Совсем стемнело, и прохладный воздух быстро отбирал тепло от раскаленной за день поверхности пустыни. Рорк собрал вещи и тронулся в путь.
   Во время любого похода самым важным предметом экипировки является обувь. Но и натертый на ноге волдырь может оказаться не так страшен, как понос – одному только Богу известно, из чего был испечен хлеб пастуха или какие нечистоты плавали в воде, которую он пил, – понос мог стать для него настоящим адом. Что же касается волдыря, он обычно постепенно растет, расширяется и в конечном счете лопается, превращая каждый шаг в муку, заставляя терять драгоценное время и отнимая последние силы.
   Уже через пять минут движения Рорк знал, что именно это и происходило с его ногами. Сандалии пастуха оказались всего лишь тонкими полосками кожи с матерчатым верхом и не могли защитить нежные ступни его ног. Рорк сразу почувствовал сбитые до крови места, и каждый его шаг теперь отдавался острой болью. Больше всего он опасался попадания в раны инфекции.
   Рорк снял сандалии и шел босой, выбирая путь между острыми камнями и сухими ветвями колючего кустарника с такой осторожностью, словно он передвигался по доске с гвоздями. Скорость его продвижения снизилась с четырех миль в час, как он рассчитывал, до каких-нибудь одной-двух. После восьми часов путешествия по поверхности, покрытой словно колючей проволокой, он станет настоящим инвалидом, подумал Рорк.
   Он остановился, в отчаянии обхватил голову руками, в глазах – боль.
   – Мать твою!.. – пронзительно закричал Рорк, не опасаясь на этот раз, что кто-то услышит его в этой пустоте.
   – Мать твою!.. Мать твою!.. – повторил он несколько раз.
   Несмотря на то, что этот крик выражал крайнюю степень отчаяния, Рорк отлично знал, что может ждать его впереди. К сожалению, вариантов было совсем немного. Тем не менее он предпримет попытку идти дальше, рассчитывая на благосклонность судьбы. Если найдет помощь, он спасен. Если нет, проковыляет еще примерно восемь часов, после чего наступит медленная и мучительная смерть от жажды. Он может забраться в какую-нибудь дыру еще на один день, но в конце концов в какой-то момент в течение последующих сорока восьми часов пустыня призовет его к себе. Он знал это, потому что однажды уже видел: нестерпимая жажда, губы все в трещинах, галлюцинации, коллапс, наконец, смерть.
   Единственное, чего он не позволит себе, – сидеть сложа руки и оплакивать свою судьбу.
   Рорк сделал робкий шаг вперед, и гримаса тотчас исказила лицо: он наступил на острый камень. Он приготовился сделать еще один шаг, когда в ночной тишине до него долетел какой-то звук, отдаленный грохот, который он принял за гром. Но откуда ему взяться? Ночное небо было чистым, и дождь был так же маловероятен, как беременность папы римского. Кроме того, звук был непрерывным и похож не столько на грохот, сколько...
   На самом деле это был совершенно обычный звук, тот, который он слышал так часто, что мгновенно исключил любую возможность услышать его здесь, среди дикой пустыни. Потом, как только он понял, что это такое, испугался... Неужели трудные испытания двух последних дней помутили его рассудок? Он стал просто ждать, почти надеясь на то, что звук исчезнет и будет совершенно очевидно, что у него галлюцинации.
   Но вот пришел новый сигнал – тихий, далекий свисток.
   Это, несомненно, был поезд.
   Рорк стоял, взволнованный, все еще охваченный сомнениями. Но они быстро отпали, поскольку теперь он отчетливо слышал равномерное постукивание колес на стыках рельс, устойчивую работу дизеля.
   Неожиданно он понял, что это должен быть именно поезд. Перед его глазами возникла карта, которую они изучали, когда планировали предстоящую операцию. С тех пор произошло так много событий, что ее детали стерлись в его памяти. Когда они выбирали наиболее оптимальный путь отхода из Аддис-Абебы, рассматривался вариант движения в восточном направлении. Рорк вспомнил, как Коллинз, говоря об особенностях этого маршрута, среди прочего упомянул и даже показал на карте пальцем железную дорогу, которая спускалась с нагорья сначала в восточном направлении и шла мимо северной стены Долины Разломов, а затем поворачивала на север к границе с Джибути.
   Шум постепенно ослабевал.
