Значит, он и вправду не Мактевиш, но как же его настоящее имя?
– Да? – сказал он.
– Вы ведь достаточно сильный человек? – спросила я.
Улыбка тронула его губы, он кивнул мне, явно не понимая, к чему я клоню.
– Достаточно сильный для многих вещей, – сказал он.
Я осмелела и подошла к нему поближе, чтобы нас не подслушал кто-нибудь из слоняющихся по площади.
– И пальцы у вас достаточно сильные? – продолжала спрашивать я.
Джейми сжал руку и улыбнулся шире.
– Ну да, – сказал он. – Вам что, понадобилось расколоть парочку орехов?
И посмотрел на меня сверху вниз, весело блестя глазами.
Я в свою очередь поглядела на кучку зевак у столба.
– Скорее вытащить один из огня, – ответила я и, подняв на него глаза, встретила вопросительный взгляд. – Могли бы вы это сделать?
Он постоял, все так же глядя на меня с улыбкой, потом пожал плечами.
– Мог бы, если черешок достаточно длинный, чтобы ухватиться. А вы могли бы отвлечь толпу? Вмешательство им не понравится, к тому же я чужак.
Я как-то не подумала, что моя просьба может поставить его в опасное положение, и засомневалась, но увидела, что он не прочь затеять игру, несмотря на то что она небезопасна.
– Что, если мы оба подойдем поглазеть поближе и я вдруг упаду в обморок, как вам это?
– Вроде как бы вы непривычны к виду крови и тому подобное? – Одна бровь у него насмешливо взлетела вверх. – Ладно, это сойдет. Если вы при этом умудритесь свалиться с плиты на землю, будет совсем хорошо.
Меня и в самом деле немного подташнивало при мысли о предстоящем зрелище, но оно оказалось не столь уж устрашающим. Ухо было прибито за нижнюю часть мочки, и почти на два дюйма торчал из него конец квадратного гвоздя без шляпки. Крови почти не было, и по выражению лица мальчишки было ясно, что особенной боли он не испытывает, просто сильно напуган. Я начала понимать, что Джейли была, пожалуй, права, называя приговор мягким – имея в виду действующий в это время кодекс шотландской юриспруденции. Но в моих глазах подобный приговор все равно выглядел настоящим варварством.
Джейми осторожно протолкался поближе к столбу. Покачал головой с укором и осуждением.
– Ну-ну, парень, – сказал он и прищелкнул языком. – Угодил ты в переделку, нечего сказать!
Мощной ручищей он оперся о верхнюю доску позорного столба, как бы желая поближе взглянуть на ухо.
– Эх ты, щенок, – продолжал он в высшей степени пренебрежительно. – Тут и говорить-то не о чем, а ты… Поверни разок голову в сторону – и все дела. Хочешь, помогу?
Он сделал вид, что собирается ухватить парня за волосы и крутануть ему голову, чтобы высвободить ее. Мальчишка взвыл в ужасе.
Поняв намек, я попятилась, позаботившись при этом наступить на ногу женщине позади меня; женщина закричала от боли, едва мой каблук обрушился ей на пальцы.
– О, простите, – выдохнула я. – У меня… голова закружилась! О, пожалуйста…
Я отвернулась от столба и сделала несколько неуверенных шагов, ежесекундно оступаясь и хватаясь за чьи-то рукава. Край плиты был теперь всего в шести дюймах от меня: я уцепилась за какую-то достаточно хрупкую на вид девушку и повалилась головой вперед, увлекая девушку за собой.
Мы скатились на мокрую траву, путаясь в юбках. Крик поднялся ужасный. Я выпустила из рук блузу девушки и распростерлась лицом вверх в драматической позе, а дождь поливал меня вовсю.
Падение получилось вполне натуральное и болезненное, потому что девушка свалилась на меня и я практически не могла дышать. Борясь за каждый глоток воздуха, я лежала и слушала встревоженные голоса. Предложения, предположения, ахи и охи обрушились на меня чуть ли не в большем количестве, чем дождевая вода, но тут пара знакомых рук подняла меня с земли и усадила, а пара знакомых голубых глаз глянула мне в глаза, едва я их открыла. Еле заметное движение век дало мне понять, что миссия свершилась удачно. И в самом деле – я тут же увидела, как мальчишка кожевенника улепетывает к себе на чердак, прижимая к уху какую-то тряпицу; никто в толпе не обратил на него ни малейшего внимания, все были поглощены новой сенсацией.
Жители деревни, столь кровожадные по отношению к малолетнему преступнику, со мной были сама доброта. Меня подняли со всей осторожностью и перенесли снова в дом Дунканов, где потчевали бренди и чаем, укутали теплыми одеялами и окружили сочувствием. Мне разрешили уехать только после того, как Джейми резко потребовал, чтобы меня оставили в покое, поднял меня с кушетки и повел к двери, невзирая на увещевания хозяев.
Я снова сидела в седле впереди него, мою лошадь мы вели в поводу; я поблагодарила Джейми за помощь. Он отмахнулся от моей благодарности:
– Не за что, барышня!
– Но для вас это было рискованно, – настаивала я. – К сожалению, я не сразу сообразила, что подвергаю вас опасности своей просьбой.
– А! – только и сказал он на это, но минуту спустя добавил с коротким смешком: – Уж не считаете ли вы меня менее храбрым, чем маленькая английская барышня?
Спускались сумерки, и Джейми пустил лошадей рысью. Мы с ним почти не разговаривали по дороге, а когда добрались до замка, он попрощался со мной коротким: «Всего доброго, миссис англичанка!» Но я почувствовала, что зародилась дружба гораздо более глубокая, чем та, которая сводится лишь к беспечной болтовне под яблонями.
Глава 10
– Да? – сказал он.
– Вы ведь достаточно сильный человек? – спросила я.
Улыбка тронула его губы, он кивнул мне, явно не понимая, к чему я клоню.
– Достаточно сильный для многих вещей, – сказал он.
Я осмелела и подошла к нему поближе, чтобы нас не подслушал кто-нибудь из слоняющихся по площади.
– И пальцы у вас достаточно сильные? – продолжала спрашивать я.
Джейми сжал руку и улыбнулся шире.
– Ну да, – сказал он. – Вам что, понадобилось расколоть парочку орехов?
И посмотрел на меня сверху вниз, весело блестя глазами.
Я в свою очередь поглядела на кучку зевак у столба.
– Скорее вытащить один из огня, – ответила я и, подняв на него глаза, встретила вопросительный взгляд. – Могли бы вы это сделать?
