Страница:
– Конечно, нет, – согласился Женя. – Сказки все.
Лицо Жени покраснело, и он стал медленно припоминать те давние события семнадцатого года.
– А вы не припомните подробности той встречи?
– Кое-что. Все было как-то странно. Был друг и исчез прямо на глазах.
Женя опустился на скамейку.
– У меня тоже друг был, Егор. На Васильевском жил. Отец его, кажется, учителем в школе работал. Я помню, он еще кадетом Зимний от большевиков защищал.
Кузьминов огляделся по сторонам.
– Кто это тебе такое сказал? – шепотом спросил командир.
– Я сам это знаю. Тогда еще его из-под обломков баррикады вытаскивал. А расстался с ним на Дворцовой.
Командир удивленно вскинул брови.
– Сколько тебе лет, парень?
– Мне скоро семнадцать.
– Я, значит, ошибся.
– Ничего ты, Егор, не ошибся. Это я и есть. Напрягай свою память, вспоминай.
Растерянный Кузьминов так и присел.
– Не понимаю. Тебе семнадцать, мне сорок один…
– Все правильно. Ты живешь в своем времени, а я с будущего возвращаюсь в прошлое. Это мне там, в двадцать первом веке, семнадцать, а здесь меня нет вообще. Я появился и исчез…
Кузьминов уже забыл, зачем вызывал парня, и стал с ним вместе вспоминать прошлые дни.
– Я никогда бы не подумал, что мы еще встретимся, – признался Кузьминов. – Неужели это ты и есть, Жан?
– Выходит, так. Помнишь, я тебе говорил про трудные времена в будущем, про войну?
Командир закивал головой. Глаза его светились от такого поворота событий. Он готов был обнять Жана и расцеловать.
– Теперь веришь?
– Кажется, да. Вот ты мне скажи, долго ли еще будет эта война? Ты же все знаешь.
– Долго, до сорок пятого года. А эта блокада Ленинграда – самое страшное, что будет в этой войне с нашим городом.
– Выстоим?
– Будет очень трудно, но выстоим, ценой больших потерь.
– Ты здесь один? Где твои друзья? Забыл, как их зовут.
– Лиза, Ник, Ин. Вспомнил?
– Да, да… Именно так. Значит, это на самом деле ты. – Кузьминов подошел к Жану, и они обнялись. – Вот это да! Вот это встреча!
Радости его не было предела.
– Мне надо найти моих друзей. Скорее всего, они где-то в городе. Я помню один адресок на Малой Морской, но вряд ли кто там сейчас живет. Хозяйка еще в семнадцатом году была уже в преклонном возрасте.
– Давай за встречу, – предложил командир и поставил на стол солдатскую фляжку. – Из закуски только хлеб, так что извини. Тебя как мне теперь называть?
– Лучше Жаном.
– Годится, мне так будет привычнее, – согласился Кузьминов.
Он разлил по кружкам немного спирта и подвинул гостю.
– Когда будем двигаться? – спросил Жан.
– Часа через два. Давай за победу, чтобы наш город выстоял и не сдался.
– Выстоит, – заверил Жан.
– Хорошо бы. Я слышал, Жукова командующим присылают на Ленинградский фронт, а это сила мужик.
– Он парад Победы в Москве будет в сорок пятом принимать, – с гордостью сказал Жан.
– А Сталин? Он же главнокомандующий.
– Сталин будет уже староват. Ему останется только с Мавзолея приветствовать победителей.
– Я поражаюсь тебе, откуда ты все знаешь?
– Говорю тебе, что я с того времени. Ты до сих пор не веришь? Батя мой историю преподает в школе. Вот и приходится ее больше всех учить.
– А про Сталина ты так не говори, что староват, – предупредил Кузьминов. – Тебя за такие разговоры НКВД загребет и расстреляет без суда и следствия.
– Сейчас может, но на самом деле так оно и будет.
– Хорошо, – согласился Кузьминов. – Будем в городе, один на один сможешь мне все рассказать, что нас ждет дальше, в будущем?
– Тебе смогу, – согласился Жан. – Только тебе одному.
Отряд лесом уходил к Ленинграду. Они обошли захваченный немцами город Колпино и уже под утро приблизились к Ленинграду.
Авиация противника наносила удары по городу один за другим, сбрасывая зажигательные бомбы, чтобы все кругом горело и рушилось.
Жан, стиснув зубы, наблюдал из укрытия за всем происходящим, и ему не терпелось уложить пару фашистов тут же.
Со стороны оборонявших город раздавались короткие очереди зениток, которые заглушал рев немецких самолетов.
Жан находился рядом с командиром и постоянно требовал у него оружие.
– Еще успеешь кого-нибудь подстрелить, – говорил Кузьминов.
– Позор будет, если на войне не убью ни одного фашиста.
Командир только улыбался.
– Ты можешь мне прояснить обстановку, которая сейчас творится на фронте? – просил Жан. – Я же должен быть в курсе событий.
– Я и сам толком не знаю ничего, – махнул рукой Кузьминов. – Плохая обстановка. Фашисты наседают со всех сторон, продохнуть не дают, к Москве рвутся. Больше ничего мне не известно.
– Тогда как же ты воюешь?
– Ну, нет, кое-что, конечно, знаю. Кое-что…
– Хотя бы кое-что, – улыбался Жан.
Настало затишье, враг немного угомонился, и Жан подсел к командиру.
– Давай, кое-что… Ты обещал. – Жан приготовился выслушать все, о чем знал командир.
– Блокада началась в начале сентября. Фашисты взяли станцию Мга, окончательно перекрыв железнодорожное сообщение, и замкнули кольцо осады. Тогда же были разгромлены все Бадаевские склады – основной продовольственный резерв осажденного города. С этого и начались все беды. Нашим в город не пробраться. Враг ведет непрерывный огонь с земли и воздуха. Действуют многочисленные вражеские агенты в самом Ленинграде. Город защищают все: взрослые и дети. Все боятся приближения зимы, которая обещает быть суровой. Сталин приказал город не сдавать любой ценой и бросил целые армии для защиты, но пока ничего не получается. Может, до зимы все и кончится?
– Нет, не кончится, – вздохнул Жан. – Город будет в блокаде девятьсот дней.
– Не может быть! Это же почти три года! – У Кузьминова даже упало настроение. – Что же они так будут тянуть?
– Как ни печально, но это факт.
– Слушай, Жан, проберемся в город, обязательно мне все расскажи, – попросил командир. – Может, можно будет что-то изменить еще в этих событиях?
Жан задрал голову и, прищурив глаза, стал всматриваться в прозрачное небо. Оно было ярко-голубое, и от солнца слепило глаза.
Подошел Терехин и присел рядом.
– Кажется, ничего и не происходит, – прошептал Жан. – Войны-то как бы и нет.
