Келексел не спускал глаз со своего противника, зачарованный словами Фраффина. “Смерть — искушение? Конечно, это не так!” Однако в такой мысли несомненно чувствовалась холодная уверенность.
Наблюдая за руками Фраффина, Келексел подумал: “Рука не должна главенствовать над рассудком”.
— Вы смеётесь, — произнёс Келексел. — Вы находите меня смешным.
— Не вас конкретно, — отозвался Фраффин. — Многое забавляет меня — убогие существа моего закрытого ограниченного мира, делающие счастливыми тех из нас, кто не может расслышать предупреждения относительно нашего собственного вечного существования. Ведь все эти предупреждения не могут иметь отношения лично к вам, не так ли? Вот, что я вижу, и вот, что меня забавляет. Вы смеётесь над ними, не понимая, в чём причина смеха. Ах, Келексел, вот где мы прячем от самих себя секрет нашего собственного умирания.
— Мы не умираем! — воскликнул ошеломлённый Келексел.
— Келексел, Келексел, мы смертны. Каждый из нас может остановить своё омоложение и тогда он станет смертным. Станет смертным.
Келексел сидел, не в силах произнести ни адова. Директор был безумен!
Что касается Фраффина, то сначала произнесённые им слова пенящейся волной захлестнули островок его рассудка, затем волна откатилась, и он ощутил приступ бешеного гнева.
“Я разгневан и в то же время полон раскаяния, — подумал он. — Никто из Чемов не сможет воспринять подобную мораль. Я виноват перед Келекселом и всеми другими созданиями, которыми я двигал без их согласия. На месте каждой головы, которую я отсек, выросли пятьдесят новых. Слухи? Собиратель слухов? Я — существо с чувствительными ушами, которые до сих пор слышат, как нож режет чёрствый хлеб в комнате виллы, которой давно уже нет”.
Он вспомнил свою женщину — темнокожую экзотическую хозяйку его дома в Риме. Она была не выше его ростом, малопривлекательная с точки зрения местных жителей, но самая прекрасная в сто глазах. Она родила ему восемь смертных детей, их смешанная кровь растворилась в других потомках. Она состарилась, её лицо увяло — это он тоже помнил. Она дала ему то, что не мог дать никто другой: долю удела смертных, которую он считал своей.
“Чего только Первородные не отдали бы, чтобы узнать об этом маленьком эпизоде”, — подумал он.
— Судя по тому, что вы сказали, вы — сумасшедший, — прошептал Келексел.
“Ну, вот, мы и перешли к открытой борьбе, — подумал Фраффин. — Наверно, я слишком долго вожусь с этим болваном. Может, следует рассказать ему, как он попался в нашу ловушку”. Но Фраффин сам попался в ловушку собственной ярости и не владел сейчас своими эмоциями.
— Сумасшедший? — спросил он, усмехаясь. — Говорите, мы, Чемы, бессмертны. А как нам удаётся быть бессмертными? Мы снова и снова омолаживаем себя. Мы достигли предельного состояния, заморозили процесс старения нашего организма. Но на какой стадии развития, на чём, Келексел, мы остановились?
— Стадии? — Келексел ошеломлённо уставился на него. Слова Фраффина обжигали, как горящие угля.
— Да, стадии! Достигли мы зрелости, прежде чем заморозить себя? Я думаю, нет. Созревая, мы должны расцветать, давать побеги. Мы не расцвели, Келексел.
— Я не…
— Мы не производим чего-то прекрасного, доброго, чего-то, составляющего сущность нас самих! Мы же даём побегов.
— У меня есть потомство!
Фраффин не смог сдержать смех. Отсмеявшись, он повернулся к заметно рассерженному Келекселу.
— Нерасцветший росток, незрелость, воспроизводящая сама себя, — и этим вы хвастаетесь. Какой же вы посредственный, пустой и напуганный, Келексел.
— Чего я должен бояться? — воскликнул Келексел. — Смерть не может коснуться меня! ВЫ не можете коснуться меня!
— Но только не изнутри, — значительно произнёс Фраффин. — Смерть не может коснуться Чема, если она не садит в нём самом. Мы — независимые личности, надёжно защищённые от любой угрозы, но только не от самих себя. Росток далёкого прошлого, скрытый в каждом из нас, зерно, которое шепчет: “Помнишь? Помнишь, когда мы можем умереть?”
Келексел вскочил, будто подброшенный пружиной, глядя на Фраффина широко открытыми глазами.
— Вы сумасшедший!
— Сядьте, ПОСЕТИТЕЛЬ, — негромко и отчётливо сказал Фраффин. “Зачем я вывел его из равновесия? — мысленно спросил он себя. — Чтобы оправдать собственное действие против него? Если так, то я должен дать ему какое-то оружие, чтобы хоть как-то уравнять наши шансы”.
Келексел опустился на свой стул. Он напомнил себе, что Чемы, как правило, защищены от самых причудливых форм безумия. Правда, никто не мог знать, насколько сильны и необычны стрессы в такой обстановке, на аванпосте, при постоянном контакте с чужой цивилизацией. Им всем потенциально угрожает психическое расстройство — следствие скуки. Возможно Фраффин поражён каким-то родственным синдромом.
— Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, — сказал Фраффин.
Это предложение было настолько неожиданным, что Келексел не нашёлся, как на него ответить и только вытаращил глаза. Однако, возникшее внутри неприятное ощущение пустоты сигнализировало о скрытой в словах Фраффина угрозе.
— Какое зло может скрываться вот в этом? — спросил Фраффин. Он повернулся. Позади его стола на шкафу стояла ваза с живыми розами, которые принёс кто-то из членов экипажа. Фраффин посмотрел на розы. Они уже полностью распустились, опавшие кроваво-красные лепестки напоминали гирлянды на алтаре Дианы. “В Сумерии давно уже не шутят, — подумал он. — Кончилось время для шуток, больше мы не разбавляем глупостью мудрость Минервы”.
— О чем вы говорите? — удивлённо спросил Келексел.
Вместо ответа Фраффин надавил контрольную кнопку пульта управления. Пространственный репродьюсер, тихо загудел, заскользил по комнате, как гигантский зверь, и остановился справа от Фраффина, так, чтобы им было хорошо видно все пространство.
Келексел не отрывал глаз от устройства, во рту у него пересохло. Машина из легкомысленного развлечения неожиданно превратилась в агрессивное чудовище, готовое в любой момент поразить его.
— Это была глубокая мысль, дать одну из этих машин вашей домашней любимице, — с издёвкой сказал Фраффин. — Давайте полюбопытствуем, какой сюжет смотрит она сейчас.
— Какое это имеет отношение к нам? — резко спросил Келексел. Злость и неуверенность отчётливо слышались в его голосе, и он знал, что Фраффин отлично понял его состояние.
