Страница:
– Да, я! – ответил Аболакин, приятно отмечая, что его встречают.
– Приветствую с прибытием на землю древнего Афганистана!
Он представился. Это был начальник штаба полка, которого Аболакин прилетел заменить, подполковник Торопцев.
Поехали в военный городок. Ровные, длинные, как школьные пеналы, ряды унылых сборных щитовых домов. Ни одного кустика, ни одного деревца.
– Вам приготовили комнату в модуле управления полка.
Просторная комната с широким окном, стандартная армейская кровать, застеленная новым серым одеялом, чистые простыни, платяной шкаф, небольшой холодильник, стол, телефон, пара стульев. Чисто, прибрано и, главное, прохладно. Монотонно гудит кондиционер.
– Командир полка вас примет в восемнадцать ноль-ноль, – сказал Торопцев. – Если не возражаете, у нас есть время познакомиться с гарнизоном.
Аболакин внутренне улыбнулся. Понятненько! Женька Крушицын даже первую официальную встречу перенес на вечер! И вслух произнес:
– Согласен!
На территории гарнизона размещались девять различных авиационных частей. Ознакомился внешне с каждой, потом объехали посты внешней охраны аэродрома и военного городка, где службу несли сухопутные подразделения, затем обошли основные объекты гарнизона, аэродрома.
Ровно в шесть вечера подполковник Аболакин бодро вошел в кабинет командира полка. Крушицын сидел за письменным столом, подписывая какие-то бумаги. «Приосанился!» – подумал о нем Аболакин и, сдерживая радость, четко доложил:
– Прибыл для прохождения дальнейшей службы!
– Садитесь, подполковник! – сухо и официально произнес Крушицын и указал на стул возле своего стола.
– Благодарю! – ответил Аболакин, не пряча улыбку.
– Рассказывайте, где раньше служили?
На лице – сугубо официальное выражение. Крушицын задавал вопросы ровным канцелярским тоном, равнодушно, без эмоций, как чиновник в отделе кадров. Словно раньше никогда не встречались. Тем же ровным и четким тоном рассказал о некоторых особенностях службы в Афганистане и в конце беседы спросил:
– Как вы относитесь к спиртному?
– Положительно! – ответил Аболакин.
– А как вы относитесь к женскому полу?
– Очень даже положительно! – улыбнулся Аболакин, ожидая ответной дружеской реакции.
Но, к его удивлению, командир полка в ответ не улыбнулся, а произнес длинную речь воспитательного характера, словно перед ним был не старый друг по училищу, не подполковник со стажем службы, а молоденький лейтенант, прибывший служить в полк. Аболакин, слушая поток правильных слов, невольно подумал, что высочайшие хребты Гиндукуша, которые он преодолел на самолете, на самом деле еще и отделили прошлое от настоящего, и лед вечной мерзлоты охладил тепло дружеских взаимоотношений навсегда.
Улыбка слетела с лица Аболакина. Перед ним был не тот, с кем он мечтал встретиться и вместе служить. Перед ним был не Женька Крушицын, свой в доску, а чужой человек с таким же именем и фамилией. Официальный тон и обращение на «вы» ставили точку над их прошлым и открывали новую страницу в их будущих взаимоотношениях. Этим приемом он поставил Аболакина на место, дал понять, что он – командир, начальник, а ты, хоть и был когда-то другом в далекие курсантские годы, сейчас подчиненный и будь любезен соблюдать дистанцию и не переступать служебные границы.
– Завтра с утра жду вас в штабе, – произнес на прощание Крушицын.
Ни о какой дружеской встрече вечером не было и намека. Так начались и сохранялись в течение многих месяцев, до его замены, отношения с Крушицыным – только служебные, только официальные, только на «вы». Крушицын ни разу не пригласил его к себе в комнату, где жил. Впрочем, никто из его заместителей тоже в ней ни разу не был.
Придя к себе, Аболакин достал бутылку коньяка, открыл, налил стакан, выпил. Не раздеваясь, лег на застланную новым шерстяным одеялом кровать. Заложив руки за голову, смотрел в потолок. На душе было хмуро и тоскливо. Разве такого приема он ждал от встречи с другом по училищу?
Ничего себе, хорошенькое начало службы!
4
Глава третья
1
2
– Приветствую с прибытием на землю древнего Афганистана!
Он представился. Это был начальник штаба полка, которого Аболакин прилетел заменить, подполковник Торопцев.
Поехали в военный городок. Ровные, длинные, как школьные пеналы, ряды унылых сборных щитовых домов. Ни одного кустика, ни одного деревца.
– Вам приготовили комнату в модуле управления полка.
Просторная комната с широким окном, стандартная армейская кровать, застеленная новым серым одеялом, чистые простыни, платяной шкаф, небольшой холодильник, стол, телефон, пара стульев. Чисто, прибрано и, главное, прохладно. Монотонно гудит кондиционер.
– Командир полка вас примет в восемнадцать ноль-ноль, – сказал Торопцев. – Если не возражаете, у нас есть время познакомиться с гарнизоном.
Аболакин внутренне улыбнулся. Понятненько! Женька Крушицын даже первую официальную встречу перенес на вечер! И вслух произнес:
– Согласен!
На территории гарнизона размещались девять различных авиационных частей. Ознакомился внешне с каждой, потом объехали посты внешней охраны аэродрома и военного городка, где службу несли сухопутные подразделения, затем обошли основные объекты гарнизона, аэродрома.
Ровно в шесть вечера подполковник Аболакин бодро вошел в кабинет командира полка. Крушицын сидел за письменным столом, подписывая какие-то бумаги. «Приосанился!» – подумал о нем Аболакин и, сдерживая радость, четко доложил:
– Прибыл для прохождения дальнейшей службы!
– Садитесь, подполковник! – сухо и официально произнес Крушицын и указал на стул возле своего стола.
– Благодарю! – ответил Аболакин, не пряча улыбку.
– Рассказывайте, где раньше служили?
На лице – сугубо официальное выражение. Крушицын задавал вопросы ровным канцелярским тоном, равнодушно, без эмоций, как чиновник в отделе кадров. Словно раньше никогда не встречались. Тем же ровным и четким тоном рассказал о некоторых особенностях службы в Афганистане и в конце беседы спросил:
– Как вы относитесь к спиртному?
– Положительно! – ответил Аболакин.
