— Хочу спросить, он что, вернулся?
Джоанна перевела дыхание:
— Кто тебе об этом сказал? Как ты узнал, что он вернулся?
— Ты дала понять. Только что.
У нее в глазах словно молния промелькнула, и я подумал, что сейчас грянет гром.
— К твоему сведению, я не мастерица лгать, — выпалила она на одном дыхании.
— Да и я не любитель вешать лапшу на уши! Вот что, сядь, выпей, успокойся и расскажи мне все о Майке.
Джоанна вернулась, опустилась на кушетку. Задумалась. На переносице пролегла легкая морщинка сосредоточенности.
— Его только вчера выпустили из тюрьмы, — сказала она и вздохнула. — В городе он появился вечером. Честно говоря, не думаю, чтобы ему хотелось увидеться со мной. Скорее всего, в его планы входила встреча с Айелло. Между ними существовала некая недоговоренность, но должна сказать, Майк обладает исключительным даром тушить любой пожар, подливая масло в огонь. Саймон, клянусь, Майк не имеет никакого отношения к исчезновению Сальваторе Айелло.
— И ты можешь это доказать?
— Нет, но он...
— Не клянись, если не уверена, — оборвал я ее. — Но все-таки какой идиотизм! Неужели вся эта свистопляска затеяна ради того, чтобы отвести подозрения от Майка Фаррелла? Почему? Ведь он тебе вроде бы уже и не муж!
— Он не убийца и не грабитель! — сказала Джоанна с расстановкой.
— Ты виделась с ним?
— Накоротке. Всего минут десять, не больше.
— Когда это было?
— Прошлой ночью. У Майка с Айелло состоялся крупный разговор, ему, по всей видимости, захотелось поплакаться в жилетку. Саймон, я его даже в дом не пустила. Он стоял на крыльце и разговаривал со мной через дверь, которая была на цепочке. А когда я сказала, что не позволю ему переступить порог дома, он сел в свой микроавтобус и умчался. Думаю, сейчас он где-то на полпути к Миссисипи.
— Прихватив с собой денежки из сейфа Сальваторе Айелло, мчится и...
— Нет! — оборвала она меня. — Потому что... нет, нет и нет.
— Джоанна, почему ты сразу не рассказала мне об этом?
— Потому как была уверена, что ты сразу станешь фантазировать, вернее — строить догадки. Как я могла тебе об этом рассказать, если ты мгновенно теряешь здравомыслие из-за своей слепой ревности. Между прочим, это не самая лучшая черта твоего характера.
У меня не было ни времени, ни желания вступать в полемику. Когда не хочется врать, не хочется говорить «да» или «нет», надо просто развести руки в стороны. Что я и сделал.
— Ты эгоист! — сказала Джоанна.
— Ничего себе! Это почему же?
— Потому что эгоизм — это не только любовь к самому себе, это еще и равнодушие ко всем остальным.
— Очень мило! А тебе не приходило в голову, что именно из-за твоего так называемого здравомыслия нас могут убить — тебя и меня? Неужели до сих пор не уяснила, что члены организации никому не доверяют и во всем сомневаются? Если им станет известно о том, что Майк наведывался к Айелло, будь уверена — они с тобой рассчитаются по-свойски.
— Боже мой, Саймон, я уже говорила и еще раз повторю: Майк не имеет никакого отношения к этой истории. И скажи я им, что Майк в городе и даже виделся с Айелло, они непременно бросились бы на его поиск. Они бы его нашли и, конечно, убили бы. И нам с тобой стало бы только хуже!
— Ты все время говоришь, будто Майк не причастен к случившемуся. Это что, твоя интуиция?
— Почему интуиция? У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
— Интересно! Какие же, если не секрет?
— Во-первых, мафия вселяет в него ужас. Он готов пресмыкаться перед ними, лишь бы только не осложнять отношения. На брюхе поползет, ботинки станет чистить, лишь бы они на него не посмотрели косо... Не способен он совершить ничего такого, что вызвало бы гнев членов организации.
— Дорогая, ты забываешь, что тюрьма ломает человека. Он наверняка изменился.
Джоанна покачала головой, отхлебнула из бокала виски с содовой и сказала с грустью:
— Саймон, я Майка видела... Вчера увидела и сразу поняла, что он не изменился. Ты его совсем не знаешь, а я знаю...
Джоанна выдохнула. Конечно, она права, подумал я. Откуда мне его знать? Видел мельком пару раз. Даже незнаком с ним. Майк Фаррелл перед тем, как загреметь в тюрягу, был руководителем ансамбля музыкантов в ночном клубе «Красная мельница», который назывался на французский манер «Мулен Руж». Майк вполне прилично играл на саксофоне.
— Если хочешь знать, — Джоанна прервала ход моих мыслей, — он самый настоящий неврастеник, один из тех, кто всегда одинок. Может, он и строит воздушные замки насчет семьи и детей, но ему это не дано — он обречен на одиночество. Когда я выходила за него, у меня сложилось впечатление, будто он стремится к семейной жизни. Но оказалось, я, как и большинство моих сверстниц, ошиблась, принимая в потенциальном спутнике жизни желаемое за действительное. В то время Майк был фантастический молчун. А я, дуреха наивная, решила, что молчание если уж не золото, то признак зрелости — непременно. Но Майк, как выяснилось, был зеленым юнцом, а мне только-только стукнуло девятнадцать... Господи, как давно все это было!
Я присел на край подоконника, смотрел на Джоанну и, не прерывая, молча слушал ее исповедь. Она на меня не смотрела.
— Такие типы, как Майк... — Джоанна задумалась, подбирая подходящее слово, — паразиты. Им и в голову не придет ограбить, убить, вскрыть и опустошить сейф, поскольку для агрессивных действий требуется затратить какое-то количество энергии. И вообще нужно обладать предприимчивостью. А Майк никогда, ни по какому поводу палец о палец не ударит... Он как бы подпитывается за счет партнера, с которым его свела судьба. Такие типажи испытывают непреодолимое влечение к тем, кто их любит, но лишь до тех пор, пока любовь не перерастет в равнодушие... Не знаю, возможно, психиатр объяснил бы все это лучше меня.
Джоанна замолчала. Достав из пачки очередную сигарету, закурила.
— Может быть, все дело в его родителях. — Она затянулась. — Однажды мы с ним навестили его предков. Они живут в Цинциннати. Отец — владелец небольшого магазина. Милый, но совершенно неприметный человек, зато матушка — громогласный солдафон в юбке. Непременный член всяких женских клубов, она почти никогда не занималась сыном. Правда, ее тщеславие подогревают музыкальные успехи Майка, в особенности когда он солировал в школьном джаз-оркестре.
Джоанна взяла бокал, сделала глоток, подумала и допила до конца.