— Увидим, — сказал Фраффин. Он осторожно, почти нежно повернул контрольные рычажки, находящиеся в пределах его досягаемости. На сцене возникла комната — длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым коричневым потолком. На переднем плане находился дощатый стол, покрытый следами от потушенных об него сигарет. Стол был вплотную придвинут к тихо шипящему, полускрытому красно-белыми шторами радиатору парового отопления.
За столом лицом друг к другу сидели двое.
— Ага, — сказал Фраффин, — смотрите. Слева сидит отец вашей зверюшки, а справа находится человек, за которого она вышла бы замуж, если бы не вмешались мы и не переправили её вам.
— Тупые, никуда не годные создания, — презрительно усмехнулся Келексел.
— Как раз сейчас она смотрит на них, — сказал Фраффин. — Этот сюжет воспроизводит её репродьюсер… которым вы так предупредительно её снабдили.
— Я не сомневаюсь в том, что она вполне счастлива здесь, — заявил Келексел.
— Тогда почему бы вам не отказаться от применения манипулятора? — спросил Фраффин.
— Я сделаю это, когда она будет полностью под контролем, — ответил Келексел. — Когда она окончательно поймёт, что мы можем дать ей, ока будет служить нам, испытывая не только удовлетворение, но и глубокую благодарность.
— Конечно, — согласился Фраффин. Он внимательно разглядывал профиль Энди Фурлоу. Тот говорил что-то, его губы шевелились, но Фраффин не включил звук, и понять, о чём идёт речь, было невозможно. — Поэтому она и смотрит сейчас эту сцену из моего текущего произведения.
— Что может теперь привлекать её в этой сцене? — спросил Келексел. — Очевидно, её захватывает мастерство постановки.
— Разумеется, — сказал Фраффин.
Келексел присмотрелся к сидящему справа участнику действия. Неужели это отец его любимой игрушки? Он обратил внимание на обвисшие веки туземца. Это было существо с тяжёлыми чертами лица, окутанное атмосферой скрытности. Абориген походил на очень крупного Чема. Как это создание могло быть родителем его изящной, грациозной любимицы?
— Тот, с которым она собиралась сочетаться браком — туземный знахарь, — сообщил Фраффин.
— Знахарь?
— Им больше нравится называть себя психологами. Хотите послушать, о чём они говорят?
— Как вы недавно сказали: “Какой вред может в этом заключаться”?
Фраффин повернул регулятор звука.
— Да, разумеется.
— Возможно, это доставит нам удовольствие, — мрачно произнёс Келексел. Почему его любимица смотрит эти картинки из её прошлой жизни? Сейчас это для неё источник мучений и ничего больше.
— Тсс! — сказал Фраффин.
— Что?
— Слушайте!
Наклонившись к столу, заваленному грудой каких-то бумаг, Фурлоу пытался разложить их по порядку. Можно было расслышать тихое шуршание. Донёсся запах пыльного, застоявшегося: воздуха и ещё какие-то непонятные ароматы, в то время как нити чувствительной силовой паутины окружали Келексела и Фраффина. Гортанный голос Джо Мёрфи громко и отчётливо донёсся со сцены:
— Удивлён, что вижу вас, Энди. Я слышал, у вас было что-то вроде сердечного приступа.
— Наверное, это был однодневный, быстро протекающий грипп, — сказал Фурлоу. — Многим приходится переболеть им.
(Фраффин усмехнулся.)
— Есть что-нибудь от Рути? — спросил Мёрфи.
— Нет.
— Вы опять потеряли её. Кажется, я просил вас позаботиться о ней. Но, наверное, все женщины одинаковы.
Фурлоу поправил очки, поднял голову и посмотрел прямо в глаза наблюдающих за ним Чемов.
Келексел шумно вздохнул.
— Ну, как вам это нравится? — прошептал Фраффин.
— Иммунный! — воскликнул Келексел. “Теперь Фраффин в моих руках, — подумал он. — Позволить иммунному видеть команду наблюдения!”
— Это существо все ещё живёт? — поинтересовался он.
— Мы недавно устроили ему маленькую демонстрацию нашего могущества, — сказал Фраффин, — но я считаю, что он слишком забавен, чтобы его уничтожать.
Мёрфи кашлянул, и Келексел переключил своё внимание на сцену, наблюдая, слушая. “Ну, что ж, разрушай себя, Фраффин”, — подумал он.
— Находясь здесь, не заболеешь, — сказал Мёрфи. — Яприбавил в весе на тюремной диете. Да, и режим здесь подходящий, я прекрасно к нему приспособился, хоть это и может показаться странным.
Фурлоу снова занялся сортировкой бумаг.
Келексел чувствовал, что действие захватывает его, все его существо сконцентрировалось сейчас в органах восприятия. Но одна мысль не давала покоя: “Почему она смотрит на жизнь этих существ из её прошлого?”
— Так значит, все идёт нормально? — спросил Фурлоу. Он положил на стол перед Мёрфи стопку карточек с какими-то узорами.
— Вот только время скучно тянется, — ответил Мёрфи. — Здесь все происходит медленно. — Он старался не смотреть на карточки.
— Но вы допускаете, что жить можно и в тюрьме?
Фраффин подрегулировал ручки настройки. Точка обзора резко приблизилась. Перед ними были теперь два увеличенных профиля. (У Келексела возникло жутковатое чувство, будто он сам подошёл и встал вплотную к туземцам).
— В этот раз мы изменим порядок работы с карточками, — произнёс Фурлоу. — Вы достаточно редко проходите тестирование. Поэтому я хотел бы изменить методику.
Мёрфи бросил быстрый, насторожённый взгляд исподлобья, но голос его остался вежливым и подчёркнуто откровенным.
— Все, как вы скажете, док.
— Я буду сидеть здесь, лицом к вам, — продолжал Фурлоу. — Это несколько необычно, но иначе ситуация не вписывается в предусмотренную схему.
— Намекаете, что вы знакомы со мной, и так далее?…
— Да. — Фурлоу положил на стол перед собой секундомер. — И я уже изменил обычный порядок карточек в стопке.
Секундомер неожиданно вызвал любопытство Мёрфи. Он внимательно разглядывал этот атрибут предстоящего испытания. Лёгкая дрожь прошла по его предплечьям. С заметным усилием он заставил себя принять вид доброжелательной готовности к сотрудничеству.
— Последний раз вы сидели позади меня, — сказал он. — Так же делал и доктор Вейли.
— Я знаю, — ответил Фурлоу. Он был занят проверкой правильности расположения карточек в стопке.
Келексел подпрыгнул на своём месте, когда Фраффин прикоснулся к его руке.
— Этот Фурлоу великолепен, — прошептал Фраффин. — Следите за ним повнимательнее. Заметьте, как он изменил тест. Для этого необходимо проанализировать целесообразность повторения одного и того же теста несколько раз за короткое время, а эта очень непросто. Все равно, что подвергнуться несколько раз опасности, прежде чем научиться её избегать,
Келексел уловил подтекст последнего замечания Фраффина, заметив, как Директор с улыбкой откинулся в кресле, и почувствовал неприятную скованность. Он вновь переключил своё внимание на сцену.
