— Недоразумение, — грустно сказал Кроче, — опять недоразумение. Как жаль. А я ведь хотел дать тебе шанс, Эрик. Шанс, который ты дал другому человеку, которого мы оба знаем.
Я нахмурился, — какому человеку?
— Человеку по имени фон Закс. Генерал Генрих фон Закс. Теперь понял? Ну, вспомнил его?
Наконец-то что-то с чем-то начало складываться.
— Я помню фон Закса, — сказал я. — Но я не помню тебя. Тебя не было тогда в Мехико, прошлым летом, когда я взял его.
— Нет. Я находился в Европе по делам для генерала. Я долго был с ним знаком, Эрик, слишком долго. Когда я вернулся, он был мертв, а его великие планы разрушены, тобой разрушены, Эрик. Понимаешь?
— Его великий план — колечко дыма из трубки, — сказал я. — Ему никогда бы не удалось создать фашистскую империю на этом континенте. Я почти предупредил международный скандал, убив его.
— Это твое субъективное мнение, — сказал Кроче, — но ты убил его. Ты сыграл на его гордости и чувстве чести, ты надсмехался над ним и оскорблял его, пока он не согласился драться с тобой на мачете и тогда ты разрезал его на куски, ты убил его. Он был великим человеком, но имел слабость — его честь, и ты воспользовался этим. Когда я узнал, что случилось, я поклялся, что я найду тебя и убью, Эрик.
— В любое время. Неси мачете.
— Я не такой уж дурак, — рассмеялся он. — Я одно имею в виду: ты затуманил ему ум, ты вовлек моего Генерала в поединок, благоприятный для тебя, а теперь я хочу отплатить тебе тем же, Эрик. Я не думаю, что ты уязвимый в вопросе чести — это не общий недостаток нашей профессии, но я подумал, что тебя можно достать с помощью женщин. Вы, американцы очень чувствительны тогда, когда в вопросе замешана женщина. И несмотря на недоразумение, это сработало, не так ли? Ты здесь потому что я завладел твоей женщиной.
— Ну хорошо, ты высказался. Что же дальше?
— На что ты рассчитываешь? Я надеялся, что ты будешь оспаривать меня, но не вижу этого. А теперь, когда ты понял, почему я хочу тебя убить, я убью тебя, как ты убил генерала фон Закса. Медленно. Но поскольку я не силен в холодном оружии, я не буду разрезать тебя на куски, я просто расстреляю тебя на куски.
Пистолет в его руке замер. Я пытался припомнить точную глубину проникновения пули в однодюймовую сосновую доску — обычный стандарт — для человеческого тела. Да, одна такая пуля насквозь прошила руку Муни. Это тебе не игрушка. Я и не думал тогда, что мог что-то выиграть, если бы заявил ему, что совсем не разрезал фон Закса на куски, а только чуть порвал его тело, пытаясь вынуть глубоко вошедшее мачете из его груди.
Прицелившись, Кроче на секунду глянул на пистолет в своей руке.
— Оружие маленького калибра, — усмехнулся он, — стреляет маленькими пульками, много таких пулек пронзит тебя, пока ты умрешь, Эрик.
— Я рассчитываю на это.
Он быстро нахмурился. Я был готов, когда пистолет снова застыл в его руке и я уже знал, что смогу сделать это. Он даже не прицелился ни в грудь, ни в голову, он хотел немного позабавиться, перед тем как убить меня. Вам не остановить мужчину с таким периферическим устремлением, даже если у вас будет пистолет двадцать второго калибра. И как я уже заметил Оливии, рассерженным человеком легче управлять, но труднее остановить. Я собрал весь свой адреналин, который имел в крови, чтобы перейти из одного состояния в другое.
Маленький "двадцать второй" лег на линию прицеливания и его пальцы нажали на спусковой крючок. До меня доносилось приглушенное дыхание Гарольда Муни, испуганно следящего за нами, но не делающего никаких попыток для того, что бы вмешаться. И к лучшему. Я не хотел ничьей помощи. Я только хотел схватить Карла Кроче. В этот момент я был счастлив, что у него отсутствовала информация, что он нужен кому-то. Я не собирался обращаться с ним по-джентельменски. Я совсем не хотел схватить его и сохранять его деликатно, как научный образец. Я мог бы раздавить его, как таракана, и смотрел как приступить к этому делу, я не боялся, что он мог оказаться сильнее меня и иметь много оружия. Он был мертв.
Я уже был готов, когда, неожиданно, до меня донесся новый звук — резкий, торопливый стук каблуков по коридору.
— Поль! — раздался голос Оливии, эхом разнесшийся по всему коридору. — Поль, где ты? Поль!
Затем она появилась в проеме двери и на секунду отвлекла внимание Кроче, для меня настало время действовать и я не опоздал. Он посмотрел снова на меня. Маленький пистолет плюнул огнем, когда я бросился вперед. Звук был оглушительным в бетонном помещении. Что-то царапнуло в шею, что-то впилось в рубашку, что-то слегка ударило в бедро, затем будто весь ад обрушился в это бетонное помещение. Звук был будто огромные береговые пушки, охранявшие когда-то это место, открыли беглый огонь. Свинец прыгал от стены к стене. Я видел Оливию в проеме двери, следующую моим инструкциям дословно. Стоя, здесь, в своем красивом платье и на высоких каблуках, смотревшую на все это с достоинством настоящей леди, она сжимала мой "Смит и Вессон" обеими руками, в белых перчатках, и мягко, и быстро нажимала на спусковой крючок, слегка вздрагивая при каждом выстреле, сопровождаемым эхом.
Я закричал на нее. Вот дьявол, Кроче был уже у меня в руках. Я попытался крикнуть ей, чтобы она оставила его в покое. Я не хотел иметь только продырявленное пулями его тело, я хотел убить его своими собственными голыми руками. Затем общее чувство вернулось и я понял, что здесь совсем не осталось безопасного от пуль места. Я бросился на пол, но меня достало рикошетом. Я почувствовал сильный удар выше уха и все вспыхнуло красным светом, потом красное, медленно, уступило место черноте, но раньше этого я услышал как "тридцать восьмой" щелкнул впустую и Кроче упал.
Глава 20
Я нахмурился, — какому человеку?
— Человеку по имени фон Закс. Генерал Генрих фон Закс. Теперь понял? Ну, вспомнил его?
Наконец-то что-то с чем-то начало складываться.
— Я помню фон Закса, — сказал я. — Но я не помню тебя. Тебя не было тогда в Мехико, прошлым летом, когда я взял его.
— Нет. Я находился в Европе по делам для генерала. Я долго был с ним знаком, Эрик, слишком долго. Когда я вернулся, он был мертв, а его великие планы разрушены, тобой разрушены, Эрик. Понимаешь?
— Его великий план — колечко дыма из трубки, — сказал я. — Ему никогда бы не удалось создать фашистскую империю на этом континенте. Я почти предупредил международный скандал, убив его.
