– Принцесса, – воскликнул я и поспешил к ней, наклонился и припал долгим поцелуем к ее руке, хотя прикидываться не пришлось, рука нежная, теплая и пахнет от нее приятно садовыми цветами. – Ох, принцесса, как же я рад вас видеть…
   Она сказала веселым голосом:
   – Потому и не спешили?
   – Надо же потомиться в муке сладкой? – воскликнул я. – К тому же я нагуливал аппетит, чтоб сожрать целый котелок супа!
   – Пойдемте, – велела она. – Будет вам суп.
   – Котелок?
   – Целый котел, – пообещала она.
   – Бегу, – ответил я поспешно. – Куда?
   – Идите со мной, – сказала она строго. – Надеюсь, ваша собачка не все там пожрет…
   – Если суп оприходует, – пригрозил я, – шкуру сниму!.. Я в самом деле что-то проголодался, как только вас увидел. Вот смотрю сейчас, и вообще у меня что-то странное с аппетитом делается.
   – Неужто совсем отбила?
   – Напротив…
   Мы поднялись по лестнице, и только когда там, наверху, поворачивали по коридору, заметил идущих на расстоянии двух фрейлин с опущенными глазками, тихих и скромных, как монахини.
   Они тоже свернули за нами, выдерживая ту дистанцию, чтобы не слышать, о чем разговариваем, но не выпускают из виду, так что если позволю себе какой непристойный жест, это будет замечено сразу.
   Впереди слуги поспешно распахивали двери, и мы безостановочно шли через анфиладу залов. Марсал, еще будучи наследником трона, уже отгрохал себе дворец, почти не уступающий королевскому, молодец, аппетиты росли быстрее его самого…
   Наконец последний зал, на удивление небольшой и уютный, светильники только у входа, из-за чего почти полумрак, еще одна свеча на столе, небольшой стол, совсем не королевский, по креслу на противоположных концах, и – восхитительный аромат бараньей похлебки!
   Я шумно повел носом и потер ладони. В дальнем конце зала, где почти полутьма, смутно выступает массивное ложе со слоновьим балдахином, все четыре ножки резные, между ними колышется полупрозрачная ткань.
   У стены возле входа, откуда появились мы, застыли повар и двое слуг. Перед ними на небольшом столике большой котел, при нашем появлении все трое лишь повели взглядами, но не шелохнулись.
   Я заулыбался во весь рот:
   – Прекрасно!.. Спасибо, ваше высочество. Я вижу, вы серьезно восприняли мои слова насчет супа.
   Она сказала мило:
   – Мы вообще воспринимаем вас, сэр Ричард, очень серьезно.
   Я провел ее к столу, отодвинул кресло и усадил, поклонился и отправился к своему месту, что не так уж и далеко, я опасался, что стол будет длиной в десяток ярдов.
   Повар снял крышку и сунул поварешку в котел, а слуги подставили глубокие миски.
   Я довольно потер ладони:
   – Посмотрим, посмотрим, чем у вас тут кормят гостей!
   – Гостей кормят иначе, – заметила Вирландина.
   – Да? А я хто?
   – Хозяин, – ответила она мирно.
   Я не ответил, сделав вид, что всецело поглощен тарелкой, что осторожно ставят передо мной, настолько полную, что вот-вот прольют мне на штаны.
   Но не пролили, я с облегчением перевел дух и сказал с оптимизмом:
   – Судя по запаху, шедевр… Но сейчас проверим, насколько это соответствует…
   Повар и слуги не отрывали от меня взглядов, Вирландина тоже поглядывала с усмешкой, но я видел, что и ей очень хочется, чтобы мне понравилось. Не только слышать, что да, понравилось, женщины ее типа как-то чувствуют, когда врем, но воспринимают философски и даже с улыбкой, весь мир врет, а мужчины – вечные дети, врут на каждом шагу, надо их принимать такими, иначе хоть в монастырь, но ведь и там врут…
   Я быстро работал ложкой, и хотя за едой самое время поговорить, но я сосредоточенно выловил все куски мяса, сожрал похлебку, выскреб остатки, сильно наклоняя миску, и со вздохом сожаления отодвинул.
