Я описывал ей все яркими сочными красками. Круглый бар медленно вращался. Все окружающие нас люди смеялись и разговаривали. Девушка провела по губам краешком своего языка.
   — Что... что вам надо от меня?
   — Посмотри на бар снова и улыбнись. Ты оставишь своего мальчика и пойдешь со мной. Запомни, мы старые друзья. Не забудь свой кошелек. — Она механически взяла его. Я сказал:
   — С барменом поступим так, пусть он передаст твое сообщение. Скажи ему, что ты покидаешь джентльмена, который был с тобой, но что ты позвонишь ему утром. Вначале мягко возьми меня за руку и подмигни ему, когда будешь говорить это все.
   Все сработало. Все случилось так быстро, что они ни о чем не успели подумать о фокусах, и бармен занимался напитками и коктейлями весь вечер. Он не обращал внимание на нюансы. Затем мы вышли, болтая о пустяках — по крайней мере я болтал о пустяках — в то время, как стройная девушка в алом, отчаянно вцепилась в мою руку и улыбнулась с выражением испуга в ее черных глазах.
   Лысый мужчина за угловым столом ни разу не посмотрел на нас до самой двери. Никто не заметил этого, может быть кроме Оливии Мариасси, которая может быть испытывала нескромный интерес глядя на мужчину, который отклонил ее неуклюжую попытку завязать разговор и удалился с молодой и красивой девушкой.

Глава 5

   Нам пришлось долго идти по гостиной к выходным дверям и мой разговор много потерял от спонтанности, ума и озарения к тому времени, когда мы вышли на тротуар. Мы пошли прочь от отеля. Это была старая часть Нового Орлеана с односторонним движением, с одной полосой движения, пустынна и достаточно широка для лошади в упряжке с тележкой, а тротуары достаточно широки для дам с кринолином. Переулок по которому я отправился был уже, будто трещина между двумя высотными зданиями.
   Где я остановился наконец небо имело фиолетово-серую полоску над нами и освещенная улица являлась узким кусочком жизни и надежды оставшейся далеко позади нас или так показалось ей. Когда мы остановились, она защищаясь прислонилась спиной к стене. Ее бедное лицо, обрамленное полуночно-темными волосами выглядело таким белым, как ее перчатки.
   — Как ты думаешь, что случится с тобой: куколка? — спросил я.
   Она покачала головой.
   — Не знаю! — прошептала она. Какую гнусную вещь ты задумал, совершай поскорее, не мучай меня. Это отвратительно.
   — Я не мучаю тебя, — ответил я. — Я только хочу, чтобы ты знала, что произойдет после, чтобы ты не петушилась. Когда я закончу речь, я вложу этот нож и поцелую тебя, потому что ты славная девчонка и помогла мне убраться из гнилого места. Ты готова?
   Она прямо посмотрела на меня, испуганная и смущенная. Вот этого я хотел добиться. Теперь, когда я воспользовался ею, мне надо чтобы она ни чего не сказала полиции обо всем происшедшем. Быть брошенным в тюрьму — такая вещь не позволительна нам. В данный момент романтический подход мужчины — загадки, кажется наилучшим решением, чтобы вызвать ее молчание. Был еще один способ, чтобы заставить ее замолчать навсегда — это убить ее, что тоже было не необходимо, ни желаемо.
   — Но...
   — Разговора не требуется, — сказал я. — Подай мне руку.
   Я опустил ее руку, поймал ее ладонь и сжал ее пальцы вокруг ручки ножа. Я направил лезвие к своей груди.
   — Нет, — поправил я, — немного влево, куколка. Это тяжелая работа — сунуть нож меж ребер мужчины. Так гораздо лучше. А теперь сосредоточься. Все что надо сделать — сильно толкнуть, лезвие войдет мягко и легко. Ты удивишься, как мало требуется усилий, чтобы убить мужчину. А теперь поцелуй.