– А как вы относитесь к женскому полу?
– Очень даже положительно! – улыбнулся Аболакин, ожидая ответной дружеской реакции.
Но, к его удивлению, командир полка в ответ не улыбнулся, а произнес длинную речь воспитательного характера, словно перед ним был не старый друг по училищу, не подполковник со стажем службы, а молоденький лейтенант, прибывший служить в полк. Аболакин, слушая поток правильных слов, невольно подумал, что высочайшие хребты Гиндукуша, которые он преодолел на самолете, на самом деле еще и отделили прошлое от настоящего, и лед вечной мерзлоты охладил тепло дружеских взаимоотношений навсегда.
Улыбка слетела с лица Аболакина. Перед ним был не тот, с кем он мечтал встретиться и вместе служить. Перед ним был не Женька Крушицын, свой в доску, а чужой человек с таким же именем и фамилией. Официальный тон и обращение на «вы» ставили точку над их прошлым и открывали новую страницу в их будущих взаимоотношениях. Этим приемом он поставил Аболакина на место, дал понять, что он – командир, начальник, а ты, хоть и был когда-то другом в далекие курсантские годы, сейчас подчиненный и будь любезен соблюдать дистанцию и не переступать служебные границы.
– Завтра с утра жду вас в штабе, – произнес на прощание Крушицын.
Ни о какой дружеской встрече вечером не было и намека. Так начались и сохранялись в течение многих месяцев, до его замены, отношения с Крушицыным – только служебные, только официальные, только на «вы». Крушицын ни разу не пригласил его к себе в комнату, где жил. Впрочем, никто из его заместителей тоже в ней ни разу не был.
Придя к себе, Аболакин достал бутылку коньяка, открыл, налил стакан, выпил. Не раздеваясь, лег на застланную новым шерстяным одеялом кровать. Заложив руки за голову, смотрел в потолок. На душе было хмуро и тоскливо. Разве такого приема он ждал от встречи с другом по училищу?
Ничего себе, хорошенькое начало службы!
4
Утром побрился, привел себя в порядок, оделся строго по форме. Вышел из щитового дома и сразу окунулся в летний азиатский зной. Солнце припекало с раннего утра и сухой воздух, насыщенный мельчайшей пылью, зацарапал горло. Перед входом в штаб полка его кто-то окликнул:
– Генка, ты?
Аболакин обернулся. К штабу шел майор; загорелое лицо показалось знакомым, особенно улыбка.
– Юра Владимирский?
– Он самый! – они дружески обнялись.
– Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами пожаловал к нам? – радостно улыбался Владимирский.
– Прибыл по замене. После академии направили сюда на должность начальника штаба!
– Растешь, Гена! Мы рады за тебя, слышали, что ты в академии. – Владимирский говорил искренно и открыто, так, словно не было прожитых лет, а они не покидали стен училища. – Идешь представляться?
– Это сделал вчера, сразу после прилета, – ответил Аболакин. – А ты как?
– Командую второй эскадрильей, скоро на замену пойдем!
Дружеская встреча с Владимирским сразу ободрила, смягчила неприятное впечатление, которое осталось после официального представления и беседы с Крушицыным. Есть в полку и нормальные люди!
Весь день ушел на ознакомление с работой штаба полка. Подполковник Торопцев, не прекращая исполнение своих обязанностей, вводил в курс службы, водил по отделам, представлял, знакомил с заместителями командира полка. Замом по летной подготовке был подполковник Павлов, он летал на самолетах Ан-12, поэтому отвечал за первую эскадрилью, военно-транспортную. Он был малоразговорчив, замкнут в себе. Командовал первой эскадрильей майор Смирнов. Транспортные самолеты эскадрильи занимались в основном перевозкой грузов и личного состава в Союз и обратно, а внутри Афганистана – обеспечением связи и руководства боевыми действиями с воздуха.
Аболакин был рад познакомиться с заместителем командира полка, подполковником Екимовым, человеком простым и открытым. Учась в академии, в военных журналах читал статьи о его подвигах, был наслышан о его личном мужестве, боевых делах, когда Екимов командовал отдельной эскадрильей в Джелалабаде, еще в первый год ввода наших войск в Афганистан.
Вторая и третья эскадрильи были вертолетными. Командиром второй эскадрильи, экипажи которой летали на боевых Ми-24, был однокашник, майор Владимирский. В основном этой эскадрильей, знаменитой своими успешными ратными действиями, занимался Екимов, который сам часто летал, возглавлял и руководил боевыми операциями.
Командиром третьей эскадрильи, экипажи которой летали на вертолетах Ми-8, был майор Герцев – смелый, отважный офицер, хороший руководитель. На плечи экипажей эскадрильи возлагался большой спектр задач. Это доставка и десантирование войск, эвакуация раненых, подача целеуказаний фронтовой авиации на наземные цели противника, нанесение бомбовых ударов по противнику, перевозка грузов и личного состава внутри Афганистана и еще многое, многое другое.
Начальник политотдела полка, подполковник Мостовидов, летал на Ан-12, в боевых действиях, конечно, не участвовал, на КП (командном пункте) не дежурил. Занимался он в основном партийной учебой, разбирался с нарушителями воинской дисциплины, с женщинами – военнослужащими и прибывшими по контракту, допускавшими вольное поведение, а также составлял списки и руководил распределением дефицита в магазине военторга – кому магнитофон, кому баночку икры и т. д.
– Раз в четыре дня, таков у нас порядок, будете заступать на дежурство ответственным на КП, – пояснял Торопцев, – но это еще не все! На аэродроме в Газни постоянно находятся четыре вертолетных экипажа от нашего полка, по два экипажа от второй и третьей эскадрилий, два вертолета Ми-24 и два – Ми-8. Их задача – авиационная поддержка сухопутных войск, которые дислоцированы недалеко и ведут боевые действия. Поэтому мы трое – заместитель командира полка Екимов, старший штурман полка подполковник Мельничук и начальник штаба, теперь это будете вы, по очереди находимся по десять-пятнадцать дней в Газни в качестве старших офицеров для контакта и взаимодействия с командирами сухопутных частей, для организации боевых вылетов.
– А самим летать разрешается? – поинтересовался Аболакин, которому хотелось проявить, а главное, испытать и проверить свои способности и навыки в боевых условиях.
