Гамильтон Лорел. Кровавые кости

   Кончиком пальца в перчатке я коснулась подбородка блондина. Он поддался бескостным, виляющим движением, чего подбородкам делать не полагается.
   Я сглотнула слюну и постаралась неглубоко дышать. Слава Богу, что сейчас весна. Случись это все в летний зной, страшно даже подумать, что былобы с телами. Прохладная погода – просто счастье.
   Положив руки на землю, я согнулась в поясе, пытаясь заглянуть под подбородок, не тревожа более тело. Там, почти не видный из-за крови; оказался след пореза. След шире моей раскрытой ладони. Я. видала ножевые раны и следы когтей, которые могли образовать такую же рану, но для ножа след был слишком велик, а для когтей – слишком аккуратный. К тому же у кого могут быть такие здоровенные когти? Похоже, под челюсть блондина ткнули массивный клинок достаточно близко к поверхности лица, чтобы отделить глаза от головы. Вот почему глаза кровоточат, но выглядят нетронутыми. Лицо чуть не срезали мечом с черепа.
   Я провела пальцами в перчатке по его волосам и нашла что искала. Острие меча – если это был меч – вышло из макушки. Потом меч выдернули, и человек упал на листья. Замертво, как я надеялась, но уж точно – умирая.
   Ноги ниже тазобедренного сустава отсутствовали. На месте их отсечений почти не было крови. Они были отрезаны уже после смерти. Хоть какое-то утешение. Он умер быстро и без мучений. Бывает смерть и похуже.
   Я склонилась возле обрубков ног. Левая кость отсечена чисто, одним ударом. Правая – расщеплена, будто меч ударил слева, отсек левую ногу начисто, а правую лишь частично. Понадобился второй удар, чтобы ее отделить.
   Зачем кому-то потребовались ноги? Трофей? Возможно. Серийные убийцы иногда берут трофеи – одежду, личные вещи, части тела. Может быть, трофей?
   Другие два мальчика были поменьше, каждый не выше пяти футов. Может быть, моложе первого, может быть, и нет. Оба некрупные, стройные, темноволосые. Возможно, из мальчиков, которые кажутся скорее хорошенькими, чем красивыми, но уже трудно сказать.
   Один лежал на спине напротив блондина. Его карий глаз смотрел в небо, стеклянный и неподвижный, какой-то нереальный, как глаз чучела зверя. Остальная часть лица была содрана двумя огромными зияющими бороздами, будто острие меча прошло туда-сюда, как удар по лицу тыльной стороной ладони. Третий разрез пересекал шею. Рана была очень чистая, как и все остальные. Этот чертов меч – или что оно там такое – был неимоверно остер. Да, но дело не только в хорошем клинке. Ни один человек не обладает такой быстротой, чтобы свалить всех без борьбы. А звери и звероподобные не пользуются оружием для убийства людей.
   Много есть тварей, способных разодрать нас на части или сожрать заживо, но список противоестественных существ, которые станут резать нас клинками, очень короток. Тролль может выдрать из земли дерево и забить человека до смерти, но не будет махать мечом. А эта тварь не только использована меч – оружие необычное, нои умела с ним обращаться.
   Удары в лицо мальчика неубили. Почему жедвое других не стали убегать? Если первым был убит блондин, почему не убежал вот этот? Нет ничего столь быстрого, чтобы убить мечом трех подростков раньше, чем хоть один из них бросится бежать. Удары наносились не в спешке. Кто бы ни убил – или что бы ни убило – этих мальчишек, на каждое убийство было затрачено какое-то время. Но они вели себя так, будто их застали врасплох.
   Мальчишка лежал на спине среди листьев, зажав руками горло. Листья разметались там, где он сучил ногами. Я снова стала неглубоко дышать. Мне не хотелось зондировать раны, но начинала зарождаться отвратительная догадка.
