— Так ты говоришь, что за домом наблюдает какой-то человек? — осторожно спросила она.
— Ну да, человек его сиятельства.
— Вот только я никого не посылал следить за домом. Ты видел не моего человека.
— Точно вашего, он сам так сказал.
— Что? — Глаза Ричарда сверкнули.
— Объясни толком, Дэнни. Начни с начала. Скажи, когда ты увидел его в первый раз? — попросила Изабелла.
— Недели две назад. Этот человек не очень-то ловок — я видел, как он залезает в кусты каждый раз, когда кто-то выходит из дома. Однажды он стоял у фонаря в сквере, а я подошел к нему и начал говорить о погоде и всем таком. Заодно я сказал ему, что у меня свободный вечер и что я направляюсь в «Звезду и подвязку» выпить пинту пива. Это было не правдой, извините, миледи, но я подумал, что обязан выяснить, кто он такой. Так что я спросил его, не пойдет ли он со мной, и этот тип согласился.
— И что он тебе рассказал?
— Поначалу ничего особенного, но я все время вливал джин ему в глотку, и скоро он запел как птица. Он сказал, что его зовут Джон Петтифорд и что приехал он из места Гей… что-то там, где живет граф Данстабл. Я знаю, что это — ваше родовое имя, сэр, поэтому и решил, что Петтифорд — ваш человек.
— Господи, да это один из лакеев в Грейшотте. Какого черта он делает здесь, наблюдая за вашим домом? И ты ни разу не видел его до этого, Дэнни?
— Нет, сэр. В первый раз я увидел этого малого в ту ночь, когда в доме какого-то герцога устраивали бал. На вас было платье с гирляндами, миледи, — очень симпатичное, я это хорошо помню. Вы тогда уехали в экипаже с мистером и миссис Пирсолл.
— Ночь после бала! — воскликнула Изабелла.
Именно в тот вечер Ричард завлек ее в сад и целовал там до потери сознания.
— Да, это ночь после моего возвращения в город. Должно быть, негодяй все время ехал за мной. Проклятие! — Ричард сунул руку в карман, выудил оттуда монету и дал ее Дэнни. — Молодец. Ты нам очень помог.
— Вы хотите, чтобы я поспрашивал еще? Выяснил насчет того, кто режет камни и прочее?
— Больше в этом нет необходимости. Спасибо, Дэнни.
Получив разрешение уйти, Дэнни отвесил легкий поклон и удалился.
— Почему ты не хочешь, чтобы он расспрашивал своих друзей? Я думала, тебе нужна его помощь.
— Теперь нет. Я знаю, кто взял брошь. Джон Петтифорд работал в Грейшотте до того, как я уехал на войну. Он работал в поле, пока не поранил руку косой. У него от локтя до запястья шрам.
— О Господи. Тогда это действительно был он!
— Никакого сомнения. И я хочу узнать почему. Я никогда тебе этого не говорил, но в Лондон с заданием найти «Сердце Мэллори» меня послала графиня, моя бабка — она сказала, что мой тяжело больной дед хочет, чтобы драгоценность непременно вернулась в семью до его смерти. Теперь, когда мы знаем, что у нее никогда не было этой броши и что граф подарил рубин миссис Тил, я могу только гадать о причинах ее поступка.
— Ты думаешь, она захотела заполучить драгоценность? После всех этих лет?
— Не знаю, но Петтифорд — ее личный лакей. Графиня скоро ответит за все перед Богом, а пока мне нужно ехать домой.
— Да, я понимаю…
Изабелла пыталась держаться бодро, но мысль о том, что Ричард уезжает после единственной ночи любви, заставила ее сердце сжаться.
Кажется, Ричард почувствовал се отчаяние: он крепко обнял Изабеллу и прижал се голову к своему плечу.
— Изабелла, Изабелла… Как жаль, что мне надо ехать прямо сейчас! Особенно жаль после прошлой ночи, но тут уж ничего не поделаешь. Я должен выяснить, какую игру ведет графиня, и побыть с дедом прежде… В общем, сейчас я должен быть там, а когда смогу вернуться, не знаю.
Изабелла подняла голову и взглянула ему в глаза:
— Я все понимаю.
— Я тебе напишу.
— Буду ждать.
— И я обязательно вернусь, Изабелла, верь мне. — Ричард нагнулся и поцеловал ее. В этом поцелуе содержался столь откровенный намек, что Изабелла без труда поняла его. Она поцеловала Ричарда в ответ со столь страстным желанием, что он, как она надеялась, все понял.
Глава 17
Глава 18
— Ну да, человек его сиятельства.
— Вот только я никого не посылал следить за домом. Ты видел не моего человека.
— Точно вашего, он сам так сказал.
— Что? — Глаза Ричарда сверкнули.
— Объясни толком, Дэнни. Начни с начала. Скажи, когда ты увидел его в первый раз? — попросила Изабелла.
— Недели две назад. Этот человек не очень-то ловок — я видел, как он залезает в кусты каждый раз, когда кто-то выходит из дома. Однажды он стоял у фонаря в сквере, а я подошел к нему и начал говорить о погоде и всем таком. Заодно я сказал ему, что у меня свободный вечер и что я направляюсь в «Звезду и подвязку» выпить пинту пива. Это было не правдой, извините, миледи, но я подумал, что обязан выяснить, кто он такой. Так что я спросил его, не пойдет ли он со мной, и этот тип согласился.
— И что он тебе рассказал?
— Поначалу ничего особенного, но я все время вливал джин ему в глотку, и скоро он запел как птица. Он сказал, что его зовут Джон Петтифорд и что приехал он из места Гей… что-то там, где живет граф Данстабл. Я знаю, что это — ваше родовое имя, сэр, поэтому и решил, что Петтифорд — ваш человек.
— Господи, да это один из лакеев в Грейшотте. Какого черта он делает здесь, наблюдая за вашим домом? И ты ни разу не видел его до этого, Дэнни?
— Нет, сэр. В первый раз я увидел этого малого в ту ночь, когда в доме какого-то герцога устраивали бал. На вас было платье с гирляндами, миледи, — очень симпатичное, я это хорошо помню. Вы тогда уехали в экипаже с мистером и миссис Пирсолл.
— Ночь после бала! — воскликнула Изабелла.
Именно в тот вечер Ричард завлек ее в сад и целовал там до потери сознания.
— Да, это ночь после моего возвращения в город. Должно быть, негодяй все время ехал за мной. Проклятие! — Ричард сунул руку в карман, выудил оттуда монету и дал ее Дэнни. — Молодец. Ты нам очень помог.
— Вы хотите, чтобы я поспрашивал еще? Выяснил насчет того, кто режет камни и прочее?