   Двигаясь очень свободно, обдуманно, будто вы ловите испуганную птичку, я взял ее лицо своими руками и наклонил вниз. Ее лицо было холодным, как и ее губы. Я почувствовал, как лезвие двинулось слегка ко мне, но оно не вонзилось даже в пиджак. Я отступил, когда поцеловал ее. Она опустила руку. Мгновение спустя, я услышал ее нервный смех.
   — Мистер, — выдохнула она. — Мистер, я... — она замолчала.
   — Как тебя зовут? — спросил я.
   — Антуанетта, — прошептала она. — Антуанетта Вайл.
   — Тони?
   — Друзья зовут меня Тони, — сказала она. Ее голос стал тверже. — Я сообщу вам, когда вы определитесь поточнее. А пока... А пока я думаю, что мисс Вайл звучит гораздо лучше, не так ли?
   — Да, мадам, — сказал я.
   Мы стояли так глядя друг на друга, слушая городские звуки вокруг нас, но ничего не двигалось в потемках узкой аллеи, где мы находились. Она посмотрела на нож в своей руке и снова на меня.
   — Вы напугали меня, — прошептала она. — Вы так меня напугали! Я и в самом деле подумала, что вы... Возьмите это! — Я взял нож, закрыл его и положил в карман. Она пристально смотрела на меня. — Что случится, если я побегу? — спросила она.
   — Здесь? Здесь темно и ты возможно упадешь и порвешь свои чулки. Лучше идти осторожно, пока не выберешься к свету, если конечно хочешь покинуть меня.
   — Если? — выдохнула она. — Если? Вы что — сумасшедший? Или вы думаете, что я... — Она замолчала.
   — Ты ни сколько не любопытна? Ни сколько не заинтригована? Я должно быть потерял свою хватку, — сказал я. — Значит у тебя больше нет никаких планов на сегодняшний вечер, которые я не испортил совсем? Не хочешь ли отобедать со мной, в любом месте, по любой цене — и послушать немного лжи о том, почему я сделал то, что сделал. Я замечательный лгун, мисс Вайл.
   — Всему поверю, — сказала она. — Вы заинтересовали меня, вы и этот отвратительный, выглядевший маленьким, нож. Действительно ли вас зовут Коркоран, как вы сказали ранее? Тогда.
   — Нет, — сказал я. — И даже не Поль. Но чего вы боитесь? Имени Поль — достаточно на один вечер, не правда ли?
   Она сказала:
   — Я совсем не такая, Поль. Я совсем не то, что вы думаете обо мне...
   — Мисс Вайль, секс конечно важен для меня и вы красивая девушка, но я удовлетворяю свои потребности не похищая молодых леди с помощью ножа. — Сказал я.
   Она заколебалась и сказала несколько с напускной честностью:
   — Конечно, я не прикидываюсь невинностью. Вы вероятно уже догадались об этом.
   Я сказал:
   — Это волнующий сюжет разговора, но его следует продолжить в более теплом месте. Есть ли у тебя, что накинуть на себя?
   — Да. — Это было проверено. Это не тот пиджак, которым вы хотели бы покрасоваться в баре высшего класса. Мне возможно придется взять его домой вместе с ним. Бог знает, что мне придется рассказывать, чтобы забрать его обратно. Он заботливый тип. Она сжалась от дрожи. — Очень холодно. Вы сказали, что пойдем куда угодно?
   — Да, мадам.
   — Ресторан любой стоимости?
   — Да, мадам.
   Она снова заколебалась. Затем рассмеялась и взяла меня за руку:
   — Не отказывайтесь от своих слов. "Антуан" находится через два дома отсюда...
   У меня было предчувствие, что это будет "Атуан", если она решится на выбор. Я полагаю это обыкновенный выбор для Орлеана, хотя можно было предполагать, что есть боле новые рестораны, где хорошо кормят и хорошее общество. Атмосфера в "Антуане" не очень-то роскошная, несмотря на репутацию, какую имеет это место. Посетители хорошо одеты и официанты знают свое дело, но обеденный зал являлся разновидностью бара и разочаровывал всякого, кто приходил в ожидании наслаждения старомодной южной роскошью. Вы предположительно приходите сюда, чтобы есть, а не изучать, как я полагаю, обстановку и мебель.