   Я склонилась и провела пальцами по шее. Очень гладкие края. Но все равно это была человеческая кожа, плоть, застывшая густой липкостью кровь. Тяжело сглотнув слюну, язакрыла глаза и стала искать пальцами то, что собиралась найти. Край раны в середине раздваивался. Я открыла глаза и пальцами исследовала двойную рану. Глазами я все еще ее не видела – слишком много крови. Будь рана чиста, это было бы видно, но не сейчас. На шее два разреза, оба глубокие. Чтобы убить, достаточно одного. Зачем же два? Чтобы скрыть то, что было на шее.
   Следы клыков? Если убийца – вампир, этообъясняет, почему мальчик не пытался уползти. Просто лежал и бил ногами, пока не умер.
   Я перешла к последнему подростку. Он лежал; свернувшись на правом боку, и кровь натекла под ним лужей. Он был так изрезан, что поначалу мои глаза не могли понять, что видят. Хотелось отвернуться, пока еще не дошло до мозга, ноя не стала отворачиваться.
   Там, где полагалось быть лицу, зияла рваная дыра. Эта тварь сделала с ним то же, что и с блондином, но на этот раз более тщательно. Передняя часть черепа была оторвана напрочь. Я оглянулась, ища на лиственной подстилке куски костей и мяса, но их не было. И пришлось снова смотреть на тело. Теперь я знала, на что смотрю.
   Лучше бы незнать.
   Задняя часть черепа была полна крови и сгустков, как мерзкая чаша, но мозга не было. Лезвие прорезало грудь и живот. Внутренности валялись на земле резиноподобной массой. Желудок, как я его определила, высунулся из живота наполовину сдутым воздушным шаром. Левая нога отрублена в тазобедренном суставе. Разорванные лоскуты брючины прилипли к дыре, как лепестки нераскрывшегося цветка. Левая рука оторвана ниже локти. Плечевая кость потемнела от засохшей крови и торчала под странным углом, будто вся рука была обломана у плеча и больше не двигалась. Более свирепые действия. Может, этот пытался отбиваться?
   Я снова глянула на его лицо. Не хотелось – но я его не осмотрела толком. Что-то есть невыносимо личное в том, чтобы изуродовать чье-то лицо. Если бы сделать такое было в человеческих силах, я бы сказала: проверьте родных и близких. Как правило, резать тебе лицо будут только люди, которых ты любишь. Это требует страсти, а ее от незнакомца не получишь. Единственное исключение – серийные убийцы. Они действуют под влиянием патологии, в которой жертва представляет кого-то другого. Кого-то, к кому у убийцы есть личная страсть. Полосуя лицо незнакомца, они символически режут, скажем, лицо ненавистного отца.
   Кости лицевых пазух мальчика были взрезаны. Верхняя челюсть отсутствовала, и от этого лицо казалось словно незавершенным. Нижняя челюсть была частично на месте, но расколота до задних коренных зубов. Какие-то причуды потока крови оставили два зуба белыми и чистыми. В одном была пломба. Я уставилась на разорванное лицо. Мне вполне удавалось до сих пор внушать себе, что это просто мертвец, мертвец, труп. Но трупы не пломбируют зубы, не ходят к зубным врачам. Вдруг передо мной оказался подросток – я же определила возраст по росту и по очевидному возрасту двух других. А это мог быть и мальчишка, высокий ребенок. Ребенок.
   Весенний воздух завертелся каруселью. Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и это была ошибка: я втянула в себя запах кишок и застарелой смерти. Все-таки я успела выбраться из рытвины. Не блюйте на жертв убийства – полицейских это раздражает.
   На гребне небольшого пригорка, где собрались копы, я упала на колени – скорее бросилась, и стала глубоко вдыхать прохладный очистительный воздух. Это помогло. Здесь задувал ветерок, сдувая запах смерти, и это помогало еще сильнее.