— Майк неуверенный в себе человек, — продолжила она. — Вечно всего опасается. Абсолютно лишенный силы воли, он не способен на воровство и уж тем более на кражу денег у мафиози. И потом, Саймон, мне хочется подчеркнуть вот что: ни одна из женщин, задавшаяся целью изменить характер своего мужчины к лучшему, не в силах это сделать. А ведь считается, будто любой представитель сильного пола — воск в руках любимой. Ничего подобного! А Майк, оказывается, всю жизнь терпеть не может музыку. Да и собственную судьбу он постоянно бранил на все корки. В итоге связался с Айелло и, как следствие, оказался в сетях организации.
— С кем же все-таки он связался? С Айелло или с Мадонной?
Кинув на меня пристальный взгляд, Джоанна ответила как бы вскользь:
— И с Мадонной тоже. — Она отвела взгляд и быстро добавила: — Я тогда была прямо-таки девчонкой, обожала танцы, рестораны, веселые компании. Господи, с тех пор прошло всего-то шесть лет! Сначала новые знакомые Майка показались мне людьми занимательными, а потом, когда я поняла, в какую мерзость мы оба влипли, было уже поздно. К тому же кое-что, о чем мне не хочется вспоминать, повергло Майка в отчаяние...
— Кто же это так постарался? — спросил я с ухмылкой.
Сделав неопределенный жест рукой, она отвернулась и произнесла с явной неохотой:
— Он стал бояться Сальваторе Айелло, Пита Данжело... Вообще всех их, вместе взятых. Короче, мафии, коза ностра, всяких там крестных отцов, семей... Не очень-то я знаю, какие названия организации сейчас в ходу.
— Никогда ты мне так подробно не рассказывала о своем Майке! — заметил я.
— Мне не хотелось об этом вспоминать. Хотелось забыть...
— Но уж раз начала, то продолжай.
Джоанна усмехнулась, и усмешка у нее получилась какая-то жалкая. Скорбная, я бы сказал.
— В общем, Майк трепетал, дрожал, как заячий хвост, и, чтобы заглушить обуявший его страх, начал пить. И разумеется, под парами осмелел. Находясь постоянно в нетрезвом состоянии, он стал направо и налево рассказывать о них всякие истории, которые любой здравомыслящий человек не стал бы поминать. Конечно, это была всего лишь показная храбрость, он вовсе не хотел кого-то из них задеть, обидеть. Короче говоря, они заткнули ему рот очень просто — посадили.
— По обвинению в торговле наркотиками?
Джоанна кивнула.
— Факты оказались подтасованными, — произнесла она с горькой усмешкой. — Дело было сфабриковано.
— Ты в этом уверена?
— Да, уверена. Конечно, он принимал участие в прокручивании каких-то темных делишек, но к наркотикам не имел никакого отношения.
— Допустим! И что было дальше?
— Дальше была тюрьма, а я поначалу с увлечением играла роль соломенной вдовы, пребывающей во временной разлуке с мужем, поскольку подобный фарс являлся как бы гарантией моей неприкосновенности. Кроме того, заключение Майка избавило меня от контактов с ним. Понимаешь, Саймон, то, что я сейчас скажу, может, и прозвучит нелепо, но Майк в известной мере сослужил мне хорошую службу — я научилась разбираться в мужчинах. Но это так, к слову! Между тем Майк слал мне из тюрьмы письма, где во всем обвинял меня — мол, это я виновата, что он там оказался. К тому времени, как его агрессивность в отношении меня пошла на убыль, он стал просить прощения за резкие слова. А я с ним уже развелась, так как пребывание мужа в тюрьме сроком более двух лет является основанием для расторжения брака. Правда, он продолжал слать письма, просил навещать его в приемные дни. Я, конечно, пару раз дрогнула, проявила мягкосердие, но, когда познакомилась с тобой, прекратила с ним всякие контакты. И представь себе, он тогда же перестал забрасывать меня письмами, а в самом последнем написал, что сожалеет о том, что причинял мне огорчения, и что больше не будет мне докучать и беспокоить, а когда освободится, даже не зайдет повидаться.
Джоанна замолчала, потом закурила.
— Саймон, он несчастный, запутавшийся человек. К тому же с неустойчивой психикой. Он всего боится, у него просто заячья душа. Майк и ограбление — вещи абсолютно несовместимые. А я чувствую себя отвратительно, будто я поломала ему жизнь.
Когда она стряхивала пепел в пепельницу, у нее дрожали пальцы. Чувствовалось, что она на пределе.
— Ты сказала, будто сделала что-то такое, отчего Майк начал их опасаться.
— Это давнишняя история, я о ней почти забыла.
— Я так и думал, что забыла.
— Поверь, тебе об этом знать необязательно.
— А Майк знает?
— Знает...
Я посмотрел ей прямо в глаза, и она отвела взгляд. А потом, залихватски махнув рукой, сказала:
— Молодость, дорогой мой, бывает в жизни всего один раз, и это такая штука, что, хочешь — не хочешь, свое возьмет, да и чужое в придачу. Казалось, жизнь прекрасна и удивительна. Хотелось чего-то необыкновенного, экстравагантного... Неистового, я бы сказала. А Майк был такой рохля... Он мне действовал на нервы, я просто устала от него.
— И что?
Джоанна поморщилась и сказала вполголоса:
— Айелло...
— О, господи! — Я обомлел.
— Понимаешь, это... это нельзя назвать... романом, флиртом даже. Мы тогда прилично выпили, а Майк в это время выполнял какое-то его поручение.
— Н-да! Не слабо ты своего мужа приложила. Неужели не знала, что Сальваторе Айелло способен убить, унизить, растоптать, уничтожить человека морально?
— Я тогда не задумывалась о подобных вещах. Шикарные машины, ужины, званые обеды, наряды, цветы, подарки... Вот когда Майка арестовали, только тогда я узнала...
— Что узнала? — прервал я ее.
— Ничего. Это я так сказала. Не лови меня на слове.
— Ты говорила, будто о противозаконной деятельности Айелло тебе ничего не известно. Получается, врала?
— Нет, не врала. Сам посуди, Саймон, разве они идиоты? Разве они стали бы посвящать меня в свои дела?
Я пожал плечами, подошел к окну.
— Стало быть, у тебя нет желания рассказать мне все как есть, без утайки? — спросил я, педалируя голосом каждое слово. — Может, ты просто не хочешь об этом говорить?
— Не хочу, — ответила она.
— Не хочешь — не надо! Только постарайся убрать с лица какое-то упертое выражение.
Джоанна наградила меня прелестной улыбкой и не произнесла ни звука.
Ладно! Вопросы, похоже, задавать бесполезно. Пока... А гнетущую тишину можно разрядить при помощи транзистора. Я включил приемник и, покрутив рычажок, нашел музыкальную программу.