Он постоял, все так же глядя на меня с улыбкой, потом пожал плечами.
– Мог бы, если черешок достаточно длинный, чтобы ухватиться. А вы могли бы отвлечь толпу? Вмешательство им не понравится, к тому же я чужак.
Я как-то не подумала, что моя просьба может поставить его в опасное положение, и засомневалась, но увидела, что он не прочь затеять игру, несмотря на то что она небезопасна.
– Что, если мы оба подойдем поглазеть поближе и я вдруг упаду в обморок, как вам это?
– Вроде как бы вы непривычны к виду крови и тому подобное? – Одна бровь у него насмешливо взлетела вверх. – Ладно, это сойдет. Если вы при этом умудритесь свалиться с плиты на землю, будет совсем хорошо.
Меня и в самом деле немного подташнивало при мысли о предстоящем зрелище, но оно оказалось не столь уж устрашающим. Ухо было прибито за нижнюю часть мочки, и почти на два дюйма торчал из него конец квадратного гвоздя без шляпки. Крови почти не было, и по выражению лица мальчишки было ясно, что особенной боли он не испытывает, просто сильно напуган. Я начала понимать, что Джейли была, пожалуй, права, называя приговор мягким – имея в виду действующий в это время кодекс шотландской юриспруденции. Но в моих глазах подобный приговор все равно выглядел настоящим варварством.
Джейми осторожно протолкался поближе к столбу. Покачал головой с укором и осуждением.
– Ну-ну, парень, – сказал он и прищелкнул языком. – Угодил ты в переделку, нечего сказать!
Мощной ручищей он оперся о верхнюю доску позорного столба, как бы желая поближе взглянуть на ухо.
– Эх ты, щенок, – продолжал он в высшей степени пренебрежительно. – Тут и говорить-то не о чем, а ты… Поверни разок голову в сторону – и все дела. Хочешь, помогу?
Он сделал вид, что собирается ухватить парня за волосы и крутануть ему голову, чтобы высвободить ее. Мальчишка взвыл в ужасе.
Поняв намек, я попятилась, позаботившись при этом наступить на ногу женщине позади меня; женщина закричала от боли, едва мой каблук обрушился ей на пальцы.
– О, простите, – выдохнула я. – У меня… голова закружилась! О, пожалуйста…
Я отвернулась от столба и сделала несколько неуверенных шагов, ежесекундно оступаясь и хватаясь за чьи-то рукава. Край плиты был теперь всего в шести дюймах от меня: я уцепилась за какую-то достаточно хрупкую на вид девушку и повалилась головой вперед, увлекая девушку за собой.
Мы скатились на мокрую траву, путаясь в юбках. Крик поднялся ужасный. Я выпустила из рук блузу девушки и распростерлась лицом вверх в драматической позе, а дождь поливал меня вовсю.
Падение получилось вполне натуральное и болезненное, потому что девушка свалилась на меня и я практически не могла дышать. Борясь за каждый глоток воздуха, я лежала и слушала встревоженные голоса. Предложения, предположения, ахи и охи обрушились на меня чуть ли не в большем количестве, чем дождевая вода, но тут пара знакомых рук подняла меня с земли и усадила, а пара знакомых голубых глаз глянула мне в глаза, едва я их открыла. Еле заметное движение век дало мне понять, что миссия свершилась удачно. И в самом деле – я тут же увидела, как мальчишка кожевенника улепетывает к себе на чердак, прижимая к уху какую-то тряпицу; никто в толпе не обратил на него ни малейшего внимания, все были поглощены новой сенсацией.
Жители деревни, столь кровожадные по отношению к малолетнему преступнику, со мной были сама доброта. Меня подняли со всей осторожностью и перенесли снова в дом Дунканов, где потчевали бренди и чаем, укутали теплыми одеялами и окружили сочувствием. Мне разрешили уехать только после того, как Джейми резко потребовал, чтобы меня оставили в покое, поднял меня с кушетки и повел к двери, невзирая на увещевания хозяев.
Я снова сидела в седле впереди него, мою лошадь мы вели в поводу; я поблагодарила Джейми за помощь. Он отмахнулся от моей благодарности:
– Не за что, барышня!
– Но для вас это было рискованно, – настаивала я. – К сожалению, я не сразу сообразила, что подвергаю вас опасности своей просьбой.
– А! – только и сказал он на это, но минуту спустя добавил с коротким смешком: – Уж не считаете ли вы меня менее храбрым, чем маленькая английская барышня?
Спускались сумерки, и Джейми пустил лошадей рысью. Мы с ним почти не разговаривали по дороге, а когда добрались до замка, он попрощался со мной коротким: «Всего доброго, миссис англичанка!» Но я почувствовала, что зародилась дружба гораздо более глубокая, чем та, которая сводится лишь к беспечной болтовне под яблонями.
Глава 10
Присяга
Следующие два дня прошли в ужасной суете: прибывали все новые гости, всяческие приготовления шли полным ходом. Моя медицинская практика резко сократилась; жертвы отравления выздоровели, а всем прочим некогда было болеть. Кроме заноз у парнишек, которые доставляли дрова для топки, да незначительных ожогов у девушек из кухонной прислуги, никаких происшествий не случалось.
Зато сама я находилась в сильнейшем напряжении. Нынче ночью или никогда! Миссис Фиц сообщила мне, что все дееспособные мужчины клана Маккензи в эту ночь соберутся в холле и будут присягать на верность Колуму. Во время столь важной церемонии вряд ли кто-то станет особо следить за конюшней.
В те часы, когда я помогала на кухне и в саду, я позаботилась запасти побольше провизии – чтобы хватило на несколько дней. У меня не было фляжки для воды, но я решила заменить ее стеклянным кувшином, позаимствованным из врачебного кабинета. Зато у меня есть крепкие ботинки и – благодаря любезности Колума – теплый плащ. Возьму лошадку посмирнее; во время посещения конюшни после обеда я наметила себе такую. Денег нет, но мои пациенты надарили мне кучу всяких мелких вещиц, в том числе резных ювелирных безделушек, а также разных ленточек. Если понадобится, можно попробовать обменять их на что-то необходимое.
Мне было не слишком приятно платить подобной монетой за гостеприимство Колума и дружеское отношение других обитателей замка, но что поделаешь? Я подумалаподумала и решила, что придется уехать не попрощавшись. Бумаги для прощального письма у меня опять-таки не имелось, а рискнуть и поискать листок в кабинете у Колума я не отваживалась.
