– Какими способностями обладали ваши эмпаты? – снова спросила Трой.
– Они могли исцелять тело и ум, но это было редкостью, только самые одарённые умели это. Ни один правитель не правил без своего целителя или целительницы. Они могли общаться с землёй, с растениями, даже с водой и деревьями.
– Общаться? Как? – спросил Пикард.
– Легенды говорят, что они могли извлекать плоды из скал, но я не знаю, что тут миф и что правда. Со смертью целителей легенды обрастали вымыслом.
– Но их эмпатические способности зачастую были связаны с землёй, с планетой? – спросила Трой.
– Да. Если в этих легендах есть хотя бы доля правды, наиболее распространённым даром была связь с деревьями и со всем, что растёт.
– Это Вам что-то даёт, советница? – спросил Пикард.
– Существует так называемое ощущение места, капитан. Место само по себе может быть ощущением. Некоторые теории считают, что это отпечаток людей, но нередко это сильнее всего там, где людей нет.
– Вы имеете в виду, что планета может быть эмпатической сама по себе?
– Эта планета живая. капитан, – сказала Трой. – Всё живое лишается чего-то, что смерть отнимает у него.
– Но целая планета?
– Планета, которая умирает, – мягко сказала Трой. – Умирает так же, как её люди и их эмпатический дар.
– Я не понимаю, – недоверчиво произнёс Ворф.
– А я понимаю, – тихо сказал Брек. Он рассмеялся, и это был первый непринуждённый поступок, который Трой от него видела. – Мы неразрывно связаны с нашей планетой. Отравляя её, мы отравляем себя; не тем, что вынуждены есть отравленную пищу или пить отравленную воду – отравляем непосредственно. Мы связаны с нашим миром и умираем, потому что он умирает. И прежде всего умерло наше единение с планетой, которую мы убиваем. Наш дар.
– Я тоже так думаю, – кивнула Трой.
– Вы можете научить меня использовать мой дар?
– Думаю, могу.
Он по-детски восторженно засмеялся.
– Мы должны спасти Вас, Пикард. Вашей Федерации есть чему научить нас. Слишком многому, и мы не можем позволить, чтобы всё это вот так кончилось. Если мы сможем доказать, что убийства и уничтожение этой планеты лишили нас нашего целительного дара, то все, даже те, кто хотят продолжать войну, должны будут прислушаться.
– Тогда нам надо поговорить с зелёными, – сказал Ворф.
– Согласен, лейтенант, – Пикард слабо улыбнулся. – Но я сомневаюсь, что мне позволят быть с вами.
– Капитан, я не могу оставить Вас здесь, чтобы Вас подвергли пытке. Я не могу…
– Можете, Ворф. Поверьте мне, если бы я видел другой выход, я выбрал бы его. Но у нас нет возможности вырваться отсюда силой. Даже пожелай я спасти свою жизнь ценой гибели мирной миссии.
– Капитан…
– Найдите истинного убийцу, лейтенат, смойте с меня обвинение. Возможно, сегодняшний неприятный допрос станет единственным.
Ворф выпрямился во весь рост.
– Мы не подведём Вас, капитан.
– Я в этом ничуть не сомневаюсь, Ворф. – Он тщательно избегал смотреть в сторону Трой. Пикард не хотел видеть её сочувствующий взгляд. Она-то поймёт, что он тревожится. Через два дня ему придётся умереть. Хуже всего, миссия мира, весьма вероятно, умрёт вместе с ним. А менее чем через час его уведут отсюда. чтобы пытать. Идиотская ситуация, и никакого выхода.
Пикард всегда знал, что офицер Федерации может погибнуть, но быть казнённым по обвинению в убийстве… это было слишком абсурдно.
Ворф, Трой и Брек направились к выходу. Они переговорят с зелёными. Они разберутся, где правда, где ложь. Пикарду было бы легче, если бы он мог пойти с ними. Не то, чтобы он думал, что может увидеть или услышать что-нибудь, что Ворф и Трой не заметят. Но когда за ними закрылась дверь, Пикарду осталось лишь ждать. Ждать, пока за ним явятся охранники и отведут его в ту чистую белую комнату с её инструментами. А после боли его снова приведут сюда, и он снова должен будет ждать. Ждать и думать. Мучительнее всего была мысль, что в эти свои последние часы он должен быть беспомощным, зависимы, пусть даже от своих надёжных друзей.
– Довольно, – сказал он пустой камере. – Я Жан-Лук Пикард, капитан звездолёта Федерации «Энтерпрайз». Меня не так-то легко одолеть. – Там, снаружи, был лучший начальник службы безопасности, с которым ему доводилось служить, и единственная советница, которой он мог доверить свои мысли. Они надёжные люди. Они из команды «Энтерпрайза», а это значит, из лучших. Он в хороших руках, в самых лучших. Пикард знал это и всё же… тревожился.
Глава 15
Камера зелёных находилась почти в самом центре лабиринта белых коридоров. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись белоснежные стены с одинаковыми дверями, за которыми находились узники.
Склонившись к Трой, Ворф спросил громким шёпотом:
– Во всех камерах есть заключённые?
– Я изо всех сил стараюсь ничего не чувствовать, Ворф, – также шёпотом ответила Трой.
Ворф кивнул и выпрямился. Они ждали прихода Таланни. Она ясно дала понять, что разговаривать с зелёными они могут лишь в её присутствии. И теперь они ждали.
Трой неподвижно стояла в центре коридора. После того, как они нашли капитана, она вновь восстановила свои барьеры. У неё не было другого выхода. Эмоции тех, кто находился за дверями, пробегали по её нервам, как статические разряды. Трой чувствовала себя беззащитной. Хуже того, она чувствовала, что в любой миг может раствориться в чужих эмоциях. Чувства каждого из тех, кто был там, за этими белыми белыми дверями, цеплялись за неё, дёргали. Планета невероятно сильных эмпатов без какой бы то ни было тренировки. Это пугало.
Не будь капитан брошен в тюрьму и приговорён к смерти, наибольшая опасность угрожала бы Трой. И теперь она стояла в самом центре вихря эмоций множества орианцев и старалась ничего не чувствовать.
Справа и слева от неё стояли Ворф и Брек. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что новым послом была Трой. Брек поначалу пытался охранять Ворфа, но тот ясно дал понять орианцу, что он думает о его помощи. Так что оба они охраняли Трой.
Трудность заключалась в том, что от опасности, которая ей урожала, её не мог защитить никакой воин. Лишь один человек мог помочь ей пройти невредимой сквозь боль и отчаяние, переполнявшие орианскую тюрьму, и человеком этим была сама Трой.
С дальнего конца коридора послышалысь шаги. Охранники разом повернулись в ту сторону. Показалась группа из трёх орианцев в плащах и масках. Чёрно-золотые плащи буквально светились на фоне белоснежных стен. Трой почувствовала, что они приковывают взгляд. Эта сплошная белизна была невыносима для глаз. Возможно, такова была цель тюремщиков. Сами стены должны были напоминать, что находишься в тюрьме такой же опустошённой, как сама планета.