Допустим, Джоанна права и ее бывший муж — вне подозрений. Что мы имеем в этом случае? Нельзя исключить враждебный настрой между Айелло и доном Мадонной. Время от времени размолвки между ними случались и раньше. Вполне возможно, Айелло где-то спрятался, затаился, замыслив подмять Мадонну и взять руководство всеми делами в свои руки. Выжидает в каком-нибудь логове. Хотя, по словам Джоанны, Айелло любит комфорт и вряд ли станет мириться с неудобствами ради денег, которых у него довольно. Да и не может быть, чтобы Мадонна не знал, где его друг-приятель. Стало быть, визит Сенны и Бейкера — всего-навсего уловка для отвода глаз.
Но если исчезновение Айелло подстроено самой организацией, тогда почему так грубо сделано? Можно было, к примеру, отправить Джоанну на пару недель на Багамы... Она возвращается, а босса след простыл. Нет, что-то тут не то! Я взглянул на часы. Ага! Пять минут двенадцатого. Послушаем последние известия. Я прибавил громкости.
«...На участке строительства новой автострады вдоль границы с Мексикой дорожные рабочие наткнулись на тело. Присыпанный землей труп был обнаружен в тот момент, когда бригада приступила к разравниванию грунта перед тем, как начать профилирование дороги. Согласно сообщению полиции, Сальваторе Айелло убит двумя выстрелами в голову, чуть ниже левого уха, предположительно из пистолета 38-го калибра. Пока не удалось связаться ни с деловыми партнерами Сальваторе Айелло, ни с его секретаршей. Как только станут известны подробности этого преступления, мы немедленно сообщим их нашим слушателям, а пока...»
Я выключил приемник и оглянулся на Джоанну. Она смотрела прямо перед собой не мигая и, казалось, не дышала. Я подошел к ней, взял со столика пачку сигарет, зажигалку. Положил в сумку, протянул ей и громко сказал:
— Быстро! Уезжаем...
— Куда? Зачем? — спросила она глухим голосом.
— Есть у меня одно местечко, надежнее этого. Пошли...
Джоанна поднялась с кушетки, молча, на автомате, последовала за мной.
На крыльце я остановился и, поглядывая по сторонам, сказал:
— Поедем на двух машинах. Ты — на своей, я — за тобой. Доедешь до мотеля «Игзекьютив-Лодж» — жди меня на парковке.
— Почему на двух машинах? — спросила она голосом, лишенным всяких эмоций.
— Мне нужно кое-куда заехать, да и тебе, думаю, понадобится кое-что захватить.
Не мог я ей сказать, что буду соблюдать дистанцию просто для того, чтобы убедиться, что у нее на хвосте никого нет.
Дом я запирать не стал. Зачем? Пустые хлопоты, кому надо — откроют.
Она включила зажигание и резко взяла с места, кинув в мою сторону взгляд, в котором я уловил безысходность.
Я сел в джип, положил на сиденье рядом свой пистолет, прикрыл его журналом, врубил двигатель, развернулся и поехал следом за Джоанной.
Глава 3
Джоанна перевела дыхание:
— Кто тебе об этом сказал? Как ты узнал, что он вернулся?
— Ты дала понять. Только что.
У нее в глазах словно молния промелькнула, и я подумал, что сейчас грянет гром.
— К твоему сведению, я не мастерица лгать, — выпалила она на одном дыхании.
— Да и я не любитель вешать лапшу на уши! Вот что, сядь, выпей, успокойся и расскажи мне все о Майке.
Джоанна вернулась, опустилась на кушетку. Задумалась. На переносице пролегла легкая морщинка сосредоточенности.
— Его только вчера выпустили из тюрьмы, — сказала она и вздохнула. — В городе он появился вечером. Честно говоря, не думаю, чтобы ему хотелось увидеться со мной. Скорее всего, в его планы входила встреча с Айелло. Между ними существовала некая недоговоренность, но должна сказать, Майк обладает исключительным даром тушить любой пожар, подливая масло в огонь. Саймон, клянусь, Майк не имеет никакого отношения к исчезновению Сальваторе Айелло.
— И ты можешь это доказать?
— Нет, но он...
— Не клянись, если не уверена, — оборвал я ее. — Но все-таки какой идиотизм! Неужели вся эта свистопляска затеяна ради того, чтобы отвести подозрения от Майка Фаррелла? Почему? Ведь он тебе вроде бы уже и не муж!
— Он не убийца и не грабитель! — сказала Джоанна с расстановкой.
— Ты виделась с ним?
— Накоротке. Всего минут десять, не больше.
— Когда это было?
— Прошлой ночью. У Майка с Айелло состоялся крупный разговор, ему, по всей видимости, захотелось поплакаться в жилетку. Саймон, я его даже в дом не пустила. Он стоял на крыльце и разговаривал со мной через дверь, которая была на цепочке. А когда я сказала, что не позволю ему переступить порог дома, он сел в свой микроавтобус и умчался. Думаю, сейчас он где-то на полпути к Миссисипи.
— Прихватив с собой денежки из сейфа Сальваторе Айелло, мчится и...
— Нет! — оборвала она меня. — Потому что... нет, нет и нет.
— Джоанна, почему ты сразу не рассказала мне об этом?
— Потому как была уверена, что ты сразу станешь фантазировать, вернее — строить догадки. Как я могла тебе об этом рассказать, если ты мгновенно теряешь здравомыслие из-за своей слепой ревности. Между прочим, это не самая лучшая черта твоего характера.
У меня не было ни времени, ни желания вступать в полемику. Когда не хочется врать, не хочется говорить «да» или «нет», надо просто развести руки в стороны. Что я и сделал.
— Ты эгоист! — сказала Джоанна.
— Ничего себе! Это почему же?
— Потому что эгоизм — это не только любовь к самому себе, это еще и равнодушие ко всем остальным.
— Очень мило! А тебе не приходило в голову, что именно из-за твоего так называемого здравомыслия нас могут убить — тебя и меня? Неужели до сих пор не уяснила, что члены организации никому не доверяют и во всем сомневаются? Если им станет известно о том, что Майк наведывался к Айелло, будь уверена — они с тобой рассчитаются по-свойски.
— Боже мой, Саймон, я уже говорила и еще раз повторю: Майк не имеет никакого отношения к этой истории. И скажи я им, что Майк в городе и даже виделся с Айелло, они непременно бросились бы на его поиск. Они бы его нашли и, конечно, убили бы. И нам с тобой стало бы только хуже!
— Ты все время говоришь, будто Майк не причастен к случившемуся. Это что, твоя интуиция?
— Почему интуиция? У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
— Интересно! Какие же, если не секрет?
— Во-первых, мафия вселяет в него ужас. Он готов пресмыкаться перед ними, лишь бы только не осложнять отношения. На брюхе поползет, ботинки станет чистить, лишь бы они на него не посмотрели косо... Не способен он совершить ничего такого, что вызвало бы гнев членов организации.
— Дорогая, ты забываешь, что тюрьма ломает человека. Он наверняка изменился.
