Я пожала плечами:
   – Я скоро уже три года как выезжаю на убийства, Ларри. Приучаешься с этим жить. А значит, и есть после того, как видел расчлененные трупы. – Я не добавила, что видала и похуже. Я видала комнаты, полные крови и рубленого мяса, когда нельзя было даже сказать, что это было раньше. После этого я не пошла есть биг-мак. – Может, хоть попытаешься поесть?
   Он посмотрел на меня с некоторым подозрением:
   – Ты что-то задумала?
   Я развязала кроссовки и осторожно встала на гравий – не хотелось рвать колготки. Расстегнула комбинезон, сняла. Ларри сделал то же самое, но не разуваясь. Ему это удалось, правда, пришлось попрыгать на одной ножке.
   Я тщательно сложила комбинезон, чтобы кровь не вымазала чистую обивку машины, бросила кроссовки под заднее сиденье и достала туфли.
   Ларри пытался разгладить морщины на штанах, но тут уж только сухая чистка могла помочь.
   – Как ты насчет заехать в “Кровавые Кости”? – спросила я.
   Он поднял глаза, все еще разглаживая морщины.
   – Куда?
   – Ресторан, принадлежащий Магнусу Бувье. Стирлинг его упоминал.
   – Зачем?
   Хороший вопрос. Я не была уверена, чтоу меня есть на него хороший ответ. Пожав плечами, я села в машину. Ларри вынужден был последовать за мной, если хотел продолжать разговор. Когда мы сели и пристегнулись, у меня все еще не было хорошего ответа.
   – Не нравится мне Стирлинг. И я ему не доверяю.
   – Я уже заметил, что тебе не нравится Стирлинг, – сказал Ларри очень сухо.Но каковы причины ему не доверять?
   – А ты ему доверяешь? – спросила я.
   Ларри наморщил лоб и задумался. Потом покачал головой:
   – Только в том, что могу проверить сам.
   – Теперь ты понял?
   – Кажется, да. И ты думаешь, что разговор с Бувье нам поможет?
   – Надеюсь. Не люблю поднимать мертвых для людей, которым не доверяю. Особенно в таком масштабе.
   – О’кей, едем обедать в ресторан Бувье и беседуем с ним, а потом что?
   – Если не узнаем ничего нового, возвращаемся к Стирлингу и идем с ним на кладбище.
   Ларри посмотрел на меня так, будто не до конца поверил.
   – Что у тебя на уме?
   – Тебе не хочется знать, почему Стирлингу обязательно нужна эта гора? Именно гора Бувье, а не чья-нибудь другая?
   – Ты слишком много общаешься с полицией, – сказал Ларри. – Никому уже не веришь.
   – Это не копы меня научили, Ларри. Это природный талант.
   Я нажала на газ, и мы поехали.
   Деревья отбрасывали длинные тонкие тени. В долинах среди гор тени сгущались в озера наступающей ночи. Мы могли бы направиться прямо на кладбище. Пройтись среди могил – от этого никакого вреда не будет. Но если меня не пускали на охоту за вампирами, я могла хотя бы допросить Магнуса Бувье. Этой работы никому у меня не отобрать.
   А на охоту за вампирами мне на самом деле и не хотелось. Было уже почти темно. Охотиться на вампира после темноты – верный способ погибнуть. Особенно на вампира с такой способностью контролировать чужое сознание. Любой вампир способен затуманить тебе сознание настолько, что сможет делать с тобой что захочет, и ты не будешь иметь ничего против. Но если его сила сосредоточится на ком-то другом и тот человек закричит, ты очнешься. Побежишь. А мальчики не бежали. Не очнулись. Они просто погибли.