– Приветствую Вас, посол Ворф, и прошу прощения, что Вам пришлось ждать. Солдат, который должен был сообщить мне, что вы здесь, не сразу нашёл меня. – Голос принадлежал Таланни, но в этот раз она не стала снимать маску и открывать лицо. – Откройте дверь, – произнесла она спокойно, но повелительно.
Один из телохранителей шагнул вперёд. Он – или она – открыл дверь и шагнул в сторону, пропуская их внутрь.
Входите, – сказала Таланни. – Мои телохранители останутся за дверью.
– Но, полковник Таланни… – запротестовал один из телохранителей.
– Вы слышали, что я сказала.
– Посол, – спросил Брек, – мне тоже остаться?
– Да. – Хотел того Ворф или нет, обычай гласил, что если Таланни оставляет за дверью свою охрану, он должен оставить свою. Если уж на то пошло… – Доверие полковника Таланни – честь для нас.
– Я пытаюсь вести себя, как подобает цивилизованному лидеру. – Горечь в её голосе могла бы разъесть стекло.
Трой с облегчением убедилась, что даже стоя рядом с Таланни, ничего не чувствует. Ей удавалось защищать себя от эмоций Таланни. До неё доносилось лишь слабое гудение, точно жужжание насекомых; его нетрудно было игнорировать. Трой восприняла это с большим облегчением, чем готова была признать. Но как же она сможет помочь Ворфу и капитану, если не будет пользоваться своими способностями?
Пригнувшись, чтобы не задеть за притолоку, Ворф шагнул в камеру. Трой последовала за ним, ибо такова была её работа, но в душе её нарастал страх, её собственный страх. Страх не выполнить своего долга, проявить трусость.
Ослепительно-белые стены, яркий, резкий свет. Он заполнял камеру, как сверкающая вода заполняет стеклянный шар. Аудун сидел, прислонясь к дальней стене, карие глаза невидяще глядели на дверь. Лив скорчилась на боку спиной к двери. Марит лежала на спине, небрежно отбросив одну руку, и казалось, спала. Но лицо её было слишком бледным для спящей.
Ворф сразу же склонился над Аудуном. Какой-то миг Трой стояла неподвижно, глядя на Марит. Жужжание в её голове стало громче, точно кто-то усилил звук. Нет,подумала она, нет, я не могу этого чувствовать. Только не снова. Пожалуйста, не надо.
Таланни вошла следом за ними. Возможно, она поначалу ничего не увидела из-за их спин; возможно, ей понадобился какой-то миг, чтобы понять, что произошло. Или же весь ужас случившегося не сразу дошёл до неё, потому что она просто не хотела этому верить.
– Аудун, что случилось? – спросил Ворф, щупая пульс Лив. Он не стал тратить времени на Марит. Когда клингон видел смерть, он понимал это. – Аудун, Вы можете говорить?
Трой медленно приблизилась к ним. Всё было, как в кошмарном сне, когда, что бы ты не делал, слишком поздно, всегда слишком поздно. Если бы только они раньше узнали, как орианцы относятся к пыткам. Если бы только…два самых мучительных слова. Слова, никогда не пользоваться которыми советовала Трой своим пациентам. Если бы только –слова, которыми пытают себя.
Жужжание в её голове переросло в вопль, от которого все её барьеры рассыпались, как хрупкое стекло. Из горла Трой вырвался крик. Стремительно обернувшись, она очутилась лицом к лицу с Таланни. У неё вырвался новый крик. Таланни молчала. За неё кричала Трой.
Эмоции Таланни захлестнули Трой и смели её прочь. Ужас при виде безжизненного лица Марит. Ужас при мысли о свершившемся, а затем – гнев. Гнев всё нарастал, пока не перерос в ярость. Ярость захлестнула Трой, наполнила желанием причинить кому-нибудь боль. Впервые она поняла, что именно чувствовал Ворф, когда крушил что-нибудь, всё равно что, лишь бы излить ярость.
Жгучая ненависть обратилась на себя, стала ненавистью к себе. Сознание своей вины, острое, как меч, наносящее Таланни кровоточащие раны. Гнев питался виной, как зверь, грызущий свою лапу, чтобы вырваться из капкана. Трой задохнулась от слёз, ярости, ненависти. Ноги её подкосились, и она, разразившись рыданиями, упала.
Камера внезапно наполнилась охранниками с оружием наготове. Таланни не двигалась. С лицом, скрытым под маской, она казалось совершенно спокойной. Лишь Трой знала, что происходит в её душе, и лишь теперь Трой почувствовала, насколько силён её эмпатический дар. Лидер орианцев обладала способностью передавать свои сильные эмоции другим эмпатам. Таким путём она могла избавляться от самых болезненных эмоций, как от балласта. И теперь эти эмоции переполняли Трой, пока она уже не перестала сознавать, где кончается Таланни и начинается та, кого называют Трой.
– Трой! – Кто-то бережно подхватил её. – Трой, Вы меня слышите?
– Кто проводил допрос зелёных? – ровным спокойным голосом спросила Таланни.
Губы Трой задвигались беззвучно, повторяя её слова.
– Советница! – Ворф встряхнул её, заставив смотреть на него, а не на Таланни. – Диана, Вы меня слышите?
– Кто это сделал? – теперь это было гневное шипение. Трой эхом повторила слова. Она смотрела на Ворфа, но не видела его.
Один из охранников опустился перед Таланни на одно колено.
– Полковник Таланни, мы не знали, что зелёная так хрупка.
– Вы смеете оправдываться! – она ударила его по лицу, и он упал ниц.
– Пощады!
– Будет Вам пощада, – тихо сказала она. Трой произнесла её слова вместе с ней. – Пощада, которую Вы дали той женщине. – Она повернулась спиной к скорчившемуся на полу солдату. – Уведите его в камеру боли.
Ворф осторожно хлопнул Трой по щеке. Она никак не реагировала, но глаза её следили за Таланни. Ворф подхватил её на руки и встал.
– Я должен увести советницу отсюда. Брек, Вы остаётесь с зелёными. Позаботьтесь, чтобы с ними ничего не случилось.
– Будет исполнено. – С этими словами Брек загородил собою узников, направив оружие на охранников.
Держа на руках обмякшую Трой, Ворф протолкался сквозь строй солдат. Перед Таланни он остановился.
– Я должен унести её отсюда. Она больна. Я возлагаю на Вас ответственность за безопасность этих людей. Я оставляю Брека позаботиться, чтобы с ними ничего больше не случилось. Относитесь к нему, как к члену Федерации, и не подвергайте его пытке.
– Я позабочусь о том, чтобы ничего больше не случилось. Даю слово чести.
