Страница:
Он покачал головой.
– Мы должны спасать… а вытирают носы себе пусть сами.
Оба окна выходят на ту сторону двора, где стена и земля вокруг страшно оплавлены, но человек ко всему привыкает, иначе бы сэр Джордан давно бы отсюда убежал, бросив бы даже замок.
Я прошелся по комнате, стараясь понять, что в ней такого, из-за чего по спине прокатываются волны предостерегающего холода. Еще не сигнал об опасности, просто предостережение, мол, здесь на самом деле не все такое, каким выглядит.
Окна красивые и соразмеренные, но слишком далеко одно от другого, между ними должно быть еще одно, если мне как-то не изменяет мое врожденное, но обычно сильно дремлющее, а то и вовсе часто впадающее в спячку эстетическое чутье.
Подошел ближе к этому месту, что-то в нем неправильное, осмотрелся, вроде бы едва заметная дымка, слегка мерцающая, как будто комары толкутся в теплом вечернем воздухе, пощупал стену.
Там за примитивным гобеленом каменная кладка, однако камни несколько иные, то ли гранит и песчаник, то ли одни обработаны чем-то, а другие нет, но когда провожу пальцами по стене, перед глазами обрисовывается контур…
…нет, не окна. Здесь была дверь, ее заложили отесанными глыбами, замазали щели, сверху навесили гобелены. Это понятно, та половина здания сгорела в дьявольском огне, дверь уже никуда не ведет, потому ее заложили, а справа и слева прорубили окна, так как эта стена теперь стала внешней.
С другой стороны, проще было и дверной проем превратить в оконный, было бы три окна, что так напрашивается по композиции, пропорциям и соразмерности помещения.
Я пощупал стену, странное ощущение, за стеной что-то есть, почти осязаемо чувствую целый зал или хотя бы большую комнату, хотя, если выглянуть в окно рядом, то лишь выжженная земля, красные лужи расплавленного камня и крохотные гейзеры, вздымающиеся на половину ярда…
За спиной Зигфрид спросил с напряжением в голосе:
– Там что-то спрятано?
– Вряд ли, – ответил я рассеянно. – Ты ляжешь спать здесь?
Он покачал головой.
– Вообще не лягу. А дежурить буду с той стороны двери. Чтобы никто не подошел и близко.
– Хорошо, – ответил я кротко.
Он понял правильно, повернулся и вышел. Я пощупал сперва браслет, полученный в наследство от Хиксаны Дэйт, но тот остается просто украшением, затем решительно повернул кольцо на пальце, тоже от нее же, и почти ощутил, как стена разом стала иной, хотя внешне это все тот же плотный камень.
Я наклонился и, набрав в грудь воздуха, присел на корточки и сунул в стену голову, готовый в любой момент рвануться обратно.
Когда перед глазами вспыхнул красный свет, я чуть ли не дернулся взад, однако успел сообразить, что это не расплавленная земля и озера кипящей лавы, а своеобразный рисунок на блестящих плитах пола.
Я торопливо воздел себя на ноги, а то уже погрузился по щиколотки, с силой вдавился в стену, делая шаги, словно поднимаюсь по ступенькам, чтобы держаться на горизонтальной поверхности.
Стена показалась не такой плотной, как в прошлые разы, я вышел в залитом ярким солнечным светом зале, однако над головой вместо неба высокий каменный свод, хотя впечатление такое, что солнце светит прямо через него.
Замерев, я быстро повернул кольцо, пол сразу потвердел и перестал вести себя, как жидкая глина, а я прислонился к стене и торопливо оглядел весь зал в тепловом, запаховом и всех диапазонах, что, подозреваю, все еще расширяются.
Зал огромен, словно в нем собираются великаны, весь из золота, так выглядит. Во всяком случае, все залито оранжевым светом. Посреди зала обрамленное золотистым бортиком озеро с фонтаном, что красиво разбрасывает струи вверх и в стороны, но ни одна капля не падает за пределы фонтана. В стенах огромные ниши, где поместились бы небольшие небоскребы, но сейчас там статуи воинов в старинных доспехах, некоторые в спокойных позах, другие в воинственных. Над нишами очень богатый орнамент, элементы растений перемежаются с крыльями бабочек и совсем уж символическими фигурками…
Рядом со мной на стене щит старинного образца: круглый, с вырезом в виде полумесяца сверху, я узнал щит знаменитых гоплитов. На щите барельефом с жуткой экспрессией изображена голова разъяренной женщины, черные волосы толстыми прядями вокруг головы… мгновение спустя я понял, что это не пряди, а змеи, извивающиеся и со злобно оскаленным пастями.
Я смотрел на лицо женщины, холод вошел в мое тело, сперва заледенил кожу, потом кровь, начал пробираться глубже. А я таращил глаза в ужасе, понимая, что это и есть та самая Медуза, прекрасная титанида, которую зверски изнасиловал Посейдон, после чего у нее в глазах застыла такая горечь и ярость, что всякий, на кого она посмотрит, превращался в камень…
Я с трудом оторвал взгляд, захолодевшее тело едва не пошло трещинами, а я часто хватал ртом воздух и со злостью думал о неведомом художнике, нашел же, гад, как применять талант. Ну что за дурь, делать пугалки и страшилки, сердце чуть не выскочило, до сих пор ноги холодные, а мог бы о добром и вечном…
Глава 3
Глава 4
– Мы должны спасать… а вытирают носы себе пусть сами.
Оба окна выходят на ту сторону двора, где стена и земля вокруг страшно оплавлены, но человек ко всему привыкает, иначе бы сэр Джордан давно бы отсюда убежал, бросив бы даже замок.
Я прошелся по комнате, стараясь понять, что в ней такого, из-за чего по спине прокатываются волны предостерегающего холода. Еще не сигнал об опасности, просто предостережение, мол, здесь на самом деле не все такое, каким выглядит.
Окна красивые и соразмеренные, но слишком далеко одно от другого, между ними должно быть еще одно, если мне как-то не изменяет мое врожденное, но обычно сильно дремлющее, а то и вовсе часто впадающее в спячку эстетическое чутье.
Подошел ближе к этому месту, что-то в нем неправильное, осмотрелся, вроде бы едва заметная дымка, слегка мерцающая, как будто комары толкутся в теплом вечернем воздухе, пощупал стену.
Там за примитивным гобеленом каменная кладка, однако камни несколько иные, то ли гранит и песчаник, то ли одни обработаны чем-то, а другие нет, но когда провожу пальцами по стене, перед глазами обрисовывается контур…
…нет, не окна. Здесь была дверь, ее заложили отесанными глыбами, замазали щели, сверху навесили гобелены. Это понятно, та половина здания сгорела в дьявольском огне, дверь уже никуда не ведет, потому ее заложили, а справа и слева прорубили окна, так как эта стена теперь стала внешней.