   Нам пришлось ждать когда освободится стол. Тот, который нам дали, находился посередине зала. Ожидание мне надоело, но я сказал себе, что мне не зачем торопиться в отель. Оливия должно быть в безопасности, если она последовала нашим инструкциям, и лучше для меня, чтобы прошло какое-то время прежде, чем мы встретимся. Я могу быть уверенным, что этот потерянный ребенок, которого я вовлек в игру, не причинит нам никаких неприятностей в дальнейшем.
   — Мне надо поправить свой туалет, — сказала Антуанетта, после того, как метрдотель усадил за стол и удалился. — Этот испуг так на меня подействовал.... Я чувствую себя немного неприбранной. Вы не находите?
   Я посмотрел на нее через стол. Она была очень приятной девушкой, но мне кажется, "приятная" немного не то слово. Миловидное лицо, несколько несимметричное, с густыми бровями, почти не встречающимися над прямым маленьким носом. Судя по ее очень индивидуальным бровям и поношенным сатиновым туфелькам, она возможно и не голодает, но она принадлежит к тем девчонкам, для которых дорогая еда в модном ресторане означает нечто большее, чем просто пища. Она принадлежит к девчонкам, которые неутомимо прыгают и высоко, при такой возможности.
   — Нет, — сказал я. — Не имею ничего против.
   Я смотрел, как она шла через зал, стройная и прямая в своем блестящем платье. Теперь в ней все дело. Ничего сейчас не выиграешь, если захочешь знать, как она поступит. Я узнаю это позднее. Предполагать, что сейчас думает Оливия Мариасси после ее неудачного опыта в баре Монклер или что сейчас делает лысый мужчина с грубым лицом и уж совсем неуместно было думать об мертвой женщине, но я думал и об ней тоже. Мы вместе, Гейл и я, проводили отлично время, хотя она и имела очень много денег и Мак не одобрял мой выбор. Мне надо привыкнуть к мысли, что она больше никогда не будет со мной рядом и не позвонит, когда окончится моя работа.
   Когда Антуанетта Вайль вернулась, ее прическа была восхитительна, а губная помада лежала ровно. Я поднялся, чтобы усадить ее в кресло по джентельменски. Она улыбнулась мне, когда садилась в кресло.
   — Да, там был один, — сказала она.
   — Один — что? О, ты имеешь в виду телефон? — Я вернулся к своему креслу и непринужденно сел. Затем произнес: — Я полагаю, что там есть один. Ты воспользовалась им?
   — Разумеется, — ответила она. — полиции не хочется производить здесь шум, поэтому они будут ожидать нас у выхода. Я сообщила им, что вы вооружены и опасны, возможно, они пристрелят вас, как только вы ступите на асфальт. Но вначале нам все-таки надо пообедать, не так ли?
   — Несомненно, — согласился я. — Тем больше причин радоваться, когда предоставляется возможность. Посмотри меню. Всему у небес существуют границы.
   Она отложила меню.
   — Мне не надо меню. Я просто хочу бифштекс и шампанского, — произнесла она. — Оно грубое, будто из кукурузы, и бифштекс у них не так хорош, как рыба, но именно этого мне и хочется. Я чувствую себя здесь... роскошно. Поль?
   — Да.
   — Как вы узнали, что я не воспользовалась телефоном?
   — Ты не из тех, кто вызывает полицейских, мисс Вайль. Если бы ты была именно такой, ты бы дергала бровями и носила пояс.
   Какой-то момент она обдумывала эти слова.
   — Я полагаю, что в этом есть какой-то смутный смысл. — Она еще подумала, быстро взглянула на меня через стол и улыбнувшись, спросила: — Я собираюсь спросить вас, почему вы уцепились в меня, там, в Монклере? Я полагаю, что вы сказали мне косвенно, мистер Поль Шарпи Коркоран.