   На пригорке толпились копы всех сортов и размеров. В обществе мертвых никто из них не торчал ни на секунду больше, чем это было нужно. Поодаль на дороге стояли машины “скорой помощи”, но все остальные свою работу с телами уже сделали. Их засняли на видеокамеру, обмерили, описали. Все сделали свою работу, кроме меня.
   – Вас тошнит, миз Блейк?
   Голос принадлежал сержанту Фримонт, Отдел Наркотиков и Уголовный Розыск, ОНУР, как его называют. Тон у нее был вежливый, но неодобрительный. Я могла ее понять. Мы с ней единственные женщины на месте преступления, а это значит, что мы играем во взрослые игры. Надо быть крепче мужчин, сильнее, лучше, иначе они повернут это против тебя. Будут считать тебя девчонкой. Я могла ручаться, что сержанта Фримонт не стошнило. Она бы никогда себе этого не позволила.
   Я набрала воздуху в последний раз и медленно его выпустила, потом подняла глаза на Фримонт. Оглядела каждый дюйм из ее пяти футов восьми дюймов. У нее были прямые темные волосы, остриженные на уровне подбородка. Концы загибались, обрамляя лицо. Штаны яркие, солнечно-желтые, жакет черный, блузка желтая, но потемнее штанов. Мне были хорошо видны черные начищенные туфли. На левой руке блестело золотое венчальное кольцо, но обручального не было. Носогубные складки указывали на возраст за сорок, но сейчас она не улыбалась.
   Я еще раз сглотнула слюну, стараясь не вслушиваться в застрявший у корня языка вкус. Поднялась на ноги.
   – Нет, сержант Фримонт, меня не стошнит. – Приятно, что это была правда. Только я надеялась, что не придется возвращаться в рытвину. Если еще раз взглянуть на эти тела, меня вывернет.
   – Чья это работа? – спросила она. Я не стала оборачиваться туда, куда она показала, – я знала, что там лежит.
   – Не знаю. – Я пожала плечами. Карие глаза Фримонт были безразличны и непроницаемы – глаза хорошего полицейского.
   – Как это – не знаете? Считается, что вы эксперт по монстрам.
   Я оставила без внимания это “считается”. Она жене назвала меня в лицо “королевой зомби”, она была вежлива; корректна, но теплоты в ней не была. Я не произвела на нее впечатления, и она взглядом или едва заметной интонацией давала мне это понять. Чтобы произвести впечатление на сержанта Фримонт, ОНУР, мне надо было бы вытащить из шляпы очень большой труп. А пока что я даже близко к этому не подошла.
   К нам приблизился Ларри. У него лицо было цвета зеленой папиросной бумаги, что несколько дисгармонировало с рыжими кудрями. Глаза покраснели – он их тер, когда его рвало. Если тебя сильно рвет, иногда появляются слезы.
   Я не стала спрашивать Ларри, как он, – ответ слишком очевиден. Но он был на ногах и мог передвигаться. Если не упадет в обморок, то все в порядке.
   – Что вы от меня хотите, сержант? – спросила я. Я была более чем терпелива. По-моему, абсолютно покладиста. Дольф мог бы мною гордиться. Берт был бы поражен.
   Она скрестила руки на груди.
   – Сержант Сторр уговорил меня пустить вас на место преступления. Он сказал, что вы лучший из экспертов. Если верить газетам, вам стоит чуть-чуть поколдовать, и ответ готов. Или вы можете просто поднять мертвеца и спросить, кто его убил.
   Я сделала глубокий вдох и медленный выдох. Как правило, расследование преступления не требует магии, я применяю знания, но сказать это – значило бы оправдываться. Я ничего не должна была доказывать этой Фримонт.
   – А вы не верьте всему, что в газетах пишут, сержант Фримонт. А насчет поднятия мертвых – с этими тремя это не поможет.
   – Вы хотите сказать, что мертвых тоже не можете поднять? – Она покачала головой. – Если не можете нам помочь, так езжайте домой; миз Блейк.
