Страница:
Я спросил хмуро:
– У вас там счетчик?
– Какой счетчик? – осведомился он.
– Не знаю, – ответил я. – Может быть водяной, паровой или ртутный. Про электрический молчу, хотя могли б, конечно…
Он смотрел очень заинтересованно.
– Вы меня пугаете, ваше высочество, – ответил он негромко. – Да, вы правы, у нас замечается падение энергии, когда кто-то из братьев совершает такое… путешествие. Но мы не думали, что можно поставить некое устройство, чтобы считало количество перемещений…
– Можно даже настроить на массу тела, – сказал я. – Думаю, перенести щуплого монашка легче, чем таких лосей, как мы с вами, ваше преосвященство.
Он улыбнулся, реагируя на шутку:
– Да, вы правы… Кстати, я прибыл, чтобы предупредить вас еще о некоторых нежелательных моментах.
– Слушаю…
– Не стоит, – сказал он, – перемещаться сильно пьяным. Нагрузка и так велика, а тут еще организм ослаблен. Не нужно перемещаться больным…
Я кивнул, добавил безразличным тоном:
– Не нужно также, думаю, перемещаться в сильную грозу.
Он насторожился:
– Почему?
– Сильные разряды электричества, – сказал я, – это та сила, что заключена в вашем агрегате. А в грозовой туче ее еще больше, может вызвать помехи. И тогда занесет совсем не по адресу.
Он вздрогнул, зябко повел плечами.
– Такие ужасы рассказываете… Хотя, конечно, что-то в этом есть. Гроза помешать может… наверное, так что лучше избегать, вы правы. Только, что занесет куда-то, это маловероятно.
– Почему? – спросил я. – А если эти агрегаты до Войны Магов стояли на каждом углу? И где-то сохранились еще?.. Скажем, заваленные на большой глубине?.. Закинет туда, а обратно не выбраться…
Он снова вздрогнул, в глазах появилось отсутствующее выражение, словно вспоминал нечто или видел перед внутренним взором не совсем приятные моменты своей работы.
– При испытаниях, – сказал он с трудом, – трое наших братьев-монахов исчезли.
– Погибли? – вырвалось у меня против воли, хотя уже чувствовал, что ответит аббат.
Он покачал головой.
– Только Господь ведает, – прошептал он, – куда они попали… Господи, не дай им умереть такой ужасной смертью!..
Он перекрестился, сложил ладони ковшиком у груди и пробормотал короткую молитву. Я помолчал, отдавая должное первопроходцам, здесь лабораторными мышами не отделаешься, приходится сразу, как раньше на себе испытывали прививки от чумы, холеры, испанки, заражения крови…
– Может быть, – сказал я, – еще вернутся. Починят там… и вернутся.
Он перекрестился, но на меня поглядывал уже испытующе, с ожиданием в глазах.
– Как ваши ощущения? – и добавил сразу извиняющимся тоном: – К сожалению, пока не удается сделать… комфортным. Но мы уверены, что раньше все было гораздо удобнее, если такое слово подходит. Перемещались наверняка и достойные люди, а у них обычно здоровье уже не то, что у молодежи…
– Наверняка так и было, – согласился я. – Думаю, постепенно отладите технологию.
Он смотрел пристально, и вид у него был такой, что хотел бы сказать нечто, но не решается, а я помогать не стал, в некоторые разговоры лучше не влезать, выпутываться потом непросто.
– Мы… стараемся улучшить, – произнес он неуверенно.
– Это хорошо, – сказал я великодушно, – а что вы хотели спросить во-вторых?
Он с неловкостью улыбнулся.
– Мы готовы предоставить еще одно устройство перехода, ваше высочество. Только укажите, где изволите установить.
Я поежился, воспоминание не из самых радостных, сказал в сомнении:
– Если у вас все готово, то перепроверьте еще разок и начинайте готовить для перевозки.
– Сделаем!
– А я пока подумаю, где установить.
Он поклонился:
– Прекрасно, ваше высочество. Мы очень рады, что вам очень понравилось. Не смею злоупотреблять вашим вниманием, я тут же поспешу готовить наших мастеров.
Он откланялся и удалился настолько быстро, что я не успел сказать, что не так уж мне и понравилось, грубовато пока весьма в перемещениях, но он, похоже, рассчитал каждое слово и каждый жест в разговоре, так что придется ставить и третью установку…
…хотя ее можно будет использовать для особо доверенных людей. Или гонцов. А мне теперь что-то летать даже больше нравится. Хотя на большие расстояния уходят часы, но, возможно, здесь есть еще какие-то резервы…
Глава 7
Глава 8
– У вас там счетчик?
– Какой счетчик? – осведомился он.
– Не знаю, – ответил я. – Может быть водяной, паровой или ртутный. Про электрический молчу, хотя могли б, конечно…
Он смотрел очень заинтересованно.
– Вы меня пугаете, ваше высочество, – ответил он негромко. – Да, вы правы, у нас замечается падение энергии, когда кто-то из братьев совершает такое… путешествие. Но мы не думали, что можно поставить некое устройство, чтобы считало количество перемещений…
– Можно даже настроить на массу тела, – сказал я. – Думаю, перенести щуплого монашка легче, чем таких лосей, как мы с вами, ваше преосвященство.
Он улыбнулся, реагируя на шутку:
– Да, вы правы… Кстати, я прибыл, чтобы предупредить вас еще о некоторых нежелательных моментах.
– Слушаю…
– Не стоит, – сказал он, – перемещаться сильно пьяным. Нагрузка и так велика, а тут еще организм ослаблен. Не нужно перемещаться больным…
Я кивнул, добавил безразличным тоном:
– Не нужно также, думаю, перемещаться в сильную грозу.
Он насторожился:
– Почему?
– Сильные разряды электричества, – сказал я, – это та сила, что заключена в вашем агрегате. А в грозовой туче ее еще больше, может вызвать помехи. И тогда занесет совсем не по адресу.
Он вздрогнул, зябко повел плечами.
– Такие ужасы рассказываете… Хотя, конечно, что-то в этом есть. Гроза помешать может… наверное, так что лучше избегать, вы правы. Только, что занесет куда-то, это маловероятно.
– Почему? – спросил я. – А если эти агрегаты до Войны Магов стояли на каждом углу? И где-то сохранились еще?.. Скажем, заваленные на большой глубине?.. Закинет туда, а обратно не выбраться…
Он снова вздрогнул, в глазах появилось отсутствующее выражение, словно вспоминал нечто или видел перед внутренним взором не совсем приятные моменты своей работы.
– При испытаниях, – сказал он с трудом, – трое наших братьев-монахов исчезли.