Через час после того, как стемнело, я пробралась в конюшню и чутко прислушалась, нет ли там кого. Кажется, все ушли в холл готовиться к церемонии. Дверь была закрыта, я осторожно толкнула ее, и она бесшумно отворилась, повернувшись на кожаных петлях.
Воздух внутри был теплый и насыщенный негромким шорохом соломы и пофыркиванием отдыхающих лошадей. Темно было, как под шляпой владельца похоронного бюро, по любимому выражению моего дяди Лэма. Немногочисленные окна для вентиляции слишком малы и узки, чтобы пропускать слабый свет ночного неба. Выставив руки вперед, я осторожно продвигалась к главной части конюшни, и солома шелестела у меня под ногами.
Я шарила руками в темноте, стараясь нащупать перекладину стойла и двинуться дальше. Руки, увы, нашарили только пустоту, зато обеими ногами я натолкнулась на какое-то весьма солидное препятствие и с невольным криком, эхом отозвавшимся в старом каменном здании, повалилась во весь рост плашмя.
«Препятствие» повернулось и с громким проклятием ухватило меня за обе руки. Я оказалась вплотную прижатой к телу какого-то весьма рослого мужчины, который дышал мне в самое ухо.
– Кто это? – зашипела я, стараясь вырваться. – Что вы тут делаете?
По-видимому, узнав мой голос, противник ослабил хватку.
– Я мог бы задать вам такой же вопрос, англичаночка, – отозвался глубокий и мягкий голос Джейми Мактевиша, и я вздохнула с облегчением.
Зашуршала солома, и Джейми сел.
– Впрочем, я догадываюсь, – сухо добавил он. – Как вам кажется, далеко ли вы успеете ускакать темной ночью на незнакомой лошади? Причем с утра половина клана Маккензи пустится за вами вдогонку.
Я была невероятно зла.
– Они за мной не погонятся. Они все в холле. Я была бы весьма удивлена, если бы тот из них, кто утром окажется достаточно трезвым и встанет на ноги, пустился вдогонку за кем бы то ни было.
Джейми рассмеялся, встал и протянул руку, чтобы помочь подняться и мне. Он отряхнул солому с моего платья сзади – с несколько большим нажимом, чем я считала необходимым.
– Вроде бы это звучит резонно, англичаночка, – сказал он, как будто сомневался в моей способности рассуждать резонно при данных обстоятельствах. – Или звучало бы, если бы Колум не установил сторожевые посты вокруг замка, а также в лесу. Вряд ли он оставил бы замок незащищенным и собрал всех мужчин клана, способных сражаться, в холле. Хорошо еще, что камень не горит, не то что дерево…
Я сообразила, что он намекает на подлое массовое убийство, совершенное неким Джоном Кэмпбеллом по наущению правительства: он предал мечу тридцать восемь членов клана Макдональд и сжег дом, где лежали их тела. Я быстро подсчитала в уме. Это произошло около пятидесяти лет назад – не так уж давно, чтобы принятые Колумом меры предосторожности показались неоправданными.
– Во всяком случае, вы не могли бы выбрать более неподходящую ночь для бегства, – продолжал Мактевиш.
Мне показалось немного странным то, что он осуждает не мое намерение бежать, а неудачно выбранный способ побега.
– Мало того что кругом охрана, да еще к тому же все лучшие всадники находятся в замке, но на дорогах полно народа, который направляется сюда, чтобы участвовать в тинчале и в играх.
– В тинчале?
– Тинчал – это охота. Обычно на оленей, на этот раз, может быть, на кабана. Один из конюхов говорил Алеку, что в восточном лесу появился здоровенный кабан.
Джейми положил свою большую руку мне на спину и повернул меня лицом к длинной светлеющей щели в приоткрытой двери конюшни.
– Пошли, – сказал он. – Я отведу вас обратно в замок.
Я отодвинулась от него. Сказала сердито:
– Не беспокойтесь, я сама найду дорогу.
Он твердо взял меня за локоть.
– Смею надеяться, что найдете. Но не думаю, что вам стоило бы встречаться с охранниками Колума один на один.
– С чего бы это? – огрызнулась я. – Я ничего плохого не делаю, а гулять за воротами замка не запрещено, не так ли?
– Нет, не запрещено, – ответил он, вглядываясь в темноту с задумчивым выражением. – Сомневаюсь, что они захотели бы причинить вам беспокойство, но вполне и даже более чем вероятно, что стражи стоят на посту в компании с фляжкой. Выпивка – очень приятный товарищ, но не слишком добрый советчик в том, что называется примерным поведением, особенно если милая маленькая барышня натыкается на вас в темноте.
– Я же наткнулась в темноте на вас, – храбро возразила я. – К тому же я не очень-то маленькая и не слишком хорошенькая, особенно сейчас.
– Что касается меня, то я был сонный, но не пьяный, – ответил Джейми. – И, оставляя в стороне вопрос о вашем характере, должен заметить, что вы намного меньше любого из стражей Колума.
Я оставила это замечание без ответа – эта линия разговора, пожалуй, вела в тупик – и попробовала другую дорожку.
– А почему вы-то спали в конюшне? – спросила я. – Разве у вас нет постели в другом месте?
Мы в это время шли по огороду возле кухни, и мне было видно лицо Джейми при слабом свете звезд. Он был сосредоточен, осторожно выбирал дорогу, но при этих моих словах бросил на меня быстрый взгляд.
– Да, – произнес он и некоторое время продолжал идти молча, прежде чем ответил: – Я решил, что мне лучше оставаться в стороне.
– Потому что не собираетесь присягать Колуму Маккензи? – предположила я. – И не хотите, чтобы вокруг этого поднялся лишний шум?
Он снова поглядел на меня – с любопытством.
– Примерно так.
Одни из боковых ворот гостеприимно стояли раскрытыми, и фонарь, который горел поблизости от них на камне, бросал на дорожку желтую полосу света. Мы уже почти дошли до этого сигнального огня, когда чья-то рука зажала мне рот, и я была толчком сбита с ног.
Я сопротивлялась как могла, но мой противник, одетый в толстые перчатки, которые я не могла прокусить, был к тому же, как и предупреждал Джейми, намного крупнее меня.
У Джейми, как видно, были тоже небольшие неприятности – судя по явственным звукам борьбы и многочисленным проклятиям. Борьба закончилась внезапным сильным ударом и взрывом шотландской ругани. И тотчас раздался чей-то смех.