   – Да-да, чересчур вкусно… Такого повара повесить мало.
   Вирландина изумилась:
   – За что?
   – За шею, – ответил я. – Но можно и… скажем, ну, за ногу.
   – А почему?
   – От такого супа не оторваться, – пояснил я, – даже когда на отечество нападут враги!.. А это недопустимо. Родину нужно защищать! Потому такого повара можно подозревать в работе на чужое государство, подготавливающее внезапное нападение.
   Она медленно и чарующе улыбнулась.
   – А что вы еще скажете о десерте…
   – Мужчины сладкое не едят, – сказал я твердо. – Это немужественно. Но сегодня в виде исключения давайте, давайте! И побольше.
   Она поинтересовалась смеющимся голосом:
   – И как часто у вас бывают такие исключения?
   – Всегда, – ответил я еще тверже. – Я же человек исключительный, не знали? И вообще каждый человек исключение, не за столом будь сказано, но до сих пор в такое не верю.
   – Надеюсь, – сказала она, – поверите вот в это…
   Слуги внесли на носилках большой торт, я указал, с какого конца отрезать для меня, затем появились медовые пироги, я сказал с энтузиазмом:
   – А в Варт Генце, как погляжу, жить можно!
   – Надеюсь, – произнесла она ровным голосом, – вы в самом деле в этом убедитесь.
   – Уже убедился, – заявил я. – Какой супчик!.. А пироги?.. Слава Варт Генцу!.. А что у вас еще есть? Кроме залежей соли? Руда какая-нибудь, лес строевой вблизи сплавных рек?
   Она ответила очень серьезно:
   – Вы не поверите, но все это есть, и даже больше. И, главное, самые полные карты у меня.
   – В интересах семьи? – спросил я.
   Она ответила с мягкой улыбкой:
   – У нас хорошая дружная семья. Я имею в виду ту, из которой я родом.
   – И которой вы способствовали и покровительствовали, – добавил я. – Они, значит, занимались всеми разработками?
   – Только наиболее прибыльными, – уточнила она спокойно. – И торговлей.
   – А политикой?
   Она покачала головой:
   – Я не советовала своей родне в это вмешиваться. Марсал, Родерик и Эразм очень ревниво следили, чтобы все оставалось только в их руках.

Глава 9

   Я взял пирог обеими руками, повар смотрит с восторгом, аппетит у меня вообще неслабый, а сегодня еще и не успел пообедать, зарывшись в бумаги, удачный повод показать уважение этому дому, пожрав все на столе и потребовав добавки.
   – Мудро, – согласился я. – Политика может меняться, а экономика всегда экономика, людям каждый день надо что-то есть и во что-то одеваться… Вы уж дайте список вашей родни, чтобы я кого-то из них ненароком не подвесил на дерево. А то я иногда пользуюсь правом военного времени…
   – А сейчас у вас именно такая власть, – произнесла она. – Я все понимаю, сэр Ричард. Но, уверяю вас, моя родня у вас не будет путаться под ногами. А вас интересует все-таки больше политика.
   Я кивнул, тоже улыбаясь, как и она, все понятно, она не желает отдавать в мои руки имена людей, которые фактически правят королевством.
   – Ах, ваше высочество, – сказал я с мягким упреком. – Большая экономика – это уже политика! Так или иначе я столкнусь с вашей семьей, просто хотелось бы к ним быть заранее… мягче.
   Она посмотрела на меня веселыми глазами.
   – Сэр Ричард! Вы намекаете, что я хитрю и придерживаю какие-то карты? Но ведь и вы со мной хитрите!
   Я изумился:
   – Как можно?
   – Хитрите, – сказала она со знанием дела, – еще как… Помните, как вы попросили меня уговаривать лордов предложить вам корону? Вы же знали еще тогда, что откажетесь!.. А я, как дура, убеждала всех, что вы – самый подходящий король для Варт Генца.