Трой повторила её слова. Она словно ничего вокруг не замечала. Ворф сильнее прижал её к себе, словно этим мог ей помочь.
– Ваше слово чести ничего не значит для меня, Таланни, – буквально прорычал Ворф прямо в закрытое маской лицо. Трой передёрнуло, как от боли. Ворф шагнул в коридор.
– Идите с ними, покажите им, как побыстрее выбраться отсюда, – прошептала Трой. В следующую секунду их нагнал охранник.
– Полковник Таланни приказала мне проводить вас.
Ворф глотнул. Как Трой могла знать это? Как?
– Тогда ведите нас.
Отсалютовав, охранник в развевающемся чёрно-золотом плаще зашагал по коридору. Не отрывая глаз от лица Трой, Ворф последовал за ним. Глаза Трой были широко открыты, но смотрели невидяще. Она даже не мигала.
– Трой, – шепнул он. Это он приказал ей найти капитана. Он привёл её сюда, зная, как это может на неё подействовать. Приказы отдавал он, но расплачиваться за них, возможно, придётся ей.
Каждый командир, посылая своих людей в бой, знает, что, возможно, вернутся не все. Но Трой была особенной. Ворф не мог думать о ней, как о воине. Такое мнение, исходящее от клингона, должно было быть оскорбительным. Но оскорбительным оно не было. Ворф не мог этого объянить, но Трой единственная из его друзей не была воином, и несмотря на это, он уважал её. Он никогда не видел, чтобы она держала фазер. Она шла в бой безоружной и, хотя она не стала бы убивать, никогда не отступала перед лицом опасности.
У Трой было сердце воина, но душа её была нежнее. Ворф не понимал её, но он её ценил. Для клингонов было честью умереть при исполнении долга. Почему же ему так ненавистна была мысль, что Трой может умереть здесь и сейчас?
Глава 16
Ворф склонился над Трой в их комнате. Она лежала на матрасе, бледная, неподвижная, с закрытыми глазами. Можно было подумать, что она спит, но, подняв её руку, Ворф почувствовал, как она холодна и неподвижна.
Ворф накрыл её всеми одеялами, какие только были, завернул в них, как в кокон, её холодное тело.
– Трой, Диана, Вы меня слышите?
Он снова приложил пальцы к её шее, щупая пульс, и с облегчением убедился. что сердце её бьётся размеренно и ровно. Должен ли он отнести её к кому-нибудь из орианских врачей? Смогут ли они ей помочь? Или же её станет только хуже? Нет. Он не может доверить её этим мясникам.
Скрипнув зубами, Ворф сжал кулаки. Из горла у него вырвалось сдавленное рычание. Он не знал, что делать. Тут не поможет ни фазер, ни ярость. Глядя на бледное лицо Трой, он чувствовал ту же беспомощность, которую нередко ощущал рядом со своим сыном, Александром. Почему мир не может быть простым, как битва?
Если бы только вернулся «Энтерпрайз». Если бы можно было поручить Трой заботам доктора Крашер. Но доверить её этим лишёным чести воинам – нет, это Ворфу не по душе. Как можно доверять таким людям?
Перед глазами встало мёртвое лицо Марит. Они запытали её до смерти – случайно. Случайно! Ворф тщетно пытался сдержать гнев. Трой больна. Пикард в тюрьме. Женщина мертва – возможно, невиновная женщина. Планета гибнет. Миссия мира потерпела крах.
Поднявшись, он направился к ближайшей стене. Он смотрел на яркие, красивые картины, а видел лишь мёртвое лицо. Он ударил по стене кулаками, сначала одним, потом другим, словно по боксёрской груше. Он бил по стене снова и снова. Гнев подымался из живота горячей волной, вливался в плечи, в руки, в кулаки. Гнев изливался в ударах, и от этого становилось легче.
– Свершенно незачем ломать стену, Ворф.
Он резко обернулся. Опираясь на локоть, Трой улыбалась ему. Ворф кинулся к ней, сгрёб в медвежьи обьятия.
– Диана, слава Хаккерку!
– Ворф! – Лицо Дианы было прижато к груди Ворфа, и ответ получился сдавленным.
Он тотчас отстранился, поправил перевязь. Контроль его вернулся на место, как ладно пригнанная перчатка.
– Я очень рад, что Вам лучше, – сказал он.
Трой улыбнулась ему. Он знал, что она ощущает его радость, но знал также, что не было нужды смущать её такими бурными проявлениями этой радости – она и без того понимала его. Это… успокаивало. Она была единственным "гуманоидом", который – он был уверен в этом – не истолкует превратно его клингонских манер.
– С Вами всё в порядке?
– Небольшая слабость, но это пройдёт, – отвечала Трой. Она шевельнулась, устраиваясь поудобнее и плотнее закутываясь в одеяла.
– Вы знаете, что с Вами было?
– Да, – мягко сказала Трой. – Полковник Таланни – одна из самых сильных эмпатов-внушателей, с которыми я когда-либо сталкивалась.
– Эмпат-внушатель? Что это значит?
– Все чистокровные бетазоиды способны передавать свои мысли другим, но внушатели эмоций встречаются гораздо реже. Вместо того, чтобы ощущать эмоции других, они посылают им свои собственные эмоции. В случае Таланни – только другим эмпатам. Если бетазоид с подобным талантом не научится контролировать его, он станет слишком опасным, чтобы это можно было объяснить на словах.
– Каким образом?
– Представьте, что эмпат разгневался в разгар мирных переговоров. Он может заразить своим гневом остальных участников.
– Надо ли отстранить полковника Таланни от участия в переговорах?
– Пока не знаю. Это зависит от того, способна ли она научиться контролировать свой талант. Она, как и все орианцы, не подозревает о своих способностях.
– Вы полагаете, что она может использовать свои способности для достижения мира?
– Да, – сказала Трой.
– Не будет ли это… мошеничеством, советница?
– Ворф, все орианцы постоянно влияют друг на друга. Их способности совершенно не тренированы. Я только предлагаю использовать эти способности. Как я использую свои, когда капитан ведёт переговоры. Вы ведь не считаете это мошеничеством?
– Я никогда не задумывался об этом, – сказал Ворф. – Но знать, что чувствует противоположная сторона – это не то, что заставить их поверить в то, во что они не верят. Такой мир продержится лишь, пока Таланни сможет удерживать их. – Он покачал головой. – Нет, нам нужен настоящий мир.
– Вы правы. Но мы должны найти способ контролировать их способности. Иначе я не выдержу.
– Что случилось, Трой?
– Таланни поглотила меня. Я чувствовала её гнев, её ярость из-за смерти Марит. И за всем этим скрывалось чувство вины. – Трой взглянула на него снизу вверх. – Чувство вины, Ворф, словно тьма, пожирающая душу.
