По-видимому, он боялся разговаривать с каким бы то ни было волшебником, опасаясь, что эмоциональное состояние выдаст его, и до тех пор, пока не увидел Бонтриомфа, так и не набрался смелости с кем-нибудь заговорить.
Капитан Смоллетт поднял правую руку, и золотые полоски знаков различия на обшлаге блеснули в свете газовых ламп.
— Если можно, вопрос, м'лорд!
Энергичная физиономия капитана сейчас, казалось, несколько посерела.
Непросто главе разведывательной службы обнаружить, что один из самых доверенных его сотрудников предал своего патрона.
— Конечно, капитан.
— Полагаю, мне понятно, что командор делал и как он это делал. Чего я не понимаю, так это — почему? У вас есть какие-нибудь соображения, милорд?
— Всего лишь несколько часов назад, капитан, я тоже ломал над этим голову. Основным мотивом было желание денег. Кстати, разговор, который состоялся у нас в ним вчера в Адмиралтействе, показал, что он зациклился на предательстве из-за денег и только из-за денег. Любой мотив, который он приписывал возможным подозреваемым, касался денег. Но до налета на «Manzana de Oro» я не понимал всей цепочки мотивов. Я не понимал, зачем ему так требовались деньги. Мастер Юэн Макалистер во всем признался, и раз уж тут у нас предварительное судебное заседание, я могу огласить его признание, и не привлекая мастера Юэна в качестве свидетеля. — Дарси улыбнулся. — Боюсь, в настоящее время он не способен быть свидетелем. — Дарси сложил кончики пальцев и посмотрел на носки своих ботинок. — Мастер-тауматург Юэн Макалистер, оплачиваемый агент польской разведки, совместно с Сиди аль-Назиром, владельцем клуба «Manzana de Oro», пытался путем шантажа завербовать командора Эшли. Когда крутится колесо рулетки, когда карта переворачивается рубашкой вниз, когда кости падают на стол — игрок ощущает мгновенный взрыв эмоционального напряжения. Из-за этого напряжения люди и играют. Когда наступал такой момент, лорд Эшли, в силу своего Таланта, мог время от времени предвидеть выигрышный ход. Не часто, разумеется, напряжение бывало достаточно сильным, но иногда оно давало лорду Эшли то, что игроки называют словом «edge»* [29]. Шансы в его пользу увеличивались, и командор выигрывал — не всегда и не эффектно, но достаточно регулярно.
Редкие способности командора, разумеется, не поддаются выявлению со стороны волшебников, работающих на любой игорный клуб. Их не может выявить даже мастер-тауматург. — Дарси посмотрел на Томаса Лесо. — Я прав, сэр Томас?
Маг-теоретик кивнул:
— Вы правы, милорд. Это особая форма Таланта, она вплотную связана со временем, и поскольку скорее пассивна, чем активна — то есть созерцательна по природе своей, — постольку практически неопределима. В отличие от людей, чей Талант позволяет видеть сквозь пространство или — изредка — сквозь время в прошлое, способности, оперирующие с будущим, как правило, невозможно ни предсказать, ни натренировать, ни контролировать. — Сэр Томас чуть пожал плечами. — Возможно, однажды более великий, чем я, математик и решит задачу асимметрии времени. До тех же пор... — Он снова пожал плечами и оставил реплику незавершенной.
— Благодарю вас, сэр Томас, — сказал Дарси. — Однако, при определенных обстоятельствах волшебник вполне может помешать предвидению.
Мастер Юэн воздействовал на игровые приспособления в «Manzana de Oro» тогда и только тогда, когда там играл командор Эшли. Командор начал проигрывать. И прежде чем он это понял, оказался крупным должником. Вот по этой самой причине он и совершил все свои преступления. — Дарси улыбнулся.