   – Эй! – закричал Рорк и, словно лунатик, заковылял в сторону звука, с проклятиями и гримасами на каждом шагу, на каждом остром камне, который впивался в его израненные ступни.
   Ощутив под ногами твердую каменистую поверхность и песок, он побежал, как мог, за звуком, который становился все тише и тише. Рорк остановился, чтобы проверить, в том ли направлении он бежит. Он уловил отдаленный гул, мягкий и манящий свисток, – но они все больше удалялись. Он снова побежал и бежал до тех пор, пока шум его собственного, разрывавшего легкие дыхания не заглушил все остальные звуки вокруг.
   Правая нога на что-то наткнулась – какой-нибудь корень? Падая, он понял, что повредил палец ноги. Вытянутые вперед руки уперлись во что-то твердое, по ребрам словно ударили железным прутом.
   Корчась от боли, Рорк понял, что споткнулся о рельс железнодорожной колеи.
   – Проклятье! – пробормотал он, переворачиваясь и садясь на рельс.
   С закрытыми глазами, задыхаясь от дикой боли, он не знал, что доставляло ему больше страданий: ступни, руки, ребра или ноги – все тело ныло и болело.
   Постепенно Рорк пришел в себя. Шок и боль уступили место озабоченности и тревоге. По обе стороны от него в темноту убегали рельсы, слабо поблескивая в свете звезд и низко висевшей луны. Если бы он так не торопился, ярдов за двадцать увидел бы эти чертовы рельсы. Идиот.
   Конечно, поезд ушел.
   Рой мыслей закружился в голове Рорка. Как часто ходят поезда по этой Богом забытой колее? Раз в сутки? В неделю? В месяц? Скорее всего нет. Путь находился в хорошем состоянии, рельсы блестели, что говорило о регулярном движении. Конечно, это не был важный железнодорожный узел вроде Клапемского. Всего лишь однопутка, а значит, и определенное количество разъездов. Протяженность дороги составляет несколько сотен миль. Если поезда должны ждать друг друга на разъездах, расписание может быть лишь приблизительным. Вряд ли в этих условиях можно обеспечить прохождение более чем одного состава в день.
   И он только что пропустил его.
   Рорк с тоской посмотрел вслед ушедшему поезду.
   Новая мысль пронзила затуманенное болью сознание. Когда он бежал к колее, горы находились прямо перед ним, а поезд исчез, удаляясь вправо от него в сторону нагорья и Аддис-Абебы. Таким образом, он шел на запад, а не на восток, то есть в направлении, противоположном тому, которое было нужно Рорку. Можно было предположить, что встречный поезд проследует позже. Но когда? Через час или через сутки?
   Ясно было одно: когда он придет, и если он придет, Рорк во что бы то ни стало должен на него сесть.
   Он подвел итоги. Они вовсе не были радужными: он, босой, стоит посреди каменистой пустыни, в грязной вонючей одежде, имея при себе лишь одеяло, карабин и пустую фляжку для воды. Это все. Тренировки по выживанию в чрезвычайных условиях, к сожалению, не подготовили его к чему-то по-настоящему серьезному. Во время походов все необходимое всегда оказывалось под рукой: спички, швейцарский армейский нож, зеркало и даже бритва. Это могло помочь извлечь какую-то пользу из окружающей обстановки.
   Он же располагал единственным орудием – карабином, от которого с точки зрения собственного выживания никакой помощи не было. Он уже сомневался, стоило ли вообще нести эту штуковину с собой дальше. Когда ты ослаб, каждая лишняя унция веса уже в тягость. Но Рорк знал, что должен беречь карабин. Он мог бы подстрелить из него любое животное, чтобы добыть пищу. В самом крайнем случае он убил бы Дживиса, разорвал его голыми руками и съел сырое мясо, подобно голодному шакалу. Если бы до этого дошло, он, пожалуй, съел бы грифа или змею. И потом, если он выживет, если он выберется из этой дурацкой ситуации и вновь окажется среди людей, оружие, безусловно, может понадобиться.
   Рорк сидел у края колеи и по очереди ощупывал поврежденные места. Ничего серьезного он не обнаружил. В его голове все время возникали, отменялись и переформулировывались планы последующих действий. В какой-то момент он подумал о том, что можно использовать карабин для остановки поезда. Но сразу же отбросил эту мысль: слишком рискованно! Никакой гарантии, что машинист остановит поезд, а он, ничего не добившись, обнаружит себя.