– Это только кажется, – вздохнул солдат. – Видишь, «рама» кружит – это самолет-разведчик.
– Так сбей его, у тебя же оружие.
– Ее не сбить… на то она и «рама». Только себя засветишь.
Жан внимательно взглянул в лицо солдата, который сосредоточенно следил за полетом «рамы».
– Я пойду бойцов посмотрю, – сказал командир.
– Неужели ты меня и вправду за врага принял? – спросил Жан.
– А то как? Много бродит сейчас непонятных людей. Кто их разберет, где свои, а где чужие. Ты лучше мне скажи, знаешь нашего командира или как? Он тебя принял как близкого человека. Я это заметил сразу.
– Молодец, наблюдательный, – одобрил Жан. – Тебе только в разведку ходить, но иногда ты путаешь своих с чужими. Учиться надо такому ремеслу. Разведка – дело серьезное.
– Только не тебе меня учить. Я после войны думаю поступать в военное училище и стану офицером, – сообщил Терехин.
– Войну сначала до конца доведи, а потом мечтай. За это время все может измениться.
– Да?
– Вот тебе и да. Ты же не знаешь, что еще ждет впереди.
– Можно подумать, что ты много знаешь, – возразил солдат.
– Теперь и я ничего не знаю, – согласился Жан и окинул взглядом отдыхающих солдат. – Отряд ваш небольшой? – спросил он.
– С какой целью интересуешься? Я все равно тебе пока еще не доверяю.
– Болван ты, Терехин, – сделал заключение Жан. – Своих надо по запаху различать, а ты кроме махорки ничего и не нюхал в своей жизни.
– Ты ошибаешься, я не курю, и махорка мне ни к чему.
– Ничего, война еще долгая, научишься, – заверил Жан.
– А вот скажи, где брал такие стремные штаны? Я таких в жизни не встречал.
– Много будешь рассуждать – никогда не встретишь. Это вещи для особых людей. В революцию бойцов награждали революционными шароварами, а в наше время – джинсами.
– И что же это за время такое у вас?
– Тебе этого не понять, поэтому не стану ничего объяснять. Умом все равно не поймешь, а мне мое время дороже. – Жан поднялся и потянулся. – Что-то каша ваша совсем бестолковая. Я даже не наелся. Сообрази еще котелок.
– Обойдешься. Дома будешь объедаться. – Терехин тоже поднялся. – Сам откуда будешь?
– Из Санкт-Петербурга, – с гордостью объявил Жан.
– Ну, заливать ты горазд.
– Да с Ленинграда я, что привязался, – тут же исправился Жан. – Помечтать не даешь.
– Твои мечты не в ту сторону направлены, – заметил Терехин. – Вот я, например, из Вологды.
– Ну и флаг тебе в руки.
– А что, если ты из Ленинграда, здесь тогда делаешь? Все ваши там, на защите города.
– Тебя пришел проведать – устраивает?
Терехин удивленно посмотрел на Жана, пожал плечами и сказал:
– Если бы меня моя девушка проведала, я был бы рад. А ты мне зачем? Я как-нибудь и без тебя обойдусь.
– Это понятно, ты же вологодский.
Глава 7
Глава 8
Лицо Жени покраснело, и он стал медленно припоминать те давние события семнадцатого года.
– А вы не припомните подробности той встречи?
– Кое-что. Все было как-то странно. Был друг и исчез прямо на глазах.
Женя опустился на скамейку.
– У меня тоже друг был, Егор. На Васильевском жил. Отец его, кажется, учителем в школе работал. Я помню, он еще кадетом Зимний от большевиков защищал.
Кузьминов огляделся по сторонам.
– Кто это тебе такое сказал? – шепотом спросил командир.
– Я сам это знаю. Тогда еще его из-под обломков баррикады вытаскивал. А расстался с ним на Дворцовой.
Командир удивленно вскинул брови.
– Сколько тебе лет, парень?
– Мне скоро семнадцать.
– Я, значит, ошибся.
– Ничего ты, Егор, не ошибся. Это я и есть. Напрягай свою память, вспоминай.
Растерянный Кузьминов так и присел.
– Не понимаю. Тебе семнадцать, мне сорок один…
– Все правильно. Ты живешь в своем времени, а я с будущего возвращаюсь в прошлое. Это мне там, в двадцать первом веке, семнадцать, а здесь меня нет вообще. Я появился и исчез…
Кузьминов уже забыл, зачем вызывал парня, и стал с ним вместе вспоминать прошлые дни.
– Я никогда бы не подумал, что мы еще встретимся, – признался Кузьминов. – Неужели это ты и есть, Жан?
– Выходит, так. Помнишь, я тебе говорил про трудные времена в будущем, про войну?
Командир закивал головой. Глаза его светились от такого поворота событий. Он готов был обнять Жана и расцеловать.
– Теперь веришь?
– Кажется, да. Вот ты мне скажи, долго ли еще будет эта война? Ты же все знаешь.
– Долго, до сорок пятого года. А эта блокада Ленинграда – самое страшное, что будет в этой войне с нашим городом.
– Выстоим?
– Будет очень трудно, но выстоим, ценой больших потерь.
– Ты здесь один? Где твои друзья? Забыл, как их зовут.
– Лиза, Ник, Ин. Вспомнил?
– Да, да… Именно так. Значит, это на самом деле ты. – Кузьминов подошел к Жану, и они обнялись. – Вот это да! Вот это встреча!
Радости его не было предела.
– Мне надо найти моих друзей. Скорее всего, они где-то в городе. Я помню один адресок на Малой Морской, но вряд ли кто там сейчас живет. Хозяйка еще в семнадцатом году была уже в преклонном возрасте.
– Давай за встречу, – предложил командир и поставил на стол солдатскую фляжку. – Из закуски только хлеб, так что извини. Тебя как мне теперь называть?
– Лучше Жаном.
– Годится, мне так будет привычнее, – согласился Кузьминов.
Он разлил по кружкам немного спирта и подвинул гостю.
– Когда будем двигаться? – спросил Жан.
– Часа через два. Давай за победу, чтобы наш город выстоял и не сдался.
– Выстоит, – заверил Жан.
– Хорошо бы. Я слышал, Жукова командующим присылают на Ленинградский фронт, а это сила мужик.
– Он парад Победы в Москве будет в сорок пятом принимать, – с гордостью сказал Жан.
– А Сталин? Он же главнокомандующий.
– Сталин будет уже староват. Ему останется только с Мавзолея приветствовать победителей.
– Я поражаюсь тебе, откуда ты все знаешь?
– Говорю тебе, что я с того времени. Ты до сих пор не веришь? Батя мой историю преподает в школе. Вот и приходится ее больше всех учить.
– А про Сталина ты так не говори, что староват, – предупредил Кузьминов. – Тебя за такие разговоры НКВД загребет и расстреляет без суда и следствия.
