— Страх смерти? — удивлённо воскликнул Бонделли. — Но ведь это ждёт его, если…
   — Здесь следует различать два вида смерти, — сказал Фурлоу. — Мёрфи испытывает значительно меньший страх перед реальной смертью в газовой камере, чем перец той смертью, которую ему придётся испытать в случае разрушения его иллюзорного мира.
   — Но УЛАВЛИВАЕТ ли он разницу?
   — Нет.
   — Сумасшествие какое-то!
   Фурлоу удивился,
   — Разве не об этом мы все время говорим?
   Бонделли бросил карандаш на стол. Раздался сухой стук.
   — И это произойдёт, если он будет признан нормальным
   — Он получит подтверждение, что сохраняет контроль над приближающейся развязкой своей беды. Для него сумасшествие означает потерю контроля. Это значит, что он не самый главный, не самый могущественный в решении своей судьбы. А если он контролирует даже свою собственную смерть, то это подлинное величие — то есть мания величия.
   — Вы могли бы попытаться доказать это в суде, — сказал Бонделли.
   — Но только не в этом конкретном сообществе и не в данный момент, — ответил Фурлоу. — Именно это я пытаюсь вам объяснить с самого начала. Вы знаете Баунтмана, моего соседа с южной стороны? Ветка моего орехового дерева свисала к нему во двор. Я всегда позволял ему собирать с неё орехи. У нас даже шутка была на эту тему. Прошлой ночью он отпилил эту ветку и бросил её ко мне во двор — потому что я свидетельствую в защиту Мёрфи.
   — Но это же сумасшествие!
   — Как раз сейчас это вполне нормально, — устало сказал Фурлоу. Он тряхнул головой. — Баунтман, как правило, проявлял себя вполне нормальным. Но то, что совершил Мёрфи — это преступление на сексуальной почве, и оно возбуждает в людях скрытые подсознательные эмоции, которые они не в силах контролировать, — страх, стыд, сознание вины. Баунтман — лишь отдельно взятое проявление. Все общество стоит на грани психического срыва.
   Фурлоу снял свои тёмные очки, повернулся и посмотрел прямо в направлении наблюдателей.
   — Все общество, — прошептал он.
   Рут поднялась, пошатываясь, словно слепая. Она нашарила наугад нужную ей ручку репродьюсера и выключила его. Пока экран полностью не потемнел, лицо Фурлоу продолжало смотреть на неё. “Прощай, Энди, — подумала она. — Дорогой Энди. Несчастный Энди. Я никогда тебя больше не увижу”.
   Келексел резко отвернулся, прошёл большими шагами на середину комнаты. Остановившись, он взглянул на Рут, проклиная тот день, когда впервые увидел её. “Во имя забвения! — подумал он. — Почему я покоряюсь ей?”
   Слова Фурлоу все ещё звенели у него в ушах: “Величие! Иллюзия! Смерть!”
   Что они могли означать для этих дикарей, которые закрыли входы и выходы для разума и чувств? Ярость, которой он раньше никогда ещё не испытывал, охватила Келексела.
   “Как она смеет говорить, что я похож на её отца?
   Как смеет она думать о своём хилом туземном любовнике, когда у неё есть я?”
   Странный, режущий ухо звук, донёсся со стороны Рут. Её плечи тряслись. Келексел понял, что она рыдает, несмотря на воздействие манипулятора. Поняв это, он ещё больше рассвирепел.
   Она медленно повернулась на вращающемся кресле и посмотрела ему в глаза. Лицо её было искажено горем.
   — Живи вечно! — тихо, но отчётливо произнесла она. — И пусть мысль о твоём преступлении терзает тебя каждый день твоей жизни!
   Её глаза сверкнули ненавистью.
   Чувство безотчётного страха потрясло Келексела. “Как она могла узнать о моем преступлении?” — испуганно подумал он.
   Но владевшая им ярость пришла на выручку.
   “Она испорчена этим иммунным, — мелькнуло у него в голове. — Тогда пусть она увидит, что может сделать Чем с её любовником!”
