Страница:
Не догадываясь о причине промаха Эджа, бандиты разразились радостными криками при виде крови, появившейся на его теле, и вновь принялись подбадривать уже изрядно выдохшегося Торреса.
Эдж справедливо расценил полученное ранение как легкую расплату за то, что ему удалось увидеть и запечатлеть в памяти — Эль Матадор находился в двух ярдах слева и позади него, и не более чем в шести ярдах от того места, где были привязаны лошади.
Эдж сделал шаг в сторону, затем второй, придвинувшись почти вплотную к щуплому вожаку бандитов. Торрес сделал выпад, и в это же мгновение Эдж нанес ему удар ногой. Кинжал вонзился в левое плечо Эджа и тут же выпал из помертвелых рук Торреса, когда тяжелый сапог Эджа погрузился ему в пах, повреждая гордость бандита. Бандит захрипел в шоке и, согнувшись пополам, закрыл руками пораженную область.
Находившийся за спиной Эджа Эль Матадор сделал шаг вперед и вправо, чтобы увидеть, что стряслось с Торресом, и в тот же миг Эдж сделал прыжок назад, одновременно бросая правую руку за шею.
Эль Матадор моментально почуял опасность, но недостаточно быстро, чтобы успеть что-либо предпринять. Прежде чем он успел метнуться к мушкетону, Эдж левой рукой плотно обхватил его мальчишеское тело, а правой прижал к его глотке бритву.
— Одно чье-либо движение — и Эль Матадор получит воздаяние за все свои грехи! — рявкнул Эдж.
После этих слов воцарилась тишина… мертвая тишина. Даже Торрес, все еще корчившийся от боли, прекратил хрипеть и уставился на Эджа, стоявшего в обнимку с пленником-заложником. Как и все остальные бандиты, расположившиеся беспорядочным кольцом, Эль Матадор был ошеломлен тем, что случилось, и был поражен создавшейся ситуацией.
— Делайте, как он говорит… — промычал он. В его голосе не было и следа страха. Бандиты повиновались, и Эдж беззвучно перевел дух. Эль Матадор не пользовался любовью своих людей, и любой из них был бы рад воспользоваться предоставившейся возможностью избавиться от садиста, которым он был даже в их понимании. Но память о бесчисленных страшных расправах с непокорными оказала ожидаемый эффект.
— Ты! — неожиданно вновь издал звук Торрес.
Пигмей-вожак за свою жизнь выпутывался из более страшных переделок, и мысль о том, что он опять выйдет невредимым из создавшегося положения и призовет к ответу всякого, кто осмелился оказать неповиновение в столь страшную для него минуту, удерживала бандитов от рискованных поступков.
— Я обещаю вам, гринго, свободу, — торжественно пообещал Эль Матадор.
— Весьма вам признателен, — ответил Эдж и, плотно прижимая вожака к себе левой рукой, оторвал его от земли, одновременно усилив давление бритвы на его шею.
— Вы умеете хранить оружие, — поздравительным тоном произнес Эль Матадор в то время как Эдж пятился назад, держа тело вожака как щит между собой и остальными бандитами.
— Человеку, который вас обыскивал, я устрою страшную казнь, — пообещал Эль Матадор.
— Вы большой оптимист, дружище, — пробормотал Эдж.
В то же мгновение он уперся спиной в круп лошади и, убедившись в том, что это лошадь Эль Матадора, взобрался на нее боком.
— Открой-ка седельную сумку, приятель! — скомандовал он и в первый раз ощутил, что тело бандита пронзила дрожь. Эль Матадор явно ценил деньги больше жизни.
— Мы поедем вместе с вами, сеньор, — скороговоркой пробормотал вожак. — Мы поделим все деньги поровну. И десять тысяч долларов тоже…
Эдж усилил давление бритвы, и из-под лезвия показалась капелька крови. В мозгу Эль Матадора мгновенно произошла переоценка понятия «жизнь» и «деньги», и он поспешно принялся расстегивать седельную сумку, в которой хранились награбленные в Писвилле деньги. Это было нелегким занятием, поскольку в то время, как он пытался проделать эту операцию, его ножки болтались в десяти дюймах от земли. Его люди тем временем в замешательстве наблюдали за происходящим, позабыв о первоначально раздиравшей их ярости. Наконец язычок ремешка выскользнул из замка и несколько долларовых банкнот упало на землю. Несколько бандитов, в волнении облизывая пересохшие губы, непроизвольно шагнули вперед.
Эдж, внимательно наблюдавший за ними, ожидал этого.
— Ведь я же предупреждал, чтобы никто не двигался, -вздохнул он и косым движением руки вонзил бритву в горло вожака. В то же мгновение он ослабил захват, и единственное, что удерживало тело Эль Матадора над землей, была вонзившаяся в его глотку бритва. Под весом тела, скользившего вдоль крупа лошади вниз, бритва глубоко вошла в горло главаря.
Эдж изменил положение руки, бритва выскочила из раны, мертвое тело рухнуло на землю, а из горла забил пульсирующий фонтан крови, заливающий банкноты, не перестающие сыпаться из сумки.
Не теряя ни секунды, Эдж выхватил ружье, висевшее у седлища соседней лошади, и, выпрямившись, пришпорил своего скакуна, направив его в сторону бандитов. Ни один из них не выстрелил в него. Все они, охваченные порывом алчности, с воплями и криками ползали по земле, хватая банкноты, разлетавшиеся в разные стороны. Эдж в свою очередь выстрелил лишь один раз, когда проносился мимо распростертого на земле тела Луиса. Он не был уверен в том, жив старик или нет, но его палец сам нажал курок, посылая пулю в сердце обреченного, и он успел заметить, как в предсмертной агонии обожженное солнцем лицо осветилось благодарной улыбкой, приветствовавшей смерть, освобождающую его от мучений.
Затем Эдж пустил своего скакуна по широкой дуге, конечное направление которой выходило на юг. Но в этом маневре не было никакой необходимости. Бандиты были слишком заняты сбором разлетевшихся денег, чтобы тратить время на его поимку. Большинство банкнот были помечены каплями крови, все еще хлещущей из раны в горле трупа Эль Матадора.
— Вот уж воистину «кровавые деньги», — пробормотал Эдж, погоняя скакуна, держа свой курс на юг.