Что следовало отметить в происходящем? Осознание вины? Он изучал Фурлоу, гадая, вернётся ли Рут к этому существу, если её освободить. Неужели она сможет так поступить после общения с Чемом?
Келексел почувствовал укол ревности. Нахмурившись, он откинулся на спинку стула.
Наконец Фурлоу продемонстрировал, что он готов начать тестирование. Достал первую карточку, взял секундомер и включил его.
Мёрфи уставился на первую карточку, шевеля губами. После некоторого раздумья, он сказал:
— Случилась дорожная катастрофа. Два человека погибли. Вот их тела возле дороги. Сейчас полно дорожных происшествий. Люди просто не умеют быстро водить машины.
— Вы выделяете какую-то часть рисунка, или вся карточка даёт эту картину? — спросил Фурлоу.
Мёрфи прищурился.
— Вот этот маленький кусочек. — Он перевернул карточку и взял следующую. — Это завещание или акт о передаче собственности, но кто-то уронил его в воду и написанное расплылось. Поэтому его нельзя прочитать.
— Завещание? Можете сказать, чьё?
Мёрфи повертел карточку в руках.
— Знаете, когда папаша умер, завещание найти не смогли. Мы все знали, что оно было, но дядя Амос смотался с большей частью состояния. Вот так я научился бережно относиться к своим бумагам. Вы тоже должны быть осторожны с важными бумагами.
— А ваш отец берег свои бумаги?
— Па? Черт побери, нет!
Фурлоу кажется что-то заинтересовало в тоне Мёрфи. Он быстро спросил:
— Вы и ваш отец когда-нибудь дрались?
— Цапались иногда, и все.
— Имеете в виду, ссорились?
— Ага. Он всегда заставлял меня оставаться с мулами и повозкой.
Фурлоу сидел ожидающий, внимательный, изучающий. Мёрфи откашлялся, сделавшись похожим на череп.
— Это старая поговорка нашей семьи. — Быстрым движением он положил карточку на стол и взял из стопки третью. — Шкура выхухоля, растянутая для просушки. Когда я был мальчишкой, за штуку платили одиннадцать центов.
Фурлоу попросил:
— Попробуйте найти другую ассоциацию. Посмотрим, сможете ли вы обнаружить ещё что-нибудь на этой карточке.
Мёрфи бросил быстрый взгляд на Фурлоу, потом на карточку. Было видно, что он напрягся, как натянутая струна. Стало очень тихо.
Келексел не мог отделаться от ощущения, что Фурлоу, используя ситуацию с Мёрфи, контактирует со зрителями, сидящими у репродьюсера. Он словно стал ещё одним пациентом знахаря. Несмотря на понимание того, что сцена осталась в прошлом, и это лишь её запись, он словно вернулся назад во времени и непосредственно присутствовал при происходящем,
Мёрфи снова посмотрел на Фурлоу.
— Это может быть мёртвая летучая мышь, — сказал он. — Наверное, кто-то пристрелил её.
— А зачем кому-то это делать?
— Потому, что они грязные! — Мёрфи положил карточку на стол и оттолкнул её от себя. Он выглядел затравленным, загнанным в тупик. Медленно, нерешительно он потянулся за следующей карточкой, взял её, как будто опасаясь увидеть что-то страшное.
Фурлоу проверил секундомер и снова внимательно уставился на Мёрфи.
Тот изучал карточку, которую держал в руке. Несколько раз он собирался заговорить, но после некоторого колебания продолжал хранить молчание. Наконец произнёс:
— Ракеты, которые запускаются для фейерверка на четвёртое июля. Чертовски опасные штуки.
— Они взрываются? — спросил Фурлоу.
Мёрфи повнимательнее вгляделся в карточку,
— Да, это те, которые взрываются и рассыпают звезды. От этих звёзд может начаться пожар.
— Вы когда-нибудь видели, чтобы так возник пожар?
— Я слышал об этом.
— Где?
— Да мало ли где! Каждый год людей предупреждают об этих чёртовых штуковинах. Вы что, газет не читаете?
Фурлоу сделал пометку в лежащем перед ним блокноте. Мёрфи сердито посмотрел на него и перешёл к следующей карточке.
— На этой картинке — муравейник. Муравьёв потравили, а потом срезали верхушку муравейника, чтобы сделать план прорытых ходов.
Фурлоу откинулся на спинку стула к сконцентрировал своё внимание на лице Мёрфи.
— Зачем кому-то делать такой план?
— Чтобы увидеть, как муравьи роют свои ходы. Когда я был маленьким, я свалился в муравейник. Они очень больно кусались, как будто обжигали. Ма мазала меня содой. Па облил муравейник керосином и поднёс спичку. О, как они забегали! Па прыгал вокруг и давил их.
С видимой неохотой Мёрфи положил карточку и взял следующую. Он мельком взглянул на то, как Фурлоу делает заметки, и перевёл взгляд на карточку. Напряжённая тишина повисла в комнате.
Вглядываясь в рисунок в руке Мёрфи, Келексел подумал о летательных аппаратах Чемов, парящих в ясном голубом небе — армада кораблей двигалась из ниоткуда в никуда. Он испытал неожиданный испуг при мысли о том, что может сказать об этом Фурлоу.
Мёрфи, прищурившись, рассматривал картинку, держа карточку на вытянутой руке.
— Наверху, слева, там может быть эта гора в Швейцарии, где люди всегда падают и разбиваются насмерть.
— Маттерхорн?
— Угу.
— А остальная часть карточки ничего Вам не напоминает?
Мёрфи отбросил карточку.
— Ничего.
Фурлоу сделал отметку в блокноте и поднял глаза на Мёрфи, который изучал следующую карточку.
— Сколько раз я видел эту карточку, — сказал Мёрфи, — и никогда не обращал внимания на этот кусочек наверху. — Он показал пальцем. — Вот здесь. Это кораблекрушение, спасательные шлюпки торчат из воды. Эти маленькие точки — тонущие люди.
Фурлоу проглотил слюну. Похоже было, что он собирается обсудить этот комментарий. Резко подавшись вперёд, он спросил:
— Кто-нибудь остался в живых?
На лице Мёрфи появилось грустное выражение. Было видно, что ему не хочется отвечать на этот вопрос.
— Нет, — вздохнул он. — Это очень плохой случай. Знаете, мой дядя Ал умер в тот год, когда затонул “Титаник”.
— Он был на “Титанике”?
— Нет. Просто я таким образом запоминаю даты. Например, в тот год, когда сгорел “Цеппелин”, я перевёл свою компанию в другое здание.
Мёрфи взял следующую карточку и довольно улыбнулся.