   Быстрым движением он повернул ручку манипулятора под своей накидкой. Резко возросшее давление отбросило Рут на спинку сидения, её тело напряглось и затем бессильно обвисло. Она потеряла сознание.

17

   Фраффин стремительно выбежал на причальную платформу, его широкая мантия развевалась, напоминая крылья летучей мыши. Море сияло, подобно темно-зелёному кристаллу, за барьером защитного поля. Десять летательных аппаратов стояли в ряд у края причала, подготовленные к отправке. Возможно, они ещё пригодятся для его “чудесной маленькой войны”. В воздухе резко пахло озоном. Фраффин почувствовал, как от едкого запаха слегка съёжилась кожа у него на лице — защитная реакция организма.
   Там, наверху, цвела его планета, с невиданным изобилием рождались новые сюжеты. Но если сообщение о Келекселе было правдой… Нет, это не могло быть правдой. Это было бы слишком нелогично.
   Фраффин замедлил шаги, приближаясь к контрольному пункту, похожему на огромный жёлтый глаз. Внутри находился Лутт, начальник Службы наблюдения. Вид приземистой, плотной фигуры офицера его экипажа вернул Фраффину потерянное спокойствие. Квадратное лицо Лутта склонилось к монитору.
   Вид у него был довольно хитрый, и Фраффин вспомнил изречение Като: “Короли страха, которым служат лукавые”.
   Да, это был туземец, достойный восхищения — Като. Фраффин восстановил в памяти образы врагов Като, двух карфагенских царей, смотрящих со стен крепости Байрса вниз, на внутреннюю гавань Кортона. “Достойная жертва, верные мысли, сильные боги — вот, что приносит победу”, — это тоже были слова Като.
   Но Като умер, его жизнь была затянута в сумасшедший водоворот времени — в память Чемов. Он умер, и те два царя тоже.
   “Безусловно, сообщение о Келекселе было ошибочным”, — подумал Фраффин.
   Один из дежурных пилотов подал знак Лутту. Начальник Службы наблюдения быстро выпрямился и повернулся навстречу Фраффину. Насторожённое выражение глаз рассеивало всякие сомнения в его излишней самоуверенности.
   “Он похож на маленького Като, — подумал Фраффин, останавливаясь в трех шагах от Лутта. То же строение лица. — Да, мы слишком много отдали этому миру”.
   Фраффин поплотнее завернулся в мантию, почувствовав неожиданно возникшую в воздухе прохладу.
   — Достопочтенный Директор, — произнёс Лутт. Как осторожно он говорил!
   — Я только что получил тревожное сообщение о Следователе, — сказал Фраффин.
   — О Следователе?
   — О Келекселе, дурень!
   Губы Лутта чуть дрогнули, он быстро посмотрел по сторонам и затем испуганно взглянул на Фраффина.
   — Он… он сказал, что у него есть ваше разрешение… с ним была туземная женщина… она… что-нибудь не так?
   Фраффину потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Лёгкая барабанная дробь прокатилась через каждое мельчайшее мгновение его бытия. Эта планета и её создания! Каждое мгновение, потраченное на их сооружение, обжигающим бременем легло на его сознание. Он чувствовал себя сейчас, как двустворчатый моллюск, выброшенный приливом на вершину Вселенной. История рушилась вместе с ним, но совершенное преступление останется в его памяти навсегда.
   — Так Следователь покинул нас? — спросил Фраффин, с гордостью отметив, как спокойно звучит его голос.
   — Только небольшая прогулка, — прошептал Лутт. — Он сказал, что это только небольшая прогулка. — Он нервно дёрнул головой. — Я… все говорили, что Следователь попался в ловушку. Эта женщина была с ним. Она была… — Лутт ухватился за эту деталь, как будто сделал важнейшее открытие. — Туземная женщина упала в обморок из-за своей беременности. — Грубая ухмылка мелькнула на губах Лутта. — Он сказал, что так легче её контролировать.