   Может быть, найти подъем пути, где поезд замедлит скорость и в этом месте вскочить в него? Все эти штучки в стиле Дикого Запада хороши только в кино, для этого потребовалось бы, чтобы скорость поезда не превышала десяти миль в час.
   А что, если попробовать остановить поезд? Он мог бы это сделать, будь у него Дживис. Он поставил бы верблюда поперек колеи, выстрелил бы в него и таким образом блокировал путь. Может быть, с помощью больших камней?
   Как действовать ему, если поезд охраняется? Эфиопия, разрываемая распрями, распадалась на части. В этих условиях все ценное, включая даже пассажиров, требует защиты. Всякая необычная вещь, например завал на железнодорожной колее, неизбежно вызовет подозрение. Он уже видел себя, ковыляющего из-за кустов к стоящему поезду – и только для того, чтобы наткнуться на десяток солдат.
   Теперь он мог точно сформулировать стоящую перед ним проблему. Как замедлить скорость или вообще остановить поезд, не вызывая при этом никаких подозрений?
   Рорк присел на корточки, подстелил одеяло и встал на колени, чтобы руками ощупать путь. Он не обнаружил никакой насыпи, шпалы были положены прямо на каменистую поверхность. Колея была узкой, на несколько дюймов меньше, чем стандартный размер в Англии. Он потрогал рельсы, после дневной жары они все еще были горячими.
   Жара. Огонь.
   Деревянные шпалы! Поджечь их, сразу же пришла в голову мысль, устроить костер! Наверняка при виде огня машинист сразу снизит скорость, хотя бы для того, чтобы убедиться в безопасности для прохода поезда. Со стороны это может даже и не вызвать подозрений: кусочек зеркала, случайная искра – все это естественная причина пожара.
   Итак, машинист замечает огонь и снижает скорость. Интересно, с какого расстояния он может его увидеть? Рорк посмотрел на уходящие вдаль рельсы. В темноте огонь виден на мили.
   Неожиданно в голову пришла мысль. Прошедший мимо поезд двигался ночью. Возможно, поезда вообще ходят только ночью. Днем, на жаре, раскаленные вагоны превращаются в душегубку; с другой стороны, трудно обеспечить охлаждение старых дизелей, и они могут выйти из строя. Зачем превращать относительно короткое путешествие по равнинной, но маловыразительной местности в чреватую непредвиденными приключениями и даже неприятностями поездку?
   В таком случае нельзя терять ни минуты. Поезд должен покрыть за ночь, скажем, сто пятьдесят миль пустыни, скорость не более двадцати-тридцати миль в час – для узкой колеи без твердой подушки это скорее всего так. Значит, речь идет о пятичасовой или восьмичасовой поездке. В этих рассуждениях есть здравый смысл.
   Рассвет наступит в шесть утра, сейчас одиннадцать ноль шесть. Господи! Уже надо начинать действовать. Но как? У него нет ни спичек, ни зажигалки, ни топлива.
   Топливо, конечно, не представляло особой проблемы. Чтобы разложить костер, даже самый маленький, вполне хватит растущего вокруг кустарника. Но вряд ли он сможет позволить себе затратить всю ночь, чтобы охапками перетаскивать из пустыни достаточное количество сухих веток. И еще одна сложность: сухое дерево горит быстро, поэтому любая ошибка в расчете времени может привести к тому, что костер прогорит еще до того, как появится поезд. О'кей. Тогда речь может идти лишь о маленьком костре, который надо разжечь сразу же, как он услышит шум поезда.
   Наконец, вопрос о том, как его разжечь? Старый прием бойскаутов – тереть друг о друга деревянные палочки – вряд ли пригодится в данном случае. Рорк вспомнил, как, проходя очередную тренировку на выживание в джунглях, в Белизе, он наблюдал демонстрацию получения огня старым индейцем. У него на коленях была небольшая дощечка из мягкого дерева, по поверхности которой он крутил двумя ладонями специальную палочку. От сильного трения в конце концов возникало пламя. Однако и доска, и палочка требовали такого же бережного хранения, как и спички, кроме того, сама процедура была трудоемкой. У Рорка осталось ощущение, что такой технике выживания старались научить как раз тех, кто на практике никогда не сможет ею воспользоваться. Даже индейцу эти палочки не были нужны.
