Секуляризация историографии имела и другое серьезное последствие. Вместо прежних теологических доводов в ее защиту историки теперь указывают на моральную ценность занятий ею: историография увековечивает память о добродетельных и дурных деяниях и делает их примером для назидания будущим поколениям. Этот довод оказался приемлемым для толпы моралистов и дилетантов: если историография была лишь ветвью этики, а не наукой, то им не нужно проявлять щепетильности, приспосабливая так называемые исторические примеры к своим целям. Книги по адабу и "княжие зерцала", наполненные подобными извращениями, во многом способствовали порче общественного вкуса и мнения, и даже сами историки и хронисты не всегда могли уберечься от этой заразы.
   3. В связи с этим здесь можно упомянуть о многочисленных исторических подделках, пущенных в обращение в течение этого периода или немного позже. Как и упомянутые труды Сайфа ибн 'Умара, большая часть этих фальсификаций не сплошная выдумка, а содержит зерно подлинной традиции, перемежающейся-{133} обычно с определенными политическими или религиозными целями - со всевозможными народными преданиями, романтическими легендами, узкопартийным или пропагандистским материалом.
   4. Хотя в области политической историографии место ученого и традиционалиста занял чиновник, в руках первых по-прежнему оставалась еще более обширная область биографии. Как было сказано, биографическая литература была также ветвью классической традиции. В то время как политическая история приняла форму династийных анналов, биографическая литература более строго придерживалась старой концепции, ибо, по мнению ученых, жизнь улемов - "наследников пророка" - вернее отражала действительную историю уммат Аллах ("общины Аллаха") на земле, чем эфемерные (иногда светские) политические образования. Наряду со списками разрядов (табакат) мухаддисов и законоведов той или иной школы, служившими в основном для технических целей и едва ли являвшимися строго биографическими сочинениями, материал о выдающихся личностях с давних пор составлял содержание отдельных сводов. К наиболее ранним из дошедших до нас трудов такого рода относится биография халифа 'Умара ибн 'Абд ал-'Азиза; она составлена братом упомянутого Ибн 'Абд ал-Хакама и основана, по признанию автора, частью на письменных документах, частью на предании благочестивых кругов, главным образом Медины. Однако чаще всего эти компиляции охватывали различные группы или определенную категорию людей. Например, у мистиков несколько трудов было посвящено жизни святых, в частности обширный труд Абу Ну'айма ал-Исфахани (ум. в 430/1038 г.) Хилйат ал-аулийа'. В то же время среди шиитов распространялись не только книги о шиитских ученых и их трудах, но и обширная литература жизнеописаний алидских мучеников. Характерным видом сочинений этого периода являются биографические словари ученых и знаменитых лиц, связанных с каким-нибудь городом или областью. Они составлялись местными учеными и часто достигали внушительных размеров, как словарь ал-Хатиба ал-Багдади (ум. в 463/1071 г.), состоящий из четырнадцати томов печатного издания. Хотя большая часть этих трудов утрачена, но обширная "История Дамаска" Ибн 'Асакира (ум. в 571/1176 г.), - веро-{134}ятно, наиболее всеобъемлющее сочинение такого рода в арабской литературе, - так же как серия андалусских биографий Ибн ал-Фаради, Ибн Башкувала, Ибн ал-Аббара и несколько более кратких словарей, все же уцелела.
   Биографическую литературу питали также другие источники. Как и можно было ожидать, обильный материал доставили обе ветви филологии - как в узкоспециальном, так и в более широком смысле. Из первой возникли табакат грамматиков и биографии знаменитых филологов, а из второй - обширная литература о поэтах и литераторах (Ибн Кутайба, ас-Са'алиби). Аналогичные сочинения посвящались представителям других профессий - врачам и астрономам. Музыка дала стимул к составлению величайшего арабского биографического труда первых веков хиджры - Китаб ал-агани Абу-л-Фараджа ал-Исфахани (ум. в 356/967 г.).
   С другой стороны, автобиографическая литература, видимо, была мало развита; из этого периода до нас дошло всего лишь два автобиографических сочинения: ал-Му'аййад фи-д-Дина (ум. в 470/1087 г.) и Усамы ибн Муршида ибн Мункиза (ум. в 584/1188 г.).