– Сейчас может, но на самом деле так оно и будет.
– Хорошо, – согласился Кузьминов. – Будем в городе, один на один сможешь мне все рассказать, что нас ждет дальше, в будущем?
– Тебе смогу, – согласился Жан. – Только тебе одному.
Отряд лесом уходил к Ленинграду. Они обошли захваченный немцами город Колпино и уже под утро приблизились к Ленинграду.
Авиация противника наносила удары по городу один за другим, сбрасывая зажигательные бомбы, чтобы все кругом горело и рушилось.
Жан, стиснув зубы, наблюдал из укрытия за всем происходящим, и ему не терпелось уложить пару фашистов тут же.
Со стороны оборонявших город раздавались короткие очереди зениток, которые заглушал рев немецких самолетов.
Жан находился рядом с командиром и постоянно требовал у него оружие.
– Еще успеешь кого-нибудь подстрелить, – говорил Кузьминов.
– Позор будет, если на войне не убью ни одного фашиста.
Командир только улыбался.
– Ты можешь мне прояснить обстановку, которая сейчас творится на фронте? – просил Жан. – Я же должен быть в курсе событий.
– Я и сам толком не знаю ничего, – махнул рукой Кузьминов. – Плохая обстановка. Фашисты наседают со всех сторон, продохнуть не дают, к Москве рвутся. Больше ничего мне не известно.
– Тогда как же ты воюешь?
– Ну, нет, кое-что, конечно, знаю. Кое-что…
– Хотя бы кое-что, – улыбался Жан.
Настало затишье, враг немного угомонился, и Жан подсел к командиру.
– Давай, кое-что… Ты обещал. – Жан приготовился выслушать все, о чем знал командир.
– Блокада началась в начале сентября. Фашисты взяли станцию Мга, окончательно перекрыв железнодорожное сообщение, и замкнули кольцо осады. Тогда же были разгромлены все Бадаевские склады – основной продовольственный резерв осажденного города. С этого и начались все беды. Нашим в город не пробраться. Враг ведет непрерывный огонь с земли и воздуха. Действуют многочисленные вражеские агенты в самом Ленинграде. Город защищают все: взрослые и дети. Все боятся приближения зимы, которая обещает быть суровой. Сталин приказал город не сдавать любой ценой и бросил целые армии для защиты, но пока ничего не получается. Может, до зимы все и кончится?
– Нет, не кончится, – вздохнул Жан. – Город будет в блокаде девятьсот дней.
– Не может быть! Это же почти три года! – У Кузьминова даже упало настроение. – Что же они так будут тянуть?
– Как ни печально, но это факт.
– Слушай, Жан, проберемся в город, обязательно мне все расскажи, – попросил командир. – Может, можно будет что-то изменить еще в этих событиях?
Жан задрал голову и, прищурив глаза, стал всматриваться в прозрачное небо. Оно было ярко-голубое, и от солнца слепило глаза.
Подошел Терехин и присел рядом.
– Кажется, ничего и не происходит, – прошептал Жан. – Войны-то как бы и нет.
– Это только кажется, – вздохнул солдат. – Видишь, «рама» кружит – это самолет-разведчик.
– Так сбей его, у тебя же оружие.
– Ее не сбить… на то она и «рама». Только себя засветишь.
Жан внимательно взглянул в лицо солдата, который сосредоточенно следил за полетом «рамы».
– Я пойду бойцов посмотрю, – сказал командир.
– Неужели ты меня и вправду за врага принял? – спросил Жан.
– А то как? Много бродит сейчас непонятных людей. Кто их разберет, где свои, а где чужие. Ты лучше мне скажи, знаешь нашего командира или как? Он тебя принял как близкого человека. Я это заметил сразу.
– Молодец, наблюдательный, – одобрил Жан. – Тебе только в разведку ходить, но иногда ты путаешь своих с чужими. Учиться надо такому ремеслу. Разведка – дело серьезное.
– Только не тебе меня учить. Я после войны думаю поступать в военное училище и стану офицером, – сообщил Терехин.
– Войну сначала до конца доведи, а потом мечтай. За это время все может измениться.
– Да?
– Вот тебе и да. Ты же не знаешь, что еще ждет впереди.
– Можно подумать, что ты много знаешь, – возразил солдат.
– Теперь и я ничего не знаю, – согласился Жан и окинул взглядом отдыхающих солдат. – Отряд ваш небольшой? – спросил он.
– С какой целью интересуешься? Я все равно тебе пока еще не доверяю.
– Болван ты, Терехин, – сделал заключение Жан. – Своих надо по запаху различать, а ты кроме махорки ничего и не нюхал в своей жизни.
– Ты ошибаешься, я не курю, и махорка мне ни к чему.
– Ничего, война еще долгая, научишься, – заверил Жан.
– А вот скажи, где брал такие стремные штаны? Я таких в жизни не встречал.
– Много будешь рассуждать – никогда не встретишь. Это вещи для особых людей. В революцию бойцов награждали революционными шароварами, а в наше время – джинсами.
– И что же это за время такое у вас?
– Тебе этого не понять, поэтому не стану ничего объяснять. Умом все равно не поймешь, а мне мое время дороже. – Жан поднялся и потянулся. – Что-то каша ваша совсем бестолковая. Я даже не наелся. Сообрази еще котелок.
– Обойдешься. Дома будешь объедаться. – Терехин тоже поднялся. – Сам откуда будешь?
– Из Санкт-Петербурга, – с гордостью объявил Жан.
– Ну, заливать ты горазд.
– Да с Ленинграда я, что привязался, – тут же исправился Жан. – Помечтать не даешь.
– Твои мечты не в ту сторону направлены, – заметил Терехин. – Вот я, например, из Вологды.
– Ну и флаг тебе в руки.
– А что, если ты из Ленинграда, здесь тогда делаешь? Все ваши там, на защите города.
– Тебя пришел проведать – устраивает?
Терехин удивленно посмотрел на Жана, пожал плечами и сказал:
– Если бы меня моя девушка проведала, я был бы рад. А ты мне зачем? Я как-нибудь и без тебя обойдусь.
– Это понятно, ты же вологодский.
Глава 7
Отряд пробивался в город
Уже вдали виднелись городские дома с темными окнами, вентиляционными трубами и разрушенная железнодорожная колея. Всего около пятисот метров, и, казалось, можно было подняться и просто добежать. Там наша линия обороны. Беспрестанно бьют зенитки, чаще стали свистеть пули.
– Слева Кировский завод, – сказал Кузьминов, поднимая голову из траншеи, которая служила укрытием. – Фашисты где-то совсем рядом, нам из леса выходить нельзя, заметят.
Неожиданно где-то справа затрещали автоматные очереди, и командир приказал всем залечь.
