Страница:
– Было… немного. Наш дед ставил на мне опыты. Вот тогда я и узнал, что тоже кое-что могу. Правда, не в такой мере, как твой дедушка. Живи он в средневековье, его назвали бы магом. Он мог загипнотизировать любого человека, притом мгновенно, едва войдя с ним в контакт. Это было потрясающе. А вот со мной у него ничего не получалось.
– Почему?
– Он не сказал.
– И что, ты потом никогда больше не интересовался этим вопросом?
– Интересовался. Но наш дед только загадочно улыбался и щелкал меня по носу. Это когда я был маленьким. А когда стал старше, он сказал, что лучше мне этого не знать. Мало того, он настоял, чтобы я обучался техническими дисциплинами, хотя мне очень хотелось выучиться на психолога и работать под его руководством.
– Да, дед у нас был кремень. Спорить с ним – себе было дороже.
– Как там?… – осторожно спросил отец.
Я понял, что его интересовало.
– Все нормально, пап. Мне попалась интеллигентная камера. Никто меня не прессовал.
– А милиция?
– Тоже пока не применяли свои «особые» методы.
– Думаю, что тебя еще будут допрашивать. Ты там не дерзи, ладно? А то я тебя знаю.
– Пап, я сама вежливость. Но мне так не нравится ментовская бесцеремонность…
– А кому нравится? Потерпи, сынок, потерпи. Я уверен, что все образуется. Есть у меня такое ощущение.
– Когда?
– А это уже вопрос. Думаю, что скоро. Но меня сильно беспокоит твоя монета. Что-то с ней не так. Я не большой поклонник мистики, хотя наш дед и занимался такими вопросами в своем институте, и не очень верю в оккультизм. Однако, нельзя отрицать, что в этой области человеческих заблуждений есть некое рациональное зерно. Мне кажется, что монета играет во всей этой истории какую-то роль.
– Почему ты так думаешь?
– Есть такое понятие как причинно-следственные связи. Идеалисты и агностики утверждают, что существуют беспричинные явления. Но это совсем не так. Даже капля дождя, упавшая с небес, имеет свою предысторию. И почему она упала на землю именно здесь, а не где-нибудь в Сибири тоже вполне обоснованно…
– Папа! – взмолился я. – Я терпеть не могу философию! Ты можешь выразить свою мысль простым народным языком?
– Могу. Этот талер вполне может быть одним из звеньев в цепи событий, в которые тебя втащил его величество Случай. Теперь тебе понятно?
– Не совсем. Но даже если это так, то напрашивается вопрос: мне что, выбросить монету?
– Поздно, – угрюмо сказал отец. – Нужно ждать развязки.
– Почему поздно?
– Потому что внутри у меня вызрело именно это ощущение. Поезд идет под откос, Ника. Его уже не остановишь. Но мне очень не хочется, чтобы ты оказался в одном из вагонов этого поезда.
– Да, пап, умеешь ты успокоить человека… История из серии «Спокойной ночи, малыши».
– Это я к тому, сын, что ты должен быть готов к любым перипетиям. К сожалению, может так случиться, что я буду не в состоянии тебе помочь; хотя бы потому, что в самый ответственный момент окажусь далеко от тебя. Но поскольку ты предупрежден, то у тебя есть шанс выйти сухим из воды.
– Папа, не пугай меня.
– Я не пугаю. Я просто констатирую факты. А они упрямо говорят о том, что некая сила буквально за шиворот втаскивает тебя в круговорот опасных событий. Почему это так, что это за сила, я не знаю. И даже не догадываюсь. Но что-то в этом есть. Ведь не зря же ты присутствовал в моем видении.
– Может, мне и впрямь закрыться и посидеть дома с недельку… – подумал я вслух.
– Это было бы очень разумное решение. А я буду навещать тебя каждый день, и привозить продукты. Береженого Бог бережет. Да, кстати, мать все телефоны оборвала. После того, как Лукич попросил, чтобы я звякнул ему, она места себе не находит. Сердцем почуяла, что у тебя проблемы. Ты позвони и успокой ее. Только ничего ей не рассказывай!
– Обижаешь, батя. Я же не совсем тупой… А ты откуда звонишь? Разве не из дому?
– Нет. Сегодня я немного задержался на работе. Звоню из машины. Разве ты не слышишь?
– Да, теперь слышу.
– Когда ты купишь себе мобилку!? Или денег не хватает. Так я подарю.
– Не надо, пап. На кой она мне? И кстати, в СИЗО все равно не разрешают иметь телефоны.
– Ты еще больший упрямец, чем твой дед. Два сапога – пара. Ладно, как знаешь. Все, спокойной ночи, сынок. Держись.
– Держусь…
На этом разговор с отцом и закончился. Следуя его совету, я позвонил мамане и имел с нею нелегкий разговор. Она даже на расстоянии умудрилась прогрызть мне дырку в голове своими упреками.
Но я на мать не обиделся. Мне было понятно ее волнение. Успокоив родительницу, как мог, я быстро закруглил разговор и возвратился к своему ужину.
Чай уже давно остыл, поэтому я вылил его в мойку и нашел в холодильнике пакет с томатным соком. Яичницу из шести яиц и поджаренный бекон я не съел – проглотил. Да еще и вымакал хлебным мякишем весь жир со сковородки.