   – Вы именно таким образом разжигаете огонь у себя дома? – спросил тогда с восхищением Рорк через армейского переводчика.
   Старый индеец бросил на него уничтожающий взгляд и вытащил из штанов обыкновенную зажигалку.
   – Вы можете жить, как ваши далекие предки, если вам это нравится, – сказал он. – Я не хочу.
   В то время как Рорк осторожно переходил от одного куста к другому, обламывая ветки, он окончательно понял, что единственным имеющимся в его распоряжении средством добыть огонь являются боеприпасы и карабин.
   Вопреки расхожему мнению, практически невозможно разжечь пламя, выстрелив в трут или любое другое сухое дерево. В результате сгорания пороха и трения в канале ствола пуля разогревается до высокой температуры, но никогда не достигает уровня, необходимого для возгорания дерева. Можно совершенно спокойно выстрелить в сосуд с бензином, не опасаясь возникновения пожара.
   Рорк уже знал, как он поступит. Вся трудность заключалась в том, что он никогда раньше этого не делал. И, поскольку он должен поджечь костер только при появлении поезда, у него имеется всего один-единственный шанс.
   С охапкой колючих веток Рорк подошел к колее и аккуратно сложил их одна на другую поверх шпалы. Затем расположился поудобнее и начал работу с первым патроном. Зажав его, вниз пулей, между шпалой и рельсом, большим пальцем надавил на донышко гильзы. Потом повернул вокруг оси и надавил снова. Когда пуля в охватывающей ее гильзе разболталась, он ее вытащил и с большой предосторожностью высыпал порох на шпалу под сухие ветки. Затем проделал то же самое еще с тремя патронами. Это обеспечило достаточно пороха для хорошей вспышки, даже больше, чем нужно, чтобы костер разгорелся.
   Последний патрон нуждался в особенно тщательной обработке. Вынув свинцовую пулю, Рорк аккуратно поставил гильзу на шпалу, стараясь не просыпать пороха, вырвал несколько шерстяных ниток из накидки пастуха и растер их между пальцами так, что они распались на отдельные крошечные волокна, почти пух. Потом выбрал пару тонких сухих веточек, также раскрошил пальцами на мелкие кусочки и смешал все это на ладони. Получился идеальный трут.
   В этот момент до него донесся звук. Рорк замер и стал прислушиваться. Тишина. Затем снова послышался звук, и на этот раз он не исчез – отдаленный стук металлических колес. Он с осторожностью высыпал трут в гильзу, плотно заткнул его комочком из ниток, вложил в патронник и снял карабин с предохранителя. Между тем стук колес заметно усилился.
   То, что Рорк задумал, выглядело достаточно разумно и просто. Направив дуло карабина на кучку пороха, он нажимает на спусковой крючок. От взрыва капсюля загорается порох и, по мере продвижения пыжа вдоль ствола, поджигается сам трут. В отсутствие пули скорость горения пороха и мощность взрыва значительно ниже, чем при нормальном выстреле, поэтому горящий трут вылетает из ствола с небольшой скоростью и, попадая на кучку пороха, поджигает его, и костер быстро разгорается. Правда, все это – пока лишь теория и предположения.
   На практике взрыв заряда, каким бы слабым он ни был, может сдуть порох и разбросать ветки. В результате вместо того, чтобы поджечь костер, он его просто уничтожит.
   Наверное, поезд был уже в полумиле. При скорости двадцать миль в час это давало Рорку полторы минуты. В общем грохоте он уже стал различать стук колес на стыках, скрежет вагонных сцепок и букс, хриплое тарахтение дизеля.
   Чтобы сделать взрыв направленным, ему был нужен какой-то экран для прикрытия нижней части ствола. Рорк с силой рванул за край одеяла, но оно не поддалось. Попытка разорвать накидку тоже ни к чему не привела. Может быть, просто прикрыть ладонью, подумал он, но испугался ожога или чего-нибудь еще похуже.
   Он снова набросился на одеяло, ругаясь, стал в ярости рвать его, но результат был тот же. Со лба катились капли пота.
   Оставалось полминуты.
   Все, ничего не поделаешь, придется идти на крайнюю меру. Он опустил дуло винтовки почти до самой шпалы, направив точно на кучку с порохом. Большим пальцем правой руки коснулся спускового крючка, а ладонью левой прикрыл пространство между дулом и порохом.