— Кстати — и на это мастер Юэн обратил в своих признаниях особое внимание, — я бы попросил вас на минуту представить себе положение, в котором Макалистер оказался на мосту Сомерсет, когда неожиданно понял, что перед ним человек, способный предвидеть любое его действие. Но это так, между прочим... На самом деле командор смог совершить свои преступления из-за фантастической удачи. Он не планировал своих поступков, он действовал импульсивно и тем не менее умудрился совершить одно из самых головоломных преступлений, которые мне довелось расследовать. А затем его поразила столь же фантастическая неудача. При столкновении с опасностью он умен и хладнокровен, с легкостью и действует, и лжет — великолепные данные для разведчика, должен заметить. Но ложь, к которой он прибегнул в кабинете Сиди аль-Назира, оказалась слишком прозрачной... Вчера днем, когда мы занимались поисками Пола Николса, я спросил вас, капитан, нет ли у вас каких-нибудь подозрений, где может скрываться Николс и где может располагаться штаб-квартира польской шпионской сети. Вы ответили, что не имеете ни малейшего понятия. И вдруг сегодня, в кабинете Сиди аль-Назира, лорд Эшли преспокойненько заявляет мне, что должен Сиди около полутора сотен золотых соверенов — сумму, немалую даже для командора военно-морского флота. А сделав такое заявление, тут же объясняет, что военно-морская разведка давно подозревала Сиди и что он, командор, специально залез в долги, чтобы спровоцировать Сиди аль-Назира на свою вербовку. Вот потому я и говорю, что фантастическая удача в этот момент превратилась для него в фантастическую неудачу. На самом деле до сегодняшнего дня Эшли и не подозревал, что Сиди работал на поляков. Эшли задолжал игорному клубу, и поначалу аль-Назир просто загонял его в угол, грозясь известить вас, капитан, о долге. Что бы вы сделали, если бы получили такое сообщение? Уволили бы командора?
— Сомневаюсь, — сказал Смоллетт. — Перевел бы его, разумеется. Нельзя держать в разведке человека, который играет подобным образом. Я не против игры как таковой, милорд, но играть надо на то, что имеешь, а не на то, на что надеешься.
— Конечно, — сказал Дарси. — Понимаю. Однако, попал бы командор в черный список? У него стало бы меньше шансов продвинуться выше своего нынешнего звания?
— Меньше шансов, милорд? Я бы сказал — вообще никаких. Не могу дать нашивки капитана тому, о ком сообщают подобное.
Дарси кивнул:
— Вот-вот, и Эшли это знал. Ему надо было что-то предпринять, чтобы рассчитаться с Сиди аль-Назиром. Тут он и состряпал сей фантастический план, надеясь выманить деньги у человека, о котором он точно знал, что тот — польский агент... Как выразился вчера его светлость архиепископ Йоркский, в этом человеке нет зла. В нем есть лишь отчаяние. Думаю, мы вполне можем поверить его утверждению, что он не предал бы своего короля и Империю... — Дарси вздохнул. — Сделай Сиди аль-Назир свое предложение милорду командору две недели... или даже неделю назад, и ничего бы этого не случилось. Лично я считаю, что предложи аль-Назир командору возместить долг предательством до сегодняшнего дня, и острый ум командора придумал бы ту же самую ложь, что он рассказал мне сегодня. Последовало бы только маленькое изменение, капитан Смоллетт: Эшли рассказал бы ее вам... Как бы вы приняли лорда Эшли, если бы он заявил вам, что, добровольно залезши в долги, он раскрыл резидента польской разведки? Что ему, командору Эшли, предложили стать двойным агентом и что теперь, на соответствующих условиях, он может стать тройным агентом? Если честно, капитан, как бы вы отнеслись к подобному заявлению?
Капитан Смоллетт довольно долго рассматривал свои колени. Все остальные, казалось, затаили дыхание, ожидая его ответа. Когда Смоллетт поднял глаза, они скорее были обращены к маркизу де Лондону, а не к лорду Дарси.
— С разрешения суда, милорд, — медленно проговорил капитан. В его глазах плескалась боль. — Я вынужден признать, что если бы ситуация оказалась такой, как ее только что представил лорд Дарси, я бы поверил рассказу командора Эшли. И весьма вероятно, рекомендовал бы его к поощрению.
В этот момент открылась дверь, и вошел отец Патрик. За ним следовали командор лорд Эшли. Лицо Эшли было бледным, его запястья охватывали наручники. Сзади шагал остроглазый шеф-мастер стражи Хеннели Грейм, с пистолетом в кобуре, но с рукой наизготовку.
— Ваша честь! — веско сказал священник. — Мой долг — требовать внимания суда.
— Суд признает в преподобном отце Патрике amicus curia, — прогрохотал маркиз.