Джоанна покачала головой, отхлебнула из бокала виски с содовой и сказала с грустью:
— Саймон, я Майка видела... Вчера увидела и сразу поняла, что он не изменился. Ты его совсем не знаешь, а я знаю...
Джоанна выдохнула. Конечно, она права, подумал я. Откуда мне его знать? Видел мельком пару раз. Даже незнаком с ним. Майк Фаррелл перед тем, как загреметь в тюрягу, был руководителем ансамбля музыкантов в ночном клубе «Красная мельница», который назывался на французский манер «Мулен Руж». Майк вполне прилично играл на саксофоне.
— Если хочешь знать, — Джоанна прервала ход моих мыслей, — он самый настоящий неврастеник, один из тех, кто всегда одинок. Может, он и строит воздушные замки насчет семьи и детей, но ему это не дано — он обречен на одиночество. Когда я выходила за него, у меня сложилось впечатление, будто он стремится к семейной жизни. Но оказалось, я, как и большинство моих сверстниц, ошиблась, принимая в потенциальном спутнике жизни желаемое за действительное. В то время Майк был фантастический молчун. А я, дуреха наивная, решила, что молчание если уж не золото, то признак зрелости — непременно. Но Майк, как выяснилось, был зеленым юнцом, а мне только-только стукнуло девятнадцать... Господи, как давно все это было!
Я присел на край подоконника, смотрел на Джоанну и, не прерывая, молча слушал ее исповедь. Она на меня не смотрела.
— Такие типы, как Майк... — Джоанна задумалась, подбирая подходящее слово, — паразиты. Им и в голову не придет ограбить, убить, вскрыть и опустошить сейф, поскольку для агрессивных действий требуется затратить какое-то количество энергии. И вообще нужно обладать предприимчивостью. А Майк никогда, ни по какому поводу палец о палец не ударит... Он как бы подпитывается за счет партнера, с которым его свела судьба. Такие типажи испытывают непреодолимое влечение к тем, кто их любит, но лишь до тех пор, пока любовь не перерастет в равнодушие... Не знаю, возможно, психиатр объяснил бы все это лучше меня.
Джоанна замолчала. Достав из пачки очередную сигарету, закурила.
— Может быть, все дело в его родителях. — Она затянулась. — Однажды мы с ним навестили его предков. Они живут в Цинциннати. Отец — владелец небольшого магазина. Милый, но совершенно неприметный человек, зато матушка — громогласный солдафон в юбке. Непременный член всяких женских клубов, она почти никогда не занималась сыном. Правда, ее тщеславие подогревают музыкальные успехи Майка, в особенности когда он солировал в школьном джаз-оркестре.
Джоанна взяла бокал, сделала глоток, подумала и допила до конца.
— Майк неуверенный в себе человек, — продолжила она. — Вечно всего опасается. Абсолютно лишенный силы воли, он не способен на воровство и уж тем более на кражу денег у мафиози. И потом, Саймон, мне хочется подчеркнуть вот что: ни одна из женщин, задавшаяся целью изменить характер своего мужчины к лучшему, не в силах это сделать. А ведь считается, будто любой представитель сильного пола — воск в руках любимой. Ничего подобного! А Майк, оказывается, всю жизнь терпеть не может музыку. Да и собственную судьбу он постоянно бранил на все корки. В итоге связался с Айелло и, как следствие, оказался в сетях организации.
— С кем же все-таки он связался? С Айелло или с Мадонной?
Кинув на меня пристальный взгляд, Джоанна ответила как бы вскользь:
— И с Мадонной тоже. — Она отвела взгляд и быстро добавила: — Я тогда была прямо-таки девчонкой, обожала танцы, рестораны, веселые компании. Господи, с тех пор прошло всего-то шесть лет! Сначала новые знакомые Майка показались мне людьми занимательными, а потом, когда я поняла, в какую мерзость мы оба влипли, было уже поздно. К тому же кое-что, о чем мне не хочется вспоминать, повергло Майка в отчаяние...
— Кто же это так постарался? — спросил я с ухмылкой.
Сделав неопределенный жест рукой, она отвернулась и произнесла с явной неохотой:
— Он стал бояться Сальваторе Айелло, Пита Данжело... Вообще всех их, вместе взятых. Короче, мафии, коза ностра, всяких там крестных отцов, семей... Не очень-то я знаю, какие названия организации сейчас в ходу.
— Никогда ты мне так подробно не рассказывала о своем Майке! — заметил я.
— Мне не хотелось об этом вспоминать. Хотелось забыть...
— Но уж раз начала, то продолжай.
Джоанна усмехнулась, и усмешка у нее получилась какая-то жалкая. Скорбная, я бы сказал.
— В общем, Майк трепетал, дрожал, как заячий хвост, и, чтобы заглушить обуявший его страх, начал пить. И разумеется, под парами осмелел. Находясь постоянно в нетрезвом состоянии, он стал направо и налево рассказывать о них всякие истории, которые любой здравомыслящий человек не стал бы поминать. Конечно, это была всего лишь показная храбрость, он вовсе не хотел кого-то из них задеть, обидеть. Короче говоря, они заткнули ему рот очень просто — посадили.
— По обвинению в торговле наркотиками?
Джоанна кивнула.
— Факты оказались подтасованными, — произнесла она с горькой усмешкой. — Дело было сфабриковано.
— Ты в этом уверена?
— Да, уверена. Конечно, он принимал участие в прокручивании каких-то темных делишек, но к наркотикам не имел никакого отношения.
— Допустим! И что было дальше?
— Дальше была тюрьма, а я поначалу с увлечением играла роль соломенной вдовы, пребывающей во временной разлуке с мужем, поскольку подобный фарс являлся как бы гарантией моей неприкосновенности. Кроме того, заключение Майка избавило меня от контактов с ним. Понимаешь, Саймон, то, что я сейчас скажу, может, и прозвучит нелепо, но Майк в известной мере сослужил мне хорошую службу — я научилась разбираться в мужчинах. Но это так, к слову! Между тем Майк слал мне из тюрьмы письма, где во всем обвинял меня — мол, это я виновата, что он там оказался. К тому времени, как его агрессивность в отношении меня пошла на убыль, он стал просить прощения за резкие слова. А я с ним уже развелась, так как пребывание мужа в тюрьме сроком более двух лет является основанием для расторжения брака. Правда, он продолжал слать письма, просил навещать его в приемные дни. Я, конечно, пару раз дрогнула, проявила мягкосердие, но, когда познакомилась с тобой, прекратила с ним всякие контакты. И представь себе, он тогда же перестал забрасывать меня письмами, а в самом последнем написал, что сожалеет о том, что причинял мне огорчения, и что больше не будет мне докучать и беспокоить, а когда освободится, даже не зайдет повидаться.
Джоанна замолчала, потом закурила.
