Страница:
Не могу сказать, доводился ли он каким-нибудь родственником – ближним или дальним – известному атаману-анархисту времен Гражданской войны батьке Махно, однако натура у него была, что ни есть, крутая и анархическая.
Первый раз Остап Гнатович сел за политику – еще в пятидесятом, при Сталине, совсем молодым. Как истинный хохол, он обладал незаурядным чувством юмора, которое и привело его в лагеря.
Однажды он не удержался (молодо-зелено) и рассказал какую-то хохму про партийных товарищей, а через неделю к его хате подъехал «воронок» и несчастного «юмориста» загнали туда, где даже Макар не пасет своих телят, потому что там вечная мерзлота, притом на четыре года.
В зоне он стакнулся с деловыми. Как все это происходило, история умалчивает. Но я подозреваю, что первопричиной признания Остапа Гнатовича в воровской среде были его пудовые кулаки.
Уже в юности он мог убить быка одним ударом кулака в лоб. А все потому, что сызмальства работал в кузнице, под руководством отца, тоже не обделенного силой.
Остап Гнатович получил в лагерях кличку Довбня, что вполне соответствовала и его внешнему виду, – он был невысок, но кряжист, как дуб, – и его внутренней сути. (Довбней на украинском языке называют увесистую деревянную колотушку).
После выхода на свободу новоиспеченный деловой окунулся в воровскую жизнь по самые уши. Постепенно Остап Гнатович стал весьма удачливым гопстопником[12], потому что другой воровской «профессии» (например, вора-карманника) его так и не смогли обучить – уж больно лапищи у Довбни были большими. Да и хитрости тогда в нем было маловато. Остап Гнатович всегда пер напролом, как взбесившийся бык.
В очередной раз его захомутали в середине шестидесятых. Он получил «червонец» и отсидел от звонка до звонка. Из зоны Довбня вышел уже непререкаемым воровским авторитетом, хотя на вора «в законе» короноваться отказался.
Я ехал к Довбне потому, что за ним был должок – однажды мне довелось здорово выручить его племянника. Иначе пацан загудел бы в тюрьму лет на семь. Его пытались подставить, и разбираться в этом мутном деле пришлось нашему О.С.А.
Нас остановили, когда мы сворачивали к дому Остапа Гнатовича. Он жил в конце узкого переулка.
Его хата (еще раз подчеркну – именно крестьянская хата, а не городской дом) утопала в зелени большого сада. Был у Довбни и небольшой огород, где он выращивал огурцы, помидоры и разную зелень – без нитратов. Остап Гнатович очень ревностно относился к своему здоровью.
– Видите, знак? – «Народный контролер» показал Михеичу на «кирпич», прилепленный на покосившемся заборе у въезда в переулок.
– А как же? – Михеич доброжелательно улыбнулся. – Но, я думаю, что это просто чья-то шутка.
– Шутка, говорите? – Приблатненный парнишка с наглыми голубыми глазами показал свои удивительно белые и ровные зубы; ну прямо тебе голливудский герой, этот… как его… – Ди Каприо. – Ну, тогда езжайте. Убедитесь… какие у нас тут шутники.
– Хлопец! – позвал я хохлацкому «Ди Каприо». – Ты поди к Остапу Гнатовичу и скажи, что к нему на рандеву пожаловал Сильвер.
– Сильвер? – На живой физиономии парнишки появилось озадаченное выражение. – Но это же…
– Да вижу я, вижу, что ты шибко грамотный. Даже «Остров сокровищ» прочитал. Нет у меня деревянной ноги. Беги, беги, отрок. Мы подождем.
Парнишка бежать не стал, а неторопливо удалился, всем своим независимым видом показывая, кто тут хозяин.
– Может, все-таки поедем? – спросил Михеич. – Что у них там, пулемет стоит?
Я ухмыльнулся и ответил:
– Еще хуже. Милицейский «еж» перекинут через дорогу и замаскирован в пыли. Если есть желание пробить все четыре колеса – езжай. Будешь потом часа два резину клеить. А мы домой пойдем пешком.
– Ишь ты, как берегут твоего Остапа Гнатовича… Что это за фигура такая козырная?
– Тебе разве не приходилось слышать это имя в твою бытность защитником столпов отечества?
– Да вроде нет…
– А кликуха Довбня тебе о чем-нибудь говорит?
– Иди ты! Так это мы…
– Ну да. Едем к атаману хуторских в гости. Правда, не знаю, примет ли он нас…
– Примет, – угрюмо сказал Влад. – Мы настоим.
– Кто бы сомневался… – Я коротко хохотнул.
Понятное дело, что примет. Куда он денется. Нас не остановит хуторская шпана. Пойдем напролом. А все потому, что без помощи Довбни мой замысел может оказаться пшиком.
Парнишка немного задержался. Я уже грешным делом начал подумывать, а не забыл ли старый бандер[13] мое имя?
Наш посланец появился не один; еще двое таких же, как он, башибузуков принялись освобождать переулок от заградительного «ежа», который смахивал на длинную змею с шипами на спине.
– Остап Гнатович вас приглашают, – церемонно сказал парнишка и довольно элегантным жестом указал на въезд в переулок.
Похоже, его учили на карманника. У парня были отточенные, вкрадчивые движения и очень гибкие, беспокойные руки.
У ворот нас уже ждал «эскорт» – два здоровяка в пиджаках, под которыми угадывались стволы.
– Кто из вас Сильвер? – спросил один из них.
– Май нейм из Стас Сильверстов, – сказал я весело и спросил: – Шмон будет?
– А как же. Идешь только ты. Сам. Остальные ждут здесь.
– О`кей. Осторожность мать мудрости. Только не щекочите! Я боюсь щекотки.
– Не переживай. Мы нежненько…
Бугаи осклабились и один из них начал щупать меня, как девку. Я терпеливо дожидался конца этой обязательной во владениях Довбни процедуры.
Второй охранник немного отступил (так, чтобы держать всех нас в поле зрения) и держал правую руку полусогнутой – чтобы в случае надобности быстро достать оружие.
– Нормально, – резюмировал тот, что меня обыскивал. – Проходи.
– Вы тут моих парней не обижайте, – сказал я с нажимом. – А то они очень нервные.
– О чем базар. У нас гость – это святое.
– Ну-ну, – сказал я с сомнением, бросил взгляд на бесстрастное лицо Влада (ох, лучше бы его никто не вздумал кантовать!), и пошел по вымощенной тротуарной плиткой дорожке к хате, где на высоком крыльце меня уже ждал Остап Гнатович.
– Шоб мине лопнуть! – воскликнул он, благожелательно улыбаясь в длинные казацкие усы. – Чи мои очи брешуть, чи это правда? Ей богу, Стасик! Ну, здорово, казак!
Мы обнялись.