   Пересохшим ртом Фраффин проговорил:
   — Он сообщил, куда направляется?
   — На поверхность планеты. — Лутт показал большим пальцем вверх.
   Фраффин заметил движение, и мысль об ужасающем значении этого обыденного жеста раскалённой иглой пронзила его мозг.
   — В своём катере? — спросил Фраффин.
   — Он сказал, что лучше знаком с его управлением.
   В глазах Лутта снова мелькнул испуг. Вежливый голос и внешняя уравновешенность Директора не могли замаскировать огромную важность задаваемых вопросов — он уже заметил одну вспышку гнева.
   — Он заверил меня, что получил ваше разрешение, — пробормотал Лутт. — Он сказал, что это будет хорошей тренировкой перед тем, как получит свою собственную…
   Огонь, сверкнувший в глазах Фраффина, остановил его на полуслове, но он все же закончил.
   — Он сказал, что его женщине это понравится.
   — Но она же была без сознания, — уже с трудом сдерживаясь, заметил Фраффин.
   Лутт молча кивнул.
   “Почему она была без сознания? — спросил себя Фраффин. Надежда вновь начала расти в нём. — Что он может предпринять? Он же в наших руках. Я напрасно поддался панике”.
   Экран контрольного селектора позади Лутта дважды мигнул и поменял цвет с жёлтого на красный. Прибор издал громкое гудение и спроецировал в воздухе круглое лицо Юнвик. Врач корабля выглядела крайне озабоченной. Её глаза пристально смотрели на Директора.
   — Так вот ты где! — воскликнула она. Её взгляд метнулся к Лутту, по платформе и остановился на Фраффине. — Он ушёл?
   — И захватил с собой женщину, — сказал Фраффин.
   — Он не прошёл цикл омоложения! — выпалила Юнвик.
   В течение долгой минуты Фраффин не мог обрести голос.
   — Но все остальные… он… ты…
   Он опять услышал отдалённый рокот барабанов.
   — Да, все остальные немедленно обращались к Омолаживателю, — согласилась Юнвик. — Поэтому я предполагала, что он сам позаботится о себе. Ведь ты же заботишься! — ярость послышалась в её голосе. — Кто мог предположить обратное? Но никаких упоминаний о нем нет в Главных Архивах! Он не проходил цикла омоложения!
   Фраффин судорожно глотнул пересохшим горлом. Это было немыслимо! Он почувствовал необычайное спокойствие, как будто вдруг замер, прислушиваясь к движению солнц, лун, планет, существовавших в его жизни, но уже забытых. Не прошёл курс омоложения! Время… время… Незнакомый голос — его голос, — произнёс хриплым шёпотом: “Оно наконец пришло…”
   — Один из моих помощников видел его с женщиной совсем недавно и поднял тревогу, — сказала Юнвик. — Серьёзное ухудшение состояния Келексела бросилось ему в глаза.
   Фраффин почувствовал, что ему стало трудно дышать. Не прошёл курс омоложения! Если Келексел уничтожил все следы существования женщины… Но это невозможно! На корабле имеется полная запись его связи с туземкой. Но если Келексел уничтожил и её…
   Лутт тихонько потянул Фраффина за мантию.
   Фраффин яростно обернулся к нему.
   — Что тебе нужно?
   Лутт, поклонившись, отступил на шаг назад. Глядя снизу вверх на Фраффина, он пробормотал:
   — Достопочтенный Директор, сообщение… — Лутт дотронулся до прибора связи, прикреплённого сбоку на его шее. — Катер Келексела замечен на поверхности планеты.
   — Где?
   — В районе проживания женщины.
   — Они ещё видят его?
   Фраффин затаил дыхание.
   Лутт несколько мгновений слушал и затем покачал головой.
   — Корабль был замечен перемещавшимся без защитных экранов. Обнаруживший его наблюдатель запросил, чем вызвано нарушение секретности. Сейчас он уже потерял его из виду.