   Я вздохнул, развел руками:
   – Но разве мы кого-то обманывали? Вы и сейчас так думаете, я просто уверен!.. Но это позволило мне набрать очки популярности. Сейчас доверие ко мне просто зашкаливает, потому нужно побыстрее обобрать всех, пока не опомнились.
   Ее глаза расширились, потом Вирландина расхохоталась.
   – У вас такие шуточки, что я всякий раз вздрагиваю.
   – Но все равно нужно побыстрее, – сказал я, – пока энтузиазм горит, пока сердца для чести живы, пусть отдают души прекрасные порывы на благо, а не на баб. Бабы – это не благо.
   – Уже убедились? – спросила она с сочувствием.
   – Уже, – подтвердил я и тяжело вздохнул. – Где-то с пятнадцати лет. Нет, даже с семи, когда моя тетя, которую безумно любил, вдруг вышла замуж за какого-то совсем чужого дядьку, не за меня… Потому как вы смотрите на то, чтобы употребить все влияние вашей громадной семьи и проросших во все структуры управления родственников на благо воссоединения со Скарляндами?
   Она чуть выпрямилась и посмотрела на меня ясными глазами.
   – Хотите послать туда войска?
   Я сказал с досадой:
   – Ну почему всегда войска?.. Я думаю о мирном воссоединении! Когда-то на этих и тех землях был один народ, одно королевство… И не потому хочу воссоединить, что мне это зачем-то надо, а предвижу вскоре кровавую войну… Через год, когда оставлю руководство королевством, любой из мне наследовавших тут же вторгнется туда со всеми силами!.. Будет резня, и хотя Варт Генц победит, а здесь, в столице, начнутся ликования и праздники, но Скарлянды затеют партизанскую войну! Что получится? Верно, Варт Генц обессилеет, как и Скарлянды тоже…
   Она помолчала, глядя на меня очень серьезно, лицо помрачнело, а после паузы произнесла тихо:
   – И кто-то из соседей придет и поставит на колени нас обоих?
   – Очень точно, – похвалил я. – Почему вы не королева?
   Она чуточку улыбнулась:
   – Увы.
   – Значит, – сказал я с надеждой, – поможете?
   Она чуть наклонила голову.
   – После того как вы очень ясно все изложили, я могу повторить своей родне так же убедительно. Конечно, Скарлянды будут благодарны за помощь в восстановлении их жилищ, рудников, хозяйства…
   – Еще им нужно перегнать овец для расплода, – подсказал я. – Хороших коров… Самим им было проще прятаться от войск Карла, а вот коров прятать труднее. Все это следует передавать в торжественной обстановке вождям, чтобы их народ видел и чувствовал нашу братскую заботу. Еще, думаю, у вас есть подробные карты и Скарляндии, где отмечены все богатые рудники, залежи соли, рыбные места…
   Она посмотрела с удивлением:
   – Зачем?.. Ах да, понимаю. Вообще-то сомневаюсь, что у наших такое есть.
   – Почему?
   – Не все заглядывают так далеко, сэр Ричард.
   – А скарляндцев, – сказал я деловито, – нужно будет завалить нашими вартгенскими товарами, более дешевыми и качественными, чтобы они там у себя даже не начинали их производить! Таким образом Скарлянды будут без всякой войны привязаны к Варт Генцу и станут его частью. Без всяких завоеваний!
   Она посмотрела с интересом.
   – Мне казалось, вы охотно хватаетесь за оружие.
   – Если это кратчайший путь, – ответил я с достоинством. – Я не прочь повоевать, леди Вирландина, ведь война дает честь, славу, доблесть, геройство и всякие приятные материальные мелочи… но еще больше я заинтересован в усилении королевства, что под моей мощной дланью.