   Если эту тварь не остановить, погибнут и другие. Это я могла почти гарантировать. Фримонт должна была позволить мне остаться. Им нужен эксперт по вампирам. Им нужна я. На самом деле им нужны полицейские, имеющие опыт работы с монстрами, но таковых, увы, нет. Всего три года назад в результате прецедента “Аддисон против Кларка” вампиры были по закону признаны живыми. То есть три года назад Вашингтон признал этих кровососов живыми гражданами с гражданскими правами. И никто не подумал, что это будет значить для полиции. До перемены закона с противоестественными преступлениями справлялись вольные стрелки, охотники на вампиров. У них было достаточно опыта, чтобы выжить. У многих из нас есть своего рода противоестественная сила, которая дает нам преимущество перед монстрами. У копов ее, как правило, нет.
   Обычные люди не очень годятся для уничтожения монстров. Среди нас всегда были люди, обладающие даром ликвидации этих бестий. Мы вполне справлялись, и вдруг оказалось, что эту работу должны взять на себя копы. Без дополнительного обучения, без усиления кадрами – без ничего. Черт возьми во многих полицейских управлениях даже снабжение серебряными пулями заволокитили.
   И только сейчас до вашингтонских бюрократов стало доходить, что они, быть может; поспешили. Что, может быть – всего лишь может быть, – монстры все-таки монстры, и для полиции требуется дополнительное обучение. А так как обучение полицейских займет годы, то решили превратить в полицейских всех охотников за вампирами и истребителей монстров. Лично для меня это бы подошло. Я бы с удовольствием завела себе нагрудный знак, чтобы ткнуть его под нос сержанту Фримонт. И тогда она не смогла бы меня прогнать, раз дело федерального значения. Но для большинства охотников за вампирами это только лишняя докука. Расследование убийств требует не одних лишь противоестественных способностей. Чтобы нацепить значок, одного опыта работы с вампирами недостаточно.
   Простых ответов тут не было. Сейчас в наступающей темноте группа полицейских охотилась на вампира, способного делать такое, о чем я даже не слыхала. Будь у меня значок, я была бы с ними. Конечно, я не создавала бы автоматически зону безопасности, но я разбиралась в этом куда больше, чем любой чин полиции штата, который “видал” фотографии жертв вампиров. Фримонт никогда раньше не видела их в натуре. Хилая была надежда, что она переживет свою первую встречу с монстром.

9

   К гриль-бару “Кровавые Кости” вела красная грунтовая дорога, уходящая вверх от шоссе. По обочинам валялись сломанные деревья, джип лез вверх к черному одеялу небес, истыканному мириадами звезд. Другого освещения не было.
   – Да тут темно, – сказал Ларри.
   – Да, уличного освещения нет, – согласилась я.
   А разве не должны быть уже видны огни ресторана?
   – Не знаю.
   Я глядела на сломанные деревья. Зазубренные стволы светились белым. Их свалили недавно, будто кто-то озверел и принялся махать топором или мечом или чем-то таким, что разнесло стволы.
   Я притормозила, вглядываясь в темноту. Может, я ошиблась? Может; это тролли? Тролль, который пользуется мечом? Я твердо верила, что всегда что-нибудь бывает в первый раз.
   Я затормозила почти до полной остановки.
   – В чем дело? – спросил Ларри.
   Я включила аварийные мигалки. Дорога бы узкой, еле разъехаться двум машинам, но она шла вверх.
   Любой, кто поедет сверху, может не увидеть джип. Мигалки помогут, но если человек будет гнать… Черт побери, я же все равно это сделаю, так чего мандражить? Поставив машину на ручной тормоз, я вышла.
   – Куда ты?
   – Хочу посмотреть, не тролль ли это разнес деревья.
   Ларри начал открывать свою дверь. Я его остановила.
   – Если хочешь выйти, перелезь на мою сторону.
   – Почему?
   – Ты не вооружен.
   Я достала браунинг. Его твердость и тяжесть успокаивали, но, честно говоря, против твари такого размера, как горный тролль, толку от него мало. Разве что с разрывными пулями без них девятимиллиметровый пистолет – не слишком подходящее оружие для охоты на тварь размером со слона.
   Ларри закрыл свою дверцу и вылез через мое сиденье.