С другой стороны, проще было и дверной проем превратить в оконный, было бы три окна, что так напрашивается по композиции, пропорциям и соразмерности помещения.
Я пощупал стену, странное ощущение, за стеной что-то есть, почти осязаемо чувствую целый зал или хотя бы большую комнату, хотя, если выглянуть в окно рядом, то лишь выжженная земля, красные лужи расплавленного камня и крохотные гейзеры, вздымающиеся на половину ярда…
За спиной Зигфрид спросил с напряжением в голосе:
– Там что-то спрятано?
– Вряд ли, – ответил я рассеянно. – Ты ляжешь спать здесь?
Он покачал головой.
– Вообще не лягу. А дежурить буду с той стороны двери. Чтобы никто не подошел и близко.
– Хорошо, – ответил я кротко.
Он понял правильно, повернулся и вышел. Я пощупал сперва браслет, полученный в наследство от Хиксаны Дэйт, но тот остается просто украшением, затем решительно повернул кольцо на пальце, тоже от нее же, и почти ощутил, как стена разом стала иной, хотя внешне это все тот же плотный камень.
Я наклонился и, набрав в грудь воздуха, присел на корточки и сунул в стену голову, готовый в любой момент рвануться обратно.
Когда перед глазами вспыхнул красный свет, я чуть ли не дернулся взад, однако успел сообразить, что это не расплавленная земля и озера кипящей лавы, а своеобразный рисунок на блестящих плитах пола.
Я торопливо воздел себя на ноги, а то уже погрузился по щиколотки, с силой вдавился в стену, делая шаги, словно поднимаюсь по ступенькам, чтобы держаться на горизонтальной поверхности.
Стена показалась не такой плотной, как в прошлые разы, я вышел в залитом ярким солнечным светом зале, однако над головой вместо неба высокий каменный свод, хотя впечатление такое, что солнце светит прямо через него.
Замерев, я быстро повернул кольцо, пол сразу потвердел и перестал вести себя, как жидкая глина, а я прислонился к стене и торопливо оглядел весь зал в тепловом, запаховом и всех диапазонах, что, подозреваю, все еще расширяются.
Зал огромен, словно в нем собираются великаны, весь из золота, так выглядит. Во всяком случае, все залито оранжевым светом. Посреди зала обрамленное золотистым бортиком озеро с фонтаном, что красиво разбрасывает струи вверх и в стороны, но ни одна капля не падает за пределы фонтана. В стенах огромные ниши, где поместились бы небольшие небоскребы, но сейчас там статуи воинов в старинных доспехах, некоторые в спокойных позах, другие в воинственных. Над нишами очень богатый орнамент, элементы растений перемежаются с крыльями бабочек и совсем уж символическими фигурками…
Рядом со мной на стене щит старинного образца: круглый, с вырезом в виде полумесяца сверху, я узнал щит знаменитых гоплитов. На щите барельефом с жуткой экспрессией изображена голова разъяренной женщины, черные волосы толстыми прядями вокруг головы… мгновение спустя я понял, что это не пряди, а змеи, извивающиеся и со злобно оскаленным пастями.
Я смотрел на лицо женщины, холод вошел в мое тело, сперва заледенил кожу, потом кровь, начал пробираться глубже. А я таращил глаза в ужасе, понимая, что это и есть та самая Медуза, прекрасная титанида, которую зверски изнасиловал Посейдон, после чего у нее в глазах застыла такая горечь и ярость, что всякий, на кого она посмотрит, превращался в камень…
Я с трудом оторвал взгляд, захолодевшее тело едва не пошло трещинами, а я часто хватал ртом воздух и со злостью думал о неведомом художнике, нашел же, гад, как применять талант. Ну что за дурь, делать пугалки и страшилки, сердце чуть не выскочило, до сих пор ноги холодные, а мог бы о добром и вечном…
Глава 3
Она вошла нечеловечески спокойная, идеально прекрасная с теми миндалевидными глазами, при взгляде на которые начинает стучать сердце, а душа замирает в тоске по чему-то высокому и неизведанному.
Лицо все так же совершенно, как и при нашей первой встрече, губы полные и алые, красиво и подчеркнуто чувственно вывернуты.
Я засмотрелся на ее остроконечные уши с теми же массивными серьгами в мочках, а она повернулась ко мне, в ее взгляде абсолютно никакого интереса, но в позе читается, что чего-то ждет.
Я выпятил грудь и сказал властно:
– Ну, что на этот раз будет предложено мардоргу?
Она произнесла вопросительно:
– Что вам угодно?
– Я мардорг не капризный, – сказал я, – ничего особенного, а так… обычный набор услуг! Я проделал долгий путь, устал, потому восхотел вот отдохнуть и подзаправиться.
Она произнесла без выражения:
– Подзаправиться?.. Это как?
Я сказал в затруднении:
– Мне нужно быть в хорошем состоянии… ну, моему телу, одежде и духу. Ты ведь знаешь, как это делается.
Она ответила все так же без выражения прекрасным чистым голосом, как не может говорить ни один человек, но хотел бы так говорить всякий:
– Я все сделаю, мардорг.
– И еще, – сказал я, – я тут поистрепался в дороге… Одежда моя и все на мне тоже весьма устало и хочет есть. И восстановить силы. Ну, ты поняло…
На ее личике ничего не отразилось, может, и в самом деле поняло, хотя кто знает как, вдруг да решит просто прибить поистрепавшегося и заменить новым, чего только в наших культурах не было. Хотя, конечно, до демократии еще никто не додумывался, если не считать греков, но там у каждого демократа было как минимум по два раба.
Она принесла еду, а я смотрел на ее безукоризненное лицо и почти с ужасом думал, что я вот, возможно, на краю величайшей разгадки нашей вселенной, а сижу и жру, а мысли заняты тем, как десятидневный отдых сократить до недели, а то и до пяти дней, это дало бы нам огромные преимущества, ибо тот, кто двигается быстрее, выигрывает в войнах…
До чего же из-за этой обыденности мы становимся равнодушными к окружающим нас чудесам! Да и понятно, когда речь о выживаемости, не до изучения чудес.
Клянусь, сказал я себе мрачно, вот прямо с сегодняшнего дня начну составлять карту этих мест, чтобы потом как-нибудь вернуться и как следует порыться, как курица, что разбрасывает целый холм в надежде найти червячка.