   Она перевела взгляд на мою длань, странная улыбка проступила на губах, но голос прозвучал очень серьезно:
   – Очень зрелый подход, сэр Ричард. Тем более странный, что очень многие и с вот такими седыми бородами рассуждают все еще как юноши, что их, понятно, не красит, хотя они уверены, что молодцы и герои.
   – Дык я зрелый, – похвастался я.
   – С пятнадцати лет, – произнесла она с улыбкой, – помню-помню. И, будучи весь в делах, всячески избегаете женщин в своей постели, мне об этом все уши прожужжали.
   – Пока удается, – ответил скромно. – А что на бегу или в коридоре, то не в счет, понятно… Мужчина должон быть весь в деле. Вот как я, такой замечательный и скромный до ужаса, просто застенчивый. У вас там кровать широкая?
   Она кивнула:
   – Поместимся.
   – Прекрасно, – сказал я, – под теплым одеялом так хорошо говорить о политике!
   – И о торговле, – ответила она в тон. – Думаю, уже пора лезть под него, ночь на дворе.
   Она хлопнула в ладоши. Из-за дальней занавеси появились две фрейлины, обе с опущенными глазками, присели в поклоне и смиренно ждут.
   – Готовимся ко сну, – сказала Вирландина царственно. – Сэр Ричард, вам помогут раздеться…
   – Нет-нет, – сказал я поспешно. – Мне обычно помогает оруженосец, а то и мой пес с меня штаны стягивает.
   Она усмехнулась:
   – Как хотите. Мне кажется, он сейчас на кухне стягивает очередной окорок.
   Фрейлины подошли к ней с двух сторон и снимали сперва все многочисленные кольца, аккуратно складывая в шкатулку, затем сняли одно платье, потом второе, что для меня тоже платье, хотя у женщин оно явно называется как-то иначе.
   Я торопливо отошел к ложу, это то, что называется парадным, все четыре ножки идут на высоту в полтора человеческих роста, это чтоб и на кровати можно было встать, затейливая резьба по мореному дубу покрыта темно-коричневым лаком, легкая ткань подобрана к верхним рейкам и свисает красивыми волнами, это чтобы без помехи можно ложиться с любой стороны.
   Сверху с четырех сторон еще и деревянные орлы с растопыренными крыльями. Я покосился на них, стиснул челюсти и, торопливо сняв штаны, полез под одеяло.
   Пора бы привыкнуть, что у важных особ все совершается на виду, даже при совокуплениях обычно присутствуют гости и важные лица, что потом могут подтвердить и засвидетельствовать под присягой факт исполнения супружеских обязанностей.
   Крыша балдахина ярко-красная и плотная, но стенки из полупрозрачной ткани, что скорее вообще прозрачная, чем полу, так что если их распустить во всю длину, они тоже не укроют от нескромных глаз.
   Хотя эти балдахины вообще на юге используют, чтобы прятаться от жгучего солнца и всяких там комаров, а по эту сторону Хребта – от сквозняков.
   Мне казалось, что под одеяло я зашмыгнул быстрее мыши, удирающей от голодного помоечного кота, за это время Вирландину раздели только до половины, но когда наконец закончили, еще две вошли с серебряным тазиком с некой жидкостью, моих ноздрей коснулся резкий запах уксуса, и стопкой белых полотенец.
   Я наблюдал с угрюмым интересом, как две фрейлины смачивают чистые тряпочки и тщательно протирают тело хозяйки, сочное зрелое тело здоровой женщины, с небольшими отложениями на боках, чуть выступающим животом, крупной грудью, слегка провисшей от собственной тяжести, а две подбирают капли сухими платками.
   Наконец ее тщательно вытерли полотенцами, она подошла и легла рядом со мной.
   Я зыркнул в сильнейшем смущении на фрейлин.
   – А они, – проговорил я, – чего?
   Вирландина удивленно взглянула на меня, на фрейлин, снова на меня.
   – Сэр Ричард, – сказала она почти нежно, – вы хотите, чтобы они ушли… или остались?