– Погибли? – вырвалось у меня против воли, хотя уже чувствовал, что ответит аббат.
Он покачал головой.
– Только Господь ведает, – прошептал он, – куда они попали… Господи, не дай им умереть такой ужасной смертью!..
Он перекрестился, сложил ладони ковшиком у груди и пробормотал короткую молитву. Я помолчал, отдавая должное первопроходцам, здесь лабораторными мышами не отделаешься, приходится сразу, как раньше на себе испытывали прививки от чумы, холеры, испанки, заражения крови…
– Может быть, – сказал я, – еще вернутся. Починят там… и вернутся.
Он перекрестился, но на меня поглядывал уже испытующе, с ожиданием в глазах.
– Как ваши ощущения? – и добавил сразу извиняющимся тоном: – К сожалению, пока не удается сделать… комфортным. Но мы уверены, что раньше все было гораздо удобнее, если такое слово подходит. Перемещались наверняка и достойные люди, а у них обычно здоровье уже не то, что у молодежи…
– Наверняка так и было, – согласился я. – Думаю, постепенно отладите технологию.
Он смотрел пристально, и вид у него был такой, что хотел бы сказать нечто, но не решается, а я помогать не стал, в некоторые разговоры лучше не влезать, выпутываться потом непросто.
– Мы… стараемся улучшить, – произнес он неуверенно.
– Это хорошо, – сказал я великодушно, – а что вы хотели спросить во-вторых?
Он с неловкостью улыбнулся.
– Мы готовы предоставить еще одно устройство перехода, ваше высочество. Только укажите, где изволите установить.
Я поежился, воспоминание не из самых радостных, сказал в сомнении:
– Если у вас все готово, то перепроверьте еще разок и начинайте готовить для перевозки.
– Сделаем!
– А я пока подумаю, где установить.
Он поклонился:
– Прекрасно, ваше высочество. Мы очень рады, что вам очень понравилось. Не смею злоупотреблять вашим вниманием, я тут же поспешу готовить наших мастеров.
Он откланялся и удалился настолько быстро, что я не успел сказать, что не так уж мне и понравилось, грубовато пока весьма в перемещениях, но он, похоже, рассчитал каждое слово и каждый жест в разговоре, так что придется ставить и третью установку…
…хотя ее можно будет использовать для особо доверенных людей. Или гонцов. А мне теперь что-то летать даже больше нравится. Хотя на большие расстояния уходят часы, но, возможно, здесь есть еще какие-то резервы…
Глава 7
В малый зал, где собираются наиболее приближенные, я вошел быстро и уверенно, задавая тон. Все склонились в поклоне, я впервые отметил, что именно так кланяются королю. Хотя гранд от короля не так уж и далеко, но какое-то должно быть и отличие…
Или же, что вероятнее, понимают, что тот, кому предлагали корону, но не взял по своей воле, все равно возьмет когда-то, разве что выторгует условия получше.
На узких столах расставляют сладости и вино, пир не предусмотрен как таковой, но всяк может подкрепить силы чашей вина, конфетами, сдобными пирогами или булочками с медом.
В окна падают узкие лучи света, но из-за толстых стен освещают совсем крохотные участки пола, так что свечи горят как на люстре, так и на столах в изящных подставках.
Гости стоят по два-три человека, степенно беседуют, но если верховные лорды никого не замечают, кроме себя, то феодалы поменьше суетливо зыркают по сторонам, для маленького человека сейчас масса возможностей быть замеченным.
К моему удивлению, присутствовал даже герцог Аттельстан, огромный и толстый, как только под ним пол не прогибается, как молодой лед, на меня посмотрел со странной смесью недоброжелательства и покорности судьбе, мол, если будет отсиживаться и дальше, то сам вычеркнет себя из общественной жизни и возможности на что-то повлиять, а вот так, хоть и без комфорта, но все-таки лорд Вигфрид прибыл, участвует, даже в Совете Лордов…
Я сам подошел к нему, обратился с сочувствием и доброжелательностью:
– Герцог, я ценю вас как истинного патриота. Вы можете рассматривать меня как захватчика, но признайте, что это Гиллеберд напал на маленькую и беззащитную Армландию! Он просто не мог предположить, что сопредельные короли создадут союз и выступят вместе против акта неоправданной агрессии. Лишь потому я здесь. Но, как видите, отношусь к местным реалиям с уважением и почти ничего не меняю.
Он возразил с тяжелым вздохом:
– Что-то да меняете… Да не по мелочам, что замечают в первую очередь, а меняете нечто более важное.
– Что?
Он посмотрел на меня с ухмылкой:
– Вы знаете. Но большинство просто не видят.
– А почему вы им не скажете?
Он пожал плечами:
– Момент у вас больно удачный. Кто возразит? Армию вы еще не распустили… Никто, как вижу, не уехал обратно в Армландию… Иногда мне кажется, удача – это такое же нечто вещественное, как вот ваши сапоги. Или как рост, цвет глаз или размер ушей. Вот у вас эта удача есть, а у меня, скажем, нет.
Я фыркнул:
– Это вы так культурно меня дураком называете?
Он поморщился:
– Ну зачем же так прямо в лоб… Но вы должны признаться, что вам частенько сопутствует банальная удача. Под вами лед только трещит, а под другим ломается.
– Пусть быстрее свою жопу носят, – посоветовал я. – Или пузо не отращивают, тогда и под ними не провалится. И вообще, сэр Аттельстан, какое-то у вас пессимистическое видение! То, что дураки называют удачей, на самом деле продуманный расчет! Иногда плод долгих размышлений, иногда мгновенное решение… но и оно на чем-то основано! Нет-нет, я не о себе даже, дорогой друг, но мы же христиане! Господь создал для нас прекрасный мир, но дальше мы с ним должны управляться сами. И если засрем, то никакая удача не поможет!
Он пробормотал:
– Да это я понимаю, но что вы все на глобальность переводите…
– А как иначе?
Он огрызнулся:
– Я говорил, что вам везет. Лично вам. Другой бы голову сломил…
– Падать тоже надо уметь, – сказал я наставительно. – Но лучше, конечно, падать отсюда в небо. Растопырясь, как птицы. Если уж разбиться, то о небесную твердь!
Гости начали подходить ближе, а то мы все вдвоем, неприлично даже, сюзерен обязан распределять высокое внимание между всеми высокопоставленными подданными.
Я широко улыбнулся:
– Дорогие мои! Как мне с вами хорошо, поубивал бы всех. Но, увы, труба зовет, Господь смотрит и всех нас видит, кто чем занимается. Ему сверху видно все. Это вы Его гнева не боитесь, бесстрашные вы мои, а я вот страшусь, потому прямо сейчас отправляюсь в Варт Генц нести тяжелую ношу призванного варяга-управленца. А с вас спрошу, не сколько кто выпил и сожрал, про баб тоже умолчу, но про дела и свершения спрошу со всей строгостью демократического режима с авторитарным оттенком!