   “НА ПОВЕРХНОСТИ!” — подумал Фраффин.
   — Задействуйте все другие средства! — резко скомандовал он. — Лично отдайте приказ каждому пилоту. Этот корабль должен быть найден! Должен быть найден!
   — Но… что мы должны делать, когда найдём его?
   — Женщина, — сказала Юнвик.
   Фраффин покосился на лишённую тела голову, висящую в воздухе над контрольным селектором, и снова впился глазами в Лутта:
   — Да, женщина. Возьмёте её и доставите сюда. Она наша собственность. Мы сумеем договориться с этим Келекселом. Никаких срывов, понял? Доставь её мне!
   — Если смогу, достопочтенный Директор.
   — Очень советую тебе найти такую возможность, — сурово сказал Фраффин.

18

   Фурлоу проснулся от щелчка будильника и выключил его прежде, чем раздался звонок. Он сел в кровати, безуспешно пытаясь преодолеть отвращение к наступающему дню. Теперь каждый новый день превращался в адскую пытку. Вейли делает все, чтобы раздавить его, и не остановится до тех пор, пока… Фурлоу глубоко вздохнул. Скоро станет совсем невмоготу, и ему придётся уйти с работы.
   Общество помогало принять такое решение — анонимные письма с угрозами, телефонные звонки. Он стал изгоем.
   Профессионалы вели себя иначе. Поступки Парета и старого судьи Виктора Веннинга Гримма в суде и за его пределами следовало, очевидно, помещать в разные отделения, тщательно изолированные друг от друга.
   — Все уляжется, — говорил ему Гримм. — Дай срок.
   — Ничего, Энди, — успокаивал Парет. — В чем-то выигрываешь, в чём-то проигрываешь.
   Фурлоу тщетно гадал, испытывают ли они хоть какие-нибудь эмоции в связи со смертью Мёрфи. Парет был приглашён на казнь и, как говорили в суде, советовался с друзьями, идти ему или нет. Как ни странно, добрые чувства победили. Ему посоветовали не проявлять себя слишком безжалостным.
   “Зачем я пошёл? — спрашивал себя Фурлоу. — Хотел подсыпать соли на раны?”
   На самом деле, смиренно приняв приглашение осуждённого “посмотреть, как я умру”, он пошёл туда, рассчитывая снова увидеть таинственных наблюдателей в их летающем цилиндре.
   Они… или галлюцинация и на этот раз были там.
   “Есть ли они на самом деле?” — его мозг требовал разъяснения. И сразу же другой вопрос: “Где ты, Рут?” Он чувствовал, что, если она вернётся и сможет объяснить своё исчезновение, галлюцинации сразу прекратятся.
   Его мысли вновь вернулись к казни. Потребуется ещё много долгих недель, чтобы стереть это воспоминание. В памяти сохранялись тревожащие его звуки: лязг металла о металл, шарканье подошв, когда охрана подводила Мёрфи к месту казни.
   Фурлоу мысленно видел остекленевшие глаза осуждённого. Перед смертью Мёрфи уже не выглядел таким коренастым. Тюремная роба свободно болталась на нём. Он двигался с трудом, волоча ноги. Впереди него шёл священник в чёрной сутане, поющий звучным голосом, в котором иногда проскальзывали жалобные нотки.
   Когда они вошли, в комнате повисла мёртвая тишина. Все глаза обратились к палачу. Он выглядел, как мануфактурный клерк, высокий, с предупредительным лицом и уверенными ухватками профессионала — стоящий перед оклеенной резиной дверью.
   Палач взял Мёрфи под руку, помог перебраться через высокий порог. Один из охранников и священник последовали за ними. Фурлоу стоял рядом с дверью и мог хорошо видеть всю группу и слышать, как они переговариваются.
   Охранник затянул ремешок на левой руке Мёрфи, попросил его сесть поглубже на стуле.
   — Давай сюда руку, Джо. Чуть дальше. Вот так. — Охранник затянул ремешок. — Не больно?
