Самое поразительное, что и во время демонстрации голос продолжал говорить.
   – Мы предпочитаем хранить эту информацию в тайне. В каждой расе, возвышению которой мы способствовали, имеются двойники высоких должностных лиц – наподобие адмиралов Ри и Макле-од, – и они добились принятия законов, предотвращающих утечку этой информации. Так, компьютеры всех космических кораблей Технократии запрограммированы держаться подальше от любого солнца… якобы из соображений безопасности.
   – Вот оно что… – протянула Фестина. – Если кто-то вдруг захочет приблизиться к солнцу, корабельный компьютер не допустит этого. Просто, но элегантно.
   – И тем не менее, – вмешалась в разговор я, – «Звездная кусака» влетела в солнце. Она не хотела меня слушаться, но все же подчинилась.
   Туман над головой Иммы ярко вспыхнул и издал резкий шипящий звук. Это мало походило на речь… по-видимому, Имма так вскипела от гнева, что нанопереводчики просто охватило огнем. Шипение, однако, быстро смолкло, и туманный шар пробормотал:
   – Не следовало давать дивианам живые корабли.
   – Это было органично для их культуры, – сказал Эстикус. – Это то, к чему они привыкли. Они чрезвычайно подозрительно относились к кораблям, состоящим из неорганических компонентов.
   – Знаю! – рявкнула Имма, и ее шар снова зашипел. – И все равно не следовало так рисковать. В тот момент, когда первая заретта попала в руки дивиан, мы утратили над живыми кораблями контроль. Заретты не строят, их разводят; и на процесс размножения неизбежно начинают влиять случайные факторы. Первые подаренные нами заретты никогда в жизни не приблизились бы к солнцу; мы сознательно развили в них фобию к светилу. Однако в каждом последующем поколении появлялись экземпляры, которые боялись чуть меньше, чем их родители. Запреты не наследуются, в особенности когда они кажутся необоснованными. Сейчас половину ныне живущих заретт можно заставить проникнуть в звезду, нужно лишь хорошенько прикрикнуть на них. К счастью для нас, до сих пор никто не упорствовал, добиваясь этого.
   – До меня, – с гордостью напомнила я.
   Имма не отвечала… но ее шар-переводчик снова сердито зашипел.
   – Зачем вам это? – спросила Фестина. – К чему было создавать столь сложное хитросплетение лжи вокруг ограничений полей ССС?
   – Чтобы замедлить ваше развитие, – ответил Эстикус. – Чтобы сохранялась уверенность, что ни одна низшая раса не обладает кораблями быстрее наших.
   – Не сомневаюсь, сейчас вы уже понимаете, – добавила Имма, – что все наши действия нацелены на то, чтобы ослабить вас. Мы вступаем в контакт с миром, когда он готов выйти в космос; предлагаем его обитателям новую технологию и внушающие доверие, но обладающие тем или иным дефектом модели – с целью помешать расе сделать открытия, которые в противном случае она рано или поздно сделала бы сама. – Шар над головой Иммы раскололся на две полусферы с небольшой брешью между ними. – Мы создаем разрыв в научном развитии расы. Дарим устройства, принципа действия которых они не понимают и никогда не поймут, потому что за ненадобностью перестали заниматься научными разработками.
   – И, конечно, во всех властных структурах есть ваши агенты-роботы, – не выдержала Фестина. – Они следят за тем, чтобы никто не занимался научными разработками.
   – Совершенно верно. – Шар над Иммой снова воссоединился. – Двойники адмиралов контролируют практически все средства, выделяемые в вашем секторе на научные исследования. Если кто-то углубляется в тематику, которая для нас нежелательна, его тут же перебрасывают на другой проект. – Часть туманного шара отделилась от основной массы. – Если это не помогает – ученых часто бывает нелегко увести в сторону от интересующей их проблемы, – мы предпринимаем определенные шаги с целью избавиться от… раздражающего элемента. – Из шара вырвалась туманная прядь, нанесла удар по отделившемуся прежде клочку и утащила его обратно, словно лягушка, заглатывающая муху. – Надоедливый и чересчур проницательный ученый просто исчезает и доживает свой век в комфортабельном месте заключения на этом самом корабле; точно таком, в каком вскоре окажетесь и вы.
   – Хорошенько подумайте. – Фестина вскинула дуло станнера.
   Имма снова издала скрежещущий звук; на этот раз он определенно напоминал смех.