Бобик в нетерпении распрыгался, что это я собираюсь так долго, уже и арбогастр, забыв о своем невозмутимом аристократизме, начал гневно ржать и бить копытом.
Кроме своего вооружения, я захватил и все, что досталось от Хиксаны Дэйт, разве что платье оставил в ящике стола. Вообще была мысль бросить в огонь, но рука не поднялась, нутром чую и высокую шедевральность самого материала…
Во двор вывалила целая толпа провожающих, я всем улыбался, вождь должен быть бодр и весел, у дикарей вообще убивали, если вожак болен и печалится, а мы еще те дикари, все наши с идиотскими приклеенными улыбками так и ходят, так и ходят, как гуси, важные, сытые, всем довольные…
Я сказал приподнято, с таким видом, что прям щас готов в победный танец Великого Щастя:
– Спасибо, что проводили! Но дальше я дорогу как бы знаю…
Сэр Вайтхолд спросил с тревогой:
– Как бы?
Я потрепал по шее арбогастра:
– А вот оно на што?.. В Варт Генце у него друзья, только скажи, что туда едем, сразу ржанет и помчится. Ого, видите, как ушами зашевелил? И морда, морда довольная?
– И глаза хитрые, – проговорил мощно сэр Клемент Фитцджеральд.
– В хозяина, – подтвердил виконт Рульф.
– Ладно-ладно, – сказал я бодро, расставаться нужно в таком приподнятом тоне, – не сожгите страну, не передеритесь…
Сэр Геллермин ответил так же бодро:
– А спалим, так с вами другую завоюем!
Все довольно заржали, в самом деле чувствуют себя такими лихими и удалыми. Уже забыто, каких усилий, крови и пота, тревог и страхов нам это стоило.
Я красиво вскинул руку, улыбнулся широко и щедро, арбогастр рванулся в галоп, но я был готов и не ухватился позорно за луку седла, хотя спина от усилий оставаться ровной болезненно заныла.
Ветер засвистел в ушах, сердце стучит тревожно и радостно, в душе щем пополам с подъемом, а впереди неутомимый и радостный Бобик, что обожает мчаться вот так не меньше, чем лежать под столом и принимать от любимого хозяина вкусности.
Проскакивая в стороне от дорог, увидел группу вооруженных людей на дороге, окруживших пару повозок. То ли мародеры, то ли таможенники, останавливаться не стал, все равно те и другие будут упразднены, то ли росчерком пера, то ли повешением – неважно. Мое дело повелеть, а нижестоящим нужно исполнить быстро и четко, никакой волокиты и коррупции не допущу, это теперь мой большой огород…
По дорогам, вздымая пыль, маршируют в сторону юга, пока не в ногу, конечно, крепкие рослые парни, набранные из разных племен. Я как воочию увидел их возвращение, крепких и обросших тугими мышцами, прокаленных походной жизнью, умеющих обращаться с оружием.
Четверть из них вернутся конными, в Гандерсгейме резвых скакунов хватит. Лучших из лучших коней отберем у местных, а кто посмеет пикнуть – таких на кол, горе побежденным!.. Не я на вас напал, отважные вы мои кочевники, так что в праведном гневе возмездия могу весьма круто умиротворить вас, выбить воинственный дух.
А из кого выбить трудно, выбьем вместе с жизнью…
Я перетерпел долгий и довольно тягостный путь, любой становится тягостным, как только теряется новизна, и снова начал думать о способах ускорения. Подземный Вихрь бы, но пока найдешь достаточно глубокие шахты или расщелины, проще доскакать или долететь…
Наконец мимо пошли города и села Варт Генца, я перевел дыхание, наконец знакомые стены. Зайчик и здесь пронесся таким аллюром, в то же время ухитрившись никого не сбить с ног, что нас рассмотрели только перед королевским дворцом.
Стражники бросились принимать коня, Бобик проигнорировал их и весело понесся к ступенькам, пугая встречный народ.
Я передал повод арбогастра в протянутые руки и хозяйски двинулся во дворец, а впереди уже помчались слуги. Я слышал испуганно-восторженный вопль, что вернулся Ричард Завоеватель, вот идет там сзади, свиреп и грозен…
Это я-то свиреп и грозен, мелькнуло у меня. Знали бы, какой я на самом деле зайчик трепетный, но жизнь такая кусабельная, что надо вот делать вид, что страшнее меня нет на свете бандита и разбойника, сразу начну вешать, если что не по мне, сразу уважение и трепет возрастают…
В коридоре, что ведет к королевскому кабинету, слуги уже выстроились вдоль стен, даже не дышат, стражники в блестящих доспехах и с копьями в руках застыли у двери.
– Здравствуйте, ребята, – сказал я.
Они так растерялись от того, что наследник Фальстронга их заметил, что даже не проревели извечное «Рады стараться!», а я толкнул дверь и вошел в кабинет, где ничто не изменилось, словно в мое отсутствие никто и не заходил.
Вошел с кипой бумаг в руках и остановился в смиренной позе ожидания сэр Клифтон, все в том же оранжевом с черным, лицо суровое и непроницаемое, на груди все так же сдержанно и с достоинством поблескивает золотая эмблема короля.
Из-за его светлых глаз и неторопливости мне он всегда казался некой сонной рыбой, что не делает ни единого лишнего движения, однако все просчитывает, и когда говорит или двигается, то всегда к месту.
– Сэр Клифтон, – обратился к нему я.
– Ваше высочество, – ответил он с поклоном.
– Сэр Клифтон Джонс, – произнес я со вкусом, – хорошо звучит! Доверенный слуга Его Величества, его личный секретарь… и вообще патриот, это я о том эпизоде, когда вы при попытке переворота спасали королевские бумаги и печати…
– Ваше высочество?
– Это я к тому, – пояснил я, – что, будучи патриотом, вы способны и на самостоятельные действия по спасению, упрочению, продвижению и благоденствию. То есть в мое отсутствие вы не откладываете срочные дела до моего возращения, а что-то да решаете… Верно?
Он поклонился, развел руками:
– Только неотложные, ваше высочество. И что в моей компетенции. В вашу я вторгаться не осмелился.
– Прекрасно, – сказал я. – Тогда давайте сразу те, что требуют моего высокого и зело мудрого внимания.
– Спасибо, ваше высочество, – ответил он ровным голосом. – Вот, прошу вас.
Я охнул и опасливо покосился на бумаги.
