные бойскауты, которым полагалось присматривать за мной и за теми, кто вступал со мной в контакт. Впрочем, они меня мало интересовали, коль скоро не путались под ногами. Пока они действовали неплохо. При всей их общей наивности слежку они проводили профессионально.
Хэнк весело обследовал мокрый после дождя каменистый берег. Он слишком долго просидел взаперти и потому заслуживал хорошей разминки. Меня потихоньку пробирал холодный ветер, что ж, это уже Арктика. Впереди мерцали огни Хейнса. Сзади огни причала. Я оглянулся. "Матанушка" отходила от причала, направляясь дальше на север, в сторону Скагвея. Я снова должен был сам находить дорогу. Когда Хэнк отстрелялся из двух орудий и восстановил контакт с сушей, я загнал его обратно и двинулся к спящему городу в еле-еле начинающих светлеть потемках.
Глянув в зеркало, я заметил, что "плимут" Пита выехал с бензоколонки и пристроился за мной. Он явно решил прибегнуть к открытой слежке, надеясь, что это вызовет у меня приступ ярости, испуга или вины. Жаль. Я, конечно, уважаю лояльность, но он что-то переигрывал, напоминая о своей верности покойному партнеру. Он мне мешал.
Пока Хэнк резвился, кавалькада машин уехала далеко вперед, и теперь мы с Питом получили Аляску в наше полное распоряжение, особенно, когда город остался позади и мы покатили по асфальтированному шоссе в два ряда по берегу какой-то довольно большой реки. Мы двигались вверх по течению. Я видел, как между деревьев поблескивала вода - странный призрачный серо-зеленый цвет. То здесь, то там бурлили водовороты. По мере того как цивилизация отступала, я набирал скорость, выискивая одновременно с этим удобное местечко, чтобы напомнить Питу, что висеть на хвосте - признак неумения как следует обращаться с машиной.
Мне потребовался резкий поворот и обрыв с левой, то есть речной, стороны. Проехав несколько миль, я отыскал то, что хотел. Я быстро прошел поворот, потом дал тормоз и, включив мигалку, свернул вправо, вроде бы собираясь остановиться. У Пита, не пожелавшего отстать, выбора не было. Ему нужно было проскочить меня или, по крайней мере, попробовать это сделать. Может, он и впрямь решил, что я захотел сделать остановку. Когда он возник, я переключил скорость и рванул машину вперед. Двести сорок лошадиных сил грузовика - шутки в сторону - взревели под капотом. Пикап наддал ходу как раз, когда Пит со мной поравнялся.
Пит сделал попытку уйти вперед, но у него не было на это шансов. Его фургон был слишком стар и немощен. Пит не мог ни обогнать меня, ни убраться - слишком уж он разогнался. Я стал потихоньку выворачивать влево, выталкивая его с шоссе. Пит даже и не попытался пойти на таран - его коробка выглядела жалко по сравнению с моей машиной, казавшейся могучей и неуязвимой. Впрочем, может, так оно и было. Так или иначе, каскадером Пит не был, покорно позволил мне спихнуть его с шоссе, а заодно и с крутого обрыва. Мгновение спустя все было кончено.
Я глянул в левое зеркало. Он, конечно, мог и уцелеть, но я не счел нужным останавливаться и выяснять, что там действительно произошло.
Миль через шестьдесят показался маленький белый домик канадской таможенно-иммиграционной службы. Это была граница. География в этих местах была довольно причудливой. На сотни миль к северу тянулась аляскинская ручка от сковородки - территория США, но дальше в глубь материка шли уже канадские владения. Поскольку вдоль извилистой береговой линии шоссе не было, нам пришлось снова въезжать в Канаду, через Британскую Колумбию и Юкон добираться до северного конца аляскинского шоссе, а потом двигать обратно, пересекая еще раз границу, чтобы попасть собственно в Аляску. Таможенник, похоже, только что встал с постели. Дверь конторы была открыта, но вереница машин застыла в послушном ожидании. "Кадиллак" Либби стоял у обочины чуть поодаль. Я притормозил за ним. Либби вышла из машины, и мы воссоединились в домике. Хэнк поспешил выказать ей свои симпатии, и она отреагировала на его грязные лапы и дружеский язык в типично женской манере.
- Тебе следует научить собаку правилам хорошего тона, - бурчала она, оттирая грязное пятно с вельветовой брючины.
- Он просто выражает хорошее отношение... Ложись, глупый. Дама не любит собак.
- Можешь это повторить еще раз, - отозвалась Либби. - Если бы ты знал, что за пуделиху они подсунули мне в Сиэтле. Эту идиотку тошнило всю дорогу до Паско и обратно, и я просто развалилась на части, пока сбагрила ее назад. Ну да ты меня видел...
В ее голосе слышался вызов. Мы оба что-то пытались друг другу доказать. Возможно, мы хотели сказать, что ночь, может, и вышла очень даже симпатичной, но тем не менее каждый из нас оставался самим собой. Она, например, не собиралась лицемерить и притворяться, что обожает собачек, только чтобы сделать мне приятное.