Гладкий Виталий Дмитриевич. Талер чернокнижника

   В общем, все было сделано по-взрослому…
   – Давно не виделись, Никиша, давно… – пожимая мне руку, сказал Князь, глядя на меня, как вождь индейцев Зоркий Сокол – выжидающе и настороженно.
   Он знал, что я не потревожу его по пустякам, а потому ждал от меня чего-то необычного. И кстати, я почти всегда оправдывал ожидания Деда.
   – Что-то вы давно не появлялись в клубе, – начал я издалека.
   – Хе-хе… – Князь благожелательно рассмеялся. – Ах, деточка, поживешь с мое – поймешь… все поймешь. Существование человека преклонного возраста – сплошная проза; каждый день одно и то же. К этому привыкаешь, обрастаешь мхом, как старый валун, и тебе уже не хочется лишний раз сдвинуться с насиженного места.
   Он снова улыбнулся и затянул потуже пояс шитого золотой нитью шлафрока*. Князь был высок, худощав и неестественно строен для своего возраста. Создавалось впечатление, что он отставной военный, хотя к армии Дед не имел никакого отношения.
   Из-под шлафрока выглядывала белая хорошо накрахмаленная батистовая рубашка, шею Князя закрывал шелковый платок с турецким узором, а на ногах у него были мягкие туфли-мокасины, купленные явно не на рынке, а в дорогом и престижном бутике.
   Да, любил Князь пустить пыль в глаза… Интересно, он что, готовился к встрече? Но с кем? Конечно же, не со мной. Ведь я не предупреждал его заранее о своем приходе. Или это мои домыслы? Князь был помешан на разных условностях, к которым относилась и сама одежда, и ее стиль.
   *Шлафрок – домашний халат (устар.)
   – Как ты насчет ликерчика? – ласково спросил Князь.
   Это был его бзик. Всех своих редких гостей он угощал ликером, которого я (как и вообще сладкие вина), терпеть не мог. Но отказываться нельзя; отказ был нарушением этикета, а значит, большой обидой для старика.
   – С удовольствием, – ответил я, изобразив на лице потрясающую искренность.
   – Тогда прошу…
   Мы прошли в гостиную (это у меня кухня – главное место в доме), сели за круглый стол, инкрустированный ценными породами деревьев, и Князь поставил на столешницу хрустальный графинчик, а также две очень красивые серебряные с позолотой рюмашки.
   Первые два глоточка мы сделали в благоговейной тишине. Это был обязательный ритуал. Что касается ликера, то он был очень густой и имел незнакомый запах. Похоже, этот графинчик стоил бешеных денег. А куда их девать весьма состоятельному Князю?
   Маленькие слабости на закате жизни…
   – Что у вас новенького? – спросил я после третьего глотка.
   – Это у молодежи… хе-хе… все новенькое. А наша жизнь – как игрушечная железная дорога. Бежит по кругу мимо одних и тех же бутафорских деревьев, домиков и станций. Рутина, Никиша, рутина…
   Он понимал, что я имею ввиду совсем другое. Но поплакаться в жилетку Дед любил. И получалось это у него мастерски, так как он хорошо владел образным языком.
   – Да уж… – сказал я индифферентно, ожидая продолжения.
   И не ошибся.
   – Ну, а что касается монет, то недавно мне попалась очень даже неплохая скандинавская клипа*. Шестнадцатый век, одна из первых. Тебе не нужна?
   – Нет, спасибо. У меня этого добра хватает.
   – Хе-хе… Тебя ничем не удивишь. Таким и я когда-то был…
   *Клипа – обрезанная ножницами или вырубленная зубилом монета некруглой формы – квадратной, прямоугольной, шестиугольной; на клипах отбивались штемпели обычных золотых и серебряных монет.
   Мы снова помолчали: Князь ждал, когда я скажу то, главное, зачем пришел, а мне все никак не удавалось правильно сформулировать волнующие меня вопросы. Поэтому я решил немного потянуть время.
   – Я слышал, у вас недавно были проблемы… – Как раз в этот момент мне на память пришел рассказ Лехи о том, что Князя пытались обворовать.
   Дед мгновенно поскучнел. Пожевав сухими узкими губами, он с явной неохотой ответил:
   – Да. Были…
   – Вот сволочи! – сказал я с сердцем.
   – Ах, Никиша, в нашем увлечении много подводных течений. И ты это знаешь не хуже меня.
   – Что-то взяли?