– Что, так много?
– Было в десять раз больше, – ответил он невозмутимо, – остальное разобрал сам и… принял меры.
– Господи, – сказал я с ужасом, – вы, наверное, и к бабам не ходите?
– Ваше высочество, – сообщил он суховато, – я женат. У меня четверо прекрасных детей.
Я покачал головой:
– Счастливец… Но только не сорвитесь, а то у таких, благополучных, если что-то соскакивает, вообще идут вразнос. Потому что не прививали иммунитет малыми дозами… Та-а-ак, это что за перечень?
– Земли лордов, – сообщил он, – которые поддержали мятеж Эразма. В этой стопке те, что были убиты, в этой – живы, но виновны, а это вот отдельно с делами тех, кто был с принцем Марсалом, перешедшим на сторону Гиллеберда.
Я указал на стол, где он разложил бумаги по стопкам, отодвинув их на разные края, чтобы я не перепутал.
– Хорошо, – сказал я, – буду знакомиться. Решение приму позже. Завтра-послезавтра, а то и через недельку. В таких делах спешить рискованно, можно невинного обидеть. Что-то еще?
Он ответил ровно:
– Да много всякого, но вы пока знакомьтесь с этими делами, это самое важное.
– Хорошо, – сказал я. – Итак, все за работу! Я тоже.
Он отступил к двери и еще раз поклонился:
– Ваше высочество.
– Когда мое высочество зовет, – сказал я, – можно помнить и о своих столь важных для каждого интересах, но когда зовет Господь, ему нельзя повиноваться наполовину. Мы призваны Господом, чтобы нести Его волю!
– Аминь, – ответил он поспешно и растворился.
Или же, что вероятнее, понимают, что тот, кому предлагали корону, но не взял по своей воле, все равно возьмет когда-то, разве что выторгует условия получше.
На узких столах расставляют сладости и вино, пир не предусмотрен как таковой, но всяк может подкрепить силы чашей вина, конфетами, сдобными пирогами или булочками с медом.
В окна падают узкие лучи света, но из-за толстых стен освещают совсем крохотные участки пола, так что свечи горят как на люстре, так и на столах в изящных подставках.
Гости стоят по два-три человека, степенно беседуют, но если верховные лорды никого не замечают, кроме себя, то феодалы поменьше суетливо зыркают по сторонам, для маленького человека сейчас масса возможностей быть замеченным.
К моему удивлению, присутствовал даже герцог Аттельстан, огромный и толстый, как только под ним пол не прогибается, как молодой лед, на меня посмотрел со странной смесью недоброжелательства и покорности судьбе, мол, если будет отсиживаться и дальше, то сам вычеркнет себя из общественной жизни и возможности на что-то повлиять, а вот так, хоть и без комфорта, но все-таки лорд Вигфрид прибыл, участвует, даже в Совете Лордов…
Я сам подошел к нему, обратился с сочувствием и доброжелательностью:
– Герцог, я ценю вас как истинного патриота. Вы можете рассматривать меня как захватчика, но признайте, что это Гиллеберд напал на маленькую и беззащитную Армландию! Он просто не мог предположить, что сопредельные короли создадут союз и выступят вместе против акта неоправданной агрессии. Лишь потому я здесь. Но, как видите, отношусь к местным реалиям с уважением и почти ничего не меняю.
Он возразил с тяжелым вздохом:
– Что-то да меняете… Да не по мелочам, что замечают в первую очередь, а меняете нечто более важное.
– Что?
Он посмотрел на меня с ухмылкой:
– Вы знаете. Но большинство просто не видят.
– А почему вы им не скажете?
Он пожал плечами:
– Момент у вас больно удачный. Кто возразит? Армию вы еще не распустили… Никто, как вижу, не уехал обратно в Армландию… Иногда мне кажется, удача – это такое же нечто вещественное, как вот ваши сапоги. Или как рост, цвет глаз или размер ушей. Вот у вас эта удача есть, а у меня, скажем, нет.
Я фыркнул:
– Это вы так культурно меня дураком называете?
Он поморщился:
– Ну зачем же так прямо в лоб… Но вы должны признаться, что вам частенько сопутствует банальная удача. Под вами лед только трещит, а под другим ломается.
– Пусть быстрее свою жопу носят, – посоветовал я. – Или пузо не отращивают, тогда и под ними не провалится. И вообще, сэр Аттельстан, какое-то у вас пессимистическое видение! То, что дураки называют удачей, на самом деле продуманный расчет! Иногда плод долгих размышлений, иногда мгновенное решение… но и оно на чем-то основано! Нет-нет, я не о себе даже, дорогой друг, но мы же христиане! Господь создал для нас прекрасный мир, но дальше мы с ним должны управляться сами. И если засрем, то никакая удача не поможет!
Он пробормотал:
– Да это я понимаю, но что вы все на глобальность переводите…
– А как иначе?
Он огрызнулся:
– Я говорил, что вам везет. Лично вам. Другой бы голову сломил…
– Падать тоже надо уметь, – сказал я наставительно. – Но лучше, конечно, падать отсюда в небо. Растопырясь, как птицы. Если уж разбиться, то о небесную твердь!
Гости начали подходить ближе, а то мы все вдвоем, неприлично даже, сюзерен обязан распределять высокое внимание между всеми высокопоставленными подданными.
Я широко улыбнулся:
– Дорогие мои! Как мне с вами хорошо, поубивал бы всех. Но, увы, труба зовет, Господь смотрит и всех нас видит, кто чем занимается. Ему сверху видно все. Это вы Его гнева не боитесь, бесстрашные вы мои, а я вот страшусь, потому прямо сейчас отправляюсь в Варт Генц нести тяжелую ношу призванного варяга-управленца. А с вас спрошу, не сколько кто выпил и сожрал, про баб тоже умолчу, но про дела и свершения спрошу со всей строгостью демократического режима с авторитарным оттенком!
Бобик в нетерпении распрыгался, что это я собираюсь так долго, уже и арбогастр, забыв о своем невозмутимом аристократизме, начал гневно ржать и бить копытом.
Кроме своего вооружения, я захватил и все, что досталось от Хиксаны Дэйт, разве что платье оставил в ящике стола. Вообще была мысль бросить в огонь, но рука не поднялась, нутром чую и высокую шедевральность самого материала…
Во двор вывалила целая толпа провожающих, я всем улыбался, вождь должен быть бодр и весел, у дикарей вообще убивали, если вожак болен и печалится, а мы еще те дикари, все наши с идиотскими приклеенными улыбками так и ходят, так и ходят, как гуси, важные, сытые, всем довольные…
Я сказал приподнято, с таким видом, что прям щас готов в победный танец Великого Щастя:
– Спасибо, что проводили! Но дальше я дорогу как бы знаю…
Сэр Вайтхолд спросил с тревогой:
– Как бы?