После обеда я, не вставая из-за стола, посмотрел в далекий арочный проем, что ведет в соседний зал. Тот еще роскошно-помпезнее, словно у дорвавшегося до могущества голова закружилась от невообразимых возможностей творить небывалое. Огромные статуи воинов, возможно, языческих богов, чудовищно невообразимые животные, которые уж точно созданы больной фантазией, понятно же, что у хищника не могут быть еще и рога или копыта…
Я судорожно вздохнул, посмотрел на стены своего зала. Эти исполинские окна, через каждое можно перевезти на катках Кельнский собор, но, как чуется, эти окна либо декорация, либо никогда не открываются…
Да и зачем, мелькнула мысль. Окна для того, чтобы впускать в дом свет, для этого распахивать без необходимости. Это же на каждую створку понадобится до тысячи демократов, чтобы открывали-закрывали, нет, двери вроде бы вон там…
Я заколебался, очень хочется рискнуть и попробовать выйти в тот блистающий мир… Однако близко нет человеческих жилищ, а пока отыщу, здесь все может катастрофнуться.
– В следующий раз, – сказал я себе твердо. – Как только, так сразу! Но не раньше. Отец народа не имеет права на личную жизнь, когда Трансвааль в огне.
Во дворе испуганный и радостный визг, там Бобик где-то подобрал бревно, а то и выломал, носится с ним прыжками, уговаривая всех взять и побросать ему да подальше, подальше, а народ увертывается, чтобы не сшиб, а если кого заденет, все остальные ржут, как сумасшедшие, ничего себе забаву нашли…
– Бобик, – сказал я с укором, – как тебе не стыдно? Скоро тыща лет стукнет, а ты все как щеночек…
Зигфрид спросил с недоверием:
– Тысяча лет?
Я пожал плечами.
– Да это я так, округляю. Может быть, и две, мы же не женщины, чтобы годы считать да морщинки разглядывать?
Во двор въехал разряженный Палант, но ему не сравниться со скромно-пышной элегантностью Альбрехта, за ними епископ Геллерий в своем парадном облачении.
Слуги побежали навстречу перехватывать лошадей, я сошел по ступенькам с улыбкой на лице, так надо, хотя и в самом деле это мои друзья.
Следом вышел сэр Джордан, никак не привыкну к его долговязости, и сразу сказал с виноватой улыбкой:
– Я взял на себя смелость пригласить ваших соратников. Да не будет вам скучно в нашем обществе.
– Спасибо, – ответил я с чувством.
Альбрехт и Палант почтительно приветствовали лорда, тот сказал учтиво:
– Я счастлив видеть героев, что побеждают армии Мунтвига.
Палант сказал гордо:
– Мы победили, ибо с нами Бог!
Геллерий помялся, покряхтел, я краем глаза наблюдал, как он повернулся к Паланту и сказал негромко:
– Сын мой, никогда не говорите, что Господь на вашей стороне. Лучше постарайтесь сами быть на стороне Господа.
Альбрехт усмехнулся, и пока Палант с епископом обменивались любезностями с хозяином, наклонился к моему уху и шепнул тихонько:
– Бог, конечно, с нами, но это мало что меняет. Он был с нами и на выборах короля в Сен-Мари! Но его голос не засчитали.
Управитель подошел к Геллерию с поклоном, сказал просительно:
– Святой отец, благословите… У нас уже месяц нет священника.
Епископ тяжело вздохнул.
– Сын мой, – проговорил он кротко, – я не скажу, что это богохульство, но все-таки… гм… так можно обращаться только к папе римскому. Если не выговоришь «ваше преподобие», то можно проще, «отец мой», ибо у нас нет своих семей, а все прихожане – наши дети.
Управитель смутился, пробормотал:
– Простите, святой… ой, ваше преподобие, мы тут в глуши правильного обращения не знаем, как и наши местные священники…
Он еще раз поклонился и ушел, я посмотрел ему вслед, стараясь вспомнить, как я называл и почему меня не поправляли. Похоже, в разных королевствах и даже разных группах населения закреплялось свое, к единому знаменателю все еще не пришли, а это говорит, что удар по цивилизации был нанесен ужасающей силы и последствия все еще аукиваются.
Настроение сразу испортилось, начал думать о звезде Маркус, эта сволочь все ближе, а все только и думают, где бы укрыться от ее страшного гнева.
Очнулся я от мягкого голоса отца Геллерия:
– Дорогой Палант, все рыжие женщины, как известно, ведьмы. Но так как в Писании сказано, что Ева была с рыжими волосами, то этот факт про нашу прародительницу как-то не радует. Даже тревожит… А вас, ваше высочество?
Я тяжело вздохнул:
– Зато это объясняет природу магии. Хотя я раньше полагал, что она вся идет только от проклятого Змея Искусителя.
– Увы, – произнес он, – это было бы полбеды.
– Верно, – согласился я. – В общем, получается, проблема гораздо глыбже и ширше, чем мы всегда думали. А также думали до нас. Но с ведьмами в самом деле непросто… Сейчас мы охотимся на ведьм, но наступит время, когда ведьмы начнут охоту на нас.
Палант испуганно перекрестился, трижды сплюнул, показал кукиш через левое плечо, а потом еще на всякий случай из-под ноги.
– Ваше высочество, – сказал он плачущим голосом, – что вы такие страсти рассказываете!.. Теперь не засну весь день… а ночью кусок пирога в горло не полезет.
– Это будет не скоро, – утешил я. – Да и не такая уж катастрофа в сравнении с Войнами Магов. Эти ведьмы будут на вас охотиться, а вы так это лениво прикидывать, какой поддаться…
Он воскликнул с возмущением:
– Как? Уступить охоту женщинам?
– Да, – согласился я, – эти дуры только все испортят. Главное, нас, таких неповторимых. Хотя портимся мы с таким удовольствием!
Сэр Джордан, прислушиваясь с улыбкой, широко раскинутыми руками теснил нас к распахнутым дверям.
В холле вдоль стены я заметил несколько смешных бронзовых собачек с задранными кверху мордами и полураскрытыми, словно для протяжного воя, пащечками.
Кто-то им всем вставил по цветочку, я запоздало понял, что здесь такие вазы, вон даже у всех губы вытянуты трубочкой, так ни собаки, ни волки не делают.
Обед был настолько хорош, что я нажрался, как три кабана, а Палант, Альбрехт и Геллерий тоже ели с таким аппетитом, словно и они мардорги, которым обслуживающий персонал той стороны замка готовит и подает свои блюда.
Сэр Джордан поинтересовался осторожно:
– А как насчет армии, что недавно прошла через наши земли в сторону юга.
– Мы ее встретили, – сообщил я.
Он спросил тише:
– И… как?
– Вообще-то, – сказал я лихо, – там уже винивидивицнули пару армий… если не больше. Но кто запоминает такие мелочи?