– Она чувствует свою ответственность, как всякий хороший командир, – сказал Ворф.
– Нет, – покачала головой Трой, – это было личное. Чувство вины из-за чего-то, совершённого лично ею.
– Чего же?
– Не могу сказать точно, но она что-то знает. Что-то о зелёных. Нам необходимо поговорить с ней.
– Думаете, полковник Таланни имеет какое-то отношение к убийству?
– Не знаю. Возможно. Но что бы это ни было, оно достаточно важно, чтобы она чувствовала себя в долгу перед зелёными. Это личная вина. – Трой обхватила колени, прижав их к груди. – На несколько минут я стала Таланни, но её чувства настолько поглотили всё, что я не могла уловить её мысли. Вина, ужас, и всё это имело отношение к зелёным. Не к Марит, но к зелёным.
– Я поговорю с ней, Диана. – Ворф встал. – Вы отдыхайте.
– Нет, я должна быть при этом.
Ворф нахмурился, глядя на неё сверху вниз.
– Вы едва не погибли. Я не стану снова подвергать Вас риску.
– Смертельной опасности не было.
– Вы были тяжело ранены, – упрямо сказал Ворф. Он не знал подходящих слов для травм сознания. Трой могла быть искалечена от невидимых ран.
– Самое страшное для бетазоида – потерять себя. Быть настолько поглощённым кем-то другим, чтобы стать им, утратить собственную индивидуальность. На некоторое время я стала Таланни. – Она опустила глаза, избегая его взгляда.
– Тогда Вам нельзя приближаться к ней. Это слишком опасно.
Трой посмотрела на него. В чёрных её глазах сверкнуло нечто среднее между упрямством и гневом. Она выглядела такой маленькой в этом гнезде из одеял, с прижатыми к груди коленями, и всё же… Ничего хрупкого не было в упрямом выражении лица. Но если она думает, что сумеет переупрямить его – у клингона много талантов.
– Второй день почти на исходе, Ворф. Завтра с наступлением темноты капитан будет казнён за убийство. Я должна присутствовать при Вашем разговоре с Таланни. Теперь, когда я знаю, на что она способна, я сумею защитить себя лучше.
– Нет, советница, – непоколебимо сказал Ворф.
Трой поднялась, и одеяла соскользнули на пол.
– Ворф, Таланни знает что-то важное. Она единственная из всех, с кем мы говорили, кто на самом деле что-то знает, я уверена в этом. У нас осталось меньше сорока часов, чтобы доказать невиновность капитана Пикарда. Если меня при этом не будет, Таланни будет самой лучшей лгуньей, какую Вы только видели.
– Что Вы имеете в виду, советница?
Трой сделала два шага к нему, задрав голову, потому что хотела смотреть ему в глаза.
– Таланни – эмпат-внушатель. Она способна внушать свои эмоции другим. Для меня и других орианцев это особенно опасно, но и Вы не защищены от этого. – Трой сцепила руки на животе. – Иными словами, Ворф, если я не буду там и не скажу Вам, что она внушает Вам свои эмоции, Таланни будет Вам лгать, и Вы ей поверите, потому что она заставит Вас поверить.
– Клингоны невосприимчивы к эмпатии, – сказал Ворф.
– Верно, – сказала Трой. – Но клингоны никогда не сталкивались с расой эмпатов, наделённой столь сильными способностями.
– Нам приходилось иметь дело с бетазоидами.
– Вам приходилось иметь дело со мной, Ворф, а я только наполовину бетазоид. На моей планете есть люди, способные с лёгкостью прочесть Ваши мысли, Ваши эмоции и внушить Вам свои.
– В самом деле? – спросил он.
– Разумеется, это незаконно. У нас очень строгие законы, определяющие, что дозволено и что недозволено эмпатам и телепатам. Но без этих законов и без способности обеспечивать их соблюдение… – Трой пожала плечами. – Это был бы крайне опасный мир. Мир, где несколько сильных телепатов контролировали бы остальное население. Орианцы обладают именно таким потенциалом, Ворф.
– Я понимаю, что мне не обойтись без Вашей помощи, но что может помешать ей снова поглотить Вас?
– Теперь, когда я знаю, что это, я могу противостоять ей.
– Но опасность для Вас остаётся?
– Да, но минимальная.
– Мне это не нравится, – нахмурился он.
– Я офицер Федерации, и мой капитан в тюрьме. Вы не станете лишать меня шанса спасти его, не так ли?
Что мог Ворф ответить на это? Она говорила о своём долге и своей чести.
– Вы можете присутствовать при разговоре с полковником Таланни, но если Вы почувствуете себя плохо, Вы должны будете уйти.
– Я так и сделаю, Ворф, поверьте мне. У меня нет ни малейшего желания опять пройти через это. Для бетазоида нет ничего ужаснее, чем потерять себя.
– Умереть с честью при исполнении своего долга – почётная смерть. Но потерять себя, как Вы это говорите, кажется менее почётным и… страшнее.
Трой улыбнулась ему.
– Я согласна с Вами, Ворф. Поверьте, согласна.
– Я не имею в виду, что это была бы меньшая жертва. Напротив, это большая жертва.
– Я понимаю Вас.
Он одарил её одной из своих редких улыбок. Со многими из экипажа, даже с друзьями, Ворф зачастую чувствовал себя не в своей тарелке. Но рядом с этой хрупкой женщиной он знал, что его понимают. Не надо было никаких объяснений. Среди хаоса Трой была островком мира. Во многих отношениях Ворф ценил Трой по тем же причинам, что и Пикард. Хотя ни капитан, ни лейтенант об этом не догадывались.
Глава 17
Полковник Таланни сидела в маленькой квадратной комнате, где проводились допросы, с маской на лице, в плаще, скрывавшем фигуру. Даже руки – и те прятались в перчатках. Не было ли это стремлением что-то утаить?
Трой сидела в дальнем углу комнаты, как можно дальше от Таланни. Таланни спросила её о самочувствии, выразила надежду, что целительнице сегодня лучше. Да, Трой сегодня было лучше. Но в животе ощущался холодок страха. Она с трудом удерживалась, чтобы не сжать руки в кулаки. Но она прошла хорошую выучку. Такова была её работа: что бы ни произошло или ни было сказано во время допроса, она, советница, должна оставаться внешне спокойной. Трой всей душой надеялась, что ей удастся сохранить спокойствие.
Трой забаррикадировала своё сознание. Когда подростками бетазоиды обретали свой дар, у многих он был, словно диким. Те, кто работал с такими подростками, помогая им тренироваться, должны были уметь блокировать своё сознание от всего, что выходило за пределы ежедневного общения. Но Трой никогда не приходилось работать с детьми. Поскольку она была бетазоидом лишь наполовину, её телепатические блоки были недостаточно сильны для этого. Разумеется, Трой ни словом не обмолвилась об этом Ворфу, опасаясь, что он не позволит её присутствовать при разговоре с Таланни.
