Страница:
Эдж наблюдал, как в распахнутый мешок, порхая в безветренном утреннем воздухе, падают старые, истертые, принадлежавшие ему банкноты. Высыпав все деньги, Хуан с улыбкой, явно ожидая слов похвалы, отошел назад. Но Матадор просто махнул ему рукой, приказывая занять свое обычное место, и принялся завязывать мешок. Пробежав глазами по фигуре удалявшегося Хуана, Эдж старался определить, где же тот мог упрятать довольно объемистую пачку денег в пятьсот долларов, лежавших отдельно в тайнике, и полученных Эджем в свое время за смерть убийцы его брата. После недолгих размышлений он пришел к выводу, что деньги должны находиться в складках свободно висящей на Хуане рубашки.
Между тем Эль Матадор, повернувшись к Эджу спиной, огляделся по сторонам и прокричал с акцентом, но достаточно правильно и громко:
— Жители Писвилла! Не пытайтесь что-либо предпринять! От этого вы ничего не выиграете. Мы получили то, что хотели, и сейчас уходим. Вашего шерифа мы забираем с собой. И если раздастся хоть один выстрел, то первое, что мы сделаем, это отправим его на тот свет. Затем мы подожжем каждый дом в городе и заберем с собой всех женщин, чьи лица хоть немного отличаются от лошадиных. После того, как они будут изнасилованы, каждую из них мы разрежем на кусочки. Решайте сами, стоят ли все эти неприятности жизней нескольких вшивых мексиканских бандитов.
Несколько бандитов, понимавших английский, громко рассмеялись, потому что хотели показать, что оскорбительные слова их вожака ничуть их не трогают.
— Привести лошадей! — скомандовал Эль Матадор по-испански, и двое бандитов вывели из-за заведения Рокки оседланных скакунов. Все мигом вскочили на них, разбившись на группки, в каждой из которых было достаточно ружей, чтобы противостоять любым неожиданностям.
Для Эджа лошади не нашлось. Торрес восседал на скакуне, крепко держа впереди себя мешок с деньгами. Таким же образом устроился и Матадор.
— Становись во главе колонны! — крикнул он Эджу, размахивая своим кольтом.
Эдж со вздохом вышел на центр улицы и замер, глядя через плечо на своего персонального опекуна.
Матадор спрятал револьвер и взял в руки мушкетон.
— А теперь вперед, шериф! — подал он команду. — Это ружье далеко не новое, но оно не потеряло ни одного из своих качеств. Если кому-нибудь вздумается остановить нас, то я отстрелю тебе голову одной пулей. В случае попытки к бегству я возьму прицел пониже, и тогда ты умрешь нс сразу.
Эдж двинулся вперед. Матадор следовал за ним на расстоянии десяти ярдов, постоянно придерживая лошадь. Его люди держались позади вожака, ощупывая глазами каждый дом, внимательно глядя вверх и по сторонам. Город казался полностью вымершим. Впереди — ни души. Сзади — медленно оседающая пыль, поднятая многочисленными копытами.
Внезапно в пыли возник чей-то силуэт, и у бандита, замыкавшего шествие, дрожащий от волнения палец нажал на курок.
— Т-Р-Р-А-Х!!!
Выстрел, казалось, всколыхнул все пространство над городом, и Эдж напрягся в ожидании обещанного заряда из мушкета. Тут же у стрелявшего вырвался нервный смешок — посреди улицы лежала, распластавшись, громадная белая собака. Все бандиты были целы и невредимы, и ни один из них не смешал общего строя.
Оглянувшись назад, Эдж увидел лежащее па земле животное, успевшее уткнуться мордой в кровавую массу мозга, вытекшую из разрубленной головы Нормана Чейза.
— Я всегда знал о любви американцев к собакам, — проронил Эль Матадор.
Немного погодя он прибавил, обращаясь к Эджу:
— Вы еще немного проживете, сеньор.
Когда они отъехали за пределы города на двести ярдов, Матадор приказал остановиться. Эдж напряженно повернулся лицом к бандитам.
— А теперь вы немножко проедетесь верхом, — услышал он слова главаря.
— Почему бы нам не пристрелить его прямо здесь? — спросил Хуан. — За нами уже никто не погонится.
У Матадора потемнело лицо и сузились зрачки глаз.
— Кто из нас предводитель? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Ты, Эль Матадор, — нахмурился Хуан, опустив голову. Эль Матадор кивнул и, взглянув на Эджа, указал ему в сторону Хуана.
— Вы поедете с ним. Здесь, рядом со мной.
Хуан подъехал ближе и придерживал лошадь, пока Эдж не устроился позади него.
Эль Матадор поднял руку, и вся банда не спеша направилась на юг. Один из всадников принялся беззаботно насвистывать. Эдж ехал, обхватив руками сидящего впереди него Хуана и старательно отворачивал голову в сторону, чтобы не ощущать исходящего от него скверного запаха.
— Где вы научились нашему языку? — внезапно спросил Эль Матадор после того, как они проехали некоторое расстояние.
— От своего отца, — ответил Эдж, досадуя, что вопрос главаря прервал ход его мыслей. Все это время он наблюдал за Эль Матадором, за тем, как тот небрежно держал в руке мушкет, за свободно болтавшимся в кобуре револьвером. Его план строился на том, чтобы перерезать горло Хуану, схватить кольт и мушкетон и прикончить их владельца, а при случае, прежде чем пасть под градом пуль, и еще парочку бандитов. Разумеется, при этом у него не оставалось никаких шансов уцелеть, но зато его жизнь не пропадала даром. В конце концов, Эдж решил набраться терпения и подождать до конца. При любом раскладе событий один из бандитов умрет. Это он знал точно.
— Вы говорите довольно хорошо, — продолжал Эль Матадор дружеским тоном, обещавшим хорошую беседу. — Ваш отец был хорошим учителем, сеньор.
— Это его родной язык, — ответил Эдж. Эль Матадор внимательно посмотрел на него, потом кивнул.
— С виду вы похожи на мексиканца, сеньор. Как ваше имя?
— Все называют меня Эдж.
— Ваш отец был мексиканцем? Эдж молча кивнул.
— А ваша мать?
— Нет.
— У вас не мексиканское имя.
— Это очень долгая история.
Эль Матадор кивнул и, вскинув руку, поднялся на стременах. По его знаку отряд остановился у высохшего ручья, пересекавшего в этом месте тропу.
— Мне очень жаль, сеньор, что у вас нет времени, чтобы рассказать нам об этом, — промолвил Эль Матадор, оглядываясь через плечо назад.