   – Этот пистолет ты забрала у наших роботов. Неужели всерьез веришь, что мы снабдили бы их оружием, способным поразить нас?
   – Почему бы и нет? Дело в том, что при всей вашей фантастической технологии вы не кажетесь слишком сообразительными.
   – Это правда, – прошептал Эстикус.
   Имма снова подтолкнула его бедром, на этот раз не предпринимая никаких усилий, чтобы скрыть это. Кроме того, она издала шипящий звук и защелкала мандибулами. Безо всякого перевода было ясно, что все это представляет собой шадиллский вариант реакции типа «Заткнись, идиот!»
   – Теперь послушайте меня, – начала моя подруга. – Мне кажется, пять тысяч лет назад ваши люди были замечательными учеными; они построили и этот корабль, и многое другое, не менее удивительное. Где-то на пути своего развития вы разработали способ перехода к более высокой стадии существования… ради невероятного расширения своих умственных возможностей, даже если в результате вы превращаетесь в огромные капли пурпурного желе. – Она бросила взгляд на фонтан. – Как эта жидкость называется?
   Последовала пауза. Шары над головами «жуков» потускнели, как будто шадиллы пытались «переварить» какую-то трудную для понимания концепцию и использовали даже те резервы энергии, которые требовались для перевода. В конце концов шар над головой Эстикуса негромко произнес:
   – Кровавый мед.
   И тут же оба говорящих шара снова замерцали, как прежде… или, может, даже чуть ярче, явно очень довольные тем, что сумели придумать элегантный – с их точки зрения – перевод подлинного шадиллского названия.
   – Кровавый мед, – повторила Фестина. – Неплохо. Как бы то ни было, вы построили фонтаны с этим медом, предназначенные для того, чтобы все сразу могли перешагнуть за грань, за которой начинается существование высшего порядка. Готовясь к превращению в желе, вы тщательно подчистили миры, где жили. Единственная проблема состояла в том, что не всем нравилась идея стать пурпурной субстанцией. Видимо, некоторых эта перспектива ужасно пугала. Поэтому когда все отправились к чашам фонтанов, небольшая группка дала стрекача. Вы смылись на этом корабле – и с тех пор так и бегаете.
   – Ты имеешь в виду, – спросила я, – что эти шадиллы струсили? Все остальные прошли через процедуру «божественного восхождения», а эти в страхе отказались от нее?
   Я с презрением посмотрела на «жуков»… и тут до меня дошло, почему Эстикус сказал, что они называют себя тахпо; безусловно, он вкладывал в это слово значение «отбросы».
   – Сколько вас осталось? – спросила Фестина. – Сотни? Тысячи? Миллионы? Или, может, только у вас двоих не хватило мужества измениться?
   Имма не отвечала, просто опустила голову, глядя в пол. Мандибулы не двигались, словно ее парализовал стыд. Когда в конце концов заговорил Эстикус, его туманный шар выглядел тусклым и увядшим.
   – Раньше были другие. Множество других. Это нелегко – решиться совершить переход к иной форме, даже если уверен, что это… расширит твои горизонты. – Большие коричневые веки прикрыли его глаза. – Когда-то на судне было полно тахпо. Мы говорили, что на нашу долю выпало удивительное приключение… последнее для представителей великой расы… единственный отважный корабль против враждебной галактики. Да, величайшее, достойнейшее приключение… и мы разработали план; все были согласны, что без его осуществления нам не выжить. Будем продвигать низшие расы прежде, чем они догонят нас. Чтобы действовать как-то иначе, нас было слишком мало; диверсия – вот единственная наша защита. Все были согласны. Мы… – Внезапно мандибулы Эстикуса плотно сжались и замерли в таком положении; потом они разъединились снова – вялые, неподвижные. – Да, мы все были согласны. Однако на протяжении долгих, долгих лет наше сообщество постепенно уменьшалось. У них хватало мужества измениться… хотя, может, это было не мужество, а отчаяние. Отчаяние из-за того, во что превратилась наша жизнь. – Эстикус вздохнул. – Мы все больше теряли жизненные силы и уставали – в точности, как те расы, которые разрушали. И все понимали это. Столетия проходили, и наши товарищи прислушивались к голосам… тех, кто изменился. – Чужак помолчал. – Они все время разговаривают с нами. Или, по крайней мере, раньше делали это; я не слышал их уже несколько лет. Однако, когда нас было больше, измененные сородичи нашептывали, какой мудрой жизнью живут со времени трансформации… и другие тахпо капитулировали. Вдруг выяснялось, что исчез один из нас; мы приходили в этот зал и обнаруживали, что фонтан снова самодовольно журчит.