   – Конечно, ушли, – сказал я нервно, – это же не первая брачная ночь, когда целая комиссия должна наблюдать за всеми подробностями!
   Она сказала мирно:
   – Как вам будет угодно. Девочки, вы можете идти. Вообще-то мы уже знаем, что делать.
   Фрейлины, как мне показалось, были весьма разочарованы ее жестом и словами, присели в поклоне и удалились, но, как я предполагаю, там, за ширмой, всегда одна-две остаются на дежурстве даже ночью, вдруг да госпожа что-то изволит…
 
   Как ни странно, мы в самом деле довольно долго обсуждали политику, экономику и расположение сил в Варт Генце, потом неспешно повязались, это было похоже на безмятежное и неторопливое плавание в плотной теплой воде лесного озера. Ее жаркое мягкое тело отзывалось на любой мой жест, я чувствовал себя свободным, счастливым и сытым.
   Потом она повернулась ко мне спиной, упершись мягким разогретым задом, я обхватил ее и почти сразу заснул счастливым сном всем довольного человека.
   Уром я проснулся от щебечущих пташек, даже подумал с закрытыми глазами, что эти существа скачут вокруг ложа, но оказалось, что уселись на подоконнике и требовательно стучат костяными клювиками, требуя зерен.
   Вирландина улыбалась во сне, наконец потянулась и распахнула глаза, еще сонные, с поволокой, зевнула, повернулась ко мне и закинула на меня ногу.
   – А вы очень деловой человек, – проговорила она еще сонно с поощрительной усмешкой. – Стоит вартгенцам узнать, что вы провели эту ночь в моей постели, ваше положение…
   – Пошатнется?
   – Напротив, – сказала она, – упрочится.
   Я сказал понимающе:
   – Вы сейчас благодаря своей родне наиболее влиятельный человек в королевстве?
   – Не только благодаря родне, – пояснила она. – Я жила во дворце и привыкла общаться с людьми, окружавшими… Марсала, а также придворными, военачальниками, самим Фальстронгом. У меня достаточно прочные связи не только с теми, с кем наш многочисленный и дружный род и так в хороших отношениях.
   – Вы очень умный человек, – сказал я, – что удивительно, так как вы на редкость красивая женщина. Хорошо, что все эти многочисленные влиятельные знакомые не знают, насколько вы хороши в постели… наверное, не знают. Все, по крайней мере.
   Она засмеялась:
   – Уместная оговорка. Но по сути не в бровь, а в глаз. Будучи женой принца, я не могла шагу ступить без фрейлин…
   – Я это заметил, – подтвердил я.
   – А когда его не стало, – продолжила она, – я размечталась, что вот сейчас-то наверстаю…
   – И что?.. Помешало что-то?
   Она произнесла задумчиво:
   – Даже не знаю. То ли уже привыкла без мужчин, то ли какие-то опасения… каких не было у юной девушки, те все безголовые, а я ж теперь умная, как вы льстите, а это значит, в данном случае, осторожная… Да вы это знаете. По себе.
   Я повернул голову, наткнулся на прямой взгляд ее влажно мерцающих и расширенных в полутьме глаз. На щеках все еще густой румянец, уходит очень медленно, губы распухли от жадных поцелуев, а ключицы выступают остро и беззащитно.
   – Да, – признался я. – Хотя мужчинам вроде бы проще, какой с нас спрос, кобели безмозглые, но все-таки начинаешь осторожничать, подозревая в каждой что-то хитрое и коварное, что пытается влезть в постель, чтобы получить какие-то преимущества.
   В полутьме с ее стороны донесся тихий смешок.
   – У меня несколько фрейлин… Все из лучших фамилий королевства. Вы можете пользоваться ими без всяких опасений.
   Я воскликнул шокированно:
   – Ваше высочество! Как можно!
   Она ответила с тем же веселым спокойствием:
   – Все равно вы, мужчины, не утерпите. Но эти, по крайней мере, ничего от вас не захотят, так как видят – место занято.