– Бог ты мой, да это же молодой парень, племянник Колума! Поздненько ты поспел к присяге, паренек, а? Кто это с тобой?
– Девчонка, – отвечал на это человек, который держал меня, – ничего себе, пухленькая, да и увесистая тоже.
Он убрал свою руку с моих губ и запустил ее совсем в другое место. Я возмущенно провопила нечто, повернулась, ухватила его за нос и дернула. Он отпустил меня с такими «клятвами», каких, судя по всему, не произносили в холле во время присяги. Я поскорее отступила в сторону, подальше от густого облака вонючего перегара, и почувствовала внезапный прилив благодарности к Джейми. Его намерение проводить меня оказалось весьма разумным.
Он, кажется, смотрел на это иначе, тщетно стараясь отделаться от вцепившихся в него двух вооруженных стражей. В их действиях не было ничего враждебного, однако они были тверды в своих намерениях. Они направлялись прямо к воротам и волокли за собой Джейми.
– Да позвольте же мне хоть пойти переодеться, – протестовал он. – Не могу я идти присягать в таком виде.
Его попытка улизнуть под благовидным предлогом потерпела неудачу из-за внезапного появления Руперта, который, разряженный в пух и прах – пестрая рубашка, кафтан, отделанный золотым галуном, – выскочил из ворот, как пробка из бутылки.
– Об этом ты не беспокойся, паренек, – заявил он, глядя на Джейми сверкающими от возбуждения глазами. – Мы тебя прямо там оденем.
Он кивнул в сторону калитки, и Джейми вынужден был туда последовать.
Мощная рука ухватила меня за локоть, и я волей-неволей подчинилась и вошла во двор замка.
Руперт находился в весьма приподнятом настроении, как, впрочем, и все другие мужчины, которых я увидела в замке. Их там было человек шестьдесят или семьдесят, одетых в свое лучшее платье и увешанных кинжалами, мечами, пистолетами, спорранами; они толпились во дворе, поближе ко входу в большой холл. Руперт указал какую-то дверь, и мужчины увлекли Джейми в маленькую освещенную комнату. Ее использовали как гардеробную; на специально установленных столах и на полках по стенам лежало множество разнообразной одежды.
Руперт окинул Джейми критическим взглядом, особое внимание уделив соломе в волосах и пятнам на рубахе. Покосился он и на мои волосы, в которых тоже застряли соломинки, и по его жирной физиономии расплылась циничная ухмылка.
– Неудивительно, что ты запоздал, парень, – сказал он и ткнул Джейми под ребро. – Уилли! – окликнул он кого-то. – Нам тут нужна кое-какая одежонка. Что-нибудь подходящее для племянника лэрда. Сыщи все, что надо, да поживее, дружище!
Джейми, стиснув губы в жесткую линию, смотрел на окружающих его мужчин – шестерых членов клана, в возбужденном состоянии духа ожидающих церемонии присяги и до краев переполненных гордостью за род Маккензи. Высокий дух поддерживался при помощи обильных порций эля, черпаемого из бочонка, который я заметила во дворе. Глаза Джейми остановились на мне с достаточно мрачным выражением. На лице его, как мне показалось, было ясно написано, что все это – моих рук дело.
Он, разумеется, мог заявить, что не собирается присягать Колуму и намерен вернуться в конюшню на теплое ложе… если хотел, чтобы его зверски избили или перерезали ему глотку. По-прежнему глядя на меня, он приподнял брови, пожал плечами и с улыбкой отдался на милость Уилли, который спешил к нему с целой охапкой белоснежного полотна и со щеткой для волос в руке. Охапку полотна увенчивала плоская голубая шапочка из бархата с прикрепленной к ней кокардой, за которую была засунута веточка падуба. Я взяла шапочку в руки, чтобы получше рассмотреть ее, пока Джейми облачался в чистую рубашку и со сдержанной яростью причесывал щеткой волосы.
Кокарда была круглая, с удивительно тонкой гравировкой. В центре – пять вулканов, изрыгающих языки пламени, а по краю шел девиз: Luceo non Uro.
– Излучаю свет, но не сгораю, – перевела я надпись вслух.
– Верно, барышня. – Уилли кивнул мне одобрительно. – Это девиз Маккензи.
Он взял шапочку у меня из рук и передал ее Джейми, а сам пошел за остальной одеждой.
– Я… я прошу прощения, – негромко сказала я, пользуясь отсутствием Уилли и подходя поближе к Джейми. – Я не предполагала…
Джейми, который с недовольным лицом рассматривал кокарду, посмотрел на меня с высоты своего роста, и жесткая линия губ немного смягчилась.
– Не тревожьтесь обо мне, англичаночка. Это должно было произойти рано или поздно.
Он открепил кокарду от шапочки и с кислой усмешкой взвесил ее на ладони.
– Вы знаете мой девиз, барышня? – спросил он. – Я имею в виду – девиз моего клана?
– Нет, – ответила я. – Какой же он?
Джейми подбросил кокарду вверх, поймал ее и осторожно положил в спорран. Холодно глянул через распахнутую дверь на собирающихся беспорядочными кучками членов клана Маккензи.
– Je suis prest, – ответил он на очень хорошем французском.
Обернулся и посмотрел на Руперта и еще одного огромного Маккензи, которого я не знала: лица у обоих пылали как от внутреннего воодушевления, так и от духа спиртного, принятого, как видно, в немалом количестве. Руперт держал длинный тартан цветов Маккензи.
Без долгих предисловий второй мужчина протянул руку к пряжке на килте Джейми.
– Англичаночка, вам лучше уйти, – посоветовал Джейми. – Женщине здесь не место.
– Я понимаю, – ответила я и получила в награду кривоватую улыбку.
На Джейми тем временем надели новый килт, а старый был из-под него просто сдернут к ногам, и, таким образом, скромность не пострадала. Руперт и второй мужчина взяли Джейми под руки и повели к выходу.
Я немедленно повернулась и направилась к лестнице на галерею для менестрелей, тщательно избегая смотреть на членов клана, мимо которых пришлось проходить. Свернув за угол, я остановилась и прижалась к стене, чтобы никто меня не заметил. Подождала, пока коридор на время опустеет, шмыгнула в дверь, ведущую на галерею, и поспешно закрыла ее за собой, прежде чем кто-нибудь вывернул из-за угла и заметил, куда я скрылась. Откуда-то сверху на лестницу падал свет, и я вполне благополучно поднялась по разбитым ступеням. Карабкаясь туда, откуда шел свет и доносился шум, я думала о последней фразе нашего с Джейми разговора.
