Гандольфи Саймон. Золотая месть

   Лю кивнул в знак согласия и дал старику воды, чтобы у него бойчее работал язык. Теперь его уж невозможно было остановить, и Лю пришлось даже прикрикнуть, чтобы выудить у него дополнительную информацию о двух лодках.
   Рыбак предложил вернуться на берег – там он нарисует прутиком на песке карту. Ковыляя к морю, старик хвалился, как он хорошо умеет рисовать. Он знает каждую бухту и речку, знает, в какую сторону клонятся деревья, где нужно искать пресную воду, где в мангровых рощах водятся крабы. Да, он так много знает – вот уж действительно Лю повезло, что он встретился с ним.
   Старый рыбак рисовал на песке карту и одновременно рассказывал, как он плавал там и сям и что приключилось с ним в том и в другом месте. Принявшись описывать местоположение логова пиратов, он нарисовал песчаную косу, где, как он говорил, деревья клонились под ветром, а за косой – устье небольшой реки, которая протекает через деревню, являющуюся опорной крепостью пиратов. Он нарисовал высящуюся за деревней скалу, а за скалой – вулкан.
   Старик был невероятно горд своей работой и своей памятью. Лю подробно расспросил его обо всем, поблагодарил, а затем хладнокровно, одним ударом переломил ему шею, так что старик и охнуть не успел.