— Эта очень простая. Это атомный гриб от взрыва бомбы.
Фурлоу облизнул губы и спросил:
— Вся карточка?
— Нет, только вот это белое место сбоку. Похоже на фотографию взрыва.
Рука Мёрфи скользнула по столу за следующей карточкой. Он поднёс её к глазам, прищурился. В комнате вновь стало тихо.
Келексел покосился на Фраффина и обнаружил, что Директор с интересом изучает его.
— Какова цель происходящего? — прошептал Келексел.
— Вы говорите шёпотом, — заметил Фраффин. — Не хотите, чтобы Фурлоу услышал вас?
— Что?
— Эти туземные знахари обладают необычной энергией, — сказал Фраффин. — Они могут проникать во время.
— Все это полная ахинея, — пробурчал Келексел. — Мумбо джумбо. Тест ничего не значит. К тому же, ответы туземца весьма логичны. Я бы сам мог ответить примерно так же.
— В самом деле? — спросил Фраффин.
Келексел промолчал, вновь сосредоточиваясь на действии, разворачивающемся перед его глазами.
Мёрфи нерешительно смотрел на Фурлоу.
— Вот здесь, в середине, похоже на лесной пожар, — произнёс Мёрфи. Он следил за движением губ Фурлоу.
— Вы когда-нибудь видели лесной пожар?
— Только место, где он был. Там здорово смердело мёртвыми обгоревшими коровами. Сгорело ранчо в Суислоу.
Фурлоу черкнул в своём блокноте.
Мёрфи злобно посмотрел на него, сглотнул и взял последнюю карточку. Взглянув на неё, он резко и глубоко вдохнул, как будто получил удар в живот.
Фурлоу внимательно наблюдал за ним.
Тень замешательства прошла по лицу Мёрфи. Он заёрзал на своём стуле и с беспокойством спросил:
— Эта карточка входит в обычный комплект?
— Да.
— Я не помню её.
— О! А вы помните все остальные карточки?
— Вроде.
— Ну, а что с этой карточкой?
— Я думаю, что вы специально достали её где-то.
— Нет. Это карточка из обычного набора.
Мёрфи тяжело посмотрел на психолога и сказал:
— Я имел право убить её, док. Давайте не будем об этом забывать. Я имел право. Муж должен защищать свой дом.
Фурлоу спокойно выжидал.
Мёрфи дёрнул головой и уставился на карточку.
— Свалка, — выпалил он. — Это напоминает мне свалку.
Фурлоу по-прежнему молчал.
— Развалившиеся машины, старые паровые котлы или что-то в этом роде, — пробормотал Мёрфи. Он отодвинул карточку в сторону и выпрямился на стуле, выжидающе глядя на психолога.
Фурлоу глубоко вздохнул, собрал карточки и листки с данными осмотров, сложил их в портфель, который стоял на полу, рядом со стулом. Потом медленно повернулся и посмотрел прямо в фокус репродьюсера.
Келексел явственно ощутил, как его взгляд встретился со взглядом Фурлоу.
— Скажите мне, Джо, — произнёс Фурлоу, — что вы видите там.
Он указал рукой прямо на сидящих у пульта управления зрителей.
— Хм? Где?
— Здесь, — продолжал показывать Фурлоу.
Теперь Мёрфи тоже смотрел в одном с ним направлении.
— Что-то вроде клубков дыма или пыли, — неуверенно сказал он. — Это помещение очень плохо убирают.
— Ну, а что вы видите в этой пыли или дыме? — настойчиво спросил Фурлоу. Он опустил руку.
Мёрфи наклонил голову набок и прищурился.
— Ну, может быть, там много маленьких лиц… детских лиц, похожих на херувимов… или нет, на чертенят, которых изображают на картинках преисподней.
Фурлоу повернулся к заключённому.
— Чертенята из преисподней, — пробормотал он. — Очень подходящее название…
Фраффин отключил репродьюсер. Пространство сцены опустело.
Келексел на секунду прикрыл глаза и затем повернулся к Фраффину, который, к его удивлению, усмехнулся.
— Чертенята из преисподней, — повторил Фраффин. — О, это великолепно! Это действительно замечательно!
— Вы умышленно позволили иммунному наблюдать за нами и фиксировать наши действия, — сказал Келексел. — Не вижу в этом ничего замечательного!
— Что вы думаете о Мёрфи? — поинтересовался Фраффин.
— Он выглядит таким же нормальным, как я сам.
Фраффин не смог сдержать приступа смеха. Он покачал головой, вытер глаза и произнёс:
— Мёрфи — моё собственное произведение, Келексел, Собственное произведение. Я особенно тщательно лепил его, причём с самого раннего детства. Не правда ли, он восхитителен, Чертенята из преисподней!
— Он гоже иммунный?
— Владыки Сохранности, нет!
Келексел изучающе посмотрел на Директора. Конечно, Фраффин уже разгадал его маскировку. Зачем же он выдаёт себя, демонстрируя иммунного Следователю, присланному Первородными? Но был ли это знахарь? Могут ли эти туземцы обладать какими-то таинственными силами, которые использует Фраффин?
— Я не понимаю мотивов ваших поступков, Фраффин, — сказал Келексел.
— Это заметно. — ответил Фраффин. — А мак с Фурлоу? У вас совсем не возникает чувства вины, могда вы ведите существо, у которого вы отняли его самку?
— Знахарь? Иммунный? Я не принимаю его в расчёт. Отмять что-то у него? Это законное право Чема, брать с низших уровней то, что он пожелает.
— Но… Фурлоу почти мыслящий человек, вам не кажется?
— Чепуха!
— Нет, нет, Келексел. У него необычные способности. Ом великолепен. Разве вы не заметили, как тонко он провёл беседу с Мёрфи, разоблачая его сумасшествие?
— Как вы можете называть этого туземца сумасшедшим?
— Он сумасшедший, Келексел. Я сделал его таким.
— Я… я не верю.
— Терпение и учтивость, — сказал Фраффин. — Что вы ответите, если я скажу, что могу показать вам ещё много чего о Фурлоу, но вы его при этом совсем не увидите?
Келексел выпрямился на стуле. Он предельно насторожился, словно все его предыдущие опасения вернулись, многократно усиленными. Фрагменты сцены, которую Фраффин только что показал ему, вертелись у него в голове, их смысл менялся и искажался. Сумасшедший? Вдруг он подумал о Рут. Она смотрела эту сцену, возможно и сейчас продолжает её смотреть. Почему она захотела увидеть такой мучительный для неё сюжет? Он ведь должен причинять ей боль. Должен. Впервые на его памяти он почувствовал, что разделяет переживания другого существа. Он попытался прогнать это чувство. Ведь она всего лишь низко развитая туземка. Он поднял глаза и поймал взгляд Фраффина. Похоже было, что они поменялись местами с туземцами, которых только что наблюдали, Фраффин взял на себя роль Фурлоу, а он, Келексел, стал Мёрфи.
