Страница:
– За вами, – сообщил он. – Я телохранитель или уж нет?
– Зигфрид, – сказал я тепло. – Ты мой друг, а эту роль ты сам себе выбрал. Конечно, я тебе доверяю больше всех на свете. Но что скажут твои родители?
Его лицо помрачнело.
– Когда вы ушли, я поговорил с ними. Мой народ – люди. Я с пеленок помню только Терьяра Кунинга, своего отца, и любящую меня мать, леди Азеллу, а также шестерых братьев… Я жил в любви, детство у меня было беззаботное и счастливое… Я человек, сэр Ричард! Я человек. А леди Азелла – моя мать, в чьей любви я купался, как рыбка в озере…
Некоторое время мы ехали молча, он часто вздыхал, я сказал с сочувствием:
– Всем нам время от времени проходится делать выбор. Это тяжело, но человек научился пользоваться им правильно. А почему тот демон примчался сюда, когда проще бы дождаться тебя там на месте…
Зигфрид покачал головой.
– Он мог меня только здесь.
– Когда, – спросил я осторожно, – ты в людской личине?
– Да, – ответил он, – а еще здесь я один, а там наши из племени… Их хоть и мало и все старые, но все же…
Я остановил коня.
– Езжай в замок, если так уж хочешь убедиться, что там нет и не появилось за это время ничего опасного.
– Ваше высочество?
– Поторопись, – велел я строго. – Ты забыл, что мы сюда не на поселение прибыли?
Он ослабил конский повод, толкнул каблуками, и конь понесся стремительным галопом в сторону замка. Я проводил его долгим взглядом, неспешно повернул коня к лагерю. Там моя жизнь, а в замке только развлечения, но их можно позволить себе только после победы.
Арбогастр только-только перешел с шага на рысь, как мы увидели со спины идущую впереди женщину в длинном плаще, что касается земли.
Капюшон закрывает голову, можно бы принять и за подростка, но что-то в движениях выдает женщину, я бы даже добавил, молодую и сильную.
Я намеревался догнать, однако она обернулась и приподняла обеими руками капюшон. На меня взглянуло очень серьезное и даже строгое лицо той, что сидела в пентаграмме, пытаясь спастись от зверя, убитого потом Зигфридом.
Я не успел слова сказать, она церемонно присела, растопырив плащ в стороны, голову опустила, выказывая полное смирение.
– Леди? – произнес я.
– Ваше высочество, – прошелестела она, не поднимая головы.
– Встаньте, – потребовал я, – и ответствуйте, кто вы и почему вас несет в мой лагерь.
– Меня зовут Скарлетт Николсон, – ответила она низким приятным голосом. – Иду я не в лагерь, а хотела встретить вас…
– Тогда вы рассчитали точно, – ответил я настороженно. – Что весьма настораживает, а я этого не люблю. Поднимитесь и выкладывайте.
Она выпрямилась, чуть задрала голову, чтобы видеть мое лицо. У нее странные глаза, вернее, не глаза, а верхние ресницы: всего по семь штучек, отстоящие одна от другой на заметное расстояние, зато толстые и длинные, будто остальные не то отдали свою силу и рост, не то их срезали и приклеили на оставшиеся.
Я невольно уставился на это чудо, а она красиво взмахнула этими удивительными ресницами, что упираются в брови, глаза подчеркнуто удивленные, неужели и сам принц Ричард, о котором столько слухов, тоже вроде деревенщины, никогда красивых женщин не видел, что ли…
– Ваше высочество, – проговорила она все тем же голосом, приятным, но строгим, – я нарочито выбрала минутку, когда сэр Зигфрид занят…
– Почему? – спросил я в лоб.
– Он бы меня защищал, – объяснила она.
Я поинтересовался:
– А ты, выходит, не желаешь, чтобы тебя защищали?
– Хочу, – проговорила она тихо, – чтобы вы решили мою судьбу сами и чтоб слова сэра Зигфрида не падали на чашу весов моей жизни.
Арбогастр медленно шел к лагерю, она идет рядом, изредка поглядывая на Бобика, но тот ведет себя чинно, то есть не подбирает бревна и не сует ей в руки.
– Хорошее решение, – сказал я, – нет, не слишком для тебя хорошее, зато правильное. Кто ты и что ты?.. Я не нахожу тебя красавицей, но это потому, что ты не в моем вкусе. А так вообще отыщутся некоторые, что назовут тебя совершенством. Люди ж всякие бывают, а мир велик и как бы необъятен, если не присматриваться.
Она передохнула, вскинула голову и посмотрела мне в глаза, а я неотрывно смотрел в ее бледное лицо, стараясь не концентрировать внимание на странных верхних веках с семеркой толстых, как бревна, и таких же длинных ресниц.
– Ваше высочество, – проговорила она тихо, – вы правы, мне лучше было погибнуть… от того зверя, что я так неосторожно вызвала из ада. И сейчас прошу вас либо как-то приказать вашему другу меня оставить, либо убить меня… чего мне, конечно, не хотелось бы… но если не будет иного выхода…
Я вскинул руку.
– Погоди-погоди. В чем вообще-то проблема?
Она ответила так же тихо и не глядя мне в лицо:
– Мной очень заинтересовался один из могущественных магов, Генс Эджекомб. Он потребовал меня у моих родителей, хотя мог просто похитить, и те… отдали.
– Гм, – сказал я.
– Через полгода, – проговорила она тем же голосом, – я сумела узнать одно из заклятий перемещения. Еще полгода я копила силу, а потом сбежала.
– Просто сбежала? – уточнил я.
Она покачала головой.
– С помощью заклятия. Меня перенесло сюда, в королевство, как я узнала, Бриттия. Здесь постоянно пряталась под заклятием Покрова, чтобы маг меня не отыскал.
– А он ищет?
Она прямо взглянула мне в глаза.
– Боюсь, ваше высочество, все еще не прекратил поиски.
– Настолько упорен? – спросил я. – Задето самолюбие?
Она чуть отвела взгляд в сторону, а щеки окрасились нежным румянцем.
– Все это, возможно, вместе… Но, ваше высочество, вы не ошибетесь, если рискнете предположить и нечто большее…
– Что? – спросил я настороженно. – Что-то еще хуже?
– Да…
– Но что? – спросил я. – Жизненный принцип – добиваться своего? Иначе, мол, раз отступил, будешь отступать и дальше?
– И это тоже, – согласилась она, – но… не все.
– А что же, – сказал я и, запнувшись, посмотрел на нее остро, – хотите сказать, он влюбился в вас?