Горизонт терялся в колышущемся мареве раскаленного воздуха, которое скрывало оставшийся за их спинами Писвилл, подобно густому туману. Эль Матадор перевел взгляд на Эджа.
— Мне кажется, вы понимаете, почему я не могу оставить вас в живых.
Эджу показалось, что в его голосе проскользнула нотка извинения, но он отнес ее за счет своеобразного проявления чувства юмора у бандита.
— Да, вы собираетесь так поступить, потому что этого хотят ваши люди, — насмешливо ответил Эдж. В тот же момент находящийся в его объятиях Хуан беспокойно заерзал, стараясь освободиться и с тревогой поглядывая на широкий раструб мушкетона вожака, не без оснований полагая, что выстрел из него не заставит долго ждать. И по этой причине ему совсем не улыбалось близкое соседство с Эджем.
От такого ответа Эль Матадор чуть не задохнулся от ярости.
— Когда мне нужно принять решение, я никогда не советуюсь с этими подонками, — проронил он, оборачиваясь к своим людям, чтобы посмотреть, как они отреагируют на это новое оскорбление. В ответ он увидел лишь добродушные ухмылки.
— Как видите, они не представляют для меня никакой угрозы. Но вот что касается вас, сеньор Эдж, — тут Эль Матадор вздохнул, — то здесь дело другое. В вашем лице есть нечто, чего даже я мог бы испугаться, если бы я вообще знал, что такое страх. Оставь я вас в живых, и мне пришлось бы очень долгое время оглядываться назад в ту сторону, где вы остались.
— И вас беспокоит только это? — спросил Эдж ровным голосом, чувствуя, что к старому зловонию, исходившему от Хуана, прибавился еще и запах свежего пота, настолько тот усердно старался отделаться от Эджа.
— Нет, — встряхнул головой Эль Матадор. — Это меня не волнует. Я всегда поступаю так, чтобы мне не приходилось оглядываться. Что же касается вас, сеньор Эдж, то вы не из тех людей, которые станут упускать случай, чтобы выстрелить врагу в спину.
— Так оно безопаснее, — скромно ответил Эдж и, видя, что дуло мушкетона приняло горизонтальное положение, добавил:
— Быть может, я мог бы выкупить у вас свою жизнь? Эль Матадор замер, в глазах у него ясно читалось замешательство, смешанное с подозрением.
— Где же вы возьмете выкуп? Мы ведь уже отобрали у вас все ваши деньги!
— Нс все, — буркнул Эдж, продолжая железной хваткой держать дрожащего Хуана.
— Сколько же вы можете предложить?
— Пятьсот долларов. Правда, банкноты будут слегка помяты, — с кривой усмешкой заметил Эдж.
— Где же они?
Эдж внезапно ослабил хватку и запустил свободную руку под рубашку Хуана. Через секунду он вытащил оттуда пачку банкнот. Хуан обезумел от ужаса. Несмотря на серьезность положения, Эдж успел с неудовольствием отметить, что его руки за время поездки успели впитать запах Хуана и теперь пахли не лучше.
— Вот, — ответил он Матадору.
Эль Матадор отвел взгляд от пачки денег и перевел его на лицо несчастного Хуана. Эдж почувствовал, как тот задрожал каждой клеточкой своего тела. Губы у него беззвучно шевелились, кадык бешено работал, и несколько мгновений он нс мог произнести ни словечка. Наконец его прорвало:
— Я не заметил! — завопил Хуан. — Верь мне, Эль Матадор! Как только я обнаружил бы, что они сюда завалились, я сразу же отдал бы их тебе.
— Ну что ж, отдай мне их сейчас, — прохрипел главарь стальным голосом.
Всхлипывая от страха, Хуан взял деньги у Эджа из рук и протянул их вожаку. Эдж, затаив дыхание, следил за происходящим, понимая, что промедление в долю секунды может оборвать его жизнь. Шансов на спасение не было ни при каких обстоятельствах, но инстинкт самосохранения заставлял его бороться до конца.
В тот самый момент, когда он увидел, что палец Эль Матадора, лежащий на курке мушкетона, начал белеть, Эдж бросил свое тело назад, скользнув по крупу лошади. Он успел услышать громовой раскат выстрела и почувствовать обжигающую боль возле правого глаза, прежде чем солнце над его головой померкло и тьма поглотила его сознание. Он не знал, что картечь лишь слегка задела его, оглушив и основательно содрав кожу с лица, которое немедленно залилось кровью. Он не чувствовал, как его обмякшее тело упало на край тропы и оттуда грузно сползло на край тропы чуть ниже и далее на каменистое ложе пересохшего ручья, где и осталось лежать бесформенной грудой лицом вниз.
Ему также не удалось увидеть, что весь заряд картечи Хуан принял на себя и его голова буквально взорвалась фонтаном крови, обрывками мяса и осколками черепа. Его лошадь бешено рванулась вперед, унося у себя на спине мертвого всадника, голова у которого болталась на плечах, удерживаемая лишь несколькими лоскутьями кожи.
Торрес ловко поймал брошенную судорожным движением руки Хуана пачку денег и с невозмутимым видом засунул ее в лежащий на коленях мешок.
Эль Матадор с удовлетворением сжал приклад своего мушкетона и перевел свой взгляд со скачущей лошади на неподвижное тело Эджа.
— Как говорят гринго, я одним выстрелом убил двух птичек. Одна из них ворона, а вторая — орел.
Он поднял руку, и с его возгласом «вперед» вся банда галопом рванулась прочь.
Глава четвертая
Глава пятая
Между тем Эль Матадор, повернувшись к Эджу спиной, огляделся по сторонам и прокричал с акцентом, но достаточно правильно и громко:
— Жители Писвилла! Не пытайтесь что-либо предпринять! От этого вы ничего не выиграете. Мы получили то, что хотели, и сейчас уходим. Вашего шерифа мы забираем с собой. И если раздастся хоть один выстрел, то первое, что мы сделаем, это отправим его на тот свет. Затем мы подожжем каждый дом в городе и заберем с собой всех женщин, чьи лица хоть немного отличаются от лошадиных. После того, как они будут изнасилованы, каждую из них мы разрежем на кусочки. Решайте сами, стоят ли все эти неприятности жизней нескольких вшивых мексиканских бандитов.
Несколько бандитов, понимавших английский, громко рассмеялись, потому что хотели показать, что оскорбительные слова их вожака ничуть их не трогают.