— Саймон, он несчастный, запутавшийся человек. К тому же с неустойчивой психикой. Он всего боится, у него просто заячья душа. Майк и ограбление — вещи абсолютно несовместимые. А я чувствую себя отвратительно, будто я поломала ему жизнь.
Когда она стряхивала пепел в пепельницу, у нее дрожали пальцы. Чувствовалось, что она на пределе.
— Ты сказала, будто сделала что-то такое, отчего Майк начал их опасаться.
— Это давнишняя история, я о ней почти забыла.
— Я так и думал, что забыла.
— Поверь, тебе об этом знать необязательно.
— А Майк знает?
— Знает...
Я посмотрел ей прямо в глаза, и она отвела взгляд. А потом, залихватски махнув рукой, сказала:
— Молодость, дорогой мой, бывает в жизни всего один раз, и это такая штука, что, хочешь — не хочешь, свое возьмет, да и чужое в придачу. Казалось, жизнь прекрасна и удивительна. Хотелось чего-то необыкновенного, экстравагантного... Неистового, я бы сказала. А Майк был такой рохля... Он мне действовал на нервы, я просто устала от него.
— И что?
Джоанна поморщилась и сказала вполголоса:
— Айелло...
— О, господи! — Я обомлел.
— Понимаешь, это... это нельзя назвать... романом, флиртом даже. Мы тогда прилично выпили, а Майк в это время выполнял какое-то его поручение.
— Н-да! Не слабо ты своего мужа приложила. Неужели не знала, что Сальваторе Айелло способен убить, унизить, растоптать, уничтожить человека морально?
— Я тогда не задумывалась о подобных вещах. Шикарные машины, ужины, званые обеды, наряды, цветы, подарки... Вот когда Майка арестовали, только тогда я узнала...
— Что узнала? — прервал я ее.
— Ничего. Это я так сказала. Не лови меня на слове.
— Ты говорила, будто о противозаконной деятельности Айелло тебе ничего не известно. Получается, врала?
— Нет, не врала. Сам посуди, Саймон, разве они идиоты? Разве они стали бы посвящать меня в свои дела?
Я пожал плечами, подошел к окну.
— Стало быть, у тебя нет желания рассказать мне все как есть, без утайки? — спросил я, педалируя голосом каждое слово. — Может, ты просто не хочешь об этом говорить?
— Не хочу, — ответила она.
— Не хочешь — не надо! Только постарайся убрать с лица какое-то упертое выражение.
Джоанна наградила меня прелестной улыбкой и не произнесла ни звука.
Ладно! Вопросы, похоже, задавать бесполезно. Пока... А гнетущую тишину можно разрядить при помощи транзистора. Я включил приемник и, покрутив рычажок, нашел музыкальную программу.
Допустим, Джоанна права и ее бывший муж — вне подозрений. Что мы имеем в этом случае? Нельзя исключить враждебный настрой между Айелло и доном Мадонной. Время от времени размолвки между ними случались и раньше. Вполне возможно, Айелло где-то спрятался, затаился, замыслив подмять Мадонну и взять руководство всеми делами в свои руки. Выжидает в каком-нибудь логове. Хотя, по словам Джоанны, Айелло любит комфорт и вряд ли станет мириться с неудобствами ради денег, которых у него довольно. Да и не может быть, чтобы Мадонна не знал, где его друг-приятель. Стало быть, визит Сенны и Бейкера — всего-навсего уловка для отвода глаз.
Но если исчезновение Айелло подстроено самой организацией, тогда почему так грубо сделано? Можно было, к примеру, отправить Джоанну на пару недель на Багамы... Она возвращается, а босса след простыл. Нет, что-то тут не то! Я взглянул на часы. Ага! Пять минут двенадцатого. Послушаем последние известия. Я прибавил громкости.
«...На участке строительства новой автострады вдоль границы с Мексикой дорожные рабочие наткнулись на тело. Присыпанный землей труп был обнаружен в тот момент, когда бригада приступила к разравниванию грунта перед тем, как начать профилирование дороги. Согласно сообщению полиции, Сальваторе Айелло убит двумя выстрелами в голову, чуть ниже левого уха, предположительно из пистолета 38-го калибра. Пока не удалось связаться ни с деловыми партнерами Сальваторе Айелло, ни с его секретаршей. Как только станут известны подробности этого преступления, мы немедленно сообщим их нашим слушателям, а пока...»
Я выключил приемник и оглянулся на Джоанну. Она смотрела прямо перед собой не мигая и, казалось, не дышала. Я подошел к ней, взял со столика пачку сигарет, зажигалку. Положил в сумку, протянул ей и громко сказал:
— Быстро! Уезжаем...
— Куда? Зачем? — спросила она глухим голосом.
— Есть у меня одно местечко, надежнее этого. Пошли...
Джоанна поднялась с кушетки, молча, на автомате, последовала за мной.
На крыльце я остановился и, поглядывая по сторонам, сказал:
— Поедем на двух машинах. Ты — на своей, я — за тобой. Доедешь до мотеля «Игзекьютив-Лодж» — жди меня на парковке.
— Почему на двух машинах? — спросила она голосом, лишенным всяких эмоций.
— Мне нужно кое-куда заехать, да и тебе, думаю, понадобится кое-что захватить.
Не мог я ей сказать, что буду соблюдать дистанцию просто для того, чтобы убедиться, что у нее на хвосте никого нет.
Дом я запирать не стал. Зачем? Пустые хлопоты, кому надо — откроют.
Она включила зажигание и резко взяла с места, кинув в мою сторону взгляд, в котором я уловил безысходность.
Я сел в джип, положил на сиденье рядом свой пистолет, прикрыл его журналом, врубил двигатель, развернулся и поехал следом за Джоанной.
Глава 3
Терпеть не могу глотать пыль, когда она столбом из-под колес впереди идущей машины.
Я ехал за Джоанной, соблюдая довольно приличную дистанцию. Вскоре начались крутые повороты, и я вообще сбросил скорость.
Между нами не было ни одной машины. Я время от времени поглядывал в зеркало заднего обзора. Если кто-то и следил за нами, то он был просто невидимкой.
Спустя минут двадцать пять я свернул на окружную дорогу. Джоанна находилась где-то в километре от меня. Я стал ее догонять. Мы мчались по направлению к Лас-Вегасу со скоростью девяносто — сто километров в час.
Сбавив газ под эстакадой транспортной развязки, она дала полные обороты и повернула на шестирядный проспект под названием Стрип — пятикилометровое продолжение на север центральной улицы Фремонт.
На Стрипе жизнь била ключом в любое время дня и ночи. Индустрия отдыха и развлечений курортного Лас-Вегаса не обошла стороной и эту окраину — здесь были в должном количестве трехзвездочные отели, магазины самообслуживания, галереи со всякой модернягой, ночные клубы, рассчитанные на любой карман, ссудные кассы, дешевые забегаловки, бензоколонки и пивные бары — словом, много чего.