   Он открыл глаза и посмотрел на свою супругу.
   – После этого Имма отключала поток кровавого меда, и фонтан пересыхал… но в конце концов чаша снова оказывалась полна, и еще один из нас уходил. До тех пор, пока…
   Голос Эстикуса сошел на нет.
   – … пока вы не остались вдвоем, – закончила за него Фестина. – Правильно?
   – Да, – прошептал Эстикус. – Мы – самые большие трусы среди представителей своей расы.
   Он снова закрыл глаза. Шадиллы замерли, в молчании прижимаясь друг к другу.

ЭФФЕКТ КРОВАВОГО МЕДА

   Это продолжалось не слишком долго. Внезапно Имма подняла голову и злобно посмотрела на нас, яростно щелкая мандибулами.
   – Ну вот! – заявила она. – Теперь вы знаете, какими жалкими созданиями мы являемся. Не сомневаюсь, вы вдоволь посмеетесь над этим… как только окажетесь в своей камере.
   – Мне не нравится идея заключения, – сказала я. – Это нечестно… тем более, что лично я уже сыта по горло вашей жестокостью. По вашей милости я обладаю мозгом, который способен устать! Вы сделали всех наших людей такими! И теперь вы безжалостно преследуете меня безо всякого повода.
   – Почему же? Повод есть, – ответил Эстикус. – Не уверен, что тебе это понравится…
   Он повернулся к Имме с выражением, которое я расценила бы как… умоляющее. В ответ она заворчала, как если бы вовсе не хотела пускаться в объяснения; но, взглянув в лицо Эстикусу, смягчилась.
   – Когда мы забрали с Новой Земли роботов, которыми заменили Ри и Маклеод, они сообщили, что четыре года назад на Мелаквине погибла какая-то женщина. – Туманный шар над головой Иммы переформировался в стрелу, указывающую в моем направлении. – Ваши люди умирают редко… и мы решили, что стоит использовать твой труп.
   – Для чего? – требовательно спросила я.
   – Для эксперимента. Чтобы посмотреть… – Имма перевела взгляд на фонтан, чаша которого уже была почти полна. – Прошли столетия с тех пор, как он в последний раз работал, – когда наш последний товарищ принял решение измениться. Мы не знаем, по-прежнему ли могуществен кровавый мед.
   – Конечно, по-прежнему, – проворчала я. – Это можно очень просто проверить. – Я взмахнула рукой в сторону чаши. – Я бросила туда мини-перец… и, смотрите, он превратился в желе.
   – То, что ты называешь «превращением в желе», – только первая часть трансформации, – ответила Имма. – Самая легкая часть – разрушение внешней структуры клеток с целью обнажения внутренних ДНК. Вторая часть состоит в превращении этих ДНК в нечто другое, наделенное расширенным сознанием.
   – Процесс сложный, – вклинился в разговор Эстикус. – Он должен сохранять существующие нервные связи в мозгу с целью не допустить разрушения исходной личности и одновременно в определенной последовательности перестраивать геном… – Его говорящий шар превратился в некоторое подобие изогнутой лестницы, но тут же вернулся к прежнему состоянию. Видимо, Эстикус решил, что не стоит тратить силы на создание соответствующего визуального эффекта. – Это очень сложно, – застенчиво закончил он.
   – А при чем тут Весло? – спросила Фестина.
   – Мы хотели положить ее тело в фонтан, – ответила Имма. – Использовать живого человека было бы слишком рискованно: прошло уже много времени с тех пор, как кровавый мед применялся на практике, и Лига Наций могла осудить нас за то, что мы подвергаем опасности разумное существо. С трупом же никаких проблем не было. Мы положили бы Весло в фонтан, а потом посмотрели бы, претерпели ли ее клетки желанную трансформацию. – Она бросила быстрый взгляд на мужа. – Просто из любопытства. Чтобы проверить, действует ли еще кровавый мед.
   – Да, просто чтобы проверить, – подтвердил ее слова Эстикус. – Просто занять свое время.
   – Но чем стала бы Весло? – продолжала допытываться Фестина. – У меня создалось впечатление, будто эта трансформация предназначена только для представителей вашей расы. Любое другое существо просто превратится в пурпурное желе, но собраться во что-то новое не сможет.