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Эдж справедливо расценил полученное ранение как легкую расплату за то, что ему удалось увидеть и запечатлеть в памяти — Эль Матадор находился в двух ярдах слева и позади него, и не более чем в шести ярдах от того места, где были привязаны лошади.
Эдж сделал шаг в сторону, затем второй, придвинувшись почти вплотную к щуплому вожаку бандитов. Торрес сделал выпад, и в это же мгновение Эдж нанес ему удар ногой. Кинжал вонзился в левое плечо Эджа и тут же выпал из помертвелых рук Торреса, когда тяжелый сапог Эджа погрузился ему в пах, повреждая гордость бандита. Бандит захрипел в шоке и, согнувшись пополам, закрыл руками пораженную область.
Находившийся за спиной Эджа Эль Матадор сделал шаг вперед и вправо, чтобы увидеть, что стряслось с Торресом, и в тот же миг Эдж сделал прыжок назад, одновременно бросая правую руку за шею.
Эль Матадор моментально почуял опасность, но недостаточно быстро, чтобы успеть что-либо предпринять. Прежде чем он успел метнуться к мушкетону, Эдж левой рукой плотно обхватил его мальчишеское тело, а правой прижал к его глотке бритву.
— Одно чье-либо движение — и Эль Матадор получит воздаяние за все свои грехи! — рявкнул Эдж.
После этих слов воцарилась тишина… мертвая тишина. Даже Торрес, все еще корчившийся от боли, прекратил хрипеть и уставился на Эджа, стоявшего в обнимку с пленником-заложником. Как и все остальные бандиты, расположившиеся беспорядочным кольцом, Эль Матадор был ошеломлен тем, что случилось, и был поражен создавшейся ситуацией.
— Делайте, как он говорит… — промычал он. В его голосе не было и следа страха. Бандиты повиновались, и Эдж беззвучно перевел дух. Эль Матадор не пользовался любовью своих людей, и любой из них был бы рад воспользоваться предоставившейся возможностью избавиться от садиста, которым он был даже в их понимании. Но память о бесчисленных страшных расправах с непокорными оказала ожидаемый эффект.
— Ты! — неожиданно вновь издал звук Торрес.
Пигмей-вожак за свою жизнь выпутывался из более страшных переделок, и мысль о том, что он опять выйдет невредимым из создавшегося положения и призовет к ответу всякого, кто осмелился оказать неповиновение в столь страшную для него минуту, удерживала бандитов от рискованных поступков.
— Я обещаю вам, гринго, свободу, — торжественно пообещал Эль Матадор.
— Весьма вам признателен, — ответил Эдж и, плотно прижимая вожака к себе левой рукой, оторвал его от земли, одновременно усилив давление бритвы на его шею.
— Вы умеете хранить оружие, — поздравительным тоном произнес Эль Матадор в то время как Эдж пятился назад, держа тело вожака как щит между собой и остальными бандитами.
— Человеку, который вас обыскивал, я устрою страшную казнь, — пообещал Эль Матадор.
— Вы большой оптимист, дружище, — пробормотал Эдж.
В то же мгновение он уперся спиной в круп лошади и, убедившись в том, что это лошадь Эль Матадора, взобрался на нее боком.
— Открой-ка седельную сумку, приятель! — скомандовал он и в первый раз ощутил, что тело бандита пронзила дрожь. Эль Матадор явно ценил деньги больше жизни.
— Мы поедем вместе с вами, сеньор, — скороговоркой пробормотал вожак. — Мы поделим все деньги поровну. И десять тысяч долларов тоже…
Эдж усилил давление бритвы, и из-под лезвия показалась капелька крови. В мозгу Эль Матадора мгновенно произошла переоценка понятия «жизнь» и «деньги», и он поспешно принялся расстегивать седельную сумку, в которой хранились награбленные в Писвилле деньги. Это было нелегким занятием, поскольку в то время, как он пытался проделать эту операцию, его ножки болтались в десяти дюймах от земли. Его люди тем временем в замешательстве наблюдали за происходящим, позабыв о первоначально раздиравшей их ярости. Наконец язычок ремешка выскользнул из замка и несколько долларовых банкнот упало на землю. Несколько бандитов, в волнении облизывая пересохшие губы, непроизвольно шагнули вперед.
Эдж, внимательно наблюдавший за ними, ожидал этого.
— Ведь я же предупреждал, чтобы никто не двигался, -вздохнул он и косым движением руки вонзил бритву в горло вожака. В то же мгновение он ослабил захват, и единственное, что удерживало тело Эль Матадора над землей, была вонзившаяся в его глотку бритва. Под весом тела, скользившего вдоль крупа лошади вниз, бритва глубоко вошла в горло главаря.
Эдж изменил положение руки, бритва выскочила из раны, мертвое тело рухнуло на землю, а из горла забил пульсирующий фонтан крови, заливающий банкноты, не перестающие сыпаться из сумки.
Не теряя ни секунды, Эдж выхватил ружье, висевшее у седлища соседней лошади, и, выпрямившись, пришпорил своего скакуна, направив его в сторону бандитов. Ни один из них не выстрелил в него. Все они, охваченные порывом алчности, с воплями и криками ползали по земле, хватая банкноты, разлетавшиеся в разные стороны. Эдж в свою очередь выстрелил лишь один раз, когда проносился мимо распростертого на земле тела Луиса. Он не был уверен в том, жив старик или нет, но его палец сам нажал курок, посылая пулю в сердце обреченного, и он успел заметить, как в предсмертной агонии обожженное солнцем лицо осветилось благодарной улыбкой, приветствовавшей смерть, освобождающую его от мучений.
Затем Эдж пустил своего скакуна по широкой дуге, конечное направление которой выходило на юг. Но в этом маневре не было никакой необходимости. Бандиты были слишком заняты сбором разлетевшихся денег, чтобы тратить время на его поимку. Большинство банкнот были помечены каплями крови, все еще хлещущей из раны в горле трупа Эль Матадора.
— Вот уж воистину «кровавые деньги», — пробормотал Эдж, погоняя скакуна, держа свой курс на юг.
Глава семнадцатая
Несмотря на взятый курс, Эдж не поскакал прямо в Монтийо. Как только он достиг места, откуда он уже не был виден бандитам, он повернул налево и по громадной дуге вернулся обратно, чтобы оказаться у бандитов в тылу. Потом он перевел лошадь на шаг и укрылся среди валунов у подножия холма, как только различил громадное облако пыли на севере. Дождавшись, когда черные точки всадников исчезли в жарком мареве на горизонте, он вскочил в седло и спокойным аллюром направил лошадь вперед.