Он посмотрел на меня несколько странно.
– Да, конечно… Ваше высочество, я впервые вижу такого прекрасного коня, как у вас. Думаю, мчаться на таком все равно что мчаться по небу!
Я ответил вежливо:
– Если Всевышний в самом деле устроил мир верно, то люди должны ездить верхом.
Все заулыбались, сэр Джордан собственноручно взял кувшин и налил мне в серебряный кубок.
– Ваше высочество, – произнес он церемонно, – мы будем рассказывать детям, что у нас останавливался сам Ричард Завоеватель!
Альбрехт подмигнул мне, дескать, уже никто не упоминает ни гроссграфа, ни фюрста, ни даже принца, куда значительнее звучит это вот – Ричард Завоеватель!
Лицо все так же совершенно, как и при нашей первой встрече, губы полные и алые, красиво и подчеркнуто чувственно вывернуты.
Я засмотрелся на ее остроконечные уши с теми же массивными серьгами в мочках, а она повернулась ко мне, в ее взгляде абсолютно никакого интереса, но в позе читается, что чего-то ждет.
Я выпятил грудь и сказал властно:
– Ну, что на этот раз будет предложено мардоргу?
Она произнесла вопросительно:
– Что вам угодно?
– Я мардорг не капризный, – сказал я, – ничего особенного, а так… обычный набор услуг! Я проделал долгий путь, устал, потому восхотел вот отдохнуть и подзаправиться.
Она произнесла без выражения:
– Подзаправиться?.. Это как?
Я сказал в затруднении:
– Мне нужно быть в хорошем состоянии… ну, моему телу, одежде и духу. Ты ведь знаешь, как это делается.
Она ответила все так же без выражения прекрасным чистым голосом, как не может говорить ни один человек, но хотел бы так говорить всякий:
– Я все сделаю, мардорг.
– И еще, – сказал я, – я тут поистрепался в дороге… Одежда моя и все на мне тоже весьма устало и хочет есть. И восстановить силы. Ну, ты поняло…
На ее личике ничего не отразилось, может, и в самом деле поняло, хотя кто знает как, вдруг да решит просто прибить поистрепавшегося и заменить новым, чего только в наших культурах не было. Хотя, конечно, до демократии еще никто не додумывался, если не считать греков, но там у каждого демократа было как минимум по два раба.
Она принесла еду, а я смотрел на ее безукоризненное лицо и почти с ужасом думал, что я вот, возможно, на краю величайшей разгадки нашей вселенной, а сижу и жру, а мысли заняты тем, как десятидневный отдых сократить до недели, а то и до пяти дней, это дало бы нам огромные преимущества, ибо тот, кто двигается быстрее, выигрывает в войнах…
До чего же из-за этой обыденности мы становимся равнодушными к окружающим нас чудесам! Да и понятно, когда речь о выживаемости, не до изучения чудес.
Клянусь, сказал я себе мрачно, вот прямо с сегодняшнего дня начну составлять карту этих мест, чтобы потом как-нибудь вернуться и как следует порыться, как курица, что разбрасывает целый холм в надежде найти червячка.
После обеда я, не вставая из-за стола, посмотрел в далекий арочный проем, что ведет в соседний зал. Тот еще роскошно-помпезнее, словно у дорвавшегося до могущества голова закружилась от невообразимых возможностей творить небывалое. Огромные статуи воинов, возможно, языческих богов, чудовищно невообразимые животные, которые уж точно созданы больной фантазией, понятно же, что у хищника не могут быть еще и рога или копыта…
Я судорожно вздохнул, посмотрел на стены своего зала. Эти исполинские окна, через каждое можно перевезти на катках Кельнский собор, но, как чуется, эти окна либо декорация, либо никогда не открываются…
Да и зачем, мелькнула мысль. Окна для того, чтобы впускать в дом свет, для этого распахивать без необходимости. Это же на каждую створку понадобится до тысячи демократов, чтобы открывали-закрывали, нет, двери вроде бы вон там…
Я заколебался, очень хочется рискнуть и попробовать выйти в тот блистающий мир… Однако близко нет человеческих жилищ, а пока отыщу, здесь все может катастрофнуться.
– В следующий раз, – сказал я себе твердо. – Как только, так сразу! Но не раньше. Отец народа не имеет права на личную жизнь, когда Трансвааль в огне.
Во дворе испуганный и радостный визг, там Бобик где-то подобрал бревно, а то и выломал, носится с ним прыжками, уговаривая всех взять и побросать ему да подальше, подальше, а народ увертывается, чтобы не сшиб, а если кого заденет, все остальные ржут, как сумасшедшие, ничего себе забаву нашли…
– Бобик, – сказал я с укором, – как тебе не стыдно? Скоро тыща лет стукнет, а ты все как щеночек…
Зигфрид спросил с недоверием:
– Тысяча лет?
Я пожал плечами.
– Да это я так, округляю. Может быть, и две, мы же не женщины, чтобы годы считать да морщинки разглядывать?
Во двор въехал разряженный Палант, но ему не сравниться со скромно-пышной элегантностью Альбрехта, за ними епископ Геллерий в своем парадном облачении.
Слуги побежали навстречу перехватывать лошадей, я сошел по ступенькам с улыбкой на лице, так надо, хотя и в самом деле это мои друзья.
Следом вышел сэр Джордан, никак не привыкну к его долговязости, и сразу сказал с виноватой улыбкой:
– Я взял на себя смелость пригласить ваших соратников. Да не будет вам скучно в нашем обществе.
– Спасибо, – ответил я с чувством.
Альбрехт и Палант почтительно приветствовали лорда, тот сказал учтиво:
– Я счастлив видеть героев, что побеждают армии Мунтвига.
Палант сказал гордо:
– Мы победили, ибо с нами Бог!
Геллерий помялся, покряхтел, я краем глаза наблюдал, как он повернулся к Паланту и сказал негромко:
– Сын мой, никогда не говорите, что Господь на вашей стороне. Лучше постарайтесь сами быть на стороне Господа.
Альбрехт усмехнулся, и пока Палант с епископом обменивались любезностями с хозяином, наклонился к моему уху и шепнул тихонько:
– Бог, конечно, с нами, но это мало что меняет. Он был с нами и на выборах короля в Сен-Мари! Но его голос не засчитали.
Управитель подошел к Геллерию с поклоном, сказал просительно:
– Святой отец, благословите… У нас уже месяц нет священника.
Епископ тяжело вздохнул.
– Сын мой, – проговорил он кротко, – я не скажу, что это богохульство, но все-таки… гм… так можно обращаться только к папе римскому. Если не выговоришь «ваше преподобие», то можно проще, «отец мой», ибо у нас нет своих семей, а все прихожане – наши дети.