Она чуть вздернула голову, в голосе прозвучало оскорбленное достоинство:
– Ваше высочество, вам, конечно, трудно представить себе, что в такую уродину можно влюбиться, но мужчины способны и не на такие дикие глупости…
Я ощутил, что теряю меру, процедил сквозь зубы, помня о хорошем воспитании:
– Вы прекрасно знаете, что вы красавица, хоть и не в общепринятом вкусе, я это вижу и признаю, хоть и без особой охоты. Но маги, как и священники, только тогда достигают высоких целей, когда на женщин обращают поменьше внимания.
– Это не только маги, – возразила она деликатно, – все мужчины, что хотят побед, должны поменьше тратить времени на женщин.
– Золотые слова, – похвалил я.
Она прямо посмотрела мне в глаза.
– Уверена, у вас тоже нет сотни любовниц, хотя вы могли бы содержать и тысячу.
– Гм, – сказал я, – приятно общаться с красивой и умной, это вообще уродство какое-то, вывих природы. Из-за вас с полсотни женщин ходят уродливыми и дуры дурами… но я заинтересовался этим странным магом, что может достичь вершин, но в то же время вот так все бросить к женским ногам.
– Вы не бросите, – заверила она.
– Почему?
– Вы моложе, – определила она. – И всегда таким будете, в любом возрасте продолжите карабкаться на гору к своим непонятным нам победам. Но не все же такие!
– Слава богу, – сказал я. – У меня больше шансов их догнать и обойти. Обойти в смысле обогнать, а не в смысле… общепринятом смысле, все мы люди.
Она взглянула на меня исподлобья.
– Почему-то мне кажется, вы в самом деле… обойдете. В обоих смыслах. И даже в третьем, если он есть, а у вас он наверняка есть.
Я остановил коня.
– Хорошо, я подумаю, чем помочь. Зигфриду, разумеется, твои проблемы нас не касаются. По крайней мере, меня. А сейчас возвращайся в город. Зигфрид скоро вернется из замка, поедет по этой дороге.
Глава 7
Глава 8
– Зигфрид, – сказал я тепло. – Ты мой друг, а эту роль ты сам себе выбрал. Конечно, я тебе доверяю больше всех на свете. Но что скажут твои родители?
Его лицо помрачнело.
– Когда вы ушли, я поговорил с ними. Мой народ – люди. Я с пеленок помню только Терьяра Кунинга, своего отца, и любящую меня мать, леди Азеллу, а также шестерых братьев… Я жил в любви, детство у меня было беззаботное и счастливое… Я человек, сэр Ричард! Я человек. А леди Азелла – моя мать, в чьей любви я купался, как рыбка в озере…
Некоторое время мы ехали молча, он часто вздыхал, я сказал с сочувствием:
– Всем нам время от времени проходится делать выбор. Это тяжело, но человек научился пользоваться им правильно. А почему тот демон примчался сюда, когда проще бы дождаться тебя там на месте…
Зигфрид покачал головой.
– Он мог меня только здесь.
– Когда, – спросил я осторожно, – ты в людской личине?
– Да, – ответил он, – а еще здесь я один, а там наши из племени… Их хоть и мало и все старые, но все же…
Я остановил коня.
– Езжай в замок, если так уж хочешь убедиться, что там нет и не появилось за это время ничего опасного.
– Ваше высочество?
– Поторопись, – велел я строго. – Ты забыл, что мы сюда не на поселение прибыли?
Он ослабил конский повод, толкнул каблуками, и конь понесся стремительным галопом в сторону замка. Я проводил его долгим взглядом, неспешно повернул коня к лагерю. Там моя жизнь, а в замке только развлечения, но их можно позволить себе только после победы.
Арбогастр только-только перешел с шага на рысь, как мы увидели со спины идущую впереди женщину в длинном плаще, что касается земли.
Капюшон закрывает голову, можно бы принять и за подростка, но что-то в движениях выдает женщину, я бы даже добавил, молодую и сильную.
Я намеревался догнать, однако она обернулась и приподняла обеими руками капюшон. На меня взглянуло очень серьезное и даже строгое лицо той, что сидела в пентаграмме, пытаясь спастись от зверя, убитого потом Зигфридом.
Я не успел слова сказать, она церемонно присела, растопырив плащ в стороны, голову опустила, выказывая полное смирение.
– Леди? – произнес я.
– Ваше высочество, – прошелестела она, не поднимая головы.
– Встаньте, – потребовал я, – и ответствуйте, кто вы и почему вас несет в мой лагерь.
– Меня зовут Скарлетт Николсон, – ответила она низким приятным голосом. – Иду я не в лагерь, а хотела встретить вас…
– Тогда вы рассчитали точно, – ответил я настороженно. – Что весьма настораживает, а я этого не люблю. Поднимитесь и выкладывайте.
Она выпрямилась, чуть задрала голову, чтобы видеть мое лицо. У нее странные глаза, вернее, не глаза, а верхние ресницы: всего по семь штучек, отстоящие одна от другой на заметное расстояние, зато толстые и длинные, будто остальные не то отдали свою силу и рост, не то их срезали и приклеили на оставшиеся.
Я невольно уставился на это чудо, а она красиво взмахнула этими удивительными ресницами, что упираются в брови, глаза подчеркнуто удивленные, неужели и сам принц Ричард, о котором столько слухов, тоже вроде деревенщины, никогда красивых женщин не видел, что ли…
– Ваше высочество, – проговорила она все тем же голосом, приятным, но строгим, – я нарочито выбрала минутку, когда сэр Зигфрид занят…
– Почему? – спросил я в лоб.
– Он бы меня защищал, – объяснила она.
Я поинтересовался:
– А ты, выходит, не желаешь, чтобы тебя защищали?
– Хочу, – проговорила она тихо, – чтобы вы решили мою судьбу сами и чтоб слова сэра Зигфрида не падали на чашу весов моей жизни.
Арбогастр медленно шел к лагерю, она идет рядом, изредка поглядывая на Бобика, но тот ведет себя чинно, то есть не подбирает бревна и не сует ей в руки.
– Хорошее решение, – сказал я, – нет, не слишком для тебя хорошее, зато правильное. Кто ты и что ты?.. Я не нахожу тебя красавицей, но это потому, что ты не в моем вкусе. А так вообще отыщутся некоторые, что назовут тебя совершенством. Люди ж всякие бывают, а мир велик и как бы необъятен, если не присматриваться.
Она передохнула, вскинула голову и посмотрела мне в глаза, а я неотрывно смотрел в ее бледное лицо, стараясь не концентрировать внимание на странных верхних веках с семеркой толстых, как бревна, и таких же длинных ресниц.
– Ваше высочество, – проговорила она тихо, – вы правы, мне лучше было погибнуть… от того зверя, что я так неосторожно вызвала из ада. И сейчас прошу вас либо как-то приказать вашему другу меня оставить, либо убить меня… чего мне, конечно, не хотелось бы… но если не будет иного выхода…
Я вскинул руку.