   – Конечно, – ответила Имма, как бы подтверждая очевидную для всех истину. – Но Весло тоже представитель нашей расы. Неужели вы этого еще не поняли?

САМЫЕ ТУПЫЕ СОЗДАНИЯ ВО ВСЕЛЕННОЙ

   – Я не какой-нибудь мерзкий шадилл! – воскликнула я. – Ни чуточки!
   – Шадилл, шадилл! – Говорящий облачный шар Эстикуса слегка вытянулся в мою сторону. – Твой геном на 99, 999 процента такой же, как у нас.
   – Разница между тобой и нами не больше, чем между твоими товарищами фрипом и туе-туе, стоящими в нашем коридоре, – пояснила Ихмма. – Или между женщинами-зареттами, большими, шарообразными, и их мужчинами, гораздо меньше размером и похожими на облако. Внешний облик имеет мало значения по сравнению с хромосомами и цитоплазмой. Ваша раса вылеплена по нашему образцу.
   – Но я из прекрасного стекла! Никакой шерсти! У меня пять пальцев, нет когтей… и хвоста… и рта с этими клацающими…
   – Пустяки, – заявила Имма. На мгновенье ее шар-переводчик превратился во что-то похожее на меня – высокая, человекообразная фигура, – а потом тут же «потек» и принял форму более коренастого «жука». – Внутри у тебя те же органы, позволяющие долгое время прожить без еды, та же клеточная структура, предотвращающая старение, те же защитные системы, практически обеспечивающие невозможность тебя убить. Мы прожили больше пяти тысяч лет. Твои соотечественники способны прожить столько же.
   – На что нам эти пять тысяч лет, если у нас устают мозги? – взорвалась я. – Вот еще одна разница между вами и мной.
   – Это было необходимо, – ответил Эстикус, – чтобы вы не…
   Его золотистый шар распался на множество отдельных прядей, окружающих два небольших комка: надо полагать, таким образом он изображал мой народ и этих двух шадиллов.
   – Нам хотелось иметь детей, – продолжал Эстикус, – но что-то изменилось в нас, и мы не могли… это не получалось естественным путем. К счастью для нас, этот корабль предназначался для колонизации других планет и на нем сохранился запас замороженных оплодотворенных яйцеклеток. Мы чуть-чуть подправили в них ДНК, чтобы создать человекоподобную расу, и… Вы действительно похожи на нас, Весло, несмотря на все внешние различия.
   Мне по-прежнему не верилось, что это правда, но Фестина задумчиво кивнула и негромко сказала:
   – Если мы выберемся из этой заварухи, Весло, я покажу тебе изображения чау-чау и ирландского волкодава; они, несомненно, принадлежат к одному и тому же виду, но внешне отличаются, как день и ночь. По внешнему облику нельзя судить о клеточной структуре. – Она бросила внимательный взгляд на шадиллов. – Значит, вам понадобился труп Весла, чтобы проверить действенность кровавого меда. Из простого любопытства. У вас и в мыслях не было сделать решающий шаг.
   Эстикус перевел взгляд на Имму; она уставилась на него. Они замерли на долгое мгновенье… и хотя выглядели они как противные, покрытые шерстью жуки, перед моим внутренним взором возник образ влюбленных, о которых я читала, ставших жертвой трагического недопонимания: когда каждый горячо желает чего-то, но думает, что другой этого не хочет, и потому оба твердят:
   – Нет, нет, я не хочу этого.
   «Глупцы! – подумала я. – Они оба жаждут трансформации, но боятся признаться в этом». Я прочла это в их глазах – как будто какая-то глубоко запрятанная шадиллская часть меня инстинктивно понимала, что означает выражение их выпученных глаз. Наверно, когда-то Эстикус и Имма действительно боялись погружения в фонтан, однако теперь они страстно желали этого. Даже если в результате им грозила смерть, они жаждали освобождения… но каждый сдерживал себя – ради другого.
   – Что за нелепость! – воскликнула я. – Разве вы оба втайне не мечтаете превратиться в желе? Уверена, это желание мучает вас уже не один год. Но, думая, что другой боится, вы молчите о своих переживаниях – из опасения огорчить супруга. Разве не так? Без толку таитесь друг от друга вот уже пять тысяч лет, потому что вы – самые тупые создания во вселенной. – Я указала на наполненный кровавым медом фонтан. – Пожалуйста, нырните туда прямо сейчас и уйдите из нашей жизни.