Глава 11

   Трент, хромая, тащился из своей клети к расчищенной песчаной площади, которая служила повстанцам мечетью. Измаел Мухаммед прибыл на рассвете и сейчас сидел, скрестив ноги и обратив лицо в сторону Мекки. Высокому и худощавому вождю повстанцев было лет тридцать пять. Его последователи относились к нему с явным почтением. Он поклонился Тренту со смирением, присущим истинно верующему, и начал задавать вопросы. Что за человек? Из какой страны? Зачем искал повстанцев? Говорили о какой-то женщине-китаянке – не жена ли она ему? Трент, хорошо знакомый с мусульманским фундаментализмом, в своих ответах соблюдал большую осторожность. Он – англичанин-яхтсмен. Эта женщина-китаянка была похищена с борта теплохода, вся команда которой перебита. Ему говорили, что Измаел Мухаммед знает обо всем, что творится в районе островов Самал. Он обращается к нему с просьбой о помощи.
   – Это что, твой обычай – спасать женщин? – спросил Измаел. Веки его попеременно то открывались, то закрывались, как заслонки – в зависимости от того, обращался ли он к Тренту, или к Богу.
   Трент ответил, что в этом он видит свой долг, и привел цитату из Корана.
   – Так это правда, что ты изучал Священную книгу? – спросил Измаел.
   – Да, изучал, – отвечал Трент. – Нужно стараться понять то, что во что веруют миллионы людей.
   – Значит, ты изучал и буддизм? Трент кивнул:
   – И индуизм?
   Было ясно, какой вопрос последует за этим, и, предупреждая его, Трент сказал:
   – Да, я изучал также религию евреев. Этот народ немногочислен, но пользуется большим влиянием.
   При упоминании заклятого врага, ненавидимого даже здесь – на маленьком островке за тысячи километров от восточного побережья Средиземного моря, – в толпе мусульманских повстанцев раздались глухие возгласы возмущения.
   Взгляд темно-карих глаз вождя повстанцев, внимательно разглядывавших Трента, теперь обратился вовнутрь – он беседовал со своим Богом. Янтарные бусы иранских четок – размером с крупные виноградины – одна за другой проскальзывали у него между пальцами и со стуком падали вниз.
   – А во что ты веруешь сейчас?
   – Я думаю, что должен стараться становиться каждый день немного лучше, чем был вчера.
   – И это и есть твоя религия? Трент пожал плечами.
   – Таков мой образ жизни. Вчера умер один из твоих людей. – Он обернулся и посмотрел на старика со шрамом на спине, ища у него поддержки. – Я был причиной его смерти. Нищета и необузданное мужское желание создают условия для преступлений. И так повсюду – среди мужчин любого цвета кожи и любого вероисповедания. И что же – их следует кастрировать или убить? Разбомбить публичные дома в Лос-Анджелесе? Расстрелять их владельцев?
   – И раз это так, ты считаешь, что не нужно делать ничего?
   – Я разыскиваю ту женщину, – поправил его Трент. – Пираты захватили ее на корабле. Тебе известно, кто из пиратов мог устроить такое нападение? Если ты защищаешь таких людей, ты тем самым порочишь собственную репутацию и репутацию своих последователей.
   Трент устроил поудобнее раненую ногу.
   – И ты один против сорока или пятидесяти человек? – спросил его Измаел. – И к тому же вооруженных тяжелыми пулеметами, а может быть, и небольшими ракетами класса "земля – воздух". Это оружие было закуплено у армии, якобы потерявшей ее в битве с воинами Аллаха. Что ты можешь один поделать с этими пиратами? Или считаешь, что достаточно просто сделать попытку?
   – Желательно было бы все же добиться успеха, – сказал Трент, и некоторые из повстанцев заулыбались и закивали. Трент продолжал:
   – Это нехорошие люди, богоотступники. Разве так важно, кто именно покарает их? На мачте моей маленькой лодки вы можете найти радиомаяк. Я мог бы включить его, когда твои люди обнаружили меня.
   Среди повстанцев вновь поднялся ропот, и многие из них подобрались, как спортсмены, приготовившиеся к прыжку.
   – И тогда все вы погибли бы, – произнес Трент при всеобщем молчании. Он оглядел окруживших его людей – у всех были напряженные лица, нахмуренные брови и застывшая угроза в изгибах губ. Он снова взглянул на их вождя. – Это ваша война, – продолжил он. – Какая-то доля правоты должна быть и на вашей стороне. Иначе ради чего вы стали бы скрываться в лесах? Но это ваша война, не моя, я не имею к ней отношения. Я только хочу, чтобы эта женщина была освобождена. Ради этого я должен найти пиратов. Они такие же ваши враги, как и мои.
   Измаел что-то сказал одному из своих людей. Тот поднялся и пошел туда, где находилась доска Трента.
   – У основания мачты, – тихо добавил Трент, и Измаел отдал распоряжение.
   Посланный человек разыскал радиомаяк и принес его Измаелу. Тот проверил прибор, ощупав его чуткими пальцами человека, поднаторевшего в средствах ведения подпольной войны.
   – Русский, – определил он.
   – Это же ваши старинные друзья, – сказал Трент, памятуя о годах "холодной" войны, когда Советы вооружали как филиппинских коммунистов, так и мусульман, сражавшихся против диктатуры Map-коса, поддерживавшейся Соединенными Штатами.
   – Они неверные, но они были нам полезны, – признал Измаел.
   – Выгода была взаимная. На сигнал радиомаяка должен отозваться командор Мануэль Ортега.
   Окружавшие их повстанцы снова зароптали, услышав ненавистное имя шефа сил специального назначения, который изгнал их собратьев по оружию и вере из горных твердынь Минданао и Басилана.
   – Война порой порождает удивительные союзы, – покачал головой Трент. – Избавьтесь от этих пиратов раз и навсегда. Или они ваши союзники? Может быть, вы прикрываетесь их оружием?
   Итак, жребий брошен. Он продолжал спокойно смотреть прямо в глаза Измаелу Мухаммеду. Больше ему сказать нечего. Теперь вождю повстанцев оставалось только либо согласиться с его просьбой, либо отдать приказ о его казни. Что победит – воля Господня или практические соображения? И вновь мысли Трента обратились к женщине. Выкупили ли ее? Надеется ли она на спасение? Или, может быть, уже мертва? Или настолько близка к смерти, что ей все безразлично? Или над ней надругались, и она сама молит о смерти?