– Погоди-погоди. В чем вообще-то проблема?
Она ответила так же тихо и не глядя мне в лицо:
– Мной очень заинтересовался один из могущественных магов, Генс Эджекомб. Он потребовал меня у моих родителей, хотя мог просто похитить, и те… отдали.
– Гм, – сказал я.
– Через полгода, – проговорила она тем же голосом, – я сумела узнать одно из заклятий перемещения. Еще полгода я копила силу, а потом сбежала.
– Просто сбежала? – уточнил я.
Она покачала головой.
– С помощью заклятия. Меня перенесло сюда, в королевство, как я узнала, Бриттия. Здесь постоянно пряталась под заклятием Покрова, чтобы маг меня не отыскал.
– А он ищет?
Она прямо взглянула мне в глаза.
– Боюсь, ваше высочество, все еще не прекратил поиски.
– Настолько упорен? – спросил я. – Задето самолюбие?
Она чуть отвела взгляд в сторону, а щеки окрасились нежным румянцем.
– Все это, возможно, вместе… Но, ваше высочество, вы не ошибетесь, если рискнете предположить и нечто большее…
– Что? – спросил я настороженно. – Что-то еще хуже?
– Да…
– Но что? – спросил я. – Жизненный принцип – добиваться своего? Иначе, мол, раз отступил, будешь отступать и дальше?
– И это тоже, – согласилась она, – но… не все.
– А что же, – сказал я и, запнувшись, посмотрел на нее остро, – хотите сказать, он влюбился в вас?
Она чуть вздернула голову, в голосе прозвучало оскорбленное достоинство:
– Ваше высочество, вам, конечно, трудно представить себе, что в такую уродину можно влюбиться, но мужчины способны и не на такие дикие глупости…
Я ощутил, что теряю меру, процедил сквозь зубы, помня о хорошем воспитании:
– Вы прекрасно знаете, что вы красавица, хоть и не в общепринятом вкусе, я это вижу и признаю, хоть и без особой охоты. Но маги, как и священники, только тогда достигают высоких целей, когда на женщин обращают поменьше внимания.
– Это не только маги, – возразила она деликатно, – все мужчины, что хотят побед, должны поменьше тратить времени на женщин.
– Золотые слова, – похвалил я.
Она прямо посмотрела мне в глаза.
– Уверена, у вас тоже нет сотни любовниц, хотя вы могли бы содержать и тысячу.
– Гм, – сказал я, – приятно общаться с красивой и умной, это вообще уродство какое-то, вывих природы. Из-за вас с полсотни женщин ходят уродливыми и дуры дурами… но я заинтересовался этим странным магом, что может достичь вершин, но в то же время вот так все бросить к женским ногам.
– Вы не бросите, – заверила она.
– Почему?
– Вы моложе, – определила она. – И всегда таким будете, в любом возрасте продолжите карабкаться на гору к своим непонятным нам победам. Но не все же такие!
– Слава богу, – сказал я. – У меня больше шансов их догнать и обойти. Обойти в смысле обогнать, а не в смысле… общепринятом смысле, все мы люди.
Она взглянула на меня исподлобья.
– Почему-то мне кажется, вы в самом деле… обойдете. В обоих смыслах. И даже в третьем, если он есть, а у вас он наверняка есть.
Я остановил коня.
– Хорошо, я подумаю, чем помочь. Зигфриду, разумеется, твои проблемы нас не касаются. По крайней мере, меня. А сейчас возвращайся в город. Зигфрид скоро вернется из замка, поедет по этой дороге.
Глава 7
Зигфрид вернулся через полчаса, даже и не знаю, что его так тревожит в замке, и тут же засобирался в город, вид настолько виноватый, что я сказал с досадой:
– Знаешь, ты спокойно можешь переночевать там. Не гоняй бедного коня зря туда-сюда.
– Ваше высочество!
– Твой сюзерен, – напомнил я уже с раздражением, – в центре лагеря! Священники и алхимики любую заразу заметят. Побудь со своей, пока армия отдыхает.
Он помялся, посмотрел на меня искоса.
– Вообще-то, ваше высочество, я хотел бы взять ее с собой.
– Что? – изумился я. – Каким образом?
Он сказал с неловкостью:
– У сэра Клемента же есть… эта, как ее… советница?
– Эльфийка? – переспросил я. – Ну да, у него эльфийка, у тебя будет ведьма… Во что превратится армия? Да и как ты ее собираешься возить? И где держать? У Клемента хоть шатер есть!
– Она хорошо управляется с конем, – ответил он, – я уже проверил. Она может надеть мужскую одежду.
– А что церковь скажет? – перебил я. – Именно за это Жанну д’Арк сожгли… или сожгут, неважно. Женщина в мужской одежде – это происки дьявола!
Он помрачнел, потемнел, из груди вырвался тяжелейший вздох.
– Неужели ничего нельзя сделать?.. Ваше высочество, у вас всегда все получалось!
Я огрызнулся:
– Но не против же церкви! Я с нею всегда ладил. Даже частенько забегал вперед… хотя и не совсем туда, куда она двигается.
– Ваше высочество?
Я задумался, в голове шуршит и шебуршится, я с силой потер лоб, потряс головой.
– Не знаю… Разве что временно отменить некоторые конституционные нормы в связи с военным положением?..
Он замер, глаза загорелись бешеной надеждой.
– Ваше высочество?
– Не мешай, – сказал я отстраненно, – твой лорд мыслит. Церковь тоже отменяла даже самые строжайшие свои доктрины… Например, когда чума выкосила почти всю Европу, церковь приняла закон, на десять лет разрешающий многоженство, а потом действие этого закона продлила… Потому, ссылаясь на более масштабные прецеденты, я могу разрешить твоей женщине ездить в мужском костюме и на коне по-мужски… на время военных действий. В остальное время она обязана быть в платье, а подол должен сгребать весь мусор с пола, как и принято.
Он вскочил, воспламененный, бросился целовать мне руки, но я отстранил одной рукой, а другой показал фигу.
– Не благодари, еще не знаешь, во что вляпываешься.
– Ваше высочество!
– Я не знаю, – продолжал я, – кто она, но спинным мозгом чувствую, у тебя еще будут из-за нее неприятности.
– Лишь бы не у вас, – произнес он чистосердечно. – Я ладно, сам виноват, лишь бы вас ничем не задело.
Город невелик, стена вокруг хоть и каменная, однако ее с разгону и коза перепрыгнет, что и понятно, такие не строятся за один день. Когда поднакопит городская казна деньжат, поднимут еще на два-три каменных блока.