   – Ваше высочество, – возразил я, – мне стыдно в этом признаваться, но я все-таки романтик и верю в чистые отношения… где-то там, в глубине моей мохнатой, заскорузлой, темной и чешуйчатой души. Потому я никогда не посмею изменить вам с вашими же фрейлинами, разве что удастся совсем уж тайно, и чтоб никакая зараза не подсмотрела.
   Она тихо засмеялась.
   – Ну да, так даже интереснее. Сладость нарушения запретов…
   В комнате неслышно появились фрейлины, их видно сквозь полупрозрачную ткань кроватного комплекса, я все-таки спустил на всякий случай эти шторы, рассаживаются тихо и чинно, губки поджаты, а глазки опущены.
   Мне почему-то показалось, что эти хитрые морденки все ночь не спали, прислушивались, а то и подсматривали втихую.
   Вирландина поднялась, с каждым движением и жестом обретая царственность и величавость, даже величие, откинула небрежно штору и вышла.
   Фрейлины тут же поднялись, поспешили к ней, я думал, начнут одевать, но она стоит обнаженная, а ее все так же обтирают смоченными в уксусном растворе тряпочками, старательно обмакивают сухими все места, лишь потом принялись за одежду.
   Я наблюдал со стеснением, не решаясь выползти, только дивился, сколько этих одежд, оказывается, на женщинах, в прошлый раз и не рассмотрел, или же тогда она уже знала, что встреча с сэром Ричардом закончится постелью, умная женщина, и не надевала ничего лишнего.
   Фрейлины все же пару раз бросили хитренькие взгляды в сторону ложа, но ни одна не показала виду, что заметила мужчину в постели хозяйки.
   Вирландина оглядела себя в зеркало, его заносили со всех сторон, даже сзади, наконец произнесла с удовлетворением:
   – Хорошо, можете идти.
   Они присели и тихонечко удалились, а я торопливо выбрался из-под одеяла и натянул штаны.
   – Что будете на завтрак, мой лорд? – произнесла Вирландина.
   – Да че-нить съедобное, – сказал я. – Можно просто еду.
   Она проговорила без тени усмешки:
   – Хорошо, тогда я на свой вкус.
   – Это будет прекрасно, – сказал я.
   – Завтракать предпочитаете здесь, – спросила она, – или в завтракальной?
   – Лучше в завтракальной, – ответил я. – А то если здесь, то надо прямо в кровати!
   Она усмехнулась, подала мне руку, и я величаво вывел ее в соседнюю комнату. Слуги, не делая ни малейшего лишнего жеста, распахивали перед нами двери.

Глава 10

   Завтракальная представляет собой небольшую и скромно убранную комнату. В середине стол и всего два кресла на противоположных концах, на стенах ковры и гобелены, на середине стола золотой двурогий подсвечник, у двери с обеих сторон еще два, помассивнее.
   Я усадил Вирландину, вернулся на противоположный край стола.
   В комнату неслышно начали входить слуги и, не поднимая глаз, ставили на стол тарелки с завтраком. Я жадно потянул носом, люблю яичницу с беконом, но почему-то здесь ее редко готовят.
   – Прекрасный выбор, – сказал я с чувством. – Именно то, что мне нравится!
   Она произнесла безмятежно:
   – Вина, мой господин?
   Я невольно покосился в сторону слуг, явно же услышали, морды, покачал головой:
   – Благодарю, но… правителю нужна ясная голова.
   Она чуть наклонила голову:
   – Мудрый выбор. Кто начинает пить с утра, тот весь день уже ни на что не годен. Ни на что, как вы понимаете.
   Я наклонил голову к столу, чувствуя, как начинаю краснеть, слуги совсем рядом, перекладывают мне на тарелку вкусно пахнущую яичницу с луком.
   – Да… предполагаю…
   – Как вам ветчина?
   – Прекрасно, – сказал я с чувством. – Я вижу, и это у вас получается прекрасно!