   Времени на дальнейшие рассуждения не оставалось, иначе он вообще не сделает того, что задумал.
   Рорк нажал на курок. Резкий треск, вспышка из-под опущенной левой руки и острая, пронизывающая боль. Он невольно отдернул руку и стал тереть ею о грудь.
   Как он и надеялся, все произошло так быстро, что горящий трут не успел сильно обжечь руку. Хотя Рорк и отдернул ее, она все-таки сделала свое дело: порох остался на месте, и трут попал точно в кучку. Почти в течение секунды, самой долгой в его жизни, Рорк, словно завороженный, смотрел на кучку пороха. И вот – вспышка. Порох, а за ним и ветки охватило пламя, и костер стал быстро разгораться.
   Рорк вскочил, схватил одеяло и, не выпуская из рук карабина, забыв про израненные ноги, ярдов на тридцать отбежал от колеи и спрятался в кустарнике.
   Костер в это время горел вовсю, отбрасывая зловещий свет на окружающую пустыню. Рорк припал к земле, стараясь прижаться к ней, чтобы быть ниже чахлых кустов. Днем его было бы легко заметить, но сейчас, ночью, он надежно прикрыт темнотой.
   Языки пламени с треском поднимались вверх, и с них в воздух слетали тысячи искр, пламя металось из стороны в сторону, а тени от кустов следовали этому безумному движению.
   Постепенно треск костра был заглушен шумом приближающегося состава. Пока он еще не был виден, находясь где-то ярдах в ста. Теперь машинист уже не мог не заметить пламени, но, странно, никакого скрежета тормозов или изменения в ритме движения поезда не было.
   Наконец появилось огромное темное пятно с мерцающей в свете костра зеленой кабиной. Это был поезд, трясущийся и раскачивающийся из стороны в сторону на узкой колее. Когда до костра было каких-нибудь двадцать футов, из кабины машиниста раздался вопль, затем послышались глухие металлические удары и в конце концов дикий скрежет тормозов. Поезд наехал на костер, разбросав во все стороны огненные брызги, и, протащившись какое-то расстояние с неподвижными колесами, остановился в нескольких ярдах от того места, где затаился Рорк.
   На несколько мгновений вокруг воцарилась тишина. Тускло светила луна, и в ее свете и свете окон вагонов Рорк не мог хорошо видеть – глаза привыкали к темноте, – но было ясно, что машинист спустился на землю. Он что-то прокричал, и к нему присоединился другой человек. Они как тени появились из-за громады поезда и направились в хвост состава, чтобы проверить колею.
   Теперь Рорк имел возможность более детально рассмотреть весь состав. Это был маленький и довольно симпатичный поезд, состоявший из тепловоза, двух грузовых вагонов и одного для пассажиров. Рорк подумал, что это, возможно, один из старых поездов, подобных тем, которые часто фигурируют в ковбойских фильмах, с вагонами, имеющими открытую площадку сзади. За нее очень удобно ухватиться, если возникнет необходимость садиться в вагон на ходу. Но в этом поезде такого вагона, к сожалению, не было. Двери по обеим сторонам и никакой площадки.
   Оба эфиопа бродили теперь позади состава и, как показалось Рорку, стучали ногами по рельсам и разбрасывали в стороны остатки костра. Очевидно, машинист задремал, и у него не было четкого представления, во что он врезался и что в результате повреждено: колея или сам поезд. На выяснение этого, подумал Рорк, большого количества времени им не понадобится.
   Один из эфиопов что-то прокричал. Растрепанная фигура показалась из пассажирского вагона, держа в руках маленький фонарик. Пятно его луча, прыгая вверх и вниз, протанцевало вдоль всего пассажирского вагона, пересекло колею и проследовало в направлении двух других мужчин.
   Все трое присели на корточки, обнаружив остатки сооруженного Рорком костра.
   Рорк подумал было о том, чтобы проскользнуть к голове состава, пока они изучают свою находку. Но кто знает, они могут неожиданно встать и посмотреть вокруг, интересуясь, что могло стать причиной огня. Если он в это время будет двигаться, его, конечно, легко заметят.
   Лучше оставаться на старом месте, надеясь, что они проверят территорию с другой стороны поезда. Но, если они разделятся и обойдут состав с двух сторон, тогда он постоянно будет на виду у одного из них.
   Надо придумать какую-то хитрость, которая помогла бы отвлечь их внимание.