Управитель смутился, пробормотал:
– Простите, святой… ой, ваше преподобие, мы тут в глуши правильного обращения не знаем, как и наши местные священники…
Он еще раз поклонился и ушел, я посмотрел ему вслед, стараясь вспомнить, как я называл и почему меня не поправляли. Похоже, в разных королевствах и даже разных группах населения закреплялось свое, к единому знаменателю все еще не пришли, а это говорит, что удар по цивилизации был нанесен ужасающей силы и последствия все еще аукиваются.
Настроение сразу испортилось, начал думать о звезде Маркус, эта сволочь все ближе, а все только и думают, где бы укрыться от ее страшного гнева.
Очнулся я от мягкого голоса отца Геллерия:
– Дорогой Палант, все рыжие женщины, как известно, ведьмы. Но так как в Писании сказано, что Ева была с рыжими волосами, то этот факт про нашу прародительницу как-то не радует. Даже тревожит… А вас, ваше высочество?
Я тяжело вздохнул:
– Зато это объясняет природу магии. Хотя я раньше полагал, что она вся идет только от проклятого Змея Искусителя.
– Увы, – произнес он, – это было бы полбеды.
– Верно, – согласился я. – В общем, получается, проблема гораздо глыбже и ширше, чем мы всегда думали. А также думали до нас. Но с ведьмами в самом деле непросто… Сейчас мы охотимся на ведьм, но наступит время, когда ведьмы начнут охоту на нас.
Палант испуганно перекрестился, трижды сплюнул, показал кукиш через левое плечо, а потом еще на всякий случай из-под ноги.
– Ваше высочество, – сказал он плачущим голосом, – что вы такие страсти рассказываете!.. Теперь не засну весь день… а ночью кусок пирога в горло не полезет.
– Это будет не скоро, – утешил я. – Да и не такая уж катастрофа в сравнении с Войнами Магов. Эти ведьмы будут на вас охотиться, а вы так это лениво прикидывать, какой поддаться…
Он воскликнул с возмущением:
– Как? Уступить охоту женщинам?
– Да, – согласился я, – эти дуры только все испортят. Главное, нас, таких неповторимых. Хотя портимся мы с таким удовольствием!
Сэр Джордан, прислушиваясь с улыбкой, широко раскинутыми руками теснил нас к распахнутым дверям.
В холле вдоль стены я заметил несколько смешных бронзовых собачек с задранными кверху мордами и полураскрытыми, словно для протяжного воя, пащечками.
Кто-то им всем вставил по цветочку, я запоздало понял, что здесь такие вазы, вон даже у всех губы вытянуты трубочкой, так ни собаки, ни волки не делают.
Обед был настолько хорош, что я нажрался, как три кабана, а Палант, Альбрехт и Геллерий тоже ели с таким аппетитом, словно и они мардорги, которым обслуживающий персонал той стороны замка готовит и подает свои блюда.
Сэр Джордан поинтересовался осторожно:
– А как насчет армии, что недавно прошла через наши земли в сторону юга.
– Мы ее встретили, – сообщил я.
Он спросил тише:
– И… как?
– Вообще-то, – сказал я лихо, – там уже винивидивицнули пару армий… если не больше. Но кто запоминает такие мелочи?
Он посмотрел на меня несколько странно.
– Да, конечно… Ваше высочество, я впервые вижу такого прекрасного коня, как у вас. Думаю, мчаться на таком все равно что мчаться по небу!
Я ответил вежливо:
– Если Всевышний в самом деле устроил мир верно, то люди должны ездить верхом.
Все заулыбались, сэр Джордан собственноручно взял кувшин и налил мне в серебряный кубок.
– Ваше высочество, – произнес он церемонно, – мы будем рассказывать детям, что у нас останавливался сам Ричард Завоеватель!
Альбрехт подмигнул мне, дескать, уже никто не упоминает ни гроссграфа, ни фюрста, ни даже принца, куда значительнее звучит это вот – Ричард Завоеватель!
Глава 4
После обеда я постарался выжать из сэра Джордана максимум об этих землях, где Бриттия соприкасается с Ирамом, и хотя ничего необычного – тьфу-тьфу – не обнаруживается, но обстановка, как и везде вблизи границ, не ах.
Приграничные бароны то и дело вторгались на земли соседнего королевства, что дело вообще-то обычное. Так же делают и внутри королевства, это же так естественно – напасть на соседа и показать свою удаль, угнав у него скот, и сжечь пару деревень. Но еще больше чести пограбить подданных не просто другого лорда, но другого короля.
К счастью, нашествие Мунтвига прекратило эти мужские забавы: кто-то оказал сопротивление нашествию и расстался с головой, кто-то присоединился к Мунтвигу, кто-то ушел и затаился, но все равно здесь бурно кипит котел страстей, взаимных обид и постоянной вражды.
– Хотя, – добавил он с улыбкой, – слон может не обращать внимания на муравьев.
– Да, – согласился я, но все же спросил: – Но разве Царство Небесное можно построить на силе?
Он развел руками и смолчал.
Слуги отвели меня в покои, где я заснул моментально, едва опустился на ложе, даже не успел положить голову на подушку. И то ли устал нечеловечески, то ли дал себе твердую установку насчет никаких прыжков в сторону, но очнулся утром на том же боку и в той же позе, понимая, что ничего не снилось и даже никаких санегерий, что вообще-то немножко разочаровывает, ибо как бы обидно.
В коридоре помимо Зигфрида ждет слуга. Я пошел было мимо, он поклонился и сказал бесстрастно:
– Ваше высочество, мне велено проводить вас к завтраку.
– Что, – спросил я, – снова в другом зале?
Он взглянул удивленно.
– Но кто же завтракает там, где и ужинал?
– Гм, – ответил я, – вообще-то меня всегда несет туда, где в прошлый раз хорошо поел. Такая вот у меня странная память.
Едва мы показались на лестнице, внизу прозвучали фанфары, наверное, для аппетита. Я сошел с царственной улыбкой, управитель перехватил меня на нижней ступеньке и, придерживая под локоть, провел в комнату для завтраков.
Здесь чуточку скромнее, чем в том, где обедали вчера, даже сами сэр Джордан и леди Мелисса в более домашних одеждах, хотя все еще богатых и по моде пестрых.
– Как спалось, ваше высочество?
– Спасибо, – ответил я и зевнул, – еще бы дрых, у вас так уютно, если бы не эти обязанности человека…
– Ваш лагерь великолепен, – сказал сэр Джордан, – все настолько четко организовано, я впечатлен! Скажу честно, без лести, армия Мунтвига хоть и многочисленнее, однако в ней больше стихийной мощи, но меньше дисциплины.