   – В том-то и дело… – Князь совсем стал мрачным. – Все на месте. Зачем они лезли в квартиру – ума не приложу. Деньги, правда, исчезли. Но мне кажется, не в них дело. А в чем именно – непонятно. Плохо, Никиша, беду чую…
   – Перестаньте! Что вы, в самом деле… Может, они хотели бомбануть ваш сейф, да не вышло. Вот и весь сказ. И никаких тайн.
   Я, так же, как и Леха, знал, что у деда есть большой банковский сейф. Это не было секретом. Он стоял в специальной комнате, своего рода выставочном зале, в окружении шкафов с выдвижными ящичками, в которых находились монеты.
   Князь не доверял пластиковым контейнерам для хранения монет, так как считал (и не безосновательно), что выделения из пластмасс портит их внешний вид. Поэтому все его коллекционные раритеты покоились в ячейках на бархате, заключенные в плоские ящички из древесины.
   – Хотелось бы в это верить, – ответил Князь.
   Я решил изменить тему, чтобы совсем не ввести деда в тоску.
   – Кстати, вам Леонид передавал привет, – соврал я, не моргнув глазом.
   – Никиша, это кто? Извини, память уже не та…
   – Леха Давайте-Жить-Дружно.
   – А-а… Хороший мальчик. Только немного шебутной. Когда-то я наставлял его на путь истинный. Как он там?
   – Крутится. Звезд с неба не хватает, но пока на волне.
   – Ему бы больше знаний. Он совсем не хочет учиться. Я вот старый, а книжки умные уважаю, слежу за новинками. Без этого в нашем деле никак нельзя.
   – Это точно…
   Мне показалось, что нужный момент наступил, и я достал из кармана сложенный вчетверо листок со сканированным изображением таинственного рудничного талера.
   – Вот, кстати, пример, когда и умные книги не помогают, – сказал я, пододвигая листок поближе к Князю. – Пришел к вам за помощью. Совсем запутался. Что-то из ряда вон выходящее. Если я, конечно, не ошибаюсь.
   – Ну-ка, ну-ка! – оживился Дед.
   Он развернул листок и по привычки достал из кармана лупу, хотя изображения аверса и реверса монеты были достаточно большими и четкими; по-моему, он не расставался с лупой никогда.
   – Тэк-с… – Князь склонился над листком с видом естествоиспытателя, которому попался редкий вид насекомого; у Деда даже глаза засветились, словно где-то внутри кто-то включил два фонарика. – Что мы тут видим…
   Мне было понятно его состояние. Настоящего нумизмата хлебом не корми, а дай ему какую-нибудь загадку. Это же сколько разговор потом будет, сколько мнений, сколько споров…
   В общем, такие моменты дорогого стоят. Именно они и подвигают истинных коллекционеров на неустанные поиски чего-то необычного, нестандартного. Это своего рода бесконечное соревнование, где есть свои победители и побежденные, чемпионы и экс-чемпионы, подмастерья и мастера, ну и, естественно, заслуженные мастера.
   Князь был заслуженным мастером. Иногда нам, молодым, казалось, что он знает все. Дед мог ответить практически на любой вопрос. Однако, выступить в роли эксперта соглашался очень редко, и то если его об этом просил какой-нибудь старый друг.
   Мне было известно, что Деда приглашали на должность консультанта по вопросам нумизматики самые известные аукционные дома, суля большие деньги, почет и уважение, но Князь неизменно отвечал отказом. Почему? Никто не знал. А сам Дед на эту тему никогда не говорил.
   Правда, у меня была одна догадка. Но я не мог бы поручиться, что она сама истина или близка к истине.
   Князь очень любил свою давно усопшую жену. После ее смерти он не только не женился на другой женщине, но даже не смотрел на них. Для него они просто перестали существовать.
   После того, как умер мой дед, а ко мне пришло понимание, что он значил для всей нашей семьи, и какая это была потеря лично для меня, я стал часто бывать на кладбище. Могила патриарха нашего рода находилась неподалеку от места захоронения жены Князя, и когда бы я ни приходил навестить деда, на надгробии супруги старого нумизмата всегда, в любое время года, были свежие цветы.
   Случалось мне видеть там и самого Князя. Я старался обходить его стороной, интуитивно понимая, что именно в этот момент он хочет побыть наедине со своими мыслями.
   Князь мог сидеть на скамейке возле могилы в полной неподвижности часами. Временами создавалось такое впечатление, что это уже не живой человек, а изваяние.