   Рорк нащупал около себя камень и посмотрел на тех троих. Они, продолжая сидеть на корточках, тихо о чем-то беседовали. Рорк приподнялся, изо всех сил швырнул камень как можно дальше за поезд и вновь припал к земле.
   Он даже не услышал, как упал камень, Один из троих встал, но внимание его было все еще приковано к колее. Они по-прежнему говорили между собой.
   – Козел несчастный! – выругался Рорк.
   Он понимал, что при следующем броске риск будет еще больше. Найдя новый камень, крупнее размером, он ждал, не спуская глаз с людей, которые хорошо были видны через кружево ветвей низкого кустарника. Но вот стоявший повернулся в другую сторону.
   Рорк встал сначала на одно колено, затем во весь рост и швырнул камень в сторону хвоста поезда. На этот раз он услышал, как камень ударился о землю, отскочил и запрыгал по гравию.
   Все трое резко обернулись. Один что-то произнес и пошел на звук к месту, где упал камень. Он исчез по другую сторону поезда, а двое других остались наблюдать.
   Рорк выжидал, не зная, на что решиться. Если отошедший от группы эфиоп намерен вернуться назад, надо бежать немедленно: лучше рисковать сейчас, пока те двое заинтересованы случайным звуком. Однако если они присоединятся к третьему, тогда он сможет добраться до поезда фактически без всякого риска.
   Он взял карабин, поднялся и сделал шаг, но один из двух поменял положение, и Рорк снова упал на землю.
   С другой стороны поезда раздался крик, и двое пошли на него. Вот их тени слились с темной громадой поезда.
   Пора!
   Огибая кусты, наступая босыми ногами на острые камни и гравий, Рорк преодолел отделявшие его от поезда тридцать ярдов примерно за десять секунд. Оказавшись в голове состава, он присел, карабин на коленях, и попытался успокоить частое от бега дыхание.
   Меж колес он с трудом различил три пары ног и услышал приглушенные голоса. Шел спор, вероятно, возникли разногласия по поводу того, как реагировать на эти странные вещи: вначале – неизвестно каким образом возникший огонь, теперь – непонятные звуки. Один голос что-то упорно доказывал, другой, не менее властный, в целом был безразличным, а третий – подобострастно просил о чем-то, все время пытаясь встрять в разговор. Рорку стало все ясно: спорили, видимо, два начальника, а машинист выражал беспокойство по поводу задержки поезда.
   Пары ног двинулись в сторону головы состава. Рорк пошел вдоль поезда в обратном направлении, теряя на некоторое время чужие ноги из виду. Он вновь присел на корточки и посмотрел сквозь пространство под вагонами. Трое эфиопов стояли у тепловоза и явно собирались обойти его спереди.
   Рорк приблизился к грузовому вагону и попробовал открыть дверь. Она оказалась заперта. Применять силу он не хотел, опасаясь ненужного шума, и перебрался к другому вагону. Результат такой же. Боже мой, если эфиопы покажутся сейчас из-за тепловоза, они наверняка увидят его! Бежать к последнему вагону было уже поздно.
   Ему не оставалось ничего другого, как втиснуться в промежуток между вторым грузовым и хвостовым вагонами. Рорк снова присел на корточки так, что букса оказалась над одним его плечом, а сцепное устройство – два мощных крюка с цепью – над другим. Карабин он зажал между коленями.
   Глупо, но он, оказывается, смотрел не в ту сторону. Он повернул голову и пригнул ее ниже. Сделал он это вовремя – две пары ног шли прямо на него. Машинист, видимо, уже поднялся к себе в кабину, и через минуту-другую поезд тронется.
   Двое эфиопов прошли настолько близко, что даже при слабом лунном свете Рорк сумел разглядеть их. Они были в военной форме. Куртка одного была расстегнута, видимо, он спал, и скрежет тормозов, и внезапная остановка поезда прервали сон самым грубым образом.
   Они постояли у одной из дверей, обменялись парой фраз, и Рорк услышал, как дверь со скрипом открылась и они вошли в вагон. Рорк поднял голову. Прямо над ним, выше уровня сцепного устройства, была дверка. Через нее можно было попасть на маленькую платформу, служившую мостиком для перехода между вагонами. Чтобы добраться до дверки, ему надо было ухватиться за платформу, потом вскарабкаться на цепь... Нет, это глупо. Он сразу попадет в руки этих военных.