Нужно сказать, что я не готов был к такому бурному изъявлению чувств, а потому немного замешкался и не успел напрячь мышцы. Объятья Остапа Гнатовича были сродни тискам матерого удава. У меня даже кости затрещали.
– Э-эй, Ос-с…стап Гна-а…атович! Отпусти, задавишь!
– Вот молодежь нынче хилая пошла! – Довбня разжал свои клешни и довольно ухмыльнулся. – Шо за времена? Ну, чого за бокы держишься? Не горюй, до свадьбы усё заживет… як на тому цуцыку. Пойдем у садочок, по чарке выпьем. А то сижу здесь як сыч в дупле. Шо поробыш… пенсионер…
Ага, пенсионер… Дедушка – божий одуванчик. Старичок-боровичок. Интересно, сколько под ним ходит хуторской братвы?
Точно роту можно собрать. Конечно, это пожиже, чем было у его однофамильца батьки Махно во время Гражданской войны, однако тоже впечатляет.
Удивительно, но стол в саду уже был накрыт. Или Остап Гнатович кого-то ждал, или это у него было такое правило – завтрак плавно переходил в обед и заканчивался поздним ужином.
Порядок как в домах римских патрициев…
– Ну сидай, сидай, в ногах правды нэма. Сальцэ сам солил, попробуй. Ковбаску с села привезли, из-под Полтавы… очень пользительная. Добра ковбаса. Во рту тает. Настоящая, нэ в крамныци куплена. А горилочка… ух! Это меня греки азовские побаловали. Старые кореша. Чача называется. Из винограда. Вкус – як губы у панночки. Выпьешь – и не идешь, а летишь. Отака гарна вещь.
Остап Гнатович выглядел как настоящий запорожский казак – лысая и круглая, словно бильярдный шар, голова с небольшим чубчиком едва не на макушке, пышные седые усы, вышитая льняная сорочка и широкие синие шаровары от спортивного костюма.
Он даже люльку курил; наверное, чтобы подчеркнуть это сходство.
«Поихав бы на свою Украйну-неньку, – жаловался он как-то мне, – но шо мне там робыть? Там своих хлопцев до биса. Усё поделено и схвачено. А хочется весной послухать, як хрущи гудуть… а небо над стэпом якэ… як крыныця без дна. Ой, мама моя родная! Но я свой заповит напысав: як умру, то шоб отвезлы меня в тэ село, где жили мои деды-прадеды. От тягнэ мэнэ туды, хоч убый…»
– Да ты пей, пей, не сумлевайся, не отравлено… Ха-ха-ха… Помидорчик бери, бочкового посола. Со своей грядки. А цэ гусьок, еще утром в пруду плавал. Вин трохы охолов… та цэ ничого. Такэ гарнэ мясцэ можно исты и холодным. Закусывай, закусывай…
Нужно сказать, что Остап Гнатович не соврал ни на йоту. Азовская чача была просто потрясающей, не говоря уже о сале и колбасе.
Как жаль, подумал я с огорчением, что таких деликатесов ни в каких магазинах не найдешь. Любой сорт дорогой колбасы по вкусу напоминает мыло. А если еще узнать, как и из чего ее делают…
Что касается водки, то здесь вообще полный атас. Берешь бутылку и не знаешь, доживешь, выпив ее, до утра или нет. Такую лабуду бодяжат, что ею только тараканов травить можно, а не употреблять внутрь. Мрак…
– Ну, шо там у тебя стряслось, а, Стасик? – спросил мой визави, когда мы приняли на грудь по паре рюмок и закурили.
– Остап Гнатович, я весь делах. И сейчас работаю. Нужна ваша творческая помощь.
– Оцэ так… Шо ж я тебе могу, старый пень, помочь? Уже и ноги плохо ходят, и голова як макитра – пустая…
– Не прибедняйтесь, Остап Гнатович, здесь все свои.
– Ха-ха… Умеешь польстить старику, умеешь. Ну давай, звони.
– Мне нужно отыскать на Хуторе одну девицу.
– То ты хочешь, шоб я взяв ноги в руки…
– Остап Гнатович, ваши возможности мне известны не понаслышке. Вы уж извините за прямоту. Вся надежда на ваших пацанов. Глаза у них соколиные.
– Шо есть, то есть… А яка вона, можешь карточку показать? Можэ я цю дивку знаю.
– Возможно. Хотя… вряд ли.
– Чого ни?
– Она не местная.
– А… Ну цэ инша справа.
– Вот ее фотография… – Я положил перед Довбней увеличенный снимок Дженнифер.
Его нам дал Рыжий. Дженнифер стояла на фоне статуи Свободы и несколько натянуто улыбалась.
– Так вона и по заграницам шастает? – спросил Остап Гнатович.
– А кто сейчас не шастает? Демократия…
– Сурьезная девка, – прокомментировал снимок Остап Гнатович. – Но я с нею не встречался.
Да уж, куда серьезней… Это мина замедленного действия. Думаю, что твоих, Остап Гнатович, крутых охранников, которые стоят на воротах, она гоняла бы как бобиков.
– Помогу я тебе… если смогу. Петро! – позвал он кого-то.
Петро появился, словно из-под земли. Ах, старый хрен! Даже мне не верит, хотя к его делишкам я не имею никакого отношения. Наверное, в кустах еще человека два-три сидят со стволами.
– Петро, позвони Миколе, хай пришлет ко мне домой своих хлопцев. Всех! Понял?
– Да, батьку, понял.
– И шоб быстро!
– Зробым…
С этими словами Петро исчез, будто его корова языком слизала. Он не ходил, а плыл над землей, практически не производя никакого шума. Да, это класс…
– Ну, як мои хлопцы? – спросил Остап Гнатович, и хитро подмигнул.
– Впечатляют. Таких бы в Чечню, в спецназ. А то там, говорят, некомплект. Но, боюсь, зарплата им не понравится…
– Шо да, то да… Они стоят дорого.
Остап Гнатович посмотрел на меня из-под своих мохнатых бровей пытливо и остро. Надо же, все-таки учуял сарказм в моих словах.
Все верно, разной шелупони воровской не место там, где идет речь о защите родины. За свою отчизну жизни отдают только лучшие. Уж так повелось издревле. Наверное, потому, что погибшие в бою солдаты безгрешны и попадают прямо в рай, минуя промежуточные инстанции.
А зачем в раю отбросы рода человеческого?
Ждать нам пришлось недолго. Мы едва успели оприходовать еще по две рюмки азовской чачи, как снова появился Петр. Он шел во главе целого отряда пацанов.
Вот она, наружка Довбни…
От пытливых молодых глаз не укроется ни одна деталь хуторского бытия. Похоже, Остап Гнатович платил пацанам небольшие денежки, но и за это они были ему очень благодарны, потому что обитатели Хутора зажиточностью не страдали.