   Скорее всего, он не уезжал из города только потому, что хотел быть всегда рядом с женой. А года два или три назад моя догадка нашла еще одно подтверждение – по указанию деда, ему приготовили последнее пристанище рядом с ее могилкой.
   Он даже сам себе заказал надгробие – точно такое, как у жены. На глыбе черного мрамора, отполированной только с одной стороны, были высечены его фамилия, имя, отчество и дата рождения с многозначительной черточкой в конце.
   – Где оригинал? – спросил Князь, закончив рассматривать изображение рудничного талера.
   Меня удивил его голос; он вдруг стал скрипучим и неприятным.
   Я заколебался – сказать, не сказать?… Нужно признаться, что я, кроме бумажного листка с изображением сканов монеты, захватил и ее с собой.
   По идее, это был само собой разумеющийся поступок. Имея в руках только рисунок, о монете судить трудно. Но меня что-то сдерживало; мне казалось, что талер сам не хочет идти к Князю на показ.
   Конечно, это смешно – кусочек металла, пусть и в обработанном виде, не может что-то чувствовать, а тем более – желать. Железяка, она и есть железяка.
   Но я слишком давно, как на мои годы, занимаюсь нумизматикой и знаю, что каждая монета имеет характер и может влиять на своего хозяина. Монеты бывают добрыми и злыми, заносчивыми и толерантными, сановными и простодушными, по-хорошему таинственными и коварными.
   Очень многие старинные монеты взяты из каких-нибудь кладов. И нередко хозяева этих сокровищ накладывают на них заклятье.
   Право, глупо в наш просвещенный век говорить об этом. Но от фактов никуда не убежишь – не один коллекционер испытал на себе действие старинных чар, которые могут даже свести в могилу.
   А заговоренная монета – это вообще мина замедленного действия. Деньги, даже обезличенные кредитные билеты, сами по себе серьезная вещь, а уж золотые или серебряные монеты, имеющие длинную и нередко кровавую историю – тем более.
   Почему существуют бедные и богатые? Все знают, что к одному деньги сами плывут, и он даже не может понять, почему, а другой всю жизнь пытается заработать лишнюю копейку, и все мимо кассы.
   Это происходит потому, что одного деньги любят, а второго нет. Вот и весь сказ. И как бы не утверждали большие умники, что каждый человек может стать олигархом, я в эти байки не верю. Это россказни для малолеток, которые спят и видят себя крутыми и состоятельными.
   – У меня, – ответил я честно после некоторых колебаний.
   – Ты принес его?
   – Ну, в общем… как вам сказать… – Я замялся.
   – Никиша, не темни. Это серьезно. Талер у тебя в кармане. Теперь я это чувствую.
   Отпираться уже не было смысла, и я нехотя достал из кармана пластмассовую коробочку из-под какого-то ювелирного украшения, оклеенную изнутри мягкой бархатистой тканью, куда я с почтением поместил рудничный талер. Он уже был почищен, поэтому мягко светился – как настоящая драгоценность.
   Князь быстро надел белые хлопчатобумажные перчатки и схватил монету, как коршун зазевавшегося цыпленка. Какое-то время в гостиной царила тишина. Дед священнодействовал с лупой в руках, а я внимательно за ним наблюдал.
   Наконец Князь с шумом сделал вдох, а затем выдох, откинулся на спинку кресла и посмотрел в мою сторону с таким видом, словно ему стало меня очень жалко, но он не знает, как мне помочь.
   – Никиша, послушай старика, который много чего повидал в жизни. Выбрось эту монету в реку или в старый шурф, но только чтобы он был как можно глубже.
   – Д-д… Да вы что!? Как это – выбрось. Извините, но я не врубаюсь. Зачем, почему?
   – Именно выбрось, а не продай, – продолжил дед. – В этом случае ты потеряешь всего лишь деньги. Но я знаю, что для тебя они не фетиш, поэтому такую утрату ты переживешь спокойно.
   – А если не выброшу, то что будет?
   Князь посмотрел на меня с сожалением и даже скорбью, и перевел взгляд на великолепно выполненный маслом портрет своей жены, который висел на стене справа от меня. Я уже знал, что писал это полотно один из известнейших художников двадцатого века.
   Он смотрел на нее, будто пытался испросить совета. Но портрет молчал, как и должно, и тогда заговорил сам Князь.
   – Другому эту историю я бы никогда не рассказал… Но ты, Никиша, хороший мальчик. Глядя на тебя, мне кажется, что ты – это я в молодости. И мне не хочется, чтобы кто-то еще повторил мою ошибку.