— Привести лошадей! — скомандовал Эль Матадор по-испански, и двое бандитов вывели из-за заведения Рокки оседланных скакунов. Все мигом вскочили на них, разбившись на группки, в каждой из которых было достаточно ружей, чтобы противостоять любым неожиданностям.
Для Эджа лошади не нашлось. Торрес восседал на скакуне, крепко держа впереди себя мешок с деньгами. Таким же образом устроился и Матадор.
— Становись во главе колонны! — крикнул он Эджу, размахивая своим кольтом.
Эдж со вздохом вышел на центр улицы и замер, глядя через плечо на своего персонального опекуна.
Матадор спрятал револьвер и взял в руки мушкетон.
— А теперь вперед, шериф! — подал он команду. — Это ружье далеко не новое, но оно не потеряло ни одного из своих качеств. Если кому-нибудь вздумается остановить нас, то я отстрелю тебе голову одной пулей. В случае попытки к бегству я возьму прицел пониже, и тогда ты умрешь нс сразу.
Эдж двинулся вперед. Матадор следовал за ним на расстоянии десяти ярдов, постоянно придерживая лошадь. Его люди держались позади вожака, ощупывая глазами каждый дом, внимательно глядя вверх и по сторонам. Город казался полностью вымершим. Впереди — ни души. Сзади — медленно оседающая пыль, поднятая многочисленными копытами.
Внезапно в пыли возник чей-то силуэт, и у бандита, замыкавшего шествие, дрожащий от волнения палец нажал на курок.
— Т-Р-Р-А-Х!!!
Выстрел, казалось, всколыхнул все пространство над городом, и Эдж напрягся в ожидании обещанного заряда из мушкета. Тут же у стрелявшего вырвался нервный смешок — посреди улицы лежала, распластавшись, громадная белая собака. Все бандиты были целы и невредимы, и ни один из них не смешал общего строя.
Оглянувшись назад, Эдж увидел лежащее па земле животное, успевшее уткнуться мордой в кровавую массу мозга, вытекшую из разрубленной головы Нормана Чейза.
— Я всегда знал о любви американцев к собакам, — проронил Эль Матадор.
Немного погодя он прибавил, обращаясь к Эджу:
— Вы еще немного проживете, сеньор.
Когда они отъехали за пределы города на двести ярдов, Матадор приказал остановиться. Эдж напряженно повернулся лицом к бандитам.
— А теперь вы немножко проедетесь верхом, — услышал он слова главаря.
— Почему бы нам не пристрелить его прямо здесь? — спросил Хуан. — За нами уже никто не погонится.
У Матадора потемнело лицо и сузились зрачки глаз.
— Кто из нас предводитель? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Ты, Эль Матадор, — нахмурился Хуан, опустив голову. Эль Матадор кивнул и, взглянув на Эджа, указал ему в сторону Хуана.
— Вы поедете с ним. Здесь, рядом со мной.
Хуан подъехал ближе и придерживал лошадь, пока Эдж не устроился позади него.
Эль Матадор поднял руку, и вся банда не спеша направилась на юг. Один из всадников принялся беззаботно насвистывать. Эдж ехал, обхватив руками сидящего впереди него Хуана и старательно отворачивал голову в сторону, чтобы не ощущать исходящего от него скверного запаха.
— Где вы научились нашему языку? — внезапно спросил Эль Матадор после того, как они проехали некоторое расстояние.
— От своего отца, — ответил Эдж, досадуя, что вопрос главаря прервал ход его мыслей. Все это время он наблюдал за Эль Матадором, за тем, как тот небрежно держал в руке мушкет, за свободно болтавшимся в кобуре револьвером. Его план строился на том, чтобы перерезать горло Хуану, схватить кольт и мушкетон и прикончить их владельца, а при случае, прежде чем пасть под градом пуль, и еще парочку бандитов. Разумеется, при этом у него не оставалось никаких шансов уцелеть, но зато его жизнь не пропадала даром. В конце концов, Эдж решил набраться терпения и подождать до конца. При любом раскладе событий один из бандитов умрет. Это он знал точно.
— Вы говорите довольно хорошо, — продолжал Эль Матадор дружеским тоном, обещавшим хорошую беседу. — Ваш отец был хорошим учителем, сеньор.
— Это его родной язык, — ответил Эдж. Эль Матадор внимательно посмотрел на него, потом кивнул.
— С виду вы похожи на мексиканца, сеньор. Как ваше имя?
— Все называют меня Эдж.
— Ваш отец был мексиканцем? Эдж молча кивнул.
— А ваша мать?
— Нет.
— У вас не мексиканское имя.
— Это очень долгая история.
Эль Матадор кивнул и, вскинув руку, поднялся на стременах. По его знаку отряд остановился у высохшего ручья, пересекавшего в этом месте тропу.
— Мне очень жаль, сеньор, что у вас нет времени, чтобы рассказать нам об этом, — промолвил Эль Матадор, оглядываясь через плечо назад.
Горизонт терялся в колышущемся мареве раскаленного воздуха, которое скрывало оставшийся за их спинами Писвилл, подобно густому туману. Эль Матадор перевел взгляд на Эджа.
— Мне кажется, вы понимаете, почему я не могу оставить вас в живых.
Эджу показалось, что в его голосе проскользнула нотка извинения, но он отнес ее за счет своеобразного проявления чувства юмора у бандита.
— Да, вы собираетесь так поступить, потому что этого хотят ваши люди, — насмешливо ответил Эдж. В тот же момент находящийся в его объятиях Хуан беспокойно заерзал, стараясь освободиться и с тревогой поглядывая на широкий раструб мушкетона вожака, не без оснований полагая, что выстрел из него не заставит долго ждать. И по этой причине ему совсем не улыбалось близкое соседство с Эджем.
От такого ответа Эль Матадор чуть не задохнулся от ярости.
— Когда мне нужно принять решение, я никогда не советуюсь с этими подонками, — проронил он, оборачиваясь к своим людям, чтобы посмотреть, как они отреагируют на это новое оскорбление. В ответ он увидел лишь добродушные ухмылки.
— Как видите, они не представляют для меня никакой угрозы. Но вот что касается вас, сеньор Эдж, — тут Эль Матадор вздохнул, — то здесь дело другое. В вашем лице есть нечто, чего даже я мог бы испугаться, если бы я вообще знал, что такое страх. Оставь я вас в живых, и мне пришлось бы очень долгое время оглядываться назад в ту сторону, где вы остались.