   Мёрфи покачал головой. Его глаза по-прежнему были стеклянными, напоминавшими глаза загнанного зверька.
   Палач посмотрел на охранника и заметил:
   — Эл, может ты останешься здесь и подержишь его за руку?
   В этот момент Мёрфи очнулся. То, что он сказал, потрясло Фурлоу и заставило его отвернуться.
   — Тебе лучше остаться с мулами и фургоном.
   Фурлоу не раз слышал эту фразу от Рут — одна из семейных поговорок, истинный смысл которых известен лишь узкому кругу посвящённых. Когда Мёрфи произнёс её, Фурлоу понял, что нет силы, которая сможет разорвать цепь между отцом и дочерью.
   Все остальное было уже не так страшно.
   Подавленный воспоминаниями, Фурлоу вздохнул, спустил ноги с кровати на холодный пол. Сунул ноги в шлёпанцы, надел халат и подошёл к окну. Стоя у окна, он смотрел на открывающийся вид, ради которого двадцать лет назад отец купил этот дом.
   Утренний свет резал ему глаза, и они начали слезиться. Фурлоу взял с ночного столика свои тёмные очки, надел их, подрегулировал фокус линз.
   Перед ним был обычный утренний пейзаж — равнина, поросшая секвойями. Между красными стволами держался туман, который окончательно должен рассеяться только часам к одиннадцати. Два ворона сидели нахохлившись на ветке старого дуба и изредка каркали, созывая своих невидимых товарищей. Капельки роем свисали с листьев акации, росшей прямо у окна.
   Краем глаза Фурлоу заметил какое-то движение. Он повернул голову и увидел в воздухе сигарообразный объект, примерно тридцати футов длиной. Объект быстро проплыл над верхушкой дуба, испугав ворон. Они улетели с пронзительным карканьем.
   “Они видят его! — сказан себе Фурлоу. — Значит, он существует!”
   Объект вдруг резко повернул влево и почти мгновенно исчез, разорвав облачную плёнку хмурого неба. На его месте в воздухе остались странные мерцающие диски и сферы.
   Вскоре и они растворились в облаках. Резкий дребезжащий голос вывел Фурлоу из оцепенения:
   — Ты — туземец Фурлоу.
   Фурлоу быстро повернулся и увидел в дверях спальни призрак — приземистая коротконогая фигура в зелёной накидке и трико, квадратное лицо, тёмные волосы, серебристая кожа, рот до ушей. Глаза пришельца ярко горели под нависающими надбровиями.
   Рот приоткрылся, снова раздался неприятный дребезжащий голос:
   — Я — Келексел.
   Английский был правильным, без акцента.
   Фурлоу смотрел, вытаращив глаза.
   “Гном? — спросил он себя. — Лунатик?” Вопросы громоздились в его голове.
   Келексел бросил взгляд в окно за спиной Фурлоу. Было приятно наблюдать, как свора Фраффина кинулась в погоню за пустым катером-иглой. Запрограммированный курс не позволял кораблю уйти от преследователей, но, когда они его настигнут и обнаружат обман, здесь все будет кончено.
   Фраффин поневоле будет поставлен пред свершившимся фактом… и перед своим преступлением.
   Воскресшая гордость укрепила волю Келексела. Он хмуро посмотрел на Фурлоу, подумав: “Я знаю, что должен делать”. Рут скоро проснётся, придёт на их голоса и тогда она сможет увидеть его полный триумф. “Она будет гордиться, что Чем облагодетельствовал её своим вниманием”, — подумал он.
   — Я наблюдал за тобой, знахарь, — произнёс Келексел.
   Фурлоу осенило: “Может быть это какой-то ненормальный урод, который хочет убить меня за мои показания в суде?”
   — Как ты оказался в моем доме? — спросил Фурлоу.
   — Для Чема это несложно, — ответил Келексел.
   Тут Фурлоу с ужасом ПОЧУВСТВОВАЛ, что это существо должно быть связано с непонятным объектом, исчезнувшим в облаках и с теми наблюдателями, которые… Но что такое Чем?