Наблюдая за руками Фраффина, Келексел подумал: “Рука не должна главенствовать над рассудком”.
— Вы смеётесь, — произнёс Келексел. — Вы находите меня смешным.
— Не вас конкретно, — отозвался Фраффин. — Многое забавляет меня — убогие существа моего закрытого ограниченного мира, делающие счастливыми тех из нас, кто не может расслышать предупреждения относительно нашего собственного вечного существования. Ведь все эти предупреждения не могут иметь отношения лично к вам, не так ли? Вот, что я вижу, и вот, что меня забавляет. Вы смеётесь над ними, не понимая, в чём причина смеха. Ах, Келексел, вот где мы прячем от самих себя секрет нашего собственного умирания.
— Мы не умираем! — воскликнул ошеломлённый Келексел.
— Келексел, Келексел, мы смертны. Каждый из нас может остановить своё омоложение и тогда он станет смертным. Станет смертным.
Келексел сидел, не в силах произнести ни адова. Директор был безумен!
Что касается Фраффина, то сначала произнесённые им слова пенящейся волной захлестнули островок его рассудка, затем волна откатилась, и он ощутил приступ бешеного гнева.
“Я разгневан и в то же время полон раскаяния, — подумал он. — Никто из Чемов не сможет воспринять подобную мораль. Я виноват перед Келекселом и всеми другими созданиями, которыми я двигал без их согласия. На месте каждой головы, которую я отсек, выросли пятьдесят новых. Слухи? Собиратель слухов? Я — существо с чувствительными ушами, которые до сих пор слышат, как нож режет чёрствый хлеб в комнате виллы, которой давно уже нет”.
Он вспомнил свою женщину — темнокожую экзотическую хозяйку его дома в Риме. Она была не выше его ростом, малопривлекательная с точки зрения местных жителей, но самая прекрасная в сто глазах. Она родила ему восемь смертных детей, их смешанная кровь растворилась в других потомках. Она состарилась, её лицо увяло — это он тоже помнил. Она дала ему то, что не мог дать никто другой: долю удела смертных, которую он считал своей.
“Чего только Первородные не отдали бы, чтобы узнать об этом маленьком эпизоде”, — подумал он.
— Судя по тому, что вы сказали, вы — сумасшедший, — прошептал Келексел.
“Ну, вот, мы и перешли к открытой борьбе, — подумал Фраффин. — Наверно, я слишком долго вожусь с этим болваном. Может, следует рассказать ему, как он попался в нашу ловушку”. Но Фраффин сам попался в ловушку собственной ярости и не владел сейчас своими эмоциями.
— Сумасшедший? — спросил он, усмехаясь. — Говорите, мы, Чемы, бессмертны. А как нам удаётся быть бессмертными? Мы снова и снова омолаживаем себя. Мы достигли предельного состояния, заморозили процесс старения нашего организма. Но на какой стадии развития, на чём, Келексел, мы остановились?
— Стадии? — Келексел ошеломлённо уставился на него. Слова Фраффина обжигали, как горящие угля.
— Да, стадии! Достигли мы зрелости, прежде чем заморозить себя? Я думаю, нет. Созревая, мы должны расцветать, давать побеги. Мы не расцвели, Келексел.
— Я не…
— Мы не производим чего-то прекрасного, доброго, чего-то, составляющего сущность нас самих! Мы же даём побегов.
— У меня есть потомство!
Фраффин не смог сдержать смех. Отсмеявшись, он повернулся к заметно рассерженному Келекселу.
— Нерасцветший росток, незрелость, воспроизводящая сама себя, — и этим вы хвастаетесь. Какой же вы посредственный, пустой и напуганный, Келексел.
— Чего я должен бояться? — воскликнул Келексел. — Смерть не может коснуться меня! ВЫ не можете коснуться меня!
— Но только не изнутри, — значительно произнёс Фраффин. — Смерть не может коснуться Чема, если она не садит в нём самом. Мы — независимые личности, надёжно защищённые от любой угрозы, но только не от самих себя. Росток далёкого прошлого, скрытый в каждом из нас, зерно, которое шепчет: “Помнишь? Помнишь, когда мы можем умереть?”
Келексел вскочил, будто подброшенный пружиной, глядя на Фраффина широко открытыми глазами.
— Вы сумасшедший!
— Сядьте, ПОСЕТИТЕЛЬ, — негромко и отчётливо сказал Фраффин. “Зачем я вывел его из равновесия? — мысленно спросил он себя. — Чтобы оправдать собственное действие против него? Если так, то я должен дать ему какое-то оружие, чтобы хоть как-то уравнять наши шансы”.
Келексел опустился на свой стул. Он напомнил себе, что Чемы, как правило, защищены от самых причудливых форм безумия. Правда, никто не мог знать, насколько сильны и необычны стрессы в такой обстановке, на аванпосте, при постоянном контакте с чужой цивилизацией. Им всем потенциально угрожает психическое расстройство — следствие скуки. Возможно Фраффин поражён каким-то родственным синдромом.
— Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, — сказал Фраффин.
Это предложение было настолько неожиданным, что Келексел не нашёлся, как на него ответить и только вытаращил глаза. Однако, возникшее внутри неприятное ощущение пустоты сигнализировало о скрытой в словах Фраффина угрозе.
— Какое зло может скрываться вот в этом? — спросил Фраффин. Он повернулся. Позади его стола на шкафу стояла ваза с живыми розами, которые принёс кто-то из членов экипажа. Фраффин посмотрел на розы. Они уже полностью распустились, опавшие кроваво-красные лепестки напоминали гирлянды на алтаре Дианы. “В Сумерии давно уже не шутят, — подумал он. — Кончилось время для шуток, больше мы не разбавляем глупостью мудрость Минервы”.
— О чем вы говорите? — удивлённо спросил Келексел.
Вместо ответа Фраффин надавил контрольную кнопку пульта управления. Пространственный репродьюсер, тихо загудел, заскользил по комнате, как гигантский зверь, и остановился справа от Фраффина, так, чтобы им было хорошо видно все пространство.
Келексел не отрывал глаз от устройства, во рту у него пересохло. Машина из легкомысленного развлечения неожиданно превратилась в агрессивное чудовище, готовое в любой момент поразить его.
— Это была глубокая мысль, дать одну из этих машин вашей домашней любимице, — с издёвкой сказал Фраффин. — Давайте полюбопытствуем, какой сюжет смотрит она сейчас.
— Какое это имеет отношение к нам? — резко спросил Келексел. Злость и неуверенность отчётливо слышались в его голосе, и он знал, что Фраффин отлично понял его состояние.