— Ваша честь, — сказал святой отец. — Милорд Эшли, командор имперского военно-морского флота нашего грознейшего и сувереннейшего короля хочет, согласно своей доброй воле, сделать заявление и дать показания настоящему суду.
Маркиз де Лондон бросил взгляд на лорда Бонтриомфа, который по-прежнему корпел над своим блокнотом, потом снова посмотрел на Дарси.
— Можете приступать, — сказал он.
Глава 23
Капитан Смоллетт поднял правую руку, и золотые полоски знаков различия на обшлаге блеснули в свете газовых ламп.
— Если можно, вопрос, м'лорд!
Энергичная физиономия капитана сейчас, казалось, несколько посерела.
Непросто главе разведывательной службы обнаружить, что один из самых доверенных его сотрудников предал своего патрона.
— Конечно, капитан.
— Полагаю, мне понятно, что командор делал и как он это делал. Чего я не понимаю, так это — почему? У вас есть какие-нибудь соображения, милорд?
— Всего лишь несколько часов назад, капитан, я тоже ломал над этим голову. Основным мотивом было желание денег. Кстати, разговор, который состоялся у нас в ним вчера в Адмиралтействе, показал, что он зациклился на предательстве из-за денег и только из-за денег. Любой мотив, который он приписывал возможным подозреваемым, касался денег. Но до налета на «Manzana de Oro» я не понимал всей цепочки мотивов. Я не понимал, зачем ему так требовались деньги. Мастер Юэн Макалистер во всем признался, и раз уж тут у нас предварительное судебное заседание, я могу огласить его признание, и не привлекая мастера Юэна в качестве свидетеля. — Дарси улыбнулся. — Боюсь, в настоящее время он не способен быть свидетелем. — Дарси сложил кончики пальцев и посмотрел на носки своих ботинок. — Мастер-тауматург Юэн Макалистер, оплачиваемый агент польской разведки, совместно с Сиди аль-Назиром, владельцем клуба «Manzana de Oro», пытался путем шантажа завербовать командора Эшли. Когда крутится колесо рулетки, когда карта переворачивается рубашкой вниз, когда кости падают на стол — игрок ощущает мгновенный взрыв эмоционального напряжения. Из-за этого напряжения люди и играют. Когда наступал такой момент, лорд Эшли, в силу своего Таланта, мог время от времени предвидеть выигрышный ход. Не часто, разумеется, напряжение бывало достаточно сильным, но иногда оно давало лорду Эшли то, что игроки называют словом «edge»* [29]. Шансы в его пользу увеличивались, и командор выигрывал — не всегда и не эффектно, но достаточно регулярно.
Редкие способности командора, разумеется, не поддаются выявлению со стороны волшебников, работающих на любой игорный клуб. Их не может выявить даже мастер-тауматург. — Дарси посмотрел на Томаса Лесо. — Я прав, сэр Томас?
Маг-теоретик кивнул:
— Вы правы, милорд. Это особая форма Таланта, она вплотную связана со временем, и поскольку скорее пассивна, чем активна — то есть созерцательна по природе своей, — постольку практически неопределима. В отличие от людей, чей Талант позволяет видеть сквозь пространство или — изредка — сквозь время в прошлое, способности, оперирующие с будущим, как правило, невозможно ни предсказать, ни натренировать, ни контролировать. — Сэр Томас чуть пожал плечами. — Возможно, однажды более великий, чем я, математик и решит задачу асимметрии времени. До тех же пор... — Он снова пожал плечами и оставил реплику незавершенной.
— Благодарю вас, сэр Томас, — сказал Дарси. — Однако, при определенных обстоятельствах волшебник вполне может помешать предвидению.
Мастер Юэн воздействовал на игровые приспособления в «Manzana de Oro» тогда и только тогда, когда там играл командор Эшли. Командор начал проигрывать. И прежде чем он это понял, оказался крупным должником. Вот по этой самой причине он и совершил все свои преступления. — Дарси улыбнулся.