   – Ты действительно думаешь, что где-то здесь бродит тролль?
   Я вглядывалась в темноту. Нигде ничего не шевелилось.
   – Не знаю.
   Я отошла к сухой канаве, идущей вдоль дороги, и осторожно шагнула вниз. Каблуки погрузились в сухую песчаную почву. Ухватившись за стебли бурьяна, я удержала равновесие. Чтобы не съехать по склону, пришлось схватиться за расщепленный ствол.
   Рука прилипла к загустевшему соку. Я подавила желание отдернуть ее, заставляя себя держаться за липкую кору.
   Ларри влез по склону, оскользаясь на сухих листьях. У. меня не было свободной руки, чтобы протянуть ему. Он подтянулся за стебли трав и вылез наверх рядом со мной.
   – Чертовы туфли! – пробормотал он. – Ты хотя бы не на каблуках.
   – И спасибо судьбе, – сказал он. – А то бы я шею сломал.
   В непроницаемой темноте ночи не двигалось ничего, кроме нас. Слышались музыкальные голоса весенних квакш и все. Я выдохнула, сообразив, что задержала дыхание. Потом подтянулась к более твердой почве и стала всматриваться в деревья.
   – На что ты смотришь? – спросил Ларри.
   – Топор оставляет широкие и гладкие срезы. Если стволы ломал тролль, сломы будут неровными, из них торчат щепки.
   – Кажется, срезы гладкие, – сказал он, проведя пальцами по обнаженной древесине. – Но на топор не похоже.
   Дерево было слишком гладким. Топор входит под углом. А здесь срезы были почти горизонтальные, будто каждое дерево свалили одним ударом, максимум двумя. Некоторые стволы имели диаметр почти в фут. Такого не сделает ни один человек, даже с топором.
   – Кто это мог сделать?
   Я вглядывалась в темноту, и меня подмывало нацелить туда браунинг, но я держала его стволом вверх. Безопасность – прежде всего.
   – Может быть, вампир с мечом.
   Ларри всмотрелся в темноту.
   – Ты о том, который убил тех ребят? Зачем бы ему после этого валить деревья?
   Хороший вопрос. Просто великолепный. Но, как и на многие сегодняшние вопросы, ответа на него у меня не было.
   – Незнаю. Пойдем в машину.
   Мы полезли обратно тем жепутем. На этот раз никто из нас не упал – тожедостижение.
   В машине я убрала пистолет. Может, он вообще был мне сейчас не нужен, но все-таки... кто-то же свалил эти деревья.
   Детскими салфетками, которыми я пользуюсь для стирания крови, я стерла с ладони древесный сок. Они для крови деревьев оказались почти так жехороши, как для крови людей.
   Мы поехали, высматривая огни ресторана. Они должны были уже быть видны, если мы правильно ехали. Оставалось надеяться, что мы не ошиблись.
   – Это не факел? – спросил Ларри.
   Я вгляделась. Впереди мелькал огонь – слишком высоко от земли для костра. Два факела на высоких шестах освещали широкий поворот слева от дороги. Здесь деревья тоже были сведены, но уже много лет назад. Это была старая, заслуженная просека, и деревья образовывали задний план для одноэтажного дома. С обвитого плющом фасада свисала деревянная вывеска. При свете факелов прочитать ее текст было трудно, но, наверное, там было написано “Кровавые Кости”..
   Вывеска раскачивалась на ветру, и свет факелов играл на глубоко вырезанных полированных буквах. “Кровавые Кости”.
   На каблуках я шла по гравию осторожно, чтобы не споткнуться. Парадные туфли Ларри для этой дороги годились лучше.
   – “Кровавые Кости” – странное название для гриль-бара.
   – Может, они подают ребрышки, – предположила я.
   Ларри скривился:
   – Ясейчас вида жареного мяса не вынесу.
   – Я бы тоже предпочла что-нибудь другое.