   Дед немного помолчал – наверное, собирался с мыслями – и продолжил:
   – Эта монета в свое время была в моей коллекции…
   – Что!?
   – Да-да, Никиша, я говорю чистую правду. Только не думай, что я предъявляю тебе какие-то претензии. Отнюдь. Я продал ее… старый дурак. А нужно было, как мне теперь стало понятно, выбросить ее к чертям собачьим.
   – Но с какой стати? Монета, если я что-то смыслю в нумизматике, уникальная. Ладно – необычная. Это точно. Однако выбрасывать ее за здорово живешь… Не понимаю. Если можно, объясните, в чем тут дело.
   – Я и сам поначалу был слеп, как крот. А может, чересчур жаден. Когда этот талер попал ко мне, я был на верху блаженства. В отличие от тебя, мне приходилось слышать от старших коллег, на заре своей юности, что это за монета. В принципе, если не сильно глубоко копать, ее можно отнести к рудничным талерам, но все же с этого ряда она выпадает.
   – Почему?
   – Ты разбираешься в геральдике очень даже неплохо. Я это знаю. Поэтому – уверен – тебе сразу бросилось в глаза то, что герб не читается. Верно?
   – Да, вы правы. Я поднял всю имеющуюся у меня литературу по этому вопросу, копался в Интернете – и ничего. Такой герб нигде не значится. Это меня сильно удивило.
   – Вот-вот. И мне герб сразу бросился в глаза. Да, Никиша, талер и впрямь раритет. Только это монета дьявола, вот что я тебе скажу…
   Я глядел на Князя во все глаза. Он почернел лицом и стал очень мрачным.
   – Где-то в середине шестнадцатого века в горах Гарца – это Саксония, ты знаешь – какой-то бедный лесоруб нашел потрясающе богатые залежи серебра. Гораздо позже люди начали говорить, что ради этого он заложил свою душу нечистому, но, как бы там ни было, а этот малый мгновенно разбогател. Будучи человеком неглупым, он потихоньку выкупил участок, на котором находилось месторождение, за несколько пудов серебра – земля там слыла плохой (на ней даже лес не рос), поэтому особых проблем с покупкой у него не было – и начал разработки…
   – Везет же людям, – не удержался я от комментария.
   – Везение, Никиша, всегда имеет обратную сторону – как монета или медаль.
   – Кто бы спорил… Но все равно иногда хочется сорвать приличный куш, не прикладывая особых усилий.
   – Молодо – зелено… – Князь тяжело вздохнул. – Так вот, оперившись и став очень богатым человеком, бывший лесоруб захотел стать еще и нобилем – дворянином. А поскольку в это время местный герцог вел с кем-то войну, то деньги нужны были ему позарез.
   – А кому они не нужны… – буркнул я, слушая рассказ Князя с неподдельным интересом.
   – Если бы только в деньгах было счастье… – Дед опять вздохнул. – Короче говоря, бывший бедняк получил герб, графскую корону, прикупил еще землицы, построил шикарный замок, обзавелся челядью… – ну и так далее. Жизнь пошла у него совсем другая. Новоиспеченный граф по высочайшему соизволению даже начал чеканить свою монету, благо серебра у него было сколько угодно. Да вот беда: сначала в горах Гарца, а потом и по всей Саксонии, стали распространяться слухи, что граф-лесоруб якшается с нечистой силой.
   – Зависть. Это элементарно. Я даже сейчас ему завидую, а что говорить о его современниках.
   – Да, отчасти ты прав. Зависть – это один из движителей прогресса, как это ни странно. Из зависти делают карьеру, пишут бестселлеры, делают гениальные открытия и изобретения, меняющие мир. Но все дело в том, что начали исчезать люди. И их следы вели к замку новоиспеченного графа. Так продолжалось года три или четыре, пока, наконец, до герцога Саксонии дошли жалобы его вассалов.
   – Еще бы они не дошли… – Я криво ухмыльнулся. – Думаю, что герцог спал и видел, как он прибирает к рукам лакомый кусок в виде серебряного рудника. А тут подвернулся такой удобный случай…
   – Случай и впрямь был на руку герцогу, который погряз в долгах. Сначала он послал какого-то дворянина с небольшой охраной, чтобы тот конвоировал графа-лесоруба в столицу герцогства для судебного разбирательства. Однако, и нобиль, и конвой исчезли, словно их никогда и не было.
   – Похоже, наш счастливчик смекнул, что добром для него этот суд не кончится, и забил на приглашение герцога большой болт.