– По своему усмотрению, – ответил Торопцев, который сам нечасто отваживался садиться в кресло вертолета, чтобы лететь навстречу опасности.
«Вот с таким командным составом 50-го ОСАП – отдельного смешанного авиационного полка, пестрым и неоднородным, – думал к концу дня подполковник Аболакин Геннадий Васильевич, – предстоит мне и воевать, и жить под жарким солнцем Афганистана двенадцать долгих месяцев».
– Генка, ты?
Аболакин обернулся. К штабу шел майор; загорелое лицо показалось знакомым, особенно улыбка.
– Юра Владимирский?
– Он самый! – они дружески обнялись.
– Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами пожаловал к нам? – радостно улыбался Владимирский.
– Прибыл по замене. После академии направили сюда на должность начальника штаба!
– Растешь, Гена! Мы рады за тебя, слышали, что ты в академии. – Владимирский говорил искренно и открыто, так, словно не было прожитых лет, а они не покидали стен училища. – Идешь представляться?
– Это сделал вчера, сразу после прилета, – ответил Аболакин. – А ты как?
– Командую второй эскадрильей, скоро на замену пойдем!
Дружеская встреча с Владимирским сразу ободрила, смягчила неприятное впечатление, которое осталось после официального представления и беседы с Крушицыным. Есть в полку и нормальные люди!
Весь день ушел на ознакомление с работой штаба полка. Подполковник Торопцев, не прекращая исполнение своих обязанностей, вводил в курс службы, водил по отделам, представлял, знакомил с заместителями командира полка. Замом по летной подготовке был подполковник Павлов, он летал на самолетах Ан-12, поэтому отвечал за первую эскадрилью, военно-транспортную. Он был малоразговорчив, замкнут в себе. Командовал первой эскадрильей майор Смирнов. Транспортные самолеты эскадрильи занимались в основном перевозкой грузов и личного состава в Союз и обратно, а внутри Афганистана – обеспечением связи и руководства боевыми действиями с воздуха.
Аболакин был рад познакомиться с заместителем командира полка, подполковником Екимовым, человеком простым и открытым. Учась в академии, в военных журналах читал статьи о его подвигах, был наслышан о его личном мужестве, боевых делах, когда Екимов командовал отдельной эскадрильей в Джелалабаде, еще в первый год ввода наших войск в Афганистан.
Вторая и третья эскадрильи были вертолетными. Командиром второй эскадрильи, экипажи которой летали на боевых Ми-24, был однокашник, майор Владимирский. В основном этой эскадрильей, знаменитой своими успешными ратными действиями, занимался Екимов, который сам часто летал, возглавлял и руководил боевыми операциями.
Командиром третьей эскадрильи, экипажи которой летали на вертолетах Ми-8, был майор Герцев – смелый, отважный офицер, хороший руководитель. На плечи экипажей эскадрильи возлагался большой спектр задач. Это доставка и десантирование войск, эвакуация раненых, подача целеуказаний фронтовой авиации на наземные цели противника, нанесение бомбовых ударов по противнику, перевозка грузов и личного состава внутри Афганистана и еще многое, многое другое.
Начальник политотдела полка, подполковник Мостовидов, летал на Ан-12, в боевых действиях, конечно, не участвовал, на КП (командном пункте) не дежурил. Занимался он в основном партийной учебой, разбирался с нарушителями воинской дисциплины, с женщинами – военнослужащими и прибывшими по контракту, допускавшими вольное поведение, а также составлял списки и руководил распределением дефицита в магазине военторга – кому магнитофон, кому баночку икры и т. д.
– Раз в четыре дня, таков у нас порядок, будете заступать на дежурство ответственным на КП, – пояснял Торопцев, – но это еще не все! На аэродроме в Газни постоянно находятся четыре вертолетных экипажа от нашего полка, по два экипажа от второй и третьей эскадрилий, два вертолета Ми-24 и два – Ми-8. Их задача – авиационная поддержка сухопутных войск, которые дислоцированы недалеко и ведут боевые действия. Поэтому мы трое – заместитель командира полка Екимов, старший штурман полка подполковник Мельничук и начальник штаба, теперь это будете вы, по очереди находимся по десять-пятнадцать дней в Газни в качестве старших офицеров для контакта и взаимодействия с командирами сухопутных частей, для организации боевых вылетов.
– А самим летать разрешается? – поинтересовался Аболакин, которому хотелось проявить, а главное, испытать и проверить свои способности и навыки в боевых условиях.
– По своему усмотрению, – ответил Торопцев, который сам нечасто отваживался садиться в кресло вертолета, чтобы лететь навстречу опасности.
«Вот с таким командным составом 50-го ОСАП – отдельного смешанного авиационного полка, пестрым и неоднородным, – думал к концу дня подполковник Аболакин Геннадий Васильевич, – предстоит мне и воевать, и жить под жарким солнцем Афганистана двенадцать долгих месяцев».
Глава третья
1
Согласовав с Крушицыным все текущие дела и вопросы, подполковник Быховец, заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе, доложил:
– Вертолет Ми-8, бортовой номер 67, полностью восстановлен и его можно включить в состав действующих.
– Очень хорошо! – сказал командир полка.
– Да не совсем все хорошо.
– А что именно?
– Вертолет восстановлен, проверен, но летчики отказываются на нем летать, – сказал инженер полка и пояснил: – До вашего прибытия в Афганистан этот вертолет дважды лежал на редукторе.
Евгений Николаевич сразу мысленно представил себе крупную авиационную катастрофу. Лежал на редукторе – это означает, что вертолет в воздухе перевернулся и упал двигателем вниз. Да не один раз, а дважды. И оба раза вниз головой. Вертолет приобрел дурную славу. Летный состав отказывался на нем летать на выполнение боевых задач. Находились желающие только на один полет – перегнать его в Союз и сдать на капитальный ремонт.
После очередной аварии вертолет восстановили силами здешней инженерно-авиационной эксплуатационной службы. Машина еще не выработала установленный ресурс, списывать ее нельзя, и злополучный вертолет как восстановленный учитывался в штабе ВВС армии, включался в боевой расчет полка и на него ставились боевые задачи. Как тут быть? Ситуация не из приятных. А решать ему, командиру полка. Силой никого не заставишь сесть в кабину вертолета.
– Облет производили? – спросил подполковник.
– Еще нет! – ответил инженер и уверенно добавил: – По техническим показателям все в норме!
