Гаркушев Евгений Николаевич. Три измерения времени

   Всех мужчин, присутствовавших на пятом этаже, Звягин в свое время встречал, а доктора наук Дмитрия Амелина даже неплохо знал.
   – Звягин! – обрадованно улыбнулся Дмитрий, узнавая коллегу. – Тебя еще не убили?
   Такая простота Василия покоробила.
   – Должны были? – мрачно спросил он.
   – Собирались, – уверенно кивнул Амелин. – Причем такие люди, что слов на ветер не бросают. Присаживайся, пообщаемся.
   Места на диване не осталось, и освободить его никто не спешил. Звягин просто прислонился к стене рядом.
   – Как идет прорыв сквозь пространство и время? – хихикнул крупный бородатый мужчина – кажется, по имени Павел.
   – Прорвался, – коротко ответил Василий.
   – Хорошо, – заявил высокий худой мужчина с большим куском соленого огурца в руках. – А мы здесь празднуем повседневность. Домой не пустили – вот и празднуем. И пусть рестораны закрыты – нам хорошо под родным кровом.
   – Что случилось-то? – спросил Звягин. – Отчего танк перед институтом?
   Амелин расхохотался.
   – Не прикидывайся, Василий! Ты еще скажи, что явился из другого мира, другой временной плоскости…
   – Почему плоскости? – насторожился Звягин.
   – А как тебе будет угодно? Из параллельного мира?
   – Может быть и так.
   Хохотать принялись все. Настроение компании было веселым, нашелся бы только повод посмеяться.
   – На что только не пойдут люди, чтобы спастись от ответственности за совращение чужих жен, – всхлипнул бородач. – Только Мак от физики далек, он насчет параллельных миров не поймет. У него интересы совсем другие.
   Заявления почти незнакомого человека показались Василию оскорбительными, но не драться же с пьяным? Он повернулся и пошел прочь.
   – Не обижайся! – кричал ему вслед Амелин. – Ты у нас настоящий национальный герой! Кому еще так повезло, Звягин? Чья жизнь столь ярка? Выпей с нами!
   – Идиоты, – пробормотал Василий. – Повезло… Я работал!
   Потом он понял, что они говорили вовсе не о создании темпорального преобразователя, а о Маше, и ему стало вдвойне противнее. И еще он вспомнил, что прежде Амелин совсем не пил. Мир, в который он попал, слишком отличается от того, где он родился? Или на днях случилось что-то поистине ужасное?