Сердце у Жана, казалось, вот-вот выскочит.
– Терехин, ползи сюда, – позвал его Жан.
– Ну, чего тебе?
– Смотри, здесь можно пробраться к нашим. Целый коридор свободный.
– Ты, что, совсем сумасшедший? – возразил Терехин. – Только поднимешься – они тебя и шлепнут. Я лично еще пожить хочу. Они ждут, пока мы засветимся.
Снова в небе загудели самолеты. Они низко пронеслись над лесом и стали бомбить завод. В некоторых цехах вспыхнул пожар. Ответ наших был настолько слабый, что их даже не было слышно. Изредка раздавались выстрелы со стороны города.
– Почему немцы не наступают? – спросил Жан у подползавшего к ним командира.
– Они не дураки, – сказал Кузьминов. – Знают, что наши в любой момент могут обрушить на них шквальный огонь. Наши берегут снаряды, которых и без того мало. На Кировском заводе делают танки и эти снаряды, но в очень ограниченном количестве, не хватает металла.
– Выходит, и мы можем попасть под огонь наших?
– Можем. Наши ведь не знают, что мы свои.
– Ерунда какая-то, – вздохнул Жан. – Не хотелось бы погибать так глупо.
Кузьминов покачал головой.
– Без жертв нам не обойтись, – сказал он. – Здесь немцы, там наши… Мы между двух огней.
– Что будем делать, командир?
– За эту ночь нам надо быть на той стороне, – твердо ответил Кузьминов. – Днем противник нас вычислит и уничтожит. Будем прорываться только ночью. – Он взглянул на Жана. – Как жаль, что мы встретились в такой обстановке. Я за тебя очень беспокоюсь.
– А я за тебя, но не жалею, что все так случилось. Иначе, значит, быть не могло. Ты только себя не подставляй, понял? – Жан хлопнул по-дружески Кузьминова по спине. – Ты понял? – повторил он. – Я всегда говорю правду.
– Да ладно тебе. Лучше думай, как нам все правильно сделать.
– У нас сколько, двести человек? – спросил Жан.
– Теперь уже на семь меньше…
– Нормально. Ползать нам не годится. Давай перебежками будем продвигаться. Иначе до утра так и застрянем здесь, – предложил Жан.
– Как знаешь, – согласился командир. – Там про наш отряд, в вашей истории, ничего не написано?
Жан пожал плечами:
– Может, я что-то и недоучил… В истории написано одно, что все защитники города – герои, а значит, и вы тоже.
– Плохой я командир, – признался Кузьминов. – Самостоятельно не могу принять решение. Меня перед войной послали на курсы учиться. А там всего две недели. Потом сразу на фронт. Хотели под Москву бросить, а тут своя заваруха началась, так и остался здесь.
– Нет, – возразил Жан. – Ты хороший командир, раз тебя солдаты слушают. Командир должен выслушать и другие мнения, а потом принять окончательное решение сам.
– Значит, говоришь, можно двигаться? Я пойду впереди, – сказал Кузьминов. – Ты будешь замыкающим. Если что… Возьми автомат. Стрелять можешь?
Жан улыбнулся.
– В кого попасть? – спросил он.
– Пока ни в кого не надо. На огонь будет команда, самое главное – береги патроны. Ну, вперед!
Командир встал и махнул рукой бойцам, повел их по тропинке леса.
Жан шел сзади, оглядываясь по сторонам. Теперь в его руках был автомат, который казался тяжелым, и он его постоянно перевешивал с одного плеча на другое. Впереди его шел Терехин.
– Слышь, Терехин, сколько тебе лет? – спросил Жан.
– Девятнадцать.
– Совсем молодой.
– Да ты на себя посмотри, – оглянулся солдат. – У самого за плечами лет пятнадцать, салабон.
– Ты, Терехин, глубоко заблуждаешься. Мне скоро семнадцать.
– Все равно салага.
– Слышь, Терехин, вот у тебя девушка, говоришь, была?
– Не была, а есть, – ответил решительно боец. – А у тебя?
– Конечно, и не одна.
– Врешь ты все. Как это не одна?
– А вот так. Любят все меня, поэтому и не одна.
Терехин еще раз оглянулся на Жана.
– За что тебя любить-то?
– Ты, что, не знаешь, за что девчонки парней любят? Вот деревня. Они любят их за предоставленное им удовольствие.
– Это ты что ли – удовольствие?
– Я разве плохой? Мне кажется, что я и тебе нравлюсь, – уже давился от смеха Жан.
– Мне? С чего это ты взял?
– Да просто так. Вот кажется мне, и все тут.
– Когда кажется, тогда крестятся, – заметил Терехин.
– Слышь, Терехин, вот смотрю я на твои ноги, которые мелькают у меня перед глазами, кривые они у тебя.
– На свои лучше посмотри.
– У меня ровные – это я знаю точно. А твои кривые.
– Почему?
– Смотри, как сапоги истоптал. Тебе развал надо делать. Так сапог на тебя не напасешься.
– Я хоть в сапогах, а ты вообще в каких-то тапочках приперся.
– Эх ты, Терехин, это самая модная обувь, которая продается в магазинах.
– Что-то я такую не встречал нигде.
– Еще встретишь. У тебя вся жизнь впереди, – заверил Жан.
– Я не пойму, идешь, болтаешь всякую ерунду. Тебе больше делать нечего?
– Это я так просто, чтобы дорога короче казалась, – ответил Жан. – А девчонку я тебе обязательно найду еще одну.
– Иди ты со своей девчонкой. Что мне со второй делать-то?
– Во, дурак! Догадаться не можешь? Фантазии нет вообще? Я тебе потом скажу, если умом не дойдешь.
– Я и без тебя как-нибудь разберусь. Болтун ты, как тебя там…
– Жан.
– Вот именно, Жан. Имя-то какое-то ненашенское.
– Привыкнешь. Так искать тебе девчонку или нет?
– Прямо здесь, в лесу? – удивился Терехин.
– Здесь я только Бабу-Ягу могу тебе найти. Ты же не станешь с ней целоваться?
Терехин молча покачал головой, потом сказал:
– Лучше себе найди. Я смотрю, у тебя из твоих штанов так все и выпирает.
– Это джинсы, а не штаны. Тоже мне, колхозник.
Жан оставил солдата в покое и стал внимательно всматриваться в темноту.
Прячась за деревьями, отряд медленно продвигался вперед. Вот они уже прошли искореженную железную дорогу, спустились с насыпи вниз…
Кузьминов оглянулся назад, чтобы убедиться, что все на месте, как неожиданно с двух сторон зажглись яркие прожектора, направленные на бойцов.
– Ложись! – закричал командир, но перекрестный огонь сразил сразу человек двадцать.
Мгновенно все стихло, и Жан поднял голову.