– Они могли исцелять тело и ум, но это было редкостью, только самые одарённые умели это. Ни один правитель не правил без своего целителя или целительницы. Они могли общаться с землёй, с растениями, даже с водой и деревьями.
– Общаться? Как? – спросил Пикард.
– Легенды говорят, что они могли извлекать плоды из скал, но я не знаю, что тут миф и что правда. Со смертью целителей легенды обрастали вымыслом.
– Но их эмпатические способности зачастую были связаны с землёй, с планетой? – спросила Трой.
– Да. Если в этих легендах есть хотя бы доля правды, наиболее распространённым даром была связь с деревьями и со всем, что растёт.
– Это Вам что-то даёт, советница? – спросил Пикард.
– Существует так называемое ощущение места, капитан. Место само по себе может быть ощущением. Некоторые теории считают, что это отпечаток людей, но нередко это сильнее всего там, где людей нет.
– Вы имеете в виду, что планета может быть эмпатической сама по себе?
– Эта планета живая. капитан, – сказала Трой. – Всё живое лишается чего-то, что смерть отнимает у него.
– Но целая планета?
– Планета, которая умирает, – мягко сказала Трой. – Умирает так же, как её люди и их эмпатический дар.
– Я не понимаю, – недоверчиво произнёс Ворф.
– А я понимаю, – тихо сказал Брек. Он рассмеялся, и это был первый непринуждённый поступок, который Трой от него видела. – Мы неразрывно связаны с нашей планетой. Отравляя её, мы отравляем себя; не тем, что вынуждены есть отравленную пищу или пить отравленную воду – отравляем непосредственно. Мы связаны с нашим миром и умираем, потому что он умирает. И прежде всего умерло наше единение с планетой, которую мы убиваем. Наш дар.
– Я тоже так думаю, – кивнула Трой.
– Вы можете научить меня использовать мой дар?
– Думаю, могу.
Он по-детски восторженно засмеялся.
– Мы должны спасти Вас, Пикард. Вашей Федерации есть чему научить нас. Слишком многому, и мы не можем позволить, чтобы всё это вот так кончилось. Если мы сможем доказать, что убийства и уничтожение этой планеты лишили нас нашего целительного дара, то все, даже те, кто хотят продолжать войну, должны будут прислушаться.
– Тогда нам надо поговорить с зелёными, – сказал Ворф.
– Согласен, лейтенант, – Пикард слабо улыбнулся. – Но я сомневаюсь, что мне позволят быть с вами.
– Капитан, я не могу оставить Вас здесь, чтобы Вас подвергли пытке. Я не могу…
– Можете, Ворф. Поверьте мне, если бы я видел другой выход, я выбрал бы его. Но у нас нет возможности вырваться отсюда силой. Даже пожелай я спасти свою жизнь ценой гибели мирной миссии.
– Капитан…
– Найдите истинного убийцу, лейтенат, смойте с меня обвинение. Возможно, сегодняшний неприятный допрос станет единственным.
Ворф выпрямился во весь рост.
– Мы не подведём Вас, капитан.
– Я в этом ничуть не сомневаюсь, Ворф. – Он тщательно избегал смотреть в сторону Трой. Пикард не хотел видеть её сочувствующий взгляд. Она-то поймёт, что он тревожится. Через два дня ему придётся умереть. Хуже всего, миссия мира, весьма вероятно, умрёт вместе с ним. А менее чем через час его уведут отсюда. чтобы пытать. Идиотская ситуация, и никакого выхода.
Пикард всегда знал, что офицер Федерации может погибнуть, но быть казнённым по обвинению в убийстве… это было слишком абсурдно.
Ворф, Трой и Брек направились к выходу. Они переговорят с зелёными. Они разберутся, где правда, где ложь. Пикарду было бы легче, если бы он мог пойти с ними. Не то, чтобы он думал, что может увидеть или услышать что-нибудь, что Ворф и Трой не заметят. Но когда за ними закрылась дверь, Пикарду осталось лишь ждать. Ждать, пока за ним явятся охранники и отведут его в ту чистую белую комнату с её инструментами. А после боли его снова приведут сюда, и он снова должен будет ждать. Ждать и думать. Мучительнее всего была мысль, что в эти свои последние часы он должен быть беспомощным, зависимы, пусть даже от своих надёжных друзей.
– Довольно, – сказал он пустой камере. – Я Жан-Лук Пикард, капитан звездолёта Федерации «Энтерпрайз». Меня не так-то легко одолеть. – Там, снаружи, был лучший начальник службы безопасности, с которым ему доводилось служить, и единственная советница, которой он мог доверить свои мысли. Они надёжные люди. Они из команды «Энтерпрайза», а это значит, из лучших. Он в хороших руках, в самых лучших. Пикард знал это и всё же… тревожился.
Глава 15
Камера зелёных находилась почти в самом центре лабиринта белых коридоров. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись белоснежные стены с одинаковыми дверями, за которыми находились узники.
Склонившись к Трой, Ворф спросил громким шёпотом:
– Во всех камерах есть заключённые?
– Я изо всех сил стараюсь ничего не чувствовать, Ворф, – также шёпотом ответила Трой.
Ворф кивнул и выпрямился. Они ждали прихода Таланни. Она ясно дала понять, что разговаривать с зелёными они могут лишь в её присутствии. И теперь они ждали.
Трой неподвижно стояла в центре коридора. После того, как они нашли капитана, она вновь восстановила свои барьеры. У неё не было другого выхода. Эмоции тех, кто находился за дверями, пробегали по её нервам, как статические разряды. Трой чувствовала себя беззащитной. Хуже того, она чувствовала, что в любой миг может раствориться в чужих эмоциях. Чувства каждого из тех, кто был там, за этими белыми белыми дверями, цеплялись за неё, дёргали. Планета невероятно сильных эмпатов без какой бы то ни было тренировки. Это пугало.
Не будь капитан брошен в тюрьму и приговорён к смерти, наибольшая опасность угрожала бы Трой. И теперь она стояла в самом центре вихря эмоций множества орианцев и старалась ничего не чувствовать.
Справа и слева от неё стояли Ворф и Брек. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что новым послом была Трой. Брек поначалу пытался охранять Ворфа, но тот ясно дал понять орианцу, что он думает о его помощи. Так что оба они охраняли Трой.
Трудность заключалась в том, что от опасности, которая ей урожала, её не мог защитить никакой воин. Лишь один человек мог помочь ей пройти невредимой сквозь боль и отчаяние, переполнявшие орианскую тюрьму, и человеком этим была сама Трой.
С дальнего конца коридора послышалысь шаги. Охранники разом повернулись в ту сторону. Показалась группа из трёх орианцев в плащах и масках. Чёрно-золотые плащи буквально светились на фоне белоснежных стен. Трой почувствовала, что они приковывают взгляд. Эта сплошная белизна была невыносима для глаз. Возможно, такова была цель тюремщиков. Сами стены должны были напоминать, что находишься в тюрьме такой же опустошённой, как сама планета.