* * *

   Отлучаться из хорошо знакомого института в неспокойный город, по улицам которого ездят танки, было глупо. Оставаться – еще глупее. Звягин знал по крайней мере несколько путей, по которым можно было нелегально покинуть здание. Вылезти на крышу и спуститься по пожарной лестнице. Долго, наглядно и опасно, но вполне реализуемо. Вылезти из окна второго этажа на козырек и спрыгнуть вниз – на первом этаже все окна зарешечены… Да и запасной выход обычно заперт изнутри – не на замок, а на щеколду, которая для надежности обмотана медной проволокой. Туда Василий и отправился.
   Никто запасной выход не охранял. Звягин легко размотал проволоку, отодвинул запор, приоткрыл тяжелую металлическую дверь и выглянул наружу. Начинало сереть, ничего подозрительного с торца института не наблюдалось. Путешественник во времени вышел, прикрыл за собой дверь, побрел вдоль кустов. Он на свободе! Но куда теперь направиться?
   Если по центральным улицам ездят танки, в переулках вполне могут бродить патрули. Наверное, стоит все же дождаться утра…
   Тишину ночи разорвал бодрый топот. По аллее кто-то бежал. Не очень большой и тяжелый, скорее всего – женщина. Может быть, ей нужна помощь?
   Василий выглянул из-за куста. Девушка в спортивном костюме с перевязанными красной лентой длинными темными волосами трусила по аллее. Да ведь он ее знает! Лика, студентка-старшекурсница, которая подрабатывала в библиотеке. Похоже, девушка просто совершала утреннюю пробежку, а не убегала от кого-то. Выходит, не все потеряно? Если люди бегают по утрам для своего удовольствия и здоровья, это вселяет какой-то оптимизм – пусть на улицах стоят танки и дежурят солдаты.
   – Лика! – окликнул девушку Звягин.
   Спортсменка шарахнулась в сторону, потом остановилась, проговорила, переводя дыхание:
   – Василий Петрович? Вы меня напугали.
   – Извините. Разве сейчас не комендантский час? Почему вы бежите?
   Лика рассмеялась.
   – Для бодрости и здоровья. Говорят, очень полезно. Комендантский час уже десять минут как закончился.
   В подтверждение девушка продемонстрировала пластмассовые электронные часы. На табло мерцали цифры: пять часов десять минут.
   – А какое сегодня число, Лика?
   – Двадцать первое, – не смутившись, ответила девушка.
   – Месяц? – продолжал настаивать Звягин.
   – Май, – все так же спокойно ответила Лика.
   – Год? – задал основной вопрос Василий.
   – Такой же, какой был вчера, Василий Петрович. – Лика нахмурилась. – Вы это бросьте. Специально меня здесь поджидали?
   – Нет, конечно. Зачем?
   – О ваших подвигах слава по всему институту разнеслась. Только со мной этот номер не пройдет.
   На мгновение Звягину стало обидно, что с симпатичной темноволосой Ликой у него ничего не предвидится, потом он отогнал мысль как абсурдную. Он никогда и не собирался за ней ухаживать! Если он попал в другой мир, то живший тут Василий Звягин отличался от него? Или мир – тот же самый и во всем виноваты слухи? А может быть, ему еще предстоит увлечься Ликой? Она того стоила…
   – И все же, Лика, расскажите, отчего на улицах танки, – попросил Звягин. – Пожалуйста!
   – Говорить о танках – скучно и неинтересно, – объявила девушка. – Но кое-что я вам и правда расскажу. Когда я сворачивала на аллею, к институту подъезжал черный джип. Явно бандитский. В салоне кто-то очень громко разговаривал по телефону. Я слышала крики, что он теперь точно этого козла поймает. Как вы думаете, кого имели в виду, Василий Петрович?
   – Откуда мне знать? – смущенно ответил Звягин.
   – Ну, тем лучше. Я побежала. Мне на работу рано, а еще нужно выкупаться и переодеться.
   Девушка повернулась и быстро растворилась в тумане. Талия ее была выше всяких похвал. Соблазнительное видение купающейся Лики на миг предстало перед глазами Василия. «Наверное, я и правда озабоченный идиот», – подумал он мгновение спустя. Хотя, может быть, ученому просто было страшно и одиноко?
   Итак, за Василием Звягиным объявлена настоящая охота. Наверное, кто-то видел его в институте и позвонил Маковскому. Что же делать? Идти в милицию? Смешно… Лучше уж сразу броситься под танк. Эх, может быть, Маковского на волне революционных перемен прижмут? Слабая надежда. Такие всегда остаются «на коне».
   Шум двигателя со стороны института вывел Звягина из состояния задумчивости. Джип, что же еще? Черный силуэт вынырнул из тумана. Фары были выключены, за тонированными стеклами ничего не видно.
   Похоже, водитель заметил физика – он прибавил скорость и понесся прямо на Звягина. Василий недолго думая бросился в кусты и побежал обратно – к институтскому двору. Здесь, по крайней мере, росли кусты, стояли какие-то лавочки. На пустыре его догнали бы сразу.
   Джип, не снижая скорости, врезался в кусты, изломал, подмял их под себя и помчался дальше. Хорошо, что Звягин не был идиотом настолько, чтобы убегать по прямой. Да, решимости бандитам не занимать, если они совсем не жалеют дорогую машину – на кусты и людей им, понятное дело, наплевать.
   Хорошо, что бетонную скамейку на джипе не переедешь и не протаранишь. Василий перепрыгнул через такую, вновь нырнул в кусты, обдирая руки и лицо. Пиджак уже был разорван в нескольких местах. К запасному входу. Самое разумное решение.
   Стекло бешено ревущего джипа опустилось, оттуда высунулась рука с пистолетом. Раздался грохот выстрела.
   Попасть в кого-то из автомобиля на ходу не так-то просто, а когда этот кто-то еще и прячется за кусты – практически невозможно. Поэтому стрельба – психологическое давление на убегающего, психологическая разрядка для догоняющих. Звягин прибавил ходу. По дорожке вдоль стены джип не проедет – кусты не позволят. Если поперек зеленые насаждения можно одолеть на вездеходе, то вдоль – очень вряд ли.
   Вот и вход. Василий юркнул внутрь, с трудом прикрыл тяжелую металлическую дверь. За здешними петлями никто не следил, поэтому они скрипели и не хотели поворачиваться. Не жалея кулака, Звягин забил в нужный паз тяжелую щеколду. Спустя несколько секунд раздался страшный грохот. В дверь выстрелили. Вроде бы пуля не смогла пробить железо – надежно строили двадцать лет назад, металла не жалели… Но дожидаться, когда дверь вышибут, например из гранатомета, физик не стал. Вверх, в лабораторию!
   Сердце выпрыгивало из груди – Звягин мчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Внизу грохотали выстрелы – бандиты что-то не поделили с военными? Надеются пробить дверь?
   Вперед, вперед! Только бы не отключили электричество!
   Ворвавшись в лабораторию, Василий сорвал крышку с щита электропитания, рискуя получить удар током, набросил кабель резервного темпорального преобразователя на клеммы. Должно получиться…
   Компьютер грузился слишком долго. Внизу уже грохотали шаги. Бандиты, военные, коллеги? Какая разница… Бежать. В спокойное прошлое, туда, где все просто и ясно. Лет на сорок назад. Дальше уже и не надо.
   Сенсор активации программы переноса преобразователя Звягин нажал, когда дверь сорвалась с петель под чьим-то ударом. Первая автоматная очередь прошла над головой путешественника во времени.
   Второй не последовало. Василий перенесся.