В городе оживление, народу прибавилось, это наши тут постоянно толкутся, продают или выменивают боевые трофеи, покупают всякую ерунду. Чувствую, десять дней отдыха – многовато, можно сократить до недели, а то и пятидневки.
Зигфрид бдит, готовый защитить меня хоть от брошенного ножа, хоть от стрелы, но успел указать дом, где он разместил свою спасенную ведьму, хотя она вроде бы не ведьма, как сказала мне, но для Зигфрида я по-прежнему именую ее ведьмой и напоминаю, что крестоносцы должны быть непримиримы.
– И что она там делает?
– Пока присматривается, – объяснил он виновато. – Но уже сказала, что может работать лекарем. Она умеет затягивать раны, сам видел.
– Здорово, – одобрил я, – но, знаешь ли, еще раз подумай насчет того, чтобы ее брать с собой.
– Что может случиться?
Я пожал плечами.
– Армия – тот же корабль, а туда женщин вообще не допускали.
– Она не будет женщиной, – пообещал он.
– Как это?
– Если никто не будет знать, – пояснил он.
Под нами проплыла арка городских ворот, одна дорога ведет к лагерю, другая поворачивает на восток, Зигфрид все продолжал идти рядом и рассказывал, что здесь для леди Скарлетт ну совсем все чужие, ей придется уживаться еще хуже, чем в армии, где есть хоть один человек, ей близкий, да и о вас, выше высочество, отозвалась с огромным уважением…
Я поморщился.
– Ну спасибо…
Он сказал встревоженно:
– Ваше высочество, она совершенно искренне!
– Еще бы.
– Нет-нет, – сказал он быстро, – она сразу сказала, что вы железный человек, вас ничто не собьет с пути, а женщины это чувствуют лучше всех…
– Знаешь ли, – сказал я с досадой, – возвращайся к ней, не теряй времени. Мы тут не пробудем долго, а за это время, возможно, успеешь передумать.
– Ваше высочество!
– Так бывает…
Впереди в сторонке от дороги земля пошла горбом, словно исполинский крот делает ход слишком близко к земле, вспучивая целый пласт, затем этот крот остановился и начал выталкивать почву на поверхность.
Мы оба замерли, Зигфрид сказал хрипло:
– Ваше высочество… уходите!
– Мы не знаем, – возразил я, – что это.
– А вы не чуете?
Холод уже поднялся из моих внутренностей до грудной клетки и стиснул в ледяной лапе сердце. Я сцепил зубы, не давая им стучать, а там уже целый холм, все еще вспучивается, вершина рассыпалась, по склону покатились частые комья земли.
Сильно пахнуло горелым, к нам докатилась волна подземного жара. Зигфрид охнул, на вершине холма появились, развалив его и превращая в кратер с высоким валом, красные факелы, такими показались эти медленно поднимающиеся люди в металлических доспехах: раскаленные, с полыхающими головами, руками, телом…
– Кони! – крикнул Зигфрид.
Воины продолжали подниматься, и стало видно, все сидят на таких же пылающих, словно составленных из горящих углей, конях, и все держатся так плотно, что кони сливаются в единую массу, словно из земли прет раскаленная докрасна глыба железа.
Зигфрид обнажил меч и отважно загородил нас с Зайчиком.
– Не дури, – сказал я, – может, просто заблудились. Дорогу вылезли спросить.
– Дорогу в ад? – прошипел он. – Они только что оттуда!
– Ну или просто поговорить…
Холм рассыпался, а кони начали перебираться через могучий вал, сперва медленные, словно пробыли слишком долго, сжатые земными пластами, я все старался рассмотреть лица всадников, но удавалось увидеть только оранжевые пятна на месте глазных впадин, а еще такие же пятна, только пошире, на месте ртов.
Они начали двигаться быстрее, а из кратера на месте холма выплескиваются все новые пламенные волны. Я насчитал больше десятка всадников, хотя точно не сказать, иногда буквально сливаются друг с другом, и в то же время сохраняют свою структуру, как крупные пурпурные угли в костре, что уже давно не поленья, но все равно каждый сам по себе.
Зигфрид вскрикнул отчаянно:
– Уходите! Я их задержу…
– Не дури, – сказал я строго, – и не смей драться. Может быть, они из неволи бегут! Нехорошо в каждом видеть врага.
Зайчик под моей рукой попятился, затем я отодвинулся в сторону, и когда пылающие всадники послали коней в галоп, нацелившись на меня, я уже видел, что проскачут мимо Зигфрида.
– Да уходите же! – крикнул он.
– А вдруг эти люди хотят просто…
– Это не люди! – заорал он взбешенно.
– А-а-а, – протянул я, – тогда ладно.
Они уже набрали скорость, я тронул каблуками бока арбогастра, он с готовностью пошел крупными скачками. Когда я оглянулся еще раз, за мной уже мчится отряд в пару десятков голов, если не больше, а вдали быстро уменьшается фигурка растерянного и оскорбленного таким невниманием Зигфрида со вскинутым для схватки мечом.
Багровые всадники несутся за мной с тяжелым грохотом, земля вздрагивает, за каждым целый рой искр, что превращается в огненный шлейф, и кажется, что их там целые сотни.
Арбогастр время от времени оглядывается на меня и недовольно фыркает, дескать, можем оторваться от погони с легкостью, так почему не? Я сжимался в ком, мне и самому, конечно же, хочется того же до жути, однако неизвестно, что натворят эти огненные демоны, если это демоны…
Да и в птеродактиля могу превратиться, успею, но это всего лишь уйти от непонятной погони сейчас, а в следующий раз могут нагрянуть так, что и хрюкнуть не успею…
Я сделал пару резких поворотов, погоня тут же поворачивает следом, оставляя на земле выжженный след и глубокие оттиски копыт. Я трижды подпускал их ближе, обнаглев, старался рассмотреть, но понял только, что все крупнее меня, вроде бы в железных доспехах, но тоже раскаленных докрасна так, что капли металла срываются и падают на землю быстро темнеющими комочками.
Впереди показалась деревушка, я поспешно свернул, чтобы не промчаться с этими чудовищами прямо по главной улице, и потом долго неслись по каменистому косогору, пока впереди не распахнулась равнина.
Там по самому краю бодрой рысью несется всадник на рыжем тонконогом коне, плащ живописно развевается за его спиной, как будто просится на взлет.
Я не сразу узнал Хреймдара, явно выехал на поиски раритетов, а Зайчик скорректировал бег, и через несколько минут мы уже неслись с ним рядом.
Он оглянулся в изумлении.
– Ваше высочество?
– А ну покажи, – сказал я с задором, – что умеет твой новый конь!