   Биографическая литература в целом, как и все позднейшие мусульманские биографии, имеет определенные общие черты. Обычно аккуратно делаются ссылки на иснад, с большой тщательностью отмечаются хронологические данные, особенно даты смерти, и кратко излагаются основные события жизни описываемого лица. Краткие биографии этим и ограничиваются, добавляя еще перечень трудов, если речь идет об ученом, и отрывки стихов, если речь идет о поэте. В более пространных же биографиях большую часть содержания составляют отдельные эпизоды, расположенные, по-видимому, без какого-либо хронологического или тематического принципа. Созданный таким путем образ часто бывает не только ярким, но и ложным, особенно когда надежность рассказов не гарантирована. Несмотря на расплывчатость и склонность к сплетне, этот вид литературы благодаря близости к жизни людей дает ценные дополнения и коррективы к политическим анналам.
   5. Уже довольно рано сочетание истории и биографии дало то, что мы могли бы назвать биографической хроникой. Она оказалась весьма удобной формой {135} для историй везиров Мухаммада ибн 'Абдуса ал-Джах-шийари (ум. в 331/942-43 г.), упомянутого Хилала ас-Саби' (ум. в 448/1056 г.), 'Али ибн Мунджиба ас-Сайрафи (ум. в 542/1147-48 г.), писавшего о везирах фатимидских халифов, а также для историй судей (кади). Самыми ранними образцами этих последних были история судей Египта, принадлежащая Мухаммаду ибн Йусуфу ал-Кинди (ум. в 350/961 г.) и история судей Кордовы Мухаммада ибн Хариса ал-Хушани (ум. в 360/970-71 г.). Своеобразное сочетание политической и литературной биографий представляет история Аббасидов (Китаб ал-аурак) ас-Сули (ум. в 335/946 г.). С появлением местных династий тот же метод применяли и при составлении трудов по истории этих династий до тех пор, пока в V- VI/XI-XII вв. династийные истории, по крайней мере в восточных областях, не вытеснили традиционные анналы. Это был роковой шаг, ибо рост личного элемента дал широкий простор для проявления личных факторов, особенно когда современные хроники начали составлять по приказу и под наблюдением самих правителей. История превратилась в предмет изощренного мастерства, место незатейливого повествования занял риторический и вычурный стиль секретарских реляций. Новую форму изложения ввел, по-видимому, Ибрахим ас-Саби' (ум. в 384/ 994 г.) своим несохранившимся трудом по истории Бундов - ат-Таджи, а популярной она стала благодаря сходному с ним труду по истории Сабуктегина и Махмуда Газнави - ал-Йамини, составленному ал-'Утби (ум. в 413/1022 г.). Быть может, эта форма связана с возрождением персидского языка и персидской исторической традиции на востоке халифата и, возможно, даже подверглась влиянию создававшейся в это же время персидской эпической поэзии. Если авторам этих "официальных историй" даже простить преднамеренное отклонение от правды, обычные пороки раболепия и suppressio veri **, то все же их напыщенность и отсутствие собственного мнения производят самое неблагоприятное впечатление. К несчастью, высокая репутация некоторых из этих трудов среди литераторов, а также огромное количество аналогичных произведений последующего периода часто являлись причиной того, что их рассматривали в качестве {136} образцов мусульманской историографии вообще; но эта точка зрения беспочвенна по отношению к науке, созданной терпеливым трудом первых поколений мусульманских ученых.
   ______________
   ** Утаивание истины.
   6. В этой неблагоприятной обстановке исторические труды снова стали писать по-персидски. Примечательно, что многие ранние исторические сочинения на персидском языке начиная с несколько произвольного сокращения классической хроники ат-Табари, выполненного в 352/963 г. везиром Абу 'Али ал-Бал'ами, представляли переводы - часто с важными дополнениями - и сокращения арабских трудов. Впрочем, из написанных по-персидски в течение этого периода местных и династийных историй уцелела лишь часть. При этом она мало отлична от арабских трудов, созданных в восточных провинциях за тот же период. Отдельные авторы, такие, как ан-Насави (ум. в 639/1241 г.), по-видимому, пользовались в зависимости от обстоятельств то арабским, то персидским языком. Выдающееся исключение из обычного ряда таких сочинений представляют содержательные и беспристрастные "записки" Абу-л-Фадла Байхаки (ум. в 470/1077 г.) - единственный в своем роде труд во всей дошедшей до нас домонгольской литературе.