Я потрепал по шее арбогастра:
– А вот оно на што?.. В Варт Генце у него друзья, только скажи, что туда едем, сразу ржанет и помчится. Ого, видите, как ушами зашевелил? И морда, морда довольная?
– И глаза хитрые, – проговорил мощно сэр Клемент Фитцджеральд.
– В хозяина, – подтвердил виконт Рульф.
– Ладно-ладно, – сказал я бодро, расставаться нужно в таком приподнятом тоне, – не сожгите страну, не передеритесь…
Сэр Геллермин ответил так же бодро:
– А спалим, так с вами другую завоюем!
Все довольно заржали, в самом деле чувствуют себя такими лихими и удалыми. Уже забыто, каких усилий, крови и пота, тревог и страхов нам это стоило.
Я красиво вскинул руку, улыбнулся широко и щедро, арбогастр рванулся в галоп, но я был готов и не ухватился позорно за луку седла, хотя спина от усилий оставаться ровной болезненно заныла.
Ветер засвистел в ушах, сердце стучит тревожно и радостно, в душе щем пополам с подъемом, а впереди неутомимый и радостный Бобик, что обожает мчаться вот так не меньше, чем лежать под столом и принимать от любимого хозяина вкусности.
Проскакивая в стороне от дорог, увидел группу вооруженных людей на дороге, окруживших пару повозок. То ли мародеры, то ли таможенники, останавливаться не стал, все равно те и другие будут упразднены, то ли росчерком пера, то ли повешением – неважно. Мое дело повелеть, а нижестоящим нужно исполнить быстро и четко, никакой волокиты и коррупции не допущу, это теперь мой большой огород…
По дорогам, вздымая пыль, маршируют в сторону юга, пока не в ногу, конечно, крепкие рослые парни, набранные из разных племен. Я как воочию увидел их возвращение, крепких и обросших тугими мышцами, прокаленных походной жизнью, умеющих обращаться с оружием.
Четверть из них вернутся конными, в Гандерсгейме резвых скакунов хватит. Лучших из лучших коней отберем у местных, а кто посмеет пикнуть – таких на кол, горе побежденным!.. Не я на вас напал, отважные вы мои кочевники, так что в праведном гневе возмездия могу весьма круто умиротворить вас, выбить воинственный дух.
А из кого выбить трудно, выбьем вместе с жизнью…
Я перетерпел долгий и довольно тягостный путь, любой становится тягостным, как только теряется новизна, и снова начал думать о способах ускорения. Подземный Вихрь бы, но пока найдешь достаточно глубокие шахты или расщелины, проще доскакать или долететь…
Наконец мимо пошли города и села Варт Генца, я перевел дыхание, наконец знакомые стены. Зайчик и здесь пронесся таким аллюром, в то же время ухитрившись никого не сбить с ног, что нас рассмотрели только перед королевским дворцом.
Стражники бросились принимать коня, Бобик проигнорировал их и весело понесся к ступенькам, пугая встречный народ.
Я передал повод арбогастра в протянутые руки и хозяйски двинулся во дворец, а впереди уже помчались слуги. Я слышал испуганно-восторженный вопль, что вернулся Ричард Завоеватель, вот идет там сзади, свиреп и грозен…
Это я-то свиреп и грозен, мелькнуло у меня. Знали бы, какой я на самом деле зайчик трепетный, но жизнь такая кусабельная, что надо вот делать вид, что страшнее меня нет на свете бандита и разбойника, сразу начну вешать, если что не по мне, сразу уважение и трепет возрастают…
В коридоре, что ведет к королевскому кабинету, слуги уже выстроились вдоль стен, даже не дышат, стражники в блестящих доспехах и с копьями в руках застыли у двери.
– Здравствуйте, ребята, – сказал я.
Они так растерялись от того, что наследник Фальстронга их заметил, что даже не проревели извечное «Рады стараться!», а я толкнул дверь и вошел в кабинет, где ничто не изменилось, словно в мое отсутствие никто и не заходил.
Вошел с кипой бумаг в руках и остановился в смиренной позе ожидания сэр Клифтон, все в том же оранжевом с черным, лицо суровое и непроницаемое, на груди все так же сдержанно и с достоинством поблескивает золотая эмблема короля.
Из-за его светлых глаз и неторопливости мне он всегда казался некой сонной рыбой, что не делает ни единого лишнего движения, однако все просчитывает, и когда говорит или двигается, то всегда к месту.
– Сэр Клифтон, – обратился к нему я.
– Ваше высочество, – ответил он с поклоном.
– Сэр Клифтон Джонс, – произнес я со вкусом, – хорошо звучит! Доверенный слуга Его Величества, его личный секретарь… и вообще патриот, это я о том эпизоде, когда вы при попытке переворота спасали королевские бумаги и печати…
– Ваше высочество?
– Это я к тому, – пояснил я, – что, будучи патриотом, вы способны и на самостоятельные действия по спасению, упрочению, продвижению и благоденствию. То есть в мое отсутствие вы не откладываете срочные дела до моего возращения, а что-то да решаете… Верно?
Он поклонился, развел руками:
– Только неотложные, ваше высочество. И что в моей компетенции. В вашу я вторгаться не осмелился.
– Прекрасно, – сказал я. – Тогда давайте сразу те, что требуют моего высокого и зело мудрого внимания.
– Спасибо, ваше высочество, – ответил он ровным голосом. – Вот, прошу вас.
Я охнул и опасливо покосился на бумаги.
– Что, так много?
– Было в десять раз больше, – ответил он невозмутимо, – остальное разобрал сам и… принял меры.
– Господи, – сказал я с ужасом, – вы, наверное, и к бабам не ходите?
– Ваше высочество, – сообщил он суховато, – я женат. У меня четверо прекрасных детей.
Я покачал головой:
– Счастливец… Но только не сорвитесь, а то у таких, благополучных, если что-то соскакивает, вообще идут вразнос. Потому что не прививали иммунитет малыми дозами… Та-а-ак, это что за перечень?
– Земли лордов, – сообщил он, – которые поддержали мятеж Эразма. В этой стопке те, что были убиты, в этой – живы, но виновны, а это вот отдельно с делами тех, кто был с принцем Марсалом, перешедшим на сторону Гиллеберда.
Я указал на стол, где он разложил бумаги по стопкам, отодвинув их на разные края, чтобы я не перепутал.
– Хорошо, – сказал я, – буду знакомиться. Решение приму позже. Завтра-послезавтра, а то и через недельку. В таких делах спешить рискованно, можно невинного обидеть. Что-то еще?