Он молча пригнулся и пришпорил своего рыжего. Некоторое время мы мчались сквозь ветер, я нарочито придерживал арбогастра, чтобы не ушел слишком резко вперед, затем Хреймдар начал оглядываться через плечо.
– Ваше высочество!
– Да?
– За вами погоня?
Я отмахнулся.
– Да пустяки, не обращай внимания. Правители свыкаются с мыслью, что их хотят убить.
Он вскрикнул испуганно:
– Убить?
– Что, – изумился я, – для тебя это новость? Профессиональный риск! Вообще-то окупается.
Он нервно оглянулся, невольно припал к конской гриве, его конек в самом деле пошел чуточку быстрее, но Хреймдар то и дело оглядывался в испуге интеллигента, попавшего в уличную драку.
– Это багровое зарево, – крикнул он, – что настигает нас… это что?
– Да что-то такое, – сообщил я, – как ты и сказал, багровое. С оттенком пурпурного, но больше внутри, а по краям, все верно, багровое с переходом в малиновость, но это не цвет, вообще-то такого цвета нет, разве что у дур-женщин, а так это фиолетовый.
Он вскрикнул жалобно:
– Ваше высочество!
Я сказал легко:
– Там внутри этого зарева еще и люди, представляешь? Ну не совсем люди, как, думаю… И не совсем кони под ними… Зачем-то раскаленное докрасна, будто им тут холодно. И кони, наверное, из другой климатической зоны. Возможно, прямо из ада, как думаешь? Да ладно, не бери в голову. Мы же мужчины! Что за жизнь, если каждый день тебя не пытаются убить?
Он сказал нервно:
– Да вот как-то перебиваюсь…
– Как? – изумился я.
– Живу! – крикнул он сердито.
– Существуешь, – уточнил я гордо, – а жить – это постоянно получать удары судьбы и бить в ответ! А что, эти вот, что гонятся, тебе не нравятся?
Он вскрикнул:
– Нет!!!
– А как насчет приключений? – осведомился я. – Насчет упоения в бою и бездны мрачной на краю?
– Нет, – ответил он отчаянно. – Это грубо, я предпочитаю приключения духа, мысли!
Я посоветовал благодушно:
– Тогда брось в них каким-нибудь заклятием. Или предметом потяжелее…
– Предметом?
– Ну да, – подтвердил я, – я слышал, что если расческу бросить – лес вырастет… Увы, думаю, не сразу, а так это лет через сто… А землю под ними расколоть, чтобы провалились?
Он вскрикнул устрашенно:
– Ничего этого не могу! Все, теперь нам не уйти!
– А заклятия? – прокричал я.
– Я не могу на ходу, – крикнул он. – Мне нужны ингредиенты или хотя бы компоненты для зелий… И часы неторопливых раздумий!
– Этого нет, – сказал я громко, перекрывая частый стук копыт, – а что можешь вот прямо щас?
Он пригнулся к конской шее и крикнул:
– Почти ничего! Миражи, морганы, иллюзии… да и то на несколько минут…
– А дождь? – сказал я с надеждой. – Сейчас бы хар-р-роший такой ливень нам всем не помешал… Можно с градом, не возражаю.
– Дождь вообще невозможно, – прокричал он. – Это надо быть уж и не знаю кем…
– Знаешь, ты спокойно можешь переночевать там. Не гоняй бедного коня зря туда-сюда.
– Ваше высочество!
– Твой сюзерен, – напомнил я уже с раздражением, – в центре лагеря! Священники и алхимики любую заразу заметят. Побудь со своей, пока армия отдыхает.
Он помялся, посмотрел на меня искоса.
– Вообще-то, ваше высочество, я хотел бы взять ее с собой.
– Что? – изумился я. – Каким образом?
Он сказал с неловкостью:
– У сэра Клемента же есть… эта, как ее… советница?
– Эльфийка? – переспросил я. – Ну да, у него эльфийка, у тебя будет ведьма… Во что превратится армия? Да и как ты ее собираешься возить? И где держать? У Клемента хоть шатер есть!
– Она хорошо управляется с конем, – ответил он, – я уже проверил. Она может надеть мужскую одежду.
– А что церковь скажет? – перебил я. – Именно за это Жанну д’Арк сожгли… или сожгут, неважно. Женщина в мужской одежде – это происки дьявола!
Он помрачнел, потемнел, из груди вырвался тяжелейший вздох.
– Неужели ничего нельзя сделать?.. Ваше высочество, у вас всегда все получалось!
Я огрызнулся:
– Но не против же церкви! Я с нею всегда ладил. Даже частенько забегал вперед… хотя и не совсем туда, куда она двигается.
– Ваше высочество?
Я задумался, в голове шуршит и шебуршится, я с силой потер лоб, потряс головой.
– Не знаю… Разве что временно отменить некоторые конституционные нормы в связи с военным положением?..
Он замер, глаза загорелись бешеной надеждой.
– Ваше высочество?
– Не мешай, – сказал я отстраненно, – твой лорд мыслит. Церковь тоже отменяла даже самые строжайшие свои доктрины… Например, когда чума выкосила почти всю Европу, церковь приняла закон, на десять лет разрешающий многоженство, а потом действие этого закона продлила… Потому, ссылаясь на более масштабные прецеденты, я могу разрешить твоей женщине ездить в мужском костюме и на коне по-мужски… на время военных действий. В остальное время она обязана быть в платье, а подол должен сгребать весь мусор с пола, как и принято.
Он вскочил, воспламененный, бросился целовать мне руки, но я отстранил одной рукой, а другой показал фигу.
– Не благодари, еще не знаешь, во что вляпываешься.
– Ваше высочество!
– Я не знаю, – продолжал я, – кто она, но спинным мозгом чувствую, у тебя еще будут из-за нее неприятности.
– Лишь бы не у вас, – произнес он чистосердечно. – Я ладно, сам виноват, лишь бы вас ничем не задело.
Город невелик, стена вокруг хоть и каменная, однако ее с разгону и коза перепрыгнет, что и понятно, такие не строятся за один день. Когда поднакопит городская казна деньжат, поднимут еще на два-три каменных блока.
В городе оживление, народу прибавилось, это наши тут постоянно толкутся, продают или выменивают боевые трофеи, покупают всякую ерунду. Чувствую, десять дней отдыха – многовато, можно сократить до недели, а то и пятидневки.
Зигфрид бдит, готовый защитить меня хоть от брошенного ножа, хоть от стрелы, но успел указать дом, где он разместил свою спасенную ведьму, хотя она вроде бы не ведьма, как сказала мне, но для Зигфрида я по-прежнему именую ее ведьмой и напоминаю, что крестоносцы должны быть непримиримы.
– И что она там делает?
– Пока присматривается, – объяснил он виновато. – Но уже сказала, что может работать лекарем. Она умеет затягивать раны, сам видел.