Народ держался кучно, то есть по интересам. Толпами ходили бронзовые от загара поклонники солнечных лучей в цветастых тряпках, толклась мелкота типа заезжих гастролеров, ну и, само собой, тусовались сынки-дочки в модных тачках, но почему-то с лысыми шинами.
Вдоль проспекта, по обеим его сторонам, стройными шеренгами стояли рекламные щиты, полыхающие по ночам неоновой радугой, а за ними, в отдалении, высились типовые дома массовой застройки. Казалось, они расставлены невпопад на обширных участках земли, отведенных отцами города для строительства муниципальных зданий и пригодных для набивания бабками кошельков всякого рода ухватистых ловкачей.
На Стрипе вполне сносно осваивали науку поножовщины окрестные подростки — этой особенностью проспект снискал себе печальную известность. Зато ребята Винсента Мадонны старались эту недобрую славу свести на нет, так как, являясь негласными владельцами ночных клубов и автостоянок с бензоколонками, они не были заинтересованы в отпугивании клиентов.
Белым днем, в сиянии солнечных лучей, стройные ряды одноэтажных зданий, выстроившихся вдоль проспекта, ласкали глаз постороннего человека и наводили его на размышления о несовпадении мечты с действительностью в виде железобетонных коробок массовой застройки на задворках.
При ночном освещении Стрип представлял собой сногсшибательное зрелище, даже скорее оглушительное — по проспекту носились на мотоциклах рокеры, шумные табуны хиппарей осаждали пивные. На парковках перед ночными клубами стояли стада шикарных «кадиллаков». Вообще яблоку негде было упасть — полчища напомаженных хлыщей и размалеванных разведенок приезжали сюда отовсюду с целью скрасить свой досуг и завязать новые знакомства.
Лет сорок пять тому назад на этих землях располагался крупный животноводческий центр штата Невада. Это был пыльный поселок с двадцатью пятью тысячами жителей. Теперь население района увеличилось раз в десять, да и контингент существенно изменился. Кого только не занесла сюда судьба! Потерпевшие крушение в личной жизни; желающие поправить здоровье в курортном краю; одержимые страстью к перемене мест; авантюристы различных мастей и сортов — все искали и находили в конце концов здесь пристанище, которое как бы излучало ощущение временности или, если угодно, своеобразного непостоянства.
Здесь не было ни прошлого, ни будущего — здесь довольствовались настоящим. Попили, поели... День и ночь — сутки прочь!
Я догнал Джоанну, но по-прежнему держал дистанцию. У первой бензозаправки с развевающимися вымпелами она развернулась и понеслась по улицам города, все время забирая южнее.
Солнце пекло со страшной силой. Говорят, что на жаре мозги плавятся. В этом есть зерно истины — ученые установили, что уже при тридцати двух градусах снижается интеллектуальный потенциал. Вполне вероятно! Но у меня еще и плечи жгло. Я провел ладонью по потному лбу. С мозгами было все в порядке, но асфальт точно расплавился. И даже излучал дополнительное тепло. По Фаренгейту было точно 82, а по Цельсию — все 50. Это означало, что пора сбрасывать скорость, потому что по вязкому покрытию не особенно разгонишься.
На предельно малой высоте пронесся реактивный истребитель. Круто взмыв вверх, летчик, похоже, задался целью нанести существенный урон барабанным перепонкам жителей, оконным стеклам и штукатурке их жилищ, а также напрочь снести вершины отрогов Скалистых гор. Подобное шумовое оформление будней города присутствовало ежедневно. Звонить на военную базу «Неллис» и жаловаться не имело смысла — логика ВВС (вернее, полное ее отсутствие!) поражала: «Надо радоваться, что это наши истребители, а не вражеские».
Мотель «Игзекьютив-Лодж», придорожная гостиница для автотуристов и водителей, представлял собой одноэтажное здание с отдельным входом в номер прямо с улицы и площадкой для парковки машин. Уровень комфортности соответствовал обычной трехзвездочной гостинице.
Мотель находился возле развязки скоростной магистрали бесплатного пользования. Оснащенный компьютерами, напичканный всевозможной электроникой и прочими достижениями НТР, он не имел к организации Мадонны никакого отношения, и только поэтому я решил там остановиться.
Над площадкой для парковки плотной пеленой висело марево.
Я подошел к открытой машине Джоанны и сказал:
— Пойду оплачу наше пребывание, вернусь через пару минут, а ты жди меня здесь.
Джоанна посмотрела на меня испуганными глазами и обвела взглядом парковку. Опасается оставаться на виду, подумал я и добавил:
— Впрочем, тут такая жарища, иди-ка лучше в тень! — Кивнув на автоматы с кока-колой и мороженым под широким навесом, я зашагал к дверям, за которыми находился вестибюль со стойкой регистрации.
В вестибюле было прохладно. Ни одной живой души. Возле дверей, за стеклянной перегородкой, виднелся прилавок, где продавали кофе. Рядом с кассой стоял круглый многоярусный стеллаж с газетами. Я шел по полу из искусственного мрамора, и мои шаги отзывались гулким эхом. Звучала приглушенная музыка. Повсюду были расставлены кадки с искусственными растениями из пластика и вазы с такими же цветами.
Администратор со стрижкой ежиком, в пиджаке и при галстуке, взглянув на меня, привстал и сделал приветливое лицо. Заметив отсутствие обручального кольца у меня на пальце, он расплылся в улыбке от уха до уха. Я сразу понял, о чем он подумал. Вот, мол, выискался еще один необремененный семьей искатель приключений на свою... голову.
Прервав ход его мыслей, я сказал, что мы с женой вчера вечером выехали из Лос-Анджелеса и хотим переждать жару в тихом номере. До вечера... Вечером у нас деловая встреча. Меня совершенно не волновало, что он подумает. Мистер и миссис Четтенден...
Администратор записал в книге регистрации наши данные. Я предъявил регистрационную карточку джипа, внес плату вперед, после чего администратор протянул мне ключ:
— Уезжая, можете не сдавать ключ дежурному, оставьте его в двери номера либо опустите в специальный ящик.
— Благодарю вас, — сказал я и уже направился к выходу, но увидел кабинки телефонов-автоматов и решил сделать один важный звонок.
Я снял трубку и только тут обнаружил отсутствие диска на телефонном аппарате. «Ну надо же!» — подумал я и хотел было повесить трубку, когда услышал голос телефонистки коммутатора мотеля, интересовавшейся, что мне угодно. Мне было угодно поговорить со своим старинным приятелем, поэтому пришлось назвать ей номер центрального полицейского управления штата Невада.
— Сэр, вы у нас остановились?
Я раздумывал над ответом не дольше секунды.
— Нет. Поговорю — оставлю десять центов у портье.
— Двадцать центов, сэр.
— Двадцать так двадцать, — усмехнулся я, сообразив, что на телефонных звонках милые барышни спокойно могут сколотить состояние.
— Сэр, к вашему сведению, мы соединяем только своих гостей, но раз уж вы назвали номер полиции, то так и быть.
— Благодарствую, — протянул я, обдумывая, не лучше ли позвонить из города.
— Полицейское управление, — раздался голос в трубке. — Дежурный Гарсия слушает.
— Мне нужен лейтенант Бен.
— Какой отдел?
— Убойный...
— О'кей! Соединяю...
Спустя секунд тридцать я услышал:
— Бен слушает...
— Ларри, это Саймон Крейн.
— Какими судьбами, Крейн?
— Я могу с тобой поговорить?
— Валяй!
— Слушай, насчет Айелло что-нибудь прояснилось?
— А он тебе друг-приятель?
— Ларри, его секретарша и я...
— Понял. И что?
— Они считают, она осведомлена и даже больше...
— Если она осведомлена, стало быть, и ты тоже... Так-так-так! Где она сейчас? С тобой?
— Нет, не со мной. Но она ничего не знает. Скажи, это все-таки убийство? Я слышал сообщение по радио.
— Две дырки в башке, но следов пороха не обнаружено. И разумеется, сам себя он закопать не мог. Короче, не наткнись на мертвое тело дорожные рабочие, труп Айелло пару часов назад залили бы цементом и уже закатали бы под асфальт.
— Ларри, а тебе известны какие-либо подробности не для печати?
Я слышал, как Ларри Бен дышал, покашливал... Было ясно, что он взвешивает все «за» и «против», прежде чем нарушить тайну следствия.
Ларри Бен всегда пользовался у меня уважением. Надежный, рассудительный, он частенько советовался со мной в пору нашей совместной деятельности по раскрытию уголовных преступлений. Он прекрасно ко мне относится, и с тех пор, как я на пенсии, иногда позванивает.
— Саймон, пока мы еще не располагаем подробностями, которые можно считать особо важными. В лаборатории работа идет полным ходом. Через пару дней, а может и раньше, получим из ФБР объективку на него. Не думаю, что убийство Айелло — простое сведение счетов. Стало быть, криминальная разборка отпадает, потому что, во-первых, он убит из новенького, необстрелянного оружия, а во-вторых, я бы тебе об этом не сказал. Ну что еще? На дороге никаких следов — ни от протектора шин, ни от обуви. На трупе отпечатков пальцев тоже нет. Правда, на ремне обнаружен кусок от резинового коврика, но тут, сам понимаешь, найти машину с поврежденным ковриком... Потребуется лет двадцать, не меньше. Под ногтями — ничего. Аутопсия и осмотр трупа говорит о том, что убийство было совершено в другом месте. На строительный участок тело притащили уже потом. Орудие убийства не найдено. У Пита Данжело, Тони Сенны и Эда Бейкера — железное алиби. Винсент Мадонна тоже отпадает.
Я ехал за Джоанной, соблюдая довольно приличную дистанцию. Вскоре начались крутые повороты, и я вообще сбросил скорость.
Между нами не было ни одной машины. Я время от времени поглядывал в зеркало заднего обзора. Если кто-то и следил за нами, то он был просто невидимкой.
Спустя минут двадцать пять я свернул на окружную дорогу. Джоанна находилась где-то в километре от меня. Я стал ее догонять. Мы мчались по направлению к Лас-Вегасу со скоростью девяносто — сто километров в час.
Сбавив газ под эстакадой транспортной развязки, она дала полные обороты и повернула на шестирядный проспект под названием Стрип — пятикилометровое продолжение на север центральной улицы Фремонт.
На Стрипе жизнь била ключом в любое время дня и ночи. Индустрия отдыха и развлечений курортного Лас-Вегаса не обошла стороной и эту окраину — здесь были в должном количестве трехзвездочные отели, магазины самообслуживания, галереи со всякой модернягой, ночные клубы, рассчитанные на любой карман, ссудные кассы, дешевые забегаловки, бензоколонки и пивные бары — словом, много чего.
Народ держался кучно, то есть по интересам. Толпами ходили бронзовые от загара поклонники солнечных лучей в цветастых тряпках, толклась мелкота типа заезжих гастролеров, ну и, само собой, тусовались сынки-дочки в модных тачках, но почему-то с лысыми шинами.
Вдоль проспекта, по обеим его сторонам, стройными шеренгами стояли рекламные щиты, полыхающие по ночам неоновой радугой, а за ними, в отдалении, высились типовые дома массовой застройки. Казалось, они расставлены невпопад на обширных участках земли, отведенных отцами города для строительства муниципальных зданий и пригодных для набивания бабками кошельков всякого рода ухватистых ловкачей.
На Стрипе вполне сносно осваивали науку поножовщины окрестные подростки — этой особенностью проспект снискал себе печальную известность. Зато ребята Винсента Мадонны старались эту недобрую славу свести на нет, так как, являясь негласными владельцами ночных клубов и автостоянок с бензоколонками, они не были заинтересованы в отпугивании клиентов.
Белым днем, в сиянии солнечных лучей, стройные ряды одноэтажных зданий, выстроившихся вдоль проспекта, ласкали глаз постороннего человека и наводили его на размышления о несовпадении мечты с действительностью в виде железобетонных коробок массовой застройки на задворках.
При ночном освещении Стрип представлял собой сногсшибательное зрелище, даже скорее оглушительное — по проспекту носились на мотоциклах рокеры, шумные табуны хиппарей осаждали пивные. На парковках перед ночными клубами стояли стада шикарных «кадиллаков». Вообще яблоку негде было упасть — полчища напомаженных хлыщей и размалеванных разведенок приезжали сюда отовсюду с целью скрасить свой досуг и завязать новые знакомства.
Лет сорок пять тому назад на этих землях располагался крупный животноводческий центр штата Невада. Это был пыльный поселок с двадцатью пятью тысячами жителей. Теперь население района увеличилось раз в десять, да и контингент существенно изменился. Кого только не занесла сюда судьба! Потерпевшие крушение в личной жизни; желающие поправить здоровье в курортном краю; одержимые страстью к перемене мест; авантюристы различных мастей и сортов — все искали и находили в конце концов здесь пристанище, которое как бы излучало ощущение временности или, если угодно, своеобразного непостоянства.
Здесь не было ни прошлого, ни будущего — здесь довольствовались настоящим. Попили, поели... День и ночь — сутки прочь!
Я догнал Джоанну, но по-прежнему держал дистанцию. У первой бензозаправки с развевающимися вымпелами она развернулась и понеслась по улицам города, все время забирая южнее.