Je suis prest – я готов.
Мне оставалось надеяться, что это так.
Галерея была освещена сосновыми факелами, которые то и дело давали ярчайшие вспышки, стоя в своих гнездах, окруженных черными пятнами сажи – следами предшественников. Несколько лиц повернулось в мою сторону, едва я появилась на галерее. Судя по всему, здесь, наверху, собрались все женщины замка. Я узнала Лаогеру, Магдален и некоторых служанок, которых мне приходилось встречать в кухне, – и, конечно же, величественную фигуру миссис Фицгиббонс, занимающую почетное место возле балюстрады.
Завидев меня, она дружески кивнула, приглашая подойти к себе, и женщины потеснились, чтобы дать мне пройти. Я подошла к перилам – и весь холл открылся предо мной.
Стены его были убраны ветками мирта, тиса и падуба; аромат этих вечнозеленых деревьев доносился и на галерею, смешанный с запахом дыма и мужских тел. Мужчин было несколько десятков, и у каждого одежда геральдической расцветки – у иных просто плед, наброшенный прямо на рабочую рубаху и потрепанные клетчатые штаны, да шапочка. Фасоны варьировались, но цвета оставались неизменными – темно-зеленый и белый.
Большинство, однако, было одето так же, как Джейми: килт, плед и шапочка, у многих прикреплены кокарды. Я отыскала глазами Джейми; по-прежнему мрачный, он стоял у стены. Руперт затерялся в толпе, но двое куда более крупных Маккензи стояли по левую и правую руку Джейми, точно телохранители.
Беспорядок и суматоха в холле поулеглись после того, как постоянные обитатели замка оттеснили вновь прибывших к нижней части зала.
Вечер был сегодня особенный, и кроме юнца, который обычно играл на волынке в одиночестве, появились еще два волынщика; гордая осанка одного из них, а также сделанные из слоновой кости наконечники трубок его инструмента свидетельствовали о том, что это признанный мастер. Он кивнул двум другим, и зал наполнился густым басовым гудением волынок. Менее крупные, нежели боевые волынки Северной Шотландии, эти производили тоже достаточно шума.
Но вот в басовую мелодию ворвалась пронзительная трель, от которой у слушателей закипела кровь. Женщины вокруг меня пришли в возбуждение, и я вспомнила строчки из «Мэгги Лодер»[20]:
Музыка волынок достигла наивысшей громкости и страсти – и вдруг оборвалась. В полной тишине, наступившей в холле, Колум Маккензи появился в верхних дверях и торжественно прошествовал к воздвигнутому в почетном конце зала небольшому возвышению. Он не делал никаких усилий, чтобы скрыть свою немощь, но на этот раз и не выставлял ее напоказ. Он выглядел великолепно в своем лазурно-голубом кафтане, богато расшитом золотом, с серебряными пуговицами и розовыми шелковыми манжетами почти до локтя. Килт из тонкой шерсти спускался ниже колен, закрывая почти полностью ноги и короткие чулки. Шапочка голубая, но в кокарду вставлены перья, а не веточка падуба. Весь зал затаил дыхание, когда Колум занял свое место в центре возвышения. Кем бы еще он ни был, но актер он великолепный.
Колум повернулся лицом к собравшимся, воздел руки и приветствовал всех громким кличем:
– Tulach Ard!
– Tulach Ard! – заревел зал в ответ.
Женщина рядом со мной вся задрожала.
Затем Колум произнес короткую речь на гэльском языке. Она была несколько раз прерываема громкими криками одобрения, а сразу после нее началась церемония присяги.
Первым к возвышению подошел Дугал Маккензи. Он остался стоять перед возвышением, и головы братьев оказались на одном уровне. Дугал оделся богато, но на его коричневом бархатном кафтане не было золотого шитья, и таким образом он не отвлекал внимания от великолепной пышности наряда Колума.
Дугал выхватил из ножен свой кинжал и опустился на одно колено, держа кинжал острием вверх. Голос у Дугала был менее сильный, чем у Колума, но все же достаточно громкий для того, чтобы каждое его слово услышали во всех уголках зала.
– Клянусь крестом нашего Господа Иисуса Христа и священным железом, что я держу в руке, посвятить мою преданность, верность и честь клану Маккензи. Если рука моя когда-нибудь поднимется против вас, пусть этот кинжал поразит меня в сердце.
Он опустил кинжал и поцеловал его в том месте, где рукоятка соединяется с лезвием; затем вложил оружие в ножны. Все еще коленопреклоненный, Дугал протянул Колуму обе руки, тот взял их в свои и поднес к губам в знак того, что принимает присягу. Затем он поднял Дугала на ноги.
Обернувшись, Колум взял серебряный кубок с накрытого тартаном особого столика. Эту тяжелую чашу с двумя ручками по бокам он поднял обеими руками, отпил из нее и протянул Дугалу. Тот сделал большой глоток и вернул кубок. Поклонился лэрду клана Маккензи и отошел в сторону, освободив место следующему за ним человеку.
Процедура повторялась с неизменным однообразием – от клятвы до пригубливания кубка. Прикинув, сколько народа ждет своей очереди, я снова подивилась способности Колума поглощать спиртное. Я как раз занималась примерными подсчетами, сколько же ему придется выпить до конца вечера, когда увидела, что следующим в очереди стоит Джейми.
Зато сама я находилась в сильнейшем напряжении. Нынче ночью или никогда! Миссис Фиц сообщила мне, что все дееспособные мужчины клана Маккензи в эту ночь соберутся в холле и будут присягать на верность Колуму. Во время столь важной церемонии вряд ли кто-то станет особо следить за конюшней.
В те часы, когда я помогала на кухне и в саду, я позаботилась запасти побольше провизии – чтобы хватило на несколько дней. У меня не было фляжки для воды, но я решила заменить ее стеклянным кувшином, позаимствованным из врачебного кабинета. Зато у меня есть крепкие ботинки и – благодаря любезности Колума – теплый плащ. Возьму лошадку посмирнее; во время посещения конюшни после обеда я наметила себе такую. Денег нет, но мои пациенты надарили мне кучу всяких мелких вещиц, в том числе резных ювелирных безделушек, а также разных ленточек. Если понадобится, можно попробовать обменять их на что-то необходимое.
Мне было не слишком приятно платить подобной монетой за гостеприимство Колума и дружеское отношение других обитателей замка, но что поделаешь? Я подумалаподумала и решила, что придется уехать не попрощавшись. Бумаги для прощального письма у меня опять-таки не имелось, а рискнуть и поискать листок в кабинете у Колума я не отваживалась.