   Князь поморщился. Он не любил, когда с ним говорили на сленге. Но сдержался, не стал читать мне нравоучения.
   – Скорее всего, – ответил он. – К тому же, в те времена вассалы не очень праздновали своих сюзеренов. У них самих были дружины, числом не меньше, чем у правителей. Но герцог оказался человеком настойчивым. К тому же приз на кону был завидный. Он собрал большой отряд с артиллерией и после месячной осады взял замок приступом.
   – Надо же… Целых тридцать дней держался бывший лесоруб. Похоже, человек он и впрямь был непростой.
   – В хрониках о нем говорится очень скупо, но есть намеки, что его предали слуги. Они ночью перебили стражу и открыли замковые ворота.
   – Наверное, граф зарплату им задерживал, – сказал я с иронией, вспомнив, как мыкались мои приятели, когда развалился Союз; некоторые по году сидели без денег.
   – Может быть. А возможно, слуги боялись, что герцог их казнит – он должен был взять замок в любом случае, так как силы были неравными. В общем, замок в конечном итоге пал, но самого графа так и не нашли. Он сбежал. Осаждавшие замок кнехты* герцога говорили, что улетел; будто бы они видели это собственными глазами. Конечно, служивые плели чушь, скорее всего, под впечатлением россказней о графе– чернокнижнике. Народ тогда был очень суеверный. Но не это главное. Когда открыли подвалы замка, то увидели там горы черепов, разнообразные орудия для пыток и сосуды с человеческими органами. А все стены и пол подземелья были разрисованы каббалистическими знаками, и вместо краски использовалась кровь.
   – Вон оно что… – Я вдруг вспомнил зрелище, представшее перед моими глазами в квартире Хамовича, и невольно содрогнулся. – Мужик баловался оккультизмом.
   *Кнехт – в прямом переводе «батрак» (нем.); наемные солдаты-пехотинцы в средние века в Германии и Австрии.
   – В хрониках написано, что он продал свою душу дьяволу. Замок по приказанию герцога разрушили до основания, всех подручных графа – кого поймали – сожгли на костре после «беседы» с инквизиторами, серебряный рудник и земли баснословно разбогатевшего лесоруба-счастливчика были присоединены к владениям герцога, а рудничные талеры (такие, как твой) собрали со всех немецких земель и переплавили. Конечно, какая-то часть монет осталась, ушла в зарубежье, но со временем и они вышли из обращения, чтобы исчезнуть с нумизматического горизонта навсегда; так казалось многим специалистам. Что касается описаний герба графа-чернокнижника, деяний бывшего лесоруба, а также различных записей, где упоминается его имя (в том числе и в церковных книгах), то они по указу святейшего папского престола были вымараны из всех списков. Сведения об этом таинственном графе, которыми значительно позже воспользовались исследователи, были почерпнуты из лютеранских источников. И то только потому, что лютеранские проповедники приводили эту историю, как пример греховности католиков, в частности, богатых нобилей.
   – М-да… Историйка и впрямь не для слабонервных… Мне вот только непонятно, почему легенда на этих талерах читается как абракадабра?
   Дед устало улыбнулся, что далось ему не без труда.
   – Существует версия и на сей счет. Кстати, всю эту историю мне рассказали мои немецкие коллеги… когда я заполучил монету и начал с нею разбираться. Будто бы абракадабра, как ты говоришь, была отчеканена на монетах во время осады. Князь, видимо, знал, чем она закончится, а потому передал герцогу зашифрованное таким образом послание. Дело в том, что в замковых кладовых графа-чернокнижника якобы хранились несметные сокровища – слитки серебра и золота, драгоценные камни, старинные украшения и прочая. А когда офицеры герцога вошли туда, то увидели на полу лишь небольшую кучку вот таких монет, – дед указал на рудничный талер. – Все остальное куда-то исчезло. И как не искали люди герцога сокровища чернокнижника, все их усилия были напрасны. Потом кто-то сообразил, что в легенде есть ответ на этот вопрос и лучшие умы герцогства принялись разгадывать эту головоломку.
   – Разгадали? – спросил я почему-то с трепетом.