   Я поглядела на Ларри. Он чуть пожал плечами – все еще не мог оправиться. Вряд ли у него хватило бы сил заорать на меня, чтобы я вела себя прилично. А может, Фримонт его достала не меньше, чем меня.
   – Я могла бы поднять их в виде зомби, сержант, но им, чтобы говорить, нужно хотя бы иметьрты.
   – Они могут записывать ответы, – сказала она. Хорошее предложение. Я стала думать о ней лучше. Раз она хороший коп, можно простить некоторую враждебность. А поскольку я еще никогда не видела таких тел, как там, внизу, можно простить очень резкую враждебность.
   – Может быть, но мертвые часто теряют высшие нервные функции, . и после травматичной смерти – быстрее. Вряд ли они смогут писать, а если бы и смогли, они вряд ли знают, что их убило.
   – Но они же это видели, – сказал Ларри. У него голос сорвался на хрип, и он деликатно откашлялся, прикрывая рот рукой.
   – Из них никто не пытался убежать, Ларри. Почему?
   – А почему вы его спрашиваете? – сказала Фримонт.
   – Он стажер, – ответила я.
   – Стажер? Вы привели стажера на мое убийство?
   Я посмотрела на нее в упор:
   – Я не учу вас делать вашу работу, не учите меня делать мою.
   – Вы пока еще ни черта не сделали. Если не считать того, что ваш помощник облевал кусты.
   Ларри покраснел до корней волос.
   – Ларри – не единственный, кого тут вывернуло, – сказала я, —он лишь единственный без нагрудной бляхи. Ладно, Ларри, не хрена нам тут делать. Поехали.
   Я прошла мимо Фримонт, Ларри послушно направился следом.
   – Я не хочу, чтобы что-нибудь из этого просочилось в прессу, миз Блейк. Если репортерам станет что-нибудь известно, я буду знать, откуда это пошло.
   Она не кричала, но ее было отлично слышно.
   Я обернулась. Я тоже не стала кричать, но меня тоже все слышали.
   – Вы имеете дело с противоестественным созданием, использующим меч, и оно быстрее вампира.
   У нее на миг изменилось выражение лица, будто я наконец сделала что-то интересное.
   – Откуда вы знаете, что эта тварь быстрее вампира?
   – Никто из мальчиков не пытался бежать. Они все погибли где стояли. Либо эта тварь быстрее вампира, либо очень здорово владеет ментальным контролем.
   – Значит, это не ликантроп?
   – Даже ликантроп не обладает такой быстротой, и он не может затмить разум человека. Если бы перед ними появился ликантроп с мечом, ребята заорали бы и побежали. Были бы хотя бы следы борьбы.
   Фримонт стояла и смотрела. Смотрела очень серьезно, будто измеряла меня и взвешивала. Она все еще не была от меня в восторге, но она слушала.
   – Я могу вам помочь, сержант Фримонт. Может быть, могу вам помочь понять, кто это сделал, пока он не сделал этого снова.
   Ее спокойная уверенность на миг чуть дрогнула. Не гляди я в это время прямо ей в глаза, я бы даже не заметила.
   – Ах ты черт! – сказала я громко, подошла к ней и понизила голос. – Это так, да? Это не первые жертвы?
   Она поглядела в землю, потом подняла глаза и встретилась со мной взглядом, чуть выставив челюсть. Глаза у нее уже не были безразличны, они были чуть-чуть испуганы. Не за себя, а за то, что она сделала – или не сделала.
   – Дорожная Полиция штата имеет право расследовать убийства, – сказала она, и в ее голосе впервые не было полицейской твердости.
   – Сколько? – спросила я.
   – Двое. Пара подростков, юноша и девушка. Очевидно, обнимались в лесу. – Голос был тихий, почти усталый.
   – Каково заключение экспертизы?
   – Вы правы, – сказала она. – Лезвие, вероятнее всего, меч. Монстры оружием не пользуются, миз Блейк. Я думала, что это бывший ухажер девушки. У него есть коллекция предметов времен Гражданской войны, в том числе холодное оружие. Все подходило.