– Отрадно слышать.
– Кстати, – сказал он скромно, но чуточку раздуваясь от гордости, – один из моих родственников горит желанием поквитаться с Мунтвигом…
– Личная обида?
– Армия Мунтвига, – сообщил он, – начисто снесла его поместье, оказавшееся на пути. Без злобы, просто двигались прямо… и вбили в землю все, что там высовывалось. Теперь даже не вспашешь, земля тверже камня!
– Личные мотивы? – спросил я. – Да, чувство мести – это не всего лишь любовь к отечеству! На чувство мести положиться можно, это надежно. Пусть идет, если не передумает, в моем войске с десяток отрядов лордов Бриттии.
Макс носится по своей части обширного лагеря на легком коне быстрее конников Норберта, встрепанный и запыхавшийся.
Я вскинул руку, останавливая, он торопливо натянул повод, конь недовольно поднялся на дыбы, даже не приседая на круп, и помолотил копытами по воздуху, показывая, как он лично к этому относится.
Макс соскочил на землю, лицо встревоженное.
– Ваше высочество?
Ему не вдолбить, что я для него Ричард или сэр Ричард, потому я просто спросил:
– Ты что творишь?.. Если военачальник носится с таким видом, это может вызвать панику!
Он широко раскрыл невинные синие глаза, даже сейчас по-детски голубые, щеки мгновенно воспламенились совсем не мужским румянцем.
– Ваше высочество!.. Почему?
– Максимилиан фон Брандесгерт, – сказал я строго, – ты же граф и командуешь самой ударной силой во всем известном нам мире!.. Ты должен быть толстым и важным. Ну хотя бы просто важным. Это внушает!
Он сказал почти жалобно:
– Ваше высочество… Ну не получается у меня быть важным. Это на официальных приемах надо, а я не…
– Придется тебя поводить на эти приемы, – сказал я.
– Ой, – сказал он в испуге, – а может… как-то можно без?
– Если не будешь стараться все делать сам, – сказал я. – Вот такое условие. У тебя же сколько опытных сотников!
– Буду стараться, – пообещал он. – Вообще-то я уже стараюсь!
– Война с Мунтвигом когда-то кончится, – пообещал я, – но военная реформа будет продолжаться. И хотел бы я посмотреть, как ты будешь носиться из королевства в королевство, чтобы везде успевать вот так самому, как сейчас!.. Все, иди, пока не побил.
Его заостренные уши, еще чуть – и почти эльфячьи, дрогнули и, на мой взгляд, печально приопустились, но тут же он воспрянул и посмотрел на меня счастливыми глазами.
– Так будет везде?.. Во всех королевствах? Ну, которые…
– Да, – подтвердил я. – Ну, которые. Ты понял правильно.
Он прошептал благоговейно:
– В самом деле мы изменим мир…
– Изменим к лучшему, – согласился я. – Так что начинай с себя немедленно. Не жди, когда пойдет дождь.
Он быстро зыркнул на небо, там погромыхивает, а внутри наползающих тяжелых рваных туч, темных и грозных, поблескивает что-то багровое, однако ветер иногда отгоняет, иногда раздергивает в клочья, небесная жаровня гаснет, но ненадолго.
– Буду стараться, – заверил он.
– Что? – спросил я строго.
Он промямлил:
– Ну… быть толстым и важным.
– Старайся, – сказал я милостиво, – а то побью.
В лагере старательно натягивают веревки потуже, забивают дополнительные колышки, я проехал в центр, передал Зайчика подбежавшим воинам.
Бобик понесся к кострам, держа нос по ветру. Навстречу мне неспешно двигается огромный Сулливан, из доспехов на нем только стальные поножи, остальное явно сдал бронникам на выравнивание вмятин.
Без доспехов он выглядит почему-то еще огромнее, словно панцирь служит корсетом, а руки держит слегка в сторону, как привык в доспехах, но без них это выглядит угрожающе.
Остановившись, пытливо всмотрелся в меня.
– Ваше высочество, – сказал гудящим, словно ветер в трубе голосом, – там все в порядке?
– Да, – заверил я, – все неплохо устроились. Как вы тут?
– Тоже в порядке, – ответил он. – Кстати, к нам прибыла парочка гостей. Не пугайтесь, пара очень пожилых супругов… эх, имя тут же забыл, дырявая память, вроде бы и мяса ем много, и пью, как лошадь, даже как две… а иногда и три…
Я поморщился.
– С какой целью? Почему прямо в лагерь?
– Говорят, личное дело.
Я буркнул:
– А к кому?
– Говорят, хотели бы переговорить с вами.
Я поморщился.
– Человек я общественный, никакой личной жизни. Даже женился по государственной необходимости.
Он уточнил:
– Это когда вы изволили полужениться?.. Да и что за необходимость была, уже догадываюсь, зная ваши… гм… достоинства. Так что, гнать их в шею?
– Еще скажите, пинками, – подсказал я. – Пожилых, даже престарелых людей!
– Да они не слишком престарелые, но да, весьма пожилые.
– Где они сейчас?
– Я разрешил им пока отдохнуть в моем шатре.
Я покачал головой.
– В следующий раз пусть ждут у костра, на виду.
– Ваше высочество! Думаете, сопрут что-то? Такие с виду солидные, умудренные, мудрые…
– Жуликам, – заверил я, – как никому необходим достойный облик. Ладно, посмотрим, что за гости.
– Велите позвать?
– Сам загляну, – ответил я и пояснил: – Уважим старых людей.
Я откинул полог и сразу ударился, как в стену, о взгляды этих супругов, совсем еще не престарелых, хотя да, основательно пожилых. Оба сидят рядышком на широкой лавке, положив руки на колени, плечи соприкасаются, чувствуется, что давно уже одно целое, а еще мне показалось смутно, что сидят, не шевелясь, с того момента, как их привели сюда и предложили подождать.
Сулливан прорычал учтиво:
– Ваше высочество, вот эти двое, без всякого сомнения, благородных господ…
Однако в его напряженном голосе я ощутил некоторое колебание, хотя оба супруга одеты добротно и богато, явно из чистого сословия, в то же время я и сам ощутил в обоих нечто странное, тревожное и в то же время знакомое, будто с ними уже общался, но вот не могу вспомнить.
На всякий случай взялся за шест, чтобы не пошатнуться, быстро взглянул тепловым, а следом в запаховом диапазоне. Абсолютно ничего лишнего, только погрузневший от прожитых лет немолодой лорд и его жена.
По телу прошла нехорошая дрожь, мой спинной мозг все равно трусит, посылая тревожные сигналы.