   – Говорят, что да, разгадали. (Сам понимаешь, шифры тогда были примитивные, не то, что сейчас). И принесли свои выкладки герцогу. А наутро его нашли убитым в собственной спальне, хотя покои герцога охранялись весьма тщательно. Поначалу смерть сюзерена не связали с шифрованным посланием графа-чернокнижника. Грешили на кого угодно, только не на него. Но когда приняли решение продолжить розыски пропавших сокровищ, то оказалось, что ученый, разгадавший ребус на монете, покончил жизнь самоубийством в ту же ночь, когда убивали герцога. Тогда обратились к другим математикам. Но они не стали заниматься разгадкой шифра даже под страхом заключения. Видимо, ученые уже кое-что знали или догадывались.
   – М-да, дело темное… – Я умолк, колеблясь; но потом все-таки продолжил свою мысль: – Вот только я пока не понял, почему вы так ополчились на этот талер? Монета как монета. Мало того, чрезвычайно редкая, значит, очень ценная. А что касается всякой мистики… – Я скептически ухмыльнулся. – Мистика осталась в прошлом. На дворе двадцать первый век. Это все сказочки для слабонервных.
   Конечно же, я так не думал. Но мне нужно было подбодрить себя, потому что от истории про лесоруба-счастливчика на меня вдруг повеяло жутью и мне стало немного не по себе. У меня создалось такое впечатление, что если я закрою глаза, то попаду прямиком в подземелья графа, где он проводил свои оргии.
   – Напрасно ты так говоришь, Никиша. Впрочем… – Дед сокрушенно покачал головой. – И я когда-то так думал. Если бы я только знал, чем мне придется расплатиться за свою глупость и самонадеянность…
   – Вы все время говорите загадками.
   – В моей жизни нет никаких загадок. Из-за этой проклятой монеты… – Он поднял взгляд, полный муки, на портрет жены. – Из-за это монеты я потерял свою Марьюшку…
   – То есть?…
   – Этот талер мне принес один черный гробокопатель. И в прежние времена осквернителей древних могил и захоронений хватало. Я схватился за монету, как черт за грешную душу. Мне сразу стало ясно, что это раритет. А когда я проконсультировался с немецкими коллегами, то вообще сошел с ума. Оказалось, в мире существуют всего два таких талера! Не считая того, что был у меня.
   Дед сокрушенно покачал головой.
   – Ах, как я был глуп! Я начал часами сидеть над монетой, пытаясь разгадать зашифрованную легенду. Я словно сошел с ума. Жена не могла вытащить меня из-за рабочего стола, чтобы я мог поесть. Однажды она разозлилась, схватила талер и хотела его выбросить. Я поймал ее руку, толкнул… мы сильно повздорили, чего прежде не было никогда. И она… она в расстроенных чувствах выскочила на улицу. Я был сильно зол и даже не попытался ее остановить. Но тут меня словно что-то подтолкнуло… я вышел на балкон…
   Дед закрыл лицо руками.
   – Все случилось на моих глазах, – сказал он глухими голосом. – Она перебегала улицу и попала под колеса грузовика. Откуда он появился, я до сих пор не могу понять. Ведь его не было, не было! Я же смотрел…
   Быстрым движением он схватил свою рюмку и допил ликер одним глотком.
   – Она ушла из жизни сразу… – Голос Князя стал совсем безжизненным. – А водитель грузовика скончался в больнице, не приходя в сознание. Почему он умер, врачи так толком и не сказали. Травмы у него были, но не такие уж и тяжелые…
   Он умолк. Я тоже молчал. А что тут скажешь? Мои самые искренние соболезнования будут для деда не более, чем сотрясения воздуха.
   Теперь я понимал, почему он не хочет никуда уезжать и почти каждый день (а может, и каждый) ходит к ее могиле. Князь уже много лет просит прощения у своей усопшей жены, но она, увы, ответить ему не может.
   – Извините… – Я нервно прокашлялся. – А куда вы… потом дели этот талер?
   – Поначалу мне было не до коллекции. Но потом я увидел кошмарный сон, и проснулся с уверенностью, что в смерти Марьюшки виноват именно этот талер. Не знаю, откуда появилась такая уверенность, но она была сродни наваждению. Сгоряча я намеревался даже не продать, а выбросить монету куда подальше. И очень сожалею, что тогда не сделал этого.
   – Почему?
   – Душа противилась. Вернее, та ее часть, в которой засела любовь к собирательству монет. Талер ведь уникальный. Я как будто раздвоился: одна рука тянется к талеру, чтобы избавиться от него, а другая держит ее за рукав.
   – Я понимаю вас…
   – Потом однажды ко мне зашел Иван Сергеевич, в моих мозгах наступило просветление, и я решился – предложил ему эту монету за чисто символическую цену. Он сильно обрадовался – ты ведь знаешь, талеры его конек…