   Возрождение персидского литературного языка, которое началось при персидских династиях IV/X в., во многом обязано также и тюркским правителям последующих столетий, как правило, не знавшим арабского языка. Распространив свои завоевания в западном направлении в Анатолию, а в юго-восточном - на Индию, они принесли с собой и персидский язык; уже с конца VI/XII в. в этих областях хроники начали писать по-персидски: в Малой Азии - Мухаммад ибн 'Али ар-Раванди (ум. около 600/1203 г.), в Индии - Фахр ад-Дин Мубарак-шах (ум. после 602/1206 г.), родоначальник длинного ряда индо-персидских хронистов.
   7. Прежде чем перейти к следующему периоду, необходимо кратко охарактеризовать два других вида литературной деятельности, связанных с историей. Применение математической и астрономической науки для установления хронологии - следы этого можно обнаружить и в отдельных ранних трудах оставило один выдающийся памятник - ал-Асар ал-бакийа Абу Райхана ал-Бируни (ум. в 440/1048 г.). Вторая группа сочинений, {137} обнаруживая интерес больше к древностям, чем к строго историческим сюжетам, освещает историю поселения арабских племен на новых территориях. Эта топографическая литература, или литература хитат, возникла, по-видимому, в Ираке (важнейший в этой области - утраченный труд Хайсама ибн 'Ади, умершего в 207/822-23г.), но особенно она развилась в Египте.
   Наконец распространение арабского языка среди общин восточных христиан привело к появлению компиляций на арабском языке, касающихся истории христианских церквей, иногда в сочетании с историей арабов и византийцев. Среди них выделяются сочинения мелькитского патриарха Евтихия и яковитского епископа Севера ибн ал-Мукаффа'. Курьезом в этой области является история христианских монастырей в Египте и Западной Азии, составленная мусульманским автором 'Али ибн Мухаммедом аш-Шабушти (ум. около 388/998 г.).
   В VI/XII в. арабская и персидская историография все дальше отходят друг от друга. Когда в результате монгольского нашествия завершился процесс вытеснения из литературы арабского языка персидским в областях персидско-тюркской культуры, а последняя благодаря мусульманским завоеваниям одновременно распространялась и в Индии, развитие персидской историографии получило мощный толчок. Тем не менее число исторических трудов на арабском языке также продолжает расти. При таком громадном объеме материала необходимо литературу на арабском и персидском языках рассмотреть по отдельности.
   I. Арабская историография этого периода, развиваясь в основном по наметившимся ранее линиям, претерпевает ряд новых изменений, главным образом во взаимоотношениях между биографией и политической хроникой и в составных частях компиляций по общей истории. Эти изменения обусловлены следующими факторами: во-первых, появлением снова историков-ученых рядом с историками-чиновниками, во-вторых, перемещением центра арабской историографии из Ирака в Сирию, а позднее - в Египет.
   1. Наиболее характерная черта, знаменующая начало нового периода в анналистике, - это возрождение жанра всеобщей хроники, начинающейся с сотворения мира, или преимущественно общей хроники, на-{138}чинающейся с возникновения ислама. Вновь восторжествовал более старый и более общечеловеческий взгляд на историю, как на анналы мусульманской общины, хотя новых изысканий по истории первых веков ислама не проводится. Кроме того, точка зрения ученого проявляет себя в стремлении объединить политические и биографические анналы, как это действительно уже было сделано в некоторых ранних местных хрониках, таких, как хроника Дамаска Ибн ал-Каланиси (ум. в 555/1160 г.). Соотношение обоих этих элементов, конечно, меняется в зависимости от интересов автора; в некоторых хрониках - Ибн ал-Джаузи, аз-Захаби, Ибн Дукмака и др. - некрологические заметки настолько заслоняют политические события, что сообщения о них часто сводятся к отрывочным фразам, но в знаменитом Камиле 'Изз ад-Дина ибн-ал-Асира (ум. в 630/1233 г.) соотношение обратное. Хроника эта замечательна также попыткой автора дать менее статичное изложение истории, группируя события по эпизодам в рамках погодной записи. Хотя при внимательной проверке выявлены известные недостатки в обращении автора с материалом, но благодаря изяществу и живости изложения этот труд почти сразу приобрел известность и стал признанным источником для последующих компиляторов.
