и тотчас открыл глаза.
Повиснув на самом конце ивовой ветки, над ним покачивался дрозд, а в
клюве у птицы извивался тонкий белый червяк.
- Хо-хо-хо, дроздушка! - крикнул Робин так громко, что дрозд выронил
свою добычу и скользнул в листву.
Стрелок уперся в землю рукой и сел.
Он посмотрел на Гая Гисборна, по лицу которого бегали муравьи, и на
обломки щитов, и на осколок меча, неподвижно торчавший в корявом стволе, и
рассмеялся, потому что трудолюбивый паук успел уже натянуть прозрачную
сетку между клинком, дубовой корой и колючим цветком боярышника.
- Всю жизнь ты был негодяем, сэр Гай, а сегодня перестал им быть! -
воскликнул Робин, наклоняясь над убитым врагом.
Он сдернул с рыцаря конскую шкуру и накинул ее себе на плечи. Потом
бросил свой колчан, разрубленный врагом, и взял колчан Гая Гисборна и его
охотничий рог. И бросил свои ножны, потому что они были коротки для
рыцарского меча. Он поднял оба лука и двинулся в путь, тревожа лес веселым
пением серебряного рога. И скоро сумерки заплели своей паутиной лужайку, а
примятая трава зашевелилась, расправляя жадные к жизни, живучие стебельки.



    19. О ТОМ, КАК СТРЕЛКИ ВЫРУЧИЛИ ВИЛЛЯ СТАТЛИ,



    И О СМЕРТИ БЛАГОРОДНОГО ЛОРДА ШЕРИФА



Там не один сгибался лук
И не одна стрела летела,
Немало порвано кольчуг,
И не одно пробито тело.

Рабы с ошейниками на шее тащили на длинной веревке двух пленников. Один
пленник спотыкался и падал под непосильной ношей, пот градом катился по
его лицу, а конец дубового глаголя, который лежал у него на плече, тащился
за ним по дороге, взрывая в пыли глубокую борозду. Руки пленника были
свободны, он поддерживал окровавленными пальцами тяжелое бревно.
Второй пленник, в изорванном зеленом плаще, с руками, скрученными за
спиной, шел, гордо вскинув голову, смело поглядывая на толпу, запрудившую
рыночную площадь Понтефракта. Рыжие пятна крови проступили у него на
спине, я щека рассечена была багровым рубцом.
Рабы несли за ним второй глаголь.
- Стыдно робеть перед смертью, - усмехнувшись, сказал Вилль Статли,
когда виллан сбросил с плеч свой тяжелый груз. - Не с Христа ли берешь ты
пример, молодец? Зря ты тащил перекладину, на которой тебе же болтаться.
Что значит перед смертью десяток лишних ударов?
Шериф, сидя на белом коне, не спускал с пленников глаз. Шерифов слуга
протянул им два заступа.
- Ройте ямы для глаголей! - приказал он.
Вилль Статли звонко рассмеялся.
- Шутник ты, как я посмотрю! Как же это могу я рыть яму со связанными
руками?
Виллан, взглянув на стрелка, выронил заступ. Слуга достал нож и
приготовился разрубить веревки на руках Билля Статли, но шериф угрюмо
покачал головой. Тогда рабы поплевали на ладони и всадили заступы в землю.
Горожане молча следили за тем, как железо режет желтую глину.
- Отдохнем пока, что ли? - сказал Вилль, опускаясь на землю. - Ты,
парень, жалеешь небось, что ввязался в наше дело?
- Нет, - ответил виллан. - А помирать неохота.
- Не горюй, приятель! Знаешь, на том свете все будет наоборот. Спроси
любого монаха. На том свете ты будешь ехать на белом коне, в плаще,
расшитом золотом и серебром, а твои товарищи, вроде меня, будут гнать по
дороге шерифа с таким же глаголем на плечах. Вот только не знаю, есть ли
на том свете Понтефракт.
Первый глаголь поднялся кверху, качнулся, как подрубленное дерево, и
замер. На нем закачалась веревка с петлей.
Стрелок окинул взглядом толпу. Десятки глаз ощупывали его со всех
сторон - иные горели злорадством, ненавистью и насмешкой, другие почернели
от страха и жалости.
Рядом с первым глаголем встал второй. У стрелка пересохло в горле и
пропала охота шутить. Он напряг мускулы, силясь порвать веревки.
- Эх, стукнуть бы тебя перед смертью! - сказал он, глядя шерифу прямо в
глаза. - Рук не хотелось марать о тебя, старая падаль, а зря мы отпустили
тебя живым в тот проклятый день!
- Начинайте вот с этого, - кивнул шериф рабам.
Обозленные тем, что стрелок заставил их тащить тяжелую виселицу, рабы с
поспешной готовностью подскочили к Биллю Статли. Но он тряхнул плечами, и
они отлетели от него, как щенки.
- Шериф! - крикнул Вилль Статли. - Не годится стрелку Робин Гуда
умирать от удавки! Ты однажды поклялся не вредить нам ни на море, ни на
суше. Если есть еще капля совести в твоей подлой душе, позволь мне
умереть, как подобает стрелку. Прикажи дать мне в руки меч, я буду биться
со всеми твоими людьми, один против многих!
- Нет, разбойник! Собаке - собачья смерть! Ты расстанешься с жизнью в
петле!
Рука раба коснулась шеи стрелка. Вилль Статли отпрянул от него и
наткнулся на копье стражника. Острые копья нацелились в него со всех
сторон.
- Хорошо же! - крикнул Вилль Статли. - Развяжите мне руки, а там
посмотрим, помогут ли вам ваши копья!
- Слишком большая честь для тебя - умереть от копья и меча, -
усмехнулся шериф. - Ты издохнешь, высунув набок язык, и такой же смертью
умрет Робин Гуд, когда попадется мне в руки.
Вилль Статли приподнялся, выпятив грудь, заскрежетал зубами. Но узлы
затянуты были туго, только кровь с натуги брызнула у него из рубца на
щеке.
- Ты жалкий трус, шериф! - прохрипел он. - Погоди же! Робин Гуд
разочтется с тобой за меня. Он проткнет твое подлое сердце, он раздавит
тебя, как вонючего клопа... Прощай, виллан, не робей! Умирать - один раз!
Парень съежился, когда петля упала на шею стрелка, будто сам ощутил
прикосновение веревки.
- Дай же мне попрощаться с тобой, Вилль Статли! - раздался тут голос, и
лучник в зеленом плаще, вынырнув из толпы, шагнул к стрелку.
- Стой! И ты не уйдешь, Рейнольд Гринлиф! - вскричал шериф, узнав
Маленького Джона. - Ты будешь болтаться с ним на одной веревке!
Но широкий нож блеснул уже в воздухе раз и другой, в Вилль Статли
выдернул меч из ножен у стражника, который стоял рядом с ним.
- Спина к спине! - крикнул Маленький Джон, и два меча сверкнули над
головами стрелков.
Горожане в испуге отступили назад и прижались к стенам домов, шериф
осадил коня, а стражники бросились вперед.
А в небе скользили белые облака, проволакивая легкие тени, как сети, по
дубам, по каштанам и букам, по колосистым полям и горячим дорогам, собирая
прозрачный улов - ветерок, напоенный дыханием цветов, и дрожащий над
пашнями воздух. А с высокого холма, что сбегает лугами к Понтефракту,
навстречу скользящим теням спешил всадник в малиновой куртке, с конской
шкурой на плечах и в рогатом шлеме.
Перед ним, как на ладони, открылась рыночная площадь, и зоркие глаза
разглядели сквозь дымку пыли, как упал, раскинув руки, незнакомый виллан
под ударом датского топора и как люди шерифа, навалившись на Маленького
Джона и Билля Статли, связали стрелков по рукам и ногам.
- Вовремя я подоспел! - сказал Робин и трижды протрубил в рог сэра Гая
Гисборна.
Торжествующий звук прокатился над Понтефрактом. И шериф узнал этот рог
и воскликнул, привстав в стременах:
- Это рог Гая Гисборна. Он дает нам знать, что разбойник убит!
Толпа расступилась, чтобы пропустить воина в конской шкуре.
- Привет благородному лорду! - услышали горожане. - Робин Гуд убит и не
воскреснет.
Шлем скрывал лицо воина, и шериф не знал, кто стоит перед ним. Он видел
только конскую шкуру и бычьи рога на шлеме.
- Наконец-то! - крикнул шериф. - Сэр Гай Гисборн, проси у меня любой
награды! Ты совершил великий подвиг, Гай, и тебе ни в чем не будет отказа.
И стражники все шагнули вперед, чтобы узнать, какой награды потребует
рыцарь, убивший Робин Гуда.
- Мне не нужно награды, - ответил воин. - А впрочем... - Тут он
посмотрел в ту сторону, где лежали связанные Билль Статли и Маленький
Джон. - А впрочем, нет, благородный лорд шериф. Там, я вижу, лежат слуги
Робин Гуда. Я убил их главаря, так позволь мне прикончить и слуг!
- Безумец! Такой ли ты заслужил награды? Спрашивай золота, спрашивай
земли, леса, я добуду для тебя у короля все, что захочешь!
- Отойдите в сторону, чтобы никто не услышал исповеди этих людей. Я
разделаюсь с ними, как разделался с Робин Гудом.
Шериф кивнул и тронул поводья. Он отъехал к тому месту, где стояли
рыночные весы, а стражники отошли вслед за ним.
Тогда воин в конской шкуре, с бычьими рогами на шлеме склонился над
пленниками, и веревки упали с них под ударами ножа.
- Вот тебе лук Гая Гисборна, Маленький Джон, - сказал Робин, - а ты,
Билль Статли, бери его меч.
Робин сбросил на землю тяжелый шлем, и два лука пропели тетивой. Двое
стражников, которые бросились вперед, заметил обман, упали на горячую
пыль. Еще две стрелы просвистели, я люди шерифа пустились бежать без
оглядки, чувствуя, как щекочет их между лопатками смерть. Ральф Мурдах
всадил шпоры в брюхо коню, но стрела догнала шерифа.
- Так, - сказал Робин, - был в Ноттингеме благородный шериф - лорд
Ральф Мурдах.
Стрелки ополоснули лицо и руки у студеного колодца и с веселой песней
двинулись к Вирисдэлю. Навстречу стрелкам из зеленой лощины примчались
вестники победы - лохматые псы фриара Тука. А потом, как всегда, показался
за ними и сам святой отец, и хотя широки были плечи у причетчика из
Фаунтендэля, но они не могли скрыть от глаз его спутников.
Три десятка молодцов в зеленых плащах шли за ним, и три сына вдовы, и
старый рыцарь Ричард, и сын его Энгельрик Ли, и хромой старикашка, веселый
стрельник из Трента.
- Победа, Робин! - прогудел фриар Тук, сложив ладони трубкой.
- Победа, победа, друзья! - ответили сразу и Робин, и Билль, и
Маленький Джон.



    ЭПИЛОГ



Много веселых песен сложили глимены про Робин Гуда и его лесных
молодцов.
Хочешь - слушай про то, как стрелок повстречал Маленького Джона на
бревне, перекинутом через ручей.
Если добрым людям нравится, глимен расскажет, как старуха вдова
обменялась с Робином платьем, чтобы спасти его от епископа, как он спас от
шерифа ее сыновей.
- Спой нам про то, как король Ричард навещал Робина в Шервудском лесу,
- скажут крестьяне.
И глимен споет про Ричарда Львиное Сердце. Целый год просидел король в
Ноттингеме, но не смог изловить Робин Гуда. А потом оделся монахом, и
стрелки привели его к Робину. Добрый Робин отказался служить королю,
потому что ему милее была свобода, и зеленый лес, и Маленький Джон с
востроносым Скателоком.
В этих рассказах волной льется эль, и поет тетива, и хохочет хмельной
фриар Тук. Стрелы летят слишком метко, чтобы это могло быть правдой, а
знатные рыцари и аббаты душат своих вилланов так, что это не может быть
ложью. Много веселья в этих рассказах, потому что нет ничего веселей в
целом свете, чем борьба за привольную и свободную жизнь. И для каждого
пахаря, для виллана и для раба имя Робин Гуда, как тетива боевого лука,
звенит надеждой на лучшие дни, звенит призывом к бою. Но после этих
веселых песен всякий попросит глимена:
- Спой, молодец, как умер Робин Гуд.
Тогда глимен выпьет кружку томного эля и тихо положит руки на струны
арфы. И добрые люди услышат последнюю песню:

Случилось, что Робин и Маленький Джон
Зеленым брели перевалом,
И Джону сказал отважный стрелок:
"Стреляли с тобой мы немало.

Но больше не сделать ни выстрела мне,
Стрела с тетивы не помчится.
Спущусь я в долину. В обители той
Пусть кровь отворит мне сестрица".

И Робин к Кирклейскому скиту идет,
Слабеют сильные ноги.
Кирклей далек, и смелый стрелок
Совсем занемог по дороге.

Когда он добрался до скита Кирклей
И стукнул в дверное кольцо,
Сестра открывает тяжелую дверь,
Приветливо смотрит в лицо.

Монахиня пива ему налила,
Сказала: "Садись у огня". -
"Ни есть я не буду, ни пить ничего,
Пока не полечишь меня".

"В обители тихий найдется покой,
Тебя я туда провожу.
И, если ты просишь кровь отворить,
Услугу тебе окажу".

За белую руку пришельца берет,
Уводит в далекую келью,
И Робину кровь отворяет она -
Кровь каплет горячей капелью.

Жилу открыла ему на руке,
Ушла, ключами звеня,
И долго точилась горячая кровь -
До полудня другого дня.

Сперва густая бежала кровь,
Потом совсем поредела,
И понял тогда отважный стрелок,
Что сделано алое дело

Тут Робин с надеждой взглянул на окно,
Подумал - спасет прыжок.
Но слаб он был, и но было сил,
И прыгнуть Робин не смог.

Тогда он подумал: "Уж, верно, меня
Спасет мой рог боевой".
Подносит он рог к ослабевшим устам
И тихо дует в него.

И Маленький Джон в зеленом лесу
Услышал - зовет стрелок.
"Не в смертный ли час он вспомнил о нас
Если тихо так трубит в рог?"

К Кирклейской обители бросился Джон,
Бежит, сколько хватит сил.
Плечом вышибает тяжелую дверь,
Замки разметал и разбил.

"О милости, Робин, о милости я
Прошу, на колени упав!" -
Горестно крикнул Маленький Джон,
Стрелка своего отыскав.

"Что тебе нужно? - спросил Робин Гуд. -
Какой тебе милости, Джон?" -
"Позволь, чтобы этот проклятый Кирклей
Со всем вороньем был сожжен!"

Но Робин в ответ ему тихо шепнул:
"Милости этой не жди:
Женщины я не обижу вовек,
И ты монастырь пощади.

Дай мне, товарищ, мой лук боевой,
И в небо выстрелю я.
И где упадет и воткнется стрела,
Там будет могила моя.

Зеленого дерну под голову мне
И в ноги ты положи,
И лук положи мой бок о бок со мной,
Что музыкой мне служил.
И дуб посади на могильном холме,
Чтоб он мой покой сторожил.

Могилу просторную вширь и в длину
Мне вырой - и люди пройдут
И скажут: "Под деревом этим лежит
Храбрый стрелок Робин Гуд!"