— Увидим, — сказал Фраффин. Он осторожно, почти нежно повернул контрольные рычажки, находящиеся в пределах его досягаемости. На сцене возникла комната — длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым коричневым потолком. На переднем плане находился дощатый стол, покрытый следами от потушенных об него сигарет. Стол был вплотную придвинут к тихо шипящему, полускрытому красно-белыми шторами радиатору парового отопления.
За столом лицом друг к другу сидели двое.
— Ага, — сказал Фраффин, — смотрите. Слева сидит отец вашей зверюшки, а справа находится человек, за которого она вышла бы замуж, если бы не вмешались мы и не переправили её вам.
— Тупые, никуда не годные создания, — презрительно усмехнулся Келексел.
— Как раз сейчас она смотрит на них, — сказал Фраффин. — Этот сюжет воспроизводит её репродьюсер… которым вы так предупредительно её снабдили.
— Я не сомневаюсь в том, что она вполне счастлива здесь, — заявил Келексел.
— Тогда почему бы вам не отказаться от применения манипулятора? — спросил Фраффин.
— Я сделаю это, когда она будет полностью под контролем, — ответил Келексел. — Когда она окончательно поймёт, что мы можем дать ей, ока будет служить нам, испытывая не только удовлетворение, но и глубокую благодарность.
— Конечно, — согласился Фраффин. Он внимательно разглядывал профиль Энди Фурлоу. Тот говорил что-то, его губы шевелились, но Фраффин не включил звук, и понять, о чём идёт речь, было невозможно. — Поэтому она и смотрит сейчас эту сцену из моего текущего произведения.
— Что может теперь привлекать её в этой сцене? — спросил Келексел. — Очевидно, её захватывает мастерство постановки.
— Разумеется, — сказал Фраффин.
Келексел присмотрелся к сидящему справа участнику действия. Неужели это отец его любимой игрушки? Он обратил внимание на обвисшие веки туземца. Это было существо с тяжёлыми чертами лица, окутанное атмосферой скрытности. Абориген походил на очень крупного Чема. Как это создание могло быть родителем его изящной, грациозной любимицы?
— Тот, с которым она собиралась сочетаться браком — туземный знахарь, — сообщил Фраффин.
— Знахарь?
— Им больше нравится называть себя психологами. Хотите послушать, о чём они говорят?
— Как вы недавно сказали: “Какой вред может в этом заключаться”?
Фраффин повернул регулятор звука.
— Да, разумеется.
— Возможно, это доставит нам удовольствие, — мрачно произнёс Келексел. Почему его любимица смотрит эти картинки из её прошлой жизни? Сейчас это для неё источник мучений и ничего больше.
— Тсс! — сказал Фраффин.
— Что?
— Слушайте!
Наклонившись к столу, заваленному грудой каких-то бумаг, Фурлоу пытался разложить их по порядку. Можно было расслышать тихое шуршание. Донёсся запах пыльного, застоявшегося: воздуха и ещё какие-то непонятные ароматы, в то время как нити чувствительной силовой паутины окружали Келексела и Фраффина. Гортанный голос Джо Мёрфи громко и отчётливо донёсся со сцены:
— Удивлён, что вижу вас, Энди. Я слышал, у вас было что-то вроде сердечного приступа.
— Наверное, это был однодневный, быстро протекающий грипп, — сказал Фурлоу. — Многим приходится переболеть им.
(Фраффин усмехнулся.)
— Есть что-нибудь от Рути? — спросил Мёрфи.
— Нет.
— Вы опять потеряли её. Кажется, я просил вас позаботиться о ней. Но, наверное, все женщины одинаковы.
Фурлоу поправил очки, поднял голову и посмотрел прямо в глаза наблюдающих за ним Чемов.
Келексел шумно вздохнул.
— Ну, как вам это нравится? — прошептал Фраффин.
— Иммунный! — воскликнул Келексел. “Теперь Фраффин в моих руках, — подумал он. — Позволить иммунному видеть команду наблюдения!”
— Это существо все ещё живёт? — поинтересовался он.
— Мы недавно устроили ему маленькую демонстрацию нашего могущества, — сказал Фраффин, — но я считаю, что он слишком забавен, чтобы его уничтожать.
Мёрфи кашлянул, и Келексел переключил своё внимание на сцену, наблюдая, слушая. “Ну, что ж, разрушай себя, Фраффин”, — подумал он.
— Находясь здесь, не заболеешь, — сказал Мёрфи. — Яприбавил в весе на тюремной диете. Да, и режим здесь подходящий, я прекрасно к нему приспособился, хоть это и может показаться странным.
Фурлоу снова занялся сортировкой бумаг.
Келексел чувствовал, что действие захватывает его, все его существо сконцентрировалось сейчас в органах восприятия. Но одна мысль не давала покоя: “Почему она смотрит на жизнь этих существ из её прошлого?”
— Так значит, все идёт нормально? — спросил Фурлоу. Он положил на стол перед Мёрфи стопку карточек с какими-то узорами.
— Вот только время скучно тянется, — ответил Мёрфи. — Здесь все происходит медленно. — Он старался не смотреть на карточки.
— Но вы допускаете, что жить можно и в тюрьме?
Фраффин подрегулировал ручки настройки. Точка обзора резко приблизилась. Перед ними были теперь два увеличенных профиля. (У Келексела возникло жутковатое чувство, будто он сам подошёл и встал вплотную к туземцам).
— В этот раз мы изменим порядок работы с карточками, — произнёс Фурлоу. — Вы достаточно редко проходите тестирование. Поэтому я хотел бы изменить методику.
Мёрфи бросил быстрый, насторожённый взгляд исподлобья, но голос его остался вежливым и подчёркнуто откровенным.
— Все, как вы скажете, док.
— Я буду сидеть здесь, лицом к вам, — продолжал Фурлоу. — Это несколько необычно, но иначе ситуация не вписывается в предусмотренную схему.
— Намекаете, что вы знакомы со мной, и так далее?…
— Да. — Фурлоу положил на стол перед собой секундомер. — И я уже изменил обычный порядок карточек в стопке.
Секундомер неожиданно вызвал любопытство Мёрфи. Он внимательно разглядывал этот атрибут предстоящего испытания. Лёгкая дрожь прошла по его предплечьям. С заметным усилием он заставил себя принять вид доброжелательной готовности к сотрудничеству.
— Последний раз вы сидели позади меня, — сказал он. — Так же делал и доктор Вейли.
— Я знаю, — ответил Фурлоу. Он был занят проверкой правильности расположения карточек в стопке.
Келексел подпрыгнул на своём месте, когда Фраффин прикоснулся к его руке.
— Этот Фурлоу великолепен, — прошептал Фраффин. — Следите за ним повнимательнее. Заметьте, как он изменил тест. Для этого необходимо проанализировать целесообразность повторения одного и того же теста несколько раз за короткое время, а эта очень непросто. Все равно, что подвергнуться несколько раз опасности, прежде чем научиться её избегать,
Келексел уловил подтекст последнего замечания Фраффина, заметив, как Директор с улыбкой откинулся в кресле, и почувствовал неприятную скованность. Он вновь переключил своё внимание на сцену.