Он ответил ровно:
– Да много всякого, но вы пока знакомьтесь с этими делами, это самое важное.
– Хорошо, – сказал я. – Итак, все за работу! Я тоже.
Он отступил к двери и еще раз поклонился:
– Ваше высочество.
– Когда мое высочество зовет, – сказал я, – можно помнить и о своих столь важных для каждого интересах, но когда зовет Господь, ему нельзя повиноваться наполовину. Мы призваны Господом, чтобы нести Его волю!
– Аминь, – ответил он поспешно и растворился.
Глава 8
Я работал до обеда, устал, начал подумывать насчет того, что перекусить бы, да и Бобик вылез из-под стола и, глядя на меня с укором, требовательно гавкнул.
В кабинет вошел Клифтон, взглянул вопросительно:
– Звали, ваше высочество?
– Что, – спросил я, – похоже?.. Нет, но пора сделать перерыв на обед.
Он сказал торопливо:
– Может быть, успеете принять сэра Варвика?
– Это кто еще?
– Варвик Эрлихсгаузен, – пояснил он, – князь Стоунбернский, властелин Реверенда и Амберконта!.. Примчался, как только узнал о вашем прибытии.
Я скривился, но кивнул:
– Зовите, но пока изволю принимать этого заносчивого магната, вы напишите указ об освобождении его сына…
– Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского?
– Памятью хвастаетесь? – буркнул я. – Да. И о прощении моей милостью.
– Вашим высочеством, – уточнил он.
– Знаю, – огрызнулся я, – это я напоминаю, что я сама милость к падшим! А так да, я – мое милостивое и вообще замечательное высочество.
Он исчез, а через пару мгновений в кабинет вошел Варвик Эрлихсгаузен, князь.
В прошлый раз это был уверенный такой господин, на меня смотрел, как на лакея, сейчас тоже держится уверенно, это в крови, но на меня смотрит почтительно.
Лицо все такое же пергаментное, изрезано глубокими ущельями морщин, темные мешки под глазами, крючковатый нос, в глазах, помимо спокойствия высокорожденного лорда, я увидел и глубоко запрятанный вопрос.
Он поклонился и застыл с опущенной головой. Я выждал некоторое время, давая понять еще раз, что хозяин положения по-прежнему я, для меня никакие лорды – не лорды в период военного времени, ну, почти военного, наконец произнес с холодком в голосе:
– Лорд Варвик?
Он разогнулся и произнес почтительно, тоже все понял, не однажды грамотный:
– Выше высочество…
– Лорд Варвик, – спросил я, – что привело вас ко мне, своему сюзерену?
Он слегка дернулся при таком напоминании, но ответил смиренно:
– Ваше высочество, война окончена… И, как я слышал, даже мятежный Зигмунд Лихтенштейн прекратил сопротивление…
– А, – сказал я довольно, – вы совершенно правы! Тяжелая и кровопролитная война закончена, теперь будем пожинать плоды мира. Кстати, хорошее занятие… Ну, вы знаете, я думаю.
В кабинет без стука вошел сэр Клифтон, в руках бумаги, положил передо мной.
Я посмотрел с подозрением на стопу.
– Почему так много?
Он ответил невозмутимо:
– Да заодно уж подпишите еще несколько…
– Ничего себе, несколько!
– Несколько десятков, – уточнил он.
Я сказал раздраженно:
– Хорошо, но только печать прикладывайте вы!
– Кольцо на вашем пальце…
Я с грохотом вытащил из ящика стола шкатулку, открыл и сунул ему в руки большую королевскую с удобной ручкой и полустертым штампом.
– Можете этим.
Сэр Варвик стоит как столб, не смея прерывать государственную полемику насчет моментов работы, я быстро подписывал, а сэр Клифтон разогревал сургуч, капал им на бумаги и прикладывал печать.
Я закончил с последней, когда он со вздохом капал разогретым сургучом только на третью. Первой я подписал о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского, теперь там остывает сургуч, я взял ее и внимательно прочел:
– Сэр Клифтон, что это вы мне подсунули?.. Указ о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена?.. Гм, я намеревался этого мятежника завтра казнить… Ну да ладно, не будем бумагу переводить, что написано моим пером – не вырубить ничьим топором. Да и бумага пока еще дорого обходится…
– Так точно, – сказал Клифтон. – Пора бы начать удешевление.
– Начнем, – пообещал я. – Сэр Варвик!
Князь шагнул вперед и поклонился:
– Ваше высочество?
Я протянул ему бумагу с моим указом:
– Сэр Клифтон подсунул мне явно по ошибке бумагу о помиловании вашего сына, так ему и передайте!.. Его могли казнить, пусть это впечатлит его буйную голову.
Он принял бумагу, руки чуть вздрогнули, выдавая волнение, но лицо князя оставалось неподвижным.
– Благодарю, ваше высочество…
Я отмахнулся:
– Не стоит. Я же говорю, это всего лишь ошибка моего личного секретаря, я его лишу половины жалованья. Кстати, можете прекращать там всякое с владельцами замков и земель Турнедо, что вошли в королевство Варт Генц.
Он поклонился.
– Да-да, ваше высочество, только вот…
Я спросил резко:
– Что еще?
Он ответил ровным голосом:
– Я всегда ладил с соседями. И мне совсем не хотелось бы прерывать добрые отношения с теми, с кем успел завязать.
Я махнул рукой и сказал великодушно:
– Ну, это на ваше усмотрение. Я тоже считаю, что со всеми соседями нужно жить дружно.
Он поклонился:
– Еще раз спасибо, ваше высочество. И позвольте откланяться.
– Позволяю, – ответил я великодушно.
Он удалился, а Клифтон все еще сопел и трудился над бумагами. Сжалившись, я сказал:
– Давай разогревай сургуч и капай, а я буду шлепать печати.
Он с благодарностью подвинулся. Правда, шлепать по расплавленному сургучу не получается, нужно прижимать аккуратно и ждать, когда там хоть чуть застынет, но все-таки работа пошла вдвое быстрее.
Накопившиеся бумаги пришлось разбирать до конца дня, и следующий тоже начинать с них, а после обеда, когда я все еще подписывал указы и посылал помощников казначея на призывные пункты, под охраной, разумеется, вошел Клифтон.
– Сэр Клифтон? – произнес я, не поднимая головы.
– Ваше высочество, – ответил он.
– Ну?
– Ее высочество, – сказал он почтительно, – принцесса Вирландина выразила высокое одобрение, что вы вернулись и с таким рвением занимаетесь государственными делами…
– Спасибо, – сказал я.
– Так и передать?