Через час после того, как стемнело, я пробралась в конюшню и чутко прислушалась, нет ли там кого. Кажется, все ушли в холл готовиться к церемонии. Дверь была закрыта, я осторожно толкнула ее, и она бесшумно отворилась, повернувшись на кожаных петлях.
Воздух внутри был теплый и насыщенный негромким шорохом соломы и пофыркиванием отдыхающих лошадей. Темно было, как под шляпой владельца похоронного бюро, по любимому выражению моего дяди Лэма. Немногочисленные окна для вентиляции слишком малы и узки, чтобы пропускать слабый свет ночного неба. Выставив руки вперед, я осторожно продвигалась к главной части конюшни, и солома шелестела у меня под ногами.
Я шарила руками в темноте, стараясь нащупать перекладину стойла и двинуться дальше. Руки, увы, нашарили только пустоту, зато обеими ногами я натолкнулась на какое-то весьма солидное препятствие и с невольным криком, эхом отозвавшимся в старом каменном здании, повалилась во весь рост плашмя.
«Препятствие» повернулось и с громким проклятием ухватило меня за обе руки. Я оказалась вплотную прижатой к телу какого-то весьма рослого мужчины, который дышал мне в самое ухо.
– Кто это? – зашипела я, стараясь вырваться. – Что вы тут делаете?
По-видимому, узнав мой голос, противник ослабил хватку.
– Я мог бы задать вам такой же вопрос, англичаночка, – отозвался глубокий и мягкий голос Джейми Мактевиша, и я вздохнула с облегчением.
Зашуршала солома, и Джейми сел.
– Впрочем, я догадываюсь, – сухо добавил он. – Как вам кажется, далеко ли вы успеете ускакать темной ночью на незнакомой лошади? Причем с утра половина клана Маккензи пустится за вами вдогонку.
Я была невероятно зла.
– Они за мной не погонятся. Они все в холле. Я была бы весьма удивлена, если бы тот из них, кто утром окажется достаточно трезвым и встанет на ноги, пустился вдогонку за кем бы то ни было.
Джейми рассмеялся, встал и протянул руку, чтобы помочь подняться и мне. Он отряхнул солому с моего платья сзади – с несколько большим нажимом, чем я считала необходимым.
– Вроде бы это звучит резонно, англичаночка, – сказал он, как будто сомневался в моей способности рассуждать резонно при данных обстоятельствах. – Или звучало бы, если бы Колум не установил сторожевые посты вокруг замка, а также в лесу. Вряд ли он оставил бы замок незащищенным и собрал всех мужчин клана, способных сражаться, в холле. Хорошо еще, что камень не горит, не то что дерево…
Я сообразила, что он намекает на подлое массовое убийство, совершенное неким Джоном Кэмпбеллом по наущению правительства: он предал мечу тридцать восемь членов клана Макдональд и сжег дом, где лежали их тела. Я быстро подсчитала в уме. Это произошло около пятидесяти лет назад – не так уж давно, чтобы принятые Колумом меры предосторожности показались неоправданными.
– Во всяком случае, вы не могли бы выбрать более неподходящую ночь для бегства, – продолжал Мактевиш.
Мне показалось немного странным то, что он осуждает не мое намерение бежать, а неудачно выбранный способ побега.
– Мало того что кругом охрана, да еще к тому же все лучшие всадники находятся в замке, но на дорогах полно народа, который направляется сюда, чтобы участвовать в тинчале и в играх.
– В тинчале?
– Тинчал – это охота. Обычно на оленей, на этот раз, может быть, на кабана. Один из конюхов говорил Алеку, что в восточном лесу появился здоровенный кабан.
Джейми положил свою большую руку мне на спину и повернул меня лицом к длинной светлеющей щели в приоткрытой двери конюшни.
– Пошли, – сказал он. – Я отведу вас обратно в замок.
Я отодвинулась от него. Сказала сердито:
– Не беспокойтесь, я сама найду дорогу.
Он твердо взял меня за локоть.
– Смею надеяться, что найдете. Но не думаю, что вам стоило бы встречаться с охранниками Колума один на один.
– С чего бы это? – огрызнулась я. – Я ничего плохого не делаю, а гулять за воротами замка не запрещено, не так ли?
– Нет, не запрещено, – ответил он, вглядываясь в темноту с задумчивым выражением. – Сомневаюсь, что они захотели бы причинить вам беспокойство, но вполне и даже более чем вероятно, что стражи стоят на посту в компании с фляжкой. Выпивка – очень приятный товарищ, но не слишком добрый советчик в том, что называется примерным поведением, особенно если милая маленькая барышня натыкается на вас в темноте.
– Я же наткнулась в темноте на вас, – храбро возразила я. – К тому же я не очень-то маленькая и не слишком хорошенькая, особенно сейчас.
– Что касается меня, то я был сонный, но не пьяный, – ответил Джейми. – И, оставляя в стороне вопрос о вашем характере, должен заметить, что вы намного меньше любого из стражей Колума.
Я оставила это замечание без ответа – эта линия разговора, пожалуй, вела в тупик – и попробовала другую дорожку.
– А почему вы-то спали в конюшне? – спросила я. – Разве у вас нет постели в другом месте?
Мы в это время шли по огороду возле кухни, и мне было видно лицо Джейми при слабом свете звезд. Он был сосредоточен, осторожно выбирал дорогу, но при этих моих словах бросил на меня быстрый взгляд.
– Да, – произнес он и некоторое время продолжал идти молча, прежде чем ответил: – Я решил, что мне лучше оставаться в стороне.
– Потому что не собираетесь присягать Колуму Маккензи? – предположила я. – И не хотите, чтобы вокруг этого поднялся лишний шум?
Он снова поглядел на меня – с любопытством.
– Примерно так.
Одни из боковых ворот гостеприимно стояли раскрытыми, и фонарь, который горел поблизости от них на камне, бросал на дорожку желтую полосу света. Мы уже почти дошли до этого сигнального огня, когда чья-то рука зажала мне рот, и я была толчком сбита с ног.
Я сопротивлялась как могла, но мой противник, одетый в толстые перчатки, которые я не могла прокусить, был к тому же, как и предупреждал Джейми, намного крупнее меня.
У Джейми, как видно, были тоже небольшие неприятности – судя по явственным звукам борьбы и многочисленным проклятиям. Борьба закончилась внезапным сильным ударом и взрывом шотландской ругани. И тотчас раздался чей-то смех.