— Больше в этом нет необходимости. Спасибо, Дэнни.
Получив разрешение уйти, Дэнни отвесил легкий поклон и удалился.
— Почему ты не хочешь, чтобы он расспрашивал своих друзей? Я думала, тебе нужна его помощь.
— Теперь нет. Я знаю, кто взял брошь. Джон Петтифорд работал в Грейшотте до того, как я уехал на войну. Он работал в поле, пока не поранил руку косой. У него от локтя до запястья шрам.
— О Господи. Тогда это действительно был он!
— Никакого сомнения. И я хочу узнать почему. Я никогда тебе этого не говорил, но в Лондон с заданием найти «Сердце Мэллори» меня послала графиня, моя бабка — она сказала, что мой тяжело больной дед хочет, чтобы драгоценность непременно вернулась в семью до его смерти. Теперь, когда мы знаем, что у нее никогда не было этой броши и что граф подарил рубин миссис Тил, я могу только гадать о причинах ее поступка.
— Ты думаешь, она захотела заполучить драгоценность? После всех этих лет?
— Не знаю, но Петтифорд — ее личный лакей. Графиня скоро ответит за все перед Богом, а пока мне нужно ехать домой.
— Да, я понимаю…
Изабелла пыталась держаться бодро, но мысль о том, что Ричард уезжает после единственной ночи любви, заставила ее сердце сжаться.
Кажется, Ричард почувствовал се отчаяние: он крепко обнял Изабеллу и прижал се голову к своему плечу.
— Изабелла, Изабелла… Как жаль, что мне надо ехать прямо сейчас! Особенно жаль после прошлой ночи, но тут уж ничего не поделаешь. Я должен выяснить, какую игру ведет графиня, и побыть с дедом прежде… В общем, сейчас я должен быть там, а когда смогу вернуться, не знаю.
Изабелла подняла голову и взглянула ему в глаза:
— Я все понимаю.
— Я тебе напишу.
— Буду ждать.
— И я обязательно вернусь, Изабелла, верь мне. — Ричард нагнулся и поцеловал ее. В этом поцелуе содержался столь откровенный намек, что Изабелла без труда поняла его. Она поцеловала Ричарда в ответ со столь страстным желанием, что он, как она надеялась, все понял.
Глава 17
— А, Ричард!
Графиня сидела у стола в гостиной и писала письма. Казалось, она не слишком удивилась, когда увидела его. Джон Петтифорд, вероятно, встревожил бы ее куда больше.
— Так ты вернулся.
— Как видите. — Ричард шагнул в комнату, в которую входил не более чем пару раз в жизни. Эта комната всегда считалась личной территорией бабки, где посетителям сразу давали почувствовать, что их не ждали. Когда они с Артуром были детьми, каждый из них с опаской входил внутрь, и на этот раз Ричард тоже не видел в своем визите ничего забавного.
Комнату, выполненную в бледно-розовых, лавандовых и кремовых тонах, украшал французский ковер; ворс на ковре стерся, а цвета полиняли. Материм драпировок и обивки мебели расползался от старости и имел легкий запах плесени. Этот запах смешивался с отвратительно сладким ароматическим запахом, который Ричард всегда ассоциировал со старой графиней.
В целом комната не слишком изменилась с того времени, как Ричард мальчишкой переехал в Грейшотт. Она показалась ему неприятной тогда и такой и осталась.
Ричард вошел к графине без приглашения и сразу уселся в кресло, стоявшее около письменного стола. Когда он сел, от обивки поднялось облачко пыли и прокисшего запаха.
Скрестив ноги, Ричард устроился поудобнее.
— Зачем вы послали меня за «Сердцем Мэллори»? — поинтересовался он без всякого вступления. Ему просто не хватало терпения смягчать слова.
Графиня положила перо на подставку, закрыла горшочек с угольным порошком, чернильницу и расправила листы пергамента. Прошло несколько минут, прежде чем она повернулась к внуку. Лицо ее показалось Ричарду бледным и худым, и он снова задумался о ее здоровье.
— Теперь я и сама не понимаю, почему доверила это тебе, — наконец проскрипела она. — Надо бы мне сразу сообразить, что тебе нельзя доверять выполнение этого дела. К счастью, мне больше не нужна твоя помощь.
— Джон Петтифорд.
— Да.
— Почему же вы просто не послали его? Зачем вам понадобился я?
— Чтобы найти женщину с драгоценностью. Ты мог пройти туда, куда не мог пройти Джон. Когда вещь была найдена, стало ясно, что ты не собираешься выполнять поручение. Ты пал жертвой чар той молодой особы так же, как граф пал жертвой чар ее бабки. Я не верила, что тебе хватит духу взять у нее драгоценность.
— Так вы знали, что драгоценность у нее? Вы все это время знали, где она?
— Ну конечно, я знала, или, лучше сказать, подозревала. Граф никогда в этом не признавался, а я никогда не верила в его историю о том, что драгоценность украли.
— Тогда почему сейчас? Если вы знали, где она, то почему послали меня на поиски пятьдесят лет спустя?
— Я же тебе сказала. Леди Элзбури, увидев драгоценность на молодой женщине, сообщила об этом мне, и я сразу поняла, что это дочь или внучка Эммелины Тил. Сама Эммелина никогда не появлялась в обществе, и правильно сделала, если вспомнить тот скандал, который она учинила. Значит, речь могла идти только о ее младшей родственнице. Я знала, что ты ее найдешь, но не предполагала, что ты будешь одурманен этой женщиной и оставишь драгоценность ей.
Одурманен? Он и сам этого не ожидал. Но что же видел Петтифорд?
— Итак, вы послали Петтифорда, чтобы тот сорвал брошь прямо с ее платья. Вы знали, что он порезал ее, а еще что напугал до полусмерти.
Графиня пожала плечами:
— Полагаю, то, что ты сделал с лицом Джона, более чем компенсирует тот вред, который он причинил женщине.
Петтифорд был первым пунктом в плане Ричарда, когда тот вернулся в Грейшотт. То, что слуга осмелился обидеть Изабеллу, разозлило Ричарда даже больше, чем интриги бабки. Расквасив нос Петтифорду, он приказал негодяю укладывать вещи и убираться, не собираясь долее потерпеть этого ублюдка у себя на службе.
— Ничто не может оправдать действия этого мерзавца в отношении леди Уэймот. Надеюсь, к утру его здесь не будет.
— У тебя нет права увольнять моих слуг.
— У меня есть все права. Теперь поместье существует на мои деньги, и будь я проклят, если эти деньги будут использованы для выплаты жалованья Джону Петтифорду. Если я когда-нибудь опять увижу его в поместье, клянусь, что пристрелю его.
После этих слов графиня пришла в полное замешательство.