— Это твое субъективное мнение, — сказал Кроче, — но ты убил его. Ты сыграл на его гордости и чувстве чести, ты надсмехался над ним и оскорблял его, пока он не согласился драться с тобой на мачете и тогда ты разрезал его на куски, ты убил его. Он был великим человеком, но имел слабость — его честь, и ты воспользовался этим. Когда я узнал, что случилось, я поклялся, что я найду тебя и убью, Эрик.
— В любое время. Неси мачете.
— Я не такой уж дурак, — рассмеялся он. — Я одно имею в виду: ты затуманил ему ум, ты вовлек моего Генерала в поединок, благоприятный для тебя, а теперь я хочу отплатить тебе тем же, Эрик. Я не думаю, что ты уязвимый в вопросе чести — это не общий недостаток нашей профессии, но я подумал, что тебя можно достать с помощью женщин. Вы, американцы очень чувствительны тогда, когда в вопросе замешана женщина. И несмотря на недоразумение, это сработало, не так ли? Ты здесь потому что я завладел твоей женщиной.
— Ну хорошо, ты высказался. Что же дальше?
— На что ты рассчитываешь? Я надеялся, что ты будешь оспаривать меня, но не вижу этого. А теперь, когда ты понял, почему я хочу тебя убить, я убью тебя, как ты убил генерала фон Закса. Медленно. Но поскольку я не силен в холодном оружии, я не буду разрезать тебя на куски, я просто расстреляю тебя на куски.
Пистолет в его руке замер. Я пытался припомнить точную глубину проникновения пули в однодюймовую сосновую доску — обычный стандарт — для человеческого тела. Да, одна такая пуля насквозь прошила руку Муни. Это тебе не игрушка. Я и не думал тогда, что мог что-то выиграть, если бы заявил ему, что совсем не разрезал фон Закса на куски, а только чуть порвал его тело, пытаясь вынуть глубоко вошедшее мачете из его груди.
Прицелившись, Кроче на секунду глянул на пистолет в своей руке.
— Оружие маленького калибра, — усмехнулся он, — стреляет маленькими пульками, много таких пулек пронзит тебя, пока ты умрешь, Эрик.
— Я рассчитываю на это.
Он быстро нахмурился. Я был готов, когда пистолет снова застыл в его руке и я уже знал, что смогу сделать это. Он даже не прицелился ни в грудь, ни в голову, он хотел немного позабавиться, перед тем как убить меня. Вам не остановить мужчину с таким периферическим устремлением, даже если у вас будет пистолет двадцать второго калибра. И как я уже заметил Оливии, рассерженным человеком легче управлять, но труднее остановить. Я собрал весь свой адреналин, который имел в крови, чтобы перейти из одного состояния в другое.
Маленький "двадцать второй" лег на линию прицеливания и его пальцы нажали на спусковой крючок. До меня доносилось приглушенное дыхание Гарольда Муни, испуганно следящего за нами, но не делающего никаких попыток для того, что бы вмешаться. И к лучшему. Я не хотел ничьей помощи. Я только хотел схватить Карла Кроче. В этот момент я был счастлив, что у него отсутствовала информация, что он нужен кому-то. Я не собирался обращаться с ним по-джентельменски. Я совсем не хотел схватить его и сохранять его деликатно, как научный образец. Я мог бы раздавить его, как таракана, и смотрел как приступить к этому делу, я не боялся, что он мог оказаться сильнее меня и иметь много оружия. Он был мертв.
Я уже был готов, когда, неожиданно, до меня донесся новый звук — резкий, торопливый стук каблуков по коридору.
— Поль! — раздался голос Оливии, эхом разнесшийся по всему коридору. — Поль, где ты? Поль!
Затем она появилась в проеме двери и на секунду отвлекла внимание Кроче, для меня настало время действовать и я не опоздал. Он посмотрел снова на меня. Маленький пистолет плюнул огнем, когда я бросился вперед. Звук был оглушительным в бетонном помещении. Что-то царапнуло в шею, что-то впилось в рубашку, что-то слегка ударило в бедро, затем будто весь ад обрушился в это бетонное помещение. Звук был будто огромные береговые пушки, охранявшие когда-то это место, открыли беглый огонь. Свинец прыгал от стены к стене. Я видел Оливию в проеме двери, следующую моим инструкциям дословно. Стоя, здесь, в своем красивом платье и на высоких каблуках, смотревшую на все это с достоинством настоящей леди, она сжимала мой "Смит и Вессон" обеими руками, в белых перчатках, и мягко, и быстро нажимала на спусковой крючок, слегка вздрагивая при каждом выстреле, сопровождаемым эхом.
Я закричал на нее. Вот дьявол, Кроче был уже у меня в руках. Я попытался крикнуть ей, чтобы она оставила его в покое. Я не хотел иметь только продырявленное пулями его тело, я хотел убить его своими собственными голыми руками. Затем общее чувство вернулось и я понял, что здесь совсем не осталось безопасного от пуль места. Я бросился на пол, но меня достало рикошетом. Я почувствовал сильный удар выше уха и все вспыхнуло красным светом, потом красное, медленно, уступило место черноте, но раньше этого я услышал как "тридцать восьмой" щелкнул впустую и Кроче упал.
Глава 20
— Поль, — кто-то позвал меня, голосом задыхающимся от волнения. — Поль, очнись. Пожалуйста очнись!
Я открыл глаза. Оливия стояла на коленях возле меня.
— А Кроче? — шепотом спросил я.
— Он умер. Поль, прости меня.
Да, она просила извинения, стреляя в человека, который имел удовольствие... который не без удовольствия обещал меня убить... Я собрался с мыслями и понял, что она извинялась совсем по другой причине. Она не знала, что мы охотились не на того человека. Она думала, что все испортила отправив Кроче туда, о чем он и не помышлял.
Я запоздало вспомнил, что я агент по особым поручениям, а не ангел, несущий меч мести. Здесь был человек, которого мне вменялось отыскать, плохой человек, с седыми волосами. Я и сейчас находился к нему не ближе, чем в самом начале. Или все-таки это не так? Я посмотрел вверх, на Оливию.
— Какого дьявола ты здесь делаешь? — Спросил я.
— Да ты не очень-то, я смотрю, мне благодарен! — заявила она. И поскольку я молчал, она продолжала: — я не могла позволить чтобы тебя убили. Это сумасшествие! Я заставила Джека Брейсуейта доставить меня сюда. — Она принужденно улыбнулась. — Я направила на него твой револьвер и заставила привезти меня сюда, совсем как в кино. Да? К черту Эмиля Тоссига! Меня нисколько не волнует, если его вообще никогда не возьмут!
— Не ругайся, доктор. — Немного подумав, я спросил, — я ранен?
— У тебя пуля в ноге. Позже ее можно будет вынуть. Я временно остановила кровотечение.