– Конечно, – ответил я. – Можешь сказать даже, что большое спасибо. Или огромное… Нет, огромное не нужно. Либо решит, что насмехаюсь, а обиженные женщины опаснее драконов, либо не так поймет, что еще хуже…
– Хорошо, ваше высочество.
– Что-нибудь еще?
Он сказал почтительно:
– Она сказала, что желает с вами перемолвиться по делам государственным, у нее как-никак немалый опыт… И желаете ли вы принять ее здесь, или же изволите оказать ей часть посещением ее дворца?
Я замотал головой:
– Нет-нет, я что, дурак, переться в такие дали?
Он хмыкнул:
– Как изволите, ваше высочество… Хотя я не назвал бы это особенными далями. Ее дворец на той стороне площади.
Мне показалось, что в глубине его глаз мелькнула насмешка, я рыкнул, расправил плечи, потом решил, что сам свалял дурака, рычать надо на себя, сказал уже чуточку виновато:
– А-а, ну это я сам не слишком… или заработался как бы так. Пожалуй, поработаю до вечера, а на ужин приеду… или даже приду. Пусть готовит суп повкуснее.
Он ушел, затем был прием, я решал какие-то задачи и улаживал тяжбы, о своем решении насчет ужина совершенно забыл, однако Клифтон появился, как молчаливая белая рыба, уставился немигающими глазами.
– Ну че? – спросил я.
Он ответил изысканно вежливо:
– Ваше высочество, ее высочество принцесса Вирландина прислала слугу напомнить, что суп уже готов.
– Что? – изумился я, не поняв. – Какой суп?.. А, так это же было иносказание!.. Вот народ, все в лоб принимаете, хотя бы что-нибудь в бочину… Я имел в виду, что у каждого свои проблемы. У кого суп жидкий, а у кого бриллианты мелкие.
Он ответил мудро:
– Ваше высочество, лучше курица в супе, чем журавль в небе. Вам плащ подать или сами возьмете?
Я вздохнул.
– И что это я такой сегодня несдержанный? Мог бы и не ляпать дурным языком направо-налево, как хвостатая корова… Хорошо-хорошо! Иду.
– Сколько человек выделить для сопровождения?
– Через площадь?
– Здесь темнеет рано, – сказал он, – ночью можете заблудиться, площадь широкая.
– Не заблужусь, – ответил я сердито. – И не запугивайте, а то не пойду совсем. Пусть принцесса тогда у вас спрашивает, зачем вы меня так запугали, что ночь трясся под одеялом!
Провожать меня ринулся Бобик, а потом решил, что он еще и отряд по охране, я трижды спотыкался о него, когда он начал бестолково кружить вокруг, показывая, что охраняет от всего, даже от светлячков.
Небо красное от заката, облака застыли над горизонтом, багрово-черные с подпаленными краями, на земле уже густая тень, и на той стороне площади у входа во дворец зажгли смолу в бочках, огонь вырывается из жерл густой, как из вулканов, такими же страшноватыми клубами.
Стражи вытянулись при моем приближении, слуги понеслись впереди меня, расчищая дорогу и выкрикивая, что идет сам, тот самый, который.
Холл блещет огнями светильников на стенах, а когда миновал и прошел под аркой в зал, откуда три лестницы в разные стороны, там светло, как днем, от трех огромных люстр и напольных светильников в рост человека, воздух теплый и с сильным приятным запахом пчелиного воска…
– Сэр Ричард…
Я повернулся на голос, Вирландина вышла из боковой двери, милая и царственно улыбающаяся, в туго затянутом платье с волочащимся по полу подолом, волосы плотно убраны под платок с жемчужными нитями, я вижу только лицо, чистое, умное, с чуть насмешливыми глазами.
В кабинет вошел Клифтон, взглянул вопросительно:
– Звали, ваше высочество?
– Что, – спросил я, – похоже?.. Нет, но пора сделать перерыв на обед.
Он сказал торопливо:
– Может быть, успеете принять сэра Варвика?
– Это кто еще?
– Варвик Эрлихсгаузен, – пояснил он, – князь Стоунбернский, властелин Реверенда и Амберконта!.. Примчался, как только узнал о вашем прибытии.
Я скривился, но кивнул:
– Зовите, но пока изволю принимать этого заносчивого магната, вы напишите указ об освобождении его сына…
– Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского?
– Памятью хвастаетесь? – буркнул я. – Да. И о прощении моей милостью.
– Вашим высочеством, – уточнил он.
– Знаю, – огрызнулся я, – это я напоминаю, что я сама милость к падшим! А так да, я – мое милостивое и вообще замечательное высочество.
Он исчез, а через пару мгновений в кабинет вошел Варвик Эрлихсгаузен, князь.
В прошлый раз это был уверенный такой господин, на меня смотрел, как на лакея, сейчас тоже держится уверенно, это в крови, но на меня смотрит почтительно.
Лицо все такое же пергаментное, изрезано глубокими ущельями морщин, темные мешки под глазами, крючковатый нос, в глазах, помимо спокойствия высокорожденного лорда, я увидел и глубоко запрятанный вопрос.
Он поклонился и застыл с опущенной головой. Я выждал некоторое время, давая понять еще раз, что хозяин положения по-прежнему я, для меня никакие лорды – не лорды в период военного времени, ну, почти военного, наконец произнес с холодком в голосе:
– Лорд Варвик?
Он разогнулся и произнес почтительно, тоже все понял, не однажды грамотный:
– Выше высочество…
– Лорд Варвик, – спросил я, – что привело вас ко мне, своему сюзерену?
Он слегка дернулся при таком напоминании, но ответил смиренно:
– Ваше высочество, война окончена… И, как я слышал, даже мятежный Зигмунд Лихтенштейн прекратил сопротивление…
– А, – сказал я довольно, – вы совершенно правы! Тяжелая и кровопролитная война закончена, теперь будем пожинать плоды мира. Кстати, хорошее занятие… Ну, вы знаете, я думаю.
В кабинет без стука вошел сэр Клифтон, в руках бумаги, положил передо мной.
Я посмотрел с подозрением на стопу.
– Почему так много?
Он ответил невозмутимо:
– Да заодно уж подпишите еще несколько…
– Ничего себе, несколько!
– Несколько десятков, – уточнил он.
Я сказал раздраженно:
– Хорошо, но только печать прикладывайте вы!
– Кольцо на вашем пальце…
Я с грохотом вытащил из ящика стола шкатулку, открыл и сунул ему в руки большую королевскую с удобной ручкой и полустертым штампом.
– Можете этим.
Сэр Варвик стоит как столб, не смея прерывать государственную полемику насчет моментов работы, я быстро подписывал, а сэр Клифтон разогревал сургуч, капал им на бумаги и прикладывал печать.