   Тахпо, или шадиллы, или фуентес (как вам угодно) таращились на меня добрых пять секунд, а потом снова уставились друг на друга, медленно двигая мандибулами. Эстикус шептал что-то – по-настоящему шептал, ртом, не через облачный шар над головой. Имма отвечала ему. Застыв нос к носу, держась за руки и сплетя лопатообразные хвосты, они шептались, шептались…
   Фестина наклонилась ко мне.
   – Если они и впрямь просто сдерживали себя ради друг друга… это так чертовски сентиментально, что меня вот-вот вырвет.
   – Это не сентиментально, это просто нелепо, – ответила я. – Во вселенной полно нелепых созданий. Кроме того, эти двое заявляют, что принадлежат к тому же виду, что и я… а мне вскоре предстоит стать жертвой усталости мозга. Может, у шадиллов мозги тоже устают, в особенности после того как проработали пять тысяч лет. Или они не впадают в спячку, просто приходят в такое состояние, когда плохо соображают.
   – Не исключено. – Фестина не спускала взгляда с супругов. – Это будет потрясающе – если они все же решат нырнуть в кровавый мед. Вряд ли чужаки будут представлять для нас угрозу в форме желе – уровень развития желеподобных столь высок, что им нечего опасаться ни людей, ни кого-либо еще. Немного везения, и мы получим свободу; если уж на то пошло, они даже могут подарить нам этот корабль. Им он станет без надобности.
   – Ты имеешь в виду, что они скажут: «Теперь мы видим свет», и все неприятности на этом закончатся? Никому даже не придется разбивать нос?
   Фестина ткнула пальцем в мою куртку.
   – Теперь ты разведчик, Весло. Идеальный исход любой разведывательной операции – выбраться из нее целым и невредимым; не врезать противнику по заднице, не вынудить его позвать на помощь дядю. Не знаю, случалось ли кому-то из разведчиков встречаться с чужаками, которые сказали бы: «Простите, но больше мы вам не причиним никакого беспокойства… и, между прочим, вот вам ключи от нашего космического корабля». Но, Богом клянусь, каждый разведчик молится, чтобы все произошло именно так скучно. Когда скучно, это хорошо. Когда скучно, это значит, что ты переживешь еще один день.
   – Но они же ужасные негодяи! – прошептала я. – С виду вроде бы просто глупые жуки, а на деле они и их сородичи создали хаос по всей галактике. Что они сотвори\и с моим народом? С твоим? С дивианами, кашлингами и остальными, кого они «одарили»? Много лет назад кашлинги были разумными существами, а теперь стали тщеславными и несносными: разве это не результат деяний шадиллов? И по словам Иммы, они делали это сознательно! Стремились к тому, чтобы кашлинги стали глупыми и ни на что не годными. Из чистого эгоизма вроде бы безвредные с виду жуки превратили миллиарды живых существ в посмешище.
   – Думаешь, я не понимаю этого? – ответила Фестина. – Думаешь, я не понимаю, как изменились люди и все остальные? Черт, Весло, homo sapiens всего лишь пародия на то, кем они были когда-то; проклятая Технократия обленилась, отупела и насквозь изъедена порчей – и все благодаря кучке мохнатых уродов, которым плевать, какие беды они причиняют, если это позволяет не принимать так пугающего их решения. Чтобы ты знала, я просто дрожу от ярости, Весло, просто злюсь как черт. С радостью оторвала бы мандибулы и запихнула им в глотки. Однако месть – не мое дело; как всегда, я просто стараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы выпутаться из очередной паршивой ситуации. Поэтому давай стиснем зубы, забудем, что тахпо изуродовали больше разумных созданий, чем кто-либо другой в истории, и скрестим пальцы, чтобы эти двое просто взяли и вышли из игры. Когда их не станет, когда мы окажемся в безопасности… вот тогда и посмотрим, можно ли как-то исправить причиненный этими ублюдками вред.
   Нет, мне этот план был не по душе: позволить злодеям перейти на высшую ступень развития после всех безобразий, которые они натворили. Однако времени на разработку альтернативной стратегии не было, потому что как раз в этот момент Имма и Эстикус обернулись к нам. Физиономии у них, конечно, ничуть не изменились к лучшему… и все же сейчас мандибулы двигались не с такой яростью; казалось, владевшее шадиллами внутреннее напряжение разрядилось.