— Дьявол, ведь только в прошлом году вынули из нее пулю. Мне кажется все остановилось с этой проклятой ногой. И с головой тоже.
— Возможно легкое сотрясение мозга. — Она протянула руку и показала мне расплющенную пулю. — Вот что ударило тебя. Я не знала, что они так брызгают и прыгают. Я подумала, что убила тебя.
— Где Джек Брейсуейт? — Я не чувствовал в себе силы, чтобы сесть и оглядеться.
— Здесь, сэр.
Он вошел в поле моего зрения и был он не один. Он поддерживал под руку маленькую блондинку — медсестру. Она все еще была в своем белом одеянии и со своей глупой специальной прической, но она не выглядела так свежо и блестяще как в баре "Фламинго". Она уже увидела насилие и смерть.
— Ты кажется пошел вразрез с моими инструкциями, мистер Брейсуейт. Разве не эту леди, я инструктировал тебя, сохранять в безопасности ценой твоей жизни?
Он облизал пересохшие от волнения губы.
— Но сэр, она была вооружена...
— Вот как? Разве она стреляла в тебя? Я не вижу, чтобы с тебя обильно стекала кровь. И какого дьявола ты тут делаешь, мисс? — спросил я у Дотти Даден.
Она с возмущением посмотрела на меня, — Почему вы спрашиваете меня? Можно подумать, что у меня был выбор! Когда в моем распоряжении было столько времени, сколько было у меня, я ценю, то что мне еще сказали, что все это значит! — Огорчение и обида заставили ее выпрямиться и не опираться на руку. Она сама высвободилась от поддерживающей ее руки Брейсуейта. — Хватит меня держать... глупый Ромео! Использовать мою квартиру и притворяться.... Держи свои руки подальше!
— Но не могла же я оставить ее у телефона, Поль? — сказала мне Оливия. Я не думаю, чтобы тебе понравилось вмешательство полиции. Вот я и заставила ее поехать с нами.
— Я не помню, чтобы просил чьего бы то ни было вмешательства раньше двенадцати тридцати трех, — сказал я. Выражение ее лица изменилось. Я сказал слабо: — ах, дьявол! Оставим это, доктор. — Она все еще рассерженно смотрела на меня. Я действовал не как человек, чья жизнь была спасена в последнюю отчаянную минуту. Может быть я и не смог бы взять Кроче сам. Никто теперь об этом не узнает и не стоило теперь спорить об этом. — Не переживай о нашем друге Кроче, он был совсем не тот человек о котором стоит это делать, — сказал я. — Где твой обожаемый Бен Кейси, доктор? Где же этот Аполлон медицинской профессии? я хотел бы задать ему вопрос, как только он оправится после такого тяжелого испытания.
— Гарольд? — она все еще хмурилась, но уже совсем иначе. — Что ты хочешь спросить у Гарольда?
— Я хотел спросить у него, почему он живой. — Она молчала и я продолжал, — я тебе говорил, как все может оказаться. Я говорил, что Кроче убьет их обоих, он так и поступил. Но убил только Тони Вайль.
— Я знаю. Мне... мне очень жаль, Поль.
— Что мне именно хочется знать, так это то, что сказал Гарольд Муни и что сохранило ему жизнь, — сказал я. — Он должен был говорить очень быстро и должен был сказать нечто важное. Он даже был способен обратиться за помощью к друзьям, высокопоставленным друзьям и поэтому Кроче не убил его, я не говорю о Торговой Палате в Пенсаколе и об Американской торговой ассоциации. Я хочу знать что он сказал. Я хочу знать как такой увалень, как Муни, избежал пули, в то время, как Тони.... — Я замолчал. Этот пункт был не основным.
— Поль, пожалуйста, не принимай близко к сердцу, — сказала Оливия. — Тебе нельзя так много говорить, нельзя преревозбуждаться.
Я рассмеялся в ответ на ее слова. Я посмотрел вверх на нее и сказал, — мы представляли, что Муни был сообщник Кроче, ты помнишь? Да, мы были не правы, но мы были только наполовину не правы, как мне теперь это кажется. Он работал не на Кроче. Но чей то сообщник он все-таки был. И теперь, когда тучи развеялись и стоя перед дулом пистолета Кроче, он использовал это имя, чтобы спасти себя. Он сказал Кроче что то интересное, так что тот вместо того чтобы пристрелить его, сохранил его ради будущего нового назначения, в смысле получения денег после предоставленной информации и проявления должной заботы обо мне.
— Разве он... — Оливия заколебалась, — разве Гарольд предлагал ему деньги?
— Да как он мог сказать? Не будь наивной, доктор. Такие люди, как Кроче не продаются, и не на те деньги, которые мог предложить Гарольд Муни. Но иногда вам удается вызвать их любопытство сообщив им о какой-то большой игре, в которой они могли бы принять участие на одной стороне или на другой. Единственную сделку, которую Муни мог бы предложить это то, что он, возможно, сообщил ему все, что знал довольно правдоподобно, что Кроче клюнул на это. И если он смог рассказать все Кроче, он может рассказать это и мне.
— Нет, — произнесла Оливия.
Я не мог понять правды по ее лицу. Я быстро перевел взгляд на других участников этой сцены, стоявших поодаль, они очень странно смотрели на меня. Похоже, они чувствовали себя неуютно, даже, как-то виновато.
— Что ты хочешь сказать этим словом — "нет"? — спросил я ее. — Где он? Вы позволили ему уйти?
Я попробовал подняться. Оливия не пустила меня. Она начала говорить и что-то в ней переменилось. Я видел страшный взгляд ее глаз, как если бы она сейчас заплачет. Тогда вмешалась блондинка-медсестра.
— Доктора Муни нет... Я хочу сказать, что он убит.
Я уставился на нее, потом на Оливию, отвернувшуюся от меня и кусающую губы. Я снова перевел взгляд на Дотти.
— Дьявол! Он убит! Мисс Даден! Как это случилось? Связанный, он так сильно бился, когда я пришел сюда!
Она покачала головой, — он был без сознания, когда мы вошли. Джек и я сразу подошли к нему, в то время, как доктор Мариасси оказывала помощь вам. Джек помог мне разрезать веревки и вынуть кляп у него изо рта. Но он не заговорил с нами. Его пульс был слаб. Я позвала доктора Мариасси и мы вместе попытались применить искусственное дыхание, но это не помогло. Мы не смогли привести его в чувство.
Последовало молчание. Я посмотрел на Оливию, — Я не хочу спрашивать об этом, доктор. Это не могло быть рикошетом?
Она покачала головой, — нет. На нем нет ни одной раны, Поль. Он просто мертв. Может сердечный приступ, усиленный страхом и частичной нехваткой воздуха? Кляп был довольно большим.