* * *

   Ощущение было такое, будто из-под Звягина резко вырвали кресло. Он опрокинулся на спину, больно ударившись о камни мостовой. В теории исчезновение кресла, как и любого другого предмета, прежде составлявшего обстановку комнаты – ее «пространственно-материальное наполнение», – было не только возможно, но и вероятно. Сейчас пропала сама комната, и пейзаж вокруг стал неузнаваемым. Испытывать подобные ощущения на практике было не слишком приятно.
   Преобразователь калибровался на привязку в пространстве, и с линией горизонта все было нормально – иначе Звягин мог оказаться в нескольких метрах над землей или, того хуже, под землей. Но, возможно, некоторое пространственное смещение все же произошло?
   Вокруг стояли мрачные каменные дома. Асфальт отсутствовал – улица была выложена брусчаткой. Людей вокруг не наблюдалось. Серело – то ли вечер, то ли раннее утро.
   Звягин поднялся на ноги, огляделся еще раз. Когда-то он ездил в Ригу, и старый город произвел на него сильное впечатление: узкие улочки, старинные дома, величественные соборы. Здешняя атмосфера чем-то напоминала рижскую: пахло сыростью, было мрачно, но чисто.
   В какой стороне институт? Где его дом? Или здесь нет ни института, ни дома – вообще ничего? Если автоматная очередь разбила электрический щиток, когда преобразователь работал, экстратоки или недостаток энергии вполне могли сбить программу и отправить его или в далекое прошлое, или в неведомое будущее.
   Василий постарался запомнить место, в котором оказался – такие данные всегда могут пригодиться впоследствии, – и побрел по улице. Встретить кого-то хотелось, но одновременно было страшно. Кто выйдет ему навстречу? Средневековый крестьянин или рыцарь в доспехах? Одичавший робот или совершенно не похожий на человека мутант? Казалось бы, глупые мысли, на мир нужно смотреть проще и не нагромождать причудливые предположения там, где можно обойтись простым объяснением, – но сама обстановка располагала.
   Звягин миновал один двухэтажный дом, второй, свернул на более широкую улицу. Здесь от маленького каменного сарайчика к трехэтажному дому тянулась какая-то проволока. По виду – электрическая линия или, может быть, телефонный кабель. Наблюдение Василия обнадежило, а зря. Из-за сарайчика неожиданно вышел бородатый мужчина в черной рясе, с накинутым на голову капюшоном, и закричал во все горло:
   – Прыгунец! Прыгунец!
   Сердце Василия упало, он развернулся и побежал. Глупее ничего и придумать было нельзя, но сам тон монаха, или кем был тип, который ему встретился, говорил о многом. Примерно так сам Василий кричал бы: «Бешеный пес! Бешеный пес!»
   Сзади загрохотали кованные железом сапоги.