– Ну-ка, хлопчики, гляньте, – сказал Довбня, предъявляя пацанам фотографию Джен. – Вы эту тетку нигде нэ бачылы? Хто ее узнает, тому премия.
На некоторое время в саду воцарилась тишина. Пацаны с напряженным вниманием рассматривали фотографию, передавая ее из рук в руки.
– Я видел, – вдруг сказал один из «разведчиков» Довбни.
– Шо ты говоришь!? Подойди сюда. Тебя как зовут?
– Гриша.
– Гриня, а дэ вона живэ? Знаешь?
– У тетки Колоденчихи.
– Точно?
– А мы живем по соседству.
– Сегодня ты видел ее?
– Не-а. Она днем никуда не ходит. Только вечером.
– Адрес! Назови адрес! – Я от нетерпения даже привстал со стула.
– Та якый там адрес… – Остап Гнатович махнул рукой. – Там, где живет Колоденчиха, сам черт ногу сломит. Гриня, ты проводишь этого дядьку к вашему дому. А цэ тоби на канфеты… – Он вынул из кармана сторублевку и дал ее пацану. – Тока шоб потратил не на курево! Понял?
– Понял…
– Смотри мне… Петро!
– Слушаю.
– Веди пацанов на кухню, хай Параска их накормит. Бо воны голодни.
«Разведчики» упорхнули шумной веселой стайкой. Они совсем не стеснялись Довбни. Хитрый, хохол… Знает, на каких струнах нужно играть перед детворой.
И что с таким делать?
Только сажать в тюрягу. Сразу, без суда и следствия.
Потому что найдутся сердобольные судьи и присяжные, которые не разглядят в этой его «опеке» состава преступления. А оно налицо, как бы я не относился к Остапу Гнатовичу.
Но что поделаешь, когда припечет, в прорубь прыгнешь. В нашей работе мне приходилось просить помощи и не у таких персонажей…
– Ну, прощевай. Шо мог, то зробыв… – Остап Гнатович крепко пожал мне руку.
– Большое спасибо. С меня стол. Если надумаете выбраться в город, звякните. Поужинаем вместе в приличном ресторане.
– Хе-хе… К ресторанам я не привык. Сочтемся… А шо касается твоего «спасибо», – тут Довбня пристально посмотрел мне в глаза, – то это ты напрасно. Цэ я по гроб жизни твой должник. Если ще нужно шо, заходь. Цэ для мэнэ радость…
Я легко и свободно вздохнул только тогда, когда мы выехали на центральную улицу микрорайона. Что ни говори, а есть люди, обладающие гипнотическим воздействие на собеседника. Сидя за столом, я кожей чувствовал этот напор.
Похоже, пронзительные совиные глаза Довбни теперь будут некоторое время сниться мне по ночам…
Глава 23
Первый раз Остап Гнатович сел за политику – еще в пятидесятом, при Сталине, совсем молодым. Как истинный хохол, он обладал незаурядным чувством юмора, которое и привело его в лагеря.
Однажды он не удержался (молодо-зелено) и рассказал какую-то хохму про партийных товарищей, а через неделю к его хате подъехал «воронок» и несчастного «юмориста» загнали туда, где даже Макар не пасет своих телят, потому что там вечная мерзлота, притом на четыре года.
В зоне он стакнулся с деловыми. Как все это происходило, история умалчивает. Но я подозреваю, что первопричиной признания Остапа Гнатовича в воровской среде были его пудовые кулаки.
Уже в юности он мог убить быка одним ударом кулака в лоб. А все потому, что сызмальства работал в кузнице, под руководством отца, тоже не обделенного силой.
Остап Гнатович получил в лагерях кличку Довбня, что вполне соответствовала и его внешнему виду, – он был невысок, но кряжист, как дуб, – и его внутренней сути. (Довбней на украинском языке называют увесистую деревянную колотушку).
После выхода на свободу новоиспеченный деловой окунулся в воровскую жизнь по самые уши. Постепенно Остап Гнатович стал весьма удачливым гопстопником[12], потому что другой воровской «профессии» (например, вора-карманника) его так и не смогли обучить – уж больно лапищи у Довбни были большими. Да и хитрости тогда в нем было маловато. Остап Гнатович всегда пер напролом, как взбесившийся бык.
В очередной раз его захомутали в середине шестидесятых. Он получил «червонец» и отсидел от звонка до звонка. Из зоны Довбня вышел уже непререкаемым воровским авторитетом, хотя на вора «в законе» короноваться отказался.
Я ехал к Довбне потому, что за ним был должок – однажды мне довелось здорово выручить его племянника. Иначе пацан загудел бы в тюрьму лет на семь. Его пытались подставить, и разбираться в этом мутном деле пришлось нашему О.С.А.
Нас остановили, когда мы сворачивали к дому Остапа Гнатовича. Он жил в конце узкого переулка.
Его хата (еще раз подчеркну – именно крестьянская хата, а не городской дом) утопала в зелени большого сада. Был у Довбни и небольшой огород, где он выращивал огурцы, помидоры и разную зелень – без нитратов. Остап Гнатович очень ревностно относился к своему здоровью.
– Видите, знак? – «Народный контролер» показал Михеичу на «кирпич», прилепленный на покосившемся заборе у въезда в переулок.
– А как же? – Михеич доброжелательно улыбнулся. – Но, я думаю, что это просто чья-то шутка.
– Шутка, говорите? – Приблатненный парнишка с наглыми голубыми глазами показал свои удивительно белые и ровные зубы; ну прямо тебе голливудский герой, этот… как его… – Ди Каприо. – Ну, тогда езжайте. Убедитесь… какие у нас тут шутники.
– Хлопец! – позвал я хохлацкому «Ди Каприо». – Ты поди к Остапу Гнатовичу и скажи, что к нему на рандеву пожаловал Сильвер.
– Сильвер? – На живой физиономии парнишки появилось озадаченное выражение. – Но это же…
– Да вижу я, вижу, что ты шибко грамотный. Даже «Остров сокровищ» прочитал. Нет у меня деревянной ноги. Беги, беги, отрок. Мы подождем.
Парнишка бежать не стал, а неторопливо удалился, всем своим независимым видом показывая, кто тут хозяин.
– Может, все-таки поедем? – спросил Михеич. – Что у них там, пулемет стоит?
Я ухмыльнулся и ответил:
– Еще хуже. Милицейский «еж» перекинут через дорогу и замаскирован в пыли. Если есть желание пробить все четыре колеса – езжай. Будешь потом часа два резину клеить. А мы домой пойдем пешком.
– Ишь ты, как берегут твоего Остапа Гнатовича… Что это за фигура такая козырная?
– Тебе разве не приходилось слышать это имя в твою бытность защитником столпов отечества?
– Да вроде нет…
– А кликуха Довбня тебе о чем-нибудь говорит?