– Что это было? – прошептал он рядом лежавшему Терехину.
– Засада.
– Где командир? Жив?
– Откуда мне знать, – ответил солдат.
– Будь здесь и не шевелись. Я поползу вперед, посмотрю.
Жан, упираясь локтями в сырую землю, стал продвигаться вперед, спрашивая каждого бойца о командире.
– Он где-то впереди. Куда ты, пацан, лезешь? – ворчал кто-то.
– Лезут на бабу, а я ползу. Собери свои кости и дай дорогу. Где Кузьминов? – снова спросил Жан.
– Вот он, здесь. Его, кажись, ранило, лежит.
Жан прибавил ходу и оказался рядом.
– Егор, – тронул он командира за плечо. – Егор, ты жив? – Жан перевернул его на спину.
Простреленная грудь Кузьминова еще кровоточила. Жан с ужасом понял, что он убит.
Он со всей злости ударил кулаком по земле и до боли сжал зубы.
– Ну, суки, – прошипел он и оглянулся на лежавших бойцов. – Приготовились, мужики, к бою. Нечего землю греть. Еще один рывок, и мы у наших. Стрелять во все стороны, чтобы противника сбить с толку. – Жан почувствовал, как все в нем затряслось. Непонятно было, от страха или от ненависти, но он нашел в себе силы, поднялся и, взмахнув рукой, встал во весь рост, открыл огонь из автомата в разные стороны.
– Тут уже недалеко! – закричал он и помчался вперед.
Где-то в кустах зазвенели стекла прожекторов, закричали растерявшиеся фашисты.
Жан оглянулся назад и увидел Терехина, который не отставал и бежал рядом.
– Молодцы, за мной! Впереди Питер, тьфу ты, Ленинград! Он нас ждет. Вперед, Терехин, останешься в живых, я тебя расцелую.
– Вот этого не надо, – переводя дыхание, предупредил солдат.
– Как это не надо, надо!
Терехин тоже вел огонь куда-то в темноту.
– Себя береги, командир-самозванец, – кричал Терехин. – Так и быть, соглашаюсь, только тебе тогда придется всех облизать, кто останется в живых.
– Потом разберемся, – кричал Жан и бежал вперед, увлекая за собой бойцов.
Солдаты тоже открыли огонь во все стороны. Противник опешил от такой дерзкой выходки и не сразу открыл ответный огонь. Пока он опомнился, оставшиеся в живых бойцы уже проделали немалый путь. Некоторые падали, сраженные пулями, но большинство еще были целы и устремились за Жаном.
– Терехин, ты живой? – кричал во весь голос Жан. – Ответь мне.
С противоположной стороны тоже открыли огонь. Это били наши.
– Свои, – что было силы закричал Терехин, обгоняя Жана. – Он размахивал автоматом и мчался через рвы и противотанковые заграждения вперед, к стенам завода.
– Терехин – это ты? Ты живой? – обрадовался Жан, когда увидел его перед собой. – Ты любого переживешь.
– А что со мной сделается? – на ходу шутил солдат. – Таких, как я, еще найти надо.
– Пуленепробиваемый?
– Что-то вроде этого. – Терехин подбежал к стенам завода и оглянулся на остальных. – Сюда, мужики, только здесь мы можем укрыться.
Жан уже видел, как к ним на помощь спешат защитники города, и у него из глаз полились слезы.
– За мной, братва! – заикаясь, кричал он. – Мы спасены. Терехин, уйди в укрытие, чего стоишь на видном месте?
Не успел Жан это сказать, как длинная автоматная очередь раздалась где-то совсем рядом. Терехин упал, и Жан кинулся к нему.
– Живой?
– Кажется.
– Ползи отсюда, дурак, пока по стене не размазали. – Жан подтолкнул бойца вперед и сам стал ползти за ним. – Что же это творится на самом-то деле? – сквозь слезы спрашивал Жан, но чьи-то сильные руки подхватили его и потащили в укрытие.
Жан попытался вырваться, не понимая, что происходит вокруг.
– Там командир, там наши, – шептал он пересохшими губами. – Терехин, не отставай.
С двух сторон начался шквальный огонь. Пули свистели прямо над ухом и головой.
Жан был в таком состоянии, что ему сейчас было все равно. Сейчас он мог бежать на противника чуть ли не с голыми руками и разорвать его на куски.
Жана усадили в каком-то кирпичном помещении, куда добралось еще с полсотни бойцов.
– Наши, – сквозь слезы улыбнулся Жан. – Дошли наконец…
Вновь прибывших сразу окружили солдаты.
– Кто ваш командир? – спросил подошедший офицер. – Где он?
Бойцы переглянулись и устремили свой взгляд на Жана.
– Ты командир?
– Командира убили. Я его случайно подменил, – объяснил Жан. – Он там лежит, его надо немедленно забрать и похоронить как героя.
– На войне случайностей не бывает. На войне есть командир или его нет вообще.
– Он наш командир, – показали бойцы на Жана. – Он нас вывел из-под огня.
Жан встал.
– Наверное, я, – согласился теперь уже Жан.
– Так вот, командир, – обратился офицер. – Рассиживаться некогда. Враг полностью окружил город. Есть в городе нечего, кругом одна зараза и покойники. Предлагаю занять оборону с нами.
– Как скажешь, начальник, – произнес Жан.
– Я тебе не начальник, а офицер. Понятно?
– Куда уже понятней.
– Идем, обмозгуем план.
Они прошли в полуразрушенное помещение. На сложенных ящиках лежала карта, около десятка автоматов и сидело несколько раненых.
– Город хорошо знаешь?
– Знаю.
– Ориентируешься по карте хорошо? – спросил офицер. – Смотри, вот здесь находимся мы, вам надо занять оборону с правой стороны – там у нас слабое место.
Офицер взглянул на юное лицо парня.
– Понятно, – ответил Жан.
– Сколько ж тебе лет, командир?
– Ну какая разница! Я просто молодо выгляжу. На сметане выращен – вот поэтому молодой. Командир, водка есть?
– Откуда у нас водка?
– Стресс снять надо.
– Водки нет, есть спирт. Тяпнешь?
Жан махнул головой.
– Есть за кого выпить, – сказал он. – Хороших людей потеряли.
Жану налили полстакана спирта, прямо из солдатской фляжки.
– А вот закуски нет, – сразу предупредил офицер.
– Ничего, не горькая она сейчас для меня. Потом победой закусим. – Жан залпом выпил полстакана, громко выдохнул и склонился над картой.
– Ну, теперь показывай… У меня просьба одна: там командир наш остался лежать, дайте команду его забрать сюда.
– Решим и этот вопрос.
Уже вдали виднелись городские дома с темными окнами, вентиляционными трубами и разрушенная железнодорожная колея. Всего около пятисот метров, и, казалось, можно было подняться и просто добежать. Там наша линия обороны. Беспрестанно бьют зенитки, чаще стали свистеть пули.