Евгений Николаевич на минуту задумался. Он в полку новичок, в боях еще не участвовал, как говорится, пороху еще не нюхал. А отказываются летать на этом вертолете опытные боевые пилоты. И он решился.
– Ну, если все в норме, – мягко, с улыбкой сказал Крушицын, – тогда готовьте его к первому облету.
– Когда?
– Сегодня! – сказал Крушицын и посмотрел в глаза инженера. – У меня к вам просьба!
– Слушаю, товарищ полковник!
– Прошу вас, Владимир Захарович, полететь со мной в качестве бортового инженера.
– Бортовым инженером? – переспросил Быховец, но глаз не отвел.
– Именно! В полете мы с вами определим и оценим его боевые и полетные достоинства.
Главный инженер, не задумываясь, дал свое согласие. Это вселяло уверенность в то, что восстановительные работы проведены капитально. Крушицын посмотрел на часы.
– Встречаемся в четырнадцать ноль-ноль!
Быстро освободившись от текущих дел, полковник сходил в свой модуль, переоделся в летный комбинезон. Вертолет находился на стоянке и около него уже топтался главный инженер, тоже переодевшийся в летную форму. Боевая машина сверкала свежей зеленой окраской, а на борту четко выделялся номер «67». Крушицын задержал взгляд на номере и машинально в уме сложил обе цифры и получил в сумме число тринадцать. Чертова дюжина! Не это ли число отпугивало летчиков? В авиации, как он знал, многие пилоты тайно и явно придерживаются различных суеверий. У вертолета суетились солдаты технической службы.
– На внешний вид вертолет смотрится хорошо, даже красиво, как новенький, – сказал Крушицын, имея в виду, что ремонтники добротно потрудились над фюзеляжем и выправили погнутости, вмятины, от которых почти не осталось следов.
– Стараемся, товарищ полковник! – ответил рослый сержант, польщенный оценкой.
– Теперь посмотрим, как он ведет себя в воздухе!
Крушицын занял место летчика, Быховец бортового инженера.
Полковник включил двигатели. С привычным шелестом над головой завертелись лопасти. Прислушался к монотонному и басистому рокоту двигателей. Они вселяли уверенность. Вырулил на взлетную полосу, окруженный пыльным облаком. Чуть помедлил и дал газ.
– «Поехали», как сказал Гагарин!
Вертолет плавно оторвался от земли, завис и потом по команде Крушицына стал набирать высоту. Вел он себя нормально, слушался управления. Придраться было не к чему. Крушицын выполнил облет по утвержденной программе, да еще вдобавок проверил на машину на крутых виражах. Вертолет, как живое существо, почувствовал руку хозяина, послушно подчинялся каждому приказу.
– Как у тебя? – спросил инженера.
– Винтомоторная группа работает нормально!
Полковник был доволен, полет радовал, он отметил только один недостаток – несколько повышенную вибрацию.
Наблюдавшие с земли отметили и слабую вибрацию хвостовой балки. Но все это вместе взятое не превышало технических нормативов. Крушицын планировал в будущем свои полеты, в том числе на выполнение боевых задач, но у него не было личного вертолета. И он распорядился:
– Запишите борт шестьдесят семь за мной!
Полковник тут же, на стоянке, подписал документы о приеме боевой машины в эксплуатацию, а заодно поблагодарил всех, кто над ней работал.
– Товарищ полковник, срочно!
Из подкатившего штабного «газика» на вертолетную стоянку выскочил дежурный офицер.
– Вас ждут! Прилетает командующий округом!
Командующий Туркестанским военным округом генерал армии Герой Советского Союза Максимов любил, чтобы его встречали с подобающим парадным офицерским строем. Перед посадкой его самолета на аэродром на стоянку прилетающих самолетов прибывали чины из штаба армии, вызывались все командиры близлежащих частей и соединений, начальники политотделов, начальники штабов. Все выстраивались в одну длинную шеренгу у трапа самолета.
Крушицын едва успел занять свое место за чинами штаба армии, как комфортабельный самолет подрулил к стоянке. Командующий вышел из самолета в окружении двух генералов и трех полковников. Его встретил старший по званию, заместитель командующего 40-й армией генерал-майор и доложил, как положено.
Командующий округом кивнул в ответ, пожал руку и со своей свитой направился к шеренге офицеров, которые замерли по стойке смирно. Правофланговый, вскинув руку к фуражке, представился. Командующий кивнул, пожал ему руку. Потом представился следующий полковник, офицер штаба. Солнце припекало, а шеренга была длинной. Подошла очередь представляться Крушицыну. Он сожалел, что не успел переодеться. Вскинув руку к виску, четко доложил о себе.
– Командир отдельного смешанного авиационного полка полковник Крушицын! – и, уловив в глазах командующего округом недовольство его внешним видом, сразу добавил: – Извините, что одет в рабочую летную форму. Прибыл встречать вас прямо после проверки и облета боевого вертолета Ми-8, отремонтированного своими силами!
Командующему понравились слова «отремонтирован своими силами» и он, подобрев лицом, спросил:
– Ну и как?
– В полном ажуре, хоть сейчас на боевое задание!
– Молодцы! – похвалил командующий и повернулся к трем полковникам, щеголевато одетым, по всему видать, из Москвы. – Вот вам и извозчик! Воздушное такси! Слетайте в Бамиан, как вам хотелось, и посмотрите на гигантскую статую Будды, вырубленную в скале! Здесь говорят, что если не побываете в Бамиане, то, считайте, что не видели Афганистана! – и снова посмотрел на командира полка. – Задачу уяснил?
– Так точно, товарищ командующий, быть воздушным извозчиком!
– Шуточки, полковник, прибереги для жены! – рыкнул командующий. – Благодари судьбу, что я сегодня добрый!
И пошел дальше вдоль шеренги.
– Вертолет Ми-8, бортовой номер 67, полностью восстановлен и его можно включить в состав действующих.
– Очень хорошо! – сказал командир полка.
– Да не совсем все хорошо.
– А что именно?
– Вертолет восстановлен, проверен, но летчики отказываются на нем летать, – сказал инженер полка и пояснил: – До вашего прибытия в Афганистан этот вертолет дважды лежал на редукторе.