– Приветствую Вас, посол Ворф, и прошу прощения, что Вам пришлось ждать. Солдат, который должен был сообщить мне, что вы здесь, не сразу нашёл меня. – Голос принадлежал Таланни, но в этот раз она не стала снимать маску и открывать лицо. – Откройте дверь, – произнесла она спокойно, но повелительно.
Один из телохранителей шагнул вперёд. Он – или она – открыл дверь и шагнул в сторону, пропуская их внутрь.
Входите, – сказала Таланни. – Мои телохранители останутся за дверью.
– Но, полковник Таланни… – запротестовал один из телохранителей.
– Вы слышали, что я сказала.
– Посол, – спросил Брек, – мне тоже остаться?
– Да. – Хотел того Ворф или нет, обычай гласил, что если Таланни оставляет за дверью свою охрану, он должен оставить свою. Если уж на то пошло… – Доверие полковника Таланни – честь для нас.
– Я пытаюсь вести себя, как подобает цивилизованному лидеру. – Горечь в её голосе могла бы разъесть стекло.
Трой с облегчением убедилась, что даже стоя рядом с Таланни, ничего не чувствует. Ей удавалось защищать себя от эмоций Таланни. До неё доносилось лишь слабое гудение, точно жужжание насекомых; его нетрудно было игнорировать. Трой восприняла это с большим облегчением, чем готова была признать. Но как же она сможет помочь Ворфу и капитану, если не будет пользоваться своими способностями?
Пригнувшись, чтобы не задеть за притолоку, Ворф шагнул в камеру. Трой последовала за ним, ибо такова была её работа, но в душе её нарастал страх, её собственный страх. Страх не выполнить своего долга, проявить трусость.
Ослепительно-белые стены, яркий, резкий свет. Он заполнял камеру, как сверкающая вода заполняет стеклянный шар. Аудун сидел, прислонясь к дальней стене, карие глаза невидяще глядели на дверь. Лив скорчилась на боку спиной к двери. Марит лежала на спине, небрежно отбросив одну руку, и казалось, спала. Но лицо её было слишком бледным для спящей.
Ворф сразу же склонился над Аудуном. Какой-то миг Трой стояла неподвижно, глядя на Марит. Жужжание в её голове стало громче, точно кто-то усилил звук. Нет,подумала она, нет, я не могу этого чувствовать. Только не снова. Пожалуйста, не надо.
Таланни вошла следом за ними. Возможно, она поначалу ничего не увидела из-за их спин; возможно, ей понадобился какой-то миг, чтобы понять, что произошло. Или же весь ужас случившегося не сразу дошёл до неё, потому что она просто не хотела этому верить.
– Аудун, что случилось? – спросил Ворф, щупая пульс Лив. Он не стал тратить времени на Марит. Когда клингон видел смерть, он понимал это. – Аудун, Вы можете говорить?
Трой медленно приблизилась к ним. Всё было, как в кошмарном сне, когда, что бы ты не делал, слишком поздно, всегда слишком поздно. Если бы только они раньше узнали, как орианцы относятся к пыткам. Если бы только…два самых мучительных слова. Слова, никогда не пользоваться которыми советовала Трой своим пациентам. Если бы только –слова, которыми пытают себя.
Жужжание в её голове переросло в вопль, от которого все её барьеры рассыпались, как хрупкое стекло. Из горла Трой вырвался крик. Стремительно обернувшись, она очутилась лицом к лицу с Таланни. У неё вырвался новый крик. Таланни молчала. За неё кричала Трой.
Эмоции Таланни захлестнули Трой и смели её прочь. Ужас при виде безжизненного лица Марит. Ужас при мысли о свершившемся, а затем – гнев. Гнев всё нарастал, пока не перерос в ярость. Ярость захлестнула Трой, наполнила желанием причинить кому-нибудь боль. Впервые она поняла, что именно чувствовал Ворф, когда крушил что-нибудь, всё равно что, лишь бы излить ярость.
Жгучая ненависть обратилась на себя, стала ненавистью к себе. Сознание своей вины, острое, как меч, наносящее Таланни кровоточащие раны. Гнев питался виной, как зверь, грызущий свою лапу, чтобы вырваться из капкана. Трой задохнулась от слёз, ярости, ненависти. Ноги её подкосились, и она, разразившись рыданиями, упала.
Камера внезапно наполнилась охранниками с оружием наготове. Таланни не двигалась. С лицом, скрытым под маской, она казалось совершенно спокойной. Лишь Трой знала, что происходит в её душе, и лишь теперь Трой почувствовала, насколько силён её эмпатический дар. Лидер орианцев обладала способностью передавать свои сильные эмоции другим эмпатам. Таким путём она могла избавляться от самых болезненных эмоций, как от балласта. И теперь эти эмоции переполняли Трой, пока она уже не перестала сознавать, где кончается Таланни и начинается та, кого называют Трой.
– Трой! – Кто-то бережно подхватил её. – Трой, Вы меня слышите?
– Кто проводил допрос зелёных? – ровным спокойным голосом спросила Таланни.
Губы Трой задвигались беззвучно, повторяя её слова.
– Советница! – Ворф встряхнул её, заставив смотреть на него, а не на Таланни. – Диана, Вы меня слышите?
– Кто это сделал? – теперь это было гневное шипение. Трой эхом повторила слова. Она смотрела на Ворфа, но не видела его.
Один из охранников опустился перед Таланни на одно колено.
– Полковник Таланни, мы не знали, что зелёная так хрупка.
– Вы смеете оправдываться! – она ударила его по лицу, и он упал ниц.
– Пощады!
– Будет Вам пощада, – тихо сказала она. Трой произнесла её слова вместе с ней. – Пощада, которую Вы дали той женщине. – Она повернулась спиной к скорчившемуся на полу солдату. – Уведите его в камеру боли.
Ворф осторожно хлопнул Трой по щеке. Она никак не реагировала, но глаза её следили за Таланни. Ворф подхватил её на руки и встал.
– Я должен увести советницу отсюда. Брек, Вы остаётесь с зелёными. Позаботьтесь, чтобы с ними ничего не случилось.
– Будет исполнено. – С этими словами Брек загородил собою узников, направив оружие на охранников.
Держа на руках обмякшую Трой, Ворф протолкался сквозь строй солдат. Перед Таланни он остановился.
– Я должен унести её отсюда. Она больна. Я возлагаю на Вас ответственность за безопасность этих людей. Я оставляю Брека позаботиться, чтобы с ними ничего больше не случилось. Относитесь к нему, как к члену Федерации, и не подвергайте его пытке.
– Я позабочусь о том, чтобы ничего больше не случилось. Даю слово чести.