— Сердечный приступ? — медленно произнес я. И услышал свой собственный смех. Это был очень плохой смех. — Доктор, не шутите так. Ты считаешь, что я поверю, что единственный человек, с которым мне необходимо поговорить, умер от сердечного приступа? Да ты наверно сумасшедшая или оптимистка. — Я посмотрел на двух других, стоящих тут же. — Или кто-то другой!
Внезапно глубокая тишина установилась в бетонном бункере. Они все смотрели на меня. Оливия запротестовала, когда я попытался встать, но потом передумала и замолчала. Она сама помогла мне подняться. Я чувствовал в ноге боль, но мой вес позволял переносить ее, как обычно. Я посмотрел вокруг. Я подумал, что в бункере стало многолюдно. Еще два мертвых или живых тела и мы начнем производить отбор претендентов.
— Я думаю тебе бы проще было сказать, что ты имеешь в виду, Поль? — Спокойно произнесла Оливия. — На что ты намекаешь?
Я какое-то мгновение изучал ее лицо. Потом посмотрел на остальных двух. Оливия выглядела так, как если-бы была чем-то рассерженна. Брейсуейт выглядел озадаченным. Дотти смотрела на меня испуганно. Я не стал порицать ее за это. Это не очень-то подходящая ситуация для молоденькой и невинной девушки оказаться, внезапно, среди мертвых тел. Если только она была невинной, эта молоденькая девушка. В этот момент я не стал бы доверять и ангелу в белом халате с небес, чтобы совершить проверку благонадежности к Финальному секрету.
Хромая, я направился в угол, где лежал Муни. Это было не тяжело. Встать на колени перед ним оказалось задачей потруднее. Должна быть где-то отметина. Я обнаружил ее на затылке, прикрытой волосами.
— Нет раны, говоришь? — обратился я к Оливии, указывая на маленькое пятно крови.
Она присела рядом со мной на колени, ничуть не беспокоясь о своих нейлоновых чулках. Я устремился к раненым и осмотрел их всех, лежащих на бетонном полу, и еще один осмотр не дал бы дополнительных сведений. Мне было лучше смотреть на ее порванные чулки, чем смотреть не ее бледное лицо, пытаясь понять, что происходит в ее голове.
— Да, — произнесла она, — да, это выглядит, как подкожный укол!
— Совсем нет! — прошептал я, — доктор, ты удивляешь меня!
— Что, Поль? — она посмотрела на меня. — Что?...
— Я дал тебе сообщение, чтобы ты передал его молодому Брейсуейту. В этом сообщении я сказал, что воспользуюсь иглой с инъекцией. Ты передала мои слова Джеку, когда вошла в квартиру?
— Да, — сказала она, — конечно.
— Да, я не подумал об этом. Тот факт, что каждый присутствующий здесь, конечно из живых людей, знал о наличии у меня подкожной инъекции. Очевидно некто, знакомый с этим воспользовался этими сведениями и заставил замолчать Муни во время всеобщей неразберихи и стрельбы.
Оливия смотрела мне в лицо и ничего не говорила. Все молчали. В комнате стало очень тесно и напряженно. Я мог чувствовать, что что-то или кто-то готов нарушить молчание или сломаться. Муни был убит, потому что он мог выдать одного из присутствующих. Человек, сделавший это ждал, когда я его или ее схвачу за руку. Я быстро проверил вещи Муни. То, что я искал у него не оказалось. Следующей была Тони. Это выглядело неприятно, но мне пришлось сделать это. У нее тоже ничего не оказалось. Я с трудом поднялся на ноги и похромал к Кроче — он лежал лицом вниз в луже своей крови. Он был смертельно ранен и долго бился в судорогах умирая. Я нащупал его карман, моя маленькая коробочка с инъекциями оказалась у него. Однако открыв ее, инъекций там не оказалось, как я и ожидал. Подвергаясь риску — забирая у мертвого человека иглу, убийца, по видимому, не подвергался риску быть схваченным, возвращая ее.
Упущена была еще одна вещь — пол-ампулы — если это подходящий термин того вещества, которое мы используем, когда не хотим, чтобы человек проснулся. Я представил себе, как пользуясь суматохой, когда все стремились к раненым и умирающим убийца, освободив мою иглу от сонного препарата, которую я планировал применить к Кроче и набрал в нее летальной дозы другой инъекции. Да, наша технология и оборудование хорошо известны оппозиции, так же, как и их технология — нам.
Все смотрели на меня в упор. Я провел инспекцию коробочки и тела Кроче. У него тоже ничего не оказалось. Это прояснило все элементы проблемы: четыре бетонные стены и бетонный пол, три человека и одна подкожная инъекция. Я протянул руку и взял выпавший пистолет Кроче из лужи крови и прицелился в Брейсуейта.
— Ты сказал, что у тебя есть пистолет, мальчик. Дай-ка его мне.
— Но...
— В твоем распоряжении пять секунд. При счете "пять" ты умрешь.
Конечно, это был только блеф. Я никого не собирался убивать. Я потерял одного потенциального осведомителя, но я не хотел терять другого.
Брейсуейт проглотил комок, застрявший у него в горле. — Да, сэр. — Он порывисто сунул руку в карман и вынул револьвер, похожий на тот, что я дал Оливии. Я не знаю, что заставляет Вашингтон быть таким пристрастным к новосозревшим маленьким чудовищам, но он производит их, как жевательную резинку.
— Положи его и отойди, — приказал я. — Ты, доктор, отойди туда с ним.
Оливия заколебалась. Ее глаза широко раскрылись и смотрели вопросительно, может и уязвленная, но она ничего не сказала. Мгновение спустя, она подошла и встала рядом с ним. Я глянул на нее холодно. она могла быть замечательной, мы могли вместе забавляться, но я не знал ничего. Я не знал и потому не мог никого отпускать.
— Где-то у тебя был еще нож, — сказал я Брейсуейту. — Я знаю, потому что сам дал его тебе. Не следует его бросать у него нарушен центр тяжести, поэтому и не пытайся. Пистолет данный мной тебе без патронов. Теперь вы, мисс Даден, встаньте с ними. Я не знаю какое у вас оружие, поэтому не шевелитесь даже если что-нибудь зачешется.
Мне удалось встать на ноги. Я положил левую руку на пистолет, вытер о брюки правую руку. Я не знал, стреляет ли маленький пистолет Кроче — он мог быть и пустым. Я жестом приказал им повернуться. Они повернулись. Я двинулся вперед, поднял пистолет Брейсуейта с пола, не отводя взгляда с этой троицы. Быстрая проверка показала мне, что он полностью заряжен Я положил испанский "двадцать второй" в карман пиджака. Я занимался делом пока мог стоять прямо.
— Поль, — заговорила Оливия, — не повреди свою ногу. Ты ведешь себя, как сумасшедший. Этот удар головой...
— Давай опустим диагноз, мадам, — сказал я, — лечение тоже. Со мной все хорошо. Я не нуждаюсь в медицинском обслуживании. Все, что мне нужно — подкожная инъекция. Только одна маленькая игла и мы все можем отправляться домой.