   Дверь распахивалась внутрь, прямо в бар. Потом она захлопнулась за нашей спиной, и мы оказались в тускло освещенном помещении. Вообще-то бары – места темные, где пьют и прячутся. Убежище от яркого и шумного мира. И этот бар как убежище был само совершенство. Вдоль стены шла стойка, а по залу были расставлены с десяток столиков. Слева возвышалась эстрада, возле дальней стены стоял музыкальный автомат, за ним – коридорчик, ведущий, очевидно, к туалету и кухне.
   Все поверхности – из темного дерева и отполированы до блеска. Свечи под стеклянными абажурами на стенах, с темного деревянного потолка свисает люстра, тоже со свечами. В дереве, .как в темнейшем из зеркал, свет скорее сиял, чем отражался.
   Потолочные балки были покрыты резьбой в виде плодов и листьев, похожих на листья дуба. Все лица повернулись к нам, как в плохом вестерне. Большинство лиц принадлежали мужчинам. Они скользнули по мне взглядом, заметили Ларри, и многие вернулись к своим стаканам. Некоторые в надежде продолжали смотреть, но я не обратила на них внимания. Еще слишком рано, чтобы кто-нибудь допился до того, чтобы всерьез приставать. К тому жемы были вооружены.
   Женщины столпились в три слоя в глубине у стойки. Они были одеты как для вечера пятницы – если вы собираетесь провести этот вечер на углу, заманивая прохожих. Они посмотрели на Ларри, будто прикидывая, годится ли он в пищу. Меня они вроде бы возненавидели с первого взгляда. Если бы я была с ними знакома, я бы сказала, что они возревновали, но я ведь не из тех женщин, что с первого взгляда пробуждают ревность. Не высокая, не блондинка, не экзотическая. Симпатичная, но не красивая. Эти женщины смотрели на меня так, будто увидели во мне то, чего я сама не видела. Я даже оглянулась, нет ли кого позади нас, хотя знала, что никого там нет.
   – Что здесь происходит? – шепнул Ларри.
   Вот и еще одна странность. Здесь было тихо. Никогда не видела, чтобы в пятницу вечером в баре можно было шептать и шепот был бы слышен.
   – Не знаю, – тихо ответила я.
   Женщины у стойки раздвинулись, будто по чьей-то просьбе, открывая нам вид на бар. За стойкой стоял человек. Я сначала подумала, какие у неекрасивые волосы. Они спадали до талии густо, струей каштановой воды. И в них отражались огоньки свечей точно так же, как в полированном дереве.
   Бармен поднял на нас потрясающие сине-зеленые глаза, сине-зеленые, как морская вода на глубоком месте. Он был смугл и потрясающе красив, мужественно-женственен по-кошачьи. Я поняла, почему у стойки в три ряда толпятся женщины.
   Бармен поставил на салфетку бокал с янтарной жидкостью и сказал:
   – Эрл, твой заказ.
   У него оказался неожиданно низкий голос, как оперный бас.
   Из-за столика поднялся человек – вероятно, Эрл. Он был большой, неуклюжий, составленный из закругленных квадратов, как смягченная версия монстра Бориса Карлоффа. Не с обложки журнала мальчик. Эрл протянул руку за бокалом и зацепил спину одной из женщин. Она обернулась, рассерженная, и я думала, сейчас пошлет его к чертям, но бармен тронул ее за руку. Она внезапно затихла, будто слушая голоса, не слышные мне.
   Воздух заколебался. Я вдруг остро почувствовала, что от Эрла пахнет водой и мылом. У него волосы были еще мокрые из-под душа. Можно было бы слизнуть капли воды с его кожи, ощутить эти большие руки на своем теле.
   Я шагнула назад и уперлась в Ларри. Он поймал меня за руку.
   – Что случилось?
   Я уставилась на него, вцепившись ему в руку выше локтя, чтобы ощутить под пальцами твердость. Потом повернулась к бару.
   Эрл и эта женщина отошли от стойки и сели за стол. Она целовала его мозолистую ладонь.
   – Боже мой, – сказала я.