   — Несомненно, ты очаровательна и немного смешная, мисс Вайль. В особенности, это заметно, когда ты сидишь в баре. Когда мне требуется, торопливо, выбрать себе в подруги женщину, кого бы я выбрал из этой коллекции толстушек? В кого бы всякий мужчина уцепился? Затянутую в корсет леди через три стола от тебя? Стоит ли так хитрить.
   Тони рассмеялась и начала говорить, но официант крутился по соседству и она переменила разговор. Мы подверглись серьезной формальности — заказали обед. Когда официант удалился, она наклонилась через стол оперившись на локте.
   — Прекрасно, — сказала, — давайте выслушаем ее.
   — Выслушаем кого?
   — Ложь. Почему вам потребовалась женщина в подруги на бегу. Постарайтесь по изобретательнее.
   — Ну ладно, слушай, — сказал я. — У меня было свидание с одной замужней женщиной в джазовом Новом Орлеане и когда мы собирались выпить "Мартини", кто кроме ее мужа мог войти? Огромный грубый парень. Мне не захотелось связываться с ним, и леди не захотела шумной рекламы, поэтому мне пришлось действовать быстро, чтобы это выглядело, как если бы я даже незнаком с нею.
   Тони презрительно дернула носиком и покачала головой:
   — Не очень-то оригинально. Можно было бы придумать получше.
   — Что не понравилось тебе?
   — Если вы были бы Ромео на уик-энде, вы едва ли бы стали вынимать нож. И потом, та леди. Я полагаю вы говорите о той, старомодной в твидовом костюме, которую вы назвали влюбленной школьной учительницей. Едва ли она из того типа женщин, которые изменяют мужьям, если только у нее есть муж и даже если она допускает такую несерьезность, я не могу вас представить ее партнером во грехе, Поль. Я не знаю какой вы, но мне кажется, что вы изысканы, чтобы влюбиться в эту дурочку в очках из роговой оправы.
   — Теперь начнутся комплименты, — заметил я. — Я снабжаю только обедом, напитками и ложью. Бриллианты и меха получите в другом месте.
   Она рассмеялась.
   — Не очень-то красиво называть девушку золотодобытчицей, даже намеком. Вы можете обидеть ее чувства. Нет, я думаю, что эта история не подходит. Попытайтесь еще раз.
   — Великолепно, а как вам это? Ты слышала о синдикате, я полагаю. Я прихожу на явку, но мне приходится прятаться потому, что за мной хвост и мне приходится бежать и прятаться. Они посылают мне шкатулку с новым зелененьким пополнением и она переодетая, и она переодетая и в смешной прическе, чтобы никто не узнал ее — она настоящий наш шеф, и когда она собирается передать мне добычу, я вижу как входит полицейский и я знаю, что он пасет ее. Ей незнакома моя внешность, а произвел в своем облике изменения, с тех пор как стало известно мое описание полицейским. Но у меня осталась только одна минута, чтобы... Нет? И это не нравится?
   — Нет, — сказала она. — И это тоже мне не нравится.
   Я вздохнул:
   — Леди, вам трудно угодить. А как насчет этого? Я из ФБР и мне надо сделать одно дело относительно шпионов, саботажников и прочих, и как только я выхожу на контакт с одним из моих агентов-женщиной, я вижу за нами наблюдают. Он заметил ее, но у меня еще есть надежда на то, что я смогу ускользнуть, если я.... Нет, это тоже не то.
   Она пристально посмотрела на меня и провела язычком по своим губкам:
   — Почему нет, Поль? Почему ты считаешь, что это не годится?
   — Да, в таком случае, — сказал я, — если бы я и в самом деле был из ФБР, я имел бы опознавательные признаки, не так ли? Имея их, я бы тут же погиб. Ты видела когда-нибудь человека из ФБР, который бы не имел радиозуммера в основании шляпы?