   — Как ты наблюдал за мной? — спросил Фурлоу.
   — Твои проделки фиксировались… — Келексел помахал в воздухе рукой, пытаясь подыскать подходящее название. С этими существами так сложно найти общий язык… — такой штукой, вроде вашего кино, — заключил он. — Конечно, гораздо более сложной — ваши ощущения расшифровываются и стимулируют восприятие аудитории.
   Фурлоу прочистил горло. Он смутно понимал смысл слов, но его беспокойство возрастало. Хриплым голосом он проговорил.
   — Наверняка, это что-то новое.
   — Новое? — усмехнулся Келексел. — Старше твоей галактики.
   “Он точно придурок, — решил Фурлоу. — Почему они всегда выбирают психологов?”
   Но тут он вспомнил воронов. Невозможно было отрицать, что птицы тоже видели эти… штуки. “Что такое Чем?” — снова спросил он себя.
   — Ты не веришь мне, — заметил Келексел. — Ты не хочешь мне верить.
   Он ощущал, как мягкая расслабленность тёплой волной растекается по его телу. Как это было приятно! Он понял, какое удовольствие получили когда-то люди Фраффина, познакомившись с этими туземцами. Гнев и ревность, которые он испытывал к Фурлоу, постепенно рассеивались.
   Фурлоу проглотил слюну. Рассудок увлекал его на неизведанные тропки познания.
   — Если я поверю тебе, — сказал он, — то я должен тогда буду признать, что ты… ну…
   — Некто из другого мира?
   — Да.
   Келексел рассмеялся.
   — Мне не сложно это доказать! Я могу так напугать тебя, что ты остолбенеешь!
   Он щёлкнул пальцами.
   Это был чисто человеческий жест существа, мало похожего на человека. Фурлоу повнимательнее пригляделся к своему гостю: накидка с капюшоном, трико, странные остроконечные уши. “Эту накидку можно было взять из театральной костюмерной, — мелькнуло у него в голове. — Он похож на карликового Белу Люгоси. Не больше четырех футов росту”.
   В следующий момент Фурлоу овладел почти панический страх.
   — Зачем ты здесь? — воскликнул он.
   “Зачем я здесь?” — Келексел не смог сразу найти логическое объяснение своему поступку. Он вспомнил о Рут, которая без чувств лежала на кушетке в соседней комнате. Этот Фурлоу мог стать её мужем. Жгучая ревность пронзила сердце Келексела.
   — Возможно, я пришёл, чтобы указать тебе твоё место, — высокомерно сказал он. — Может быть, я подниму тебя на своём корабле высоко над вашей глупой планетой и покажу тебе, какая это ничтожная крупинка.
   — Будем считать, что это не глупая шутка, и ты… — начал Фурлоу.
   — Ты не должен говорить Чему, что он глупо шутит, — перебил его Келексел.
   Фурлоу понял по тону Келексела, что тот способен на насилие. Собрав всю свою волю, он вернул дыханию обычный ритм и стал пристально разглядывать незваного гостя.
   “Может ли он быть связан с исчезновением Рут? — размышлял Фурлоу. — Не из тех ли он тварей, которые похитили Рут, следили за мной, наблюдали за последними минутами бедного Джо Мёрфи, которые…” — Я нарушил самые важные заповеди своего общества, появившись здесь, — сказал Келексел. — Мне самому странно, что я на это осмелился.
   Фурлоу снял очки, нашёл на туалетном столике платок, протёр их и опять надел.
   “Я должен заставить его говорить, — подумал он. — Во время разговора он даёт выход своим чувствам”.
   — Что такое Чем? — спросил Фурлоу.
   — Хорошо, — сказал Келексел. — У тебя нормальное любопытство.
   Он начал рассказывать о Чемах, их могуществе, их бессмертии, Кораблях историй.
   Однако по-прежнему ни одного упоминания о Рут. Фурлоу гадал, хватит ли у него смелости спросить о ней.