   Среди повстанцев раздавался ропот, люди размахивали оружием. Один из них, вскочив на ноги, с криком ринулся через песчаную площадь. Трент стал сомневаться – уж не переоценил ли он власть, которой обладает Измаел. Но в этот момент решительный голос вождя положил конец спорам:
   – Отведите его назад в клетку!
   Старый филиппинец запер замок, посмотрел на Трента и заковылял по дорожке, но через несколько минут вернулся и принес ему кокосовый орех. Уходя, он оставил Тренту свой нож, чтобы тот смог взрезать орех. А может быть, старик рассчитывал, что иностранец при помощи ножа сможет выбраться из клетки, столбы которой были уже кое-где ослаблены попавшими в них пулями? Трент подумал, что, наверное, старик хочет предоставить ему возможность бежать, не уверенный, что сможет взять верх в споре. Но это был безнадежный вариант, и поэтому он выпил кокосовое молоко, съел мякоть ореха, а затем улегся в тени подремать, пока повстанцы примут свое решение.
   Часом позже к клетке подошел Измаел с тремя своими людьми. Он открыл дверь и сел на корточки в пыли возле англичанина.
   – Мы все обсудили, – сказал он и вынул из рукава янтарные четки. "Клик" – стучали бусины четок у него в пальцах – "клик, клик". – Кое-кто считает, что ты шпион. Они хотят убить тебя.
   Трент поднялся и сел, опершись спиной о столб и вытянув раненую ногу. Темно-карие глаза лидера повстанцев напоминали ему монаха, преподававшего философию в их школе. На своем последнем летнем семестре Трент беседовал с этим монахом по-итальянски по часу трижды в неделю. Эти беседы происходили на террасе; монах наблюдал за ним с нежностью и отчаянием. И теперь, в этой клетке Трент размышлял – знал ли тогда монах, что его ученик уже отмечен секретной службой и что способности к языкам нужны правительству для того, чтобы использовать молодого человека в качестве хорошо обученного убийцы.
   Он показал Измаелу нож, который дал старик.
   – Если бы я был шпионом, ты был бы уже мертв. Если бы я воспользовался радиомаяком, вы все были бы мертвы.
   Измаел кивнул, как бы в ответ на собственные мысли.
   – Именно это я и сказал им. – Бусы четок постукивали у него в руках – он пытался проникнуть в мысли и душу Трента. Ногти его были очень ухоженные, как у многих террористов, которых знал Трент, – террористов, борцов за свободу, палачей. На минуту Трент почувствовал прилив благодарности за то, что ему удалось уйти от всего этого, что миновали годы, когда он служил палачом при судьях, которые вершили суд, считая, что такие обстоятельства, как нищета, предубеждения, превышение власти, не имеют отношения к делу.
   Он улыбнулся Измаелу Мухаммеду и спросил:
   – Буду я жить или умру? Разумеется, в ближайшее время? – добавил он, и один из повстанцев захихикал.
   "Клик" – снова застучали четки, и вождь повстанцев спросил:
   – Скажи мне сначала, случайно ли ты здесь оказался?
   Люди Измаела не поняли этого вопроса, но Трент сразу уловил его смысл. Он не пытался скрыть от Измаела, кем он был и чем занимался. Для него теперь самым важным являлась судьба женщины. И он понимал, что женщина важна ему именно потому, что он ее не знал, потому что действовал так лишь из чувства долга, присущего человеку, которым хотел бы стать.
   – Conflteor omnipotens Deus^[27], – прошептал он, и впервые за все время губы иранского интеллектуала слегка раздвинулись в улыбке. – Я сам по себе, у меня нет ни начальства, ни подчиненных. – И поскольку ему было важно доверие Измаела, добавил:
   – Когда-то было иначе, но теперь это не так.
   – Нет нужды объяснять мне это.
   – Нет, нужно, – возразил Трент. – Как я могу просить тебя о доверии, не объяснив тебе, кто я такой?
   Измаел снова начал перебирать четки:
   – Мануэль Ортега знает, что ты ищешь нас?
   – Это он назвал мне твое имя. Измаел кивнул, как будто сказанное казалось ему вполне естественным и он этого ожидал:
   – Мы учились в одном колледже и были когда-то друзьями, – в его голосе звучал чуть слышный оттенок сожаления по тем, прежним временам. И Трент снова вспомнил монахов и их обет чистоты, нищеты и смирения.
   – Ты можешь не беспокоиться о Маноло, – продолжал Измаел. – Он счел бы нечестным пытаться вытянуть из тебя информацию. Но за его спиной стоят люди из старой гвардии, люди Маркоса, обученные американцами. Вот их-то ты должен остерегаться. Как только закончишь свое дело, немедля уезжай из этой страны. Найдется немало мест, где песчаные пляжи и коралловые рифы не менее красивы, чем у нас, но воды не такие бурные.
   Измаел развернул на песке карту.
   – База пиратов расположена на берегу реки, – сказал он и показал на остров на севере. – Здесь находится вулкан. Когда происходит извержение, лава течет от их деревни на восток. Говорят, в реке водятся крокодилы, а джунгли заминированы и там расставлено множество капканов, так что единственная возможная дорога – вверх по реке, а реку тщательно охраняют.
   – А есть там другие деревни? – спросил Трент. Измаел указал на восток и на запад от устья реки:
   – Маленькие поселки. Их жители, возможно, сотрудничают с пиратами – либо из страха, либо потому, что им платят, но сами они не пираты.
   – Значит, мне нужно двигаться вверх по реке.
   – Да, иначе ты навлечешь опасность на жителей других деревень, – сказал Измаел, довольный тем, что Трент принял такое решение. – Ты, конечно, можешь попытаться, но на успех трудно рассчитывать, даже если бы у тебя обе ноги были здоровыми.
   – Это пустяковая рана. – заметил Трент.
   – Однако она может загноиться, если ты ее запустишь. Тебе ведь придется подниматься по реке ночью.