Эдж был еще достаточно далеко от места разыгравшихся недавно драматических событий, когда оттуда тяжело взлетела стая грифов. Подъехав ближе, Эдж убедился, что обед у стервятников удался на славу. Идя по пути наименьшего сопротивления, грифы усердно обрабатывали своими клювами раны убитых, и благодаря этому Эль Матадор уже почти начисто лишился головы, а в груди у Луиса зияла громадная дыра. Эдж бесстрастно окинул взглядом трупы и, наклонившись над телом старика, отметил про себя, что после смерти тот стал пахнуть еще хуже. В течение минуты он пытался стащить с его руки металлическое кольцо. Но поскольку Луис, очевидно, не снимал его в течение нескольких лет, кольцо намертво въелось ему в кожу и не проходило через средний сустав. Эдж тихонечко выругался, вытащил бритву и отрезал палец у самого обода кольца. Теперь невзрачное украшение легко соскользнуло, лишь слегка запачкавшись в крови.
Прищурясь, Эдж внимательно осмотрел его. Кольцо было выполнено в форме змеи, замыкающей круг головой у хвоста. Все это ничего не говорило Эджу, но старик вкладывал большой смысл в рисунок кольца. Поэтому Эдж тщательно очистил его от крови и вновь внимательно всмотрелся в него. Единственным пальцем у Эджа, к которому подходило кольцо, был мизинец, именно туда он его и водрузил. После этого он направился к телу Эль Матадора. Он вытащил у него из-за пояса два кольта, убедился в том, что их барабаны полны, и сунул их в кобуры у себя по бокам.
Затем он оседлал свою лошадь и вновь направился на юг, не оглядываясь назад, но по звуку хлопанья крыльев за спиной он понял, что стервятники вернулись к прерванной трапезе.
Лошадь под Эджем не зря ходила раньше под Эль Матадором, она была горяча и сильна, вымуштрована опасной жизнью, которую вели бандиты. Она доставила своего нового хозяина в Монтийо в тот час, когда жаркий день начинал медленно переходить в прохладные сумерки. Появление на улицах городка неизвестного, зловещей внешности всадника вызвало множество удивленных и опасливых взглядов среди жителей. Удивление усиливалось тем, что городок находился в глубине Мексики, на границе между Сонорой и Синалой, там, куда гринго забредали крайне редко.
Это был довольно крупный городок, имевший свою промышленность в виде лесопилки и серебряного рудника. Но большинство населения городка составляли пеоны, работавшие на полях сахарного тростника, в изобилии росшего западнее и южнее поселения. На окраине Эдж не заметил особых признаков жизни, но когда он углубился в одну из главных улиц, параллельных друг другу, то смог увидеть огни и расслышать звуки музыки и песен, доносящихся издали. Он полностью игнорировал всех попадавшихся ему навстречу и таращивших на него изумленные глаза. Мелькнула чья-то тень и Эдж автоматически поднял коня на дыбы. Перед ним находился оборванный мальчуган лет десяти, улыбаясь во весь рот и блестя сломанными зубами.
— Вы американец? — спросил он.
Эдж оглядел его перепачканное лицо, оборванные штаны и рубашку, стараясь угадать его намерения. Он кивнул, и улыбка мальчугана стала еще шире.
— У меня есть сестра, сеньор, — сказал он и, сложив чашечками ладони на своей узкой груди, сделал ими движение вперед. — Очень большая, сеньор. Ей очень нравятся американцы. Она их так любит!
Эдж прибавил немного тепла своим чертам лица и поинтересовался, кивая головой вперед:
— Что у вас там происходит?
— Фиеста, сеньор. Сегодня день рождения нашего мэра. Он не очень хороший мэр, но все его любят, потому что в свой день рождения он устраивает фиесту. Там много девочек, сеньор, но все они другие и не такие шикарные, как моя дорогая сестра.
Снова последовал знакомый жест руками. Эдж сунул руку в карман штанов и выудил оттуда один из тех долларов, которые дала ему Гейл при расставании. Он бросил его к ногам мальчугана, который ловко поймал его рукой, довольно полной для парня его лет.
— Эстебан! — раздался сварливый голос из темного двора, и мальчуган, внезапно расхохотавшись, метнулся на противоположную сторону улицы. Следом за ним погналась внезапно появившаяся на улице женщина. Эдж ухмыльнулся. Она была очень большой, как никто другой. И в то время как двести пятьдесят фунтов живого веса ловили на улице своего коварного брата, Эдж продолжил свой путь дальше.
Обе улицы обрывались на центральной площади и возобновлялись на ее дальнем конце. На площади царило веселье. В ее центре возвышался деревянный помост, освещаемый факелами и лампами, на котором шестеро гитаристов веселили своей музыкой более пятидесяти танцующих пар. Площадь окаймлялась десятками кантин. Некоторые из них спорили между собой доносящейся из их окон музыкой. Из других были слышны шум и крики веселящихся мужчин и женщин, чествующих своего мэра. Пьяные фигуры обоего пола вываливались из дверей баров, чтобы направиться в следующую распивочную или присоединиться к танцующим на площади. Всюду мелькали чумазые лица ребятишек, очевидно занимающихся тем же промыслом, что и встретившийся Эджу Эстебан. Они развлекались тем, что поджигали фейерверки и бросали издалека в толпу, готовые удрать при малейшем признаке опасности. В подобном месте появление незнакомца, будь он гринго или мексиканец, не вызывало никакого удивления. Сознание людей, затуманенное бессчетным количеством выпитой текилы, пульки или мескалы, полагало, что все в мире в порядке, и не желало ничего другого, как продолжать веселье. Эдж, бесстрастно наблюдая за происходящим, привязал лошадь к стойке у «Монтийо-отеля».
Могучая белая кобыла смотрелась весьма необычно среди жалких мексиканских ослов, окружавших ее. Но самые -пьяные из толпы посчитали появление этого великолепного животного плодом своего воображения. Другие, судя по их виду, оценив выражение лица Эджа, поняли, что он не из тех, кого можно беспокоить по пустякам.
Эдж сразу же вошел в соседнюю с гостиницей кантину. Внутри он обнаружил столы, битком набитые пьяными мужчинами и женщинами, развлекавшимися пением молоденькой девушки, расположившейся в углу бара. Ей аккомпанировал молодой человек, бросавший злобные взгляды на окружающих. Эдж подошел к другой стороне бара, служившей сдерживающим барьером от напиравшей толпы пеонов. Один из двух барменов поспешно подскочил к нему с подобострастной улыбкой и вопросительным выражением лица.
— Сеньор?
— Пива!
Бармен вытащил из-под стойки грязный стакан, отбил горлышко бутылки с пивом и наполовину опорожнил ее в стакан, оценив эту операцию в один песо. Эдж шлепнул на прилавок доллар, даже не сделав попытки прикоснуться к выпивке. Пухлая липкая рука накрыла бумажку, Эдж медленно припечатал ее своей ладонью. Бравый бармен поднял взгляд, боясь посмотреть Эджу в глаза, и обнаружил, что тот ухмыляется ему в лицо.
— Эта вещь должна говорить кое о чем кое-кому в вашем городишке, — мягко сказал Эдж. — Доллар ваш. Если никто не придет ко мне в отель до полуночи, я вернусь обратно и заодно возьму еще кое-что.
— Сеньор?! — глаза бармена расширились.
— У вас неладно устроены уши? — процедил Эдж, продолжая улыбаться. — На вид вы вполне здоровы.
Бармен тяжело сглотнул и посмотрел на руку, держащую его ладонь, внимательно изучая кольцо.
— Право, я не знаю, сеньор, — вымолвил он.
— Тем хуже для вас, — буркнул Эдж, освободил его руку и повернулся к входной двери, бросив через плечо: — Пусть спросят Эджа.
Моментально его стакан с пивом оказался в руках пеона, который одним махом опрокинул его в глотку.
— Очень суровый человек, — сказал он бармену.
— Я думаю, что он имеет в виду то дело… — пробормотал бармен вслед Эджу.
Американец отвязал свою лошадь и, выйдя с площади, нашел в конюшне свободное стойло, в котором храпел сторож. Удар сапога по ребрам разбудил его, а вид долларовой бумажки заставил вскочить на ноги. Он пообещал Эджу, что даже если сам Президент нанесет визит в Монтийо, то его лошадь не получит лучшее обслуживание, чем животное Эджа. Тот с удовлетворением кивнул и, вернувшись на площадь, направился прямо в отель.
Коридорный заявил, что все места заняты, но вид пятидолларовой банкноты заставил сузиться его хитрые глазки и вспомнить, что на тыльной стороне здания имеется свободное помещение.
Эдж оставил все свое оружие в конюшне и имел при себе лишь револьвер системы «спенсер». Он подписал входной лист и заставил клерка трижды повторить свое имя.
— Я ожидаю посетителей, — пояснил он, но если ко мне никто не придет, то прошу меня не беспокоить.
— Конечно, сеньор, — нервно отозвался клерк, опасаясь высокого поджарого американца со зловещей физиономией и желая скорее потерять пять долларов, чем иметь такого постояльца.
Эдж поднялся по ступенькам, неся в качестве багажа только оружие, совершенно молча. Ему достался номер 23, и в тот момент, когда он открыл дверь, церковный колокол пробил шесть раз. Звучание было далеким и навевало меланхолию. Эдж справедливо счел, что они отмечают время, и понадеялся, что ему не придется ожидать еще целых шесть часов. В особенности это чувство усилилось у него после того, как он зажег чадящую лампу и оглядел комнату. Она была размером не многим более туалетного помещения, обставленная крошечной кроватью, шкафом для одежды, лишенным зеркала. Маленькое окошко давало «прекрасный вид» на глухую стену здания, находящегося позади гостиницы. Пол был из грубых некрашенных досок. А когда Эдж подошел к окну, два громадных таракана кинулись наутек под стол.
Эдж раздраженно пнул ногой кровать и над ней поднялось облако пыли, а вниз посыпались сотни трупиков различных насекомых, скопившихся там с тех пор, как на ней в последний раз меняли простыни.
Эдж сморщился и вывалил все постельное белье на пол. Затем он задул лампу и улегся прямо на голые пружины. Положив под голову шляпу, он полностью расслабился, не закрывая глаз, и довольный тем, что может одновременно наблюдать за освещенным квадратом окна и узкой полоской света под дверью. Звуки с площади доносились до него приглушенным шумом, изредка прорезаемым пронзительными криками или взрывами хохота. Но у него уже давно не было возможности спокойно отдохнуть, а ощущение оружия в руках давало ему дополнительное чувство успокоения, и он не заметил, как погрузился в сладкую глубокую Дрему.
— Сеньор, достаточно вам пошевелиться, и вы — труп, -зазвучал в тишине чей-то голос.
Эдж резко открыл глаза и взглянул на проем люка в потолке, который он прежде не заметил. Люк был открыт, в него было видно ночное небо и лунный свет, играющий на двух револьверных стволах.
— Это не способ вести разговор, — произнес он и, скатившись с кровати, вскочил на ноги с оружием наизготовку. В тот же миг входная дверь распахнулась и в ней показался человек с направленным на него револьвером.
— Вас же предупредили, сеньор, — произнес он.
— А вот это уже другое дело, — согласился Эдж и замер на месте.
Эдж был еще достаточно далеко от места разыгравшихся недавно драматических событий, когда оттуда тяжело взлетела стая грифов. Подъехав ближе, Эдж убедился, что обед у стервятников удался на славу. Идя по пути наименьшего сопротивления, грифы усердно обрабатывали своими клювами раны убитых, и благодаря этому Эль Матадор уже почти начисто лишился головы, а в груди у Луиса зияла громадная дыра. Эдж бесстрастно окинул взглядом трупы и, наклонившись над телом старика, отметил про себя, что после смерти тот стал пахнуть еще хуже. В течение минуты он пытался стащить с его руки металлическое кольцо. Но поскольку Луис, очевидно, не снимал его в течение нескольких лет, кольцо намертво въелось ему в кожу и не проходило через средний сустав. Эдж тихонечко выругался, вытащил бритву и отрезал палец у самого обода кольца. Теперь невзрачное украшение легко соскользнуло, лишь слегка запачкавшись в крови.
Прищурясь, Эдж внимательно осмотрел его. Кольцо было выполнено в форме змеи, замыкающей круг головой у хвоста. Все это ничего не говорило Эджу, но старик вкладывал большой смысл в рисунок кольца. Поэтому Эдж тщательно очистил его от крови и вновь внимательно всмотрелся в него. Единственным пальцем у Эджа, к которому подходило кольцо, был мизинец, именно туда он его и водрузил. После этого он направился к телу Эль Матадора. Он вытащил у него из-за пояса два кольта, убедился в том, что их барабаны полны, и сунул их в кобуры у себя по бокам.
Затем он оседлал свою лошадь и вновь направился на юг, не оглядываясь назад, но по звуку хлопанья крыльев за спиной он понял, что стервятники вернулись к прерванной трапезе.
Лошадь под Эджем не зря ходила раньше под Эль Матадором, она была горяча и сильна, вымуштрована опасной жизнью, которую вели бандиты. Она доставила своего нового хозяина в Монтийо в тот час, когда жаркий день начинал медленно переходить в прохладные сумерки. Появление на улицах городка неизвестного, зловещей внешности всадника вызвало множество удивленных и опасливых взглядов среди жителей. Удивление усиливалось тем, что городок находился в глубине Мексики, на границе между Сонорой и Синалой, там, куда гринго забредали крайне редко.
Это был довольно крупный городок, имевший свою промышленность в виде лесопилки и серебряного рудника. Но большинство населения городка составляли пеоны, работавшие на полях сахарного тростника, в изобилии росшего западнее и южнее поселения. На окраине Эдж не заметил особых признаков жизни, но когда он углубился в одну из главных улиц, параллельных друг другу, то смог увидеть огни и расслышать звуки музыки и песен, доносящихся издали. Он полностью игнорировал всех попадавшихся ему навстречу и таращивших на него изумленные глаза. Мелькнула чья-то тень и Эдж автоматически поднял коня на дыбы. Перед ним находился оборванный мальчуган лет десяти, улыбаясь во весь рот и блестя сломанными зубами.
— Вы американец? — спросил он.
Эдж оглядел его перепачканное лицо, оборванные штаны и рубашку, стараясь угадать его намерения. Он кивнул, и улыбка мальчугана стала еще шире.
— У меня есть сестра, сеньор, — сказал он и, сложив чашечками ладони на своей узкой груди, сделал ими движение вперед. — Очень большая, сеньор. Ей очень нравятся американцы. Она их так любит!
Эдж прибавил немного тепла своим чертам лица и поинтересовался, кивая головой вперед:
— Что у вас там происходит?
— Фиеста, сеньор. Сегодня день рождения нашего мэра. Он не очень хороший мэр, но все его любят, потому что в свой день рождения он устраивает фиесту. Там много девочек, сеньор, но все они другие и не такие шикарные, как моя дорогая сестра.
Снова последовал знакомый жест руками. Эдж сунул руку в карман штанов и выудил оттуда один из тех долларов, которые дала ему Гейл при расставании. Он бросил его к ногам мальчугана, который ловко поймал его рукой, довольно полной для парня его лет.
— Эстебан! — раздался сварливый голос из темного двора, и мальчуган, внезапно расхохотавшись, метнулся на противоположную сторону улицы. Следом за ним погналась внезапно появившаяся на улице женщина. Эдж ухмыльнулся. Она была очень большой, как никто другой. И в то время как двести пятьдесят фунтов живого веса ловили на улице своего коварного брата, Эдж продолжил свой путь дальше.
Обе улицы обрывались на центральной площади и возобновлялись на ее дальнем конце. На площади царило веселье. В ее центре возвышался деревянный помост, освещаемый факелами и лампами, на котором шестеро гитаристов веселили своей музыкой более пятидесяти танцующих пар. Площадь окаймлялась десятками кантин. Некоторые из них спорили между собой доносящейся из их окон музыкой. Из других были слышны шум и крики веселящихся мужчин и женщин, чествующих своего мэра. Пьяные фигуры обоего пола вываливались из дверей баров, чтобы направиться в следующую распивочную или присоединиться к танцующим на площади. Всюду мелькали чумазые лица ребятишек, очевидно занимающихся тем же промыслом, что и встретившийся Эджу Эстебан. Они развлекались тем, что поджигали фейерверки и бросали издалека в толпу, готовые удрать при малейшем признаке опасности. В подобном месте появление незнакомца, будь он гринго или мексиканец, не вызывало никакого удивления. Сознание людей, затуманенное бессчетным количеством выпитой текилы, пульки или мескалы, полагало, что все в мире в порядке, и не желало ничего другого, как продолжать веселье. Эдж, бесстрастно наблюдая за происходящим, привязал лошадь к стойке у «Монтийо-отеля».
Могучая белая кобыла смотрелась весьма необычно среди жалких мексиканских ослов, окружавших ее. Но самые -пьяные из толпы посчитали появление этого великолепного животного плодом своего воображения. Другие, судя по их виду, оценив выражение лица Эджа, поняли, что он не из тех, кого можно беспокоить по пустякам.
Эдж сразу же вошел в соседнюю с гостиницей кантину. Внутри он обнаружил столы, битком набитые пьяными мужчинами и женщинами, развлекавшимися пением молоденькой девушки, расположившейся в углу бара. Ей аккомпанировал молодой человек, бросавший злобные взгляды на окружающих. Эдж подошел к другой стороне бара, служившей сдерживающим барьером от напиравшей толпы пеонов. Один из двух барменов поспешно подскочил к нему с подобострастной улыбкой и вопросительным выражением лица.
— Сеньор?
— Пива!
Бармен вытащил из-под стойки грязный стакан, отбил горлышко бутылки с пивом и наполовину опорожнил ее в стакан, оценив эту операцию в один песо. Эдж шлепнул на прилавок доллар, даже не сделав попытки прикоснуться к выпивке. Пухлая липкая рука накрыла бумажку, Эдж медленно припечатал ее своей ладонью. Бравый бармен поднял взгляд, боясь посмотреть Эджу в глаза, и обнаружил, что тот ухмыляется ему в лицо.
— Эта вещь должна говорить кое о чем кое-кому в вашем городишке, — мягко сказал Эдж. — Доллар ваш. Если никто не придет ко мне в отель до полуночи, я вернусь обратно и заодно возьму еще кое-что.
— Сеньор?! — глаза бармена расширились.
— У вас неладно устроены уши? — процедил Эдж, продолжая улыбаться. — На вид вы вполне здоровы.
Бармен тяжело сглотнул и посмотрел на руку, держащую его ладонь, внимательно изучая кольцо.
— Право, я не знаю, сеньор, — вымолвил он.
— Тем хуже для вас, — буркнул Эдж, освободил его руку и повернулся к входной двери, бросив через плечо: — Пусть спросят Эджа.
Моментально его стакан с пивом оказался в руках пеона, который одним махом опрокинул его в глотку.
— Очень суровый человек, — сказал он бармену.
— Я думаю, что он имеет в виду то дело… — пробормотал бармен вслед Эджу.
Американец отвязал свою лошадь и, выйдя с площади, нашел в конюшне свободное стойло, в котором храпел сторож. Удар сапога по ребрам разбудил его, а вид долларовой бумажки заставил вскочить на ноги. Он пообещал Эджу, что даже если сам Президент нанесет визит в Монтийо, то его лошадь не получит лучшее обслуживание, чем животное Эджа. Тот с удовлетворением кивнул и, вернувшись на площадь, направился прямо в отель.
Коридорный заявил, что все места заняты, но вид пятидолларовой банкноты заставил сузиться его хитрые глазки и вспомнить, что на тыльной стороне здания имеется свободное помещение.
Эдж оставил все свое оружие в конюшне и имел при себе лишь револьвер системы «спенсер». Он подписал входной лист и заставил клерка трижды повторить свое имя.
— Я ожидаю посетителей, — пояснил он, но если ко мне никто не придет, то прошу меня не беспокоить.
— Конечно, сеньор, — нервно отозвался клерк, опасаясь высокого поджарого американца со зловещей физиономией и желая скорее потерять пять долларов, чем иметь такого постояльца.
Эдж поднялся по ступенькам, неся в качестве багажа только оружие, совершенно молча. Ему достался номер 23, и в тот момент, когда он открыл дверь, церковный колокол пробил шесть раз. Звучание было далеким и навевало меланхолию. Эдж справедливо счел, что они отмечают время, и понадеялся, что ему не придется ожидать еще целых шесть часов. В особенности это чувство усилилось у него после того, как он зажег чадящую лампу и оглядел комнату. Она была размером не многим более туалетного помещения, обставленная крошечной кроватью, шкафом для одежды, лишенным зеркала. Маленькое окошко давало «прекрасный вид» на глухую стену здания, находящегося позади гостиницы. Пол был из грубых некрашенных досок. А когда Эдж подошел к окну, два громадных таракана кинулись наутек под стол.
Эдж раздраженно пнул ногой кровать и над ней поднялось облако пыли, а вниз посыпались сотни трупиков различных насекомых, скопившихся там с тех пор, как на ней в последний раз меняли простыни.
Эдж сморщился и вывалил все постельное белье на пол. Затем он задул лампу и улегся прямо на голые пружины. Положив под голову шляпу, он полностью расслабился, не закрывая глаз, и довольный тем, что может одновременно наблюдать за освещенным квадратом окна и узкой полоской света под дверью. Звуки с площади доносились до него приглушенным шумом, изредка прорезаемым пронзительными криками или взрывами хохота. Но у него уже давно не было возможности спокойно отдохнуть, а ощущение оружия в руках давало ему дополнительное чувство успокоения, и он не заметил, как погрузился в сладкую глубокую Дрему.
— Сеньор, достаточно вам пошевелиться, и вы — труп, -зазвучал в тишине чей-то голос.
Эдж резко открыл глаза и взглянул на проем люка в потолке, который он прежде не заметил. Люк был открыт, в него было видно ночное небо и лунный свет, играющий на двух револьверных стволах.
— Это не способ вести разговор, — произнес он и, скатившись с кровати, вскочил на ноги с оружием наизготовку. В тот же миг входная дверь распахнулась и в ней показался человек с направленным на него револьвером.
— Вас же предупредили, сеньор, — произнес он.
— А вот это уже другое дело, — согласился Эдж и замер на месте.
Глава восемнадцатая
Первым попал в комнату молодой парень, спрыгнув из люка. На вид ему было не больше двадцати, невинное гладко выбритое личико, мягкие серые глаза и безвольный рот — все это говорило о том, что он был не из тех людей, кто привык разговаривать на языке оружия, но свободная манера держать в руке револьверы, в данном случае двуствольный «трантер», говорила о большом опыте обращения с подобными вещами. Он не был пеоном, о чем можно было судить по его одежде — белая рубашка и серые штаны, а также богато украшенный пояс с тяжелой пряжкой и великолепно украшенными кобурами.
— Мое имя Рамон Армендарис, — представился он, подбирая брошенное Эджем оружие. — А это мой дядюшка — Мануэль Армендарис. Соответственно один из нас сын, а второй — брат мэра города.
Он произнес это на превосходном английском языке, явно пользуясь случаем щегольнуть своими познаниями в этой области.
— Двое ребят, которые в любое время года выглядят первыми людьми города, — пробормотал Эдж. Стоящий в дверях коротко хохотнул:
— Сеньор Эдж, к нашему мэру не испытывает симпатий даже его собственная мать. И возможно, что она — меньше всех, поскольку воспоминание о тех муках, которые ей пришлось вынести, производя на свет такое чудовище, не доставляет ей никакой радости.
Внимательно оглядев его, Эдж уловил в его лице сходство с напарником. Мануэлю было по меньшей мере семьдесят лет, он был на шесть дюймов меньше ростом и обладал прекрасным комплектом бороды и усов, таких же седых, как и волосы на голове. Глаза у него были того же мягкого серого цвета, но излучали ту горечь, которую придает жесткая долгая жизнь и которой не бывает в юности. Вороненые кольты красовались в его руках.
— Надеюсь, вы нас извините за столь необычный способ вторжения, — проговорил с улыбкой Рамон.
— К тому же мы слышали, что манеры, которыми вы сопровождали свое появление в нашем городке, так же не отличались изяществом и лоском. Естественно, мы предположили, что человек, ведущий подобные поиски, должен быть сверхосторожен, а значит, и опасен.
Эдж лишь хмыкнул в ответ:
— Я спал, как ребенок. Рамон продолжал улыбаться.
— Маленький ребенок с погремушкой в руках, — сказал он, указывая на ружье Эджа.
— Не исключено, что других игрушек у меня в детстве просто недоставало или вообще не было. Первые свои зубы я обломал именно о подобную игрушку.
— Каждому свое, — философски заметил Мануэль, — все мы пережили трудные времена.
— Но это не значит, что мы сейчас должны терять время, — вмещался Рамон, согнав с лица улыбку. — Итак, у вас имеется кольцо, уважаемый сеньор?
— Оно что-нибудь для вас значит?
— Откуда мне знать, ведь я его еще не видел. Эдж свел руки вместе и, сняв кольцо, протянул его Рамону. Тот был вынужден засунуть один из револьверов в кобуру, чтобы взять кольцо. И когда он потянулся за ним, бессознательно отключив внимание от Эджа, тот бросился вперед. Одним движением ног он очутился за спиной у Рамона и, не успел тот опомниться, как левая рука Эджа обвила ему горло, а правая вдавила в спину один из револьверов Эль Матадора. Дядя и племянник смотрели друг на друга с ужасом, сознавая, что оба стоят с поднятым оружием.
— Бросайте револьверы, — посоветовал Эдж, — иначе сразу же после фиесты в Монтийо начнутся похороны.
Юноша напрягся всем телом, и Эдж понял, что он приготовился рискнуть, но Мануэль был гораздо старше и мудрее. Он вздохнул, и его оружие глухо стукнулось об пол.
— Вы слишком молоды, Рамон, чтобы умирать, — вздохнул он, — а я слишком стар, чтобы торопить свою смерть.
Рамон обмяк, и его револьвер тоже полетел на пол. Эдж отпустил его горло и, вытащив у него из-за пояса второй револьвер, отправил его вслед за первым. Затем он оттолкнул Рамона от себя, сунул свой кольт в кобуру и ухмыльнулся, глядя на изумленные лица пленников.
— Я не приготовил мэру подарка на день его рождения, вместо этого я подарю ему жизни двух его родственников.
Я понимаю, что этот подарок немногого стоит, но это все, что я могу подарить в данный момент.
— Вы не обманываете нас, сеньор? — спросил Мануэль.
— Вы же мне сами сказали, что мне не хватает изящества в обращении, так что я не стал бы вас обманывать таким примитивным методом, — ответил Эдж. — Лучше взгляните на кольцо и скажите мне, о чем оно вам говорит.
Рамон вынужден был взять лампу у Мануэля, чтобы отыскать упавшее кольцо. Когда же оно нашлось, старик был вынужден поднести его к самым глазам, чтобы разобраться, что же оно из себя представляет. Это длилось довольно долго.
— Что вас так заинтересовало? — осведомился Эдж, восседая на голых пружинах кровати. Он наклонился вниз, подобрал с пола свое ружье и уложил его к себе на колени, не целясь куда-либо.
Ему ответил Рамон, прислонившись к шкафу:
— Я ничего об этом не знаю. Это мой дядюшка взволновался, услышав о кольце. Он попросил меня помочь ему, только помочь и ничего больше.
— Решили попользоваться легкой добычей? — ухмыльнулся Эдж.
— К сожалению мои глаза уже не те и смотрят не так, как раньше, — промолвил Мануэль и протянул кольцо племяннику.
— Эй, Рамон, может ты разглядишь, что тут за рисунок? Молодой человек пересек комнату, взял кольцо и поднес его к свету. На его лице появилась гримаса разочарования при виде столь явной безвкусицы.
— Ничего стоящего, — нахмурился он, — обыкновенное металлическое хламье. Безделушка и ничего больше.
— Рисунок! — буркнул Мануэль, нервно облизывая губы.
— Змея, — пожал плечами Рамон. — Слишком грубый рисунок, чтобы разобрать, какая именно, Может, жарарака, а может, и гремучка. Не знаю…
При этих словах глаза у старика засияли. Он встряхнул головой.
— Вид змеи не имеет значения, — он взглянул на Эджа. — Где вы взяли это кольцо, сеньор?
— Ну, это уж мое дело!
Подобный ответ не обескуражил Мануэля.
— Быть может, у одного старика? Моих лет? Мексиканца?
— Очень может быть.
Мануэль с удовлетворением кивнул.
— Это очень старая история, сеньор. История бандитской шайки, ограбившей армейскую казну где-то в Соединенных Штатах. Это было давным-давно. Большинство бандитов было убито, и лишь трое из них добрались до Монтийо.
Внезапно Рамон проявил самый живой интерес к услышанному. Он молча переводил взгляд с дяди на Эджа и на кольцо. Последнее уже не казалось ему простой безделушкой.
— Я уже слышал нечто подобное, — ровным голосом заметил Эдж.
Старик вновь кивнул.
— В Монтийо один из бандитов был убит, двое остальных схвачены. Денег так и не обнаружили. Арестованных отправили в тюрьму, и вскоре вся эта история потихоньку, забылась, поскольку сроки бандиты получили большие, а в тюрьмах Мехико мало кто живет долго. Но позже эта история вновь всплыла в людской памяти, но уже в качестве легенды, и обросла при этом многими романтическими подробностями. Одна из них говорит о том, что, когда эту тройку схватили, один из них был при этом убит, как я вам уже сообщил. Так вот, каждый из них имел при себе по кольцу, и эти кольца являлись ключом к тайнику, где были спрятаны деньги.
— Много денег? — срывающимся голосом поинтересовался Рамон.
Мануэль рванул на себе ворот и тихо произнес:
— Как гласит легенда — десять тысяч в американской валюте.
Оба мексиканца выжидающе уставились на Эджа.
— Ваша цифра довольно точна, — подтвердил он. У Рамона перехватило дыхание, а Мануэль шумно вздохнул.
— Мое имя Рамон Армендарис, — представился он, подбирая брошенное Эджем оружие. — А это мой дядюшка — Мануэль Армендарис. Соответственно один из нас сын, а второй — брат мэра города.
Он произнес это на превосходном английском языке, явно пользуясь случаем щегольнуть своими познаниями в этой области.
— Двое ребят, которые в любое время года выглядят первыми людьми города, — пробормотал Эдж. Стоящий в дверях коротко хохотнул:
— Сеньор Эдж, к нашему мэру не испытывает симпатий даже его собственная мать. И возможно, что она — меньше всех, поскольку воспоминание о тех муках, которые ей пришлось вынести, производя на свет такое чудовище, не доставляет ей никакой радости.
Внимательно оглядев его, Эдж уловил в его лице сходство с напарником. Мануэлю было по меньшей мере семьдесят лет, он был на шесть дюймов меньше ростом и обладал прекрасным комплектом бороды и усов, таких же седых, как и волосы на голове. Глаза у него были того же мягкого серого цвета, но излучали ту горечь, которую придает жесткая долгая жизнь и которой не бывает в юности. Вороненые кольты красовались в его руках.