– Иди ты! Так это мы…
– Ну да. Едем к атаману хуторских в гости. Правда, не знаю, примет ли он нас…
– Примет, – угрюмо сказал Влад. – Мы настоим.
– Кто бы сомневался… – Я коротко хохотнул.
Понятное дело, что примет. Куда он денется. Нас не остановит хуторская шпана. Пойдем напролом. А все потому, что без помощи Довбни мой замысел может оказаться пшиком.
Парнишка немного задержался. Я уже грешным делом начал подумывать, а не забыл ли старый бандер[13] мое имя?
Наш посланец появился не один; еще двое таких же, как он, башибузуков принялись освобождать переулок от заградительного «ежа», который смахивал на длинную змею с шипами на спине.
– Остап Гнатович вас приглашают, – церемонно сказал парнишка и довольно элегантным жестом указал на въезд в переулок.
Похоже, его учили на карманника. У парня были отточенные, вкрадчивые движения и очень гибкие, беспокойные руки.
У ворот нас уже ждал «эскорт» – два здоровяка в пиджаках, под которыми угадывались стволы.
– Кто из вас Сильвер? – спросил один из них.
– Май нейм из Стас Сильверстов, – сказал я весело и спросил: – Шмон будет?
– А как же. Идешь только ты. Сам. Остальные ждут здесь.
– О`кей. Осторожность мать мудрости. Только не щекочите! Я боюсь щекотки.
– Не переживай. Мы нежненько…
Бугаи осклабились и один из них начал щупать меня, как девку. Я терпеливо дожидался конца этой обязательной во владениях Довбни процедуры.
Второй охранник немного отступил (так, чтобы держать всех нас в поле зрения) и держал правую руку полусогнутой – чтобы в случае надобности быстро достать оружие.
– Нормально, – резюмировал тот, что меня обыскивал. – Проходи.
– Вы тут моих парней не обижайте, – сказал я с нажимом. – А то они очень нервные.
– О чем базар. У нас гость – это святое.
– Ну-ну, – сказал я с сомнением, бросил взгляд на бесстрастное лицо Влада (ох, лучше бы его никто не вздумал кантовать!), и пошел по вымощенной тротуарной плиткой дорожке к хате, где на высоком крыльце меня уже ждал Остап Гнатович.
– Шоб мине лопнуть! – воскликнул он, благожелательно улыбаясь в длинные казацкие усы. – Чи мои очи брешуть, чи это правда? Ей богу, Стасик! Ну, здорово, казак!
Мы обнялись.
Нужно сказать, что я не готов был к такому бурному изъявлению чувств, а потому немного замешкался и не успел напрячь мышцы. Объятья Остапа Гнатовича были сродни тискам матерого удава. У меня даже кости затрещали.
– Э-эй, Ос-с…стап Гна-а…атович! Отпусти, задавишь!
– Вот молодежь нынче хилая пошла! – Довбня разжал свои клешни и довольно ухмыльнулся. – Шо за времена? Ну, чого за бокы держишься? Не горюй, до свадьбы усё заживет… як на тому цуцыку. Пойдем у садочок, по чарке выпьем. А то сижу здесь як сыч в дупле. Шо поробыш… пенсионер…
Ага, пенсионер… Дедушка – божий одуванчик. Старичок-боровичок. Интересно, сколько под ним ходит хуторской братвы?
Точно роту можно собрать. Конечно, это пожиже, чем было у его однофамильца батьки Махно во время Гражданской войны, однако тоже впечатляет.
Удивительно, но стол в саду уже был накрыт. Или Остап Гнатович кого-то ждал, или это у него было такое правило – завтрак плавно переходил в обед и заканчивался поздним ужином.
Порядок как в домах римских патрициев…
– Ну сидай, сидай, в ногах правды нэма. Сальцэ сам солил, попробуй. Ковбаску с села привезли, из-под Полтавы… очень пользительная. Добра ковбаса. Во рту тает. Настоящая, нэ в крамныци куплена. А горилочка… ух! Это меня греки азовские побаловали. Старые кореша. Чача называется. Из винограда. Вкус – як губы у панночки. Выпьешь – и не идешь, а летишь. Отака гарна вещь.
Остап Гнатович выглядел как настоящий запорожский казак – лысая и круглая, словно бильярдный шар, голова с небольшим чубчиком едва не на макушке, пышные седые усы, вышитая льняная сорочка и широкие синие шаровары от спортивного костюма.
Он даже люльку курил; наверное, чтобы подчеркнуть это сходство.
«Поихав бы на свою Украйну-неньку, – жаловался он как-то мне, – но шо мне там робыть? Там своих хлопцев до биса. Усё поделено и схвачено. А хочется весной послухать, як хрущи гудуть… а небо над стэпом якэ… як крыныця без дна. Ой, мама моя родная! Но я свой заповит напысав: як умру, то шоб отвезлы меня в тэ село, где жили мои деды-прадеды. От тягнэ мэнэ туды, хоч убый…»
– Да ты пей, пей, не сумлевайся, не отравлено… Ха-ха-ха… Помидорчик бери, бочкового посола. Со своей грядки. А цэ гусьок, еще утром в пруду плавал. Вин трохы охолов… та цэ ничого. Такэ гарнэ мясцэ можно исты и холодным. Закусывай, закусывай…
Нужно сказать, что Остап Гнатович не соврал ни на йоту. Азовская чача была просто потрясающей, не говоря уже о сале и колбасе.
Как жаль, подумал я с огорчением, что таких деликатесов ни в каких магазинах не найдешь. Любой сорт дорогой колбасы по вкусу напоминает мыло. А если еще узнать, как и из чего ее делают…
Что касается водки, то здесь вообще полный атас. Берешь бутылку и не знаешь, доживешь, выпив ее, до утра или нет. Такую лабуду бодяжат, что ею только тараканов травить можно, а не употреблять внутрь. Мрак…
– Ну, шо там у тебя стряслось, а, Стасик? – спросил мой визави, когда мы приняли на грудь по паре рюмок и закурили.
– Остап Гнатович, я весь делах. И сейчас работаю. Нужна ваша творческая помощь.
– Оцэ так… Шо ж я тебе могу, старый пень, помочь? Уже и ноги плохо ходят, и голова як макитра – пустая…
– Не прибедняйтесь, Остап Гнатович, здесь все свои.
– Ха-ха… Умеешь польстить старику, умеешь. Ну давай, звони.
– Мне нужно отыскать на Хуторе одну девицу.
– То ты хочешь, шоб я взяв ноги в руки…
– Остап Гнатович, ваши возможности мне известны не понаслышке. Вы уж извините за прямоту. Вся надежда на ваших пацанов. Глаза у них соколиные.
– Шо есть, то есть… А яка вона, можешь карточку показать? Можэ я цю дивку знаю.
– Возможно. Хотя… вряд ли.
– Чого ни?
– Она не местная.
– А… Ну цэ инша справа.
– Вот ее фотография… – Я положил перед Довбней увеличенный снимок Дженнифер.
Его нам дал Рыжий. Дженнифер стояла на фоне статуи Свободы и несколько натянуто улыбалась.
– Так вона и по заграницам шастает? – спросил Остап Гнатович.
– А кто сейчас не шастает? Демократия…
– Сурьезная девка, – прокомментировал снимок Остап Гнатович. – Но я с нею не встречался.
Да уж, куда серьезней… Это мина замедленного действия. Думаю, что твоих, Остап Гнатович, крутых охранников, которые стоят на воротах, она гоняла бы как бобиков.
– Помогу я тебе… если смогу. Петро! – позвал он кого-то.
Петро появился, словно из-под земли. Ах, старый хрен! Даже мне не верит, хотя к его делишкам я не имею никакого отношения. Наверное, в кустах еще человека два-три сидят со стволами.
– Петро, позвони Миколе, хай пришлет ко мне домой своих хлопцев. Всех! Понял?
– Да, батьку, понял.
– И шоб быстро!
– Зробым…
С этими словами Петро исчез, будто его корова языком слизала. Он не ходил, а плыл над землей, практически не производя никакого шума. Да, это класс…
– Ну, як мои хлопцы? – спросил Остап Гнатович, и хитро подмигнул.
– Впечатляют. Таких бы в Чечню, в спецназ. А то там, говорят, некомплект. Но, боюсь, зарплата им не понравится…
– Шо да, то да… Они стоят дорого.
Остап Гнатович посмотрел на меня из-под своих мохнатых бровей пытливо и остро. Надо же, все-таки учуял сарказм в моих словах.
Все верно, разной шелупони воровской не место там, где идет речь о защите родины. За свою отчизну жизни отдают только лучшие. Уж так повелось издревле. Наверное, потому, что погибшие в бою солдаты безгрешны и попадают прямо в рай, минуя промежуточные инстанции.
А зачем в раю отбросы рода человеческого?
Ждать нам пришлось недолго. Мы едва успели оприходовать еще по две рюмки азовской чачи, как снова появился Петр. Он шел во главе целого отряда пацанов.
Вот она, наружка Довбни…
От пытливых молодых глаз не укроется ни одна деталь хуторского бытия. Похоже, Остап Гнатович платил пацанам небольшие денежки, но и за это они были ему очень благодарны, потому что обитатели Хутора зажиточностью не страдали.
– Ну-ка, хлопчики, гляньте, – сказал Довбня, предъявляя пацанам фотографию Джен. – Вы эту тетку нигде нэ бачылы? Хто ее узнает, тому премия.
На некоторое время в саду воцарилась тишина. Пацаны с напряженным вниманием рассматривали фотографию, передавая ее из рук в руки.
– Я видел, – вдруг сказал один из «разведчиков» Довбни.
– Шо ты говоришь!? Подойди сюда. Тебя как зовут?
– Гриша.
– Гриня, а дэ вона живэ? Знаешь?
– У тетки Колоденчихи.
– Точно?
– А мы живем по соседству.
– Сегодня ты видел ее?
– Не-а. Она днем никуда не ходит. Только вечером.
– Адрес! Назови адрес! – Я от нетерпения даже привстал со стула.
– Та якый там адрес… – Остап Гнатович махнул рукой. – Там, где живет Колоденчиха, сам черт ногу сломит. Гриня, ты проводишь этого дядьку к вашему дому. А цэ тоби на канфеты… – Он вынул из кармана сторублевку и дал ее пацану. – Тока шоб потратил не на курево! Понял?
– Понял…
– Смотри мне… Петро!
– Слушаю.
– Веди пацанов на кухню, хай Параска их накормит. Бо воны голодни.
«Разведчики» упорхнули шумной веселой стайкой. Они совсем не стеснялись Довбни. Хитрый, хохол… Знает, на каких струнах нужно играть перед детворой.
И что с таким делать?
Только сажать в тюрягу. Сразу, без суда и следствия.
Потому что найдутся сердобольные судьи и присяжные, которые не разглядят в этой его «опеке» состава преступления. А оно налицо, как бы я не относился к Остапу Гнатовичу.
Но что поделаешь, когда припечет, в прорубь прыгнешь. В нашей работе мне приходилось просить помощи и не у таких персонажей…
– Ну, прощевай. Шо мог, то зробыв… – Остап Гнатович крепко пожал мне руку.
– Большое спасибо. С меня стол. Если надумаете выбраться в город, звякните. Поужинаем вместе в приличном ресторане.
– Хе-хе… К ресторанам я не привык. Сочтемся… А шо касается твоего «спасибо», – тут Довбня пристально посмотрел мне в глаза, – то это ты напрасно. Цэ я по гроб жизни твой должник. Если ще нужно шо, заходь. Цэ для мэнэ радость…
Я легко и свободно вздохнул только тогда, когда мы выехали на центральную улицу микрорайона. Что ни говори, а есть люди, обладающие гипнотическим воздействие на собеседника. Сидя за столом, я кожей чувствовал этот напор.
Похоже, пронзительные совиные глаза Довбни теперь будут некоторое время сниться мне по ночам…
Глава 23
Дом, где жила неизвестная мне тетка Колоденчиха и впрямь найти было сложно.
Ведь у нас раньше как строили жилье: сначала возводили, например, дом № 12; затем, когда микрорайон был уже полностью укомплектован согласно утвержденной планировке, какому-нибудь большому начальнику приходила в голову запоздалая мысль, что земельный отвод возле двенадцатого дома чересчур обширен для одного строения; и начинали штамповать – дом № 12а, № 12б… и так далее.
В конечном итоге получалась каша. Например, дом №14в мог находиться совсем на другой улице. Попробуй, отыщи его без местного поводыря. Но даже аборигены иногда становились в тупик в этом хитросплетении.
Тем более, что все дома были похожи друг на друга, как близнецы, и на многих отсутствовали таблички с их порядковыми номерами.
– Тама, – указал пацан на окна одной из квартир второго этажа.
– Точно? Ты не ошибаешься?
– Нет, – уверенно ответил пацан, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Я понял его состояние. Ему хотелось как можно быстрее добраться до магазина, чтобы оприходовать «премию» Остапа Гнатовича.
– Спасибо, хлопец. Беги…
Мои слова пацан исполнил в точности. Он взял с места в карьер, да так, что только пятки засверкали.
Эх, махнуться бы с ним годами…
– Что будем делать? – спросил Михеич.
– А полегче вопроса у тебя нет?
– Может, войдем в квартиру нахрапом и?…
– И тебя вынесут вперед ногами. Ты даже не можешь представить, что это за штучка.
– Брось… Баба есть баба.
– Михеич, это не баба, а ниндзя. Слыхал о таких?
– Слыхал. И в кино видел. Сказки все это. Даже самый козырный ниндзя не остановит пулю.
– Пока ты соберешься пульнуть, она два раза успеет тебя замочить. Так что не хвались на рать идучи.
Михеич умолк. Но по его лицу я видел, что бывшего мента, который привык в своей работе особо не церемониться с законом и правами граждан, мои доводы не убедили. Вот упрямец…
А и впрямь, что теперь? Привезти сюда Рыжего, чтобы он спел под окнами тетки Колоденчихи серенаду для своей возлюбленной?
Представляю этот концертный номер… Хотя в нем и может быть что-то романтическое. Чтобы любовь у них была покрепче и на всю жизнь.
Так-то оно, так, но теперь дело видится гораздо глубже. И проблема уже не только в Крапивине. Если, конечно, мои выводы верны. Каша заварилась гораздо раньше. А расхлебывать приходится сейчас. Мне и моим друзьям.
– Между прочим, мы тут не одни, – вдруг подал голос Влад.
– Ты о чем? – спросил я удивленно.
– Возле дома «пехота». Кого-то пасут.
– Иди ты! Где?
– А вон стоит «жигуль». В нем находятся двое, а один прохаживается неподалеку от нужного нам подъезда. Видишь?
– Вижу. Блин! Не было печали…
– Но и это еще не все. Возле следующего подъезда припаркована еще одна машина, кажись, «форд». Отсюда не разобрать… Похоже, что в этой тачке сидят товарищи тех, кто в «жигуленке».
– Скорее всего… Глаз не сводят с подъезда, в котором находится квартира тетки Колоденчихи… Кто это может быть? Менты?
– Нет, – авторитетно заявил Михеич.
– Почему?
– Грубая работа. Их может заметить даже человек весьма далекий от таких проблем. Несмотря на все перетряски последнего десятилетия, ребята в милицейской наружке имеют хорошую квалификацию. А эти действую топорно. Дилетанты.
– Тем не менее, их много. И, наверное, все со стволами.
Я с невольным вздохом посмотрел на Влада. Пистолет был только у него. Но что такое оружие ближнего боя, если у тех, кто сидит в «форде» и «жигулях» могут быть «калашниковы»? Ничего. Ноль. Почти что рогатка.
– Подозреваю, что они приехали по наш «товар», – сказал я кисло.
– Возможно, – поддержал меня Михеич. – И теперь ждут, когда Дженнифер появится на улице.
– Если пацан не ошибся, то ждать им придется долго. Но насколько я знаю братков, – а это точно они; морды у этих хмырей уж больно наглые – долготерпение не является их добродетелью.
– Значит, скоро пойдут на штурм, – сказал Михеич.
– Угу, – кивнул я с сокрушенным видом. – Возможно, они ждут сигнал к началу действий.
– Или подкрепление, – дополнил меня Влад.
– Не исключено. Интересно, тылы они прикрыли?
– Проверить? – Влад приоткрыл дверь машины.
– Не мешало бы… Вот только знать бы, как у нас со временем. Ладно, все равно нужно что-то делать. Но пока в башке что-нибудь свариться, надо провести разведку. Только не боем! Понял?
– Так точно.
– Только вернись немного назад и подойди к дому вон через тот палисадник. Там такие дебри, что заметить тебя будет трудно. Даже если смотреть сверху, с этажей.
– Учи ученого, – беззлобно буркнул Влад и испарился.
Он был очень даже неплохо подготовлен. Я лишь недавно узнал, что во вторую чеченскую кампанию Влад служил в составе группы специального назначения, которая воевала в тылах бандформирований.
В мою военную бытность мне приходилось об этих парнях слышать, но видеть – никогда. Они были настолько засекречены, что о составе этого подразделения знал лишь очень ограниченный круг военачальников – от силы три-четыре человека.
В состав спецгруппы входили почти сплошь офицеры, в основном бывшие афганцы, и те, кто воевал на африканском континенте. Это были асы из асов.
Почти полгода они шерстили «чехов», как бобиков. В плен никого не брали, чтобы не раскрыть свое инкогнито.
Обеспокоенные большими потерями в тылу, то есть, в горах, главари бандитов устроили на них настоящую охоту. Естественно, подняли и свои связи среди высокопоставленных российских военных. Продажных тварей во все времена хватало…
Но у них везде вышел облом. В спецгруппу вербовали только парней с гражданки, потому они нигде не числились. В штабных документах не мелькала ни одна фамилия бойцов этого элитного подразделения.
А истребительные отряды чеченских бандитов несли огромные потери – потому что бойцы спецгруппы практически всегда (что значит большой боевой опыт!) обнаруживали их первыми и били, как глупых куропаток, – внезапно, шквальным огнем, и прицельно…
Влад возвратился спустя полчаса.
Все это время я места себе не находил. Напряжение нарастало ежеминутно. Я видел, что и наши, так сказать, соперники, тоже нервничают. А может, мы ошибаемся, может, у них другая цель?
Но интуиция упрямо твердила: нет, все правильно, ошибка исключается, уж больно эти парни в «форде» и «жигулях» похожи на бойцов Курамшина – тех, кто замочил Кирика. И по повадкам, и по походке. Только сейчас они были без масок.
Теперь все наши конкуренты выползли на свет ясный. В машинах остались только водители. Тыловое подкрепление.
Они рассредоточились и охватили подъезд по дуге. Не оставалось никаких сомнений, что вскоре должен последовать приказ на штурм твердыни – квартиры неизвестной, но уже симпатичной мне, тетки Колоденчихи.
– Ну как? – встретил я Влада вопросом, который буквально вырвался из груди.
– Худо. Там засада.
– Сколько?…
– Я насчитал двоих. Но возможно, их больше. Мне не хотелось раскрываться раньше времени, и я не стал углубляться в сад.
– Сад?
– За домом не только огородики, как обычно, но кто-то посадил еще и несколько фруктовых деревьев. Есть там и кусты – смородина, крыжовник, малина…
Все-таки крестьянская сущность многих горожан неистребима. Отлученные от земли – по своей ли воли, а может, по каким-то другим причинам – они заводят под окнами квартир на крохотных клочках земли огородики.
И не ради нескольких огурцов или пучка редиски. Свежие овощи и фрукты – чаще всего привозные, из-за бугра – можно купить в ближайшем магазине даже зимой.
Им приятно ковыряться в земле, ощущая себя не просто зверьком, запертым до конца дней в благоустроенной клетке, а творцом, человеком мыслящим, у которого тяга к созиданию заложена в генах.
Огородик – это мини-вселенная работящего горожанина.
– Тэк-с… – Я сильно потер виски, чтобы сосредоточиться. – Надо действовать. Дело худо. Или мы успеем, или… В общем, понятно. Михеич!
– Да.
– Подгонишь машину вон к тому дому. Поставь ее так, чтобы от подъезда она не просматривалась. Понял мою мысль?