— Кстати — и на это мастер Юэн обратил в своих признаниях особое внимание, — я бы попросил вас на минуту представить себе положение, в котором Макалистер оказался на мосту Сомерсет, когда неожиданно понял, что перед ним человек, способный предвидеть любое его действие. Но это так, между прочим... На самом деле командор смог совершить свои преступления из-за фантастической удачи. Он не планировал своих поступков, он действовал импульсивно и тем не менее умудрился совершить одно из самых головоломных преступлений, которые мне довелось расследовать. А затем его поразила столь же фантастическая неудача. При столкновении с опасностью он умен и хладнокровен, с легкостью и действует, и лжет — великолепные данные для разведчика, должен заметить. Но ложь, к которой он прибегнул в кабинете Сиди аль-Назира, оказалась слишком прозрачной... Вчера днем, когда мы занимались поисками Пола Николса, я спросил вас, капитан, нет ли у вас каких-нибудь подозрений, где может скрываться Николс и где может располагаться штаб-квартира польской шпионской сети. Вы ответили, что не имеете ни малейшего понятия. И вдруг сегодня, в кабинете Сиди аль-Назира, лорд Эшли преспокойненько заявляет мне, что должен Сиди около полутора сотен золотых соверенов — сумму, немалую даже для командора военно-морского флота. А сделав такое заявление, тут же объясняет, что военно-морская разведка давно подозревала Сиди и что он, командор, специально залез в долги, чтобы спровоцировать Сиди аль-Назира на свою вербовку. Вот потому я и говорю, что фантастическая удача в этот момент превратилась для него в фантастическую неудачу. На самом деле до сегодняшнего дня Эшли и не подозревал, что Сиди работал на поляков. Эшли задолжал игорному клубу, и поначалу аль-Назир просто загонял его в угол, грозясь известить вас, капитан, о долге. Что бы вы сделали, если бы получили такое сообщение? Уволили бы командора?
— Сомневаюсь, — сказал Смоллетт. — Перевел бы его, разумеется. Нельзя держать в разведке человека, который играет подобным образом. Я не против игры как таковой, милорд, но играть надо на то, что имеешь, а не на то, на что надеешься.
— Конечно, — сказал Дарси. — Понимаю. Однако, попал бы командор в черный список? У него стало бы меньше шансов продвинуться выше своего нынешнего звания?
— Меньше шансов, милорд? Я бы сказал — вообще никаких. Не могу дать нашивки капитана тому, о ком сообщают подобное.
Дарси кивнул:
— Вот-вот, и Эшли это знал. Ему надо было что-то предпринять, чтобы рассчитаться с Сиди аль-Назиром. Тут он и состряпал сей фантастический план, надеясь выманить деньги у человека, о котором он точно знал, что тот — польский агент... Как выразился вчера его светлость архиепископ Йоркский, в этом человеке нет зла. В нем есть лишь отчаяние. Думаю, мы вполне можем поверить его утверждению, что он не предал бы своего короля и Империю... — Дарси вздохнул. — Сделай Сиди аль-Назир свое предложение милорду командору две недели... или даже неделю назад, и ничего бы этого не случилось. Лично я считаю, что предложи аль-Назир командору возместить долг предательством до сегодняшнего дня, и острый ум командора придумал бы ту же самую ложь, что он рассказал мне сегодня. Последовало бы только маленькое изменение, капитан Смоллетт: Эшли рассказал бы ее вам... Как бы вы приняли лорда Эшли, если бы он заявил вам, что, добровольно залезши в долги, он раскрыл резидента польской разведки? Что ему, командору Эшли, предложили стать двойным агентом и что теперь, на соответствующих условиях, он может стать тройным агентом? Если честно, капитан, как бы вы отнеслись к подобному заявлению?
Капитан Смоллетт довольно долго рассматривал свои колени. Все остальные, казалось, затаили дыхание, ожидая его ответа. Когда Смоллетт поднял глаза, они скорее были обращены к маркизу де Лондону, а не к лорду Дарси.
— С разрешения суда, милорд, — медленно проговорил капитан. В его глазах плескалась боль. — Я вынужден признать, что если бы ситуация оказалась такой, как ее только что представил лорд Дарси, я бы поверил рассказу командора Эшли. И весьма вероятно, рекомендовал бы его к поощрению.
В этот момент открылась дверь, и вошел отец Патрик. За ним следовали командор лорд Эшли. Лицо Эшли было бледным, его запястья охватывали наручники. Сзади шагал остроглазый шеф-мастер стражи Хеннели Грейм, с пистолетом в кобуре, но с рукой наизготовку.
— Ваша честь! — веско сказал священник. — Мой долг — требовать внимания суда.