   По всей вероятности, можно предполагать, что источником этого широкого взгляда на историю была отчасти вновь ожившая идея единого халифата. Но поданному однажды примеру подражала, даже слишком, целая вереница последующих хронистов, большинство которых - Ибн Васил, Сибт ибн ал-Джаузи, Бар Эбрей, Абу-л-Фида, Байбарс ал-Мансури, Ибн Касир, ал-Йафи'и и другие сильно зависит от Ибн ал-Асира, хотя и дополняет свои заимствования местным и более поздним материалом. Более самостоятельны анналы египетского энциклопедиста Шихаб ад-Дина ан-Нувайри (ум. в 732/1332 г.) и Ибн ал-Фурата (ум. в 807/1405 г.), а работа христианина Джирджиса ал-Макина (ум. в 672/1273 г.) во многом обязана Евтихию. Все-таки наиболее интересные труды с точки зрения историографии среди этих позднейших общих историй на арабском языке созданы в Испании и Магрибе. По сравнению со своими восточными современниками у западных авторов часто более широкий взгляд на историю и меньшая при-{139}страстность в восприятии фактов. От многочисленных исторических трудов Ибн Са'ида ал-Магриби (ум. в 673/1274 г.) - неутомимого путешественника и исследователя, сумевшего даже добиться аудиенции у грозного Хулагу, - сохранились лишь фрагменты; но они все же свидетельствуют, что его труды основывались на многочисленных и точных списках многих ранних сочинений. Здесь мы не можем охарактеризовать в должной мере всемирно известную историю 'Абд ар-Рахмана ибн Халдуна (ум. в 808/1406 г.). Как автор хроники Ибн Халдун иногда вызывает чувство разочарования; однако как о философе истории о нем, несомненно, последнее слово еще не сказано, хотя написано уже много. С точки зрения мусульманской историографии нерешенной проблемой остается тот факт, что нет никакого указания хотя бы на изучение, не говоря уже о применении кем-либо из преемников Ибн Халдуна выдвинутых им положений. А это в то время, когда в последующие столетия существовала блестящая школа историков в Египте и весьма развитая историография в Турции, где перевод Мукаддимы был сделан в XII/XVIII вв.
   2. Наряду с общими существовало большое количество местных, династийных и биографических хроник, авторами которых часто были те же составители общих хроник. В Иране и в Ираке арабская культура, почти подавленная в результате монгольского завоевания, смогла дать, помимо утраченной истории Аббасидов Тадж ад-Дина ибн ас-Са'и (ум. в 674/1275 г.), всего лишь несколько небольших хроник и компендиев (например, компендий Ибн ат-Тиктаки). Впрочем, еще до этого центр арабской историографии переместился в Сирию, где выдвижение династий Зенгидов и Айюбидов дало толчок к составлению ряда хроник. Среди подвизавшихся на этом поприще был 'Имад ад-Дин ал-Исфахани (ум. в 597/1201 г.), один из последних представителей персидской и иракской школ рифмованной прозы. Но сирийцы, отдав предпочтение более простой и естественной прозе, отвергли этот витиеватый стиль, что принесло большую пользу последующей арабской историографии. Так, биографические труды Баха' ад-Дина ибн Шаддада (ум. в 632/1234 г.) и Абу Шамы (ум. в 665/1267 г.) стоят намного выше аналогичных сочинений 'Имад ад-Дина.
   Однако время от времени снова появляются хроники, {140} написанные витиеватым стилем, а египетский секретарь Ибн 'Абд аз-Захир (ум. в 692/1293 г.) даже сделал это модным, составив в стихах хронику правления султана Байбарса. Появление таких трудов, а также употребление садж'а в хронике стилиста Бадр ад-Дина ибн Хабиба (ум. в 779/1377 г.), по-видимому, нельзя объяснить внешними влияниями. Но знаменитая биография Тимура в рифмованной прозе, на этот раз порочащая, дамаскинца Ибн 'Арабшаха (ум. в 854/1450 г.), несомненно, испытала влияние современных ей персидских сочинений. С другой стороны, риторическая история династии Фатимидов йеменского да'и 'Имад ад-Дина Идриса ибн ал-Хасана (ум. в 862/1467 г.) 'Уйун ал-ахбар читается с любопытством, как запоздалое эхо сасанидской традиции.