— Я не понимаю, — сказала Дотти жалобно, — я не понимаю...
— Поймешь, — сказал я. — Начнем с тебя. Сними-ка всю свою одежду.
Это было чересчур. Оливия задохнулась и посмотрела на меня неверящим взглядом. Брейсуейт уставился на меня возмущенно. Маленькая блондинка-медсестра подумала, что я страшный человек.
— Что? — спросила она.
— Вы слышали меня, — сказал я, — и не говорите мне, что я должен снять с вас подозрение, что вы здесь посторонний человек. Вы можете быть невинны так или иначе, но вы не постороннее лицо. Вы работали с доктором Муни, возможно вы с ним спали, а возможно и нет...
— Конечно не спала! Всякий кто это скажет, отвратительный лгун! И если вы думаете, что я буду раздеваться в присутствии всех этих людей...
— Не лицемерь, дорогая. — Оливия внезапно рассмеялась. — Ты знаешь, что тебе бы ужасно хотелось раздеться в нашем присутствии, а еще тебе бы очень хотелось, чтобы все здесь оказались мужчинами!
— Достаточно, доктор. — Заметил я Оливии. Я перевел взгляд на блондинку, — пожалуйста, Дотти, не напрашивайся на грубость.
— Сэр, — возмутился Брейсуейт, — сэр, я не думал...
— Великолепно, — произнес я зловеще. — Мы будем упрямиться. А, Дотти?
Она заколебалась, затем она вызывающе вскинула голову, что мне болезненно напомнило Антуанетту Вайль, живую — девочку, вмешавшуюся в события, которые оказались выше ее разумения. Дотти бросила обвиняющий взгляд на Брейсуейта, внешне выражая ему порицание за оскорбление. Она расстегнула свой халат, выскользнула из него и передала мне. На ней была надета прекрасная нейлоновая комбинация, которую она сняла через голову и передала мне вслед за халатом. Оставшаяся на ней одежда ничего значительного не представляла. Все оставшееся на стоило снимать, кроме, может быть, грубых, белого цвета туфель.
Она начала расстегивать лифчик, очень непринужденно и даже, я бы сказал, провокационно. Это даже начинало нравиться ей самой — я заметил — каким-то плохим отрешенным образом, она принимала это, как должное, стоя здесь почти голая, что каждый смотрел на нее или пытался не смотреть. Лифчик не представлял собой ничего существенного и под ним ничего не содержалось, кроме самой Дотти. Я кашлянул.
— Это не обязательно, — произнес я, — снимите только обувь и потрясите ей.... Хорошо. Прошу прощения, мисс Даден. Когда мы выберемся отсюда, можете дать мне пощечину. Мистер Брейсуейт, теперь ваша очередь.
Он весь покраснел и с трудом удерживался, что бы не посмотреть на красивую маленькую девушку, стоявшую рядом с ним. Очень спокойная и владеющая собой, даже немного улыбаясь, она начала одеваться, несколько небрежно, будто находилась в своей собственной квартире. Можно было подумать, что ни одного мужчины не находилось рядом с ней в радиусе мили; конечно ни одного молодого мужчины, из своей компании, чтобы прибегать к старомодному выражению, как в самом начале.
— Мистер Брейсуейт, — повторил я.
— Что, сэр?
— Да, да, сэр! — Повторил я.
— Твоя очередь, Джекки. — Дотти усмехнулась. — Снимай все, милый. Позволь девочкам полюбоваться на тебя.
— Сэр, неужели вы думаете, что я... — он посмотрел на нее, потом на меня. — Вы не можете подозревать меня!...
— Юноша, — сказал я, — вы оказываете временную помощь. Вы не проходили специальной подготовки. К моему сведению, вы не проходили подготовки. Вас взяли прямо с улицы, чтобы оказать временную помощь. Почему вы решили покинуть морскую авиацию, чтобы работать на нас? Да, я подозреваю вас. Кто-то в этом помещении ввел инъекцию Муни Почему бы и не вы?
Я произвел жест пистолетом. Он очень быстро разделся. Он был очень красиво сложен, этот парень, стройный и загорелый. Дотти изумленно уставилась на него, присвистнула от восхищения, чтобы помучить его. Мне хотелось знать, продолжал ли он думать о ней, как о неземном существе. Сознаюсь, ее мораль нисколько не интересовала меня и в целом, я находил ее поведение более убедительным, чем если бы она разыграла святую невинность. Кроме всего прочего, она была образованной медсестрой, а королева Виктория уже давно умерла.
Иглы в вещах Брейсуейта не оказалось. Я бросил вещи ему обратно и тяжело вздохнул. Мы много смеялись, мы видели два обнаженных молодых тела и уже надолго задержались здесь. Я повернулся к Оливии.
— Да, доктор, да, теперь твоя очередь.
Оливия окоченело посмотрела на меня. Она много потеряла своей губной помады за этот вечер. Она выглядела обычно, старомодно, как та женщина, которую я встретил на авианосце, несколько дней назад. Она отступила к той границе, с которой начала. Все было так, как если бы ничего не случилось с тех пор между нами — почти, но не совсем так.
В ее глазах светилась память. И в ней отмечался тот факт, что она, как и я, она казалась старше тех двух, что были с нами. Я попросил ее отбросить ее взрослое достоинство, вместе с ее вещами, в присутствии этиз двух, относительно молодых людей, одного из которых у ее имелась причина ненавидеть.
— У меня нет этого, Поль, — сказала она сквозь зубы. — Ты абсурден. Зачем мне убивать Гарольда?
— Я думаю причина существует! — Рассмеялась Дотти.
— Прекрати, — сказал я ей, а потом Оливии, — Может Муни был убит и не для того, чтобы заставить его замолчать. Может ты увидела шанс, чтобы отомстить ему. Ты, доктор, и не знаешь, как пользоваться иглой и может, ты, даже не можешь отличить инъекцию которая смертельна, и которая — нет, по запаху, вкусу или еще по чему-нибудь. Может убийство совсем не имеет ничего общего с моим делом, но я должен знать, кто это сделал.
Я открыл глаза. Оливия стояла на коленях возле меня.
— А Кроче? — шепотом спросил я.
— Он умер. Поль, прости меня.
Да, она просила извинения, стреляя в человека, который имел удовольствие... который не без удовольствия обещал меня убить... Я собрался с мыслями и понял, что она извинялась совсем по другой причине. Она не знала, что мы охотились не на того человека. Она думала, что все испортила отправив Кроче туда, о чем он и не помышлял.
Я запоздало вспомнил, что я агент по особым поручениям, а не ангел, несущий меч мести. Здесь был человек, которого мне вменялось отыскать, плохой человек, с седыми волосами. Я и сейчас находился к нему не ближе, чем в самом начале. Или все-таки это не так? Я посмотрел вверх, на Оливию.