   – Анита, что случилось? – спросил Ларри.
   Я перевела дыхание и отступила от него.
   – Ничего, все в порядке Просто это было неожиданно.
   – Что было неожиданно?
   – Магия, – сказала я и подступила к стойке.
   Эти замечательные глаза смотрели прямо на меня, но в них не было силы. Не так, как когда имеешь дело с вампиром. Можно было вечно смотреть в эти красивые глаза, и они оставались бы просто глазами. В определенном смысле.
   Я положила руки на блестящее дерево стойки. Резные лозы и листья обвивали край твердого дерева. Вырезанные вручную.
   Пальцы бармена ласкали дерево, будто это кожа. Прикосновение собственника – так касается мужчина своей подруги, которая ему принадлежит. Яготова была держать пари, что каждый дюйм резьбы сделан его руками.
   Брюнетка, одетая в платье на два размера меньше, чем нужно, тронула его за руку.
   – Магнус, нам здесь чужие не нужны.
   Магнус Бувье повернулся к ней. Ласкающие пальцы взбежали по ее руке. Брюнетка вздрогнула. Он бережно снял ее руку со своей, прижался губами к тыльной стороне ладони.
   – Выбирай кого хочешь, милая. Ты сегодня слишком красива, чтобы получить отказ.
   Она не была красива. Глаза у нее были маленькие и грязновато-карие, подбородок слишком острый, нос слишком большой для узкого лица. Я глядела на нее с расстояния чуть больше фута, и ее лицо разгладилось. Глаза стали огромными и искрящимися, губы полными и влажными. Как будто смотришь сквозь мягкий фильтр, которые были в моде в шестидесятых, только еще сильнее.
   Я поглядела на Ларри. У него был такой вид, будто вдруг его стукнуло грузовиком. Изящным и прекрасным грузовиком. Я оглядела бар, и все мужчины, кроме Эрла, смотрели на нее точно так же, будто перед ними была Золушка, преобразованная феей-крестной. Аналогия не слишком далекая.
   Я повернулась к Магнусу Бувье. Он не смотрел на эту женщину, он смотрел на меня.
   Перегнувшись через стойку, я встретила его взгляд. Он слегка улыбнулся.
   – Любовные чары запрещены законом, – сказала я.
   Улыбка стала шире.
   – Вы слишком симпатичны для полицейской. – Он протянул руку, собираясь взять меня за локоть.
   – Только коснитесь меня, и вы будете арестованы за использование незаконного противоестественного влияния.
   – Слишком мелкое преступление, – сказал он.
   – Если вы не человек, то оно не мелкое.
   Он моргнул. Я не была с ним достаточно знакома, но мне показалось, что он этого от меня не ожидал – будто я должна была принять его за человека. Ага, разбежалась.
   – Давайте сядем за столи поговорим.
   – Согласна.
   – Дорри, ты не можешьменя на пару минут подменить?
   Из-за бара вышла женщина. У нее были такие жегустые каштановые волосы, но они были убраны с лица и завязаны в тугой конский хвост высоко на затылке. Длинный хвост сияющих волос, когда она шла, двигался будтосам по себе. Лицо с отведенными назад волосами и без косметики было треугольным, экзотическим, кошачьим. Та же зелень морской водыв глазах, что и у Магнуса.
   Ближайшие к бару мужчины кидали на нее косые взгляды, будто не решаясь взглянуть в открытую. Ларри уставился на нее с отвисшей челюстью.
   – Я постою за стойкой, но и только. – Она обратила взгляд зеленых глаз к Ларри и спросила: – На что это вы уставились? – Голос был резкий, накаленный злостью.
   Ларри моргнул, закрыл рот и проговорил, заикаясь:
   – Н-ни на что.
   Она сердито глянула на него, будто хотела назвать лжецом. Мне стало понятно, почему мужчины в баре на нее не пялятся.
   – Доркас, поласковее с клиентами.
   Она полыхнула на Магнуса взглядом. Он улыбнулся, но сдал назад.