   Покровительство, которым историография пользовалась при Айюбидах, оказывали ей и сменившие их мамлюки. Дамаск и в меньшей степени Алеппо оставались очагами живой традиции, которая, хотя и была до некоторой степени связана с каирской, все же сохраняла известную самобытность, особенно в области биографии. Уже в последнее столетие правления мамлюков возникла специфически египетская историческая школа, которая, дав замечательную плеяду историков, внезапно пришла в упадок. Эта плеяда начинается с плодовитого Таки ад-Дина ал-Макризи (ум. в 845/1442 г.) и его соперника ал-'Айни (ум. в 855/1451 г.); ее продолжает ученик ал-Макризи Абу-л-Махасин ибн Тагри Бирди (ум. в 874/1469 г.) и его соперник 'Али ибн Да'уд ал-Джаухари {ум. в 900/1494-95 г.), затем - Шамс ад-Дин ас-Сахави (ум. в 902/1497 г.) и, наконец, всеобъемлющий Джалал ад-Дин ас-Суйути (ум. в 911/1505 г.) и его ученик Ибн Ийас (ум. около 930/1524 г.). Представитель следующего поколения Ахмад ибн Зунбул (ум. после 951/1544 г.), автор хроники об османском завоевании, придерживался уже иной традиции. Хотя они все разделяют многие недостатки ранних авторов политических анналов, но чередование между ними ученых и придворных способствовало выработке более широких взглядов и оценок, и они отнюдь не были только панегиристами. Отличительной особенностью их трудов является исключительный интерес к Египту в такой степени, что они даже в общих хрониках ограничивались узкоегипетскими рамками. Самый выдающийся среди них - ал-Макризи, но не столько {141} точностью (она небезупречна), сколько своим трудолюбием, широтой интересов, а также уделяемым им вниманием к сугубо социальным и демографическим аспектам истории.
   Сочинения других провинциальных хронистов отличаются от указанных главным образом объемом, а не методом или индивидуальными особенностями. Такие труды из Йемена, как сочинения Ибн Ваххаса ал-Хазраджи (ум. в 812/1409 г.) или Ибн ад-Дайба' (ум. в. 944/1537 г.), по материалу очень сходны с египетскими хрониками, хотя рамки их более ограниченны. То же самое можно сказать и о местных и династийных хрониках, написанных в Магрибе и Испании. Некоторые авторы этих работ, в частности 'Абд ал-Вахид ал-Марракуши в VII/ХIII в. или Ибн Абу Зар' в VIII/XIV в., по своим материалам или по методу изложения, быть может, поднимались выше других западных хронистов, но лишь один из них - гранадский везир Лисан ад-Дин ибн ал-Хатиб (ум. в 776/1374 г.) - выделяется виртуозностью, доходящей до гениальности. Впрочем, в отношении критики исторического материала с ним равнялся, если даже не превосходил, его современник Ибн 'Изари, насколько об этом можно судить по их сохранившимся трудам.
   3. Несмотря на такое интенсивное развитие политической истории, истинный гений арабской историографии проявил себя скорее в биографии, чем в хронике. Как мы видели, соединение биографии с политическими анналами, как общими, так и местными, было почти всеобщим явлением среди арабских историков этого периода; но нам еще остается рассмотреть тот обширный круг литературы, который определенно не имел отношения к политической биографии.
   В течение первой половины VII/XIII в. тенденции к специализации, характерные для предыдущего периода, достигли высшей точки в ряде важнейших биографических сводов, имеющих особую ценность. Шесть веков арабской литературы охвачены в Иршад ал-ариб грека Йакута ар-Руми (ум. в 626/1229 г.). Полная картина деятельности мусульман первых веков в области естествознания и медицины отражена в словарях египтянина Ибн ал-Кифти (ум. в 646/1248 г.) и дамаскинца Ибн Абу Усайби'и (ум. в 668/1270 г.). Региональная биографическая "история" продолжена в истории Алеппо судьи {142} Камал ад-Дина ибн ал-'Адима (ум. в 660/1262 г.), в истории Гранады Ибн ал-Хатиба и в других сводах, обычно дополняющих ранние труды. Существовали также обычные табакат законоведов и других категорий людей и исследования о старине, примером которых служит "Словарь сподвижников" (Усд ал-габа) историка Ибн ал-Асира.