Евгений Николаевич сразу мысленно представил себе крупную авиационную катастрофу. Лежал на редукторе – это означает, что вертолет в воздухе перевернулся и упал двигателем вниз. Да не один раз, а дважды. И оба раза вниз головой. Вертолет приобрел дурную славу. Летный состав отказывался на нем летать на выполнение боевых задач. Находились желающие только на один полет – перегнать его в Союз и сдать на капитальный ремонт.
После очередной аварии вертолет восстановили силами здешней инженерно-авиационной эксплуатационной службы. Машина еще не выработала установленный ресурс, списывать ее нельзя, и злополучный вертолет как восстановленный учитывался в штабе ВВС армии, включался в боевой расчет полка и на него ставились боевые задачи. Как тут быть? Ситуация не из приятных. А решать ему, командиру полка. Силой никого не заставишь сесть в кабину вертолета.
– Облет производили? – спросил подполковник.
– Еще нет! – ответил инженер и уверенно добавил: – По техническим показателям все в норме!
Евгений Николаевич на минуту задумался. Он в полку новичок, в боях еще не участвовал, как говорится, пороху еще не нюхал. А отказываются летать на этом вертолете опытные боевые пилоты. И он решился.
– Ну, если все в норме, – мягко, с улыбкой сказал Крушицын, – тогда готовьте его к первому облету.
– Когда?
– Сегодня! – сказал Крушицын и посмотрел в глаза инженера. – У меня к вам просьба!
– Слушаю, товарищ полковник!
– Прошу вас, Владимир Захарович, полететь со мной в качестве бортового инженера.
– Бортовым инженером? – переспросил Быховец, но глаз не отвел.
– Именно! В полете мы с вами определим и оценим его боевые и полетные достоинства.
Главный инженер, не задумываясь, дал свое согласие. Это вселяло уверенность в то, что восстановительные работы проведены капитально. Крушицын посмотрел на часы.
– Встречаемся в четырнадцать ноль-ноль!
Быстро освободившись от текущих дел, полковник сходил в свой модуль, переоделся в летный комбинезон. Вертолет находился на стоянке и около него уже топтался главный инженер, тоже переодевшийся в летную форму. Боевая машина сверкала свежей зеленой окраской, а на борту четко выделялся номер «67». Крушицын задержал взгляд на номере и машинально в уме сложил обе цифры и получил в сумме число тринадцать. Чертова дюжина! Не это ли число отпугивало летчиков? В авиации, как он знал, многие пилоты тайно и явно придерживаются различных суеверий. У вертолета суетились солдаты технической службы.
– На внешний вид вертолет смотрится хорошо, даже красиво, как новенький, – сказал Крушицын, имея в виду, что ремонтники добротно потрудились над фюзеляжем и выправили погнутости, вмятины, от которых почти не осталось следов.
– Стараемся, товарищ полковник! – ответил рослый сержант, польщенный оценкой.
– Теперь посмотрим, как он ведет себя в воздухе!
Крушицын занял место летчика, Быховец бортового инженера.
Полковник включил двигатели. С привычным шелестом над головой завертелись лопасти. Прислушался к монотонному и басистому рокоту двигателей. Они вселяли уверенность. Вырулил на взлетную полосу, окруженный пыльным облаком. Чуть помедлил и дал газ.
– «Поехали», как сказал Гагарин!
Вертолет плавно оторвался от земли, завис и потом по команде Крушицына стал набирать высоту. Вел он себя нормально, слушался управления. Придраться было не к чему. Крушицын выполнил облет по утвержденной программе, да еще вдобавок проверил на машину на крутых виражах. Вертолет, как живое существо, почувствовал руку хозяина, послушно подчинялся каждому приказу.
– Как у тебя? – спросил инженера.
– Винтомоторная группа работает нормально!
Полковник был доволен, полет радовал, он отметил только один недостаток – несколько повышенную вибрацию.
Наблюдавшие с земли отметили и слабую вибрацию хвостовой балки. Но все это вместе взятое не превышало технических нормативов. Крушицын планировал в будущем свои полеты, в том числе на выполнение боевых задач, но у него не было личного вертолета. И он распорядился:
– Запишите борт шестьдесят семь за мной!
Полковник тут же, на стоянке, подписал документы о приеме боевой машины в эксплуатацию, а заодно поблагодарил всех, кто над ней работал.
– Товарищ полковник, срочно!
Из подкатившего штабного «газика» на вертолетную стоянку выскочил дежурный офицер.
– Вас ждут! Прилетает командующий округом!
Командующий Туркестанским военным округом генерал армии Герой Советского Союза Максимов любил, чтобы его встречали с подобающим парадным офицерским строем. Перед посадкой его самолета на аэродром на стоянку прилетающих самолетов прибывали чины из штаба армии, вызывались все командиры близлежащих частей и соединений, начальники политотделов, начальники штабов. Все выстраивались в одну длинную шеренгу у трапа самолета.
Крушицын едва успел занять свое место за чинами штаба армии, как комфортабельный самолет подрулил к стоянке. Командующий вышел из самолета в окружении двух генералов и трех полковников. Его встретил старший по званию, заместитель командующего 40-й армией генерал-майор и доложил, как положено.
Командующий округом кивнул в ответ, пожал руку и со своей свитой направился к шеренге офицеров, которые замерли по стойке смирно. Правофланговый, вскинув руку к фуражке, представился. Командующий кивнул, пожал ему руку. Потом представился следующий полковник, офицер штаба. Солнце припекало, а шеренга была длинной. Подошла очередь представляться Крушицыну. Он сожалел, что не успел переодеться. Вскинув руку к виску, четко доложил о себе.
– Командир отдельного смешанного авиационного полка полковник Крушицын! – и, уловив в глазах командующего округом недовольство его внешним видом, сразу добавил: – Извините, что одет в рабочую летную форму. Прибыл встречать вас прямо после проверки и облета боевого вертолета Ми-8, отремонтированного своими силами!
Командующему понравились слова «отремонтирован своими силами» и он, подобрев лицом, спросил:
– Ну и как?
– В полном ажуре, хоть сейчас на боевое задание!
– Молодцы! – похвалил командующий и повернулся к трем полковникам, щеголевато одетым, по всему видать, из Москвы. – Вот вам и извозчик! Воздушное такси! Слетайте в Бамиан, как вам хотелось, и посмотрите на гигантскую статую Будды, вырубленную в скале! Здесь говорят, что если не побываете в Бамиане, то, считайте, что не видели Афганистана! – и снова посмотрел на командира полка. – Задачу уяснил?