– Здорово, – одобрил я, – но, знаешь ли, еще раз подумай насчет того, чтобы ее брать с собой.
– Что может случиться?
Я пожал плечами.
– Армия – тот же корабль, а туда женщин вообще не допускали.
– Она не будет женщиной, – пообещал он.
– Как это?
– Если никто не будет знать, – пояснил он.
Под нами проплыла арка городских ворот, одна дорога ведет к лагерю, другая поворачивает на восток, Зигфрид все продолжал идти рядом и рассказывал, что здесь для леди Скарлетт ну совсем все чужие, ей придется уживаться еще хуже, чем в армии, где есть хоть один человек, ей близкий, да и о вас, выше высочество, отозвалась с огромным уважением…
Я поморщился.
– Ну спасибо…
Он сказал встревоженно:
– Ваше высочество, она совершенно искренне!
– Еще бы.
– Нет-нет, – сказал он быстро, – она сразу сказала, что вы железный человек, вас ничто не собьет с пути, а женщины это чувствуют лучше всех…
– Знаешь ли, – сказал я с досадой, – возвращайся к ней, не теряй времени. Мы тут не пробудем долго, а за это время, возможно, успеешь передумать.
– Ваше высочество!
– Так бывает…
Впереди в сторонке от дороги земля пошла горбом, словно исполинский крот делает ход слишком близко к земле, вспучивая целый пласт, затем этот крот остановился и начал выталкивать почву на поверхность.
Мы оба замерли, Зигфрид сказал хрипло:
– Ваше высочество… уходите!
– Мы не знаем, – возразил я, – что это.
– А вы не чуете?
Холод уже поднялся из моих внутренностей до грудной клетки и стиснул в ледяной лапе сердце. Я сцепил зубы, не давая им стучать, а там уже целый холм, все еще вспучивается, вершина рассыпалась, по склону покатились частые комья земли.
Сильно пахнуло горелым, к нам докатилась волна подземного жара. Зигфрид охнул, на вершине холма появились, развалив его и превращая в кратер с высоким валом, красные факелы, такими показались эти медленно поднимающиеся люди в металлических доспехах: раскаленные, с полыхающими головами, руками, телом…
– Кони! – крикнул Зигфрид.
Воины продолжали подниматься, и стало видно, все сидят на таких же пылающих, словно составленных из горящих углей, конях, и все держатся так плотно, что кони сливаются в единую массу, словно из земли прет раскаленная докрасна глыба железа.
Зигфрид обнажил меч и отважно загородил нас с Зайчиком.
– Не дури, – сказал я, – может, просто заблудились. Дорогу вылезли спросить.
– Дорогу в ад? – прошипел он. – Они только что оттуда!
– Ну или просто поговорить…
Холм рассыпался, а кони начали перебираться через могучий вал, сперва медленные, словно пробыли слишком долго, сжатые земными пластами, я все старался рассмотреть лица всадников, но удавалось увидеть только оранжевые пятна на месте глазных впадин, а еще такие же пятна, только пошире, на месте ртов.
Они начали двигаться быстрее, а из кратера на месте холма выплескиваются все новые пламенные волны. Я насчитал больше десятка всадников, хотя точно не сказать, иногда буквально сливаются друг с другом, и в то же время сохраняют свою структуру, как крупные пурпурные угли в костре, что уже давно не поленья, но все равно каждый сам по себе.
Зигфрид вскрикнул отчаянно:
– Уходите! Я их задержу…
– Не дури, – сказал я строго, – и не смей драться. Может быть, они из неволи бегут! Нехорошо в каждом видеть врага.
Зайчик под моей рукой попятился, затем я отодвинулся в сторону, и когда пылающие всадники послали коней в галоп, нацелившись на меня, я уже видел, что проскачут мимо Зигфрида.
– Да уходите же! – крикнул он.
– А вдруг эти люди хотят просто…
– Это не люди! – заорал он взбешенно.
– А-а-а, – протянул я, – тогда ладно.
Они уже набрали скорость, я тронул каблуками бока арбогастра, он с готовностью пошел крупными скачками. Когда я оглянулся еще раз, за мной уже мчится отряд в пару десятков голов, если не больше, а вдали быстро уменьшается фигурка растерянного и оскорбленного таким невниманием Зигфрида со вскинутым для схватки мечом.
Багровые всадники несутся за мной с тяжелым грохотом, земля вздрагивает, за каждым целый рой искр, что превращается в огненный шлейф, и кажется, что их там целые сотни.
Арбогастр время от времени оглядывается на меня и недовольно фыркает, дескать, можем оторваться от погони с легкостью, так почему не? Я сжимался в ком, мне и самому, конечно же, хочется того же до жути, однако неизвестно, что натворят эти огненные демоны, если это демоны…
Да и в птеродактиля могу превратиться, успею, но это всего лишь уйти от непонятной погони сейчас, а в следующий раз могут нагрянуть так, что и хрюкнуть не успею…
Я сделал пару резких поворотов, погоня тут же поворачивает следом, оставляя на земле выжженный след и глубокие оттиски копыт. Я трижды подпускал их ближе, обнаглев, старался рассмотреть, но понял только, что все крупнее меня, вроде бы в железных доспехах, но тоже раскаленных докрасна так, что капли металла срываются и падают на землю быстро темнеющими комочками.
Впереди показалась деревушка, я поспешно свернул, чтобы не промчаться с этими чудовищами прямо по главной улице, и потом долго неслись по каменистому косогору, пока впереди не распахнулась равнина.
Там по самому краю бодрой рысью несется всадник на рыжем тонконогом коне, плащ живописно развевается за его спиной, как будто просится на взлет.
Я не сразу узнал Хреймдара, явно выехал на поиски раритетов, а Зайчик скорректировал бег, и через несколько минут мы уже неслись с ним рядом.
Он оглянулся в изумлении.
– Ваше высочество?
– А ну покажи, – сказал я с задором, – что умеет твой новый конь!
Он молча пригнулся и пришпорил своего рыжего. Некоторое время мы мчались сквозь ветер, я нарочито придерживал арбогастра, чтобы не ушел слишком резко вперед, затем Хреймдар начал оглядываться через плечо.
– Ваше высочество!
– Да?
– За вами погоня?
Я отмахнулся.
– Да пустяки, не обращай внимания. Правители свыкаются с мыслью, что их хотят убить.
Он вскрикнул испуганно:
– Убить?
– Что, – изумился я, – для тебя это новость? Профессиональный риск! Вообще-то окупается.
Он нервно оглянулся, невольно припал к конской гриве, его конек в самом деле пошел чуточку быстрее, но Хреймдар то и дело оглядывался в испуге интеллигента, попавшего в уличную драку.