   — Почему ты пришёл ко мне? — поинтересовался он. — Что, если я расскажу о тебе?
   — Вряд ли ты сможешь рассказать о нас, — улыбаясь, заметил Келексел. — А если и сможешь, кто тебе поверит?
   Фурлоу обратил внимание на угрозу. Если допустить, что Келексел тот, за кого себя выдаёт, то это может быть очень опасно.
   Кто способен противостоять такому существу? Фурлоу вдруг почувствовал себя, как житель Сандвических островов перед железной пушкой.
   — Зачем ты здесь? — снова спросил он.
   “Как он надоел мне с этим вопросом!” — подумал Келексел. Кратковременное замешательство охватило его. Почему этот знахарь так настойчив? Как бы там ни было, он знахарь, первобытный колдун, возможно обладающий таинственными методами познания.
   — Ты можешь быть мне полезен, — ответил он.
   — Полезен? Если ты прибыл из такой высокоразвитой цивилизации, как ты…
   — Я буду задавать тебе вопросы и оценивать ответы, — прервал его Келексел. — Может, что и всплывёт.
   “Почему он здесь? — спрашивал себя Фурлоу. — Если он тот, за кого себя выдаёт… почему?”
   Фурлоу пытался расставить по местам обрывки фраз Келексела. Бессмертие. Корабли историй. Поиски развлечений. Роковая скука. Бессмертие. Бессмертие…
   Пристальный взгляд Фурлоу начал раздражать Келексела.
   — Что, сомневаешься, в здравом ли ты уме? — резко спросил он.
   — Не поэтому ли ты здесь? — спросил в ответ Фурлоу. — Тоже сомнения мучают?
   Не стоило так говорить. Фурлоу сообразил это, когда слова уже слетели с языка.
   — Как ты осмелился?! — воскликнул Келексел. — В МОЕМ обществе контролируется состояние рассудка всех без исключения Чемов. Паутина Тиггиво обеспечивает безупречную работу нервной системы. Каждый при рождении подсоединяется к этой паутине, залогу нашего бессмертия.
   — Паутина Тигги… Тиггиво? — спросил Фурлоу. — Э… механическое устройство?
   — Механическое? Ммм… да.
   “Боже милостивый! — подумал Фурлоу. — Неужели он хочет внедрить какое-то сумасбродное психоаналитическое устройство? И сейчас подготавливает почву?”
   — Паутина объединяет всех Чемов, — продолжал Келексел. — Мы все — единый организм. Поэтому мы постигли то, о чём ты и не подозреваешь, несчастный. У вас кет ничего подобного, поэтому ты слеп.
   Фурлоу был глубоко задет. “Механическое устройство!” Неужели этот болван не понимает, что имеет дело с психологом? Фурлоу сдержал гнев, сознавая, что лучше не рисковать, и сказал:
   — Я слеп? Возможно. Но не настолько слеп, чтобы не видеть, что любое механическое устройство для психоанализа — бесполезная подпорка.
   — О! — Келексел был поражён этим заявлением. — Бесполезная подпорка? Паутина? Ты и без того понимаешь людей? — спросил он.
   — Да, и очень неплохо, — ответил Фурлоу.
   Келексел сделал несколько шагов в глубину комнаты.
   Он испытующе посмотрел на Фурлоу. Похоже, что туземец хорошо знает себе подобных. Это явно не пустое хвастовство. Но может ли он узнать мысли Чема, понять их?
   — Что ты можешь сказать обо мне? — поинтересовался он.
   Фурлоу вгляделся в квадратное, внимательное лицо. Он расслышал просительную интонацию в заданном вопросе. Ответить нужно осторожно.
   — Возможно, — сказал он, — ты так долго выполнял роль какой-то отдельной части, что уже почти СТАЛ этой частью.
   “Выполнял роль части?” — удивился Келексел. Он попытался переосмыслить услышанное. Но ничего не пришло ему на ум. Он сказал: