Страница:
- Ещё в тюрьму посадят, - легкомысленно подпустил Слотов смешка.
- А другое нипочём? - заметила она резонно.
- Вдруг хорошо кончится - будет республика? - продолжал он балагурить.
- Пусть добиваются, кому надо! - вырвалось у неё, и Вячеслав переменил разговор.
Прочитавший его отчёт Борис Андреевич высказался деловито и сдержанно: «Это должно нам помочь», после чего попросил «высветить» через девушку её брата пилота.
- За границу он не летает, но вы понимаете, какие возможности у лётчика. Надо узнать, как его характеризует сестра. Может, что-то проскользнёт…
Оперработник дал ещё одну ориентировку. С 1975 года действовало постановление, запретившее прописывать немцев в Прибалтике. Оно было «закрытым»: то есть негласным. Борис Андреевич объяснил его: для немцев глубинки Прибалтика - это родственный им Запад. Рост их числа грозит усилить прозападные тенденции. И потому ныне семье немцев, проживающей где-нибудь в Казахстане или в Сибири, уже не удастся, продав дом и добавив накопленную сумму, купить домик в Латвии.
- Девушке это должно быть известно - наверно, казахстанская родня тоже хотела бы сюда переехать. Выявите реакцию девушки на запрещение, - поручил шеф Слотову перед тем, как тот пригласил Марту в «Айну» на «Шербурские зонтики».
Мюзикл, однако, вызвал пленительную душевную дрожь, когда естественно звучит лишь ласковый шёпот. Попытки заговорить о родственниках, о запрете на прописку сулили удивление весьма нехорошего свойства, и Вячеслав позволил себе радость искреннего обожания. Марта не спешила домой, они свернули к Бастионной Горке у канала, на каждой скамейке под деревьями обнималась парочка, и в этой атмосфере неги в тёплую ночь он останавливался, прижимая девушку к себе, оба погружались в страстное оцепенение. Она отвечала на поцелуи, но отталкивала его руки, лишь только он осторожно начинал вольничать. Задержка с объяснением неминуемо заставила бы её задуматься: и, не исключено, над тем - так ли уж он нехитёр? Сказав себе, что иного не остаётся, Слотов горячо прошептал: «Поженимся?» Ответ подтвердил его оценку положения. Сначала было удовлетворённо-взволнованное молчание, затем она прошептала то, что, очевидно, произносила в мыслях о подобном миге:
- А ты подумал? Мне надо хорошо подумать…
Он притворился, будто принял это за непрямой отказ.
- Не смею настаивать, - сказал тоном горькой шутливости.
Она ласково проговорила:
- Ты даже с моими родителями не знаком. И твои меня не видели…
- Ты им понравишься, - он обнял её, они медленно пошли по аллее.
Слотов знал: матери и отцу, конечно же, придётся по душе воспитанная девушка из обеспеченной семьи, завтрашняя учительница. Отец сочтёт выигрышным и то, что в глазах Вячеслава было несравненным преимуществом Марты: наличие родных в ФРГ. Увы, рассчитывать, что ему позволят уехать с женой, не приходилось, но обрести, хотя бы в принципе, право на отъезд было всё равно заманчиво. Определённо, мечтательность присуща его натуре.
Вскоре Борис Андреевич услышал от него: можно ли, выведывая информацию у девушки, забывать, что у неё имеется свой взгляд на дружбу с парнем? Уж, наверно, она подумывает, с какой целью он ухаживает?.. Слотов и шеф разговаривали не взаперти, а на вольном воздухе Межапарка.
- Она что-то подозревает? - спросил оперработник.
- Уверен, что да, но другое… думает, я просто хочу её… поиметь, - объяснил Вячеслав с сумрачным видом.
- Она против? - сказал шеф так, что Слотов представил его разглядывающим порнографический снимок.
- У неё, - начал Вячеслав не без вдохновения, - твёрдые понятия. Она верит, что если любовь настоящая, то должна быть семья.
- Пообещайте, - посоветовал шеф; оба направились в расположенный невдалеке зоопарк. - Не завтра же её в загс вести. Вам надо диплом защитить, последние экзамены сдать. Будете встречаться, и она не вытерпит до подачи заявлений, - закончил Борис Андреевич с глумливой ноткой. От него попахивало туалетной водой, светлый костюм ладно сидел на его мускулистой фигуре.
- Объяснюсь, договоримся заявления подать, а потом? Как я ей в лицо посмотрю? - высказал Слотов расстроенно и возмущённо.
Шеф вперил в него насмешливо прощупывающий взгляд.
- Жениться на ней хочется?
- А что - возбраняется? - постарался невозмутимо произнести Вячеслав.
Борис Андреевич повернулся к вольеру с зебрами и, словно занятый их созерцанием, проговорил:
- Вы хотите решить личный вопрос, используя наше задание.
Слотов возразил: разве исключено, что он и так познакомился бы с Мартой?
- Не исключено, - согласился шеф. - Но произошло-то иначе.
Он развернул замечание: неизвестно, как сложится семейная жизнь. Возникнут конфликты, пойдут дрязги, решите развестись. И получится, что ко всему этому мы имеем касательство. Скажете: «Впутали!», «если бы не они…» и т.д и т.п.
Оперработник прогуливающимся шагом, сплетая пальцы рук за спиной, шёл по дорожке зоопарка в сторону Киш-озера - Слотов, идя рядом, убеждал его, что они с Мартой созданы друг для друга. Борис Андреевич холодно произнёс:
- Сказка про Колобка вам нравится. Мысль укатить на Запад ещё не покинула?
Слотов изобразил оторопь:
- Неужели я не знаю, что без вас это невозможно?!
- Откуда же мне знать? - зло сыронизировал шеф.
Вячеслав, хмыкнув, улыбнулся, как улыбаются удачной остроте, и заговорил заискивающе-требовательно: может он надеяться на понимание? Если они с Мартой пойдут в загс - последуют меры? Какие?.. Шеф ответил с неудовольствием, что пока трудно сказать, - он поговорит с товарищами.
- В любом случае одно будет обязательно, - прибавил он с ядом в голосе. - Я дам вам то, что уже давал, и мы убедимся в точности ваших отчётов.
Слотов бровью не повёл. Само собой разумелось: у его пастырей не могут не обостриться подозрения, что он «правит» речи Марты. И потому крайне важно было позаботиться о том, как - незаметно для девушки - возвратить её при надобности к значимым темам. Самое естественное - повести в кафе, вовлечь в болтовню и, перескакивая с одного на другое, задеть нужные вопросы. Не мешало бы её подпоить, но удастся ли? Судя по манерам, она выросла в почтении к моральным устоям. Хорошо бы занять ей голову неуёмной игрой мысли об их будущем, и тут весьма помог бы, опять же, фильм о любви. В паре кинотеатров шла польская картина «Анатомия любви» с Барбарой Брыльской. Прогуливаясь с шефом по зоопарку, Слотов сообщил свой план - оснастившись техникой, пойти с девушкой в кино, а затем, в разыгравшихся чувствах, посетить кафе…
Когда он увиделся с Мартой, она сказала: в кинотеатре «Тейка» начинается показ западногерманского фильма «И дождь смывает все следы». Вячеслав не сдержал восторга: «О-оо!» - добавив: туда, только туда!
- Считай это моей идеей!
Зайдя на квартиру, где Борис Андреевич снарядил его, как в прошлый раз, Слотов занял подле Марты место в переполненном кинозале. Влюблённые сопереживали германской девушке, которую очаровал молодой француз, позвал замуж, она ждала его в проливной дождь у автобана - но тщетно. В нервном потрясении, сильно простуженная, героиня оказалась в машине германского парня… Время пришло на помощь, и впереди опять замаячила свадьба…
Вышедших из кино Слотова и Марту обдало влажным ветром.
- Ну вот и мы под дождём промокнем! - сказал Вячеслав, увлекая подругу к остановке такси, что, к счастью, была совсем близко.
Перед сеансом он взял с Марты обещание «посидеть в уюте». Таксист привёз их к тихой кафейнице «Торнис» напротив старинной так называемой Пороховой башни. Слотов нервничал, не внесёт ли подруга коррективы в прежде высказанные взгляды, и, подведя её к столику, подставил ей стул излишне суетливо. От коньяка она наотрез отказалась и кое-как уступила настоянию выпить с кофе рижского бальзама. Вячеслав заказал также к пирожным крепкий ликёр «Мокко», она спросила озабоченно:
- И часто ты так угощаешься? Приучишь организм к алкоголю…
Он, в пощипывающем опасении за результаты беседы, сказал о фильме: сюжет отменно закручен!
- Я не догадывался, почему француз девушку подвёл.
Марта кивнула.
- И я нет. - Растроганно сказала: - А он не подвёл вовсе… Так бывает и в жизни.
Её миловидное лицо исполнилось тревоги. «Представила, что вот так же меня бы ждала, а я разбился», - отметил Слотов.
- Немец слишком сурово себя покарал, - сказал он. - Пивом его друзья накачали, а в таком состоянии машину вести… тут ещё и погодка… И потом, он же не смылся, когда машина француза перевернулась, - пытался спасти. Никакой суд не был бы к нему строг.
Она возбуждённо возразила:
- Нет-нет, это не суд над собой! Мне кажется, у него к девушке было такое чувство, когда хочешь быть всем-всем для того, кого любишь… Это когда у двоих - всё одно! нет никакой тайны друг от друга. Быть с ней вместе по-другому он не мог. И поэтому решил умереть… - у неё дрогнули губы.
Слотов проглотил рюмку ликёра и удержался, чтобы не выпить вторую.
- Мог бы открыть ей тайну, и, если бы она решила порвать с ним, тогда бы и… - он не договорил.
Марта опустила глаза, промолвила, сделав усилие:
- Он её так любил, что для него было невозможно - взвалить на неё эту тяжесть.
Ему захотелось съязвить - еле окоротив себя, он сказал с достоинством снисходительного критика:
- Да, фильма бы не получилось. В нём оправдана трагичность.
Поборов беспокойство, он запустил руку в карман брюк, включил запись и заговорил деловито и мечтательно:
- Мне западная реальность в фильме интересна. Особняк, где девушка живёт, лужайка перед ним, вечеринка… Я воображаю себя там - правда, не связанным никакой тайной… и тебя.
- С чего это ты возмечтал? - не поддержала его Марта. - У девушки папа фабрику имеет. И другие все - небедные. Себя я там могу представить только с подносом.
- Неужели никак не выбиться? - будто невольно сорвалось у него.
- Я уже тебе говорила - педагогом мне там не стать. И чем мне здесь плохо, чтобы от любимого дела отказываться?
- А я не хотел бы учителем быть, - отвлёкся Слотов, - но что я тебя не угощаю… извини… - он налил ей рюмку бальзама.
- Нет, я с кофе, - она вылила бальзам в чашку горячего кофе.
- Я насчёт чего… - Слотов сосредоточенно наморщил лоб. - Если республику немцев восстановят, можно требовать компенсацию за дома, откуда их выселили, за хозяйство. У многих было по корове, свиней, конечно, держали…
- И что тебе эта республика далась! У нас дома никто не верит, что она опять будет, и не хотят говорить о ней! - отреагировала Марта с некоторой резкостью.
- Может, правильно делаете, - смущённо сказал Вячеслав и с грустью добавил: в редакции был разговор, что немцев больше не прописывают в Прибалтике.
Марта ответила: так и есть. Тётя Роза и дядя Оскар собирались купить домик в Тукумсе - через нотариуса им передали предупреждение.
- Проклинают запрет?
- Вот уж чего от них не услышишь. Жизнь их научила… - сказала девушка с состраданием.
Он подумал о двухкомнатной квартире родителей и полюбопытствовал: у тёти с дядей свой дом? Да. И садик, огород. Коптильня есть - по две свиньи в год откармливают.
- Я что-то припоминаю… - улыбнулся он. - Но тётя уехала, копчёного не осталось?
Марта виновато подтвердила. Он выразительно вздохнул и, наливая себе ликёра, спросил:
- Как ты думаешь, зачем этот запрет ввели?
Она посмотрела на него вопросительно-тревожно, подозревая, что он избегает касаться того, о чём сказал в прошлый раз, и нехотя ответила:
- Раньше в Прибалтике было много немецких баронов. Наверно, чтобы немцы о том не напоминали, если их здесь много будет, и запретили.
«Я тебя поздравляю!» - воскликнул мысленно Слотов и отметил её «их».
- Тебя тоже жизнь научила не возмущаться? - спросил он с видом невинного трёпа.
Она, однако, стала ещё печальнее.
- В моей жизни своего личного хватает! - проговорила вызывающе. В её глазах читалось: «Больше спрашивать не о чем?»
Он придал себе выражение кротости:
- Когда с родителями познакомишь?
Марта с внимательностью молчала, как бы приглашая его продолжить, он безмолвствовал, и она указала взглядом на графинчик ликёра:
- Пьёшь для смелости?
- Угу. Твоим родным, конечно, не понравится, что я не немец…
- Какая глупость! - она, ей казалось, поняла, почему он донимал её вопросами: ходил вокруг да около того, что его беспокоило в самом деле. Сказала с приятной живостью: - У моего старшего брата жена - русская.
- Какое у него образование?
- При чём тут образование? - вознегодовала весело, и он понял непроизнесённое: «И чудачок же ты!» - Она добавила о брате, что он лётчик, летает на пассажирских самолётах.
Слотов, зная ответ, спросил простодушно:
- В доме с вами живёт?
- Нет, у него квартира в Иманте.
Последовал вопрос, строг ли папа… Они отхлёбывали кофе с бальзамом, обмениваясь улыбками, торя словами и намёками тропку в желанное будущее. Слотов на такси отвёз её домой, она обещала завтра сказать, когда родители ждут его в гости.
Днём он возвратил технику Борису Андреевичу, сев к нему в машину. Тот, против обыкновения, не пожал подшефному руку и внешне не выражал никаких чувств. Вячеслав произнёс покорно и важно:
- Это будет вопиющая аморалка, если я теперь не женюсь.
- Я говорил с руководством. Посмотрим… - без дружелюбия ответил оперработник.
Они условились, что Слотов позвонит ему.
С Борисом Андреевичем в квартире поджидал коллега, но не тот, которого помнил Вячеслав. Нынешний держался как старший по положению. Он сидел перед журнальным столиком и не пошевелился при появлении Слотова. Тот смиренно замер под остановившимся взглядом.
- Сядьте! - неприязненно, почти гадливо приказал человек. - Вы преследуете личный интерес, сближаясь с этой девушкой, и, если имел место сговор… - начал он угрожающе и гневно замолчал.
Вячеслав не изменил позы послушного ожидания.
- Сговор относительно её ответов на ваши вопросы, - закончил гэбэшник с нарочито хамски-уничижительным выражением.
- Сговора не было, - сказал Слотов угодливо, что не совсем шло к смыслу слов.
- Вы не в вакууме живёте, и в своё время истина выяснится, - вставил севший в стороне Борис Андреевич.
Слотов смотрел в глаза старшему и не повернул головы.
- У вас будут большие - боюсь, слишком большие для вас - неприятности, - проговорил суровый гэбэшник.
- Не из-за чего, - обронил Вячеслав, зная, что дело с записью безупречно. Он почувствовал удивление в затянувшейся паузе.
Старший оперработник переглянулся с коллегой и заговорил о том, что познакомиться с девушкой как с объектом наблюдения, а затем вступить с нею в брак - неэтично.
- А сделать предложение и увильнуть - этично? - парировал Слотов.
- Боитесь, другого не найдётся? - отпустил реплику Борис Андреевич.
- Ну, знаете ли… - выдохнул Слотов с неприкрытой злобой.
- Всё-всё! - старший взмахнул кистями рук и обратился к нему: - Вы понимаете, что вредите себе в наших глазах, но делать выводов не хотите?
Вячеслав сказал, что хочет жениться, и тогда ему предложили написать: «Мне были даны разъяснения, что мой брак с Грасмюк Мартой нежелателен по этическим соображениям, однако убедительные советы и предупреждение я оставил без внимания…»
Он поднял голову:
- Нет, я отнёсся внимательно и благодарен. Но… советы не изменили моё решение.
Гэбэшник раздражённо согласился:
- Напишите: «не изменили…» - Затем продиктовал: «Я заявляю, что я и только я целиком и полностью отвечаю за последствия моего своевольного шага».
Ему велели подписаться псевдонимом и сухо попрощались. Он не замечал, куда идёт, объятый каким-то эмоциональным изнеможением, всё ещё чувствуя себя под перекрёстными взглядами. Потом сладко и полно ощутил облегчение. Он был доволен собой. Расчёт, что - если выдержать нажим - ему уступят, не подвёл. Его припугнули, ибо опасаются: однажды ему понадобится воздействовать на жену, и он преподнесёт ей - она кое-где на заметке и он имеет связи с всесильным учреждением… оно будет фигурировать в семейной сваре. «Как со мной поступят, окажись я таким кретином? - подумал Слотов. - Освидетельствуют как психбольного». Подумалось ещё: ему не сказали, чтобы он позвонил. Будут ждать - сделает это сам из подхалимажа. А он не сделает.
Весна переходила в лето с его тугими обжигающими порывами ветерка. Визит к родителям Марты. Она выбежала к нему в переднике: - Привет! Я сейчас! - и исчезла. Папа, дюжий дядя в свежевыглаженной рубашке, радушно улыбаясь, пояснил: занята на кухне. Круглолицая мама с карминными бусами на белой шее сказала с симпатией:
- Мы о вас давно слышим, а вы только теперь зашли.
Его усадили за стол в гостиной, и Марта, порозовевшая не только от жара плиты, подала пирожки: с мясом, с луком и яйцами и с иной начинкой. Он, подув на пирожок и надкусывая его, смотрел на девушку блаженно-влажными глазами, чего не упустили родители. Мама потребовала:
- Вам надо больше есть! Мужчине нельзя быть таким худым!
У Марты был готов и торт, Вячеслав переел и хотел бы подняться со стула, только чтобы развалиться на диване. Папа взял аккордеон, предупредив: - Я для себя… - Слотов слушал с четверть часа игру, потом девушка увела его в свою комнатку, и он сидел там с нею, наслаждаясь, что не требуется хитрить и подсовывать ей вопросы. Через несколько дней он появился здесь, когда родители были на работе, и одержал верх над врождённой застенчивостью Марты, подкреплённой воспитанием.
На исходе июня он украсил пиджак «поплавком», полученным вместе с дипломом. Свадьба, путешествие с женой в Ленинград и - работа. Он правил заметку внештатника, поднял трубку зазвонившего телефона и услышал голос Бориса Андреевича. Тому хотелось увидеться. Новое поручение, возрождение дружбы, благодаря которой он обошёл других желающих вступить в партию и завладел красной книжицей, что помогло ему перейти в главный печатный орган республики.
Предположения шефов относительно семейных раздоров не то чтобы не оправдались вовсе. Время принесло неурядицы. Поначалу Вячеслав и Марта жили в её родительском доме. Она окончила университет, им дали комнату в коммуналке на Петерсалас, родился первенец. И Слотову пришла пора убедиться: былая любовная неутомимость жены не возвращается. Он тогда ещё работал в «Советской молодёжи». Пришедшая на практику студентка попросила его быть её руководителем, сообщила:
- Я была на первом курсе, а вы на четвёртом. Мы с вами танцевали на вечере…
- Возможно, - приветливо сказал Слотов, как исто галантный мужчина, чья память не сохранила факта.
На самом деле он отлично помнил эту девушку с длинными красивыми ногами: она появлялась в университете в миниюбке, которые тогда уже отошли в прошлое. На третий день практики он и она, говоря о работе, стали примолкать, встретясь взглядами и подчиняясь волнению. Совладать с ним становилось всё труднее, и вскоре Вячеслав уведомил жену, что уезжает в недальнюю командировку, вернётся ночью. Проводя с практиканткой вечер на пляже, он, когда стемнело, сказал, словно только сейчас открыв:
- А водичка приятная! Как будто молочную ванну принимаешь…
После этого оба искупались нагишом, и их тела не хотели разлучаться.
Студентка жила с родителями; днём в их отсутствие Слотов проводил с ней около часа в недёшево обставленной квартире, выходившей окнами на Площадь Латышских Стрелков. Марта замечала неладное, у неё скребли кошки на сердце, а однажды она увидела из троллейбуса мужа и эффектную девушку, идущих вдвоём. Дома Вячеславу пришлось выдержать допросик, с чем он справился уверенно, как мужчина, который считает себя достойным подозрений. Я с девицей? Моя практикантка. Правда, смазливенькая? (простецки самодовольная ухмылка). А ты хотела б, чтобы я возился с дурнушкой? Если без шуток, она толковая, дело по ней. Мы шли в райком комсомола, ей нужно было узнать об одном мероприятии, а у меня имелся вопрос к первому секретарю.
- Вы с ней были такие увлечённые… - проговорила Марта подавленно.
- Ну да, если муж идёт по улице с девушкой, то, конечно же, оба увлечены, - сказал он с добродушной иронией, - и идут они, само собой разумеется… да!.. Пойми, - продолжил умоляюще, - мне никто, кроме тебя, не нужен, никто-никто! - он ласково обнял жену, она легонько отстранила его.
- Ты с ней…
- Да нет же! - он так выразительно тряхнул головой и взмахнул руками, словно не было большей нелепости, чем сомнения в его прямоте.
Позднее, когда у него завязывались новые интрижки и жена поддавалась подозрениям, он держался столь же непоколебимо. Марта с её мирным характером, болезненно переживавшая даже небольшие размолвки, до скандала не доводила. Она перестала высказывать подозрения, мучаясь ими наедине с собой. Муж был с нею сама обходительность, и с годами её внимание к кое-каким подробностям его жизни ослабло (если оно иной раз заявляло о себе, она, инстинктивно защищаясь, погашала его). Семейная жизнь диктовала свой ритм. Родился второй сын, семья переехала в отдельную квартиру в районе новостроек Югла. Гордостью Марты стала обстановка для кухни, изготовленная в ГДР и потому купленная по блату. Копили деньги на покупку дачи: гонорар за первую книгу Слотова отложили целиком.
Книга состояла из рассказов и повести. Герой рассказа паренёк, окончивший вуз, едет по направлению в деревню преподавать в школе черчение и рисование. Но он мечтает стать художником и не мыслит жизни без родной Риги. Ему удаётся через посредство родственников и знакомых добиться «открепления» - как радостно задышалось! он вернётся в любимый город. Девушка-библиотекарь, неравнодушная к учителю, помогает ему паковать вещи, раскрывает альбом с репродукциями и не может от них оторваться… Он рассказывает ей о Ван Гоге. Она уговаривает учителя перед отъездом встретиться с местной молодёжью. Он изумлён: как много желающих послушать его пришло в библиотеку. Его засыпают вопросами, вокруг него теснятся, разглядывая репродукции, общение переполняют теплота, добрые эмоции. Паренёк ощущает свою нужность здесь и - остаётся в деревне.
Завершающая сборник повесть была посвящена трудной судьбе актёра драмтеатра. Молодой способный, но с неуживчивым характером и большим самомнением актёр пьянствовал, аморально вёл себя с женщинами; дошло до того, что коллектив расстался с ним. Он опустился, живя случайными заработками, на болотах в лесу собирая клюкву на продажу. Однажды он оказался вблизи места, где начался лесной пожар, по душевному порыву бросился тушить. Подоспела помощь, с пожаром совладали, но бывший актёр умирал от травм и ожогов… В больнице его поставили на ноги, коллеги, прочитавшие о нём в газете, позвали его назад в театр, окружили заботой, помогли вновь найти себя…
Вячеслав Слотов набил руку на подобных творениях, умея делать так, чтобы их замечали наверху и его имя набирало вес. Горбачёвский апрель вселил надежду, что на руководящих постах понадобятся более молодые люди, он будет назначен ответственным секретарём газеты, а затем и возглавит её. В Вецаки на даче у моря писатель обдумывал роман. Сын русского эмигранта, выросший в буржуазной Латвии, в 1940 году, когда её объявили советской, бежит в Швецию, бросив молодую жену и ребёнка. Крепкий трудолюбивый человек борется за благополучие, переезжает из города в город, из страны в страну, и, наконец, жизнь вдали от земли, где он рос, где осталась его семья и где свершаются великие преобразования, становится для него невыносимой. Он обращается в советское посольство, ему разрешают вернуться. Жена побыла в браке с другим мужчиной, развелась, она прекрасная работница, её уважают, но женщина несчастна. Её объяснения с отыскавшимся супругом тяжелы, поначалу она гонит его. Юноша-сын говорит отцу в лицо: «Как бы ты ни объяснял, почему кинул нас, моего прощения не дождёшься!» Но всё же отношения налаживаются, возрождается семья, появляется поздний ребёнок. Жизнь при всём при том не безоблачна (в романе будет раскритикована эпоха застоя). Герой продолжает трудиться и в свои шестьдесят шесть. Его раздумья, беседы с другими персонажами, жизненная позиция выявляют глубокую, радостную веру в перестройку.
Вячеслав Никитич разделял её, пусть отчасти, пусть по-своему. И его шефы на первых порах не впадали в пессимизм. С Борисом Андреевичем в последние годы Слотов виделся лишь изредка: тот весьма поднялся в должности, в звании вырос до подполковника. С Вячеславом Никитичем на связи был другой сотрудник. Настало время зыбкости и тревог, когда он позванивал подопечному гораздо реже, чем тот ему. В шефствующем учреждении трескались потолки. Слотов прекратил набирать заветный номер. Страх разоблачения пробирал холодом до костей. А страх нужды?.. Собственно, она уже приняла семью в объятия. Настроение поменялось, Марте стало не до призвания педагога. Родители, она с мужем и сыновьями выехали в Германию. Марта стеснялась признаться, как изменила её будни стиральная машина с программным управлением. Муж отдал должное электрогрилю. И нашёл прелесть в ягодных хмельных напитках Johannisbeere, Waldbeere… Но всё равно снилась сочная ягода.
Ягода, какою он соблазнился, оказалась из тех, что идут на приворотное зелье. Вячеслав Никитич заметил: трезвый анализ положения ему не даётся и, покидая кухню, не прихватил, вопреки желанию, новую банку пива. В спальне чуть колыхнулась оконная занавеска. Разгар берлинского лета, погожая ночь. Томясь по телу Ульяны и словно видя её пьянящий взгляд, он думал: не будь они года три пусть шапочно, но знакомы, перед ним вдруг замаячила бы другая. Или к нему подошли бы как-то иначе?.. Служба, усиливая активность, проводит смотр, и, во всяком случае, не пожалуешься, что к его характеристике отнеслись без должного внимания…
- А другое нипочём? - заметила она резонно.
- Вдруг хорошо кончится - будет республика? - продолжал он балагурить.
- Пусть добиваются, кому надо! - вырвалось у неё, и Вячеслав переменил разговор.
Прочитавший его отчёт Борис Андреевич высказался деловито и сдержанно: «Это должно нам помочь», после чего попросил «высветить» через девушку её брата пилота.
- За границу он не летает, но вы понимаете, какие возможности у лётчика. Надо узнать, как его характеризует сестра. Может, что-то проскользнёт…
Оперработник дал ещё одну ориентировку. С 1975 года действовало постановление, запретившее прописывать немцев в Прибалтике. Оно было «закрытым»: то есть негласным. Борис Андреевич объяснил его: для немцев глубинки Прибалтика - это родственный им Запад. Рост их числа грозит усилить прозападные тенденции. И потому ныне семье немцев, проживающей где-нибудь в Казахстане или в Сибири, уже не удастся, продав дом и добавив накопленную сумму, купить домик в Латвии.
- Девушке это должно быть известно - наверно, казахстанская родня тоже хотела бы сюда переехать. Выявите реакцию девушки на запрещение, - поручил шеф Слотову перед тем, как тот пригласил Марту в «Айну» на «Шербурские зонтики».
Мюзикл, однако, вызвал пленительную душевную дрожь, когда естественно звучит лишь ласковый шёпот. Попытки заговорить о родственниках, о запрете на прописку сулили удивление весьма нехорошего свойства, и Вячеслав позволил себе радость искреннего обожания. Марта не спешила домой, они свернули к Бастионной Горке у канала, на каждой скамейке под деревьями обнималась парочка, и в этой атмосфере неги в тёплую ночь он останавливался, прижимая девушку к себе, оба погружались в страстное оцепенение. Она отвечала на поцелуи, но отталкивала его руки, лишь только он осторожно начинал вольничать. Задержка с объяснением неминуемо заставила бы её задуматься: и, не исключено, над тем - так ли уж он нехитёр? Сказав себе, что иного не остаётся, Слотов горячо прошептал: «Поженимся?» Ответ подтвердил его оценку положения. Сначала было удовлетворённо-взволнованное молчание, затем она прошептала то, что, очевидно, произносила в мыслях о подобном миге:
- А ты подумал? Мне надо хорошо подумать…
Он притворился, будто принял это за непрямой отказ.
- Не смею настаивать, - сказал тоном горькой шутливости.
Она ласково проговорила:
- Ты даже с моими родителями не знаком. И твои меня не видели…
- Ты им понравишься, - он обнял её, они медленно пошли по аллее.
Слотов знал: матери и отцу, конечно же, придётся по душе воспитанная девушка из обеспеченной семьи, завтрашняя учительница. Отец сочтёт выигрышным и то, что в глазах Вячеслава было несравненным преимуществом Марты: наличие родных в ФРГ. Увы, рассчитывать, что ему позволят уехать с женой, не приходилось, но обрести, хотя бы в принципе, право на отъезд было всё равно заманчиво. Определённо, мечтательность присуща его натуре.
Вскоре Борис Андреевич услышал от него: можно ли, выведывая информацию у девушки, забывать, что у неё имеется свой взгляд на дружбу с парнем? Уж, наверно, она подумывает, с какой целью он ухаживает?.. Слотов и шеф разговаривали не взаперти, а на вольном воздухе Межапарка.
- Она что-то подозревает? - спросил оперработник.
- Уверен, что да, но другое… думает, я просто хочу её… поиметь, - объяснил Вячеслав с сумрачным видом.
- Она против? - сказал шеф так, что Слотов представил его разглядывающим порнографический снимок.
- У неё, - начал Вячеслав не без вдохновения, - твёрдые понятия. Она верит, что если любовь настоящая, то должна быть семья.
- Пообещайте, - посоветовал шеф; оба направились в расположенный невдалеке зоопарк. - Не завтра же её в загс вести. Вам надо диплом защитить, последние экзамены сдать. Будете встречаться, и она не вытерпит до подачи заявлений, - закончил Борис Андреевич с глумливой ноткой. От него попахивало туалетной водой, светлый костюм ладно сидел на его мускулистой фигуре.
- Объяснюсь, договоримся заявления подать, а потом? Как я ей в лицо посмотрю? - высказал Слотов расстроенно и возмущённо.
Шеф вперил в него насмешливо прощупывающий взгляд.
- Жениться на ней хочется?
- А что - возбраняется? - постарался невозмутимо произнести Вячеслав.
Борис Андреевич повернулся к вольеру с зебрами и, словно занятый их созерцанием, проговорил:
- Вы хотите решить личный вопрос, используя наше задание.
Слотов возразил: разве исключено, что он и так познакомился бы с Мартой?
- Не исключено, - согласился шеф. - Но произошло-то иначе.
Он развернул замечание: неизвестно, как сложится семейная жизнь. Возникнут конфликты, пойдут дрязги, решите развестись. И получится, что ко всему этому мы имеем касательство. Скажете: «Впутали!», «если бы не они…» и т.д и т.п.
Оперработник прогуливающимся шагом, сплетая пальцы рук за спиной, шёл по дорожке зоопарка в сторону Киш-озера - Слотов, идя рядом, убеждал его, что они с Мартой созданы друг для друга. Борис Андреевич холодно произнёс:
- Сказка про Колобка вам нравится. Мысль укатить на Запад ещё не покинула?
Слотов изобразил оторопь:
- Неужели я не знаю, что без вас это невозможно?!
- Откуда же мне знать? - зло сыронизировал шеф.
Вячеслав, хмыкнув, улыбнулся, как улыбаются удачной остроте, и заговорил заискивающе-требовательно: может он надеяться на понимание? Если они с Мартой пойдут в загс - последуют меры? Какие?.. Шеф ответил с неудовольствием, что пока трудно сказать, - он поговорит с товарищами.
- В любом случае одно будет обязательно, - прибавил он с ядом в голосе. - Я дам вам то, что уже давал, и мы убедимся в точности ваших отчётов.
Слотов бровью не повёл. Само собой разумелось: у его пастырей не могут не обостриться подозрения, что он «правит» речи Марты. И потому крайне важно было позаботиться о том, как - незаметно для девушки - возвратить её при надобности к значимым темам. Самое естественное - повести в кафе, вовлечь в болтовню и, перескакивая с одного на другое, задеть нужные вопросы. Не мешало бы её подпоить, но удастся ли? Судя по манерам, она выросла в почтении к моральным устоям. Хорошо бы занять ей голову неуёмной игрой мысли об их будущем, и тут весьма помог бы, опять же, фильм о любви. В паре кинотеатров шла польская картина «Анатомия любви» с Барбарой Брыльской. Прогуливаясь с шефом по зоопарку, Слотов сообщил свой план - оснастившись техникой, пойти с девушкой в кино, а затем, в разыгравшихся чувствах, посетить кафе…
Когда он увиделся с Мартой, она сказала: в кинотеатре «Тейка» начинается показ западногерманского фильма «И дождь смывает все следы». Вячеслав не сдержал восторга: «О-оо!» - добавив: туда, только туда!
- Считай это моей идеей!
* * *
Зайдя на квартиру, где Борис Андреевич снарядил его, как в прошлый раз, Слотов занял подле Марты место в переполненном кинозале. Влюблённые сопереживали германской девушке, которую очаровал молодой француз, позвал замуж, она ждала его в проливной дождь у автобана - но тщетно. В нервном потрясении, сильно простуженная, героиня оказалась в машине германского парня… Время пришло на помощь, и впереди опять замаячила свадьба…
Вышедших из кино Слотова и Марту обдало влажным ветром.
- Ну вот и мы под дождём промокнем! - сказал Вячеслав, увлекая подругу к остановке такси, что, к счастью, была совсем близко.
Перед сеансом он взял с Марты обещание «посидеть в уюте». Таксист привёз их к тихой кафейнице «Торнис» напротив старинной так называемой Пороховой башни. Слотов нервничал, не внесёт ли подруга коррективы в прежде высказанные взгляды, и, подведя её к столику, подставил ей стул излишне суетливо. От коньяка она наотрез отказалась и кое-как уступила настоянию выпить с кофе рижского бальзама. Вячеслав заказал также к пирожным крепкий ликёр «Мокко», она спросила озабоченно:
- И часто ты так угощаешься? Приучишь организм к алкоголю…
Он, в пощипывающем опасении за результаты беседы, сказал о фильме: сюжет отменно закручен!
- Я не догадывался, почему француз девушку подвёл.
Марта кивнула.
- И я нет. - Растроганно сказала: - А он не подвёл вовсе… Так бывает и в жизни.
Её миловидное лицо исполнилось тревоги. «Представила, что вот так же меня бы ждала, а я разбился», - отметил Слотов.
- Немец слишком сурово себя покарал, - сказал он. - Пивом его друзья накачали, а в таком состоянии машину вести… тут ещё и погодка… И потом, он же не смылся, когда машина француза перевернулась, - пытался спасти. Никакой суд не был бы к нему строг.
Она возбуждённо возразила:
- Нет-нет, это не суд над собой! Мне кажется, у него к девушке было такое чувство, когда хочешь быть всем-всем для того, кого любишь… Это когда у двоих - всё одно! нет никакой тайны друг от друга. Быть с ней вместе по-другому он не мог. И поэтому решил умереть… - у неё дрогнули губы.
Слотов проглотил рюмку ликёра и удержался, чтобы не выпить вторую.
- Мог бы открыть ей тайну, и, если бы она решила порвать с ним, тогда бы и… - он не договорил.
Марта опустила глаза, промолвила, сделав усилие:
- Он её так любил, что для него было невозможно - взвалить на неё эту тяжесть.
Ему захотелось съязвить - еле окоротив себя, он сказал с достоинством снисходительного критика:
- Да, фильма бы не получилось. В нём оправдана трагичность.
Поборов беспокойство, он запустил руку в карман брюк, включил запись и заговорил деловито и мечтательно:
- Мне западная реальность в фильме интересна. Особняк, где девушка живёт, лужайка перед ним, вечеринка… Я воображаю себя там - правда, не связанным никакой тайной… и тебя.
- С чего это ты возмечтал? - не поддержала его Марта. - У девушки папа фабрику имеет. И другие все - небедные. Себя я там могу представить только с подносом.
- Неужели никак не выбиться? - будто невольно сорвалось у него.
- Я уже тебе говорила - педагогом мне там не стать. И чем мне здесь плохо, чтобы от любимого дела отказываться?
- А я не хотел бы учителем быть, - отвлёкся Слотов, - но что я тебя не угощаю… извини… - он налил ей рюмку бальзама.
- Нет, я с кофе, - она вылила бальзам в чашку горячего кофе.
- Я насчёт чего… - Слотов сосредоточенно наморщил лоб. - Если республику немцев восстановят, можно требовать компенсацию за дома, откуда их выселили, за хозяйство. У многих было по корове, свиней, конечно, держали…
- И что тебе эта республика далась! У нас дома никто не верит, что она опять будет, и не хотят говорить о ней! - отреагировала Марта с некоторой резкостью.
- Может, правильно делаете, - смущённо сказал Вячеслав и с грустью добавил: в редакции был разговор, что немцев больше не прописывают в Прибалтике.
Марта ответила: так и есть. Тётя Роза и дядя Оскар собирались купить домик в Тукумсе - через нотариуса им передали предупреждение.
- Проклинают запрет?
- Вот уж чего от них не услышишь. Жизнь их научила… - сказала девушка с состраданием.
Он подумал о двухкомнатной квартире родителей и полюбопытствовал: у тёти с дядей свой дом? Да. И садик, огород. Коптильня есть - по две свиньи в год откармливают.
- Я что-то припоминаю… - улыбнулся он. - Но тётя уехала, копчёного не осталось?
Марта виновато подтвердила. Он выразительно вздохнул и, наливая себе ликёра, спросил:
- Как ты думаешь, зачем этот запрет ввели?
Она посмотрела на него вопросительно-тревожно, подозревая, что он избегает касаться того, о чём сказал в прошлый раз, и нехотя ответила:
- Раньше в Прибалтике было много немецких баронов. Наверно, чтобы немцы о том не напоминали, если их здесь много будет, и запретили.
«Я тебя поздравляю!» - воскликнул мысленно Слотов и отметил её «их».
- Тебя тоже жизнь научила не возмущаться? - спросил он с видом невинного трёпа.
Она, однако, стала ещё печальнее.
- В моей жизни своего личного хватает! - проговорила вызывающе. В её глазах читалось: «Больше спрашивать не о чем?»
Он придал себе выражение кротости:
- Когда с родителями познакомишь?
Марта с внимательностью молчала, как бы приглашая его продолжить, он безмолвствовал, и она указала взглядом на графинчик ликёра:
- Пьёшь для смелости?
- Угу. Твоим родным, конечно, не понравится, что я не немец…
- Какая глупость! - она, ей казалось, поняла, почему он донимал её вопросами: ходил вокруг да около того, что его беспокоило в самом деле. Сказала с приятной живостью: - У моего старшего брата жена - русская.
- Какое у него образование?
- При чём тут образование? - вознегодовала весело, и он понял непроизнесённое: «И чудачок же ты!» - Она добавила о брате, что он лётчик, летает на пассажирских самолётах.
Слотов, зная ответ, спросил простодушно:
- В доме с вами живёт?
- Нет, у него квартира в Иманте.
Последовал вопрос, строг ли папа… Они отхлёбывали кофе с бальзамом, обмениваясь улыбками, торя словами и намёками тропку в желанное будущее. Слотов на такси отвёз её домой, она обещала завтра сказать, когда родители ждут его в гости.
Днём он возвратил технику Борису Андреевичу, сев к нему в машину. Тот, против обыкновения, не пожал подшефному руку и внешне не выражал никаких чувств. Вячеслав произнёс покорно и важно:
- Это будет вопиющая аморалка, если я теперь не женюсь.
- Я говорил с руководством. Посмотрим… - без дружелюбия ответил оперработник.
Они условились, что Слотов позвонит ему.
* * *
С Борисом Андреевичем в квартире поджидал коллега, но не тот, которого помнил Вячеслав. Нынешний держался как старший по положению. Он сидел перед журнальным столиком и не пошевелился при появлении Слотова. Тот смиренно замер под остановившимся взглядом.
- Сядьте! - неприязненно, почти гадливо приказал человек. - Вы преследуете личный интерес, сближаясь с этой девушкой, и, если имел место сговор… - начал он угрожающе и гневно замолчал.
Вячеслав не изменил позы послушного ожидания.
- Сговор относительно её ответов на ваши вопросы, - закончил гэбэшник с нарочито хамски-уничижительным выражением.
- Сговора не было, - сказал Слотов угодливо, что не совсем шло к смыслу слов.
- Вы не в вакууме живёте, и в своё время истина выяснится, - вставил севший в стороне Борис Андреевич.
Слотов смотрел в глаза старшему и не повернул головы.
- У вас будут большие - боюсь, слишком большие для вас - неприятности, - проговорил суровый гэбэшник.
- Не из-за чего, - обронил Вячеслав, зная, что дело с записью безупречно. Он почувствовал удивление в затянувшейся паузе.
Старший оперработник переглянулся с коллегой и заговорил о том, что познакомиться с девушкой как с объектом наблюдения, а затем вступить с нею в брак - неэтично.
- А сделать предложение и увильнуть - этично? - парировал Слотов.
- Боитесь, другого не найдётся? - отпустил реплику Борис Андреевич.
- Ну, знаете ли… - выдохнул Слотов с неприкрытой злобой.
- Всё-всё! - старший взмахнул кистями рук и обратился к нему: - Вы понимаете, что вредите себе в наших глазах, но делать выводов не хотите?
Вячеслав сказал, что хочет жениться, и тогда ему предложили написать: «Мне были даны разъяснения, что мой брак с Грасмюк Мартой нежелателен по этическим соображениям, однако убедительные советы и предупреждение я оставил без внимания…»
Он поднял голову:
- Нет, я отнёсся внимательно и благодарен. Но… советы не изменили моё решение.
Гэбэшник раздражённо согласился:
- Напишите: «не изменили…» - Затем продиктовал: «Я заявляю, что я и только я целиком и полностью отвечаю за последствия моего своевольного шага».
Ему велели подписаться псевдонимом и сухо попрощались. Он не замечал, куда идёт, объятый каким-то эмоциональным изнеможением, всё ещё чувствуя себя под перекрёстными взглядами. Потом сладко и полно ощутил облегчение. Он был доволен собой. Расчёт, что - если выдержать нажим - ему уступят, не подвёл. Его припугнули, ибо опасаются: однажды ему понадобится воздействовать на жену, и он преподнесёт ей - она кое-где на заметке и он имеет связи с всесильным учреждением… оно будет фигурировать в семейной сваре. «Как со мной поступят, окажись я таким кретином? - подумал Слотов. - Освидетельствуют как психбольного». Подумалось ещё: ему не сказали, чтобы он позвонил. Будут ждать - сделает это сам из подхалимажа. А он не сделает.
Весна переходила в лето с его тугими обжигающими порывами ветерка. Визит к родителям Марты. Она выбежала к нему в переднике: - Привет! Я сейчас! - и исчезла. Папа, дюжий дядя в свежевыглаженной рубашке, радушно улыбаясь, пояснил: занята на кухне. Круглолицая мама с карминными бусами на белой шее сказала с симпатией:
- Мы о вас давно слышим, а вы только теперь зашли.
Его усадили за стол в гостиной, и Марта, порозовевшая не только от жара плиты, подала пирожки: с мясом, с луком и яйцами и с иной начинкой. Он, подув на пирожок и надкусывая его, смотрел на девушку блаженно-влажными глазами, чего не упустили родители. Мама потребовала:
- Вам надо больше есть! Мужчине нельзя быть таким худым!
У Марты был готов и торт, Вячеслав переел и хотел бы подняться со стула, только чтобы развалиться на диване. Папа взял аккордеон, предупредив: - Я для себя… - Слотов слушал с четверть часа игру, потом девушка увела его в свою комнатку, и он сидел там с нею, наслаждаясь, что не требуется хитрить и подсовывать ей вопросы. Через несколько дней он появился здесь, когда родители были на работе, и одержал верх над врождённой застенчивостью Марты, подкреплённой воспитанием.
На исходе июня он украсил пиджак «поплавком», полученным вместе с дипломом. Свадьба, путешествие с женой в Ленинград и - работа. Он правил заметку внештатника, поднял трубку зазвонившего телефона и услышал голос Бориса Андреевича. Тому хотелось увидеться. Новое поручение, возрождение дружбы, благодаря которой он обошёл других желающих вступить в партию и завладел красной книжицей, что помогло ему перейти в главный печатный орган республики.
Предположения шефов относительно семейных раздоров не то чтобы не оправдались вовсе. Время принесло неурядицы. Поначалу Вячеслав и Марта жили в её родительском доме. Она окончила университет, им дали комнату в коммуналке на Петерсалас, родился первенец. И Слотову пришла пора убедиться: былая любовная неутомимость жены не возвращается. Он тогда ещё работал в «Советской молодёжи». Пришедшая на практику студентка попросила его быть её руководителем, сообщила:
- Я была на первом курсе, а вы на четвёртом. Мы с вами танцевали на вечере…
- Возможно, - приветливо сказал Слотов, как исто галантный мужчина, чья память не сохранила факта.
На самом деле он отлично помнил эту девушку с длинными красивыми ногами: она появлялась в университете в миниюбке, которые тогда уже отошли в прошлое. На третий день практики он и она, говоря о работе, стали примолкать, встретясь взглядами и подчиняясь волнению. Совладать с ним становилось всё труднее, и вскоре Вячеслав уведомил жену, что уезжает в недальнюю командировку, вернётся ночью. Проводя с практиканткой вечер на пляже, он, когда стемнело, сказал, словно только сейчас открыв:
- А водичка приятная! Как будто молочную ванну принимаешь…
После этого оба искупались нагишом, и их тела не хотели разлучаться.