– Не совсем. Если идти туда, то нужно всем вместе…
– Они нас вмиг сомнут. Их в три раза больше. Вон у одного в руках спортивная сумка. Как ты думаешь, что в ней?
– А что тут думать? Шмайсер.
– И скорее всего не один. Так что выполняй приказание. Машину держи под парами. Чтобы мы прыгнули в нее – и с места в галоп.
– Слушаюсь.
– Теперь ты, Влад. Возвращайся в этот садик за домом и наведи в нем порядок. Вычисти мусор. Только начнешь работать по моей команде. Проверьте свои говорилки. Норма? Отлично. И еще одно, Влад, – не сильно увлекайся. Мы дома, не в Чечне. Глушить клиентов можно, но не до слякоти. Нам «мокруха» не нужна.
– А если они начнут стрелять?
– Чему тебя, блин, учили!? Сделай так, чтобы все было тихо, как в могиле. Если ты их всполошишь, тогда можно будет на всей операции поставить жирный крест.
– Сделаем. Все, я ушел.
– Я тоже…
Бабулька понравилась мне с первого взгляда.
Я заприметил ее минуты три назад. Нагруженная пакетами, она напоминала трудолюбивого муравья. Похоже, не впечатляющая физическими данными старушка – она была сухонькой и не вышла ростом – прикупила дыни или арбузы и тащила их домой.
Возможно, я бы и не глянул в ее сторону при таком огромном внутреннем напряге. Но она шла по протоптанной на газоне тропинке, которая вела как раз к тому подъезду, что мне нужно.
Я мигом подскочил к бабульке и сказал:
– Давайте я вам помогу.
– Ох… Спасибо тебе, хлопчик. – Старушка, не задумываясь ни на секунду, отдала мне пакеты и, наконец, разогнулась. – Старость – не радость. Совсем руки не тянут.
– А что же вы так нагрузились?
– Попала на распродажу. Купила за полцены. Арбуз, две дыньки, синенькие… Пенсия у меня маленькая, вот и приходится выкручиваться.
– Это понятно… Вам куда?
– Вон к тому подъезду. А там уже лифтом…
У меня сразу отлегло от сердца. Я не ошибся – бабулька была соседкой тетки Колоденчихи.
А может, это она и есть?
Эта мысль так поразила меня, что я на миг забыл о наших конкурентах, которые провожали меня и старушку безразличными взглядами. (Чтобы немного замаскироваться, я согнулся в три погибели, пытаясь стать ниже ростом).
– А вы на каком этаже живете? – спросил я враз охрипшим голосом.
Если это Колоденчиха, то в ее квартиру можно будет войти без шума и пыли, как говорил один киношный персонаж.
Ведь у нас раньше как строили жилье: сначала возводили, например, дом № 12; затем, когда микрорайон был уже полностью укомплектован согласно утвержденной планировке, какому-нибудь большому начальнику приходила в голову запоздалая мысль, что земельный отвод возле двенадцатого дома чересчур обширен для одного строения; и начинали штамповать – дом № 12а, № 12б… и так далее.
В конечном итоге получалась каша. Например, дом №14в мог находиться совсем на другой улице. Попробуй, отыщи его без местного поводыря. Но даже аборигены иногда становились в тупик в этом хитросплетении.
Тем более, что все дома были похожи друг на друга, как близнецы, и на многих отсутствовали таблички с их порядковыми номерами.
– Тама, – указал пацан на окна одной из квартир второго этажа.
– Точно? Ты не ошибаешься?
– Нет, – уверенно ответил пацан, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Я понял его состояние. Ему хотелось как можно быстрее добраться до магазина, чтобы оприходовать «премию» Остапа Гнатовича.
– Спасибо, хлопец. Беги…
Мои слова пацан исполнил в точности. Он взял с места в карьер, да так, что только пятки засверкали.
Эх, махнуться бы с ним годами…
– Что будем делать? – спросил Михеич.
– А полегче вопроса у тебя нет?
– Может, войдем в квартиру нахрапом и?…
– И тебя вынесут вперед ногами. Ты даже не можешь представить, что это за штучка.
– Брось… Баба есть баба.
– Михеич, это не баба, а ниндзя. Слыхал о таких?
– Слыхал. И в кино видел. Сказки все это. Даже самый козырный ниндзя не остановит пулю.
– Пока ты соберешься пульнуть, она два раза успеет тебя замочить. Так что не хвались на рать идучи.
Михеич умолк. Но по его лицу я видел, что бывшего мента, который привык в своей работе особо не церемониться с законом и правами граждан, мои доводы не убедили. Вот упрямец…
А и впрямь, что теперь? Привезти сюда Рыжего, чтобы он спел под окнами тетки Колоденчихи серенаду для своей возлюбленной?
Представляю этот концертный номер… Хотя в нем и может быть что-то романтическое. Чтобы любовь у них была покрепче и на всю жизнь.
Так-то оно, так, но теперь дело видится гораздо глубже. И проблема уже не только в Крапивине. Если, конечно, мои выводы верны. Каша заварилась гораздо раньше. А расхлебывать приходится сейчас. Мне и моим друзьям.
– Между прочим, мы тут не одни, – вдруг подал голос Влад.
– Ты о чем? – спросил я удивленно.
– Возле дома «пехота». Кого-то пасут.
– Иди ты! Где?
– А вон стоит «жигуль». В нем находятся двое, а один прохаживается неподалеку от нужного нам подъезда. Видишь?
– Вижу. Блин! Не было печали…
– Но и это еще не все. Возле следующего подъезда припаркована еще одна машина, кажись, «форд». Отсюда не разобрать… Похоже, что в этой тачке сидят товарищи тех, кто в «жигуленке».
– Скорее всего… Глаз не сводят с подъезда, в котором находится квартира тетки Колоденчихи… Кто это может быть? Менты?
– Нет, – авторитетно заявил Михеич.
– Почему?
– Грубая работа. Их может заметить даже человек весьма далекий от таких проблем. Несмотря на все перетряски последнего десятилетия, ребята в милицейской наружке имеют хорошую квалификацию. А эти действую топорно. Дилетанты.
– Тем не менее, их много. И, наверное, все со стволами.
Я с невольным вздохом посмотрел на Влада. Пистолет был только у него. Но что такое оружие ближнего боя, если у тех, кто сидит в «форде» и «жигулях» могут быть «калашниковы»? Ничего. Ноль. Почти что рогатка.
– Подозреваю, что они приехали по наш «товар», – сказал я кисло.
– Возможно, – поддержал меня Михеич. – И теперь ждут, когда Дженнифер появится на улице.
– Если пацан не ошибся, то ждать им придется долго. Но насколько я знаю братков, – а это точно они; морды у этих хмырей уж больно наглые – долготерпение не является их добродетелью.
– Значит, скоро пойдут на штурм, – сказал Михеич.