   – Логично, – кивнула я.
   – Ни один из его клинков описанию ран не соответствовал, но я решила, что он выбросил орудие убийства. Я не думала... – Она отвернулась и так резко сунула руки в карманы штанов, что я испугалась за целость ткани. – Обстоятельства того убийства не похожи на это. Жертвы были убиты одним ударом; их пригвоздило к земле. Это вполне мог сделать человек.
   Она посмотрела на меня; будто ожидая, что я с ней соглашусь. Я согласилась.
   – На телах были другие раны, кроме смертельной?
   Она кивнула:
   – Лица изуродованы, левая рука девушки отсутствует. Та, на которой было кольцо бывшего ухажера.
   – Глотки перерезаны?
   Она сдвинула брови, вспоминая.
   – У нее – да. Крови немного, как будто рана посмертная.
   Настала, моя очередь кивнуть:
   – Отлично.
   – Отлично? – переспросил Ларри.
   – Думаю, вы имеете дело с вампиром, сержант Фримонт.
   Они оба обернулись ко мне.
   – Обратите внимание на то, какие части тел отсутствуют. У одного мальчика после смерти отрезаны ноги. В районе паха бедренная артерия проходит близко к коже. Я видала вампов, которые предпочитают брать кровь оттуда, а не из шеи. Отрежьте ноги – и не останется следов от клыков.
   – А двое других? – спросила Фримонт.
   – Похоже, что самый маленький был укушен. На шее два разреза, хотя в этом не было необходимости. Возможно, это лишь дополнительное насилие, вроде обезображенных лиц. Не знаю. Но вампы умеют брать кровь из запястья из сгиба руки. И эти части отсутствуют.
   – У одного, из них отсутствует мозг, – сказала Фримонт. Ларри рядом со мной слегка покачнулся и вытер тыльной стороной ладони внезапно выступивший пот.
   – Ты как, ничего? – спросила я.
   Он кивнул, не доверяя голосу. Молодец, Ларри.
   – Есть ли лучший способ сбить нас со следа, как взять что-нибудь, что вампиру не нужно? – спросила я.
   – О'кей, это вроде как похоже на правду... Но зачем так? Это же... – Она развела руками, глядя на бойню. Только она одна из нас троих еще на нее смотрела. – Это же безумие. Будь это человек, ябы сказала, что мы имеем дело с серийным убийцей.
   – Такое вполне возможно, – заметила я. Фримонт уставилась на меня:
   – Что вы хотите этим сказать, черт возьми?
   – Вампир был когда-то человеком. Смерть не вылечивает проблемы, которые были у живого. Если у тебя при жизни была патологическая тяга к насилию, она не пройдет только потому, что ты мертвый.
   Фримонт смотрела на меня так, будто это я спятила. Наверное, ее смутило слово “мертвый”. У нее, если подозреваемый становился мертвым, он переставал быть подозреваемым.
   Я попробовала по-другому:
   – Скажем, Джонни – серийный убийца. Он становится вампиром. Почему это должно сделать его менее склонным к насилию? Почему не более?
   – Божемой, – прошептал Ларри.
   Фримонт сделала глубокий вдох и медленный выдох.
   – О'кей, возможно, вы правы. Я не говорю, что правы, я говорю – возможно. Я видела фотографии жертв вампиров, и они не были похожи на вот это. Но если вы правы, то что вам может быть от меня нужно?
   – Фотографии с места первого убийства. И взглянуть, где это произошло.
   – Я пошлю материалы к вам в отель, – сказала она.
   – Где была убита та пара?
   – В нескольких сотнях ярдов отсюда.
   – Давайте посмотрим.
   – Я пошлю с вами человека, он вам покажет.
   – Это очень маленький участок. Я полагаю, вы его прочесали.
   – Частым гребнем. Но, честно говоря, миз Блейк; я толком не знала, что мы ищем. Сухая погода, палая листва – почти невозможно найти следы.