— Суд признает в преподобном отце Патрике amicus curia, — прогрохотал маркиз.
— Ваша честь, — сказал святой отец. — Милорд Эшли, командор имперского военно-морского флота нашего грознейшего и сувереннейшего короля хочет, согласно своей доброй воле, сделать заявление и дать показания настоящему суду.
Маркиз де Лондон бросил взгляд на лорда Бонтриомфа, который по-прежнему корпел над своим блокнотом, потом снова посмотрел на Дарси.
— Можете приступать, — сказал он.
Глава 23
Через сорок минут лорд Бонтриомф просмотрел свои стенографические каракули и задумчиво покивал.
— Дело завершено, — сказал он. — Это объясняет все.
Командор лорд Эшли вышел, чтобы быть препровожденным шефом Хеннели и группой стражников в Тауэр. Предварительное судебное заседание было официально закрыто.
Милорд маркиз оглядел кабинет, затем посмотрел на лорда Дарси.
— За исключением некоторых неточностей в репликах, вы представили нам практически подлинную картину действий Эшли. Удовлетворительно. Я бы даже сказал, весьма удовлетворительно. — Он оглядел остальных. — Есть ли у кого вопросы?
— У меня вопрос, — сказал сэр Лайон Гандолфус Грей и обратился к лорду Дарси:
— Если можно, милорд... Почему вы были уверены, что между мастером Юэном Макалистером и командором Эшли не существовало прямой связи?
Лорд Дарси улыбнулся:
— Разумеется, я не мог быть полностью уверенным, сэр Лайон. Но это казалось наиболее вероятным. Мастер Юэн изо всех сил старался заставить дамозель Тию вытянуть секрет из сэра Томаса Лесо. Вряд ли он стал бы так стараться, если бы знал, что лорд Эшли хочет продать секрет. Использовать командора было бы гораздо проще, чем заставлять упрямую девчонку предать того, кого она любит.
— Но откуда вы знали, что Тия не шпионит добровольно? — спросил сэр Томас.
— Было несколько причин, — сказал Дарси. — Конечно, церковные комиссии дважды оправдывали ее, но имелись и другие факты... Она пошла к сэру Джеймсу, а такой поступок не похож на поведение шпиона. Шпион бы действовал без промедления, а она всего лишь поспорила и ушла. К тому же, квалифицированные разведчики, в отличие от дамозель Тии, не выбрасывают записки от своих связников в мусорные корзины и не забывают о них.
Конечно, поначалу существовала возможность, что встреча в пивной «Гончая и Заяц» была спектаклем, разыгранным специально для меня, но последующая попытка мастера Юэна избавиться от девушки сразу отмела такую возможность.
Следовательно, она, как и говорила, действительно собиралась рассказать все офицерам короля.
— Не смешно ли, — сказала вдовствующая герцогиня Камберлендская, — что пока вся стража Лондона и половина имперского флота бились над определением личности убийцы, письмо все время находилось здесь, в кабинете милорда маркиза?
Лорд Дарси взял голубой конверт со стола лорда Бонтриомфа, куда его положил капитан Смоллетт.
— Вы подразумеваете это? — спросил он извиняющимся тоном. — Боюсь, искать информацию здесь не было никакого смысла.
— Почему? — Вдовствующая герцогиня нахмурилась. — Из-за заклинаний?
— О нет, — сказал Дарси. — Дело в том, что ни этого конверта, ни его содержимого несколько часов назад попросту не существовало. Почерк, хоть он и очень похож на руку Жоржа Барбура, на самом деле мой. У меня была возможность досконально изучить руку Барбура. Вчера днем, в Канцелярии Адмиралтейства... Понимаете, мне требовалось собственноручное признание Эшли. На самом деле у нас было очень мало улик. Я знал, что он делал и как он это делал, исключительно благодаря аргументированной дедукции.
Конечно, в кармане его кителя, как и в ножнах, найдена кровь, но мы не могли рассчитывать на такое везение. Нам было нужно что-то большее. Вот и появилось это письмо. В конце концов, вы понимаете — Эшли не мог знать наверняка, что сообщение Барбура было послано в гостиницу.