* * *

   Убегать можно тогда, когда знаешь, куда и зачем бежишь. Звягин не представлял этого совершенно. Улочки, переулки, широкие и узкие, мощеные и грязные, светлые и темные. Кое-где у подъездов домов зажглись фонари – то ли газовые, то ли электрические – не поймешь, светили они тускло. Людей же на улицах совсем не было. А если Василий и замечал вдали какой-то силуэт, то сразу спешил свернуть в другую сторону.
   Преследователи, в отличие от Звягина, знали город, но чем им могло это помочь? Ведь сам путешественник во времени понятия не имел, куда и зачем бежит. Так что сократить путь и перегородить ему дорогу не представлялось возможным.
   Очередной переулок – и Василий вылетел на сравнительно открытое место, к реке. Что-то очень неприятное было то ли в набережной, то ли в самой реке… Прыгнуть в воду, переплыть на другой берег? Те, в сапогах, следом, наверное, не полезут. Приглядевшись внимательно, Звягин понял, что ему не понравилось. Вода в реке была практически стоячей и слегка светилась зеленью.
   Из соседнего переулка вывалились двое людей в черных рясах с дубинками в руках. Бородатые лица, на головах войлочные шапки, похожие на шлемы. Там, откуда он примчался, тоже грохотали шаги. Можно было попытаться бежать вдоль реки, но сердце выскакивало из груди. Да и в чем смысл плутать по темным улочкам незнакомого города, без цели и надежды?
   – Стой! – грозно прокричал человек с дубинкой. – Хуже будет!
   – Стою, – отозвался Василий. – Сдаюсь.
   Двое бородачей подбежали, грозя дубинками.
   – Только попробуй дернуться! – пригрозил один.
   Скоро к ним присоединились еще трое мужчин в черном. У одного на плаще – наверное, это все-таки был плащ, а не ряса – была пришита вдоль ворота узкая белая лента. Наверное, он был старшим, потому что поинтересовался:
   – Прыгунец?
   – Не знаю, что это значит, – ответил Звягин.
   – Значит, дальний прыгунец, – заявил мужчина. – В застенок его! Никодим, оформишь.
   Самый низкорослый из преследователей, полноватый Никодим, одышливо проворчал:
   – По-русски разговаривает хорошо – не такой уж дальний.
   Звягин только сейчас сообразил, что все действительно говорят по-русски. Значит, не Рига? Может быть, Новгород или, скажем, Владимир? Но не было в старых русских городах таких вот узких каменных улочек! А в новых городах – тем более.
   – Может, и лазутчик, – не стал спорить старший. – Да какая разница? Вяжите его, инквизиторы разберутся.
   Руки Василия завели за спину и связали веревкой. Не синтетической, пеньковой. Это, пожалуй, оказалось самым странным впечатлением за последнее время. Танки, зеленые светящиеся реки, люди в черных рясах – они далеко. А веревка – вот она, на руках. Ее чувствуешь… Веревка была более чем реальна.

* * *

   Подвал, в который заперли Звягина, освещался масляной лампой-коптилкой. Других узников тут не имелось. Да и на улицах города людей встречалось мало – ученый попал то ли в далекое прошлое, то ли в будущее. Скорее второе – слишком правильным был язык солдат. Явно не по-старославянски они говорили. Но откуда тогда масляные лампы и веревки, рясы и мощеные улицы? Нефть закончилась? Общество деградировало?..
   Ученого развязали и не били, но и не поили, не говоря уж о том, что не кормили. А есть после беготни очень хотелось…
   Оказавшись в камере, Звягин ощутил, как на него накатывает нечеловеческое одиночество. Он оказался один на один с враждебными людьми в незнакомом городе, там, где его родственники и друзья еще не родились или давно умерли, а может быть, и не жили никогда… Кому он здесь нужен? И что теперь нужно ему? Вернуться домой? Но каждое возвращение преподносило новые неприятные сюрпризы. Прав был Платон, и с каждой минутой мир становится хуже, отходит от совершенства. Нельзя дважды войти в одну реку, нельзя обратить события вспять!
   Сколько Василий сидел в подвале, он не понял. Может быть, пару часов, а может, и целые сутки. Мобильный телефон, так же как и паспорт, и деньги, и ремень, у него отобрали, да и батарейка на мобильнике села. Посмотреть, ловится ли здесь сеть, путешественник во времени сразу не догадался, а теперь уже было поздно. Несколько раз Василий пытался задремать на сколоченной из грубых досок лавке, потом метался от стены к стене, снова садился…
   Мучения его прервал приход двух стражников. Одеты они были в такие же черные рясы, как и все здесь, на Звягина смотрели без интереса. Они принесли узнику воду в стеклянной бутылке. Посудина была настолько универсальной, что могла использоваться и в семнадцатом, и в двадцать третьем веке. Отчего нет? По многим параметрам стекло превосходит пластик. А если нефть закончилась, пластик дорог…
   – Какой сейчас год? – поинтересовался Василий у молчаливых стражей, когда бутылка с водой опустела.
   – Тебе все расскажут, – мрачно буркнул один из них. – Потом.
   – Или не расскажут, – хмыкнул другой. – Вопросы здесь задают тебе, понимаешь?
   – Понимаю, – не стал спорить Звягин. – И все же? Какой год? Неужели это тайна?
   – Триста двадцать седьмой от открытия законов движения планет, – смилостивился первый страж.
   – То есть? – Звягину стало по-настоящему жутко. – А от Рождества Христова? Или от Сотворения мира?
   – Ты что, идиот? – спросил второй стражник. – Вселенная родилась после Большого взрыва. А сколько лет прошло с тех пор, мы еще не вычислили. Во всяком случае, с нужной степенью точности.
   Подивившись глубоким познаниям стражников в устройстве Вселенной при полной отсутствии исторической эрудиции – нельзя же знать только современный календарь, – Звягин задумался. Если под «законами движения планет» подразумевались законы Ньютона, то вычислить год вполне можно. Когда великий англичанин опубликовал свои законы? Пожалуй, в семнадцатом веке. А точнее? Эх, легко попрекать стражников плохим знанием истории – он сам не помнил, когда жил Ньютон! С точностью до ста лет, примерно. И если так, то здесь тоже конец двадцатого – начало двадцать первого века. Откуда тогда эти рясы? Почему на улицах нет асфальта?..