Они оба разом поднялись, женщина присела в низком поклоне, а мужчина произнес приятным рокочущим баском:
– Ваше высочество, для нас большая честь увидеть вас!
– Чему обязан? – спросил я в лоб.
Он сказал торопливо:
– Позвольте представиться, ваше высочество, владетельный сеньор Филипп Моссман, а это моя супруга, леди Гассерда…
Леди Гассерда одарила меня поистине материнской улыбкой. Я улыбнулся и кивнул, стараясь выглядеть беспечным, но следил за каждым их движением.
– Рад вас приветствовать, уважаемые, – сказал я. – Что вас привело в наш походный лагерь, когда рядом большой и богатый город?
Женщина вздохнула и сделала горестное лицо, а ее супруг ответил деревянным голосом:
– Ваше высочество, мне стыдно вас тревожить по такому пустяку, но мы уже год разыскиваем своего сына.
– Он точно у нас? – спросил я.
– Следы привели к вам.
Я посмотрел с настороженностью.
– Какие следы? Вы в состоянии чувствовать даже такие следы?
Он вздохнул и развел руками.
– Слепые, ваше высочество, хорошо развивают слух… так и у нас что-то за счет чего-то.
– Ладно, – сказал я, – если отыщете, буду рад за вас. Правда, я не припоминаю в своей армии сына Филиппа Моссмана…
Они разом улыбнулись, а сэр Филипп сказал доброжелательно:
– Ваше высочество, ну не поверю, что вы знаете всех своих воинов по именам, ха-ха!
– Рыцарей знаю точно, – заверил я. – Располагайтесь в лагере, вам окажут необходимую помощь, хотя я сомневаюсь, что его будет найти так просто.
– Мы найдем, – заверил сэр Филипп.
– Ага, – сказал я, – у вас есть какие-то амулеты?
Они переглянулись, он ответил с заминкой:
– Я слышал, вы, как воин-крестоносец, против амулетов, однако… да, у нас есть нечто… что показывает его следы. Мы проделали долгую дорогу, где только не петляли! Постранствовал он еще больше, чем его отец в молодости… Но наконец-то след вывел сюда. Самый свежий.
Приграничные бароны то и дело вторгались на земли соседнего королевства, что дело вообще-то обычное. Так же делают и внутри королевства, это же так естественно – напасть на соседа и показать свою удаль, угнав у него скот, и сжечь пару деревень. Но еще больше чести пограбить подданных не просто другого лорда, но другого короля.
К счастью, нашествие Мунтвига прекратило эти мужские забавы: кто-то оказал сопротивление нашествию и расстался с головой, кто-то присоединился к Мунтвигу, кто-то ушел и затаился, но все равно здесь бурно кипит котел страстей, взаимных обид и постоянной вражды.
– Хотя, – добавил он с улыбкой, – слон может не обращать внимания на муравьев.
– Да, – согласился я, но все же спросил: – Но разве Царство Небесное можно построить на силе?
Он развел руками и смолчал.
Слуги отвели меня в покои, где я заснул моментально, едва опустился на ложе, даже не успел положить голову на подушку. И то ли устал нечеловечески, то ли дал себе твердую установку насчет никаких прыжков в сторону, но очнулся утром на том же боку и в той же позе, понимая, что ничего не снилось и даже никаких санегерий, что вообще-то немножко разочаровывает, ибо как бы обидно.
В коридоре помимо Зигфрида ждет слуга. Я пошел было мимо, он поклонился и сказал бесстрастно:
– Ваше высочество, мне велено проводить вас к завтраку.
– Что, – спросил я, – снова в другом зале?
Он взглянул удивленно.
– Но кто же завтракает там, где и ужинал?
– Гм, – ответил я, – вообще-то меня всегда несет туда, где в прошлый раз хорошо поел. Такая вот у меня странная память.
Едва мы показались на лестнице, внизу прозвучали фанфары, наверное, для аппетита. Я сошел с царственной улыбкой, управитель перехватил меня на нижней ступеньке и, придерживая под локоть, провел в комнату для завтраков.
Здесь чуточку скромнее, чем в том, где обедали вчера, даже сами сэр Джордан и леди Мелисса в более домашних одеждах, хотя все еще богатых и по моде пестрых.
– Как спалось, ваше высочество?
– Спасибо, – ответил я и зевнул, – еще бы дрых, у вас так уютно, если бы не эти обязанности человека…
– Ваш лагерь великолепен, – сказал сэр Джордан, – все настолько четко организовано, я впечатлен! Скажу честно, без лести, армия Мунтвига хоть и многочисленнее, однако в ней больше стихийной мощи, но меньше дисциплины.
– Отрадно слышать.
– Кстати, – сказал он скромно, но чуточку раздуваясь от гордости, – один из моих родственников горит желанием поквитаться с Мунтвигом…
– Личная обида?
– Армия Мунтвига, – сообщил он, – начисто снесла его поместье, оказавшееся на пути. Без злобы, просто двигались прямо… и вбили в землю все, что там высовывалось. Теперь даже не вспашешь, земля тверже камня!
– Личные мотивы? – спросил я. – Да, чувство мести – это не всего лишь любовь к отечеству! На чувство мести положиться можно, это надежно. Пусть идет, если не передумает, в моем войске с десяток отрядов лордов Бриттии.
Макс носится по своей части обширного лагеря на легком коне быстрее конников Норберта, встрепанный и запыхавшийся.
Я вскинул руку, останавливая, он торопливо натянул повод, конь недовольно поднялся на дыбы, даже не приседая на круп, и помолотил копытами по воздуху, показывая, как он лично к этому относится.
Макс соскочил на землю, лицо встревоженное.
– Ваше высочество?
Ему не вдолбить, что я для него Ричард или сэр Ричард, потому я просто спросил:
– Ты что творишь?.. Если военачальник носится с таким видом, это может вызвать панику!
Он широко раскрыл невинные синие глаза, даже сейчас по-детски голубые, щеки мгновенно воспламенились совсем не мужским румянцем.
– Ваше высочество!.. Почему?
– Максимилиан фон Брандесгерт, – сказал я строго, – ты же граф и командуешь самой ударной силой во всем известном нам мире!.. Ты должен быть толстым и важным. Ну хотя бы просто важным. Это внушает!
Он сказал почти жалобно:
– Ваше высочество… Ну не получается у меня быть важным. Это на официальных приемах надо, а я не…
– Придется тебя поводить на эти приемы, – сказал я.
– Ой, – сказал он в испуге, – а может… как-то можно без?
– Если не будешь стараться все делать сам, – сказал я. – Вот такое условие. У тебя же сколько опытных сотников!