Поскольку я понял, что он открыл конверт при первой же возможности, я был уверен — он не нашел там ничего, кроме листов чистой бумаги. Он никак не мог знать наверняка, что эти листы содержали опасную для него информацию... Думаю, письмо было необходимой ложью, и если вы постараетесь, капитан Смоллетт, вы вспомните, что я ни разу не утверждал, будто это письмо действительно пришло от Барбура.
— Да, — сказал капитан Смоллетт. — Не утверждали.
— Милорды, ваша, светлость, джентльмены, — сказал маркиз де Лондон. — У нас была довольно напряженная ночь. Полагаю, что лучше всего мы используем ее остаток, немного поспав.
Но был у де Лондона еще один гость, и Дарси знал о нем. Этот гость оставался до тех пор, пока не ушли все остальные.
За репродукцией Ванденбосха в кабинете маркиза была отодвигаемая панель, за которой был устроен маленький альков. Когда панель задвигали, любой, сидящий в затемненном алькове, мог видеть через картину и слышать все, что происходило в кабинете.
Лишь маркиз, лорд Бонтриомф и лорд Дарси знали, что в том алькове во время служебного расследования, завершившегося арестом убийцы, находился еще один человек, но только двумя месяцами позднее, уже в Руане, лорд Дарси получил от таинственного наблюдателя кое-какое известие.
Пакет был доставлен в резиденцию лорда Дарси Королевским Вестником.
Пакет оказался небольшим, но довольно увесистым. В нем была записка:
Эмаль с позолотой делала его столь же красивым, сколь он был смертоносным.
На обеих сторонах рукоятки был выполнен родовой герб лорда Дарси: ГОРНОСТАЙ НА КРАСНОМ ФОНЕ И ШАГАЮЩИЙ ЗОЛОТОЙ ЛЕВ, ПОДНЯВШИЙ ПРАВУЮ ПЕРЕДНЮЮ ЛАПУ И СМОТРЯЩИЙ ВПРАВО. Золотая ажурная выделка, обрамляющая гербовый щит, включала в себя львов Англии и лилии Франции.
— Дело завершено, — сказал он. — Это объясняет все.
Командор лорд Эшли вышел, чтобы быть препровожденным шефом Хеннели и группой стражников в Тауэр. Предварительное судебное заседание было официально закрыто.
Милорд маркиз оглядел кабинет, затем посмотрел на лорда Дарси.
— За исключением некоторых неточностей в репликах, вы представили нам практически подлинную картину действий Эшли. Удовлетворительно. Я бы даже сказал, весьма удовлетворительно. — Он оглядел остальных. — Есть ли у кого вопросы?
— У меня вопрос, — сказал сэр Лайон Гандолфус Грей и обратился к лорду Дарси:
— Если можно, милорд... Почему вы были уверены, что между мастером Юэном Макалистером и командором Эшли не существовало прямой связи?
Лорд Дарси улыбнулся:
— Разумеется, я не мог быть полностью уверенным, сэр Лайон. Но это казалось наиболее вероятным. Мастер Юэн изо всех сил старался заставить дамозель Тию вытянуть секрет из сэра Томаса Лесо. Вряд ли он стал бы так стараться, если бы знал, что лорд Эшли хочет продать секрет. Использовать командора было бы гораздо проще, чем заставлять упрямую девчонку предать того, кого она любит.
— Но откуда вы знали, что Тия не шпионит добровольно? — спросил сэр Томас.
— Было несколько причин, — сказал Дарси. — Конечно, церковные комиссии дважды оправдывали ее, но имелись и другие факты... Она пошла к сэру Джеймсу, а такой поступок не похож на поведение шпиона. Шпион бы действовал без промедления, а она всего лишь поспорила и ушла. К тому же, квалифицированные разведчики, в отличие от дамозель Тии, не выбрасывают записки от своих связников в мусорные корзины и не забывают о них.
Конечно, поначалу существовала возможность, что встреча в пивной «Гончая и Заяц» была спектаклем, разыгранным специально для меня, но последующая попытка мастера Юэна избавиться от девушки сразу отмела такую возможность.
Следовательно, она, как и говорила, действительно собиралась рассказать все офицерам короля.
— Не смешно ли, — сказала вдовствующая герцогиня Камберлендская, — что пока вся стража Лондона и половина имперского флота бились над определением личности убийцы, письмо все время находилось здесь, в кабинете милорда маркиза?