– Так точно, товарищ командующий, быть воздушным извозчиком!
– Шуточки, полковник, прибереги для жены! – рыкнул командующий. – Благодари судьбу, что я сегодня добрый!
И пошел дальше вдоль шеренги.
2
Полковник Крушицын внешне ничем не выдал своего удивления и возмущения. Только закусил губу.
Сосед по шеренге, начальник отдела штаба армии, едва удалился командующий, дружески подмигнул и шепнул:
– Поздравляю с новой должностью воздушного извозчика!
Крушицын не ответил. Возражать и спорить с начальством себе дороже. Он давно усвоил, что в армии, как и в жизни, всегда прав тот, у кого больше прав. В своем штабе подошел к карте Афганистана, занимавшей добрую часть стены в его кабинете. Где этот самый Бамиан?
Горный район грозного Гиндукуша. Бамиан находится за перевалом в три тысячи метров, в Хаджигенском ущелье, расположенном южнее долины. Почти сердце высочайшего в мире горного района. Бамиан – центр провинции, в которую входят четыре уезда, в том числе знаменитый Пенджаб, и одна волость провинциального подчинения, отдаленный населенный пункт Шибар. Полковник мысленно отметил: «Горная суровая вотчина Ахмад Шаха, одолеть которого не удается ни афганским войскам, ни нашим». Прикинул расстояние от Кабула до Бамиана. Лететь не меньше часа. Древний город, историческая ценность страны, который ежегодно посещают десятки тысяч туристов со всего мира, здесь же небольшой наш гарнизон, расквартирован мотострелковый батальон и афганский пехотный полк.
Звонок из командного пункта ВВС армии подтвердил слова командующего:
– Подготовить вертолет для спецрейса в Бамиан. Вылет через час!
Кроме трех полковников, прибывших из Москвы, на экскурсию летели офицеры штаба и политуправления армии. Когда еще такая удача подвалит! Роль экскурсовода выполнял молодой майор, комсомолец, историк по образованию.
Внизу, под лопастями вертолета, сначала простирались зеленые оазисы долины, утопавшие в садах кишлаки, приютившиеся у водоемов, которых становилось все меньше и меньше. Вскоре открылась голая каменистая полупустыня, испещренная грядами гор. Ее однообразие оживляли редкие пучки высохшей колючей травы.
– Впереди перед нами Хаджигенский перевал, – пояснял майор. – Высшая точка – три тысячи метров!
Сверху был виден серпантин дороги, крутые повороты, которые петляли к суровому мрачному перевалу. Преодолели его, и под вертолетом открылась узкая долина, причудливо петлявшая тонкая голубая лента горной реки, миниатюрные селения, укрытые зеленью тополиных рощ, слияние рек Калу и Бамиан. Вокруг – голые отвесные скалы. И среди них, на огромной высоте отвесных, похожих на строй гигантских елей, красно-бурых скалистых выступов, эффектно оттененных лазурной синевой безоблачного неба, вырисовывались остатки некогда мощных бастионов. Разрушенные стены свидетельствовали о былой мощи крепости.
– Это Шахри-Заххак, город Заххака, названный по имени одного древнего персидского царя, которому приписывают сооружение горной крепости, – пояснял майор. – Образ жестокого правителя описал великий поэт Фирдоуси в своей легендарной поэме «Шахнаме». Стены крепости сложены из обожженного кирпича, высотой более двадцати метров. Они почти сливаются с красно-бурыми горными вершинами, за что в народе крепость получила название Красный город. Предполагают, что город был основан в первые века новой эры.
Доминируя над местностью, крепость служила надежным стражем всей Бамианской долины. Сама долина небольшая, всего четырнадцать километров в длину и два в ширину, она окружена голыми, лишенными растительности отрогами Гиндукуша. Ее с одной стороны запирает отвесная гряда высотой до ста метров, а с другой – окаймляет обширное горное плато, переходящее в заснеженные вершины.
Богатый и воинственный Рим – на Западе, процветавший ханьский Китай – на Востоке, и загадочную страну пряностей и драгоценных камней Индию – на юге связывал в древности Великий шелковый путь. И расположенная на этом пути Бамианская долина для многочисленных караванов стала незаменимым перевалочным пунктом после утомительного и беспокойного перехода через грозный и опасный Гиндукуш. И в настоящее время Хаджигенское ущелье, расположенное южнее долины, остается наиболее удобным проходом через горные скалы.
Вместе с купцами в Бамиан приходили странствующие поэты, музыканты, философы, монахи, которые принесли с собой буддизм. В Афганистане эта религия укрепилась и оставалась главной до нашествия арабов в конце седьмого века.
В 1221 году Бамиан принял на себя удар войск Чингисхана. Мощная крепость, развалины которой сохранились, напоминает по размаху пирамиды египетских фараонов. Одолеть ее монголы не смогли. Говорят, что при штурме был убит любимый внук жестокого завоевателя, и он повторно пошел на штурм.
Существует легенда, что монголы никогда бы не взяли крепость, но им помогла вероломная дочь правителя, Лалы Ханум. Желая отомстить отцу за его второй брак и ненавидя новую хозяйку, она тайно сообщила Чингисхану расположение скрытого канала, по которому Бамиан снабжался водой. Захватив крепость, Чингисхан, мстя за смерть внука, повелел уничтожить все живое в городе и в цветущей долине, а также приказал казнить девушку, сказав, что «она должна понести кару за измену отцу!».
С высоты развалин старого города Бамианская долина смотрится как на ладони. Хорошо видны вырубленные в отвесной скале остатки пещерного монастыря с многочисленными, соединенными между собой внутренними галереями, гротами, число которых достигает более трех тысяч. Комплекс венчают две исполинские статуи Будды, вырубленные в скальной породе. Одна, высотой в тридцать пять метров, – Малый Будда, вторая, пятьдесят три метра – Большой Будда.
С трудом верится, что эти колоссальные статуи сделаны человеческими руками. Как бы раздвинув монашеские кельи, напоминающие огромные пчелиные соты, высится Малый Будда, наиболее древний. У его основания, у ног, находится квадратная пещера, которая когда-то предназначалась для стражи, охранявшей вход в монастырь.