   Магнус вышел из-за стойки. Он был одет в неярко-голубую рубашку навыпуск и джинсы, вылинявшие почти до белизны. Рубашка доходила ему почти до середины бедер, рукава пришлось закатать. Наряд завершали черные с серебром ковбойские сапоги. Все это, кроме сапог, казалось с чужого плеча. Он должен был выглядеть неряшливым и небрежно одетым среди народа, вырядившегося для вечера пятницы, но он так не выглядел. Потрясающая уверенность в себе придавала ему естественность даже в этом наряде. Женщина за столом, мимо которого он прошел, попыталась поймать его за подол рубашки. Он высвободился, игриво улыбнувшись.
   Мы подошли к столику возле пустой эстрады. Магнус остановился, предоставляя мне выбрать себе место – очень по-джентельменски. Я села спиной к стене, чтобы видеть обе двери и зал. Пусть это похоже на игру в ковбоев, но в воздухе реяла магия. И притом запрещенная.
   Ларри сел справа от меня. Он поглядел на меня и отодвинулся, чтобы тоже видеть зал. Почти с пугающей серьезностью Ларри изучал каждое мое действие. Это должно было сохранить ему жизнь, но мне это напоминало сопровождение трехлетнего ребенка, имеющего разрешение на ношение оружия. Немножко пугает.
   Магнус понимающе улыбнулся нам обоим, будто мы сделали что-то остроумное и смешное. Я не была в настроении веселиться.
   – Любовные чары запрещены законом, – сказала я.
   – Это вы уже говорили, – ответил Магнус. Он просиял улыбкой, которую, очевидно, считал очаровательной и безобидной. Она таковой не была. Что бы он ни делал, все равно оставался как минимум экзотическим. И уж точно не безобидным.
   Я смотрела на него в упор, и улыбка постепенно увяла. Он сглотнул слюну, положил на стол руки с длинными пальцами и стал смотреть на них. Когда он поднял глаза, улыбки уже не было. Он глядел очень серьезно и слегка встревожено. Хорошо.
   – Это не чары, – сказал он.
   – Черта с два.
   – Не чары. Заклинание, но ничего похожего на чары.
   – Не занимайтесь буквоедством, – сказала я.
   Ларри внимательно смотрел на нас.
   – Эта штука возле стойки, это были любовные чары? – спросил он.
   – Какая штука возле стойки? – Лицо у Магнуса было невинным-невинным, будто он рассчитывал, что Ларри ему поверит.
   Ларри посмотрел на меня:
   – Он что, дурака валяет? Эта тетка была на трешку, а стала на полтинник. Что это, как не магия?
   Магнус впервые за весь разговор перенес внимание на Ларри – и отвел его от меня. Это было как если солнечный луч пройдет по лицу и уйдет. Стало чуть холоднее, чуть темнее.
   Я замотала головой:
   – Кончайте с вашим гламором.
   Магнус снова повернулся ко мне, и мне стало теплее.
   – Прекратите, я сказала!
   – Что прекратить?
   Я встала.
   – Ладно, посмотрим, насколько вы будете очаровательны в тюрьме.
   Магнус охватил пальцами мое запястье. Его ладонь должна была бы быть жесткой от работы, но она была мягче бархата. Тоже, конечно, иллюзия.
   Я потянула руку на себя, но он не отпускал. Я потянула сильнее, и он усилил хватку, уверенный, что мне не вырваться. Он ошибался. Тут дело не в силе, а в рычаге.
   Я повернула руку в сторону его пальцев, одновременно дернув. Пальцы Магнуса вдавились мне в кожу, пытаясь удержать, но напрасно. Кожа запястья у меня горела там, где прошли его пальцы. Крови не было, но все равно больно. Хотелось бы потереть руку, но я не доставила ему такого удовольствия. В конце концов, я же крутой вампироборец. И к тому же это бы ослабило эффект, а мне приятно было заставить Магнуса опешить.
   – Мало кто из женщин стал бы вырываться после моего прикосновения.