— Какого дьявола ты здесь делаешь? — Спросил я.
— Да ты не очень-то, я смотрю, мне благодарен! — заявила она. И поскольку я молчал, она продолжала: — я не могла позволить чтобы тебя убили. Это сумасшествие! Я заставила Джека Брейсуейта доставить меня сюда. — Она принужденно улыбнулась. — Я направила на него твой револьвер и заставила привезти меня сюда, совсем как в кино. Да? К черту Эмиля Тоссига! Меня нисколько не волнует, если его вообще никогда не возьмут!
— Не ругайся, доктор. — Немного подумав, я спросил, — я ранен?
— У тебя пуля в ноге. Позже ее можно будет вынуть. Я временно остановила кровотечение.
— Дьявол, ведь только в прошлом году вынули из нее пулю. Мне кажется все остановилось с этой проклятой ногой. И с головой тоже.
— Возможно легкое сотрясение мозга. — Она протянула руку и показала мне расплющенную пулю. — Вот что ударило тебя. Я не знала, что они так брызгают и прыгают. Я подумала, что убила тебя.
— Где Джек Брейсуейт? — Я не чувствовал в себе силы, чтобы сесть и оглядеться.
— Здесь, сэр.
Он вошел в поле моего зрения и был он не один. Он поддерживал под руку маленькую блондинку — медсестру. Она все еще была в своем белом одеянии и со своей глупой специальной прической, но она не выглядела так свежо и блестяще как в баре "Фламинго". Она уже увидела насилие и смерть.
— Ты кажется пошел вразрез с моими инструкциями, мистер Брейсуейт. Разве не эту леди, я инструктировал тебя, сохранять в безопасности ценой твоей жизни?
Он облизал пересохшие от волнения губы.
— Но сэр, она была вооружена...
— Вот как? Разве она стреляла в тебя? Я не вижу, чтобы с тебя обильно стекала кровь. И какого дьявола ты тут делаешь, мисс? — спросил я у Дотти Даден.
Она с возмущением посмотрела на меня, — Почему вы спрашиваете меня? Можно подумать, что у меня был выбор! Когда в моем распоряжении было столько времени, сколько было у меня, я ценю, то что мне еще сказали, что все это значит! — Огорчение и обида заставили ее выпрямиться и не опираться на руку. Она сама высвободилась от поддерживающей ее руки Брейсуейта. — Хватит меня держать... глупый Ромео! Использовать мою квартиру и притворяться.... Держи свои руки подальше!
— Но не могла же я оставить ее у телефона, Поль? — сказала мне Оливия. Я не думаю, чтобы тебе понравилось вмешательство полиции. Вот я и заставила ее поехать с нами.
— Я не помню, чтобы просил чьего бы то ни было вмешательства раньше двенадцати тридцати трех, — сказал я. Выражение ее лица изменилось. Я сказал слабо: — ах, дьявол! Оставим это, доктор. — Она все еще рассерженно смотрела на меня. Я действовал не как человек, чья жизнь была спасена в последнюю отчаянную минуту. Может быть я и не смог бы взять Кроче сам. Никто теперь об этом не узнает и не стоило теперь спорить об этом. — Не переживай о нашем друге Кроче, он был совсем не тот человек о котором стоит это делать, — сказал я. — Где твой обожаемый Бен Кейси, доктор? Где же этот Аполлон медицинской профессии? я хотел бы задать ему вопрос, как только он оправится после такого тяжелого испытания.
— Гарольд? — она все еще хмурилась, но уже совсем иначе. — Что ты хочешь спросить у Гарольда?
— Я хотел спросить у него, почему он живой. — Она молчала и я продолжал, — я тебе говорил, как все может оказаться. Я говорил, что Кроче убьет их обоих, он так и поступил. Но убил только Тони Вайль.
— Я знаю. Мне... мне очень жаль, Поль.
— Что мне именно хочется знать, так это то, что сказал Гарольд Муни и что сохранило ему жизнь, — сказал я. — Он должен был говорить очень быстро и должен был сказать нечто важное. Он даже был способен обратиться за помощью к друзьям, высокопоставленным друзьям и поэтому Кроче не убил его, я не говорю о Торговой Палате в Пенсаколе и об Американской торговой ассоциации. Я хочу знать что он сказал. Я хочу знать как такой увалень, как Муни, избежал пули, в то время, как Тони.... — Я замолчал. Этот пункт был не основным.
— Поль, пожалуйста, не принимай близко к сердцу, — сказала Оливия. — Тебе нельзя так много говорить, нельзя преревозбуждаться.
Я рассмеялся в ответ на ее слова. Я посмотрел вверх на нее и сказал, — мы представляли, что Муни был сообщник Кроче, ты помнишь? Да, мы были не правы, но мы были только наполовину не правы, как мне теперь это кажется. Он работал не на Кроче. Но чей то сообщник он все-таки был. И теперь, когда тучи развеялись и стоя перед дулом пистолета Кроче, он использовал это имя, чтобы спасти себя. Он сказал Кроче что то интересное, так что тот вместо того чтобы пристрелить его, сохранил его ради будущего нового назначения, в смысле получения денег после предоставленной информации и проявления должной заботы обо мне.
— Разве он... — Оливия заколебалась, — разве Гарольд предлагал ему деньги?
— Да как он мог сказать? Не будь наивной, доктор. Такие люди, как Кроче не продаются, и не на те деньги, которые мог предложить Гарольд Муни. Но иногда вам удается вызвать их любопытство сообщив им о какой-то большой игре, в которой они могли бы принять участие на одной стороне или на другой. Единственную сделку, которую Муни мог бы предложить это то, что он, возможно, сообщил ему все, что знал довольно правдоподобно, что Кроче клюнул на это. И если он смог рассказать все Кроче, он может рассказать это и мне.
— Нет, — произнесла Оливия.
Я не мог понять правды по ее лицу. Я быстро перевел взгляд на других участников этой сцены, стоявших поодаль, они очень странно смотрели на меня. Похоже, они чувствовали себя неуютно, даже, как-то виновато.
— Что ты хочешь сказать этим словом — "нет"? — спросил я ее. — Где он? Вы позволили ему уйти?
Я попробовал подняться. Оливия не пустила меня. Она начала говорить и что-то в ней переменилось. Я видел страшный взгляд ее глаз, как если бы она сейчас заплачет. Тогда вмешалась блондинка-медсестра.
— Доктора Муни нет... Я хочу сказать, что он убит.
Я уставился на нее, потом на Оливию, отвернувшуюся от меня и кусающую губы. Я снова перевел взгляд на Дотти.
— Дьявол! Он убит! Мисс Даден! Как это случилось? Связанный, он так сильно бился, когда я пришел сюда!