– И сейчас мы вынуждены держать здесь полицейский пост, – пояснял местный пожилой гид, не по возрасту подвижный. – Многие гроты и кельи превратились в пристанище бездомных хиппи, прибывших из разных стран. А их присутствие не способствует сохранению остатков бесценных фресок.
Следуя за гидом, офицеры не без труда поднимались по крутым каменным лестницам, двигались по галереям, которые пересекали весь пещерный город, вырубленный в теле гранитной скалы. В воображении возникали вереницы буддийских монахов в желтых и оранжевых одеждах, которые шествовали мимо этих прокопченных монастырских сводов. На потолке одной из ниш внимание офицеров привлекла фреска, на которой был изображен бог молодой Луны, державший в правой руке копье, а левой он опирался на длинный меч. Он находился в колеснице, которую крылатые скакуны мчали по небесам.
– Обратите внимание, как на фреске выражено слияние художественных стилей разных эпох: греческая колесница и кони, одежда Центральной Азии, оружие времен Сасанидской империи.
В нескольких десятках метров от Малого Будды возвышался Большой Будда. Этот каменный исполин несколько «моложе» первого, и при его создании сказался уже приобретенный опыт: у статуи были великолепно выдержаны пропорции тела. Поражало высокое мастерство древних каменотесов, которые более тысячи лет назад вырубили этого пятидесятитрехметрового колосса в цельной гранитной скале. У него на голове отсутствует верхняя часть лица до рта. Создается такое впечатление, что она искусственно отделена.
– Эту часть лица, выше рта – нос, глаза и лоб – в те времена заменяла маска из золота и драгоценных камней. Она открывалась во времена больших праздников, ярко играла в лучах солнца тысячами огней, и поражала толпы паломников и монахов своим богатством, величием и блеском, – пояснял гид. Блеск глаз выдавал его влюбленность в ту далекую эпоху. – Среди старых бамианцев бытует легенда, что во времена арабского нашествия эта золотая маска из чистого золота, украшенная драгоценными камнями, была искусно спрятана в одной из пещер, где сам Всевышний хранит ее по сей день.
Обе статуи когда-то были окрашены. Большой Будда – в розовый цвет, а Малый Будда – в голубой, и разрисованы красивым орнаментом. Комплекс монастыря и гигантские статуи подверглись за прошедшие века значительному разрушению. Арабское нашествие, разорительные набеги орд Чингисхана, суровая природа этих мест – сильные ветры, дожди, палящее солнце и резкий перепад температур в дневное и ночное время, – сделали за века свое дело, но не смогли уничтожить великолепное творение рук человека.
– Эти две гигантские статуи – не единственные в долине, есть еще и другие, меньших размеров, – и гид показал на несколько, едва различимых в скале, крупных пещер, которые расположились ярусами вокруг еще одной статуи Будды. – Высота этого Будды пятнадцать метров. Тоже немаленький. А древние буддийские монахи свидетельствовали, что в Бамиане была еще одна статуя лежащего Будды, она достигала в длину более трехсот метров.
Сам Бамиан мало чем отличался от других провинциальных городков, расположенных в горных районах Афганистана. Дома и мазанки с плоскими крышами, окруженные глинобитными заборами. Густые сады; словно гигантские пальцы, в небо возвышались минареты мечетей. По обеим сторонам узких улиц, цепляясь друг за друга, тянулись ряды торговых лавок, лавочек, в которых продавали изделия местных жестянщиков, гончаров и ковровщиков; чайные и столовые.
Сосед по шеренге, начальник отдела штаба армии, едва удалился командующий, дружески подмигнул и шепнул:
– Поздравляю с новой должностью воздушного извозчика!
Крушицын не ответил. Возражать и спорить с начальством себе дороже. Он давно усвоил, что в армии, как и в жизни, всегда прав тот, у кого больше прав. В своем штабе подошел к карте Афганистана, занимавшей добрую часть стены в его кабинете. Где этот самый Бамиан?
Горный район грозного Гиндукуша. Бамиан находится за перевалом в три тысячи метров, в Хаджигенском ущелье, расположенном южнее долины. Почти сердце высочайшего в мире горного района. Бамиан – центр провинции, в которую входят четыре уезда, в том числе знаменитый Пенджаб, и одна волость провинциального подчинения, отдаленный населенный пункт Шибар. Полковник мысленно отметил: «Горная суровая вотчина Ахмад Шаха, одолеть которого не удается ни афганским войскам, ни нашим». Прикинул расстояние от Кабула до Бамиана. Лететь не меньше часа. Древний город, историческая ценность страны, который ежегодно посещают десятки тысяч туристов со всего мира, здесь же небольшой наш гарнизон, расквартирован мотострелковый батальон и афганский пехотный полк.
Звонок из командного пункта ВВС армии подтвердил слова командующего:
– Подготовить вертолет для спецрейса в Бамиан. Вылет через час!
Кроме трех полковников, прибывших из Москвы, на экскурсию летели офицеры штаба и политуправления армии. Когда еще такая удача подвалит! Роль экскурсовода выполнял молодой майор, комсомолец, историк по образованию.
Внизу, под лопастями вертолета, сначала простирались зеленые оазисы долины, утопавшие в садах кишлаки, приютившиеся у водоемов, которых становилось все меньше и меньше. Вскоре открылась голая каменистая полупустыня, испещренная грядами гор. Ее однообразие оживляли редкие пучки высохшей колючей травы.
– Впереди перед нами Хаджигенский перевал, – пояснял майор. – Высшая точка – три тысячи метров!
Сверху был виден серпантин дороги, крутые повороты, которые петляли к суровому мрачному перевалу. Преодолели его, и под вертолетом открылась узкая долина, причудливо петлявшая тонкая голубая лента горной реки, миниатюрные селения, укрытые зеленью тополиных рощ, слияние рек Калу и Бамиан. Вокруг – голые отвесные скалы. И среди них, на огромной высоте отвесных, похожих на строй гигантских елей, красно-бурых скалистых выступов, эффектно оттененных лазурной синевой безоблачного неба, вырисовывались остатки некогда мощных бастионов. Разрушенные стены свидетельствовали о былой мощи крепости.
– Это Шахри-Заххак, город Заххака, названный по имени одного древнего персидского царя, которому приписывают сооружение горной крепости, – пояснял майор. – Образ жестокого правителя описал великий поэт Фирдоуси в своей легендарной поэме «Шахнаме». Стены крепости сложены из обожженного кирпича, высотой более двадцати метров. Они почти сливаются с красно-бурыми горными вершинами, за что в народе крепость получила название Красный город. Предполагают, что город был основан в первые века новой эры.