   – Еще только раз примените ко мне магию, и я вас сдам полиции.
   Он поглядел на меня задумчиво.
   – Ваша взяла. Больше не будет магии ни против вас, ни против вашего друга.
   – И вообще кого бы то ни было – сказала я и снова села, чуть, подальше отнего, поставив стул так, чубы проще было выхватить пистолет. Я не думала, что мне придется стрелять, но запястье еще ныло от его руки. Мне приходилось схватываться врукопашную с вампирами и оборотнями, и я умела чуять сверхъестественную силу. У него она была. Он мог сдавить мне руку так, чтобы кости проткнули кожу, но он не сделал это достаточно быстро. Не хотел причинять мне вред. Это была его ошибка.
   – Моим клиентам не понравится, еслимагии не будет, – сказал он.
   – Вы неимеете права ими так манипулировать. Это противозаконно, и я вас за это засажу.
   – Но ведь все знают, что вечером пятницы в “Кровавых костях” ночь любовников.
   – Что такое ночь любовников? – спросил Ларри.
   Магнус улыбнулся, возвращая часть своего небрежного обаяния, но прикосновения тепла не было. Он держал слово – на сколько я могла судить. Даже вампир не мог бы воздействовать на мое сознание так, чтобы я этого не заметила. Но этот Магнус заставлял меня нервничать.
   – В этотвечер я каждого делаю красивым, или привлекательным, или сексуальным. Несколько часов человек может быть любовником своей мечты – и еще чьей-нибудь. Хотя я не стал бы растягивать это на всю ночь. Гламор так долго не держится.
   – Кто вы такой? – спросил Ларри.
   – Кто выглядит как хомо сапиенс, может воспитываться среди хомо салиенс, но не является хомо сапиенс? – спросила я.
   У Ларри глаза полезли на лоб.
   – Хомо арканус. Он – фейри?
   – Пожалуйста, не так громко, – попросил Магнус. Он огляделся. Никто на нас внимания не обращал. Все смотрели в магически горящие глаза друг друга.
   – Вам не удалось бы всевремя сходить за человека, – сказала я.
   – Бувье уже сотни лет занимаются здесь предсказанием судьбы и любовными чарами.
   – Вы сказали, что это не любовные чары.
   – Они думают, что это чары, но вы знаете, что это.
   – Гламор.
   – Что такое гламор? – спросил Ларри.
   – Магия фейри. Она позволяет им застилать нам разум ипоказывать вещи лучше или хуже, чем они есть.
   Магнус кивнул и улыбнулся, будто ему было приятно, что я это знаю.
   – Именно. Если сравнивать со многим другим, это очень незначительное волшебство.
   Я покачала головой:
   – Я читала о гламоре. Он не оказывает такого действия, если только вы не из высокого круга, Даоин Сидхе. Светлый круг страны фейри редко скрещивается со смертными, по крайней мере с простолюдинами. А вот темный круг – да.
   Он поглядел на меня своими прекрасными глазами, такими красивыми даже без гламора, что хотелось к нему прикоснуться. Проверить, так ли роскошны его волосы на ощупь, как на вид. Он выглядел как поистине изящная статуя – хотелось провести пальцами по ней, ощутить ее изгибы.
   Магнус кротко улыбнулся:
   – Темный круг зол и жесток. То, что делаю я, – не зло. Эти люди могут на одну ночь ощутить себя такими, какими мечтают быть. Они думают, что это любовные чары, и я им не мешаю. Мы все держим в секрете это маленькое нарушение закона. Местная полиция в курсе. Они иногда даже сами в этом участвуют.
   – Но это не любовные чары.
   – Нет. С моей стороны это природный дар. Использование доморощенной магии не противоречит закону, если все знают, что я это делаю.
   – То есть выпритворяетесь, что это любовные чары и все смотрят на это сквозь пальцы, поскольку получают удовольствие, но на самом деле это гламор фейри, который не противоречит закону, если применяется с разрешения участников.