– Слева Кировский завод, – сказал Кузьминов, поднимая голову из траншеи, которая служила укрытием. – Фашисты где-то совсем рядом, нам из леса выходить нельзя, заметят.
Неожиданно где-то справа затрещали автоматные очереди, и командир приказал всем залечь.
Сердце у Жана, казалось, вот-вот выскочит.
– Терехин, ползи сюда, – позвал его Жан.
– Ну, чего тебе?
– Смотри, здесь можно пробраться к нашим. Целый коридор свободный.
– Ты, что, совсем сумасшедший? – возразил Терехин. – Только поднимешься – они тебя и шлепнут. Я лично еще пожить хочу. Они ждут, пока мы засветимся.
Снова в небе загудели самолеты. Они низко пронеслись над лесом и стали бомбить завод. В некоторых цехах вспыхнул пожар. Ответ наших был настолько слабый, что их даже не было слышно. Изредка раздавались выстрелы со стороны города.
– Почему немцы не наступают? – спросил Жан у подползавшего к ним командира.
– Они не дураки, – сказал Кузьминов. – Знают, что наши в любой момент могут обрушить на них шквальный огонь. Наши берегут снаряды, которых и без того мало. На Кировском заводе делают танки и эти снаряды, но в очень ограниченном количестве, не хватает металла.
– Выходит, и мы можем попасть под огонь наших?
– Можем. Наши ведь не знают, что мы свои.
– Ерунда какая-то, – вздохнул Жан. – Не хотелось бы погибать так глупо.
Кузьминов покачал головой.
– Без жертв нам не обойтись, – сказал он. – Здесь немцы, там наши… Мы между двух огней.
– Что будем делать, командир?
– За эту ночь нам надо быть на той стороне, – твердо ответил Кузьминов. – Днем противник нас вычислит и уничтожит. Будем прорываться только ночью. – Он взглянул на Жана. – Как жаль, что мы встретились в такой обстановке. Я за тебя очень беспокоюсь.
– А я за тебя, но не жалею, что все так случилось. Иначе, значит, быть не могло. Ты только себя не подставляй, понял? – Жан хлопнул по-дружески Кузьминова по спине. – Ты понял? – повторил он. – Я всегда говорю правду.
– Да ладно тебе. Лучше думай, как нам все правильно сделать.
– У нас сколько, двести человек? – спросил Жан.
– Теперь уже на семь меньше…
– Нормально. Ползать нам не годится. Давай перебежками будем продвигаться. Иначе до утра так и застрянем здесь, – предложил Жан.
– Как знаешь, – согласился командир. – Там про наш отряд, в вашей истории, ничего не написано?
Жан пожал плечами:
– Может, я что-то и недоучил… В истории написано одно, что все защитники города – герои, а значит, и вы тоже.
– Плохой я командир, – признался Кузьминов. – Самостоятельно не могу принять решение. Меня перед войной послали на курсы учиться. А там всего две недели. Потом сразу на фронт. Хотели под Москву бросить, а тут своя заваруха началась, так и остался здесь.
– Нет, – возразил Жан. – Ты хороший командир, раз тебя солдаты слушают. Командир должен выслушать и другие мнения, а потом принять окончательное решение сам.
– Значит, говоришь, можно двигаться? Я пойду впереди, – сказал Кузьминов. – Ты будешь замыкающим. Если что… Возьми автомат. Стрелять можешь?
Жан улыбнулся.
– В кого попасть? – спросил он.
– Пока ни в кого не надо. На огонь будет команда, самое главное – береги патроны. Ну, вперед!
Командир встал и махнул рукой бойцам, повел их по тропинке леса.
Жан шел сзади, оглядываясь по сторонам. Теперь в его руках был автомат, который казался тяжелым, и он его постоянно перевешивал с одного плеча на другое. Впереди его шел Терехин.
– Слышь, Терехин, сколько тебе лет? – спросил Жан.
– Девятнадцать.
– Совсем молодой.
– Да ты на себя посмотри, – оглянулся солдат. – У самого за плечами лет пятнадцать, салабон.
– Ты, Терехин, глубоко заблуждаешься. Мне скоро семнадцать.
– Все равно салага.
– Слышь, Терехин, вот у тебя девушка, говоришь, была?
– Не была, а есть, – ответил решительно боец. – А у тебя?
– Конечно, и не одна.
– Врешь ты все. Как это не одна?
– А вот так. Любят все меня, поэтому и не одна.
Терехин еще раз оглянулся на Жана.
– За что тебя любить-то?
– Ты, что, не знаешь, за что девчонки парней любят? Вот деревня. Они любят их за предоставленное им удовольствие.
– Это ты что ли – удовольствие?
– Я разве плохой? Мне кажется, что я и тебе нравлюсь, – уже давился от смеха Жан.
– Мне? С чего это ты взял?
– Да просто так. Вот кажется мне, и все тут.
– Когда кажется, тогда крестятся, – заметил Терехин.
– Слышь, Терехин, вот смотрю я на твои ноги, которые мелькают у меня перед глазами, кривые они у тебя.
– На свои лучше посмотри.
– У меня ровные – это я знаю точно. А твои кривые.
– Почему?
– Смотри, как сапоги истоптал. Тебе развал надо делать. Так сапог на тебя не напасешься.
– Я хоть в сапогах, а ты вообще в каких-то тапочках приперся.
– Эх ты, Терехин, это самая модная обувь, которая продается в магазинах.
– Что-то я такую не встречал нигде.
– Еще встретишь. У тебя вся жизнь впереди, – заверил Жан.
– Я не пойму, идешь, болтаешь всякую ерунду. Тебе больше делать нечего?
– Это я так просто, чтобы дорога короче казалась, – ответил Жан. – А девчонку я тебе обязательно найду еще одну.
– Иди ты со своей девчонкой. Что мне со второй делать-то?
– Во, дурак! Догадаться не можешь? Фантазии нет вообще? Я тебе потом скажу, если умом не дойдешь.
– Я и без тебя как-нибудь разберусь. Болтун ты, как тебя там…
– Жан.
– Вот именно, Жан. Имя-то какое-то ненашенское.
– Привыкнешь. Так искать тебе девчонку или нет?
– Прямо здесь, в лесу? – удивился Терехин.
– Здесь я только Бабу-Ягу могу тебе найти. Ты же не станешь с ней целоваться?
Терехин молча покачал головой, потом сказал:
– Лучше себе найди. Я смотрю, у тебя из твоих штанов так все и выпирает.
– Это джинсы, а не штаны. Тоже мне, колхозник.
Жан оставил солдата в покое и стал внимательно всматриваться в темноту.
