– Ну, если это так, я смогу, по крайней мере, использовать кашлингов для того, чтобы «починить» свой собственный народ. Для начала.
   Я отступила в сторону, чтобы иметь возможность лучше видеть корабль-«вязанку». Он полетит с нами к Мелаквину и вместе с ним, естественно, фонтан с кровавым медом. Никто не знает точно, сможет ли на самом деле мед пробудить к жизни миллионы спящих на моей родной планете людей с усталыми мозгами; не исключено, что он оказывает благотворное воздействие только на меня, потому что четыре года назад Поллисанд в процессе оживления сделал со мной что-то особенное. Тем не менее я надеюсь. Очень надеюсь. Я поведу своих последователей-кашлингов к поверхности Мелаквина с бутылками, полными кровавого меда, а затем мы войдем в каждую Башню предков, где бы она ни находилась.
   Пурпурный мазок на щеку – и, возможно, мой мир снова оживет.
   Мысли Фестины, видимо, приняли то же самое направление, потому что она не сводила взгляда с моей щеки.
   – Ты уверена, что кровавый мед и в самом деле лекарство? – спросила она.
   – Доктор Хавел обследовал меня и говорит, что сейчас в моем мозгу идут приторможенные раньше естественные процессы: мозг освобождается от связей, возникших в период детства, и я становлюсь взрослой. Меня не слишком радует перспектива перестать быть тем, кем я всегда была – а я была прекрасным созданием, даже если ты считала меня ребячливой, – но доктор уверяет, что без процесса взросления преодолеть умственный застой невозможно. Очень надеюсь, что тот же самый процесс выведет из ступора и остальных наших людей.
   – И все, что от тебя требуется, – пробормотала Фестина, – это изуродовать каждого из них…
   – Это не уродство! – прервала я ее. – Просто прекрасная и одновременно целебная метка.
   – И ты чувствуешь себя хорошо? Ты не ощущаешь?.. Ну, не знаю. Может, на самом деле это плохо для тебя. Может, пятно медленно подчиняет себе твой мозг или что-то в этом роде.
   – С моим мозгом все прекрасно, – ответила я. – С тех пор как Поллисанд сделал это со мной, не было ни одного инцидента, свидетельствующего об усталости. К примеру, ты, наверно, заметила – я не устраиваю сцен из-за того, что ты снова покидаешь меня; теперь я в состоянии справиться с одиночеством.
   Фестина задумчиво посмотрела на меня.
   – Теперь ты в состоянии даже шутить по этому поводу. – Она улыбнулась. – Я думаю, Весло, из тебя получится очень интересная женщина.
   Не знаю, кто из нас первым раскрыл другому объятия; не имеет значения, поскольку я очень хотела, чтобы это произошло. И, обнимая свою дорогую подругу, я не испытывала робости, не чувствовала себя глупой – хотя бы самую малую миллисекунду.

Послесловие
ОТ ФЕСТИНЫ РАМОС

   Я встретила Весло у залитого лунным светом озера, поздним вечером того дня, когда убила своего лучшего друга. Она была высокая, грустная и невероятно прекрасная: словно статуэтка в стиле ар деко, отлитая из чистейшего стекла.
   Да, это так: она оказалась сделана из стекла. Я видела сквозь нее побережье, луну, весь мир.
   Думая о ней, я не могу не воспринимать ее стеклянное тело в качестве метафоры – например, эмоционально она тоже была прозрачна, как стекло. Если она сердилась, то не сдерживала свою ярость; если пугалась, то дрожала; если страдала от одиночества, то плакала. Открытая, как дитя… и люди, плохо знающие Весло, часто ошибочно считали ее ребячливой и даже глуповатой. На самом деле ни одно из этих определений к ней не подходило, потому что она была совершенно взрослой женщиной с очень высоким коэффициентом умственного развития (освоила английский всего за несколько недель и бегло говорила на этом языке). А то, что Весло постоянно заявляла о своем превосходстве над «непрозрачными» людьми, являлось проявлением не высокомерия, а печали, скрытой глубоко в сердце, попыткой убедить себя, что и она чего-нибудь стоит в этой вселенной. Она была хрупкой, как стекло. Не физически, конечно: тело, которое почти невозможно разрушить (даже, к примеру, утопив), невосприимчивое к болезням и длительному голоданию (с помощью процесса фотосинтеза она могла поглощать энергию непосредственно от ближайшего источника света). Она была сильная, быстрая, энергичная. Однако в умственном отношении Весло оказалась близка к распаду. Ее народ был создан неизвестными чужаками тысячи лет назад, по образу и подобию homo sapiens, но по какой-то ошибке создателей (умышленной или случайной) у всех до одного стеклянных людей к пятидесяти годам мозг прекращал свою работу. Сначала их одолевала скука, потом нарастала вялость, а в итоге наступало оцепенение, сон, пробудить от которого могли лишь чрезвычайные меры, да и то всего на несколько минут.
   Весло находилась уже у края этой пропасти. Стеклянные люди не умирали, они просто уставали, превращались в нестареющие статуи, живые, но спящие. Для Весла приближался возраст, когда мозг должен был предать ее. Она сражалась со своей судьбой, отвергала ее, негодовала; и потом получилось так, что в конце туннеля забрезжил свет. Спасая свой мир от угасания, она пожертвовала собой, прыгнув с восьмидесятиэтажной башни и увлекая за собой безумца, задумавшего уничтожить ее планету. Увидев ее тело, распростертое на мостовой, я расплакалась, но утешала себя тем, что, избрав смерть, Весло избежала худшей участи – постепенного угасания своей личности, скатывания в унылое забытье.
   Даже стекло подвержено воздействию времени: линзы темнеют, зеркала мутнеют.
   Однако я оказалась не права. То падение не убило Весло – она оказалась настолько прочна, что это просто не поддается воображению. Такое стекло называют пуленепробиваемым. И теперь, когда она вернулась, преследуемая чужеземными созданиями, которым есть что скрывать, возникает вопрос: успеет ли она спасти нуждающихся в помощи до того, как сон разума одолеет ее?
   Убегать от чужаков, увертываться от выстрелов, пытаться понять, что, черт возьми, происходит, прежде чем всех перебьют…
   Эй, просто как в старые добрые времена!