Лорд Дарси взял голубой конверт со стола лорда Бонтриомфа, куда его положил капитан Смоллетт.
— Вы подразумеваете это? — спросил он извиняющимся тоном. — Боюсь, искать информацию здесь не было никакого смысла.
— Почему? — Вдовствующая герцогиня нахмурилась. — Из-за заклинаний?
— О нет, — сказал Дарси. — Дело в том, что ни этого конверта, ни его содержимого несколько часов назад попросту не существовало. Почерк, хоть он и очень похож на руку Жоржа Барбура, на самом деле мой. У меня была возможность досконально изучить руку Барбура. Вчера днем, в Канцелярии Адмиралтейства... Понимаете, мне требовалось собственноручное признание Эшли. На самом деле у нас было очень мало улик. Я знал, что он делал и как он это делал, исключительно благодаря аргументированной дедукции.
Конечно, в кармане его кителя, как и в ножнах, найдена кровь, но мы не могли рассчитывать на такое везение. Нам было нужно что-то большее. Вот и появилось это письмо. В конце концов, вы понимаете — Эшли не мог знать наверняка, что сообщение Барбура было послано в гостиницу.
Поскольку я понял, что он открыл конверт при первой же возможности, я был уверен — он не нашел там ничего, кроме листов чистой бумаги. Он никак не мог знать наверняка, что эти листы содержали опасную для него информацию... Думаю, письмо было необходимой ложью, и если вы постараетесь, капитан Смоллетт, вы вспомните, что я ни разу не утверждал, будто это письмо действительно пришло от Барбура.
— Да, — сказал капитан Смоллетт. — Не утверждали.
— Милорды, ваша, светлость, джентльмены, — сказал маркиз де Лондон. — У нас была довольно напряженная ночь. Полагаю, что лучше всего мы используем ее остаток, немного поспав.
* * *
Восемь гостей покинули дворец маркиза вместе. За исключением капитана Смоллетта, все отправились в Карлайл-хаус.Но был у де Лондона еще один гость, и Дарси знал о нем. Этот гость оставался до тех пор, пока не ушли все остальные.
За репродукцией Ванденбосха в кабинете маркиза была отодвигаемая панель, за которой был устроен маленький альков. Когда панель задвигали, любой, сидящий в затемненном алькове, мог видеть через картину и слышать все, что происходило в кабинете.
Лишь маркиз, лорд Бонтриомф и лорд Дарси знали, что в том алькове во время служебного расследования, завершившегося арестом убийцы, находился еще один человек, но только двумя месяцами позднее, уже в Руане, лорд Дарси получил от таинственного наблюдателя кое-какое известие.
Пакет был доставлен в резиденцию лорда Дарси Королевским Вестником.
Пакет оказался небольшим, но довольно увесистым. В нем была записка:
«Милорд Дарси!Внутри коробки лежало, по-видимому, самое лучшее творение Макгрегора: ручной работы пистолет сорокового калибра, способный остановить и слона.
Учитывая ваши блестящие успехи по защите Нашего государства, Мы снова оказались перед вами в долгу. Мы понимаем, как вы несчастны, потеряв свой любимый «макгрегор» сорокового калибра, который вы с такой готовностью использовали при демонстрации в Вестминстере.
Поскольку Мы считаем подобающим, чтобы любое оружие такого рода, носимое в Нашем присутствии, было бы Нашим подарком, Мы посылаем вам этот пакет.
Мы бы, однако, хотели, чтобы вы поняли: это не просто церемониальное оружие, но оружие, должное использоваться во время вашей работы. Если Мы услышим, что оно висит в золотой рамке на стене вашей трофейной комнаты — или другую подобную глупость — Мы лично явимся туда и заберем его назад.
Дж. IV.»
Эмаль с позолотой делала его столь же красивым, сколь он был смертоносным.
На обеих сторонах рукоятки был выполнен родовой герб лорда Дарси: ГОРНОСТАЙ НА КРАСНОМ ФОНЕ И ШАГАЮЩИЙ ЗОЛОТОЙ ЛЕВ, ПОДНЯВШИЙ ПРАВУЮ ПЕРЕДНЮЮ ЛАПУ И СМОТРЯЩИЙ ВПРАВО. Золотая ажурная выделка, обрамляющая гербовый щит, включала в себя львов Англии и лилии Франции.