Она покачала головой, — он был без сознания, когда мы вошли. Джек и я сразу подошли к нему, в то время, как доктор Мариасси оказывала помощь вам. Джек помог мне разрезать веревки и вынуть кляп у него изо рта. Но он не заговорил с нами. Его пульс был слаб. Я позвала доктора Мариасси и мы вместе попытались применить искусственное дыхание, но это не помогло. Мы не смогли привести его в чувство.
Последовало молчание. Я посмотрел на Оливию, — Я не хочу спрашивать об этом, доктор. Это не могло быть рикошетом?
Она покачала головой, — нет. На нем нет ни одной раны, Поль. Он просто мертв. Может сердечный приступ, усиленный страхом и частичной нехваткой воздуха? Кляп был довольно большим.
— Сердечный приступ? — медленно произнес я. И услышал свой собственный смех. Это был очень плохой смех. — Доктор, не шутите так. Ты считаешь, что я поверю, что единственный человек, с которым мне необходимо поговорить, умер от сердечного приступа? Да ты наверно сумасшедшая или оптимистка. — Я посмотрел на двух других, стоящих тут же. — Или кто-то другой!
Внезапно глубокая тишина установилась в бетонном бункере. Они все смотрели на меня. Оливия запротестовала, когда я попытался встать, но потом передумала и замолчала. Она сама помогла мне подняться. Я чувствовал в ноге боль, но мой вес позволял переносить ее, как обычно. Я посмотрел вокруг. Я подумал, что в бункере стало многолюдно. Еще два мертвых или живых тела и мы начнем производить отбор претендентов.
— Я думаю тебе бы проще было сказать, что ты имеешь в виду, Поль? — Спокойно произнесла Оливия. — На что ты намекаешь?
Я какое-то мгновение изучал ее лицо. Потом посмотрел на остальных двух. Оливия выглядела так, как если-бы была чем-то рассерженна. Брейсуейт выглядел озадаченным. Дотти смотрела на меня испуганно. Я не стал порицать ее за это. Это не очень-то подходящая ситуация для молоденькой и невинной девушки оказаться, внезапно, среди мертвых тел. Если только она была невинной, эта молоденькая девушка. В этот момент я не стал бы доверять и ангелу в белом халате с небес, чтобы совершить проверку благонадежности к Финальному секрету.
Хромая, я направился в угол, где лежал Муни. Это было не тяжело. Встать на колени перед ним оказалось задачей потруднее. Должна быть где-то отметина. Я обнаружил ее на затылке, прикрытой волосами.
— Нет раны, говоришь? — обратился я к Оливии, указывая на маленькое пятно крови.
Она присела рядом со мной на колени, ничуть не беспокоясь о своих нейлоновых чулках. Я устремился к раненым и осмотрел их всех, лежащих на бетонном полу, и еще один осмотр не дал бы дополнительных сведений. Мне было лучше смотреть на ее порванные чулки, чем смотреть не ее бледное лицо, пытаясь понять, что происходит в ее голове.
— Да, — произнесла она, — да, это выглядит, как подкожный укол!
— Совсем нет! — прошептал я, — доктор, ты удивляешь меня!
— Что, Поль? — она посмотрела на меня. — Что?...
— Я дал тебе сообщение, чтобы ты передал его молодому Брейсуейту. В этом сообщении я сказал, что воспользуюсь иглой с инъекцией. Ты передала мои слова Джеку, когда вошла в квартиру?
— Да, — сказала она, — конечно.
— Да, я не подумал об этом. Тот факт, что каждый присутствующий здесь, конечно из живых людей, знал о наличии у меня подкожной инъекции. Очевидно некто, знакомый с этим воспользовался этими сведениями и заставил замолчать Муни во время всеобщей неразберихи и стрельбы.
Оливия смотрела мне в лицо и ничего не говорила. Все молчали. В комнате стало очень тесно и напряженно. Я мог чувствовать, что что-то или кто-то готов нарушить молчание или сломаться. Муни был убит, потому что он мог выдать одного из присутствующих. Человек, сделавший это ждал, когда я его или ее схвачу за руку. Я быстро проверил вещи Муни. То, что я искал у него не оказалось. Следующей была Тони. Это выглядело неприятно, но мне пришлось сделать это. У нее тоже ничего не оказалось. Я с трудом поднялся на ноги и похромал к Кроче — он лежал лицом вниз в луже своей крови. Он был смертельно ранен и долго бился в судорогах умирая. Я нащупал его карман, моя маленькая коробочка с инъекциями оказалась у него. Однако открыв ее, инъекций там не оказалось, как я и ожидал. Подвергаясь риску — забирая у мертвого человека иглу, убийца, по видимому, не подвергался риску быть схваченным, возвращая ее.
Упущена была еще одна вещь — пол-ампулы — если это подходящий термин того вещества, которое мы используем, когда не хотим, чтобы человек проснулся. Я представил себе, как пользуясь суматохой, когда все стремились к раненым и умирающим убийца, освободив мою иглу от сонного препарата, которую я планировал применить к Кроче и набрал в нее летальной дозы другой инъекции. Да, наша технология и оборудование хорошо известны оппозиции, так же, как и их технология — нам.
Все смотрели на меня в упор. Я провел инспекцию коробочки и тела Кроче. У него тоже ничего не оказалось. Это прояснило все элементы проблемы: четыре бетонные стены и бетонный пол, три человека и одна подкожная инъекция. Я протянул руку и взял выпавший пистолет Кроче из лужи крови и прицелился в Брейсуейта.
— Ты сказал, что у тебя есть пистолет, мальчик. Дай-ка его мне.
— Но...
— В твоем распоряжении пять секунд. При счете "пять" ты умрешь.
Конечно, это был только блеф. Я никого не собирался убивать. Я потерял одного потенциального осведомителя, но я не хотел терять другого.
Брейсуейт проглотил комок, застрявший у него в горле. — Да, сэр. — Он порывисто сунул руку в карман и вынул револьвер, похожий на тот, что я дал Оливии. Я не знаю, что заставляет Вашингтон быть таким пристрастным к новосозревшим маленьким чудовищам, но он производит их, как жевательную резинку.
— Положи его и отойди, — приказал я. — Ты, доктор, отойди туда с ним.
Оливия заколебалась. Ее глаза широко раскрылись и смотрели вопросительно, может и уязвленная, но она ничего не сказала. Мгновение спустя, она подошла и встала рядом с ним. Я глянул на нее холодно. она могла быть замечательной, мы могли вместе забавляться, но я не знал ничего. Я не знал и потому не мог никого отпускать.
— Где-то у тебя был еще нож, — сказал я Брейсуейту. — Я знаю, потому что сам дал его тебе. Не следует его бросать у него нарушен центр тяжести, поэтому и не пытайся. Пистолет данный мной тебе без патронов. Теперь вы, мисс Даден, встаньте с ними. Я не знаю какое у вас оружие, поэтому не шевелитесь даже если что-нибудь зачешется.