   — Но у вас разве нет опознавательных признаков?
   — Не такие уж гибельные, как я полагаю, куколка, то есть мисс Вайль. Я самый узнаваемый человек, какого ты когда-либо видела, мисс Вайль.
   Она сказала медленно, пристально глядя на меня:
   — Я думаю, что вы самый умный мужчина, которого я когда-либо знала, Поль. — В ее голосе послышался холодок. — Вы хотите нечто в обмен на нечто, не так ли? Ценой этого обеда, вы хотите, чтобы я молчала и способствовала вам не подвергая вас ни малейшей опасности? Не считаете ли вы, что это хорошая сделка?
   Я покачал головой:
   — Нет, только какой-нибудь дурак согласился бы на такую сделку. Или девушка, которая любит бифштекс и шампанское, которая нисколько не испугалась при соприкосновении с тайной.
   Последовала короткая пауза. Она протянула руку и положила ее на мою.
   — Все будет отлично, — выдохнула она. — Все будет хорошо. Если только это вы и собирались мне сказать.
   — Я ничего еще тебе не сказал, мисс Вайль. Ничегошеньки. Все, о чем ты могла бы догадаться, не доступно тебе, а все остальное — только догадки.
   — Я не уверена, хотела бы я иметь вас своим другом, — сказала она. — Не уверена, что я полностью доверяю вам, чтобы называть вас своим другом. — Она мягко потрепала мою руку и откинулась на спинку с улыбкой. Все уже решилось в ее уме и она прошептала: — но я думаю, что вы уже можете называть меня Тони.

Глава 6

   Она жила совсем близко от ресторана. По правде говоря, хотя я и не собирался совершать такую прогулку с нею в прохладе наступающей ночи, когда она была одета в такое платье и в туфлях на высоком каблуке. Но она была еще молода и считала такси неудобством, а прогулка была безрассудна и радостна — или может быть у ней имелись какие-нибудь естественные причины или просто это была сдержанность, чтобы не разделять со мной затемненное черное сиденье в обществе меня и моего ножа.
   Во всяком случае, выйдя из ресторана, я снял пиджак и накинул ей на плечи, чтобы предохранить ее от холода. И мы с ней радостно направились по узким улицам со старыми не ухоженными зданиями, на которых еще сохранялся стальной орнамент на окнах и балконах, очень красочный для тех, кому нравится старинная архитектура. Меня больше интересовало нет ли за нами слежки. Идя пешком по соседству с этими древностями и изогнутых маленьких газонов, это было трудно сказать. Если кто-то и следил за нами, он делал это хорошо. Это было его дело — слежка. Вот почему он и был приписан Оливии Мариасси первейшим образом.
   Комнатка Тони — квартира или салон, как это они называют здесь, располагалась наверху двух узких, пыльных пролетов лестницы. Под самой крышей. Я не мог освободиться от мысли, что она превращается в духовку летом. Она остановилась на лестничной площадке и вернула мне пиджак.
   — Спасибо, произнесла она. Она вынула ключ из кошелька, открыла дверь, положила руку на ручку двери. И попросила меня бесцветным голосом:
   — Пожалуйста входите.
   — Я сказал, закутываясь в плащ:
   — Нет необходимости, настаивать на этом, кошечка. Тебя интересуют только мои намерения, а да остального тебе нет дела. Конечно, я с удовольствием бы остался у тебя. Что ты думаешь, я евнух, или еще что-нибудь? Благодарю, входить я не буду.
   Она слабо улыбнулась, как если бы она, что-то доказала сама себе в отношении меня.
   — Почему бы нет? — прошептала она. К чему эти демонстрации самообладания?
   — Потому, что если я войду, ты захочешь узнать в самом ли деле я простак или бродяга или оба одновременно. Черт побери, ты сейчас удивляешься, почему ты предлагаешь мне войти, не так ли? чтобы посмотреть, какой я слюнтяй на самом деле? Но если я отнесусь к тебе с большим уважением и целомудренно поцелую тебя здесь, у дверей и сбегу поскорей может быть я этим тебе запомнюсь, несмотря на то, каким образом мы повстречались.