* * *

   В течение нескольких суток – может быть, целой недели – ничего не происходило. Время Звягин определял по скудным тюремным кормлениям. Ему все-таки стали давать еду – сухари, чеснок и микроскопические порции сыра. В масляную коптилку заливали масла, но очень немного. Время от времени лампада гасла, и Василий часами сидел в темноте.
   Ученый постоянно был голоден, поэтому не мог понять, дают ли ему завтрак, обед и ужин или кормят один раз в день. Стражники на вопросы не отвечали, только поглядывали на узника неодобрительно, и Василий постепенно принял факт своего заключения как должное. Может быть, он и правда в чем-то виноват? Выбраться из подвала надежды не было, оставалось надеяться на чудо.
   Если голод мучил не очень сильно и настроение немного поднималось, Звягин пытался делать какие-то расчеты. В уме, делая пометки на стенах. Но, прямо скажем, никакой пользы от этого не имелось.
   Когда в камеру явился сухой старичок – его черная ряса была без капюшона, зато с высоким белым воротником, а голова оставалась непокрытой, – Звягин остался спокоен. Они обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и Василий отчего-то принял старика за адвоката. Встрепенулся он лишь тогда, когда старик спросил:
   – Вы физик?
   – Да, конечно. Но какое это имеет значение? Все утверждают, что я прыгунец, а я даже не знаю, что это значит.
   Старик рассмеялся, достал из складок одежды несколько коробков, соединил их вместе – и, о чудо, в его руках засветилась настоящая электрическая лампочка. Ватт на тридцать, но по сравнению с коптилкой – словно звезда.
   – Я сам физик, – объявил старик. – А по совместительству – инквизитор Высшего совета. Зовут меня Пантелеем Григорьевичем.
   Ну, что же, инквизитор Пантелей Григорьевич, физик, который в подтверждение своих слов зажигает при помощи аккумуляторов электрическую лампочку, – что же здесь удивительного? Звягин решил, что переживать по этому поводу совершенно не стоит.
   – А вы, наверное, издалека? Какую мощность задействовали для механизма перемещения? – поинтересовался Пантелей Григорьевич.
   – Рабочая нагрузка составляла около ста киловатт, пиковая была несколько выше, – отозвался пораженный Звягин. Выходит, здесь разбираются в механизме темпоральных перемещений? Значит, не все потеряно!
   – В свечах это сколько будет? – спросил инквизитор.
   – Не знаю. Как определяется мощность свечи?
   – Мощность теплового потока по всем направлениям от горящей восковой свечи толщиной в палец.
   Звягин задумался, пытаясь вычислить значение мощности. Не так трудно на самом деле. Свеча дает примерно столько же света, сколько лампочка в двадцать ватт. Или десять. До тридцати, конечно, недотягивает… А соотношение видимого света и теплового излучения, наверное, в данном случае непринципиально, хотя свеча, скорее всего, излучает в инфракрасном диапазоне сильнее лампочки. Но ведь и в обычной лампе накаливания указывается потребляемая мощность, а не сила светового потока.
   – Кстати, как вас зовут, молодой человек? – спросил Пантелей Григорьевич.
   – Василий Звягин.
   Физик только сейчас понял, что его даже об имени ни разу не спросили. Он просто сидел и ждал, ждал неведомо чего.
   – Хорошее имя, – кивнул инквизитор. – И фамилия вполне. Не обманываете?
   – Зачем?
   – Всякое случается… – старик усмехнулся. – Пойдемте наверх. Здесь душно.
   Предложение выйти из опостылевшей камеры настолько обрадовало Василия, что он тут же забыл о мощности, о лампах и о том, что нужно задать инквизитору сотню важных вопросов.