***

   Отблески извергающегося вулкана вспыхивали оранжевым в ночи, и Лю ощущал сильный запах серы. Он бесшумно плыл к песчаной косе, тянувшейся вдоль устья реки. На пути сюда он оставил десять мертвых тел – девять мужчин и одну женщину. Вот уже пять дней все его мысли были только о девушке. Возможно, что в своей одержимости он даже слегка свихнулся. Во всяком случае, в глазах у него застыло какое-то странное выражение, одновременно отсутствующее и целеустремленное. От палящего солнца кожа его потемнела и приобрела каштановый оттенок. Он питался рыбой, пил воду и молоко кокосовых орехов. Поскольку обычная пища Лю была куда более обильна, он сильно исхудал, и его мускулы выступали под загорелой кожей, как толстые канаты.
   Осторожности ради он оставил свою лодку в миле от острова. От реки до пиратского селения на пять километров тянулись джунгли. До рассвета было девять часов. Лю вооружился двумя ножами баронгами, которые взял у рыбаков, – с острыми, как бритва, лезвиями. А помимо того, его собственные руки и ноги, благодаря обучению опытного инструктора, превратились в смертельное оружие. Когда Лю выходил на берег, в душе его не было ни тени страха, он и не помышлял о собственной безопасности – для него существовала только одна цель: найти внучку сэра Филипа.

***

   В хижину вошли четверо китайцев. Один из них ногой перевернул на спину обнаженное тело девушки. Вонг Фу приказал сломить ее – и они выполнили его приказ: теперь в ней не осталось почти ничего человеческого. Раньше она еще могла что-то произнести сквозь рыдания, но в последние полтора дня совсем умолкла. Изо рта у нее струйками текла слюна, пустые глаза были отмечены знаком смерти, как у рыбы, брошенной на солнце на рыночном прилавке. Ей уже никогда не оправиться, даже после многих лет лечения в лучших санаториях. – такой диагноз поставили четверо китайцев, глядя на результаты своей работы. Они не могли заглянуть в самую глубину ее души и догадаться, что она еще существует.
   Бандиты считали, что сознание девушки уже умерло.
   А Джей в это время представляла себе, как она будет мстить.
   Ей виделось, что соперник ее деда – Вонг Фу – лежит в железном ящике, в крышку которого вделаны острые шипы. Она видела такие гробы в музее, в книге комиксов и в старых фильмах ужасов. Кончиками пальцев Джей поворачивает колесико, при помощи которого крышка ящика поднимается или опускается на тысячные доли миллиметра. Шипы касаются тела Вонг Фу, и она видит, как его кожа натягивается в тех местах, куда вонзаются шипы. Ей нет нужды торопиться – она улыбается, глядя ему в глаза, и облизывает губы, когда он начинает кричать от боли.

***

   А в это время Вонг Фу лежал в своем черном кожаном кресле неподвижно, как крокодил на песчаной отмели. Исчезновение британского яхтсмена взбесило его, но теперь он успокоился и с улыбкой слушал в наушниках, как спорят члены "детского сада" сэра Филипа в конференц-зале Дома Ли. Слышимость была отличная. Американец Тимми Браун превосходно управился со своей аппаратурой. Главный военный специалист Вонг Фу настаивал на том, чтобы американец был убит сразу после того, как выполнит задание. Но Вонг Фу предпочитал дождаться полной победы и тогда выдать его Дому Ли, как намеревался выдавать всех людей Ли, ставших предателями. Пусть Ли сам расправляется с ними. И пусть спесивый старик познает в полной мере боль предательства и потери лица.
   В отсутствие сэра Филипа разногласия и неуверенность в конференц-зале явно нарастали. Первым, похоже, будет немец Бекенберг. Жадность и стремление к власти приведут его в лагерь Фу. В голосе женщины-китаянки Вонг Фу расслышал нотки страха – она боится, как бы падение старика Ли не потянуло за собой и ее. Ее дядя Чинь руководит у Ли отделом судоходства. Он, вероятно, рассказал ей о похищении девушки.
   Девушка…