– Бог ты мой, да это же молодой парень, племянник Колума! Поздненько ты поспел к присяге, паренек, а? Кто это с тобой?
– Девчонка, – отвечал на это человек, который держал меня, – ничего себе, пухленькая, да и увесистая тоже.
Он убрал свою руку с моих губ и запустил ее совсем в другое место. Я возмущенно провопила нечто, повернулась, ухватила его за нос и дернула. Он отпустил меня с такими «клятвами», каких, судя по всему, не произносили в холле во время присяги. Я поскорее отступила в сторону, подальше от густого облака вонючего перегара, и почувствовала внезапный прилив благодарности к Джейми. Его намерение проводить меня оказалось весьма разумным.
Он, кажется, смотрел на это иначе, тщетно стараясь отделаться от вцепившихся в него двух вооруженных стражей. В их действиях не было ничего враждебного, однако они были тверды в своих намерениях. Они направлялись прямо к воротам и волокли за собой Джейми.
– Да позвольте же мне хоть пойти переодеться, – протестовал он. – Не могу я идти присягать в таком виде.
Его попытка улизнуть под благовидным предлогом потерпела неудачу из-за внезапного появления Руперта, который, разряженный в пух и прах – пестрая рубашка, кафтан, отделанный золотым галуном, – выскочил из ворот, как пробка из бутылки.
– Об этом ты не беспокойся, паренек, – заявил он, глядя на Джейми сверкающими от возбуждения глазами. – Мы тебя прямо там оденем.
Он кивнул в сторону калитки, и Джейми вынужден был туда последовать.
Мощная рука ухватила меня за локоть, и я волей-неволей подчинилась и вошла во двор замка.
Руперт находился в весьма приподнятом настроении, как, впрочем, и все другие мужчины, которых я увидела в замке. Их там было человек шестьдесят или семьдесят, одетых в свое лучшее платье и увешанных кинжалами, мечами, пистолетами, спорранами; они толпились во дворе, поближе ко входу в большой холл. Руперт указал какую-то дверь, и мужчины увлекли Джейми в маленькую освещенную комнату. Ее использовали как гардеробную; на специально установленных столах и на полках по стенам лежало множество разнообразной одежды.
Руперт окинул Джейми критическим взглядом, особое внимание уделив соломе в волосах и пятнам на рубахе. Покосился он и на мои волосы, в которых тоже застряли соломинки, и по его жирной физиономии расплылась циничная ухмылка.
– Неудивительно, что ты запоздал, парень, – сказал он и ткнул Джейми под ребро. – Уилли! – окликнул он кого-то. – Нам тут нужна кое-какая одежонка. Что-нибудь подходящее для племянника лэрда. Сыщи все, что надо, да поживее, дружище!
Джейми, стиснув губы в жесткую линию, смотрел на окружающих его мужчин – шестерых членов клана, в возбужденном состоянии духа ожидающих церемонии присяги и до краев переполненных гордостью за род Маккензи. Высокий дух поддерживался при помощи обильных порций эля, черпаемого из бочонка, который я заметила во дворе. Глаза Джейми остановились на мне с достаточно мрачным выражением. На лице его, как мне показалось, было ясно написано, что все это – моих рук дело.
Он, разумеется, мог заявить, что не собирается присягать Колуму и намерен вернуться в конюшню на теплое ложе… если хотел, чтобы его зверски избили или перерезали ему глотку. По-прежнему глядя на меня, он приподнял брови, пожал плечами и с улыбкой отдался на милость Уилли, который спешил к нему с целой охапкой белоснежного полотна и со щеткой для волос в руке. Охапку полотна увенчивала плоская голубая шапочка из бархата с прикрепленной к ней кокардой, за которую была засунута веточка падуба. Я взяла шапочку в руки, чтобы получше рассмотреть ее, пока Джейми облачался в чистую рубашку и со сдержанной яростью причесывал щеткой волосы.
Кокарда была круглая, с удивительно тонкой гравировкой. В центре – пять вулканов, изрыгающих языки пламени, а по краю шел девиз: Luceo non Uro.
– Излучаю свет, но не сгораю, – перевела я надпись вслух.
– Верно, барышня. – Уилли кивнул мне одобрительно. – Это девиз Маккензи.
Он взял шапочку у меня из рук и передал ее Джейми, а сам пошел за остальной одеждой.
– Я… я прошу прощения, – негромко сказала я, пользуясь отсутствием Уилли и подходя поближе к Джейми. – Я не предполагала…
Джейми, который с недовольным лицом рассматривал кокарду, посмотрел на меня с высоты своего роста, и жесткая линия губ немного смягчилась.
– Не тревожьтесь обо мне, англичаночка. Это должно было произойти рано или поздно.
Он открепил кокарду от шапочки и с кислой усмешкой взвесил ее на ладони.
– Вы знаете мой девиз, барышня? – спросил он. – Я имею в виду – девиз моего клана?
– Нет, – ответила я. – Какой же он?
Джейми подбросил кокарду вверх, поймал ее и осторожно положил в спорран. Холодно глянул через распахнутую дверь на собирающихся беспорядочными кучками членов клана Маккензи.
– Je suis prest, – ответил он на очень хорошем французском.
Обернулся и посмотрел на Руперта и еще одного огромного Маккензи, которого я не знала: лица у обоих пылали как от внутреннего воодушевления, так и от духа спиртного, принятого, как видно, в немалом количестве. Руперт держал длинный тартан цветов Маккензи.
Без долгих предисловий второй мужчина протянул руку к пряжке на килте Джейми.
– Англичаночка, вам лучше уйти, – посоветовал Джейми. – Женщине здесь не место.
– Я понимаю, – ответила я и получила в награду кривоватую улыбку.
На Джейми тем временем надели новый килт, а старый был из-под него просто сдернут к ногам, и, таким образом, скромность не пострадала. Руперт и второй мужчина взяли Джейми под руки и повели к выходу.
Я немедленно повернулась и направилась к лестнице на галерею для менестрелей, тщательно избегая смотреть на членов клана, мимо которых пришлось проходить. Свернув за угол, я остановилась и прижалась к стене, чтобы никто меня не заметил. Подождала, пока коридор на время опустеет, шмыгнула в дверь, ведущую на галерею, и поспешно закрыла ее за собой, прежде чем кто-нибудь вывернул из-за угла и заметил, куда я скрылась. Откуда-то сверху на лестницу падал свет, и я вполне благополучно поднялась по разбитым ступеням. Карабкаясь туда, откуда шел свет и доносился шум, я думала о последней фразе нашего с Джейми разговора.