   – Да, – сказала я. – Следы помогли бы. – Я поглядела туда, откуда пришла. Листья были переворошены до самого верха. – Если это вампир...
   – Что значит – если? – перебила меня Фримонт.
   Я поглядела в ее вдруг ставшие прокурорскими глаза.
   – Смотрите, сержант: если это вампир, то у него способность подчинять себе умы больше, чем я могла бы себе представить. Я никогда не встречала вампира, даже Мастера, который мог бы держать в трансе трех человек, убивая их по очереди. До сегодняшнего дня я бы сказала, что такое вообще невозможно.
   – А что это еще может быть, кроме вампира? – спросил Ларри.
   Я пожала плечами:
   – Я полагаю, что это вамп, но сказать, что уверена на сто процентов, значило бы соврать. А я стараюсь не врать полиции. Следов на холме могло бы не остаться, даже будь земля мягкой, потому что вампир мог и прилететь.
   – Как летучая мышь? – спросила Фримонт;
   – Нет, они не перекидываются в летучих мышей, но умеют... – Я поискала слово и не нашла. – Они левитируют, это вроде полета. Я это видела. Объяснить не могу, но видела.
   – Вампир – серийный убийца. – Она покачала головой, и складки вокруг рта сделались резче. – Федералы налетят стаями.
   – Да, тут дело серьезное, – сказала я. – Вы нашли отсутствующие части тел?
   – Нет, я думала, эта тварь их съела.
   – Если съела столько, почему не больше? Если съела: где следы зубов? И где ошметки вроде крошек?
   Она сжала руки в кулаки.
   – Я поняла, к чему вы клоните. Это вампир. Даже дубари-полицейские знают, что вампиры мяса не едят.
   Она повернулась ко мне, и злости в ее глазах хватало. Не на меня лично, но я вполне могла оказаться подходящим объектом. Я встретила ее взгляд, не моргнув. Она отвернулась первой. Кажется, я не была подходящим объектом.
   – Я не люблю, когда в расследование убийства лезет штатский контрактник, новы указали мнена то, что я пропустила. Либо вы отлично знаете свое дело, либо знаете что-то другое, чего мне не говорите.
   Я могла бысказать, что знаю свое дело, но промолчала. Не хотелось, чтобы полиция думала, будто я скрываю информацию, когда это не так.
   – У меня есть преимущество перед нормальным детективом – я всегда ожидаю, что в деле замешан монстр. Меня не вызывают в случае простой поножовщины или жертвы, сбитой неизвестным водителем. Мне не надотратить время на поиск нормальных объяснений. А это значит, что я могу не обращать внимания на многие теории.
   Она кивнула:
   – Ладно, если вы мне поможете с этим делом, мне все равно, чем вы зарабатываете на жизнь.
   – Рада это слышать, – сказала я;
   – Но никаких репортеров. Здесь командую я. Это мое расследование. И я решаю, когда и что обнародовать. Ясно?
   – Полностью.
   Она поглядела на меня, будто не поверила до конца.
   – Я серьезно насчет репортеров, миз Блейк.
   – Я вполне согласна держаться от репортеров подальше, сержант, Фримонт. Даже предпочитаю это делать.
   – Для человека, не любящего прессы, вы слишком много привлекаете внимания.
   Я пожала плечами:
   – Потому что участвую только в сенсационных делах, детектив. Они дают хорошую прессу и хорошую рекламу. Я ведь закалываю вампиров, а это для репортеров убойные заголовки.
   – Надеюсь, мы понимаем друг друга, миз Блейк.
   – Никаких репортеров. Это нетрудно усвоить.
   Она кивнула.
   – Я вам дам человека, чтобы проводил вас к месту первого убийства. И прослежу, чтобы вам в отель доставили материалы.
   Она собралась уходить.
   – Сержант Фримонт!
   Она снова повернулась ко мне – с не слишком дружелюбным видом.