Я закончил с последней, когда он со вздохом капал разогретым сургучом только на третью. Первой я подписал о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена, герцога Ньюширского, теперь там остывает сургуч, я взял ее и внимательно прочел:
– Сэр Клифтон, что это вы мне подсунули?.. Указ о помиловании Людвига фон Эрлихсгаузена?.. Гм, я намеревался этого мятежника завтра казнить… Ну да ладно, не будем бумагу переводить, что написано моим пером – не вырубить ничьим топором. Да и бумага пока еще дорого обходится…
– Так точно, – сказал Клифтон. – Пора бы начать удешевление.
– Начнем, – пообещал я. – Сэр Варвик!
Князь шагнул вперед и поклонился:
– Ваше высочество?
Я протянул ему бумагу с моим указом:
– Сэр Клифтон подсунул мне явно по ошибке бумагу о помиловании вашего сына, так ему и передайте!.. Его могли казнить, пусть это впечатлит его буйную голову.
Он принял бумагу, руки чуть вздрогнули, выдавая волнение, но лицо князя оставалось неподвижным.
– Благодарю, ваше высочество…
Я отмахнулся:
– Не стоит. Я же говорю, это всего лишь ошибка моего личного секретаря, я его лишу половины жалованья. Кстати, можете прекращать там всякое с владельцами замков и земель Турнедо, что вошли в королевство Варт Генц.
Он поклонился.
– Да-да, ваше высочество, только вот…
Я спросил резко:
– Что еще?
Он ответил ровным голосом:
– Я всегда ладил с соседями. И мне совсем не хотелось бы прерывать добрые отношения с теми, с кем успел завязать.
Я махнул рукой и сказал великодушно:
– Ну, это на ваше усмотрение. Я тоже считаю, что со всеми соседями нужно жить дружно.
Он поклонился:
– Еще раз спасибо, ваше высочество. И позвольте откланяться.
– Позволяю, – ответил я великодушно.
Он удалился, а Клифтон все еще сопел и трудился над бумагами. Сжалившись, я сказал:
– Давай разогревай сургуч и капай, а я буду шлепать печати.
Он с благодарностью подвинулся. Правда, шлепать по расплавленному сургучу не получается, нужно прижимать аккуратно и ждать, когда там хоть чуть застынет, но все-таки работа пошла вдвое быстрее.
Накопившиеся бумаги пришлось разбирать до конца дня, и следующий тоже начинать с них, а после обеда, когда я все еще подписывал указы и посылал помощников казначея на призывные пункты, под охраной, разумеется, вошел Клифтон.
– Сэр Клифтон? – произнес я, не поднимая головы.
– Ваше высочество, – ответил он.
– Ну?
– Ее высочество, – сказал он почтительно, – принцесса Вирландина выразила высокое одобрение, что вы вернулись и с таким рвением занимаетесь государственными делами…
– Спасибо, – сказал я.
– Так и передать?
– Конечно, – ответил я. – Можешь сказать даже, что большое спасибо. Или огромное… Нет, огромное не нужно. Либо решит, что насмехаюсь, а обиженные женщины опаснее драконов, либо не так поймет, что еще хуже…
– Хорошо, ваше высочество.
– Что-нибудь еще?
Он сказал почтительно:
– Она сказала, что желает с вами перемолвиться по делам государственным, у нее как-никак немалый опыт… И желаете ли вы принять ее здесь, или же изволите оказать ей часть посещением ее дворца?
Я замотал головой:
– Нет-нет, я что, дурак, переться в такие дали?
Он хмыкнул:
– Как изволите, ваше высочество… Хотя я не назвал бы это особенными далями. Ее дворец на той стороне площади.
Мне показалось, что в глубине его глаз мелькнула насмешка, я рыкнул, расправил плечи, потом решил, что сам свалял дурака, рычать надо на себя, сказал уже чуточку виновато:
– А-а, ну это я сам не слишком… или заработался как бы так. Пожалуй, поработаю до вечера, а на ужин приеду… или даже приду. Пусть готовит суп повкуснее.
Он ушел, затем был прием, я решал какие-то задачи и улаживал тяжбы, о своем решении насчет ужина совершенно забыл, однако Клифтон появился, как молчаливая белая рыба, уставился немигающими глазами.
– Ну че? – спросил я.
Он ответил изысканно вежливо:
– Ваше высочество, ее высочество принцесса Вирландина прислала слугу напомнить, что суп уже готов.
– Что? – изумился я, не поняв. – Какой суп?.. А, так это же было иносказание!.. Вот народ, все в лоб принимаете, хотя бы что-нибудь в бочину… Я имел в виду, что у каждого свои проблемы. У кого суп жидкий, а у кого бриллианты мелкие.
Он ответил мудро:
– Ваше высочество, лучше курица в супе, чем журавль в небе. Вам плащ подать или сами возьмете?
Я вздохнул.
– И что это я такой сегодня несдержанный? Мог бы и не ляпать дурным языком направо-налево, как хвостатая корова… Хорошо-хорошо! Иду.
– Сколько человек выделить для сопровождения?
– Через площадь?
– Здесь темнеет рано, – сказал он, – ночью можете заблудиться, площадь широкая.
– Не заблужусь, – ответил я сердито. – И не запугивайте, а то не пойду совсем. Пусть принцесса тогда у вас спрашивает, зачем вы меня так запугали, что ночь трясся под одеялом!
Провожать меня ринулся Бобик, а потом решил, что он еще и отряд по охране, я трижды спотыкался о него, когда он начал бестолково кружить вокруг, показывая, что охраняет от всего, даже от светлячков.
Небо красное от заката, облака застыли над горизонтом, багрово-черные с подпаленными краями, на земле уже густая тень, и на той стороне площади у входа во дворец зажгли смолу в бочках, огонь вырывается из жерл густой, как из вулканов, такими же страшноватыми клубами.
Стражи вытянулись при моем приближении, слуги понеслись впереди меня, расчищая дорогу и выкрикивая, что идет сам, тот самый, который.
Холл блещет огнями светильников на стенах, а когда миновал и прошел под аркой в зал, откуда три лестницы в разные стороны, там светло, как днем, от трех огромных люстр и напольных светильников в рост человека, воздух теплый и с сильным приятным запахом пчелиного воска…
– Сэр Ричард…
Я повернулся на голос, Вирландина вышла из боковой двери, милая и царственно улыбающаяся, в туго затянутом платье с волочащимся по полу подолом, волосы плотно убраны под платок с жемчужными нитями, я вижу только лицо, чистое, умное, с чуть насмешливыми глазами.