– Буду стараться, – пообещал он. – Вообще-то я уже стараюсь!
– Война с Мунтвигом когда-то кончится, – пообещал я, – но военная реформа будет продолжаться. И хотел бы я посмотреть, как ты будешь носиться из королевства в королевство, чтобы везде успевать вот так самому, как сейчас!.. Все, иди, пока не побил.
Его заостренные уши, еще чуть – и почти эльфячьи, дрогнули и, на мой взгляд, печально приопустились, но тут же он воспрянул и посмотрел на меня счастливыми глазами.
– Так будет везде?.. Во всех королевствах? Ну, которые…
– Да, – подтвердил я. – Ну, которые. Ты понял правильно.
Он прошептал благоговейно:
– В самом деле мы изменим мир…
– Изменим к лучшему, – согласился я. – Так что начинай с себя немедленно. Не жди, когда пойдет дождь.
Он быстро зыркнул на небо, там погромыхивает, а внутри наползающих тяжелых рваных туч, темных и грозных, поблескивает что-то багровое, однако ветер иногда отгоняет, иногда раздергивает в клочья, небесная жаровня гаснет, но ненадолго.
– Буду стараться, – заверил он.
– Что? – спросил я строго.
Он промямлил:
– Ну… быть толстым и важным.
– Старайся, – сказал я милостиво, – а то побью.
В лагере старательно натягивают веревки потуже, забивают дополнительные колышки, я проехал в центр, передал Зайчика подбежавшим воинам.
Бобик понесся к кострам, держа нос по ветру. Навстречу мне неспешно двигается огромный Сулливан, из доспехов на нем только стальные поножи, остальное явно сдал бронникам на выравнивание вмятин.
Без доспехов он выглядит почему-то еще огромнее, словно панцирь служит корсетом, а руки держит слегка в сторону, как привык в доспехах, но без них это выглядит угрожающе.
Остановившись, пытливо всмотрелся в меня.
– Ваше высочество, – сказал гудящим, словно ветер в трубе голосом, – там все в порядке?
– Да, – заверил я, – все неплохо устроились. Как вы тут?
– Тоже в порядке, – ответил он. – Кстати, к нам прибыла парочка гостей. Не пугайтесь, пара очень пожилых супругов… эх, имя тут же забыл, дырявая память, вроде бы и мяса ем много, и пью, как лошадь, даже как две… а иногда и три…
Я поморщился.
– С какой целью? Почему прямо в лагерь?
– Говорят, личное дело.
Я буркнул:
– А к кому?
– Говорят, хотели бы переговорить с вами.
Я поморщился.
– Человек я общественный, никакой личной жизни. Даже женился по государственной необходимости.
Он уточнил:
– Это когда вы изволили полужениться?.. Да и что за необходимость была, уже догадываюсь, зная ваши… гм… достоинства. Так что, гнать их в шею?
– Еще скажите, пинками, – подсказал я. – Пожилых, даже престарелых людей!
– Да они не слишком престарелые, но да, весьма пожилые.
– Где они сейчас?
– Я разрешил им пока отдохнуть в моем шатре.
Я покачал головой.
– В следующий раз пусть ждут у костра, на виду.
– Ваше высочество! Думаете, сопрут что-то? Такие с виду солидные, умудренные, мудрые…
– Жуликам, – заверил я, – как никому необходим достойный облик. Ладно, посмотрим, что за гости.
– Велите позвать?
– Сам загляну, – ответил я и пояснил: – Уважим старых людей.
Я откинул полог и сразу ударился, как в стену, о взгляды этих супругов, совсем еще не престарелых, хотя да, основательно пожилых. Оба сидят рядышком на широкой лавке, положив руки на колени, плечи соприкасаются, чувствуется, что давно уже одно целое, а еще мне показалось смутно, что сидят, не шевелясь, с того момента, как их привели сюда и предложили подождать.
Сулливан прорычал учтиво:
– Ваше высочество, вот эти двое, без всякого сомнения, благородных господ…
Однако в его напряженном голосе я ощутил некоторое колебание, хотя оба супруга одеты добротно и богато, явно из чистого сословия, в то же время я и сам ощутил в обоих нечто странное, тревожное и в то же время знакомое, будто с ними уже общался, но вот не могу вспомнить.
На всякий случай взялся за шест, чтобы не пошатнуться, быстро взглянул тепловым, а следом в запаховом диапазоне. Абсолютно ничего лишнего, только погрузневший от прожитых лет немолодой лорд и его жена.
По телу прошла нехорошая дрожь, мой спинной мозг все равно трусит, посылая тревожные сигналы.
Они оба разом поднялись, женщина присела в низком поклоне, а мужчина произнес приятным рокочущим баском:
– Ваше высочество, для нас большая честь увидеть вас!
– Чему обязан? – спросил я в лоб.
Он сказал торопливо:
– Позвольте представиться, ваше высочество, владетельный сеньор Филипп Моссман, а это моя супруга, леди Гассерда…
Леди Гассерда одарила меня поистине материнской улыбкой. Я улыбнулся и кивнул, стараясь выглядеть беспечным, но следил за каждым их движением.
– Рад вас приветствовать, уважаемые, – сказал я. – Что вас привело в наш походный лагерь, когда рядом большой и богатый город?
Женщина вздохнула и сделала горестное лицо, а ее супруг ответил деревянным голосом:
– Ваше высочество, мне стыдно вас тревожить по такому пустяку, но мы уже год разыскиваем своего сына.
– Он точно у нас? – спросил я.
– Следы привели к вам.
Я посмотрел с настороженностью.
– Какие следы? Вы в состоянии чувствовать даже такие следы?
Он вздохнул и развел руками.
– Слепые, ваше высочество, хорошо развивают слух… так и у нас что-то за счет чего-то.
– Ладно, – сказал я, – если отыщете, буду рад за вас. Правда, я не припоминаю в своей армии сына Филиппа Моссмана…
Они разом улыбнулись, а сэр Филипп сказал доброжелательно:
– Ваше высочество, ну не поверю, что вы знаете всех своих воинов по именам, ха-ха!
– Рыцарей знаю точно, – заверил я. – Располагайтесь в лагере, вам окажут необходимую помощь, хотя я сомневаюсь, что его будет найти так просто.
– Мы найдем, – заверил сэр Филипп.
– Ага, – сказал я, – у вас есть какие-то амулеты?
Они переглянулись, он ответил с заминкой:
– Я слышал, вы, как воин-крестоносец, против амулетов, однако… да, у нас есть нечто… что показывает его следы. Мы проделали долгую дорогу, где только не петляли! Постранствовал он еще больше, чем его отец в молодости… Но наконец-то след вывел сюда. Самый свежий.