Что следовало отметить в происходящем? Осознание вины? Он изучал Фурлоу, гадая, вернётся ли Рут к этому существу, если её освободить. Неужели она сможет так поступить после общения с Чемом?
Келексел почувствовал укол ревности. Нахмурившись, он откинулся на спинку стула.
Наконец Фурлоу продемонстрировал, что он готов начать тестирование. Достал первую карточку, взял секундомер и включил его.
Мёрфи уставился на первую карточку, шевеля губами. После некоторого раздумья, он сказал:
— Случилась дорожная катастрофа. Два человека погибли. Вот их тела возле дороги. Сейчас полно дорожных происшествий. Люди просто не умеют быстро водить машины.
— Вы выделяете какую-то часть рисунка, или вся карточка даёт эту картину? — спросил Фурлоу.
Мёрфи прищурился.
— Вот этот маленький кусочек. — Он перевернул карточку и взял следующую. — Это завещание или акт о передаче собственности, но кто-то уронил его в воду и написанное расплылось. Поэтому его нельзя прочитать.
— Завещание? Можете сказать, чьё?
Мёрфи повертел карточку в руках.
— Знаете, когда папаша умер, завещание найти не смогли. Мы все знали, что оно было, но дядя Амос смотался с большей частью состояния. Вот так я научился бережно относиться к своим бумагам. Вы тоже должны быть осторожны с важными бумагами.
— А ваш отец берег свои бумаги?
— Па? Черт побери, нет!
Фурлоу кажется что-то заинтересовало в тоне Мёрфи. Он быстро спросил:
— Вы и ваш отец когда-нибудь дрались?
— Цапались иногда, и все.
— Имеете в виду, ссорились?
— Ага. Он всегда заставлял меня оставаться с мулами и повозкой.
Фурлоу сидел ожидающий, внимательный, изучающий. Мёрфи откашлялся, сделавшись похожим на череп.
— Это старая поговорка нашей семьи. — Быстрым движением он положил карточку на стол и взял из стопки третью. — Шкура выхухоля, растянутая для просушки. Когда я был мальчишкой, за штуку платили одиннадцать центов.
Фурлоу попросил:
— Попробуйте найти другую ассоциацию. Посмотрим, сможете ли вы обнаружить ещё что-нибудь на этой карточке.
Мёрфи бросил быстрый взгляд на Фурлоу, потом на карточку. Было видно, что он напрягся, как натянутая струна. Стало очень тихо.
Келексел не мог отделаться от ощущения, что Фурлоу, используя ситуацию с Мёрфи, контактирует со зрителями, сидящими у репродьюсера. Он словно стал ещё одним пациентом знахаря. Несмотря на понимание того, что сцена осталась в прошлом, и это лишь её запись, он словно вернулся назад во времени и непосредственно присутствовал при происходящем,
Мёрфи снова посмотрел на Фурлоу.
— Это может быть мёртвая летучая мышь, — сказал он. — Наверное, кто-то пристрелил её.
— А зачем кому-то это делать?
— Потому, что они грязные! — Мёрфи положил карточку на стол и оттолкнул её от себя. Он выглядел затравленным, загнанным в тупик. Медленно, нерешительно он потянулся за следующей карточкой, взял её, как будто опасаясь увидеть что-то страшное.
Фурлоу проверил секундомер и снова внимательно уставился на Мёрфи.
Тот изучал карточку, которую держал в руке. Несколько раз он собирался заговорить, но после некоторого колебания продолжал хранить молчание. Наконец произнёс:
— Ракеты, которые запускаются для фейерверка на четвёртое июля. Чертовски опасные штуки.
— Они взрываются? — спросил Фурлоу.
Мёрфи повнимательнее вгляделся в карточку,
— Да, это те, которые взрываются и рассыпают звезды. От этих звёзд может начаться пожар.
— Вы когда-нибудь видели, чтобы так возник пожар?
— Я слышал об этом.
— Где?
— Да мало ли где! Каждый год людей предупреждают об этих чёртовых штуковинах. Вы что, газет не читаете?
Фурлоу сделал пометку в лежащем перед ним блокноте. Мёрфи сердито посмотрел на него и перешёл к следующей карточке.
— На этой картинке — муравейник. Муравьёв потравили, а потом срезали верхушку муравейника, чтобы сделать план прорытых ходов.
Фурлоу откинулся на спинку стула к сконцентрировал своё внимание на лице Мёрфи.
— Зачем кому-то делать такой план?
— Чтобы увидеть, как муравьи роют свои ходы. Когда я был маленьким, я свалился в муравейник. Они очень больно кусались, как будто обжигали. Ма мазала меня содой. Па облил муравейник керосином и поднёс спичку. О, как они забегали! Па прыгал вокруг и давил их.
С видимой неохотой Мёрфи положил карточку и взял следующую. Он мельком взглянул на то, как Фурлоу делает заметки, и перевёл взгляд на карточку. Напряжённая тишина повисла в комнате.
Вглядываясь в рисунок в руке Мёрфи, Келексел подумал о летательных аппаратах Чемов, парящих в ясном голубом небе — армада кораблей двигалась из ниоткуда в никуда. Он испытал неожиданный испуг при мысли о том, что может сказать об этом Фурлоу.
Мёрфи, прищурившись, рассматривал картинку, держа карточку на вытянутой руке.
— Наверху, слева, там может быть эта гора в Швейцарии, где люди всегда падают и разбиваются насмерть.
— Маттерхорн?
— Угу.
— А остальная часть карточки ничего Вам не напоминает?
Мёрфи отбросил карточку.
— Ничего.
Фурлоу сделал отметку в блокноте и поднял глаза на Мёрфи, который изучал следующую карточку.
— Сколько раз я видел эту карточку, — сказал Мёрфи, — и никогда не обращал внимания на этот кусочек наверху. — Он показал пальцем. — Вот здесь. Это кораблекрушение, спасательные шлюпки торчат из воды. Эти маленькие точки — тонущие люди.
Фурлоу проглотил слюну. Похоже было, что он собирается обсудить этот комментарий. Резко подавшись вперёд, он спросил:
— Кто-нибудь остался в живых?
На лице Мёрфи появилось грустное выражение. Было видно, что ему не хочется отвечать на этот вопрос.
— Нет, — вздохнул он. — Это очень плохой случай. Знаете, мой дядя Ал умер в тот год, когда затонул “Титаник”.
— Он был на “Титанике”?
— Нет. Просто я таким образом запоминаю даты. Например, в тот год, когда сгорел “Цеппелин”, я перевёл свою компанию в другое здание.
Мёрфи взял следующую карточку и довольно улыбнулся.
— Эта очень простая. Это атомный гриб от взрыва бомбы.