Мне удалось встать на ноги. Я положил левую руку на пистолет, вытер о брюки правую руку. Я не знал, стреляет ли маленький пистолет Кроче — он мог быть и пустым. Я жестом приказал им повернуться. Они повернулись. Я двинулся вперед, поднял пистолет Брейсуейта с пола, не отводя взгляда с этой троицы. Быстрая проверка показала мне, что он полностью заряжен Я положил испанский "двадцать второй" в карман пиджака. Я занимался делом пока мог стоять прямо.
— Поль, — заговорила Оливия, — не повреди свою ногу. Ты ведешь себя, как сумасшедший. Этот удар головой...
— Давай опустим диагноз, мадам, — сказал я, — лечение тоже. Со мной все хорошо. Я не нуждаюсь в медицинском обслуживании. Все, что мне нужно — подкожная инъекция. Только одна маленькая игла и мы все можем отправляться домой.
— Я не понимаю, — сказала Дотти жалобно, — я не понимаю...
— Поймешь, — сказал я. — Начнем с тебя. Сними-ка всю свою одежду.
Это было чересчур. Оливия задохнулась и посмотрела на меня неверящим взглядом. Брейсуейт уставился на меня возмущенно. Маленькая блондинка-медсестра подумала, что я страшный человек.
— Что? — спросила она.
— Вы слышали меня, — сказал я, — и не говорите мне, что я должен снять с вас подозрение, что вы здесь посторонний человек. Вы можете быть невинны так или иначе, но вы не постороннее лицо. Вы работали с доктором Муни, возможно вы с ним спали, а возможно и нет...
— Конечно не спала! Всякий кто это скажет, отвратительный лгун! И если вы думаете, что я буду раздеваться в присутствии всех этих людей...
— Не лицемерь, дорогая. — Оливия внезапно рассмеялась. — Ты знаешь, что тебе бы ужасно хотелось раздеться в нашем присутствии, а еще тебе бы очень хотелось, чтобы все здесь оказались мужчинами!
— Достаточно, доктор. — Заметил я Оливии. Я перевел взгляд на блондинку, — пожалуйста, Дотти, не напрашивайся на грубость.
— Сэр, — возмутился Брейсуейт, — сэр, я не думал...
— Великолепно, — произнес я зловеще. — Мы будем упрямиться. А, Дотти?
Она заколебалась, затем она вызывающе вскинула голову, что мне болезненно напомнило Антуанетту Вайль, живую — девочку, вмешавшуюся в события, которые оказались выше ее разумения. Дотти бросила обвиняющий взгляд на Брейсуейта, внешне выражая ему порицание за оскорбление. Она расстегнула свой халат, выскользнула из него и передала мне. На ней была надета прекрасная нейлоновая комбинация, которую она сняла через голову и передала мне вслед за халатом. Оставшаяся на ней одежда ничего значительного не представляла. Все оставшееся на стоило снимать, кроме, может быть, грубых, белого цвета туфель.
Она начала расстегивать лифчик, очень непринужденно и даже, я бы сказал, провокационно. Это даже начинало нравиться ей самой — я заметил — каким-то плохим отрешенным образом, она принимала это, как должное, стоя здесь почти голая, что каждый смотрел на нее или пытался не смотреть. Лифчик не представлял собой ничего существенного и под ним ничего не содержалось, кроме самой Дотти. Я кашлянул.
— Это не обязательно, — произнес я, — снимите только обувь и потрясите ей.... Хорошо. Прошу прощения, мисс Даден. Когда мы выберемся отсюда, можете дать мне пощечину. Мистер Брейсуейт, теперь ваша очередь.
Он весь покраснел и с трудом удерживался, что бы не посмотреть на красивую маленькую девушку, стоявшую рядом с ним. Очень спокойная и владеющая собой, даже немного улыбаясь, она начала одеваться, несколько небрежно, будто находилась в своей собственной квартире. Можно было подумать, что ни одного мужчины не находилось рядом с ней в радиусе мили; конечно ни одного молодого мужчины, из своей компании, чтобы прибегать к старомодному выражению, как в самом начале.
— Мистер Брейсуейт, — повторил я.
— Что, сэр?
— Да, да, сэр! — Повторил я.
— Твоя очередь, Джекки. — Дотти усмехнулась. — Снимай все, милый. Позволь девочкам полюбоваться на тебя.
— Сэр, неужели вы думаете, что я... — он посмотрел на нее, потом на меня. — Вы не можете подозревать меня!...
— Юноша, — сказал я, — вы оказываете временную помощь. Вы не проходили специальной подготовки. К моему сведению, вы не проходили подготовки. Вас взяли прямо с улицы, чтобы оказать временную помощь. Почему вы решили покинуть морскую авиацию, чтобы работать на нас? Да, я подозреваю вас. Кто-то в этом помещении ввел инъекцию Муни Почему бы и не вы?
Я произвел жест пистолетом. Он очень быстро разделся. Он был очень красиво сложен, этот парень, стройный и загорелый. Дотти изумленно уставилась на него, присвистнула от восхищения, чтобы помучить его. Мне хотелось знать, продолжал ли он думать о ней, как о неземном существе. Сознаюсь, ее мораль нисколько не интересовала меня и в целом, я находил ее поведение более убедительным, чем если бы она разыграла святую невинность. Кроме всего прочего, она была образованной медсестрой, а королева Виктория уже давно умерла.
Иглы в вещах Брейсуейта не оказалось. Я бросил вещи ему обратно и тяжело вздохнул. Мы много смеялись, мы видели два обнаженных молодых тела и уже надолго задержались здесь. Я повернулся к Оливии.
— Да, доктор, да, теперь твоя очередь.
Оливия окоченело посмотрела на меня. Она много потеряла своей губной помады за этот вечер. Она выглядела обычно, старомодно, как та женщина, которую я встретил на авианосце, несколько дней назад. Она отступила к той границе, с которой начала. Все было так, как если бы ничего не случилось с тех пор между нами — почти, но не совсем так.
В ее глазах светилась память. И в ней отмечался тот факт, что она, как и я, она казалась старше тех двух, что были с нами. Я попросил ее отбросить ее взрослое достоинство, вместе с ее вещами, в присутствии этиз двух, относительно молодых людей, одного из которых у ее имелась причина ненавидеть.
— У меня нет этого, Поль, — сказала она сквозь зубы. — Ты абсурден. Зачем мне убивать Гарольда?
— Я думаю причина существует! — Рассмеялась Дотти.
— Прекрати, — сказал я ей, а потом Оливии, — Может Муни был убит и не для того, чтобы заставить его замолчать. Может ты увидела шанс, чтобы отомстить ему. Ты, доктор, и не знаешь, как пользоваться иглой и может, ты, даже не можешь отличить инъекцию которая смертельна, и которая — нет, по запаху, вкусу или еще по чему-нибудь. Может убийство совсем не имеет ничего общего с моим делом, но я должен знать, кто это сделал.