– Угу, – кивнул я с сокрушенным видом. – Возможно, они ждут сигнал к началу действий.
– Или подкрепление, – дополнил меня Влад.
– Не исключено. Интересно, тылы они прикрыли?
– Проверить? – Влад приоткрыл дверь машины.
– Не мешало бы… Вот только знать бы, как у нас со временем. Ладно, все равно нужно что-то делать. Но пока в башке что-нибудь свариться, надо провести разведку. Только не боем! Понял?
– Так точно.
– Только вернись немного назад и подойди к дому вон через тот палисадник. Там такие дебри, что заметить тебя будет трудно. Даже если смотреть сверху, с этажей.
– Учи ученого, – беззлобно буркнул Влад и испарился.
Он был очень даже неплохо подготовлен. Я лишь недавно узнал, что во вторую чеченскую кампанию Влад служил в составе группы специального назначения, которая воевала в тылах бандформирований.
В мою военную бытность мне приходилось об этих парнях слышать, но видеть – никогда. Они были настолько засекречены, что о составе этого подразделения знал лишь очень ограниченный круг военачальников – от силы три-четыре человека.
В состав спецгруппы входили почти сплошь офицеры, в основном бывшие афганцы, и те, кто воевал на африканском континенте. Это были асы из асов.
Почти полгода они шерстили «чехов», как бобиков. В плен никого не брали, чтобы не раскрыть свое инкогнито.
Обеспокоенные большими потерями в тылу, то есть, в горах, главари бандитов устроили на них настоящую охоту. Естественно, подняли и свои связи среди высокопоставленных российских военных. Продажных тварей во все времена хватало…
Но у них везде вышел облом. В спецгруппу вербовали только парней с гражданки, потому они нигде не числились. В штабных документах не мелькала ни одна фамилия бойцов этого элитного подразделения.
А истребительные отряды чеченских бандитов несли огромные потери – потому что бойцы спецгруппы практически всегда (что значит большой боевой опыт!) обнаруживали их первыми и били, как глупых куропаток, – внезапно, шквальным огнем, и прицельно…
Влад возвратился спустя полчаса.
Все это время я места себе не находил. Напряжение нарастало ежеминутно. Я видел, что и наши, так сказать, соперники, тоже нервничают. А может, мы ошибаемся, может, у них другая цель?
Но интуиция упрямо твердила: нет, все правильно, ошибка исключается, уж больно эти парни в «форде» и «жигулях» похожи на бойцов Курамшина – тех, кто замочил Кирика. И по повадкам, и по походке. Только сейчас они были без масок.
Теперь все наши конкуренты выползли на свет ясный. В машинах остались только водители. Тыловое подкрепление.
Они рассредоточились и охватили подъезд по дуге. Не оставалось никаких сомнений, что вскоре должен последовать приказ на штурм твердыни – квартиры неизвестной, но уже симпатичной мне, тетки Колоденчихи.
– Ну как? – встретил я Влада вопросом, который буквально вырвался из груди.
– Худо. Там засада.
– Сколько?…
– Я насчитал двоих. Но возможно, их больше. Мне не хотелось раскрываться раньше времени, и я не стал углубляться в сад.
– Сад?
– За домом не только огородики, как обычно, но кто-то посадил еще и несколько фруктовых деревьев. Есть там и кусты – смородина, крыжовник, малина…
Все-таки крестьянская сущность многих горожан неистребима. Отлученные от земли – по своей ли воли, а может, по каким-то другим причинам – они заводят под окнами квартир на крохотных клочках земли огородики.
И не ради нескольких огурцов или пучка редиски. Свежие овощи и фрукты – чаще всего привозные, из-за бугра – можно купить в ближайшем магазине даже зимой.
Им приятно ковыряться в земле, ощущая себя не просто зверьком, запертым до конца дней в благоустроенной клетке, а творцом, человеком мыслящим, у которого тяга к созиданию заложена в генах.
Огородик – это мини-вселенная работящего горожанина.
– Тэк-с… – Я сильно потер виски, чтобы сосредоточиться. – Надо действовать. Дело худо. Или мы успеем, или… В общем, понятно. Михеич!
– Да.
– Подгонишь машину вон к тому дому. Поставь ее так, чтобы от подъезда она не просматривалась. Понял мою мысль?
– Не совсем. Если идти туда, то нужно всем вместе…
– Они нас вмиг сомнут. Их в три раза больше. Вон у одного в руках спортивная сумка. Как ты думаешь, что в ней?
– А что тут думать? Шмайсер.
– И скорее всего не один. Так что выполняй приказание. Машину держи под парами. Чтобы мы прыгнули в нее – и с места в галоп.
– Слушаюсь.
– Теперь ты, Влад. Возвращайся в этот садик за домом и наведи в нем порядок. Вычисти мусор. Только начнешь работать по моей команде. Проверьте свои говорилки. Норма? Отлично. И еще одно, Влад, – не сильно увлекайся. Мы дома, не в Чечне. Глушить клиентов можно, но не до слякоти. Нам «мокруха» не нужна.
– А если они начнут стрелять?
– Чему тебя, блин, учили!? Сделай так, чтобы все было тихо, как в могиле. Если ты их всполошишь, тогда можно будет на всей операции поставить жирный крест.
– Сделаем. Все, я ушел.
– Я тоже…
Бабулька понравилась мне с первого взгляда.
Я заприметил ее минуты три назад. Нагруженная пакетами, она напоминала трудолюбивого муравья. Похоже, не впечатляющая физическими данными старушка – она была сухонькой и не вышла ростом – прикупила дыни или арбузы и тащила их домой.
Возможно, я бы и не глянул в ее сторону при таком огромном внутреннем напряге. Но она шла по протоптанной на газоне тропинке, которая вела как раз к тому подъезду, что мне нужно.
Я мигом подскочил к бабульке и сказал:
– Давайте я вам помогу.
– Ох… Спасибо тебе, хлопчик. – Старушка, не задумываясь ни на секунду, отдала мне пакеты и, наконец, разогнулась. – Старость – не радость. Совсем руки не тянут.
– А что же вы так нагрузились?
– Попала на распродажу. Купила за полцены. Арбуз, две дыньки, синенькие… Пенсия у меня маленькая, вот и приходится выкручиваться.
– Это понятно… Вам куда?
– Вон к тому подъезду. А там уже лифтом…
У меня сразу отлегло от сердца. Я не ошибся – бабулька была соседкой тетки Колоденчихи.
А может, это она и есть?
Эта мысль так поразила меня, что я на миг забыл о наших конкурентах, которые провожали меня и старушку безразличными взглядами. (Чтобы немного замаскироваться, я согнулся в три погибели, пытаясь стать ниже ростом).
– А вы на каком этаже живете? – спросил я враз охрипшим голосом.
Если это Колоденчиха, то в ее квартиру можно будет войти без шума и пыли, как говорил один киношный персонаж.