***

   Она смутно почувствовала, что где-то на отдаленном участке ее тела копошится один из китайцев, и в ее воображении сладостная картина пыток Вонг Фу сменилась картиной смерти ее похитителей. Все они должны умереть. Она представила себе, как их кровь течет по полу – горячая, густая кровь, а она с наслаждением вдыхает ее запах и купается в ней, как если бы это были самые роскошные шелковые простыни.
   Наслаждаясь картиной мести, она вдруг почувствовала, что более не ощущает тяжести китайца на своем теле. И тут Джей увидела – далеко, как в перевернутом бинокле – Лю, второго помощника с "Цай Джена". Лю стоял у входа в хижину, и его фигура, вырисовывавшаяся на фоне бледного рассвета, казалась очень высокой. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки, и она отчетливо видела вздувшиеся бугры мускулов его рук, ног и плеч. Он держал обеими руками нож с лезвиями в форме листа. С лезвия стекала кровь, брызги которой окропили его тело, уже и без того грязное и блестевшее от пота.
   Наконец-то настал час отмщения! Она глубоко вдохнула запах мести. Лю улыбнулся, его зубы блеснули. Он стоял над ней, расставив ноги по обе стороны ее груди. Его мускулы напряглись – он высоко поднял нож. Кровь капала с лезвия прямо ей на лицо. Она смотрела ему в глаза и не видела в них ничего, кроме собственного отражения.
   Она видела за спиной у Лю бледную фигуру своего деда в сером костюме. А за дедом стоял дядя Роберт. Дальше, возле стены, ей чудилась бабушка, которая рыдала, ломая руки, и причитала. Она же говорила Джей, что та плохо кончит. Разве бабушка не предупреждала, что нужно должным образом одеваться, что можно выходить только с теми мужчинами, которых она называла, что никогда нельзя оставаться с ними наедине после шести часов вечера. И вот девушка лежит голая на полу, испоганенная и использованная как потаскуха людьми Вонг Фу. Иначе это и не могло кончиться.
   Нож сверкнул в воздухе.
   Но вдруг Лю исчез.
   Она услышала, как лезвие его ножа ударилось о стену хижины. В свой перевернутый бинокль Джей увидела стоящего поодаль главаря китайцев. Он держал в руках дубину и улыбался.
   – Мы не можем позволить, чтобы вас убили, леди Ли. Вонг Фу был бы очень рассержен.
   Она зарыдала и стала быстро-быстро, как краб, уползать обратно в ту нору своего сознания, где чувствовала себя в безопасности, где могла ждать, пока не наступит ее час. Но теперь в ее списке мести появились новые лица – те, для кого она готовит огонь отмщения, огонь, который в один прекрасный день поглотит их, и ее месть, как расплавленное золото, потечет и наполнит чашу, польется через край. "Только медленно, – подумала она, – они должны мучиться долго". Она будет смаковать их агонию, как ее дядя в своем поместье во Франции смакует вино: пьет маленькими глотками и, пригубив, долго наслаждается его вкусом, а в конце концов сплевывает на землю. Они заботятся о том, как бы не потерять свое драгоценное лицо. Да, но какое лицо будет у нее, когда придет пора наслаждаться их медленной смертью.