— И вас беспокоит только это? — спросил Эдж ровным голосом, чувствуя, что к старому зловонию, исходившему от Хуана, прибавился еще и запах свежего пота, настолько тот усердно старался отделаться от Эджа.
— Нет, — встряхнул головой Эль Матадор. — Это меня не волнует. Я всегда поступаю так, чтобы мне не приходилось оглядываться. Что же касается вас, сеньор Эдж, то вы не из тех людей, которые станут упускать случай, чтобы выстрелить врагу в спину.
— Так оно безопаснее, — скромно ответил Эдж и, видя, что дуло мушкетона приняло горизонтальное положение, добавил:
— Быть может, я мог бы выкупить у вас свою жизнь? Эль Матадор замер, в глазах у него ясно читалось замешательство, смешанное с подозрением.
— Где же вы возьмете выкуп? Мы ведь уже отобрали у вас все ваши деньги!
— Нс все, — буркнул Эдж, продолжая железной хваткой держать дрожащего Хуана.
— Сколько же вы можете предложить?
— Пятьсот долларов. Правда, банкноты будут слегка помяты, — с кривой усмешкой заметил Эдж.
— Где же они?
Эдж внезапно ослабил хватку и запустил свободную руку под рубашку Хуана. Через секунду он вытащил оттуда пачку банкнот. Хуан обезумел от ужаса. Несмотря на серьезность положения, Эдж успел с неудовольствием отметить, что его руки за время поездки успели впитать запах Хуана и теперь пахли не лучше.
— Вот, — ответил он Матадору.
Эль Матадор отвел взгляд от пачки денег и перевел его на лицо несчастного Хуана. Эдж почувствовал, как тот задрожал каждой клеточкой своего тела. Губы у него беззвучно шевелились, кадык бешено работал, и несколько мгновений он нс мог произнести ни словечка. Наконец его прорвало:
— Я не заметил! — завопил Хуан. — Верь мне, Эль Матадор! Как только я обнаружил бы, что они сюда завалились, я сразу же отдал бы их тебе.
— Ну что ж, отдай мне их сейчас, — прохрипел главарь стальным голосом.
Всхлипывая от страха, Хуан взял деньги у Эджа из рук и протянул их вожаку. Эдж, затаив дыхание, следил за происходящим, понимая, что промедление в долю секунды может оборвать его жизнь. Шансов на спасение не было ни при каких обстоятельствах, но инстинкт самосохранения заставлял его бороться до конца.
В тот самый момент, когда он увидел, что палец Эль Матадора, лежащий на курке мушкетона, начал белеть, Эдж бросил свое тело назад, скользнув по крупу лошади. Он успел услышать громовой раскат выстрела и почувствовать обжигающую боль возле правого глаза, прежде чем солнце над его головой померкло и тьма поглотила его сознание. Он не знал, что картечь лишь слегка задела его, оглушив и основательно содрав кожу с лица, которое немедленно залилось кровью. Он не чувствовал, как его обмякшее тело упало на край тропы и оттуда грузно сползло на край тропы чуть ниже и далее на каменистое ложе пересохшего ручья, где и осталось лежать бесформенной грудой лицом вниз.
Ему также не удалось увидеть, что весь заряд картечи Хуан принял на себя и его голова буквально взорвалась фонтаном крови, обрывками мяса и осколками черепа. Его лошадь бешено рванулась вперед, унося у себя на спине мертвого всадника, голова у которого болталась на плечах, удерживаемая лишь несколькими лоскутьями кожи.
Торрес ловко поймал брошенную судорожным движением руки Хуана пачку денег и с невозмутимым видом засунул ее в лежащий на коленях мешок.
Эль Матадор с удовлетворением сжал приклад своего мушкетона и перевел свой взгляд со скачущей лошади на неподвижное тело Эджа.
— Как говорят гринго, я одним выстрелом убил двух птичек. Одна из них ворона, а вторая — орел.
Он поднял руку, и с его возгласом «вперед» вся банда галопом рванулась прочь.
Глава четвертая
Эдж не испытывал ни малейшего чувство ярости или сожаления по поводу случившегося. Отлежавшись под валуном и придя в себя, он двинулся обратно в Писвилл той же дорогой, которую проделал недавно верхом на лошади бедняги Хуана. На его ровном и спокойном лице ничего не выражалось. Эль Матадор его ограбил и в данное время держал путь на юг, к границе. Ну что ж… Решение было принято. Все, в чем нуждался теперь Эдж, так это в лошади, оружии и ноже. Что касается предстоящего пути, то он, конечно же, лежал тоже на юг.
Городок все еще был в шоковом состоянии от такой ужасной утренней побудки. Жители постепенно возвращались в привычную колею повседневных дел и забот, но никак не могли прийти в себя от страха. Повсюду были видны следы утренних событий. В задней стене банка группа мужчин заделывала пролом, домовладельцы пыхтели над разбитыми стеклами, священник в церкви отпевал убитых, а на кладбище вовсю трудились двое могильщиков.
Едва Эдж появился на городской улице, направляясь в свою контору, как он стал предметом удивления, которое быстро сменилось молчаливым обвинением. Да и о чем тут можно было говорить! Эджу полагалось быть трупом, если только он не был предателем. А люди, подобные Эль Матадору, по пустякам в такие сделки не входят.
Эдж игнорировал и взгляды, и людей. Они ничего ему не были должны, и он не ощущал к ним ни малейшего интереса. Он и они использовали друг друга только до тех пор, пока это устраивало обе стороны, не более, а теперь с него довольно!
— Эй, Эдж! — услышал он вдруг чей-то голос. В это время он проходил мимо ресторанчика Милашки. Не замедлив шага, Эдж оглянулся на дверь. Там стояла Гейл и махала ему рукой, подзывая к себе.
Она была бледна, в глазах все еще таился страх, но своей прелести она от этого не потеряла. Видя, что он нс обращает на нее внимания, она снова окликнула его, чуть повысив голос:
— Эдж, ты шагаешь прямо в ловушку!
Смысл услышанного мгновенно отрезвил его. Внимательно оглядев улицу сузившимися от неожиданной угрозы глазами, Эдж повернулся к Гейл.
— Ты тоже в этом участвуешь? — жестко осведомился он у нее.
— В твоей конторе тебя подкарауливают двое рейнджеров. Эдж осторожно оглянулся, уделив внимание в основном фасаду своей конторы. Все казалось спокойным. Нс заметив ничего подозрительного, он проворно шмыгнул в открытую дверь ресторанчика. Внутри царила тишина, все столики пустовали, поскольку в это утро ни у кого из горожан не было аппетита.
— Похоже, что на сегодня все позабыли от ленче, — пробормотал Эдж, разглядывая дверь, ведущую на кухню. — Где твой хозяин? — обратился от к Гейл.
— Милашка заправляет на похоронах, бандиты убили троих, Эдж.
Гейл заперла наружную дверь и стала внимательно осматривать рану у него на голове.
— Расскажи мне о рейнджерах, — нетерпеливо сказал Эдж.
— Ты ранен, возразила она ему. — Вначале пройди на кухню. Я промою рану и перевяжу тебя, пока инфекция не разошлась.
Рука Эджа мелькнула в воздухе и ударила ее по щеке.
— Рейнджеры! — резко произнес он.
Глаза Гейл наполнились слезами боли. Но в следующий миг в этих же глазах засверкала ненависть. Тот самый род ненависти, который часто приходит на смену любви.
— Этим ты от меня ничего не добьешься! — бросила она ему. — Ты можешь избить меня в кровь, и все равно ты будешь единственным, кого я буду любить. И я не стану помогать тебе уйти из Писвилла только затем, чтобы через пару дней ты умер от гангрены, — огонь в ее глазах померк, и уже мягче она добавила: — Ну, а теперь шагай на кухню, дурачок.
От всей этой тирады у Эджа невольно сжались кулаки, казалось, он был готов просверлить Гейл насквозь своим взглядом. Затем он резко повернулся и, расшвыривая ногами стулья, направился к кухне. Гейл последовала за ним. На ее лице играла лукавая усмешка, которая тотчас же исчезла, как только Эдж уселся за стол и посмотрел на нее. Она изучила его уже достаточно хорошо и знала, как вести себя с ним.
В углу на печке стоял котел с горячей водой. Гейл отлила из него немного в миску и достала из шкафа чистую тряпку.
— Они появились около часа назад, — сообщила она, прижимая влажную горячую тряпку к его ране и сердясь в душе на себя за нахлынувшее на нее чувство удовлетворения, когда Эдж непроизвольно застонал.
— У них имеется с собой розыскной лист с портретом на имя некоего капитана Джозефа Хеджеса. На портрете лицо, очень похожее на твое, только моложе… Помнится, человек, которого ты тогда убил, называл себя капитаном. Хеджес… Эдж… Наверное, этого достаточно?
— Да, моложе, но ненамного, — ответил Эдж. — Ты права, этого будет достаточно, но это не было убийством.
— Как правило, в такие тонкости никто не вникает. Гейл выплеснула покрасневшую воду и, налив свежей, начала смывать засохшую корку крови ниже раны.
— За твою поимку назначена награда, правда, всего лишь тысяча долларов.
Эдж скривился от ледяной усмешки.
— Я бы на такие деньги не польстился. Откуда тебе все это известно?
— Я думала, что ты можешь вернуться, — спокойно ответила Гейл, отбрасывая движением головы назад свои длинные волосы.
— Мне не хотелось бы, чтобы твои вещи были разворованы, поэтому я пошла в твою контору, чтобы забрать их. Пока я там находилась, появились рейнджеры. Они поинтересовались у меня, что случилось, и после того, как я им все рассказала, показали мне розыскной лист, желая узнать, видела ли я когда-нибудь человека по имени Хеджес.
— Весьма признателен, — сказал Эдж, вставая после того, как Гейл кончила обрабатывать его рану. — Где мои вещи?
— Во дворе, — нахмурилась она, указывая на дверь. — Там же и лошадь. Она моя. Я накормила и напоила ее, приготовила для дороги.
Гейл облизала пересохшие губы и в тот момент, когда он повернулся к двери, коснулась его рукой.
— Эдж!
— Ну что еще?
— Я не собираюсь просить тебя, чтобы ты взял меня с собой, но если бы ты этого захотел, то чтобы оседлать лошадь Милашки, не потребовалось бы много времени.
— Там, куда я еду, женщины бывают только помехой! — резко ответил он. Заметив, что она вздрогнула, он наклонился к ней, нежно прижался губами к ее рту и прибавил более мягко: — Ты была бы приятной обузой, Гейл, но это не для тебя.
Слезы вновь навернулись ей на глаза, и ее рука, найдя его ладонь, вложила в нее несколько смятых банкнот.
— Тут двенадцать долларов, — прошептала она. — Это все, что у меня имеется.
— Я верну из города тебе по почте, — проронил Эдж и двинулся к двери.
— Разве ты не вернешься?
— Зачем? — Эдж пристально взглянул на нее.
— Я… я не знаю…
— Тогда и возвращаться незачем, — буркнул он и вышел.
Дверь захлопнулась. Она услышала, как он вскочил в седло. Лошадь заржала, и ровный перестук ее подков быстро перешел в галоп.
Гейл машинально опустилась на все еще теплое сидение стула и уронила голову на стол, не в силах больше сдерживаться от сотрясающих ее рыданий.
За этим ее и застали Милашка и двое каменнолицых рейнджеров.
Городок все еще был в шоковом состоянии от такой ужасной утренней побудки. Жители постепенно возвращались в привычную колею повседневных дел и забот, но никак не могли прийти в себя от страха. Повсюду были видны следы утренних событий. В задней стене банка группа мужчин заделывала пролом, домовладельцы пыхтели над разбитыми стеклами, священник в церкви отпевал убитых, а на кладбище вовсю трудились двое могильщиков.
Едва Эдж появился на городской улице, направляясь в свою контору, как он стал предметом удивления, которое быстро сменилось молчаливым обвинением. Да и о чем тут можно было говорить! Эджу полагалось быть трупом, если только он не был предателем. А люди, подобные Эль Матадору, по пустякам в такие сделки не входят.
Эдж игнорировал и взгляды, и людей. Они ничего ему не были должны, и он не ощущал к ним ни малейшего интереса. Он и они использовали друг друга только до тех пор, пока это устраивало обе стороны, не более, а теперь с него довольно!
— Эй, Эдж! — услышал он вдруг чей-то голос. В это время он проходил мимо ресторанчика Милашки. Не замедлив шага, Эдж оглянулся на дверь. Там стояла Гейл и махала ему рукой, подзывая к себе.
Она была бледна, в глазах все еще таился страх, но своей прелести она от этого не потеряла. Видя, что он нс обращает на нее внимания, она снова окликнула его, чуть повысив голос:
— Эдж, ты шагаешь прямо в ловушку!