Солнце пекло со страшной силой. Говорят, что на жаре мозги плавятся. В этом есть зерно истины — ученые установили, что уже при тридцати двух градусах снижается интеллектуальный потенциал. Вполне вероятно! Но у меня еще и плечи жгло. Я провел ладонью по потному лбу. С мозгами было все в порядке, но асфальт точно расплавился. И даже излучал дополнительное тепло. По Фаренгейту было точно 82, а по Цельсию — все 50. Это означало, что пора сбрасывать скорость, потому что по вязкому покрытию не особенно разгонишься.
На предельно малой высоте пронесся реактивный истребитель. Круто взмыв вверх, летчик, похоже, задался целью нанести существенный урон барабанным перепонкам жителей, оконным стеклам и штукатурке их жилищ, а также напрочь снести вершины отрогов Скалистых гор. Подобное шумовое оформление будней города присутствовало ежедневно. Звонить на военную базу «Неллис» и жаловаться не имело смысла — логика ВВС (вернее, полное ее отсутствие!) поражала: «Надо радоваться, что это наши истребители, а не вражеские».
Мотель «Игзекьютив-Лодж», придорожная гостиница для автотуристов и водителей, представлял собой одноэтажное здание с отдельным входом в номер прямо с улицы и площадкой для парковки машин. Уровень комфортности соответствовал обычной трехзвездочной гостинице.
Мотель находился возле развязки скоростной магистрали бесплатного пользования. Оснащенный компьютерами, напичканный всевозможной электроникой и прочими достижениями НТР, он не имел к организации Мадонны никакого отношения, и только поэтому я решил там остановиться.
Над площадкой для парковки плотной пеленой висело марево.
Я подошел к открытой машине Джоанны и сказал:
— Пойду оплачу наше пребывание, вернусь через пару минут, а ты жди меня здесь.
Джоанна посмотрела на меня испуганными глазами и обвела взглядом парковку. Опасается оставаться на виду, подумал я и добавил:
— Впрочем, тут такая жарища, иди-ка лучше в тень! — Кивнув на автоматы с кока-колой и мороженым под широким навесом, я зашагал к дверям, за которыми находился вестибюль со стойкой регистрации.
В вестибюле было прохладно. Ни одной живой души. Возле дверей, за стеклянной перегородкой, виднелся прилавок, где продавали кофе. Рядом с кассой стоял круглый многоярусный стеллаж с газетами. Я шел по полу из искусственного мрамора, и мои шаги отзывались гулким эхом. Звучала приглушенная музыка. Повсюду были расставлены кадки с искусственными растениями из пластика и вазы с такими же цветами.
Администратор со стрижкой ежиком, в пиджаке и при галстуке, взглянув на меня, привстал и сделал приветливое лицо. Заметив отсутствие обручального кольца у меня на пальце, он расплылся в улыбке от уха до уха. Я сразу понял, о чем он подумал. Вот, мол, выискался еще один необремененный семьей искатель приключений на свою... голову.
Прервав ход его мыслей, я сказал, что мы с женой вчера вечером выехали из Лос-Анджелеса и хотим переждать жару в тихом номере. До вечера... Вечером у нас деловая встреча. Меня совершенно не волновало, что он подумает. Мистер и миссис Четтенден...
Администратор записал в книге регистрации наши данные. Я предъявил регистрационную карточку джипа, внес плату вперед, после чего администратор протянул мне ключ:
— Уезжая, можете не сдавать ключ дежурному, оставьте его в двери номера либо опустите в специальный ящик.
— Благодарю вас, — сказал я и уже направился к выходу, но увидел кабинки телефонов-автоматов и решил сделать один важный звонок.
Я снял трубку и только тут обнаружил отсутствие диска на телефонном аппарате. «Ну надо же!» — подумал я и хотел было повесить трубку, когда услышал голос телефонистки коммутатора мотеля, интересовавшейся, что мне угодно. Мне было угодно поговорить со своим старинным приятелем, поэтому пришлось назвать ей номер центрального полицейского управления штата Невада.
— Сэр, вы у нас остановились?
Я раздумывал над ответом не дольше секунды.
— Нет. Поговорю — оставлю десять центов у портье.
— Двадцать центов, сэр.
— Двадцать так двадцать, — усмехнулся я, сообразив, что на телефонных звонках милые барышни спокойно могут сколотить состояние.
— Сэр, к вашему сведению, мы соединяем только своих гостей, но раз уж вы назвали номер полиции, то так и быть.
— Благодарствую, — протянул я, обдумывая, не лучше ли позвонить из города.
— Полицейское управление, — раздался голос в трубке. — Дежурный Гарсия слушает.
— Мне нужен лейтенант Бен.
— Какой отдел?
— Убойный...
— О'кей! Соединяю...
Спустя секунд тридцать я услышал:
— Бен слушает...
— Ларри, это Саймон Крейн.
— Какими судьбами, Крейн?
— Я могу с тобой поговорить?
— Валяй!
— Слушай, насчет Айелло что-нибудь прояснилось?
— А он тебе друг-приятель?
— Ларри, его секретарша и я...
— Понял. И что?
— Они считают, она осведомлена и даже больше...
— Если она осведомлена, стало быть, и ты тоже... Так-так-так! Где она сейчас? С тобой?
— Нет, не со мной. Но она ничего не знает. Скажи, это все-таки убийство? Я слышал сообщение по радио.
— Две дырки в башке, но следов пороха не обнаружено. И разумеется, сам себя он закопать не мог. Короче, не наткнись на мертвое тело дорожные рабочие, труп Айелло пару часов назад залили бы цементом и уже закатали бы под асфальт.
— Ларри, а тебе известны какие-либо подробности не для печати?
Я слышал, как Ларри Бен дышал, покашливал... Было ясно, что он взвешивает все «за» и «против», прежде чем нарушить тайну следствия.
Ларри Бен всегда пользовался у меня уважением. Надежный, рассудительный, он частенько советовался со мной в пору нашей совместной деятельности по раскрытию уголовных преступлений. Он прекрасно ко мне относится, и с тех пор, как я на пенсии, иногда позванивает.
— Саймон, пока мы еще не располагаем подробностями, которые можно считать особо важными. В лаборатории работа идет полным ходом. Через пару дней, а может и раньше, получим из ФБР объективку на него. Не думаю, что убийство Айелло — простое сведение счетов. Стало быть, криминальная разборка отпадает, потому что, во-первых, он убит из новенького, необстрелянного оружия, а во-вторых, я бы тебе об этом не сказал. Ну что еще? На дороге никаких следов — ни от протектора шин, ни от обуви. На трупе отпечатков пальцев тоже нет. Правда, на ремне обнаружен кусок от резинового коврика, но тут, сам понимаешь, найти машину с поврежденным ковриком... Потребуется лет двадцать, не меньше. Под ногтями — ничего. Аутопсия и осмотр трупа говорит о том, что убийство было совершено в другом месте. На строительный участок тело притащили уже потом. Орудие убийства не найдено. У Пита Данжело, Тони Сенны и Эда Бейкера — железное алиби. Винсент Мадонна тоже отпадает.