– Это багровое зарево, – крикнул он, – что настигает нас… это что?
– Да что-то такое, – сообщил я, – как ты и сказал, багровое. С оттенком пурпурного, но больше внутри, а по краям, все верно, багровое с переходом в малиновость, но это не цвет, вообще-то такого цвета нет, разве что у дур-женщин, а так это фиолетовый.
Он вскрикнул жалобно:
– Ваше высочество!
Я сказал легко:
– Там внутри этого зарева еще и люди, представляешь? Ну не совсем люди, как, думаю… И не совсем кони под ними… Зачем-то раскаленное докрасна, будто им тут холодно. И кони, наверное, из другой климатической зоны. Возможно, прямо из ада, как думаешь? Да ладно, не бери в голову. Мы же мужчины! Что за жизнь, если каждый день тебя не пытаются убить?
Он сказал нервно:
– Да вот как-то перебиваюсь…
– Как? – изумился я.
– Живу! – крикнул он сердито.
– Существуешь, – уточнил я гордо, – а жить – это постоянно получать удары судьбы и бить в ответ! А что, эти вот, что гонятся, тебе не нравятся?
Он вскрикнул:
– Нет!!!
– А как насчет приключений? – осведомился я. – Насчет упоения в бою и бездны мрачной на краю?
– Нет, – ответил он отчаянно. – Это грубо, я предпочитаю приключения духа, мысли!
Я посоветовал благодушно:
– Тогда брось в них каким-нибудь заклятием. Или предметом потяжелее…
– Предметом?
– Ну да, – подтвердил я, – я слышал, что если расческу бросить – лес вырастет… Увы, думаю, не сразу, а так это лет через сто… А землю под ними расколоть, чтобы провалились?
Он вскрикнул устрашенно:
– Ничего этого не могу! Все, теперь нам не уйти!
– А заклятия? – прокричал я.
– Я не могу на ходу, – крикнул он. – Мне нужны ингредиенты или хотя бы компоненты для зелий… И часы неторопливых раздумий!
– Этого нет, – сказал я громко, перекрывая частый стук копыт, – а что можешь вот прямо щас?
Он пригнулся к конской шее и крикнул:
– Почти ничего! Миражи, морганы, иллюзии… да и то на несколько минут…
– А дождь? – сказал я с надеждой. – Сейчас бы хар-р-роший такой ливень нам всем не помешал… Можно с градом, не возражаю.
– Дождь вообще невозможно, – прокричал он. – Это надо быть уж и не знаю кем…
Глава 8
Мы выметнулись на красивейшую обширную равнину, густо заросшую красными маками, хотя вроде бы уже не сезон, одинокое раскидистое дерево с ярко-красной кроной, тень от нее на землю ложится густая, а еще там у самых корней блеснул небольшой родничок…
– Как красиво, – крикнул я, – райский уголок!
Хреймдар крикнул затравленно:
– Чего?
– Тебе не кажется, – ответил я громко, – что рядом с красотой ум и сердце всегда кажутся бедными родственниками?
Он крикнул обалдело:
– Вы о чем?
– О красоте природы! – ответил я. – Когда еще и полюбоваться, как не сейчас? А то всегда в делах, всегда в делах…
Он крикнул яростно:
– Вы с ума сошли? Какая природа?
– Бесчувственный, – сказал я обвиняюще. – Природой любоваться нужно в любом положении! Или делать вид, что любуешься. Только так и можно прослыть культурным человеком, хотя действительно культурному вообще-то насрать на эту природу.
Впереди местность странно понижается с некой диспропорцией, я тряхнул головой, что за оптический обман, вдруг понял, впереди просто обрыв, а то, что вижу дальше, это земля намного ниже, намного…
Хреймдар тоже сообразил, начал придерживать коня, но я заорал:
– Нет!.. Давай к самому краю!
– Мы окажемся в ловушке! – крикнул он.
– Сделаешь мираж!
– Что?.. Какой мираж? Зачем мираж?
Мы подскакали к самому обрыву, я глянул в пропасть, голова закружилась от бездны.
– Мираж дороги, – крикнул я, – что за нами! Просто отзеркаль!
Он торопливо поводил руками. Перед самым краем обрыва появилось изображение дороги, уходящей вдаль, а там дальше выступающий рогом лес, точная копия того, что далеко за нами.
Я проехал через это марево, толщиной оно с ладонь, остановил Зайчика на самом краю, соскочил и отвел в сторону. Хреймдар, вздрагивая всем телом, сделал то же самое, но лицо бледное, как отложения мелового периода, хоть трилобитов на нем ищи, руки трясутся, дома бы дал коврик вытряхивать…
С той стороны нарастает грохот копыт, сплоченный отряд пылающих всадников мчится бешеным галопом, издали похожи на огромную раскаленную докрасна скалу из железа.
Хреймдар пробормотал в ужасе:
– Надеюсь, ваш трюк…
– Сейчас увидим, – прошептал я.
С грохотом копыт весь отряд пронесся по дороге и влетел в марево, видя перед собой только уходящую вдаль дорогу. Я видел, как из призрачной стены с этой стороны на бешеной скорости выметываются на храпящих конях эти чудовища и сразу срываются с обрыва в пропасть.
Целая лавина их влетела в марево и по длинной дуге стремительно летела вниз, и только там внизу раздались их крики. Из миража вылетают на огромной скорости все новые и новые, тут же их кони теряют под копытами опору, и все срываются вниз, а за ними влетают все новые и новые…
Половину пути в падении эти пылающие существа проделывали молча, еще не сообразив, что стряслось, настолько все быстро и неожиданно, а когда начинали в ярости и ужасе орать, то крики быстро обрывались, заканчиваясь смачными шлепками и едва слышным здесь наверху хрустом костей.
Они падают и орут, падают и орут, мы с Хреймдаром застыли в напряженном ожидании, а грохот копыт за спиной все слабее, наконец из марева начали выметываться последние всадники.
И тут оно задрожало и рассеялось в воздухе. Еще трое сорвались с обрыва, хотя и бешено натягивали поводья, но трое успели задержать коней на самом краю бездны. У одного конь встал в ужасе на дыбы, всадник не сумел справиться с ним, и оба рухнули вниз, но двое пылающих удержали дрожащих взмыленных и разбрасывающих красные искры коней.
Я торопливо вспрыгнул в седло. Хреймдар поспешно пятился, делая вид, что он тут мимо шел и вообще просто заблудившаяся мышка, а не герой.
– Предатели! – закричал я пылающим. – С друзьями судьба должна быть общей!
Они разом подняли над головами чудовищного размера старинные топоры. Я послал Зайчика вперед, он ударил коня пылающего всадника грудью, тот отступил, арбогастр завизжал и ударил копытами.