   Наряду с такими специализированными трудами возникли и развивались, особенно в Сирии, два новых типа исчерпывающего биографического словаря. Создателем первого был Ибн Халликан (ум. в 681/1282 г.), труд которого вкусом и тщательностью в подаче материала оправдывает свою высокую репутацию. Даже при наличии дополнения Ибн Шакира ал-Кутуби (ум. в 764/1363 г.) труд Ибн Халликана по широте охвата материала и по объему намного превзойден словарем Халила ибн Айбака ас-Сафади (ум. в 764/1363 г.), объем которого до сих пор создает препятствие к его изданию. Словарь ас-Сафади в свою очередь был дополнен историком Абу-л-Махасином ибн Тагри Бирди в труде ал-Манхал ас-сафи. Второй тип биографического словаря был также широко распространен, но в пределах ограниченного периода. Метод его следует, вероятно, поставить в связь с общей хроникой аз-Захаби, в которой весь биографический материал расположен по десятилетиям вплоть до конца VII в. и может быть выделен из самой хроники как самостоятельный труд. Идею расположения материала no-столетиям можно проследить у ал-Бирзали (ум. в 739/1339 г.), современника аз-Захаби. В Дурар ал-камина Ибн Хаджара ал-'Аскалани (ум. в 852/1449 г.) окончательно утверждена новая система расположения материала: имена всех выдающихся мужчин и женщин VIII/XIV в. в словарь включаются в алфавитном порядке, причем основной принцип системы некролога сохраняется в том, что каждого человека относят к тому столетию, в котором он умер. Подобный же словарь для IX/XV в. был составлен учеником Ибн Хаджара, упомянутым ас-Сахави (ум. в 902/1497 г.), под названием ад-Дау' ал-лами', a следующие поколения довели эту серию до XII/XVIII в.
   II. 1. При всем различии персидских исторических школ с VII/XIII по X/XVI в. их единая подоснова обнаруживается в традиционном построении общей мусуль-{143}манской истории. Труды на персидском языке приобретают значение и своеобразие только в зависимости от того, насколько самостоятельно строится на этом фундаменте само сочинение. Авторы многочисленных общих историй - все равно, писали они в Иране или в Индии, приводят извлечения из ранних источников, дополняя их материалом своего времени. Работы эти столь же подражательны и второсортны, как и аналогичные труды на арабском языке, и часто обнаруживают даже меньше критического чутья. Такие сочинения, как, например, труд Минхадж ад-Дина Джузджани (ум. после 664/ 1265 г.), малоинтересны с точки зрения историографии, хотя и представляют известную ценность как местные хроники. Поэтому мы обратим внимание главным образом на произведения различных "школ", которые время от времени расцветали в тех или иных местностях Ирана и Индии, создавая свою особую историческую литературу.
   2. Создание в Восточной Азии монгольской империи дало толчок к появлению той характерной серии трудов, которую предваряет одинокая и оригинальная хроника 'Ала' ад-Дина 'Ата' Малика Джувайни (ум. в 681/ 1283 г.); ее, впрочем, скорее следовало бы поставить в связь с описанным выше типом "секретарской истории". Собственно монгольская "школа" начинается знаменитым "Сборником" ("Джами' ат-таварих"), везира Фадлал-лаха Рашид ад-Дина Табиба (ум. в 718/1318 г.), являющимся непосредственным результатом обращения ильханов в ислам. Труд Рашид ад-Дина написан частично по-арабски, частично по-персидски. Первая часть его представляет династийную историю, основанную главным образом на монгольских преданиях и дополненную впоследствии историей Улджайту. Вторая часть тесно связана с давно пренебрегаемой энциклопедической ветвью арабской историографии, так как она включает также сообщения по истории Индии, Китая и Европы. Сочинение Рашид ад-Дина отличается от предшествовавших тем, что берет материал от информаторов-современников, но так же, как и в них план лучше его исполнения, хотя последнего тоже нельзя преуменьшить. Труд этот примечателен и простотой прозаического стиля и заботой больше о деталях и точности, чем об удовлетворении эстетических запросов. Принадлежит ли эта заслуга на самом {144} деле Рашид ад-Дину или 'Абдаллаху ибн 'Али Кашани, с нашей точки зрения не имеет большого значения. Знаменательно, что этот труд, несмотря на свою огромную славу, рано вышел из употребления и что все другие представители этой школы, хотя и пользовались покровительством Рашид ад-Дина, решительно отвергли его метод. Исключение составляют авторы конспектов "Сборника" Банакити (ум. в 730/1329-30 г.) и Хамдаллах Мустауфи Казвини (ум. после 750/1349 г.). В самом деле, большинство из них, включая и Казвини, пыталось перещеголять Фирдоуси, сочиняя длинные эпические хроники характерным для этого последнего метром. Помимо "Сборника" Рашид ад-Дина, еще лишь один выдающийся прозаический труд - высокопарная хроника 'Абдаллаха ибн Фадлаллаха по прозвищу Вассаф (ум. после 712/1312 г.) - вернулся к старому типу "чиновничьей истории". Он также стал классическим, предназначенным соблазнять поколения будущих персидских историков на пустые риторические упражнения.