   Она сказала, глядя на меня:
   — Как же иначе хотите вы, чтобы я вас запомнила, Поль?
   Я сказал:
   — Чтобы быть честным, я бы не хотел, чтобы меня запоминали. Простой незаметный мужчина, который здесь совсем не был, вот чего я хочу.
   — Хорошо, — сказала она. — Только едва ли такой простой. Согласна, если вам это требуется. Все-таки сегодня я провела отличный вечер и в отместку, я последую вашим инструкциям. Пусть будет по вашему. Так давайте же обменяемся целомудренными поцелуями. Я не хочу... не хочу играть с инструкциями. Вы знаете, что я хочу сказать. — Голос ее даже не дрогнул.
   Я внимательно посмотрел на нее, и у меня появилось такое чувство, какое бывает, когда вы встречаете кого-то в неподходящее время и в неподходящих обстоятельствах, что может для вас оказаться роковым и о чем вы даже не догадались, если бы этого с вами не приключилось.
   — Конечно, — сказал я, — ты права, Тони.
   Она спокойно произнесла:
   — Вы очень проницательный человек, не так ли? Самое смешное, что вы почти убедили меня, что вы славный парень. — Она насмешливо улыбнулась. — У меня останется эта мысль, если вы удалитесь, Поль Коркоран — если таково ваше имя. — После этих слов последовала пауза и я взглянул вверх, на звезды.
   — Поль?
   Я перевел взгляд на нее.
   — Что, Тони?
   — Удачи, — сказала она мягко. — Удачи вам в ваших делах, кем бы вы ни были.
   Уходя, я глубоко вздохнул и следуя по улице, подумал, как было бы прекрасно, если бы войны велись только профессиональными солдатами, а секретные операции проводились бы грубыми и не скрупулезными агентами, которые бы добровольно исполняли работу. Я хладнокровно использовал эту девчонку, чтобы прикрыть мою заинтересованность в судьбе Оливии Мариасси, а она в ответ назвала меня славным парнем и пожелала мне удачи. Она показалась мне очень невинным и искренним ребенком, она считал себя опытной и искушенной, но она не догадывалась об истинном счете.
   Я надеялся она никогда не узнает, чем я занимаюсь, но вся беда в том, что этой уверенности-то у меня и не было. Это что-то вроде бешенства, исключая то, что вы кусаете не всякого, кто вам встречается. Сам факт того, что вас видели рядом, бывает достаточно. Я помню случай, когда погиб маленький мальчик, правда не помню где, только потому, что вежливо поднял и подал одной женщине пакет, который она уронила — совсем случайно — но люди, которые следили за ней, не знали того. Хотя им следовало бы знать об этом.
   Никто не преследовал меня по дороге в отель. Я был уверен в этом, но это меня совсем не поразило, пока я не пересек вестибюль, подходя к лифтам. Затем я резко остановился, в животе похолодело вспомнив, что я не осознавал этого, когда мы подошли к дому Тони.
   Я стоял, и так пытаясь вспомнить и проанализировать свои реакции. Всю дорогу от ресторана "Антуан" до жилища Тони, предупреждающие вспыхивали красным светом на контрольном пункте. Я должно быть сознательно не замечал их, не слышал, не ощущал, не чувствовал ничего опасного, а ночь позади меня была наполнена опасностями. От дома Тони до гостиницы Монтклиер не было ничего опасного. Логика подсказывала ответ: если кто-то и следил за мной до жилища Тони, то он должен следовать за мной и сюда.
   Наступило время для старательного обдумывания вариантов и их значимости. Если этот человек преследовал меня вместо того, чтобы уцепиться за Оливию Мариасси, это означало, что моя интрижка с селедкой в красном не сработала. Он до тошноты изучил наше неуклюжее свидание, чтобы захохотать и следить за мной дальше. А если он уцепился за Тони вместо того, чтобы следовать за мной дальше до самого отеля, то это означает.... Черт, я не знаю что это означает.