Смысл услышанного мгновенно отрезвил его. Внимательно оглядев улицу сузившимися от неожиданной угрозы глазами, Эдж повернулся к Гейл.
— Ты тоже в этом участвуешь? — жестко осведомился он у нее.
— В твоей конторе тебя подкарауливают двое рейнджеров. Эдж осторожно оглянулся, уделив внимание в основном фасаду своей конторы. Все казалось спокойным. Нс заметив ничего подозрительного, он проворно шмыгнул в открытую дверь ресторанчика. Внутри царила тишина, все столики пустовали, поскольку в это утро ни у кого из горожан не было аппетита.
— Похоже, что на сегодня все позабыли от ленче, — пробормотал Эдж, разглядывая дверь, ведущую на кухню. — Где твой хозяин? — обратился от к Гейл.
— Милашка заправляет на похоронах, бандиты убили троих, Эдж.
Гейл заперла наружную дверь и стала внимательно осматривать рану у него на голове.
— Расскажи мне о рейнджерах, — нетерпеливо сказал Эдж.
— Ты ранен, возразила она ему. — Вначале пройди на кухню. Я промою рану и перевяжу тебя, пока инфекция не разошлась.
Рука Эджа мелькнула в воздухе и ударила ее по щеке.
— Рейнджеры! — резко произнес он.
Глаза Гейл наполнились слезами боли. Но в следующий миг в этих же глазах засверкала ненависть. Тот самый род ненависти, который часто приходит на смену любви.
— Этим ты от меня ничего не добьешься! — бросила она ему. — Ты можешь избить меня в кровь, и все равно ты будешь единственным, кого я буду любить. И я не стану помогать тебе уйти из Писвилла только затем, чтобы через пару дней ты умер от гангрены, — огонь в ее глазах померк, и уже мягче она добавила: — Ну, а теперь шагай на кухню, дурачок.
От всей этой тирады у Эджа невольно сжались кулаки, казалось, он был готов просверлить Гейл насквозь своим взглядом. Затем он резко повернулся и, расшвыривая ногами стулья, направился к кухне. Гейл последовала за ним. На ее лице играла лукавая усмешка, которая тотчас же исчезла, как только Эдж уселся за стол и посмотрел на нее. Она изучила его уже достаточно хорошо и знала, как вести себя с ним.
В углу на печке стоял котел с горячей водой. Гейл отлила из него немного в миску и достала из шкафа чистую тряпку.
— Они появились около часа назад, — сообщила она, прижимая влажную горячую тряпку к его ране и сердясь в душе на себя за нахлынувшее на нее чувство удовлетворения, когда Эдж непроизвольно застонал.
— У них имеется с собой розыскной лист с портретом на имя некоего капитана Джозефа Хеджеса. На портрете лицо, очень похожее на твое, только моложе… Помнится, человек, которого ты тогда убил, называл себя капитаном. Хеджес… Эдж… Наверное, этого достаточно?
— Да, моложе, но ненамного, — ответил Эдж. — Ты права, этого будет достаточно, но это не было убийством.
— Как правило, в такие тонкости никто не вникает. Гейл выплеснула покрасневшую воду и, налив свежей, начала смывать засохшую корку крови ниже раны.
— За твою поимку назначена награда, правда, всего лишь тысяча долларов.
Эдж скривился от ледяной усмешки.
— Я бы на такие деньги не польстился. Откуда тебе все это известно?
— Я думала, что ты можешь вернуться, — спокойно ответила Гейл, отбрасывая движением головы назад свои длинные волосы.
— Мне не хотелось бы, чтобы твои вещи были разворованы, поэтому я пошла в твою контору, чтобы забрать их. Пока я там находилась, появились рейнджеры. Они поинтересовались у меня, что случилось, и после того, как я им все рассказала, показали мне розыскной лист, желая узнать, видела ли я когда-нибудь человека по имени Хеджес.
— Весьма признателен, — сказал Эдж, вставая после того, как Гейл кончила обрабатывать его рану. — Где мои вещи?
— Во дворе, — нахмурилась она, указывая на дверь. — Там же и лошадь. Она моя. Я накормила и напоила ее, приготовила для дороги.
Гейл облизала пересохшие губы и в тот момент, когда он повернулся к двери, коснулась его рукой.
— Эдж!
— Ну что еще?
— Я не собираюсь просить тебя, чтобы ты взял меня с собой, но если бы ты этого захотел, то чтобы оседлать лошадь Милашки, не потребовалось бы много времени.
— Там, куда я еду, женщины бывают только помехой! — резко ответил он. Заметив, что она вздрогнула, он наклонился к ней, нежно прижался губами к ее рту и прибавил более мягко: — Ты была бы приятной обузой, Гейл, но это не для тебя.
Слезы вновь навернулись ей на глаза, и ее рука, найдя его ладонь, вложила в нее несколько смятых банкнот.
— Тут двенадцать долларов, — прошептала она. — Это все, что у меня имеется.
— Я верну из города тебе по почте, — проронил Эдж и двинулся к двери.
— Разве ты не вернешься?
— Зачем? — Эдж пристально взглянул на нее.
— Я… я не знаю…
— Тогда и возвращаться незачем, — буркнул он и вышел.
Дверь захлопнулась. Она услышала, как он вскочил в седло. Лошадь заржала, и ровный перестук ее подков быстро перешел в галоп.
Гейл машинально опустилась на все еще теплое сидение стула и уронила голову на стол, не в силах больше сдерживаться от сотрясающих ее рыданий.
За этим ее и застали Милашка и двое каменнолицых рейнджеров.
Глава пятая
Эдж не имел ни малейшего понятия о том, как далеко ему ехать до мексиканской границы. Он только знал, что это где-то на юге, и после того, как след бандитов был потерян, держал путь, стараясь, чтобы солнце было постоянно перед ним. Местность, по которой он продвигался, являла собой бесплодный, обезвоженный край, украшенный лишь скальными выступами, пересохшими руслами и гигантскими кактусами причудливой формы. На первый взгляд казалось, что это мертвое, абсолютно безжизненное место, так что даже редкие побеги растительности можно было принять за скальные выступы, настолько они были неподвижны в застывшем знойном воздухе. Но ни Эдж, ни его лошадь не были единственными живыми существами в этом пустынном царстве.
Удалившись от города на достаточное расстояние, Эдж перевел лошадь на спокойный шаг, сберегая ее силы, и принялся внимательно осматриваться вокруг.
В тени под одним из камней он заметил свернувшуюся кольцом гремучку, она была примерно такого же размера, как и та, которую он прикончил утром. В другом месте промелькнуло изящное тело медянки, а еще через некоторое время выросшая на его пути ящерица-ядозуб заставила лошадь взвиться на дыбы. Эдж быстро успокоил ее, и она вернулась к прежнему ритму, слушаясь поводьев, направляющих ее к маленькому каньону, который раскалывало надвое простиравшееся до горизонта плато.
Приблизившись к устью каньона, Эдж заметил вклинившуюся с запада широкую перепаханную копытами полосу земли. Дополнительными доказательствами, подтверждающими правильность его догадки, служили кучки навоза, втоптанные лошадиными копытами в пыль. Судя по следам, всадники сделали широкий круг, направляясь прямо в каньон, следуя к видневшимся вдали отвесным скалам. И это был единственный на много миль вокруг прямой путь на юг.
— Кажется, мои деньги поплыли именно этим путем, — пробормотал Эдж, присматриваясь к следам.
При звуке его голоса лошадь насторожилась и приподняла уши. Наклонившись вперед, всадник потрепал короткую жесткую шерсть между ними и, ударив каблуками в бока, пустил животное в галоп.
Оба, и лошадь, и всадник, были рады поскорее оказаться в тени каньона. Была уже вторая половина дня, и жаркое, как обычно, солнце, пройдя точку зенита, изливало свой зной с запада, благодаря чему западная стена каньона отбрасывала на днище громадную тень. Но закрывала она его не полностью, поскольку, будучи узким в своем устье, впоследствии каньон сразу же сильно расширялся, чашеобразно устремляя вверх свои усыпанные валунами стены. Днище являло собой такую же пустыню, как и равнина, с тем лишь отличием, что было больше камней и меньше растительности.
Следуя по каньону, Эдж держался в тени до тех пор, пока мог видеть следы, оставленные мексиканцами. Но они проскакали здесь утром и их путь пролегал по восточной части, так как именно туда в то время падала тень от утренних солнечных лучей. Поэтому, чтобы не потерять из вида след, Эдж был вынужден вновь окунуться в оглушающую духоту раскаленного воздуха.
Лошадь пала под ним внезапно, на полном скаку. Шум падения ее тела смешался с хрипящим звуком, вырвавшимся из разорванных легких. А в следующую секунду уже лежавшему на земле Эджу заломило уши от многократного эха, разнесшегося по каньону, вызванного тем самым выстрелом, который послал пулю, размозжившую голову его лошади. Эдж лежал совершенно неподвижно в том месте, куда упал, укрытый за крупом мертвой лошади с одной стороны и полностью открытый с другой.
Именно с этой стороны к нему и приближались две фигуры. Зная заранее, что ему придется изображать мертвеца, Эдж приземлился на живот, повернув лицо в ту сторону, откуда пришла опасность. И теперь он лежал без единого движения, наблюдая сквозь ресницы за незнакомцами. Автор выстрела, по его мнению, был либо прекрасным стрелком, либо просто везучим малым. Выстрел был произведен из точки, отстоящей от него на двести ярдов в длину, и на сто ярдов по высоте. Эдж заметил, как незнакомцы появились из-за громадного валуна на краю каньона, постояли некоторое время, глядя на него, а затем осторожно двинулись на сближение. Эдж осторожно перевел дыхание. Голова все еще кружилась от грохота выстрела, тело ломило от удара об землю. Он знал, что, будь у него в руках его ружье, он бы снял эту парочку за две секунды. Но его винтовка системы Генри находилась в кобуре на теле мертвой лошади, и добраться до нее, не привлекая к себе внимания, не представлялось возможным.
Правая рука Эджа не была видна преследователям, и он осторожно обшарил ею поверхность земли. Единственным оружием, которое он смог нащупать, оказался острый камень величиной с кулак. Пальцы Эджа крепко сомкнулись вокруг него…
— Должно быть, расшибся при падении, Люк, — возбужденно произнес один из приближавшихся.
— Чертово ружье дернуло вправо, — ответил второй с нескрываемой яростью.
— Правительство не так уж щедро платит, иногда бывает, что лошадь стоит дороже всадника.
— Похоже на то, — согласился напарник, энтузиазм которого заметно поостыл при виде разочарования своего друга.
— Ты не знаешь, кто бы это мог быть? Интересно, во сколько его оценило бы правительство?
Парочка представляла собой занятное зрелище. Люк был высоким и изможденно-тощим. Втянутые щеки и запавшие глаза, узкий острый подбородок. Одет он был во все черное, от лихо закрученной шляпы до истоптанных сапог, а при ходьбе вихлял всеми членами своего тела.
По сравнению с ним его напарник казался коротким толстячком. Его лунообразное лицо было украшено вислыми усами, один из которых был явно короче другого. Одет он был также во все черное. Оба имели по ружью в руках и по револьверу в кобуре на правом бедре. Несмотря на то, что Эдж по долгу службы знал многих охотников за беглыми преступниками, промышлявших в районе Писвилла, эта парочка была ему незнакома.
— Кто бы он ни был, Чак, — произнес Люк, поднимая винтовку, — нам все равно, жив он или мертв. С мертвыми даже хлопот поменьше.
— Эй, постой! — Чак схватил его за ствол винтовки. — Мы ведь даже не знаем, преступник ли он вообще. Давай повременим со стрельбой до тех пор, пока не выясним этого.
Люк хмуро усмехнулся на эти слова.
— Здесь могут быть только две разновидности всадников-одиночек. Преступники и охотники за ними. Если он относится к первой категории, то стоит кое-каких денег. И эти денежки получить гораздо легче, если он мертв. Ну, а если он из второй партии, то он не может нам быть полезным живым и не доставит никаких хлопот, будучи мертвым.
Переговариваясь таким образом, они постепенно приблизились к Эджу. Тот сразу же уловил смысл их разговора.
— Ого! — весело воскликнул Чак, когда они оказались менее чем в пяти ярдах. Пыль, поднятая их сапогами, уже щекотала Эджу нос. — У этого парня армейский многозарядный Генри. Утверждают, что его хватает на неделю беспрерывной пальбы.
Говоря это, Чак выпустил из рук свою однозарядную винтовку и, сделав шаг вперед, перепрыгнул через неподвижное тело Эджа, поскольку тот всем своим видом внушал не больше опасений, чем лежащий неподалеку обломок скалы.
Удалившись от города на достаточное расстояние, Эдж перевел лошадь на спокойный шаг, сберегая ее силы, и принялся внимательно осматриваться вокруг.