— Надеюсь, вы нас извините за столь необычный способ вторжения, — проговорил с улыбкой Рамон.
— К тому же мы слышали, что манеры, которыми вы сопровождали свое появление в нашем городке, так же не отличались изяществом и лоском. Естественно, мы предположили, что человек, ведущий подобные поиски, должен быть сверхосторожен, а значит, и опасен.
Эдж лишь хмыкнул в ответ:
— Я спал, как ребенок. Рамон продолжал улыбаться.
— Маленький ребенок с погремушкой в руках, — сказал он, указывая на ружье Эджа.
— Не исключено, что других игрушек у меня в детстве просто недоставало или вообще не было. Первые свои зубы я обломал именно о подобную игрушку.
— Каждому свое, — философски заметил Мануэль, — все мы пережили трудные времена.
— Но это не значит, что мы сейчас должны терять время, — вмещался Рамон, согнав с лица улыбку. — Итак, у вас имеется кольцо, уважаемый сеньор?
— Оно что-нибудь для вас значит?
— Откуда мне знать, ведь я его еще не видел. Эдж свел руки вместе и, сняв кольцо, протянул его Рамону. Тот был вынужден засунуть один из револьверов в кобуру, чтобы взять кольцо. И когда он потянулся за ним, бессознательно отключив внимание от Эджа, тот бросился вперед. Одним движением ног он очутился за спиной у Рамона и, не успел тот опомниться, как левая рука Эджа обвила ему горло, а правая вдавила в спину один из револьверов Эль Матадора. Дядя и племянник смотрели друг на друга с ужасом, сознавая, что оба стоят с поднятым оружием.
— Бросайте револьверы, — посоветовал Эдж, — иначе сразу же после фиесты в Монтийо начнутся похороны.
Юноша напрягся всем телом, и Эдж понял, что он приготовился рискнуть, но Мануэль был гораздо старше и мудрее. Он вздохнул, и его оружие глухо стукнулось об пол.
— Вы слишком молоды, Рамон, чтобы умирать, — вздохнул он, — а я слишком стар, чтобы торопить свою смерть.
Рамон обмяк, и его револьвер тоже полетел на пол. Эдж отпустил его горло и, вытащив у него из-за пояса второй револьвер, отправил его вслед за первым. Затем он оттолкнул Рамона от себя, сунул свой кольт в кобуру и ухмыльнулся, глядя на изумленные лица пленников.
— Я не приготовил мэру подарка на день его рождения, вместо этого я подарю ему жизни двух его родственников.
Я понимаю, что этот подарок немногого стоит, но это все, что я могу подарить в данный момент.
— Вы не обманываете нас, сеньор? — спросил Мануэль.
— Вы же мне сами сказали, что мне не хватает изящества в обращении, так что я не стал бы вас обманывать таким примитивным методом, — ответил Эдж. — Лучше взгляните на кольцо и скажите мне, о чем оно вам говорит.
Рамон вынужден был взять лампу у Мануэля, чтобы отыскать упавшее кольцо. Когда же оно нашлось, старик был вынужден поднести его к самым глазам, чтобы разобраться, что же оно из себя представляет. Это длилось довольно долго.
— Что вас так заинтересовало? — осведомился Эдж, восседая на голых пружинах кровати. Он наклонился вниз, подобрал с пола свое ружье и уложил его к себе на колени, не целясь куда-либо.
Ему ответил Рамон, прислонившись к шкафу:
— Я ничего об этом не знаю. Это мой дядюшка взволновался, услышав о кольце. Он попросил меня помочь ему, только помочь и ничего больше.
— Решили попользоваться легкой добычей? — ухмыльнулся Эдж.
— К сожалению мои глаза уже не те и смотрят не так, как раньше, — промолвил Мануэль и протянул кольцо племяннику.
— Эй, Рамон, может ты разглядишь, что тут за рисунок? Молодой человек пересек комнату, взял кольцо и поднес его к свету. На его лице появилась гримаса разочарования при виде столь явной безвкусицы.
— Ничего стоящего, — нахмурился он, — обыкновенное металлическое хламье. Безделушка и ничего больше.
— Рисунок! — буркнул Мануэль, нервно облизывая губы.
— Змея, — пожал плечами Рамон. — Слишком грубый рисунок, чтобы разобрать, какая именно, Может, жарарака, а может, и гремучка. Не знаю…
При этих словах глаза у старика засияли. Он встряхнул головой.
— Вид змеи не имеет значения, — он взглянул на Эджа. — Где вы взяли это кольцо, сеньор?
— Ну, это уж мое дело!
Подобный ответ не обескуражил Мануэля.
— Быть может, у одного старика? Моих лет? Мексиканца?
— Очень может быть.
Мануэль с удовлетворением кивнул.
— Это очень старая история, сеньор. История бандитской шайки, ограбившей армейскую казну где-то в Соединенных Штатах. Это было давным-давно. Большинство бандитов было убито, и лишь трое из них добрались до Монтийо.
Внезапно Рамон проявил самый живой интерес к услышанному. Он молча переводил взгляд с дяди на Эджа и на кольцо. Последнее уже не казалось ему простой безделушкой.
— Я уже слышал нечто подобное, — ровным голосом заметил Эдж.
Старик вновь кивнул.
— В Монтийо один из бандитов был убит, двое остальных схвачены. Денег так и не обнаружили. Арестованных отправили в тюрьму, и вскоре вся эта история потихоньку, забылась, поскольку сроки бандиты получили большие, а в тюрьмах Мехико мало кто живет долго. Но позже эта история вновь всплыла в людской памяти, но уже в качестве легенды, и обросла при этом многими романтическими подробностями. Одна из них говорит о том, что, когда эту тройку схватили, один из них был при этом убит, как я вам уже сообщил. Так вот, каждый из них имел при себе по кольцу, и эти кольца являлись ключом к тайнику, где были спрятаны деньги.
— Много денег? — срывающимся голосом поинтересовался Рамон.
Мануэль рванул на себе ворот и тихо произнес:
— Как гласит легенда — десять тысяч в американской валюте.
Оба мексиканца выжидающе уставились на Эджа.
— Ваша цифра довольно точна, — подтвердил он. У Рамона перехватило дыхание, а Мануэль шумно вздохнул.