   Есть время все тщательно обдумать и двигаться медленно и дальше, надо принять предосторожности, тщательно все спланировать и избежать если можно того, что могло бы оказаться фатальной ошибкой в самом начале операции.
   Не было времени обращать внимание на девчонок с черными волосами и не выщепленными бровями. Когда вопрос касается моей работы, когда вопрос касается моих обязанностей. Антуанетта Вайль служила моим целям, а может не служила. Во всяком случае то, что случилось с ней сейчас, было уже непоправимо.
   Однако, я подумал, узнаю ли я что-нибудь новое если вернусь к Тони, в конце концов, мужчина с грубым лицом не мог быть в двух местах одновременно. Если он решает дела с Антуанеттой, какие бы они ни были, в этот момент угрозой для Оливии он не являлся. Я повиновался своему желанию — любопытству или чувству ответственности. Я мог бы по крайней мере выяснить, что случилось там с Тони — если вообще что-то случилось.
   Мне всегда тяжело на улице с односторонним движением и мне показалось, что прошло много времени, когда я снова очутился на тротуаре напротив трехэтажного дома Тони. Виднелся свет сквозь закрытые жалюзи одного из окон наверху. Да, она же сказала мне, что рисует. У ней может быть полуночная вспышка артистического вдохновения, но было бы гораздо лучше, если бы в окне не горел свет, как если бы она легла спать, усталая после такого насыщенного вечера.
   Я начал быстро подниматься по лестнице, не принимая во внимание обычных мер предосторожностей, а только сжал рукоятку маленького ножа в брючном кармане. Когда я поднялся на лестничную площадку третьего этажа, я заметил приоткрытую дверь и понял, что появился слишком поздно. Я перевел дыхание, толкнул дверь и вошел в ярко освещенную комнату.
   В комнате с наклонными карнизами было просторно. Все пространство пола попадало в поле зрения, потолочное пространство — менее. Cвет из окна видимо давал достаточно света днем. Теперь же свет лился из двух подвешенных к потолку двух шаров не дающих тени. Тут же находился мольберт, только опрокинутый. Тут же находилась краска и несколько горшков с кистями, из одного вылилась на пол краска. Множество полотен на подрамниках, некоторые тоже перевернуты. В комнате еще находилась печь, стол, холодильник, кухонная раковина, валялось несколько перевернутых стульев, выглядевших, как если бы их купили из магазина подержанных вещей, как и вся остальная мебель.
   В углу стояла детская кроватка. Она явна скрывалась разрисованной ширмой, но теперь она была отброшена в сторону. На кроватке лицом вниз лежала маленькая, неподвижная, страшно растрепанная фигура, на которой было надето только порванное свисавшее клочьями, что-то ярко-красное и один порванный чулок. Другой чулок, а также алые сатиновые туфельки и предметы нижнего белья были разбросаны по всему полу вместе с обрывками полотен. Ее длинные белые перчатки аккуратно лежали на маленьком столике у дверей, как если бы она их сняла и начала раздеваться и тут кто-то постучался и она повернулась, что бы открыть дверь....
   Я закрыл за собой дверь и прошел в комнату. У меня не было никакой надежды. Я ничего не сказал, потому чтоне ожидал ответа. Я положил руку ей на плечо и был гораздо более напуган, чем может быть напуган мужчина с моим опытом, когда она от прикосновения вздрогнула и резко поднялась откинув с глаз завитки своих черных волос.
   — Вы, — прошептала она. — Вы!
   — Я, — сказал я отдернув руку.
   — Вы вернулись, — прошептала она. — Я надеюсь, вы удовлетворены! Хорошее дело он тут провернул, не так ли? Вы очень довольны! Вы что-то доказали себе, не так ли? Я не знаю что, но доказали. О, боже, а я то думала о вас хорошее. Хорошее! Что вы не такой как все.... Особенный!