В тени под одним из камней он заметил свернувшуюся кольцом гремучку, она была примерно такого же размера, как и та, которую он прикончил утром. В другом месте промелькнуло изящное тело медянки, а еще через некоторое время выросшая на его пути ящерица-ядозуб заставила лошадь взвиться на дыбы. Эдж быстро успокоил ее, и она вернулась к прежнему ритму, слушаясь поводьев, направляющих ее к маленькому каньону, который раскалывало надвое простиравшееся до горизонта плато.
Приблизившись к устью каньона, Эдж заметил вклинившуюся с запада широкую перепаханную копытами полосу земли. Дополнительными доказательствами, подтверждающими правильность его догадки, служили кучки навоза, втоптанные лошадиными копытами в пыль. Судя по следам, всадники сделали широкий круг, направляясь прямо в каньон, следуя к видневшимся вдали отвесным скалам. И это был единственный на много миль вокруг прямой путь на юг.
— Кажется, мои деньги поплыли именно этим путем, — пробормотал Эдж, присматриваясь к следам.
При звуке его голоса лошадь насторожилась и приподняла уши. Наклонившись вперед, всадник потрепал короткую жесткую шерсть между ними и, ударив каблуками в бока, пустил животное в галоп.
Оба, и лошадь, и всадник, были рады поскорее оказаться в тени каньона. Была уже вторая половина дня, и жаркое, как обычно, солнце, пройдя точку зенита, изливало свой зной с запада, благодаря чему западная стена каньона отбрасывала на днище громадную тень. Но закрывала она его не полностью, поскольку, будучи узким в своем устье, впоследствии каньон сразу же сильно расширялся, чашеобразно устремляя вверх свои усыпанные валунами стены. Днище являло собой такую же пустыню, как и равнина, с тем лишь отличием, что было больше камней и меньше растительности.
Следуя по каньону, Эдж держался в тени до тех пор, пока мог видеть следы, оставленные мексиканцами. Но они проскакали здесь утром и их путь пролегал по восточной части, так как именно туда в то время падала тень от утренних солнечных лучей. Поэтому, чтобы не потерять из вида след, Эдж был вынужден вновь окунуться в оглушающую духоту раскаленного воздуха.
Лошадь пала под ним внезапно, на полном скаку. Шум падения ее тела смешался с хрипящим звуком, вырвавшимся из разорванных легких. А в следующую секунду уже лежавшему на земле Эджу заломило уши от многократного эха, разнесшегося по каньону, вызванного тем самым выстрелом, который послал пулю, размозжившую голову его лошади. Эдж лежал совершенно неподвижно в том месте, куда упал, укрытый за крупом мертвой лошади с одной стороны и полностью открытый с другой.
Именно с этой стороны к нему и приближались две фигуры. Зная заранее, что ему придется изображать мертвеца, Эдж приземлился на живот, повернув лицо в ту сторону, откуда пришла опасность. И теперь он лежал без единого движения, наблюдая сквозь ресницы за незнакомцами. Автор выстрела, по его мнению, был либо прекрасным стрелком, либо просто везучим малым. Выстрел был произведен из точки, отстоящей от него на двести ярдов в длину, и на сто ярдов по высоте. Эдж заметил, как незнакомцы появились из-за громадного валуна на краю каньона, постояли некоторое время, глядя на него, а затем осторожно двинулись на сближение. Эдж осторожно перевел дыхание. Голова все еще кружилась от грохота выстрела, тело ломило от удара об землю. Он знал, что, будь у него в руках его ружье, он бы снял эту парочку за две секунды. Но его винтовка системы Генри находилась в кобуре на теле мертвой лошади, и добраться до нее, не привлекая к себе внимания, не представлялось возможным.
Правая рука Эджа не была видна преследователям, и он осторожно обшарил ею поверхность земли. Единственным оружием, которое он смог нащупать, оказался острый камень величиной с кулак. Пальцы Эджа крепко сомкнулись вокруг него…
— Должно быть, расшибся при падении, Люк, — возбужденно произнес один из приближавшихся.
— Чертово ружье дернуло вправо, — ответил второй с нескрываемой яростью.
— Правительство не так уж щедро платит, иногда бывает, что лошадь стоит дороже всадника.
— Похоже на то, — согласился напарник, энтузиазм которого заметно поостыл при виде разочарования своего друга.
— Ты не знаешь, кто бы это мог быть? Интересно, во сколько его оценило бы правительство?
Парочка представляла собой занятное зрелище. Люк был высоким и изможденно-тощим. Втянутые щеки и запавшие глаза, узкий острый подбородок. Одет он был во все черное, от лихо закрученной шляпы до истоптанных сапог, а при ходьбе вихлял всеми членами своего тела.
По сравнению с ним его напарник казался коротким толстячком. Его лунообразное лицо было украшено вислыми усами, один из которых был явно короче другого. Одет он был также во все черное. Оба имели по ружью в руках и по револьверу в кобуре на правом бедре. Несмотря на то, что Эдж по долгу службы знал многих охотников за беглыми преступниками, промышлявших в районе Писвилла, эта парочка была ему незнакома.
— Кто бы он ни был, Чак, — произнес Люк, поднимая винтовку, — нам все равно, жив он или мертв. С мертвыми даже хлопот поменьше.
— Эй, постой! — Чак схватил его за ствол винтовки. — Мы ведь даже не знаем, преступник ли он вообще. Давай повременим со стрельбой до тех пор, пока не выясним этого.
Люк хмуро усмехнулся на эти слова.
— Здесь могут быть только две разновидности всадников-одиночек. Преступники и охотники за ними. Если он относится к первой категории, то стоит кое-каких денег. И эти денежки получить гораздо легче, если он мертв. Ну, а если он из второй партии, то он не может нам быть полезным живым и не доставит никаких хлопот, будучи мертвым.
Переговариваясь таким образом, они постепенно приблизились к Эджу. Тот сразу же уловил смысл их разговора.
— Ого! — весело воскликнул Чак, когда они оказались менее чем в пяти ярдах. Пыль, поднятая их сапогами, уже щекотала Эджу нос. — У этого парня армейский многозарядный Генри. Утверждают, что его хватает на неделю беспрерывной пальбы.
Говоря это, Чак выпустил из рук свою однозарядную винтовку и, сделав шаг вперед, перепрыгнул через неподвижное тело Эджа, поскольку тот всем своим видом внушал не больше опасений, чем лежащий неподалеку обломок скалы.