Доминируя над местностью, крепость служила надежным стражем всей Бамианской долины. Сама долина небольшая, всего четырнадцать километров в длину и два в ширину, она окружена голыми, лишенными растительности отрогами Гиндукуша. Ее с одной стороны запирает отвесная гряда высотой до ста метров, а с другой – окаймляет обширное горное плато, переходящее в заснеженные вершины.
Богатый и воинственный Рим – на Западе, процветавший ханьский Китай – на Востоке, и загадочную страну пряностей и драгоценных камней Индию – на юге связывал в древности Великий шелковый путь. И расположенная на этом пути Бамианская долина для многочисленных караванов стала незаменимым перевалочным пунктом после утомительного и беспокойного перехода через грозный и опасный Гиндукуш. И в настоящее время Хаджигенское ущелье, расположенное южнее долины, остается наиболее удобным проходом через горные скалы.
Вместе с купцами в Бамиан приходили странствующие поэты, музыканты, философы, монахи, которые принесли с собой буддизм. В Афганистане эта религия укрепилась и оставалась главной до нашествия арабов в конце седьмого века.
В 1221 году Бамиан принял на себя удар войск Чингисхана. Мощная крепость, развалины которой сохранились, напоминает по размаху пирамиды египетских фараонов. Одолеть ее монголы не смогли. Говорят, что при штурме был убит любимый внук жестокого завоевателя, и он повторно пошел на штурм.
Существует легенда, что монголы никогда бы не взяли крепость, но им помогла вероломная дочь правителя, Лалы Ханум. Желая отомстить отцу за его второй брак и ненавидя новую хозяйку, она тайно сообщила Чингисхану расположение скрытого канала, по которому Бамиан снабжался водой. Захватив крепость, Чингисхан, мстя за смерть внука, повелел уничтожить все живое в городе и в цветущей долине, а также приказал казнить девушку, сказав, что «она должна понести кару за измену отцу!».
С высоты развалин старого города Бамианская долина смотрится как на ладони. Хорошо видны вырубленные в отвесной скале остатки пещерного монастыря с многочисленными, соединенными между собой внутренними галереями, гротами, число которых достигает более трех тысяч. Комплекс венчают две исполинские статуи Будды, вырубленные в скальной породе. Одна, высотой в тридцать пять метров, – Малый Будда, вторая, пятьдесят три метра – Большой Будда.
С трудом верится, что эти колоссальные статуи сделаны человеческими руками. Как бы раздвинув монашеские кельи, напоминающие огромные пчелиные соты, высится Малый Будда, наиболее древний. У его основания, у ног, находится квадратная пещера, которая когда-то предназначалась для стражи, охранявшей вход в монастырь.
– И сейчас мы вынуждены держать здесь полицейский пост, – пояснял местный пожилой гид, не по возрасту подвижный. – Многие гроты и кельи превратились в пристанище бездомных хиппи, прибывших из разных стран. А их присутствие не способствует сохранению остатков бесценных фресок.
Следуя за гидом, офицеры не без труда поднимались по крутым каменным лестницам, двигались по галереям, которые пересекали весь пещерный город, вырубленный в теле гранитной скалы. В воображении возникали вереницы буддийских монахов в желтых и оранжевых одеждах, которые шествовали мимо этих прокопченных монастырских сводов. На потолке одной из ниш внимание офицеров привлекла фреска, на которой был изображен бог молодой Луны, державший в правой руке копье, а левой он опирался на длинный меч. Он находился в колеснице, которую крылатые скакуны мчали по небесам.
– Обратите внимание, как на фреске выражено слияние художественных стилей разных эпох: греческая колесница и кони, одежда Центральной Азии, оружие времен Сасанидской империи.
В нескольких десятках метров от Малого Будды возвышался Большой Будда. Этот каменный исполин несколько «моложе» первого, и при его создании сказался уже приобретенный опыт: у статуи были великолепно выдержаны пропорции тела. Поражало высокое мастерство древних каменотесов, которые более тысячи лет назад вырубили этого пятидесятитрехметрового колосса в цельной гранитной скале. У него на голове отсутствует верхняя часть лица до рта. Создается такое впечатление, что она искусственно отделена.
– Эту часть лица, выше рта – нос, глаза и лоб – в те времена заменяла маска из золота и драгоценных камней. Она открывалась во времена больших праздников, ярко играла в лучах солнца тысячами огней, и поражала толпы паломников и монахов своим богатством, величием и блеском, – пояснял гид. Блеск глаз выдавал его влюбленность в ту далекую эпоху. – Среди старых бамианцев бытует легенда, что во времена арабского нашествия эта золотая маска из чистого золота, украшенная драгоценными камнями, была искусно спрятана в одной из пещер, где сам Всевышний хранит ее по сей день.
Обе статуи когда-то были окрашены. Большой Будда – в розовый цвет, а Малый Будда – в голубой, и разрисованы красивым орнаментом. Комплекс монастыря и гигантские статуи подверглись за прошедшие века значительному разрушению. Арабское нашествие, разорительные набеги орд Чингисхана, суровая природа этих мест – сильные ветры, дожди, палящее солнце и резкий перепад температур в дневное и ночное время, – сделали за века свое дело, но не смогли уничтожить великолепное творение рук человека.
– Эти две гигантские статуи – не единственные в долине, есть еще и другие, меньших размеров, – и гид показал на несколько, едва различимых в скале, крупных пещер, которые расположились ярусами вокруг еще одной статуи Будды. – Высота этого Будды пятнадцать метров. Тоже немаленький. А древние буддийские монахи свидетельствовали, что в Бамиане была еще одна статуя лежащего Будды, она достигала в длину более трехсот метров.
Сам Бамиан мало чем отличался от других провинциальных городков, расположенных в горных районах Афганистана. Дома и мазанки с плоскими крышами, окруженные глинобитными заборами. Густые сады; словно гигантские пальцы, в небо возвышались минареты мечетей. По обеим сторонам узких улиц, цепляясь друг за друга, тянулись ряды торговых лавок, лавочек, в которых продавали изделия местных жестянщиков, гончаров и ковровщиков; чайные и столовые.