Фурлоу облизнул губы и спросил:
— Вся карточка?
— Нет, только вот это белое место сбоку. Похоже на фотографию взрыва.
Рука Мёрфи скользнула по столу за следующей карточкой. Он поднёс её к глазам, прищурился. В комнате вновь стало тихо.
Келексел покосился на Фраффина и обнаружил, что Директор с интересом изучает его.
— Какова цель происходящего? — прошептал Келексел.
— Вы говорите шёпотом, — заметил Фраффин. — Не хотите, чтобы Фурлоу услышал вас?
— Что?
— Эти туземные знахари обладают необычной энергией, — сказал Фраффин. — Они могут проникать во время.
— Все это полная ахинея, — пробурчал Келексел. — Мумбо джумбо. Тест ничего не значит. К тому же, ответы туземца весьма логичны. Я бы сам мог ответить примерно так же.
— В самом деле? — спросил Фраффин.
Келексел промолчал, вновь сосредоточиваясь на действии, разворачивающемся перед его глазами.
Мёрфи нерешительно смотрел на Фурлоу.
— Вот здесь, в середине, похоже на лесной пожар, — произнёс Мёрфи. Он следил за движением губ Фурлоу.
— Вы когда-нибудь видели лесной пожар?
— Только место, где он был. Там здорово смердело мёртвыми обгоревшими коровами. Сгорело ранчо в Суислоу.
Фурлоу черкнул в своём блокноте.
Мёрфи злобно посмотрел на него, сглотнул и взял последнюю карточку. Взглянув на неё, он резко и глубоко вдохнул, как будто получил удар в живот.
Фурлоу внимательно наблюдал за ним.
Тень замешательства прошла по лицу Мёрфи. Он заёрзал на своём стуле и с беспокойством спросил:
— Эта карточка входит в обычный комплект?
— Да.
— Я не помню её.
— О! А вы помните все остальные карточки?
— Вроде.
— Ну, а что с этой карточкой?
— Я думаю, что вы специально достали её где-то.
— Нет. Это карточка из обычного набора.
Мёрфи тяжело посмотрел на психолога и сказал:
— Я имел право убить её, док. Давайте не будем об этом забывать. Я имел право. Муж должен защищать свой дом.
Фурлоу спокойно выжидал.
Мёрфи дёрнул головой и уставился на карточку.
— Свалка, — выпалил он. — Это напоминает мне свалку.
Фурлоу по-прежнему молчал.
— Развалившиеся машины, старые паровые котлы или что-то в этом роде, — пробормотал Мёрфи. Он отодвинул карточку в сторону и выпрямился на стуле, выжидающе глядя на психолога.
Фурлоу глубоко вздохнул, собрал карточки и листки с данными осмотров, сложил их в портфель, который стоял на полу, рядом со стулом. Потом медленно повернулся и посмотрел прямо в фокус репродьюсера.
Келексел явственно ощутил, как его взгляд встретился со взглядом Фурлоу.
— Скажите мне, Джо, — произнёс Фурлоу, — что вы видите там.
Он указал рукой прямо на сидящих у пульта управления зрителей.
— Хм? Где?
— Здесь, — продолжал показывать Фурлоу.
Теперь Мёрфи тоже смотрел в одном с ним направлении.
— Что-то вроде клубков дыма или пыли, — неуверенно сказал он. — Это помещение очень плохо убирают.
— Ну, а что вы видите в этой пыли или дыме? — настойчиво спросил Фурлоу. Он опустил руку.
Мёрфи наклонил голову набок и прищурился.
— Ну, может быть, там много маленьких лиц… детских лиц, похожих на херувимов… или нет, на чертенят, которых изображают на картинках преисподней.
Фурлоу повернулся к заключённому.
— Чертенята из преисподней, — пробормотал он. — Очень подходящее название…
Фраффин отключил репродьюсер. Пространство сцены опустело.
Келексел на секунду прикрыл глаза и затем повернулся к Фраффину, который, к его удивлению, усмехнулся.
— Чертенята из преисподней, — повторил Фраффин. — О, это великолепно! Это действительно замечательно!
— Вы умышленно позволили иммунному наблюдать за нами и фиксировать наши действия, — сказал Келексел. — Не вижу в этом ничего замечательного!
— Что вы думаете о Мёрфи? — поинтересовался Фраффин.
— Он выглядит таким же нормальным, как я сам.
Фраффин не смог сдержать приступа смеха. Он покачал головой, вытер глаза и произнёс:
— Мёрфи — моё собственное произведение, Келексел, Собственное произведение. Я особенно тщательно лепил его, причём с самого раннего детства. Не правда ли, он восхитителен, Чертенята из преисподней!
— Он гоже иммунный?
— Владыки Сохранности, нет!
Келексел изучающе посмотрел на Директора. Конечно, Фраффин уже разгадал его маскировку. Зачем же он выдаёт себя, демонстрируя иммунного Следователю, присланному Первородными? Но был ли это знахарь? Могут ли эти туземцы обладать какими-то таинственными силами, которые использует Фраффин?
— Я не понимаю мотивов ваших поступков, Фраффин, — сказал Келексел.
— Это заметно. — ответил Фраффин. — А мак с Фурлоу? У вас совсем не возникает чувства вины, могда вы ведите существо, у которого вы отняли его самку?
— Знахарь? Иммунный? Я не принимаю его в расчёт. Отмять что-то у него? Это законное право Чема, брать с низших уровней то, что он пожелает.
— Но… Фурлоу почти мыслящий человек, вам не кажется?
— Чепуха!
— Нет, нет, Келексел. У него необычные способности. Ом великолепен. Разве вы не заметили, как тонко он провёл беседу с Мёрфи, разоблачая его сумасшествие?
— Как вы можете называть этого туземца сумасшедшим?
— Он сумасшедший, Келексел. Я сделал его таким.
— Я… я не верю.
— Терпение и учтивость, — сказал Фраффин. — Что вы ответите, если я скажу, что могу показать вам ещё много чего о Фурлоу, но вы его при этом совсем не увидите?
Келексел выпрямился на стуле. Он предельно насторожился, словно все его предыдущие опасения вернулись, многократно усиленными. Фрагменты сцены, которую Фраффин только что показал ему, вертелись у него в голове, их смысл менялся и искажался. Сумасшедший? Вдруг он подумал о Рут. Она смотрела эту сцену, возможно и сейчас продолжает её смотреть. Почему она захотела увидеть такой мучительный для неё сюжет? Он ведь должен причинять ей боль. Должен. Впервые на его памяти он почувствовал, что разделяет переживания другого существа. Он попытался прогнать это чувство. Ведь она всего лишь низко развитая туземка. Он поднял глаза и поймал взгляд Фраффина. Похоже было, что они поменялись местами с туземцами, которых только что наблюдали, Фраффин взял на себя роль Фурлоу, а он, Келексел, стал Мёрфи.