Трой повторила её слова. Она словно ничего вокруг не замечала. Ворф сильнее прижал её к себе, словно этим мог ей помочь.
– Ваше слово чести ничего не значит для меня, Таланни, – буквально прорычал Ворф прямо в закрытое маской лицо. Трой передёрнуло, как от боли. Ворф шагнул в коридор.
– Идите с ними, покажите им, как побыстрее выбраться отсюда, – прошептала Трой. В следующую секунду их нагнал охранник.
– Полковник Таланни приказала мне проводить вас.
Ворф глотнул. Как Трой могла знать это? Как?
– Тогда ведите нас.
Отсалютовав, охранник в развевающемся чёрно-золотом плаще зашагал по коридору. Не отрывая глаз от лица Трой, Ворф последовал за ним. Глаза Трой были широко открыты, но смотрели невидяще. Она даже не мигала.
– Трой, – шепнул он. Это он приказал ей найти капитана. Он привёл её сюда, зная, как это может на неё подействовать. Приказы отдавал он, но расплачиваться за них, возможно, придётся ей.
Каждый командир, посылая своих людей в бой, знает, что, возможно, вернутся не все. Но Трой была особенной. Ворф не мог думать о ней, как о воине. Такое мнение, исходящее от клингона, должно было быть оскорбительным. Но оскорбительным оно не было. Ворф не мог этого объянить, но Трой единственная из его друзей не была воином, и несмотря на это, он уважал её. Он никогда не видел, чтобы она держала фазер. Она шла в бой безоружной и, хотя она не стала бы убивать, никогда не отступала перед лицом опасности.
У Трой было сердце воина, но душа её была нежнее. Ворф не понимал её, но он её ценил. Для клингонов было честью умереть при исполнении долга. Почему же ему так ненавистна была мысль, что Трой может умереть здесь и сейчас?
Глава 16
Ворф склонился над Трой в их комнате. Она лежала на матрасе, бледная, неподвижная, с закрытыми глазами. Можно было подумать, что она спит, но, подняв её руку, Ворф почувствовал, как она холодна и неподвижна.
Ворф накрыл её всеми одеялами, какие только были, завернул в них, как в кокон, её холодное тело.
– Трой, Диана, Вы меня слышите?
Он снова приложил пальцы к её шее, щупая пульс, и с облегчением убедился. что сердце её бьётся размеренно и ровно. Должен ли он отнести её к кому-нибудь из орианских врачей? Смогут ли они ей помочь? Или же её станет только хуже? Нет. Он не может доверить её этим мясникам.
Скрипнув зубами, Ворф сжал кулаки. Из горла у него вырвалось сдавленное рычание. Он не знал, что делать. Тут не поможет ни фазер, ни ярость. Глядя на бледное лицо Трой, он чувствовал ту же беспомощность, которую нередко ощущал рядом со своим сыном, Александром. Почему мир не может быть простым, как битва?
Если бы только вернулся «Энтерпрайз». Если бы можно было поручить Трой заботам доктора Крашер. Но доверить её этим лишёным чести воинам – нет, это Ворфу не по душе. Как можно доверять таким людям?
Перед глазами встало мёртвое лицо Марит. Они запытали её до смерти – случайно. Случайно! Ворф тщетно пытался сдержать гнев. Трой больна. Пикард в тюрьме. Женщина мертва – возможно, невиновная женщина. Планета гибнет. Миссия мира потерпела крах.
Поднявшись, он направился к ближайшей стене. Он смотрел на яркие, красивые картины, а видел лишь мёртвое лицо. Он ударил по стене кулаками, сначала одним, потом другим, словно по боксёрской груше. Он бил по стене снова и снова. Гнев подымался из живота горячей волной, вливался в плечи, в руки, в кулаки. Гнев изливался в ударах, и от этого становилось легче.
– Свершенно незачем ломать стену, Ворф.
Он резко обернулся. Опираясь на локоть, Трой улыбалась ему. Ворф кинулся к ней, сгрёб в медвежьи обьятия.
– Диана, слава Хаккерку!
– Ворф! – Лицо Дианы было прижато к груди Ворфа, и ответ получился сдавленным.
Он тотчас отстранился, поправил перевязь. Контроль его вернулся на место, как ладно пригнанная перчатка.
– Я очень рад, что Вам лучше, – сказал он.
Трой улыбнулась ему. Он знал, что она ощущает его радость, но знал также, что не было нужды смущать её такими бурными проявлениями этой радости – она и без того понимала его. Это… успокаивало. Она была единственным "гуманоидом", который – он был уверен в этом – не истолкует превратно его клингонских манер.
– С Вами всё в порядке?
– Небольшая слабость, но это пройдёт, – отвечала Трой. Она шевельнулась, устраиваясь поудобнее и плотнее закутываясь в одеяла.
– Вы знаете, что с Вами было?
– Да, – мягко сказала Трой. – Полковник Таланни – одна из самых сильных эмпатов-внушателей, с которыми я когда-либо сталкивалась.
– Эмпат-внушатель? Что это значит?
– Все чистокровные бетазоиды способны передавать свои мысли другим, но внушатели эмоций встречаются гораздо реже. Вместо того, чтобы ощущать эмоции других, они посылают им свои собственные эмоции. В случае Таланни – только другим эмпатам. Если бетазоид с подобным талантом не научится контролировать его, он станет слишком опасным, чтобы это можно было объяснить на словах.
– Каким образом?
– Представьте, что эмпат разгневался в разгар мирных переговоров. Он может заразить своим гневом остальных участников.
– Надо ли отстранить полковника Таланни от участия в переговорах?
– Пока не знаю. Это зависит от того, способна ли она научиться контролировать свой талант. Она, как и все орианцы, не подозревает о своих способностях.
– Вы полагаете, что она может использовать свои способности для достижения мира?
– Да, – сказала Трой.
– Не будет ли это… мошеничеством, советница?
– Ворф, все орианцы постоянно влияют друг на друга. Их способности совершенно не тренированы. Я только предлагаю использовать эти способности. Как я использую свои, когда капитан ведёт переговоры. Вы ведь не считаете это мошеничеством?
– Я никогда не задумывался об этом, – сказал Ворф. – Но знать, что чувствует противоположная сторона – это не то, что заставить их поверить в то, во что они не верят. Такой мир продержится лишь, пока Таланни сможет удерживать их. – Он покачал головой. – Нет, нам нужен настоящий мир.
– Вы правы. Но мы должны найти способ контролировать их способности. Иначе я не выдержу.
– Что случилось, Трой?
– Таланни поглотила меня. Я чувствовала её гнев, её ярость из-за смерти Марит. И за всем этим скрывалось чувство вины. – Трой взглянула на него снизу вверх. – Чувство вины, Ворф, словно тьма, пожирающая душу.
– Она чувствует свою ответственность, как всякий хороший командир, – сказал Ворф.
– Нет, – покачала головой Трой, – это было личное. Чувство вины из-за чего-то, совершённого лично ею.
– Чего же?
– Не могу сказать точно, но она что-то знает. Что-то о зелёных. Нам необходимо поговорить с ней.
– Думаете, полковник Таланни имеет какое-то отношение к убийству?
– Не знаю. Возможно. Но что бы это ни было, оно достаточно важно, чтобы она чувствовала себя в долгу перед зелёными. Это личная вина. – Трой обхватила колени, прижав их к груди. – На несколько минут я стала Таланни, но её чувства настолько поглотили всё, что я не могла уловить её мысли. Вина, ужас, и всё это имело отношение к зелёным. Не к Марит, но к зелёным.
– Я поговорю с ней, Диана. – Ворф встал. – Вы отдыхайте.
– Нет, я должна быть при этом.
Ворф нахмурился, глядя на неё сверху вниз.
– Вы едва не погибли. Я не стану снова подвергать Вас риску.
– Смертельной опасности не было.
– Вы были тяжело ранены, – упрямо сказал Ворф. Он не знал подходящих слов для травм сознания. Трой могла быть искалечена от невидимых ран.
– Самое страшное для бетазоида – потерять себя. Быть настолько поглощённым кем-то другим, чтобы стать им, утратить собственную индивидуальность. На некоторое время я стала Таланни. – Она опустила глаза, избегая его взгляда.
– Тогда Вам нельзя приближаться к ней. Это слишком опасно.
Трой посмотрела на него. В чёрных её глазах сверкнуло нечто среднее между упрямством и гневом. Она выглядела такой маленькой в этом гнезде из одеял, с прижатыми к груди коленями, и всё же… Ничего хрупкого не было в упрямом выражении лица. Но если она думает, что сумеет переупрямить его – у клингона много талантов.
– Второй день почти на исходе, Ворф. Завтра с наступлением темноты капитан будет казнён за убийство. Я должна присутствовать при Вашем разговоре с Таланни. Теперь, когда я знаю, на что она способна, я сумею защитить себя лучше.
– Нет, советница, – непоколебимо сказал Ворф.
Трой поднялась, и одеяла соскользнули на пол.
– Ворф, Таланни знает что-то важное. Она единственная из всех, с кем мы говорили, кто на самом деле что-то знает, я уверена в этом. У нас осталось меньше сорока часов, чтобы доказать невиновность капитана Пикарда. Если меня при этом не будет, Таланни будет самой лучшей лгуньей, какую Вы только видели.
– Что Вы имеете в виду, советница?
Трой сделала два шага к нему, задрав голову, потому что хотела смотреть ему в глаза.
– Таланни – эмпат-внушатель. Она способна внушать свои эмоции другим. Для меня и других орианцев это особенно опасно, но и Вы не защищены от этого. – Трой сцепила руки на животе. – Иными словами, Ворф, если я не буду там и не скажу Вам, что она внушает Вам свои эмоции, Таланни будет Вам лгать, и Вы ей поверите, потому что она заставит Вас поверить.
– Клингоны невосприимчивы к эмпатии, – сказал Ворф.
– Верно, – сказала Трой. – Но клингоны никогда не сталкивались с расой эмпатов, наделённой столь сильными способностями.
– Нам приходилось иметь дело с бетазоидами.
– Вам приходилось иметь дело со мной, Ворф, а я только наполовину бетазоид. На моей планете есть люди, способные с лёгкостью прочесть Ваши мысли, Ваши эмоции и внушить Вам свои.
– В самом деле? – спросил он.
– Разумеется, это незаконно. У нас очень строгие законы, определяющие, что дозволено и что недозволено эмпатам и телепатам. Но без этих законов и без способности обеспечивать их соблюдение… – Трой пожала плечами. – Это был бы крайне опасный мир. Мир, где несколько сильных телепатов контролировали бы остальное население. Орианцы обладают именно таким потенциалом, Ворф.
– Я понимаю, что мне не обойтись без Вашей помощи, но что может помешать ей снова поглотить Вас?
– Теперь, когда я знаю, что это, я могу противостоять ей.
– Но опасность для Вас остаётся?
– Да, но минимальная.
– Мне это не нравится, – нахмурился он.
– Я офицер Федерации, и мой капитан в тюрьме. Вы не станете лишать меня шанса спасти его, не так ли?
Что мог Ворф ответить на это? Она говорила о своём долге и своей чести.
– Вы можете присутствовать при разговоре с полковником Таланни, но если Вы почувствуете себя плохо, Вы должны будете уйти.
– Я так и сделаю, Ворф, поверьте мне. У меня нет ни малейшего желания опять пройти через это. Для бетазоида нет ничего ужаснее, чем потерять себя.
– Умереть с честью при исполнении своего долга – почётная смерть. Но потерять себя, как Вы это говорите, кажется менее почётным и… страшнее.
Трой улыбнулась ему.
– Я согласна с Вами, Ворф. Поверьте, согласна.
– Я не имею в виду, что это была бы меньшая жертва. Напротив, это большая жертва.
– Я понимаю Вас.
Он одарил её одной из своих редких улыбок. Со многими из экипажа, даже с друзьями, Ворф зачастую чувствовал себя не в своей тарелке. Но рядом с этой хрупкой женщиной он знал, что его понимают. Не надо было никаких объяснений. Среди хаоса Трой была островком мира. Во многих отношениях Ворф ценил Трой по тем же причинам, что и Пикард. Хотя ни капитан, ни лейтенант об этом не догадывались.
Глава 17
Полковник Таланни сидела в маленькой квадратной комнате, где проводились допросы, с маской на лице, в плаще, скрывавшем фигуру. Даже руки – и те прятались в перчатках. Не было ли это стремлением что-то утаить?
Трой сидела в дальнем углу комнаты, как можно дальше от Таланни. Таланни спросила её о самочувствии, выразила надежду, что целительнице сегодня лучше. Да, Трой сегодня было лучше. Но в животе ощущался холодок страха. Она с трудом удерживалась, чтобы не сжать руки в кулаки. Но она прошла хорошую выучку. Такова была её работа: что бы ни произошло или ни было сказано во время допроса, она, советница, должна оставаться внешне спокойной. Трой всей душой надеялась, что ей удастся сохранить спокойствие.
Трой забаррикадировала своё сознание. Когда подростками бетазоиды обретали свой дар, у многих он был, словно диким. Те, кто работал с такими подростками, помогая им тренироваться, должны были уметь блокировать своё сознание от всего, что выходило за пределы ежедневного общения. Но Трой никогда не приходилось работать с детьми. Поскольку она была бетазоидом лишь наполовину, её телепатические блоки были недостаточно сильны для этого. Разумеется, Трой ни словом не обмолвилась об этом Ворфу, опасаясь, что он не позволит её присутствовать при разговоре с Таланни.