   – Что еще, миз Блейк? Вы свою работу сделали.
   – Нельзя относиться к этому как к работе серийного убийцы-человека.
   – Это расследование веду я, миз Блейк. И поступать буду так, как считаю нужным.
   Я всмотрелась в ее глаза, полные враждебности. Но я и сама не лучилась дружелюбием.
   – Я не пытаюсь украсть вашу славу. Но вампиры – это не просто люди с клыками. Если этот вамп мог захватить контроль над их сознанием и заставить стоять, пока убивал их по очереди, он может захватить и ваше сознание и вообще чье бы то ни было. Вампир такой силы может заставить вас считать черное белым. Вы меня понимаете?
   – Сейчас день, миз Блейк. Если это вампир, мы его найдем и заколем.
   – Вам потребуется ордер суда на ликвидацию.
   – Мы его получим.
   – Когда получите, я приду и закончу работу.
   – Я думаю, мы сами справимся.
   – Вам случалось закалывать вампира?
   Ее взгляд ничего не выражал.
   – Нет, но я застрелила человека. Вряд ли это будет намного труднее.
   – В том смысле, который вы имеете в виду – нет. Но это будет куда как опаснее.
   Она покачала головой:
   – Пока сюда не приехали федералы, дело веду я, и ни вы, ни кто бы то ни было здесь распоряжаться не будет. Это ясно, миз Блейк?
   – Кристально ясно, сержант Фримонт. – Я рассматривала крестообразный значок у нее на лацкане кителя. У полицейских в штатском булавка на галстуке тоже была в форме креста. Стандартная полицейская форма для всей страны.
   – Серебряные пули у вас есть?
   – Я забочусь о своих людях, миз Блейк.
   Я подняла руки. Наш девичий разговор себя исчерпал.
   – Хорошо, мы уезжаем. У вас есть номер моего пейджера. Звоните, если понадобится, сержант Фримонт.
   – Не понадобится.
   Я медленно вдохнула, проглотив при этом много невысказанных слов. Ссориться с копом, который командует расследованием, – не лучший способ добиться, чтобы тебя снова пригласили в игру. И я прошла мимо сержанта, даже не попрощавшись. Если бы я открыла рот, то не знаю, что бы оттуда вышло. Ничего приятного и уж точно ничего полезного.

8

   Люди, которые редко ночуют на природе, думают; что темнота падает с неба. Это не так. Темнота ползет из лесу. Сначала она его заполняет, скрывая деревья, потом расходится по открытым местам. Под деревьями было так темно, что я пожалела об отсутствии фонарика. Но когда мы выбрались к дороге, где ждал наш джип, были только еще сумерки. Ларри глянул в наступающую темноту и сказал:
   Можем вернуться и пойти на это кладбище Стирлинга.
   – Сначала давай поедим, – ответила я.
   Ларри поглядел на меня:
   – Ты хочешьзаехать поесть? Это впервые. Обычно мне приходится это выпрашивать.
   – Я забыла позавтракать, – пояснила я.
   Он усмехнулся:
   – Охотно верю. – Улыбка медленно сползла с его лица. – Впервые ты предлагаешь мне заехать поесть, а я, кажется, не могу. – Он всмотрелся мне в лицо. Света хватало, чтобы я поняла: он меня изучает. – Ты действительно можешь есть после того, что мы сейчас видели?
   Я посмотрела на него в ответ, не зная, что сказать. Еще недавно ответбыл бы “нет”.
   – Ну, вряд ли я справилась бы с тарелкой спагетти или бифштексом по-татарски, но, в общем, есть могу.
   Он покачал головой:
   – А что это за хрень такая – бифштекс по-татарски?
   – Много полусырого мяса.
   Он с трудом проглотил слюну, лишь слегка побледнев.
   – Слушай, как ты можешь о таком даже думать, после того как...
   Он не договорил. Этого не требовалось – мы оба были на месте убийства.