   – Ты права, – сказала Имма. – Мы оба… Мы оба говорили неправду ради друг друга. Все это время… – она издала горлом скрежещущий звук. – Больше никаких проволочек с трансформацией.
   – Чертовски рада за вас, – ответила Фестина. – Только прежде чем вы превратитесь в желе, пожалуйста, отпустите наши корабли… или, даже еще лучше, велите вашим компьютерам исполнять наши приказы…
   – Сначала мы должны убедиться, – прервала ее Имма, – что кровавый мед по-прежнему эффективен. Уже столетия прошли со времени его последнего использования, и некоторые корабельные системы работают из рук вон плохо просто по причине изношенности. Следовательно, необходим эксперимент.
   Она вперила взгляд в меня.
   – О-о! – Фестина тоже повернулась ко мне.
   – Что? – спросила я. – Какой эксперимент? О-о!
   До меня дошло.

ПРИРОДА ТРУСОСТИ

   – Фонтан не должен причинить тебе вреда, – нервно изгибая хвост, заговорил Эстикус. – Мы по возможности тщательно произвели анализ кровавого меда. По нашему убеждению, с ним все в порядке; мы просто хотим быть уверены.
   – Но я не желаю превращаться в желе! Тем более – пурпурное! Мне не нравится этот цвет!
   – Если все пройдет как надо, – сказала Имма, – ты станешь обладать могуществом и интеллектом, которые тебе и не снились. Высшего порядка, понимаешь?
   – Но я же стану желе! Не хочу я быть желе, какие бы качества это ни сулило!
   Имма сделала шаг в мою сторону, впервые оборвав прямой физический контакт с Эстикусом.
   – Разве не ты называла нас трусами за отказ от трансформации?
   – Вы были трусами! – закричала я. – Вы и сейчас трусы… если не в состоянии набраться мужества без того, чтобы послать меня вперед.
   – Ладно, – Имма сделала еще шаг ко мне. – Мы трусы. Мы уже тысячи лет воспринимаем себя именно так – самые трусливые отбросы некогда великой расы. И теперь мы хотим совершить последний трусливый поступок.
   Последовал новый шаг в мою сторону. Фестина метнулась вперед и заняла позицию между нами.
   – Подумайте хорошенько, – обратилась она к Имме, не обращая внимания на щелкающие почти у самого лица мандибулы. – Если вы бросите Весло в фонтан и она погибнет, Лига будет считать вас убийцами. Вы же сами сказали, что опыты на живых – это слишком рискованно.
   – В данной ситуации, – Ответила Имма, – я готова рискнуть.
   – Тем более, что никакого риска на самом деле нет, – Эстикус торопливо подошел к жене. – Мы сделали все возможные проверки – с медом все в порядке. А раз мы предприняли все усилия, чтобы с Весло ничего плохого не случилось, то не несем никакой ответственности в случае, если что-то пойдет не так. – Он неуверенно потянулся к моей руке. – Ты превратишься в нечто необыкновенное. Уверяю тебя.
   Я резко отшатнулась от него.
   – Не вижу ничего необыкновенного в желе.
   – Но это излечит усталость твоего мозга, – заявила Имма.
   Внезапно весь мир, казалось, охватила тишина. Фонтан продолжал журчать, шадиллы щелкали мандибулами, Фестина еле слышно дышала… но все эти звуки как бы отдалились.
   – Излечит мой мозг? – очень тихо спросила я.
   – Да, – говорящий шар Иммы потянулся ко мне. – Мед наладит клеточную деятельность, подправит ДНК… в особенности в том, что касается умственных способностей. Невероятно увеличивая твою интеллектуальную мощь, в процессе перестройки он скорректирует генетическую блокировку, которая делает твой мозг усталым.
   – Да-да, это правда, – с энтузиазмом подхватил Эстикус. – Мы уже… ну… ты не первая из жителей Мелаквина, кто прошел через эту проверку. В самом начале, когда мы были уверены, что с кровавым медом все в порядке, мы… мы захватили одного из ваших людей и… позже он благодарил нас, правда, правда! Он поблагодарил нас, а потом простым усилием воли телепортировался отсюда. Тебе нечего бояться, ты только выиграешь.
   Я взглянула на фонтан, куда по-прежнему медленно стекал мед. Поверхность жидкости выглядела ровной, точно темно-красное зеркало.