— Я завишу от Джона, он мне нужен!
— Вам будет назначен другой лакей. Вы можете выбрать любого слугу, кроме Петтифорда.
Графиня нахмурилась:
— Не думаю, что ты можешь приказывать мне, как солдату, Ричард. Ну да ладно. Я выберу себе нового лакея. Сожалею, что Джон был так груб с молодой женщиной, но он лишь делал то, что ему велели.
— Итак, теперь «Сердце Мэллори» у вас.
Старушка независимо задрала подбородок и надменно посмотрела на Ричарда с расстояния своего аристократического носа.
— Да, и ему следовало находиться у меня все эти пятьдесят лет. Оно мое по праву.
Конечно, она ошибалась. Если дед не решил в конце концов, что именно она — любовь всей его жизни, то у нее нет права на брошь.
— Каждая графиня до меня носила «Сердце Мэллори». Я — первая, к кому отнеслись столь невнимательно, но прежде чем умереть, граф все же увидит брошь приколотой к моей груди.
Господи, только не это! Подобное зрелище убьет деда, и она не может этого не знать. Ричарду придется его предостеречь.
— И вы в самом деле будете счастливы, мадам, когда узнаете, что помешали исполнению его желания, когда будете размахивать драгоценностью у него перед носом?
— Буду, потому что эта вещь принадлежит мне. Теперь, когда она у меня, месть продолжится. Больше никто и никогда не будет носить эту драгоценность, потому что я собираюсь унести ее с собой в могилу. Никакая другая графиня, включая твою графиню, никогда больше не увидит «Сердце Мэллори» — так я отплачу за несправедливость, допущенную по отношению ко мне.
Слова графини поразили Ричарда. Определенно, она слегка помешалась. Или за ее величавой натурой всегда скрывалась мстительность?
— Это ошибка пятидесятилетней давности. Разве вы не можете найти прощения в своем сердце? Разве в вашей жизни с графом вообще не было счастья?
— Ты никогда не сможешь меня понять. — Старая графиня тяжело вздохнула. — Видишь ли, наш союз обещал блестящие перспективы. Балы по случаю помолвки прошли великолепно. Но потом за несколько недель до свадьбы разразился скандал. Связь графа с той женщиной стала всем известна. Для меня это явилось большим унижением, но мой отец настаивал на свадьбе. В конце концов, я стала графиней Данстабл, что покончило с замешательством в обществе.
— Разве этого не достаточно?
Старушка энергично затрясла головой:
— Шли годы, деньги кончались, фермы беднели, а денежные вложения графа не приносили дохода. Лондонский дом пришлось продать, а это поместье превратилось в развалины. Я так и не стала той важной дамой, какой надеялась стать. Ничто не сложилось так, как я надеялась.
— Будь драгоценность у вас, это ничего не изменило бы.
— «Сердце Мэллори» — символ всего, что у меня отняли. Ты знаешь, что я даже не видела брошь до вчерашнего дня? Когда я первый раз взяла ее в руки, то ощутила триумф. Наконец-то я могла отплатить графу и всем Мэллори за ту несправедливость, которую они допустили по отношению ко мне. Теперь для всех Мэллори брошь с рубином станет означать то, чего у них никогда не будет. Ни у кого из вас никогда не будет этой драгоценности. Теперь она моя, моя навсегда.
Ричард не знал, что ответить на эту речь. Его объяла сильная печаль, когда он подумал о том, как мало счастья выпало на долю его бабки за эти пять десятилетий. Какая невероятная растрата жизни! Точнее, двух жизней, поскольку граф мог найти мало удовлетворения с женщиной, настолько одержимой переживанием своих несчастий.
— А сейчас я устала, Ричард. Ты не мог бы прислать ко мне служанку?
— Конечно.
Виконт покинул комнату, испытывая неожиданное волнение. Все его представления относительно собственной семьи всего за один месяц рассыпались в пыль. Любовная связь деда и плохое ведение им дел, дуэль брата из-за женщины, а теперь еще и месть бабки. Никто из них не соответствовал тому образу, который сложился у него.
Внезапно Ричард ощутил себя абсолютно одиноким в этом мире, и теперь его тоска по Изабелле стала настолько сильной, что причиняла физическую боль. Жаль, что он не привез ее с собой. Сейчас он хотел лишь одного: скользнуть внутрь ее тепла и почувствовать себя связанным с кем-то, кого любит.
Но ведь и Изабелла тоже не та, кем он ее считал. Она — не воровка, не эгоистичная женщина, которую волнует лишь экстравагантный образ жизни. Да, она охотница за деньгами, но на это у нее есть причины. Ему все еще с трудом верилось, что она оголила собственный дом практически до стен и продала свои драгоценности исключительно для того, чтобы ее семья не испытывала трудностей. Она была слишком горда, чтобы рассказывать кому-либо о своем истинном положении. Но и у Ричарда имелись основания для гордости. Он гордился тем, что знал ее, знал, какая она заботливая сострадающая женщина. Теперь ему даже нравилась ее слабость по отношению к светским развлечениям и последней моде — это делало Изабеллу менее добродетельной и более состоящей из плоти и крови — прекрасной золотистой плоти и горячей крови.
Да, он гордился ею и надеялся предложить ей свою руку, свое имя, свою жизнь и… свою любовь.
Старая графиня права — он теперь по-настоящему одурманен. Вернувшись в Лондон, он сделает все, чтобы Изабелла не приняла предложение Кеттеринга или какого-нибудь другого богатого лорда. Если она хочет денег, она их получит. Он собирался рассказать ей правду. И если он ей нужен из-за денег, пусть так оно и будет, но он постарается изо всех сил сделать так, чтобы она полюбила его.
Ричард нашел служанку в гардеробной хозяйки за починкой разошедшегося шва на одежде. Прежде чем отправить ее в гостиную, находившуюся всего на расстоянии нескольких дверей, он задал ей несколько вопросов о состоянии здоровья графини.
— О, она очень легко утомляется и время от времени плохо себя чувствует. — Женщина печально вздохнула. — Иногда ей трудно подняться с кресла и нужно опираться на кого-то во время ходьбы. Честно говоря, я не верю, что она позволит себе заболеть, в то время как граф нездоров. Ваша бабушка черпает откуда-то силы на то, чтобы заботиться о нем, и пока он в ней нуждается, она останется с ним.
Ричард ни на минуту не усомнился в словах служанки. И все же графиня не относится к тем женщинам, которые ненадолго переживают мужей просто потому, что больше не испытывают желания жить без них. Зато теперь Ричард знал, что она относится именно к тем женщинам, которые мирно скончаются, зная, что своей местью сделали последние дни мужа мучительными для него.
Ему следовало поговорить с дедом, пока не поздно, но до этого его ждало еще одно дело.
Как только служанка ушла, Ричард осмотрел гардеробную в поисках бабкиной шкатулки с драгоценностями. Он нашел ее на полке и попытался открыть, но шкатулка оказалась запертой. Служанка почему-то оставила связку ключей хозяйки на туалетном столике, и Ричард, быстро найдя нужный ключ, открыл шкатулку.
Он поднял верхний ящик, полный колец, серег и украшений для волос, и увидел «Сердце Мэллори», лежащее на тонкой серебряной ткани. Сунув руку в карман жилета, он достал страз. В первый раз Ричард видел две эти веши вместе. Копия была чрезвычайно похожа на подлинник. Графиня никогда не заметит разницы.
Ричард аккуратно положил страз на ткань, сунул настоящую драгоценность в карман и закрыл шкатулку.
— Ричард, мальчик мой… Неужели это ты?
— Да, дед. Я приехал домой. Как ты себя чувствуешь? Старик был взволнован до крайности; его руки тряслись, а тело подергивалось под одеялом.
— Боюсь, что не так уж хорошо. — Граф говорил хриплым шепотом, от каждою вздоха в его груди что-то клокотало.
Ричард тысячу раз слышал этот звук в полевых госпиталях и хорошо знал, что это означает. Господи, он едва не опоздал!
— Дед, я хочу тебе кое-что показать. Видишь? Помнишь, что это такое?
Граф негромко вскрикнул, и его крик тут же перешел в приступ кашля.
Сиделка, бросившись вперед, оттолкнула виконта, но, когда кашель сошел на нет, он отослал ее обратно в кресло. Ричарду нужно было поговорить с графом наедине прежде, чем наступит конец.
— Она мне сказала. — Голос графа был так слаб, что Ричард едва мог расслышать его. — Она мне сказала… что вернула… «Сердце Мэллори». — Каждое предложение выговаривалось графом с трудом, каждый вздох становился для него испытанием. — Она показала мне его… приколотым к своему платью… и очень злорадствовала. Да, злорадствовала.
— Я знаю. Не волнуйся, дед, теперь все в порядке.
— Нет… не в порядке. Она не должна… им владеть. — Дыхание старика становилось все напряженнее. Сиделка подошла снова, но Ричард отослал ее назад. Теперь она уже ничего не могла сделать для его деда.
— Оно принадлежит… кое-кому другому.
— Я знаю, я с ней встречался.
Глаза графа стали огромными на худом лице.
— С Эммелиной? — прошептал он, как молитву.
— Да. Она все еще очень красива.
Старик с трудом улыбнулся:
— Вот как? Как бы мне хотелось… увидеть ее. Хотя бы еще… один… раз. — Внезапно граф схватил внука за рукав. — Как Генриетта… заполучила… драгоценность?
Ричард наклонился к деду и понизил голос так, чтобы сиделка ничего не смогла расслышать:
— У нее больше нет драгоценности, дед. Она думает, что есть, но это страз. Та, что у меня, — настоящая.
— Слава Богу! Ты должен… вернуть ее… Эммелине.
— Я и собираюсь это сделать.
— Обещай… мне.
— Обещаю. Рассказать тебе кое-что удивительное? Я влюбился во внучку Эммелины.
Взгляд старика засверкал, и он улыбнулся:
— Такая же красивая, как… Эм?
— Вылитая Эм.
— И ты… женишься на ней?
— Надеюсь, что да. Я еще не сделал ей предложения, но собираюсь.
Глаза старика вдруг наполнились слезами; его рот сморщился, а подбородок задрожал.
— Эммелина должна была стать моей… графиней. Теперь ее кровь… объединится с моей. Это… хорошо. Скажи Эм… насколько… я доволен… Скажи ей… скажи ей… что я буду ждать… когда она присоединится ко мне… в вечности.
Голова графа упала набок — по-видимому, он слишком утомился от разговора. Его глаза закрылись, дыхание стало спокойнее.
Ричард сжал руку деда и поцеловал его в щеку.
— Позовите меня, если ему станет хуже, — строго сказал он сиделке.
Граф больше не открыл глаза. Несколько часов спустя в присутствии жены и внука он сделал последний вдох и мирно скончался.
— Разве не мило!
Изабелла шагала под руку с лордом Кеттерингом по Бердкейджуок. Китайский мост и пагода были почти готовы для большого торжества, ожидавшегося на следующей неделе. Это торжество долго откладывалось. Изначально оно планировалось как празднество по случаю заключения мира, в то время как в Лондоне гостили руководители союзников, но к этому моменту иностранные гости давно уехали.
В конце концов праздник решили посвятить столетнему юбилею правления Ганноверской династии, а также юбилею битвы при Ниле, которую собирались воспроизвести на каналах Сент-Джеймсского парка. Весь Лондон сгорал от нетерпения. Вот почему Изабелла и лорд Кеттеринг были отнюдь не единственными, кто смотрел на приготовления.
— Как я понимаю, фейерверк запустят с моста. Это наверняка станет эффектным зрелищем. Вы уверены, что я не смогу уговорить вас присоединиться ко мне?
— С вашей стороны и так очень любезно сопровождать меня на торжествах весь вечер. Вот только я обещала бабке и кузине, что вывезу их вечером посмотреть на фейерверк: они так редко куда-нибудь выходят. Для меня будет удовольствием пойти с ними.
— Вы так внимательны к вашим родственницам! Это похвально. Хотя, признаюсь, я надеялся, что во время фейерверка мы будем одни. Это столь романтично…
Изабелла понимала, что дело идет к объяснению, но не знала, как ей поступить. С тех пор как Ричард покинул Лондон две недели назад, вестей от него не было. Она ожидала его возвращения к празднику регента в Карлтон-Хаусе, который устраивался в честь герцога Веллингтона. Принимая во внимание титул и чин виконта Мэллори, он вполне мог рассчитывать на то, что его пригласят.
Но Ричард не вернулся и не написал. Изабелла даже не знала, нашел ли он настоящую рубиновую брошь, поэтому не могла сообщить миссис Тил ничего нового. Она уже отчаялась когда-либо увидеть Ричарда снова, поэтому продолжила принимать знаки внимания от лорда Кеттеринга. Что, если она от него откажется, а Ричард не вернется или вернется с богатой графиней в качестве супруги?
Какое затруднительное положение! И оно тянулось уже в течение двух недель.
— Я уверена, бабушке и кузине Мин фейерверк понравится.
Кеттеринг улыбнулся, кажется, понимая, что она имеет в виду.
Они еще немного прошлись, глядя на приготовления к большому приему, обсуждая разные планы и слухи, а также все дворянство, английское и иностранное, присутствие которого ожидалось на приеме.
— Вы слышали, что старый граф Данстабл скончался? — внезапно спросил лорд Кеттеринг.
Услышав это. Изабелла чуть было не споткнулась.
— Дед лорда Мэллори?
— Да. Теперь он станет лордом Данстаблом. Думаю, поэтому мы и не видим его столь долго.
Так вот почему он не писал! Наверняка устройство похорон слишком занимало его и ему некогда было подумать об Изабелле. Но теперь, когда он стал графом и соблюдает траур, она не удивится, если он не вернется в Лондон раньше чем через год или даже больше.
Такая новость ее дела нисколько не улучшила, напротив, она только добавила затруднений.
Как же ей теперь поступить?
— Скорее всего вы правы. Как печально для его семейства. Спасибо, что сказали, я пошлю им свои соболезнования.
— Могу я надеяться, что ваша доброта распространится и на джентльмена, который уважает вас в наивысшей степени — на джентльмена, хранящего надежду в сердце?
Нет, только не сейчас! Это было бы слишком поспешно, она не могла решать немедленно.
— О, милорд!
— Вы должны знать о моем уважении, моем восхищении, моей привязанности. Ответьте немедленно, миледи, и, если для меня надежды нет, я никогда больше об этом не заговорю.
— Пока я не могу сказать вам ничего определенного, милорд. — Она не хотела захлопывать дверь окончательно. — Пока нет. Но надежда остается всегда.
Кеттеринг поднес ее руку в перчатке к своим губам.
— Я почти обнадежен, леди Уэймот. Могу ли я рискнуть? Вы… вы станете моей женой?
О Господи! Изабелла никак не ожидала, что он сделает предложение прямо сейчас, как раз после того, как она услышала о тяжелой утрате Ричарда. Как же ей теперь поступить? Этого момента она ждала с весны, когда лорд Кеттеринг был ей впервые представлен и пригласил ее на танец. Вот она, сбывшаяся мечта, все, чего ей хотелось в жизни. Это стало бы великолепной партией для нее.
Только вот как быть с тем, что она любит другого? Человека, который, возможно, вообще не любит ее и никогда к ней не вернется. Кого-то, кто, похоже, женится на богатой невесте, как только кончится срок траура.
Как же ей все-таки поступить?
Изабелла глубоко вздохнула:
— Это такая честь для меня, милорд! Большая, чем вы можете себе представить. Вот только, боюсь, вы застали меня врасплох. Могу я некоторое время подумать, прежде чем дать вам ответ?
— Разумеется, миледи. Я понимаю, что действовал, может быть, слишком поспешно — это оттого, что мне уже невмоготу сдерживать мои чувства.
Слишком поспешно? И это говорит человек, который до сих пор даже не поцеловал ее!
— Значит, вы не отказываете мне наотрез и я могу надеяться на скорый ответ?
— Именно так. Благодарю вас, милорд. Вы очень отзывчивый человек, и я обязательно отвечу вам на большом приеме.
— Четыре дня пролетят незаметно. Я с нетерпением буду ожидать того момента, когда мы снова будем вместе и я наконец услышу ваш ответ.
Но Изабелла не знала, что ответит Кеттерингу. Разум говорил «да», но неразумное сердце голосовало за Ричарда. Если она выйдет замуж за Кеттеринга, то откажется от Ричарда навсегда… Вот только согласна ли она на эту потерю?
«Настоящая любовь только одна».
Графиня сидела у стола в гостиной и писала письма. Казалось, она не слишком удивилась, когда увидела его. Джон Петтифорд, вероятно, встревожил бы ее куда больше.
— Так ты вернулся.
— Как видите. — Ричард шагнул в комнату, в которую входил не более чем пару раз в жизни. Эта комната всегда считалась личной территорией бабки, где посетителям сразу давали почувствовать, что их не ждали. Когда они с Артуром были детьми, каждый из них с опаской входил внутрь, и на этот раз Ричард тоже не видел в своем визите ничего забавного.
Комнату, выполненную в бледно-розовых, лавандовых и кремовых тонах, украшал французский ковер; ворс на ковре стерся, а цвета полиняли. Материм драпировок и обивки мебели расползался от старости и имел легкий запах плесени. Этот запах смешивался с отвратительно сладким ароматическим запахом, который Ричард всегда ассоциировал со старой графиней.
В целом комната не слишком изменилась с того времени, как Ричард мальчишкой переехал в Грейшотт. Она показалась ему неприятной тогда и такой и осталась.
Ричард вошел к графине без приглашения и сразу уселся в кресло, стоявшее около письменного стола. Когда он сел, от обивки поднялось облачко пыли и прокисшего запаха.
Скрестив ноги, Ричард устроился поудобнее.
— Зачем вы послали меня за «Сердцем Мэллори»? — поинтересовался он без всякого вступления. Ему просто не хватало терпения смягчать слова.
Графиня положила перо на подставку, закрыла горшочек с угольным порошком, чернильницу и расправила листы пергамента. Прошло несколько минут, прежде чем она повернулась к внуку. Лицо ее показалось Ричарду бледным и худым, и он снова задумался о ее здоровье.
— Теперь я и сама не понимаю, почему доверила это тебе, — наконец проскрипела она. — Надо бы мне сразу сообразить, что тебе нельзя доверять выполнение этого дела. К счастью, мне больше не нужна твоя помощь.
— Джон Петтифорд.
— Да.
— Почему же вы просто не послали его? Зачем вам понадобился я?
— Чтобы найти женщину с драгоценностью. Ты мог пройти туда, куда не мог пройти Джон. Когда вещь была найдена, стало ясно, что ты не собираешься выполнять поручение. Ты пал жертвой чар той молодой особы так же, как граф пал жертвой чар ее бабки. Я не верила, что тебе хватит духу взять у нее драгоценность.
— Так вы знали, что драгоценность у нее? Вы все это время знали, где она?
— Ну конечно, я знала, или, лучше сказать, подозревала. Граф никогда в этом не признавался, а я никогда не верила в его историю о том, что драгоценность украли.
— Тогда почему сейчас? Если вы знали, где она, то почему послали меня на поиски пятьдесят лет спустя?
— Я же тебе сказала. Леди Элзбури, увидев драгоценность на молодой женщине, сообщила об этом мне, и я сразу поняла, что это дочь или внучка Эммелины Тил. Сама Эммелина никогда не появлялась в обществе, и правильно сделала, если вспомнить тот скандал, который она учинила. Значит, речь могла идти только о ее младшей родственнице. Я знала, что ты ее найдешь, но не предполагала, что ты будешь одурманен этой женщиной и оставишь драгоценность ей.
Одурманен? Он и сам этого не ожидал. Но что же видел Петтифорд?
— Итак, вы послали Петтифорда, чтобы тот сорвал брошь прямо с ее платья. Вы знали, что он порезал ее, а еще что напугал до полусмерти.
Графиня пожала плечами:
— Полагаю, то, что ты сделал с лицом Джона, более чем компенсирует тот вред, который он причинил женщине.
Петтифорд был первым пунктом в плане Ричарда, когда тот вернулся в Грейшотт. То, что слуга осмелился обидеть Изабеллу, разозлило Ричарда даже больше, чем интриги бабки. Расквасив нос Петтифорду, он приказал негодяю укладывать вещи и убираться, не собираясь долее потерпеть этого ублюдка у себя на службе.
— Ничто не может оправдать действия этого мерзавца в отношении леди Уэймот. Надеюсь, к утру его здесь не будет.
— У тебя нет права увольнять моих слуг.
— У меня есть все права. Теперь поместье существует на мои деньги, и будь я проклят, если эти деньги будут использованы для выплаты жалованья Джону Петтифорду. Если я когда-нибудь опять увижу его в поместье, клянусь, что пристрелю его.
После этих слов графиня пришла в полное замешательство.
— Я завишу от Джона, он мне нужен!
— Вам будет назначен другой лакей. Вы можете выбрать любого слугу, кроме Петтифорда.
Графиня нахмурилась:
— Не думаю, что ты можешь приказывать мне, как солдату, Ричард. Ну да ладно. Я выберу себе нового лакея. Сожалею, что Джон был так груб с молодой женщиной, но он лишь делал то, что ему велели.
— Итак, теперь «Сердце Мэллори» у вас.
Старушка независимо задрала подбородок и надменно посмотрела на Ричарда с расстояния своего аристократического носа.
— Да, и ему следовало находиться у меня все эти пятьдесят лет. Оно мое по праву.
Конечно, она ошибалась. Если дед не решил в конце концов, что именно она — любовь всей его жизни, то у нее нет права на брошь.
— Каждая графиня до меня носила «Сердце Мэллори». Я — первая, к кому отнеслись столь невнимательно, но прежде чем умереть, граф все же увидит брошь приколотой к моей груди.
Господи, только не это! Подобное зрелище убьет деда, и она не может этого не знать. Ричарду придется его предостеречь.
— И вы в самом деле будете счастливы, мадам, когда узнаете, что помешали исполнению его желания, когда будете размахивать драгоценностью у него перед носом?
— Буду, потому что эта вещь принадлежит мне. Теперь, когда она у меня, месть продолжится. Больше никто и никогда не будет носить эту драгоценность, потому что я собираюсь унести ее с собой в могилу. Никакая другая графиня, включая твою графиню, никогда больше не увидит «Сердце Мэллори» — так я отплачу за несправедливость, допущенную по отношению ко мне.
Слова графини поразили Ричарда. Определенно, она слегка помешалась. Или за ее величавой натурой всегда скрывалась мстительность?
— Это ошибка пятидесятилетней давности. Разве вы не можете найти прощения в своем сердце? Разве в вашей жизни с графом вообще не было счастья?
— Ты никогда не сможешь меня понять. — Старая графиня тяжело вздохнула. — Видишь ли, наш союз обещал блестящие перспективы. Балы по случаю помолвки прошли великолепно. Но потом за несколько недель до свадьбы разразился скандал. Связь графа с той женщиной стала всем известна. Для меня это явилось большим унижением, но мой отец настаивал на свадьбе. В конце концов, я стала графиней Данстабл, что покончило с замешательством в обществе.
— Разве этого не достаточно?
Старушка энергично затрясла головой:
— Шли годы, деньги кончались, фермы беднели, а денежные вложения графа не приносили дохода. Лондонский дом пришлось продать, а это поместье превратилось в развалины. Я так и не стала той важной дамой, какой надеялась стать. Ничто не сложилось так, как я надеялась.
— Будь драгоценность у вас, это ничего не изменило бы.
— «Сердце Мэллори» — символ всего, что у меня отняли. Ты знаешь, что я даже не видела брошь до вчерашнего дня? Когда я первый раз взяла ее в руки, то ощутила триумф. Наконец-то я могла отплатить графу и всем Мэллори за ту несправедливость, которую они допустили по отношению ко мне. Теперь для всех Мэллори брошь с рубином станет означать то, чего у них никогда не будет. Ни у кого из вас никогда не будет этой драгоценности. Теперь она моя, моя навсегда.
Ричард не знал, что ответить на эту речь. Его объяла сильная печаль, когда он подумал о том, как мало счастья выпало на долю его бабки за эти пять десятилетий. Какая невероятная растрата жизни! Точнее, двух жизней, поскольку граф мог найти мало удовлетворения с женщиной, настолько одержимой переживанием своих несчастий.
— А сейчас я устала, Ричард. Ты не мог бы прислать ко мне служанку?
— Конечно.
Виконт покинул комнату, испытывая неожиданное волнение. Все его представления относительно собственной семьи всего за один месяц рассыпались в пыль. Любовная связь деда и плохое ведение им дел, дуэль брата из-за женщины, а теперь еще и месть бабки. Никто из них не соответствовал тому образу, который сложился у него.
Внезапно Ричард ощутил себя абсолютно одиноким в этом мире, и теперь его тоска по Изабелле стала настолько сильной, что причиняла физическую боль. Жаль, что он не привез ее с собой. Сейчас он хотел лишь одного: скользнуть внутрь ее тепла и почувствовать себя связанным с кем-то, кого любит.
Но ведь и Изабелла тоже не та, кем он ее считал. Она — не воровка, не эгоистичная женщина, которую волнует лишь экстравагантный образ жизни. Да, она охотница за деньгами, но на это у нее есть причины. Ему все еще с трудом верилось, что она оголила собственный дом практически до стен и продала свои драгоценности исключительно для того, чтобы ее семья не испытывала трудностей. Она была слишком горда, чтобы рассказывать кому-либо о своем истинном положении. Но и у Ричарда имелись основания для гордости. Он гордился тем, что знал ее, знал, какая она заботливая сострадающая женщина. Теперь ему даже нравилась ее слабость по отношению к светским развлечениям и последней моде — это делало Изабеллу менее добродетельной и более состоящей из плоти и крови — прекрасной золотистой плоти и горячей крови.
Да, он гордился ею и надеялся предложить ей свою руку, свое имя, свою жизнь и… свою любовь.
Старая графиня права — он теперь по-настоящему одурманен. Вернувшись в Лондон, он сделает все, чтобы Изабелла не приняла предложение Кеттеринга или какого-нибудь другого богатого лорда. Если она хочет денег, она их получит. Он собирался рассказать ей правду. И если он ей нужен из-за денег, пусть так оно и будет, но он постарается изо всех сил сделать так, чтобы она полюбила его.
Ричард нашел служанку в гардеробной хозяйки за починкой разошедшегося шва на одежде. Прежде чем отправить ее в гостиную, находившуюся всего на расстоянии нескольких дверей, он задал ей несколько вопросов о состоянии здоровья графини.
— О, она очень легко утомляется и время от времени плохо себя чувствует. — Женщина печально вздохнула. — Иногда ей трудно подняться с кресла и нужно опираться на кого-то во время ходьбы. Честно говоря, я не верю, что она позволит себе заболеть, в то время как граф нездоров. Ваша бабушка черпает откуда-то силы на то, чтобы заботиться о нем, и пока он в ней нуждается, она останется с ним.
Ричард ни на минуту не усомнился в словах служанки. И все же графиня не относится к тем женщинам, которые ненадолго переживают мужей просто потому, что больше не испытывают желания жить без них. Зато теперь Ричард знал, что она относится именно к тем женщинам, которые мирно скончаются, зная, что своей местью сделали последние дни мужа мучительными для него.
Ему следовало поговорить с дедом, пока не поздно, но до этого его ждало еще одно дело.
Как только служанка ушла, Ричард осмотрел гардеробную в поисках бабкиной шкатулки с драгоценностями. Он нашел ее на полке и попытался открыть, но шкатулка оказалась запертой. Служанка почему-то оставила связку ключей хозяйки на туалетном столике, и Ричард, быстро найдя нужный ключ, открыл шкатулку.
Он поднял верхний ящик, полный колец, серег и украшений для волос, и увидел «Сердце Мэллори», лежащее на тонкой серебряной ткани. Сунув руку в карман жилета, он достал страз. В первый раз Ричард видел две эти веши вместе. Копия была чрезвычайно похожа на подлинник. Графиня никогда не заметит разницы.
Ричард аккуратно положил страз на ткань, сунул настоящую драгоценность в карман и закрыл шкатулку.
— Ричард, мальчик мой… Неужели это ты?
— Да, дед. Я приехал домой. Как ты себя чувствуешь? Старик был взволнован до крайности; его руки тряслись, а тело подергивалось под одеялом.
— Боюсь, что не так уж хорошо. — Граф говорил хриплым шепотом, от каждою вздоха в его груди что-то клокотало.
Ричард тысячу раз слышал этот звук в полевых госпиталях и хорошо знал, что это означает. Господи, он едва не опоздал!
— Дед, я хочу тебе кое-что показать. Видишь? Помнишь, что это такое?
Граф негромко вскрикнул, и его крик тут же перешел в приступ кашля.
Сиделка, бросившись вперед, оттолкнула виконта, но, когда кашель сошел на нет, он отослал ее обратно в кресло. Ричарду нужно было поговорить с графом наедине прежде, чем наступит конец.
— Она мне сказала. — Голос графа был так слаб, что Ричард едва мог расслышать его. — Она мне сказала… что вернула… «Сердце Мэллори». — Каждое предложение выговаривалось графом с трудом, каждый вздох становился для него испытанием. — Она показала мне его… приколотым к своему платью… и очень злорадствовала. Да, злорадствовала.
— Я знаю. Не волнуйся, дед, теперь все в порядке.
— Нет… не в порядке. Она не должна… им владеть. — Дыхание старика становилось все напряженнее. Сиделка подошла снова, но Ричард отослал ее назад. Теперь она уже ничего не могла сделать для его деда.
— Оно принадлежит… кое-кому другому.
— Я знаю, я с ней встречался.
Глаза графа стали огромными на худом лице.
— С Эммелиной? — прошептал он, как молитву.
— Да. Она все еще очень красива.
Старик с трудом улыбнулся:
— Вот как? Как бы мне хотелось… увидеть ее. Хотя бы еще… один… раз. — Внезапно граф схватил внука за рукав. — Как Генриетта… заполучила… драгоценность?
Ричард наклонился к деду и понизил голос так, чтобы сиделка ничего не смогла расслышать:
— У нее больше нет драгоценности, дед. Она думает, что есть, но это страз. Та, что у меня, — настоящая.
— Слава Богу! Ты должен… вернуть ее… Эммелине.
— Я и собираюсь это сделать.
— Обещай… мне.
— Обещаю. Рассказать тебе кое-что удивительное? Я влюбился во внучку Эммелины.
Взгляд старика засверкал, и он улыбнулся:
— Такая же красивая, как… Эм?
— Вылитая Эм.
— И ты… женишься на ней?
— Надеюсь, что да. Я еще не сделал ей предложения, но собираюсь.
Глаза старика вдруг наполнились слезами; его рот сморщился, а подбородок задрожал.
— Эммелина должна была стать моей… графиней. Теперь ее кровь… объединится с моей. Это… хорошо. Скажи Эм… насколько… я доволен… Скажи ей… скажи ей… что я буду ждать… когда она присоединится ко мне… в вечности.
Голова графа упала набок — по-видимому, он слишком утомился от разговора. Его глаза закрылись, дыхание стало спокойнее.
Ричард сжал руку деда и поцеловал его в щеку.
— Позовите меня, если ему станет хуже, — строго сказал он сиделке.
Граф больше не открыл глаза. Несколько часов спустя в присутствии жены и внука он сделал последний вдох и мирно скончался.
— Разве не мило!
Изабелла шагала под руку с лордом Кеттерингом по Бердкейджуок. Китайский мост и пагода были почти готовы для большого торжества, ожидавшегося на следующей неделе. Это торжество долго откладывалось. Изначально оно планировалось как празднество по случаю заключения мира, в то время как в Лондоне гостили руководители союзников, но к этому моменту иностранные гости давно уехали.
В конце концов праздник решили посвятить столетнему юбилею правления Ганноверской династии, а также юбилею битвы при Ниле, которую собирались воспроизвести на каналах Сент-Джеймсского парка. Весь Лондон сгорал от нетерпения. Вот почему Изабелла и лорд Кеттеринг были отнюдь не единственными, кто смотрел на приготовления.
— Как я понимаю, фейерверк запустят с моста. Это наверняка станет эффектным зрелищем. Вы уверены, что я не смогу уговорить вас присоединиться ко мне?
— С вашей стороны и так очень любезно сопровождать меня на торжествах весь вечер. Вот только я обещала бабке и кузине, что вывезу их вечером посмотреть на фейерверк: они так редко куда-нибудь выходят. Для меня будет удовольствием пойти с ними.
— Вы так внимательны к вашим родственницам! Это похвально. Хотя, признаюсь, я надеялся, что во время фейерверка мы будем одни. Это столь романтично…
Изабелла понимала, что дело идет к объяснению, но не знала, как ей поступить. С тех пор как Ричард покинул Лондон две недели назад, вестей от него не было. Она ожидала его возвращения к празднику регента в Карлтон-Хаусе, который устраивался в честь герцога Веллингтона. Принимая во внимание титул и чин виконта Мэллори, он вполне мог рассчитывать на то, что его пригласят.
Но Ричард не вернулся и не написал. Изабелла даже не знала, нашел ли он настоящую рубиновую брошь, поэтому не могла сообщить миссис Тил ничего нового. Она уже отчаялась когда-либо увидеть Ричарда снова, поэтому продолжила принимать знаки внимания от лорда Кеттеринга. Что, если она от него откажется, а Ричард не вернется или вернется с богатой графиней в качестве супруги?
Какое затруднительное положение! И оно тянулось уже в течение двух недель.
— Я уверена, бабушке и кузине Мин фейерверк понравится.
Кеттеринг улыбнулся, кажется, понимая, что она имеет в виду.
Они еще немного прошлись, глядя на приготовления к большому приему, обсуждая разные планы и слухи, а также все дворянство, английское и иностранное, присутствие которого ожидалось на приеме.
— Вы слышали, что старый граф Данстабл скончался? — внезапно спросил лорд Кеттеринг.
Услышав это. Изабелла чуть было не споткнулась.
— Дед лорда Мэллори?
— Да. Теперь он станет лордом Данстаблом. Думаю, поэтому мы и не видим его столь долго.
Так вот почему он не писал! Наверняка устройство похорон слишком занимало его и ему некогда было подумать об Изабелле. Но теперь, когда он стал графом и соблюдает траур, она не удивится, если он не вернется в Лондон раньше чем через год или даже больше.
Такая новость ее дела нисколько не улучшила, напротив, она только добавила затруднений.
Как же ей теперь поступить?
— Скорее всего вы правы. Как печально для его семейства. Спасибо, что сказали, я пошлю им свои соболезнования.
— Могу я надеяться, что ваша доброта распространится и на джентльмена, который уважает вас в наивысшей степени — на джентльмена, хранящего надежду в сердце?
Нет, только не сейчас! Это было бы слишком поспешно, она не могла решать немедленно.
— О, милорд!
— Вы должны знать о моем уважении, моем восхищении, моей привязанности. Ответьте немедленно, миледи, и, если для меня надежды нет, я никогда больше об этом не заговорю.
— Пока я не могу сказать вам ничего определенного, милорд. — Она не хотела захлопывать дверь окончательно. — Пока нет. Но надежда остается всегда.
Кеттеринг поднес ее руку в перчатке к своим губам.
— Я почти обнадежен, леди Уэймот. Могу ли я рискнуть? Вы… вы станете моей женой?
О Господи! Изабелла никак не ожидала, что он сделает предложение прямо сейчас, как раз после того, как она услышала о тяжелой утрате Ричарда. Как же ей теперь поступить? Этого момента она ждала с весны, когда лорд Кеттеринг был ей впервые представлен и пригласил ее на танец. Вот она, сбывшаяся мечта, все, чего ей хотелось в жизни. Это стало бы великолепной партией для нее.
Только вот как быть с тем, что она любит другого? Человека, который, возможно, вообще не любит ее и никогда к ней не вернется. Кого-то, кто, похоже, женится на богатой невесте, как только кончится срок траура.
Как же ей все-таки поступить?
Изабелла глубоко вздохнула:
— Это такая честь для меня, милорд! Большая, чем вы можете себе представить. Вот только, боюсь, вы застали меня врасплох. Могу я некоторое время подумать, прежде чем дать вам ответ?
— Разумеется, миледи. Я понимаю, что действовал, может быть, слишком поспешно — это оттого, что мне уже невмоготу сдерживать мои чувства.
Слишком поспешно? И это говорит человек, который до сих пор даже не поцеловал ее!
— Значит, вы не отказываете мне наотрез и я могу надеяться на скорый ответ?
— Именно так. Благодарю вас, милорд. Вы очень отзывчивый человек, и я обязательно отвечу вам на большом приеме.
— Четыре дня пролетят незаметно. Я с нетерпением буду ожидать того момента, когда мы снова будем вместе и я наконец услышу ваш ответ.
Но Изабелла не знала, что ответит Кеттерингу. Разум говорил «да», но неразумное сердце голосовало за Ричарда. Если она выйдет замуж за Кеттеринга, то откажется от Ричарда навсегда… Вот только согласна ли она на эту потерю?
«Настоящая любовь только одна».
Глава 18
Его жизнь никогда не станет прежней — Ричард знал это с того момента, как приехал домой. Теперь, когда он стал графом, понимание этого являлось ему ежедневно. И это было неприятное напоминание.
Управление поместьем не относилось к тому роду деятельности, который приносил ему удовольствие. Уж лучше, рискуя собой, броситься в атаку, чем проводить вечера с Джорджем Венаблзом за изучением вариантов дренажной системы. Но теперь его жизнь стала именно такой, и жалобы не принимались. Его дни в армии кончились. Ему оставалось только вернуться в Лондон, чтобы официально уйти в отставку.
Кроме того, в Лондоне его ждало еще несколько дел, и самое главное из них — Изабелла.
Воспоминания об их единственной ночи все чаще и чаще овладевали его умом. Ричард был уверен, что их ожидают и другие ночи, хотя смерть деда означала, что может пройти некоторое время, прежде чем эти ночи смогут стать постоянными. Если предположить, что Изабелла его примет. Ему нравилось так думать, но в отношении женщин никогда нельзя быть уверенными. По крайней мере он хотел сделать ей предложение как можно скорее, прежде чем его опередит лорд Кеттеринг.
Управление поместьем не относилось к тому роду деятельности, который приносил ему удовольствие. Уж лучше, рискуя собой, броситься в атаку, чем проводить вечера с Джорджем Венаблзом за изучением вариантов дренажной системы. Но теперь его жизнь стала именно такой, и жалобы не принимались. Его дни в армии кончились. Ему оставалось только вернуться в Лондон, чтобы официально уйти в отставку.
Кроме того, в Лондоне его ждало еще несколько дел, и самое главное из них — Изабелла.
Воспоминания об их единственной ночи все чаще и чаще овладевали его умом. Ричард был уверен, что их ожидают и другие ночи, хотя смерть деда означала, что может пройти некоторое время, прежде чем эти ночи смогут стать постоянными. Если предположить, что Изабелла его примет. Ему нравилось так думать, но в отношении женщин никогда нельзя быть уверенными. По крайней мере он хотел сделать ей предложение как можно скорее, прежде чем его опередит лорд Кеттеринг.