   Она улыбнулась и показала взглядом на слуг, мимо них ничего не проскочит незамеченным и неуслышанным.
   – У нас хорошо получается все, – произнесла она со вкусом.
   Слуги удалились по движению ее брови, она сказала тихонько:
   – Хочу повторить, что сегодня ночью, мой лорд, вы сделали очень мудрый шаг…
   Я пробормотал:
   – Меньше всего я думал о мудрости.
   Она мягко улыбнулась.
   – Я расцениваю это как комплимент, чтобы не разочаровываться в вашей политической прозорливости. Это нужно было сделать, чтобы укрепить свои позиции. Теперь к вам будут относиться с большим доверием.
   – Что-то я себя гадко чувствую, – пробормотал я. – У нас для таких мужчин есть определенный термин. Не совсем лестный. А если откровенно, то совсем не лестный.
   Она сказала участливо:
   – Правда? Тогда расценивайте иначе: это я постаралась вас затащить в постель, чтобы с вашей помощью удержать свои пошатнувшиеся позиции. Когда был жив Фальстронг, я была его любимой невесткой, все со мной считались еще и потому, что за моей спиной стояли король и его сын. Теперь же те, кто старался вертеться при моем дворе ради выгоды, куда-то исчезли…
   Аппетит у меня начал улучшаться, я повеселел, как Вирландина и рассчитывала, с удовольствием пожрал всю яичницу и ветчину, чуть было не затребовал добавки, но ощутил, что в животе потяжелело, надо остановиться.
   – Я слышала, – произнесла она негромко, – вы начали собирать налоги в королевскую казну. Многие, конечно, недовольны уже сейчас, но пока терпят, так как вы очень умело увязали это с прекращением гражданской войны, а вдобавок пообещали этот строгий режим через год отменить…
   Я придвинул к себе широкое блюдо с мелкими поджаренными пирожками, ухватил сразу два. Она наблюдала за мной с доброй материнской улыбкой.
   – Нет-нет, – уточнил я. – Отменять ничего не буду. Просто через год я отстранюсь от управления Варт Генцем, а вы тут отменяйте что хотите и как хотите. Только больше решать свои проблемы не зовите!
   Она кивнула:
   – Да-а, это многих успокаивает, а другие просто решили потерпеть годик. Скажите откровенно…
   – Не скажу, – перебил я и улыбнулся, мол, шутка, но мое лицо оставалось серьезным. – Вот такая перед вами свинья.
   – Я не выпытываю тайны, – ответила она мирно, – знаю, вы из тех, кто даже в постели ничего не выболтает. Я просто спрашиваю, чем я могу помочь.
   Я быстро перебрал варианты, самый большой голод у меня, как вообще-то у любого реформатора, на людей. Либо не понимают, либо не умеют, либо не хотят, все приходится делать с хитрыми вывертами, прикрываясь совсем другими мотивами.
   – Собственно, – ответил я легко, – вы уже помогаете. Хотя бы тем, что теперь весь Варт Генц будет знать, что мы делим ложе. А это значит, я все больше становлюсь вартгенцем. И ко мне будет больше симпатий.
   Она подумала, наклонила голову.
   – Хорошо. Раз этот союз нас обоих устраивает, то постараемся извлечь из него максимум выгоды. Все земли, которые контролирует моя родня, будут передавать все собранные налоги вам.
   – А я им верну, – поспешно заверил я, – все те деньги, которые необходимы на содержание замков и прислуги, ремонт строений, дорог и прочее-прочее, а себе оставлю только ту часть, которая шла на войско.
   – А на войско истратите сами?
   – Точно, – сказал я. – Не на любовниц, клянусь!
   Она усмехнулась:
   – Многие бы предпочли, чтобы на любовниц. Но я вас понимаю.
   Я перекрестился и поплевал через плечо:
   – Похоже, наступает конец света, если нас начинают понимать женщины!
   – Я больше, чем женщина, – произнесла она со значением. – Я могу быть другом. Вы в этом убедитесь, мой лорд.