Прячась за деревьями, отряд медленно продвигался вперед. Вот они уже прошли искореженную железную дорогу, спустились с насыпи вниз…
Кузьминов оглянулся назад, чтобы убедиться, что все на месте, как неожиданно с двух сторон зажглись яркие прожектора, направленные на бойцов.
– Ложись! – закричал командир, но перекрестный огонь сразил сразу человек двадцать.
Мгновенно все стихло, и Жан поднял голову.
– Что это было? – прошептал он рядом лежавшему Терехину.
– Засада.
– Где командир? Жив?
– Откуда мне знать, – ответил солдат.
– Будь здесь и не шевелись. Я поползу вперед, посмотрю.
Жан, упираясь локтями в сырую землю, стал продвигаться вперед, спрашивая каждого бойца о командире.
– Он где-то впереди. Куда ты, пацан, лезешь? – ворчал кто-то.
– Лезут на бабу, а я ползу. Собери свои кости и дай дорогу. Где Кузьминов? – снова спросил Жан.
– Вот он, здесь. Его, кажись, ранило, лежит.
Жан прибавил ходу и оказался рядом.
– Егор, – тронул он командира за плечо. – Егор, ты жив? – Жан перевернул его на спину.
Простреленная грудь Кузьминова еще кровоточила. Жан с ужасом понял, что он убит.
Он со всей злости ударил кулаком по земле и до боли сжал зубы.
– Ну, суки, – прошипел он и оглянулся на лежавших бойцов. – Приготовились, мужики, к бою. Нечего землю греть. Еще один рывок, и мы у наших. Стрелять во все стороны, чтобы противника сбить с толку. – Жан почувствовал, как все в нем затряслось. Непонятно было, от страха или от ненависти, но он нашел в себе силы, поднялся и, взмахнув рукой, встал во весь рост, открыл огонь из автомата в разные стороны.
– Тут уже недалеко! – закричал он и помчался вперед.
Где-то в кустах зазвенели стекла прожекторов, закричали растерявшиеся фашисты.
Жан оглянулся назад и увидел Терехина, который не отставал и бежал рядом.
– Молодцы, за мной! Впереди Питер, тьфу ты, Ленинград! Он нас ждет. Вперед, Терехин, останешься в живых, я тебя расцелую.
– Вот этого не надо, – переводя дыхание, предупредил солдат.
– Как это не надо, надо!
Терехин тоже вел огонь куда-то в темноту.
– Себя береги, командир-самозванец, – кричал Терехин. – Так и быть, соглашаюсь, только тебе тогда придется всех облизать, кто останется в живых.
– Потом разберемся, – кричал Жан и бежал вперед, увлекая за собой бойцов.
Солдаты тоже открыли огонь во все стороны. Противник опешил от такой дерзкой выходки и не сразу открыл ответный огонь. Пока он опомнился, оставшиеся в живых бойцы уже проделали немалый путь. Некоторые падали, сраженные пулями, но большинство еще были целы и устремились за Жаном.
– Терехин, ты живой? – кричал во весь голос Жан. – Ответь мне.
С противоположной стороны тоже открыли огонь. Это били наши.
– Свои, – что было силы закричал Терехин, обгоняя Жана. – Он размахивал автоматом и мчался через рвы и противотанковые заграждения вперед, к стенам завода.
– Терехин – это ты? Ты живой? – обрадовался Жан, когда увидел его перед собой. – Ты любого переживешь.
– А что со мной сделается? – на ходу шутил солдат. – Таких, как я, еще найти надо.
– Пуленепробиваемый?
– Что-то вроде этого. – Терехин подбежал к стенам завода и оглянулся на остальных. – Сюда, мужики, только здесь мы можем укрыться.
Жан уже видел, как к ним на помощь спешат защитники города, и у него из глаз полились слезы.
– За мной, братва! – заикаясь, кричал он. – Мы спасены. Терехин, уйди в укрытие, чего стоишь на видном месте?
Не успел Жан это сказать, как длинная автоматная очередь раздалась где-то совсем рядом. Терехин упал, и Жан кинулся к нему.
– Живой?
– Кажется.
– Ползи отсюда, дурак, пока по стене не размазали. – Жан подтолкнул бойца вперед и сам стал ползти за ним. – Что же это творится на самом-то деле? – сквозь слезы спрашивал Жан, но чьи-то сильные руки подхватили его и потащили в укрытие.
Жан попытался вырваться, не понимая, что происходит вокруг.
– Там командир, там наши, – шептал он пересохшими губами. – Терехин, не отставай.
С двух сторон начался шквальный огонь. Пули свистели прямо над ухом и головой.
Жан был в таком состоянии, что ему сейчас было все равно. Сейчас он мог бежать на противника чуть ли не с голыми руками и разорвать его на куски.
Жана усадили в каком-то кирпичном помещении, куда добралось еще с полсотни бойцов.
– Наши, – сквозь слезы улыбнулся Жан. – Дошли наконец…
Вновь прибывших сразу окружили солдаты.
– Кто ваш командир? – спросил подошедший офицер. – Где он?
Бойцы переглянулись и устремили свой взгляд на Жана.
– Ты командир?
– Командира убили. Я его случайно подменил, – объяснил Жан. – Он там лежит, его надо немедленно забрать и похоронить как героя.
– На войне случайностей не бывает. На войне есть командир или его нет вообще.
– Он наш командир, – показали бойцы на Жана. – Он нас вывел из-под огня.
Жан встал.
– Наверное, я, – согласился теперь уже Жан.
– Так вот, командир, – обратился офицер. – Рассиживаться некогда. Враг полностью окружил город. Есть в городе нечего, кругом одна зараза и покойники. Предлагаю занять оборону с нами.
– Как скажешь, начальник, – произнес Жан.
– Я тебе не начальник, а офицер. Понятно?
– Куда уже понятней.
– Идем, обмозгуем план.
Они прошли в полуразрушенное помещение. На сложенных ящиках лежала карта, около десятка автоматов и сидело несколько раненых.
– Город хорошо знаешь?
– Знаю.
– Ориентируешься по карте хорошо? – спросил офицер. – Смотри, вот здесь находимся мы, вам надо занять оборону с правой стороны – там у нас слабое место.
Офицер взглянул на юное лицо парня.
– Понятно, – ответил Жан.
– Сколько ж тебе лет, командир?
– Ну какая разница! Я просто молодо выгляжу. На сметане выращен – вот поэтому молодой. Командир, водка есть?
– Откуда у нас водка?
– Стресс снять надо.
– Водки нет, есть спирт. Тяпнешь?
Жан махнул головой.
– Есть за кого выпить, – сказал он. – Хороших людей потеряли.
Жану налили полстакана спирта, прямо из солдатской фляжки.
– А вот закуски нет, – сразу предупредил офицер.