Студентка жила с родителями; днём в их отсутствие Слотов проводил с ней около часа в недёшево обставленной квартире, выходившей окнами на Площадь Латышских Стрелков. Марта замечала неладное, у неё скребли кошки на сердце, а однажды она увидела из троллейбуса мужа и эффектную девушку, идущих вдвоём. Дома Вячеславу пришлось выдержать допросик, с чем он справился уверенно, как мужчина, который считает себя достойным подозрений. Я с девицей? Моя практикантка. Правда, смазливенькая? (простецки самодовольная ухмылка). А ты хотела б, чтобы я возился с дурнушкой? Если без шуток, она толковая, дело по ней. Мы шли в райком комсомола, ей нужно было узнать об одном мероприятии, а у меня имелся вопрос к первому секретарю.
- Вы с ней были такие увлечённые… - проговорила Марта подавленно.
- Ну да, если муж идёт по улице с девушкой, то, конечно же, оба увлечены, - сказал он с добродушной иронией, - и идут они, само собой разумеется… да!.. Пойми, - продолжил умоляюще, - мне никто, кроме тебя, не нужен, никто-никто! - он ласково обнял жену, она легонько отстранила его.
- Ты с ней…
- Да нет же! - он так выразительно тряхнул головой и взмахнул руками, словно не было большей нелепости, чем сомнения в его прямоте.
Позднее, когда у него завязывались новые интрижки и жена поддавалась подозрениям, он держался столь же непоколебимо. Марта с её мирным характером, болезненно переживавшая даже небольшие размолвки, до скандала не доводила. Она перестала высказывать подозрения, мучаясь ими наедине с собой. Муж был с нею сама обходительность, и с годами её внимание к кое-каким подробностям его жизни ослабло (если оно иной раз заявляло о себе, она, инстинктивно защищаясь, погашала его). Семейная жизнь диктовала свой ритм. Родился второй сын, семья переехала в отдельную квартиру в районе новостроек Югла. Гордостью Марты стала обстановка для кухни, изготовленная в ГДР и потому купленная по блату. Копили деньги на покупку дачи: гонорар за первую книгу Слотова отложили целиком.
Книга состояла из рассказов и повести. Герой рассказа паренёк, окончивший вуз, едет по направлению в деревню преподавать в школе черчение и рисование. Но он мечтает стать художником и не мыслит жизни без родной Риги. Ему удаётся через посредство родственников и знакомых добиться «открепления» - как радостно задышалось! он вернётся в любимый город. Девушка-библиотекарь, неравнодушная к учителю, помогает ему паковать вещи, раскрывает альбом с репродукциями и не может от них оторваться… Он рассказывает ей о Ван Гоге. Она уговаривает учителя перед отъездом встретиться с местной молодёжью. Он изумлён: как много желающих послушать его пришло в библиотеку. Его засыпают вопросами, вокруг него теснятся, разглядывая репродукции, общение переполняют теплота, добрые эмоции. Паренёк ощущает свою нужность здесь и - остаётся в деревне.
Завершающая сборник повесть была посвящена трудной судьбе актёра драмтеатра. Молодой способный, но с неуживчивым характером и большим самомнением актёр пьянствовал, аморально вёл себя с женщинами; дошло до того, что коллектив расстался с ним. Он опустился, живя случайными заработками, на болотах в лесу собирая клюкву на продажу. Однажды он оказался вблизи места, где начался лесной пожар, по душевному порыву бросился тушить. Подоспела помощь, с пожаром совладали, но бывший актёр умирал от травм и ожогов… В больнице его поставили на ноги, коллеги, прочитавшие о нём в газете, позвали его назад в театр, окружили заботой, помогли вновь найти себя…
Вячеслав Слотов набил руку на подобных творениях, умея делать так, чтобы их замечали наверху и его имя набирало вес. Горбачёвский апрель вселил надежду, что на руководящих постах понадобятся более молодые люди, он будет назначен ответственным секретарём газеты, а затем и возглавит её. В Вецаки на даче у моря писатель обдумывал роман. Сын русского эмигранта, выросший в буржуазной Латвии, в 1940 году, когда её объявили советской, бежит в Швецию, бросив молодую жену и ребёнка. Крепкий трудолюбивый человек борется за благополучие, переезжает из города в город, из страны в страну, и, наконец, жизнь вдали от земли, где он рос, где осталась его семья и где свершаются великие преобразования, становится для него невыносимой. Он обращается в советское посольство, ему разрешают вернуться. Жена побыла в браке с другим мужчиной, развелась, она прекрасная работница, её уважают, но женщина несчастна. Её объяснения с отыскавшимся супругом тяжелы, поначалу она гонит его. Юноша-сын говорит отцу в лицо: «Как бы ты ни объяснял, почему кинул нас, моего прощения не дождёшься!» Но всё же отношения налаживаются, возрождается семья, появляется поздний ребёнок. Жизнь при всём при том не безоблачна (в романе будет раскритикована эпоха застоя). Герой продолжает трудиться и в свои шестьдесят шесть. Его раздумья, беседы с другими персонажами, жизненная позиция выявляют глубокую, радостную веру в перестройку.
Вячеслав Никитич разделял её, пусть отчасти, пусть по-своему. И его шефы на первых порах не впадали в пессимизм. С Борисом Андреевичем в последние годы Слотов виделся лишь изредка: тот весьма поднялся в должности, в звании вырос до подполковника. С Вячеславом Никитичем на связи был другой сотрудник. Настало время зыбкости и тревог, когда он позванивал подопечному гораздо реже, чем тот ему. В шефствующем учреждении трескались потолки. Слотов прекратил набирать заветный номер. Страх разоблачения пробирал холодом до костей. А страх нужды?.. Собственно, она уже приняла семью в объятия. Настроение поменялось, Марте стало не до призвания педагога. Родители, она с мужем и сыновьями выехали в Германию. Марта стеснялась признаться, как изменила её будни стиральная машина с программным управлением. Муж отдал должное электрогрилю. И нашёл прелесть в ягодных хмельных напитках Johannisbeere, Waldbeere… Но всё равно снилась сочная ягода.
* * *
Ягода, какою он соблазнился, оказалась из тех, что идут на приворотное зелье. Вячеслав Никитич заметил: трезвый анализ положения ему не даётся и, покидая кухню, не прихватил, вопреки желанию, новую банку пива. В спальне чуть колыхнулась оконная занавеска. Разгар берлинского лета, погожая ночь. Томясь по телу Ульяны и словно видя её пьянящий взгляд, он думал: не будь они года три пусть шапочно, но знакомы, перед ним вдруг замаячила бы другая. Или к нему подошли бы как-то иначе?.. Служба, усиливая активность, проводит смотр, и, во всяком случае, не пожалуешься, что к его характеристике отнеслись без должного внимания…