Конь противника попятился, задние копыта соскользнули с обрыва. За спиной прозвучал вопль Хреймдара:
– Слева!
Я уклонился, не глядя, одновременно поводом заставил Зайчика отпрыгнуть. Огромное лезвие топора со свистом прорезало воздух, а я в ответ обрушил лезвие меча на горящую голову.
Взвился сноп багровых искр, словно ударили по бревну, уже превратившемуся в догорающие угли. Руку больно дернуло, будто саданул со всей дури по валуну.
– Дружба обязывает! – крикнул я. – Ты же не оставишь соратников?
Пылающий всадник прохрипел:
– Ты… смертный…
– Ты тоже, – крикнул я. – Друзья твои уже в аду, как тебе не стыдно их бросить? А как же воинская дружба?
Он снова замахнулся, но я попятился, даже не пытаясь подставить щит, слишком уж массивное это чудовище, топор в его лапе таких размеров, что с одного удара прорубит городские врата.
– Дружба бессмертна, – повторил я с укором, – как тебе не стыдно не пойти за друзьями?
Увернувшись пару раз, я сманеврировал ближе к обрыву, а потом коснулся коленом Зайчика и сказал кровожадно:
– Давай!
Он сделал стремительный прыжок вперед, удар о багрового коня едва не выбросил меня из седла, но того отпихнуло на три-четыре ярда.
– Как красиво, – крикнул я, – райский уголок!
Хреймдар крикнул затравленно:
– Чего?
– Тебе не кажется, – ответил я громко, – что рядом с красотой ум и сердце всегда кажутся бедными родственниками?
Он крикнул обалдело:
– Вы о чем?
– О красоте природы! – ответил я. – Когда еще и полюбоваться, как не сейчас? А то всегда в делах, всегда в делах…
Он крикнул яростно:
– Вы с ума сошли? Какая природа?
– Бесчувственный, – сказал я обвиняюще. – Природой любоваться нужно в любом положении! Или делать вид, что любуешься. Только так и можно прослыть культурным человеком, хотя действительно культурному вообще-то насрать на эту природу.
Впереди местность странно понижается с некой диспропорцией, я тряхнул головой, что за оптический обман, вдруг понял, впереди просто обрыв, а то, что вижу дальше, это земля намного ниже, намного…
Хреймдар тоже сообразил, начал придерживать коня, но я заорал:
– Нет!.. Давай к самому краю!
– Мы окажемся в ловушке! – крикнул он.
– Сделаешь мираж!
– Что?.. Какой мираж? Зачем мираж?
Мы подскакали к самому обрыву, я глянул в пропасть, голова закружилась от бездны.
– Мираж дороги, – крикнул я, – что за нами! Просто отзеркаль!
Он торопливо поводил руками. Перед самым краем обрыва появилось изображение дороги, уходящей вдаль, а там дальше выступающий рогом лес, точная копия того, что далеко за нами.
Я проехал через это марево, толщиной оно с ладонь, остановил Зайчика на самом краю, соскочил и отвел в сторону. Хреймдар, вздрагивая всем телом, сделал то же самое, но лицо бледное, как отложения мелового периода, хоть трилобитов на нем ищи, руки трясутся, дома бы дал коврик вытряхивать…
С той стороны нарастает грохот копыт, сплоченный отряд пылающих всадников мчится бешеным галопом, издали похожи на огромную раскаленную докрасна скалу из железа.
Хреймдар пробормотал в ужасе:
– Надеюсь, ваш трюк…
– Сейчас увидим, – прошептал я.
С грохотом копыт весь отряд пронесся по дороге и влетел в марево, видя перед собой только уходящую вдаль дорогу. Я видел, как из призрачной стены с этой стороны на бешеной скорости выметываются на храпящих конях эти чудовища и сразу срываются с обрыва в пропасть.
Целая лавина их влетела в марево и по длинной дуге стремительно летела вниз, и только там внизу раздались их крики. Из миража вылетают на огромной скорости все новые и новые, тут же их кони теряют под копытами опору, и все срываются вниз, а за ними влетают все новые и новые…
Половину пути в падении эти пылающие существа проделывали молча, еще не сообразив, что стряслось, настолько все быстро и неожиданно, а когда начинали в ярости и ужасе орать, то крики быстро обрывались, заканчиваясь смачными шлепками и едва слышным здесь наверху хрустом костей.
Они падают и орут, падают и орут, мы с Хреймдаром застыли в напряженном ожидании, а грохот копыт за спиной все слабее, наконец из марева начали выметываться последние всадники.
И тут оно задрожало и рассеялось в воздухе. Еще трое сорвались с обрыва, хотя и бешено натягивали поводья, но трое успели задержать коней на самом краю бездны. У одного конь встал в ужасе на дыбы, всадник не сумел справиться с ним, и оба рухнули вниз, но двое пылающих удержали дрожащих взмыленных и разбрасывающих красные искры коней.
Я торопливо вспрыгнул в седло. Хреймдар поспешно пятился, делая вид, что он тут мимо шел и вообще просто заблудившаяся мышка, а не герой.
– Предатели! – закричал я пылающим. – С друзьями судьба должна быть общей!
Они разом подняли над головами чудовищного размера старинные топоры. Я послал Зайчика вперед, он ударил коня пылающего всадника грудью, тот отступил, арбогастр завизжал и ударил копытами.
Конь противника попятился, задние копыта соскользнули с обрыва. За спиной прозвучал вопль Хреймдара:
– Слева!
Я уклонился, не глядя, одновременно поводом заставил Зайчика отпрыгнуть. Огромное лезвие топора со свистом прорезало воздух, а я в ответ обрушил лезвие меча на горящую голову.
Взвился сноп багровых искр, словно ударили по бревну, уже превратившемуся в догорающие угли. Руку больно дернуло, будто саданул со всей дури по валуну.
– Дружба обязывает! – крикнул я. – Ты же не оставишь соратников?
Пылающий всадник прохрипел:
– Ты… смертный…
– Ты тоже, – крикнул я. – Друзья твои уже в аду, как тебе не стыдно их бросить? А как же воинская дружба?
Он снова замахнулся, но я попятился, даже не пытаясь подставить щит, слишком уж массивное это чудовище, топор в его лапе таких размеров, что с одного удара прорубит городские врата.
– Дружба бессмертна, – повторил я с укором, – как тебе не стыдно не пойти за друзьями?
Увернувшись пару раз, я сманеврировал ближе к обрыву, а потом коснулся коленом Зайчика и сказал кровожадно:
– Давай!
Он сделал стремительный прыжок вперед, удар о багрового коня едва не выбросил меня из седла, но того отпихнуло на три-четыре ярда.