Глава 12

   На расстоянии мили к югу от песчаной косы, преграждавшей прямой подход к устью реки, лежал крошечный коралловый атолл. Под покровом темноты Трент пристал к этому островку и вытащил доску для серфинга на берег. Вулкан, извергавший фонтаны золотого и красного пламени на фоне ночного неба, служил ориентиром, указывавшим местоположение опорного пункта пиратов. Поток расплавленной лавы стекал с вершины по восточному склону горы. Во влажном воздухе ощущался удушливый запах серы.
   Наступил рассвет, и Трент стал осматривать берег в бинокль. На песчаной косе ряды пальм гнулись под напором ветра. По ту сторону косы находилось устье реки. Берега ее были покрыты густыми зарослями джунглей. Вдали виднелись скалистая вершина и вулкан. Ветер уносил дым с вершины вулкана, и каждые десять – пятнадцать минут очередной выброс озарял небо.
   Вскоре после рассвета с юга появилась серая бас-лига под парусом. Судно завернуло за косу, и ее мачта долго двигалась над деревьями, пока не повернула вверх по реке и не скрылась в джунглях. Дальше к западу несколько маленьких каноэ шли под парусами при легком бризе. Стало светлее, и Трент разглядел на темно-зеленом фоне джунглей очертания дюжины хижин на сваях. За изгибом береговой полосы не было видно селения, расположенного к востоку от устья реки, но, когда солнце поднялось из океана, полдюжины рыболовецких баслиг вышли оттуда в море.
   Трент не мог ничего предпринимать, пока не стемнеет. Прилив этой ночью начнется в 21.00.
   Значительную часть своей жизни Трент провел в ожидании. Ему приходилось ждать повсюду – и на тропах в джунглях, и в изгибах вади^[28] в пустыне, и в тени ворот на арабских базарах, и укрывшись за каменной стеной, разделяющей зеленые луга на холмах Ирландии. Только раньше он всегда ожидал приказа, а его цели и задачи определялись поворотами правительственной политики. Но результаты применения профессионального искусства со временем начали все больше отпугивать его. Наконец настал момент, когда он больше не мог продолжать это дело, даже при новом руководстве.
   Солнце поднялось уже высоко, и в его лучах стали теряться краски джунглей. Яркие блики играли на воде, и рыбацкие лодки на востоке как будто парили над серым зеркалом. Ветер стих. В тяжелом, горячем, неподвижном воздухе дым из кратера поднимался вертикально вверх. Отсутствие птиц в выцветшем небе и фантастический вид лодок, парящих над поверхностью моря, создавали иллюзию остановившегося времени.
   Затем над водой вдруг разнесся басовитый кашель вулкана. И, как будто пробужденный им, пронесся первый порыв ветра. Трент обернулся в сторону моря и увидел низко над горизонтом серую полосу вздымающихся волн. Маленькие каноэ и рыболовецкие баслиги торопливо плыли к берегу. Полоса коралловых рифов, загораживающих расположенную на западе деревню, стала белой от пенистых валов.
   Гнетущая жара, видно, задержала наступление бури. Лишь к вечеру гряда облаков, пройдя над островами, направилась на юг и распространилась над морем. Ветер усилился, и в воздухе запахло дождем. А затем над морем опустился серебряный занавес, подсвеченный золотом заката. Дождь слегка вспенивал поверхность моря, и казалось, нижняя кромка этого занавеса отделана белыми кружевами. По мере того как усиливалось волнение в море, белые гребни вздымались за спиной у Трента, неслись вперед и обрушивались на песчаную косу.
   Трент спустил свою доску на воду и при попутном ветре поплыл под прикрытием полосы рифов. Невидимый в сумерках, окутанный пеленой дождя, он мчался по узкому проходу между камнями, крепко держа в руке шкот паруса, туго натянутого сильным ветром. Удары волн, пенившихся под легкой доской, сотрясали руль. Румпель дрожал у него под рукой. Струи дождя били по плечам и заливали глаза.
   Он направился к песчаной косе, и пенистый гребень волны вынес его на берег. Сняв мачту и свернув парус, он затащил доску на прибрежную полосу. Затем, распластавшись на животе, спрятался среди пальм, оглядел поверхность воды. Река не была видна за завесой дождя, и даже рощи деревьев казались лишь волнистой линией, чуть проглядывавшей в глубокой тени острова, а вулкан вообще бесследно исчез во мгле. В сгущающихся сумерках сверкнула молния, спустя несколько секунд над косой прогремел гром. Шквальный ветер обрушился на деревья.
   Дождь барабанил по песку, и узор, образуемый падающими каплями, все время менялся. Вдали на склонах вулкана собирались сотни ручейков, которые затем стекали на скалу, и оттуда – в быстро набухавшую реку.
   В течение ближайшего часа должен начаться прилив, который перегородит течение реки, и вода начнет заливать джунгли. Если такая погода продержится, он сможет пробраться незамеченным под завесой дождя, а ветер поможет ему подняться по реке – всего пять километров до деревни пиратов. Пираты могли протянуть через реку канаты или провода, которые сигнализировали бы о приближении лодки. Но в любом случае ему не придется нырять – поэтому он вытащил тяжелый аппарат для подводного плавания и зарыл его у подножия дерева. В воде плавала полоса водорослей, оставшихся от предыдущего прилива. На обращенной к берегу стороне песчаной косы вода продолжала подниматься. Буря не унималась, и, хотя ливень стих, звезды были закрыты тучами. Слабо светившийся среди туч багровый огонек указывал на положение макушки вулкана.