– Ничего, не горькая она сейчас для меня. Потом победой закусим. – Жан залпом выпил полстакана, громко выдохнул и склонился над картой.
– Ну, теперь показывай… У меня просьба одна: там командир наш остался лежать, дайте команду его забрать сюда.
– Решим и этот вопрос.
Глава 8
Терехин не отходил от Жана ни на шаг, и его это стало раздражать.
– Что ты, как за мамкой, ходишь? Тебе больше приткнуться негде? – спросил Жан. – Адъютанты мне не нужны.
– Я вижу, ты парень что надо, поэтому и держусь около тебя, – объяснил боец.
– Я здесь ненадолго, поэтому смотри, где тебе будет лучше, там и оставайся. Тебя взять с тобой я все равно не смогу – определяйся в войсках сам.
– А ты?
– Я давно определился. – Жан взглянул на Терехина, заметил его растерянный взгляд и вежливым голосом продолжил: – Если я тебе расскажу про себя, ты вообще воевать бросишь и не отстанешь от меня никогда.
– Что ты, баба что ли?
– Сам ты… – Жан сдержался и хлопнул его по плечу. – Определяйся, парень, меня скоро здесь не будет.
– Убьют?
– Вот дурак! Ты о лучшем не подумал?
– А почему тогда не будет?
– Это долго объяснять, времени нет. Определяйся и все тут.
Ночью Жан появился у офицера и все рассказал о себе.
– Тебя, случайно, не контузило в бою? – спросил командир. – Ты мне такие вещи рассказываешь и хочешь, чтобы я тебе поверил?
– Мне надо в город. Вояка из меня плохой, и пользы вам я никакой не принесу. Меня там люди ждут.
– Как же ты добираться-то будешь?
– Я знаю город хорошо, доберусь как-нибудь.
Моросил холодный дождь, и ноги Жана совсем промокли: он даже чувствовал, как хлюпает в кроссовках вода. Жан взглянул на ноги, и снова его пробрала дрожь.
Через некоторое время он уже был где-то в районе Петроградской стороны.
Совсем продрогший, он шел медленно, поглядывая на оклеенные крест-накрест стекла окон. Ленинградцы это делали для того, чтобы во время бомбежки они не вылетели. В окнах темно, на улице ни одного человека. Город словно вымер.
Неожиданно впереди показался военный патруль, состоящий из моряков. Они сразу обратили внимание на идущего навстречу молодого человека и направились к нему.
– Кто такой? – строго спросил старший. – Где живешь?
– На Малой Морской, – сходу выпалил Жан. – Иду домой.
Эту улицу он запомнил еще с семнадцатого года, где проживала родственница Лизы.
– В городе комендантский час и хождение запрещено.
– Да знаю я, что нельзя… А домой как?
Моряки внимательно посмотрели на странную одежду молодого человека, потом махнули рукой:
– Где обноски такие раздобыл? – спросил один из патрульных.
– Ну, не в секонд-хенде же, в магазине.
– Где-где? В каком хенде?
– Секонд…
– А-а… Другое дело, – ничего не понял моряк. – Держись правой стороны. Слева улица подвержена наибольшему обстрелу при налетах противника, – предупредил он.
Жан некоторое время постоял у стены дома, провожая взглядом удаляющийся патруль, и, вспомнив про Малую Морскую улицу, почему-то сразу раздумал туда идти.
Мимо с грохотом проехали два бронетранспортера, потом две полуторки с гражданскими лицами.
Жан даже позавидовал им в эти минуты, только потому, что они просто куда-то ехали. Сам он не знал, куда идти. Вскоре у него началось просветление в сознании, и он определился в своем местонахождении.
– Что ты, как за мамкой, ходишь? Тебе больше приткнуться негде? – спросил Жан. – Адъютанты мне не нужны.
– Я вижу, ты парень что надо, поэтому и держусь около тебя, – объяснил боец.
– Я здесь ненадолго, поэтому смотри, где тебе будет лучше, там и оставайся. Тебя взять с тобой я все равно не смогу – определяйся в войсках сам.
– А ты?
– Я давно определился. – Жан взглянул на Терехина, заметил его растерянный взгляд и вежливым голосом продолжил: – Если я тебе расскажу про себя, ты вообще воевать бросишь и не отстанешь от меня никогда.
– Что ты, баба что ли?
– Сам ты… – Жан сдержался и хлопнул его по плечу. – Определяйся, парень, меня скоро здесь не будет.
– Убьют?
– Вот дурак! Ты о лучшем не подумал?
– А почему тогда не будет?
– Это долго объяснять, времени нет. Определяйся и все тут.
Ночью Жан появился у офицера и все рассказал о себе.
– Тебя, случайно, не контузило в бою? – спросил командир. – Ты мне такие вещи рассказываешь и хочешь, чтобы я тебе поверил?
– Мне надо в город. Вояка из меня плохой, и пользы вам я никакой не принесу. Меня там люди ждут.
– Как же ты добираться-то будешь?
– Я знаю город хорошо, доберусь как-нибудь.
Моросил холодный дождь, и ноги Жана совсем промокли: он даже чувствовал, как хлюпает в кроссовках вода. Жан взглянул на ноги, и снова его пробрала дрожь.
Через некоторое время он уже был где-то в районе Петроградской стороны.
Совсем продрогший, он шел медленно, поглядывая на оклеенные крест-накрест стекла окон. Ленинградцы это делали для того, чтобы во время бомбежки они не вылетели. В окнах темно, на улице ни одного человека. Город словно вымер.
Неожиданно впереди показался военный патруль, состоящий из моряков. Они сразу обратили внимание на идущего навстречу молодого человека и направились к нему.
– Кто такой? – строго спросил старший. – Где живешь?
– На Малой Морской, – сходу выпалил Жан. – Иду домой.
Эту улицу он запомнил еще с семнадцатого года, где проживала родственница Лизы.
– В городе комендантский час и хождение запрещено.
– Да знаю я, что нельзя… А домой как?
Моряки внимательно посмотрели на странную одежду молодого человека, потом махнули рукой:
– Где обноски такие раздобыл? – спросил один из патрульных.
– Ну, не в секонд-хенде же, в магазине.
– Где-где? В каком хенде?
– Секонд…
– А-а… Другое дело, – ничего не понял моряк. – Держись правой стороны. Слева улица подвержена наибольшему обстрелу при налетах противника, – предупредил он.
Жан некоторое время постоял у стены дома, провожая взглядом удаляющийся патруль, и, вспомнив про Малую Морскую улицу, почему-то сразу раздумал туда идти.
Мимо с грохотом проехали два бронетранспортера, потом две полуторки с гражданскими лицами.
Жан даже позавидовал им в эти минуты, только потому, что они просто куда-то ехали. Сам он не знал, куда идти. Вскоре у него началось просветление в сознании, и он определился в своем местонахождении.