Je suis prest – я готов.
Мне оставалось надеяться, что это так.
Галерея была освещена сосновыми факелами, которые то и дело давали ярчайшие вспышки, стоя в своих гнездах, окруженных черными пятнами сажи – следами предшественников. Несколько лиц повернулось в мою сторону, едва я появилась на галерее. Судя по всему, здесь, наверху, собрались все женщины замка. Я узнала Лаогеру, Магдален и некоторых служанок, которых мне приходилось встречать в кухне, – и, конечно же, величественную фигуру миссис Фицгиббонс, занимающую почетное место возле балюстрады.
Завидев меня, она дружески кивнула, приглашая подойти к себе, и женщины потеснились, чтобы дать мне пройти. Я подошла к перилам – и весь холл открылся предо мной.
Стены его были убраны ветками мирта, тиса и падуба; аромат этих вечнозеленых деревьев доносился и на галерею, смешанный с запахом дыма и мужских тел. Мужчин было несколько десятков, и у каждого одежда геральдической расцветки – у иных просто плед, наброшенный прямо на рабочую рубаху и потрепанные клетчатые штаны, да шапочка. Фасоны варьировались, но цвета оставались неизменными – темно-зеленый и белый.
Большинство, однако, было одето так же, как Джейми: килт, плед и шапочка, у многих прикреплены кокарды. Я отыскала глазами Джейми; по-прежнему мрачный, он стоял у стены. Руперт затерялся в толпе, но двое куда более крупных Маккензи стояли по левую и правую руку Джейми, точно телохранители.
Беспорядок и суматоха в холле поулеглись после того, как постоянные обитатели замка оттеснили вновь прибывших к нижней части зала.
Вечер был сегодня особенный, и кроме юнца, который обычно играл на волынке в одиночестве, появились еще два волынщика; гордая осанка одного из них, а также сделанные из слоновой кости наконечники трубок его инструмента свидетельствовали о том, что это признанный мастер. Он кивнул двум другим, и зал наполнился густым басовым гудением волынок. Менее крупные, нежели боевые волынки Северной Шотландии, эти производили тоже достаточно шума.
Но вот в басовую мелодию ворвалась пронзительная трель, от которой у слушателей закипела кровь. Женщины вокруг меня пришли в возбуждение, и я вспомнила строчки из «Мэгги Лодер»[20]:
Женщины на галерее если и не сходили с ума, то, во всяком случае, были в полном восторге и, свешиваясь через перила, оживленно переговаривались и воздавали дань восхищения то одному, то другому из прогуливавшихся по залу особенно нарядных представителей сильного пола. Какая-то девушка обратила внимание на Джейми и с приглушенным восклицанием предложила подружкам полюбоваться им. Тотчас начались оживленные перешептывания и мурлыканье по поводу его наружности. Впрочем, многие говорили не столько об этом, сколько о том, как это он явился присягать. Я заметила, что Лаогера, увидев его, так и просияла, и припомнила, как Алек говорил тогда в загоне, что ее отец ни за что не выдаст дочь за того, кто не из клана Маккензи. В самом ли деле он племянник Колума? Возможно, это лишь хитрость. Уловка, должная прикрыть человека, поставленного вне закона.
Я Рэб-певец, известный всем в округе,
И сходят девушки-красавицы с ума,
Едва возьму свою волынку в руки…
Музыка волынок достигла наивысшей громкости и страсти – и вдруг оборвалась. В полной тишине, наступившей в холле, Колум Маккензи появился в верхних дверях и торжественно прошествовал к воздвигнутому в почетном конце зала небольшому возвышению. Он не делал никаких усилий, чтобы скрыть свою немощь, но на этот раз и не выставлял ее напоказ. Он выглядел великолепно в своем лазурно-голубом кафтане, богато расшитом золотом, с серебряными пуговицами и розовыми шелковыми манжетами почти до локтя. Килт из тонкой шерсти спускался ниже колен, закрывая почти полностью ноги и короткие чулки. Шапочка голубая, но в кокарду вставлены перья, а не веточка падуба. Весь зал затаил дыхание, когда Колум занял свое место в центре возвышения. Кем бы еще он ни был, но актер он великолепный.
Колум повернулся лицом к собравшимся, воздел руки и приветствовал всех громким кличем:
– Tulach Ard!
– Tulach Ard! – заревел зал в ответ.
Женщина рядом со мной вся задрожала.
Затем Колум произнес короткую речь на гэльском языке. Она была несколько раз прерываема громкими криками одобрения, а сразу после нее началась церемония присяги.
Первым к возвышению подошел Дугал Маккензи. Он остался стоять перед возвышением, и головы братьев оказались на одном уровне. Дугал оделся богато, но на его коричневом бархатном кафтане не было золотого шитья, и таким образом он не отвлекал внимания от великолепной пышности наряда Колума.
Дугал выхватил из ножен свой кинжал и опустился на одно колено, держа кинжал острием вверх. Голос у Дугала был менее сильный, чем у Колума, но все же достаточно громкий для того, чтобы каждое его слово услышали во всех уголках зала.
– Клянусь крестом нашего Господа Иисуса Христа и священным железом, что я держу в руке, посвятить мою преданность, верность и честь клану Маккензи. Если рука моя когда-нибудь поднимется против вас, пусть этот кинжал поразит меня в сердце.
Он опустил кинжал и поцеловал его в том месте, где рукоятка соединяется с лезвием; затем вложил оружие в ножны. Все еще коленопреклоненный, Дугал протянул Колуму обе руки, тот взял их в свои и поднес к губам в знак того, что принимает присягу. Затем он поднял Дугала на ноги.
Обернувшись, Колум взял серебряный кубок с накрытого тартаном особого столика. Эту тяжелую чашу с двумя ручками по бокам он поднял обеими руками, отпил из нее и протянул Дугалу. Тот сделал большой глоток и вернул кубок. Поклонился лэрду клана Маккензи и отошел в сторону, освободив место следующему за ним человеку.
Процедура повторялась с неизменным однообразием – от клятвы до пригубливания кубка. Прикинув, сколько народа ждет своей очереди, я снова подивилась способности Колума поглощать спиртное. Я как раз занималась примерными подсчетами, сколько же ему придется выпить до конца вечера, когда увидела, что следующим в очереди стоит Джейми.