* * *

   Кабинет инквизитора Высшего совета выглядел весьма и весьма своеобразно. Высокие потолки, стрельчатые застекленные окна – и множество столов и полок с наваленными на них разнообразнейшими предметами. Были здесь стеклянные шары, мотки разноцветной металлической проволоки, колбы, реторты и даже, кажется, кошачьи шкурки. Собственно, то, что это шкурки, было очевидно, а других животных с подобной расцветкой Звягин не знал.
   На самом широком столе – относительно свободном от хлама – лежал мобильный телефон Василия. Похоже, Пантелей Григорьевич изучал его перед тем, как пойти за узником.
   – Итак, ваши координаты были весьма и весьма далеки от наших, – заявил хозяин кабинета, когда Василий скромно присел на краешек предложенного жесткого стула. – Что же привело вас сюда, молодой человек? Нужда? Преступление? Тяга к знаниям? Приговор суда? Говорите как на духу – только это вам поможет. Если я выясню, что вы лжете, вас выкинут на самую окраину мира, туда, где земля плавится под ногами, а каждый зеленый куст стремится вас догнать и пожрать.
   Угрозы инквизитора выглядели какими-то детскими, но натолкнули Звягина на мысль вновь задать вопрос о времени, в котором он оказался.
   – Какой сейчас год? Умоляю, скажите. Ведь я сам не знаю, как здесь очутился.
   Пантелей Григорьевич опустился в свое кресло, с интересом взглянул на Василия и тихо сказал:
   – А разве это имеет значение?
   – Еще бы! Я хочу вернуться домой!
   – Домой? – еще больше удивился инквизитор. – Значит, вы не беглец? Может быть, вас вышвырнули сюда недоброжелатели?
   – Я сконструировал темпоральный преобразователь, – заявил Василий, постепенно осознавая, что инквизитора это нисколько не впечатлит. Тот прекрасно понимал, что перед ним путешественник во времени, и не испытывал по этому поводу восторга.
   – Похвально, – без особой радости заявил Пантелей Григорьевич. – И что? Пустили его в ход, не разобравшись, как он будет работать?
   – В теории все было ясно. На практике результаты оказались совершенно отличными от расчетных.
   – Вот как? – усмехнулся инквизитор. – Но если теория расходится с практикой, значит, теория неверна. Не так ли?
   – Конечно.
   – И что говорит ваша теория? Или философия? Чем вы руководствовались?
   – Математическими расчетами.
   – О, как любопытно! – похоже, инквизитор действительно заинтересовался. – Давно мне не попадались прыгунцы из такой дальней дали. Может быть, у вас и компьютеры есть?
   Слово «компьютеры» было произнесено Пантелеем Григорьевичем странно, по-деревенски и прозвучало как «кампутеры».
   – Конечно, – Василий слегка удивился. – Именно компьютер и рассчитывал траекторию перемещения. То есть измененную мировую линию. Не вручную же вычислять?..
   Инквизитор неожиданно расхохотался – тихо, но радостно.
   – А отчего не вручную? У вас, наверное, и электричество получают с помощью огромных колес? Генераторов, да?
   Звягин воззрился на Пантелея Григорьевича с удивлением.
   – Да, пожалуй. Я не инженер-электрик, но, полагаю, генераторы представляют собой подобие огромных колес.
   – И вся планета опутана сетью проводов? – продолжал веселиться неведомо чему инквизитор.
   – Проводов хватает. А у вас электрического освещения нет?
   – Повсеместно – нет. Наша цивилизация идет по пути совершенствования, мы уделяем больше внимания людям и их внутреннему миру, а не науке. Хотя все взаимосвязано, глупо это отрицать…