Есть такое выражение: позавтракай сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу. Сегодня мне хотелось отдать этой вражине, засевшей в моем желудке, еще и кусок ветчины или колбасы, но, к сожалению, в холодильнике такого добра не оказалось.
Я никогда не следовал общепринятым правилам питания. Хочется есть – ешь, нет – не насилуй себя. И уж тем более мне были до фонаря все новомодные диеты. Что может быть лучше и полезней куска свежего мяса, запеченного над костром?
Но с одним существенным добавлением – ты должен сам этот кусок мяса найти, уполевать и приготовить. Привычка человека наедаться на ночь до отвала ясна и понятна. Она пришла к нам с древних времен.
Пока забьешь мамонта, пока его освежуешь, пока притащишь мясо в стойбище – вот уже и вечер. А съесть побольше нужно было потому, что на следующий день добычу может отобрать или более сильное племя, или пещерный лев, с которым нету никакого сладу, или начнется какой-нибудь катаклизм, когда нужно будет спасать не запасы харчей, а собственную жизнь.
Так что не стоит пенять на свой мягкий характер по части еды. Обжорство сидит в наших генах. А супротив природы идти очень трудно.
Я еле дополз до кровати. Сон напал на меня как убийца и сразил наповал, едва я снял свои шмотки. Наверное, я уснул, что называется, в падении. Так может засыпать только едва родившийся щенок, который пока не понимает, что такое сон, а что – явь.
Удивительно, но, несмотря на нечеловеческую усталость – как физическую, так и моральную – мне снился сон. Один и тот же, притом до самого момента пробуждения. Будто я летел в темном пространстве, а откуда-то издалека доносился голос флейты. Он ныл на одной ноте, как мне показалось, целую вечность. Я просто озверел от этого нытья.
И когда я, наконец, проснулся, то обрадовался до поросячьего визга. Изыди, нечистыя!
Глава 17
– Почему?
– Он не сказал.
– И что, ты потом никогда больше не интересовался этим вопросом?
– Интересовался. Но наш дед только загадочно улыбался и щелкал меня по носу. Это когда я был маленьким. А когда стал старше, он сказал, что лучше мне этого не знать. Мало того, он настоял, чтобы я обучался техническими дисциплинами, хотя мне очень хотелось выучиться на психолога и работать под его руководством.
– Да, дед у нас был кремень. Спорить с ним – себе было дороже.
– Как там?… – осторожно спросил отец.
Я понял, что его интересовало.
– Все нормально, пап. Мне попалась интеллигентная камера. Никто меня не прессовал.
– А милиция?
– Тоже пока не применяли свои «особые» методы.
– Думаю, что тебя еще будут допрашивать. Ты там не дерзи, ладно? А то я тебя знаю.
– Пап, я сама вежливость. Но мне так не нравится ментовская бесцеремонность…
– А кому нравится? Потерпи, сынок, потерпи. Я уверен, что все образуется. Есть у меня такое ощущение.
– Когда?
– А это уже вопрос. Думаю, что скоро. Но меня сильно беспокоит твоя монета. Что-то с ней не так. Я не большой поклонник мистики, хотя наш дед и занимался такими вопросами в своем институте, и не очень верю в оккультизм. Однако, нельзя отрицать, что в этой области человеческих заблуждений есть некое рациональное зерно. Мне кажется, что монета играет во всей этой истории какую-то роль.
– Почему ты так думаешь?
– Есть такое понятие как причинно-следственные связи. Идеалисты и агностики утверждают, что существуют беспричинные явления. Но это совсем не так. Даже капля дождя, упавшая с небес, имеет свою предысторию. И почему она упала на землю именно здесь, а не где-нибудь в Сибири тоже вполне обоснованно…
– Папа! – взмолился я. – Я терпеть не могу философию! Ты можешь выразить свою мысль простым народным языком?
– Могу. Этот талер вполне может быть одним из звеньев в цепи событий, в которые тебя втащил его величество Случай. Теперь тебе понятно?
– Не совсем. Но даже если это так, то напрашивается вопрос: мне что, выбросить монету?
– Поздно, – угрюмо сказал отец. – Нужно ждать развязки.
– Почему поздно?
– Потому что внутри у меня вызрело именно это ощущение. Поезд идет под откос, Ника. Его уже не остановишь. Но мне очень не хочется, чтобы ты оказался в одном из вагонов этого поезда.
– Да, пап, умеешь ты успокоить человека… История из серии «Спокойной ночи, малыши».
– Это я к тому, сын, что ты должен быть готов к любым перипетиям. К сожалению, может так случиться, что я буду не в состоянии тебе помочь; хотя бы потому, что в самый ответственный момент окажусь далеко от тебя. Но поскольку ты предупрежден, то у тебя есть шанс выйти сухим из воды.
– Папа, не пугай меня.
– Я не пугаю. Я просто констатирую факты. А они упрямо говорят о том, что некая сила буквально за шиворот втаскивает тебя в круговорот опасных событий. Почему это так, что это за сила, я не знаю. И даже не догадываюсь. Но что-то в этом есть. Ведь не зря же ты присутствовал в моем видении.
– Может, мне и впрямь закрыться и посидеть дома с недельку… – подумал я вслух.
– Это было бы очень разумное решение. А я буду навещать тебя каждый день, и привозить продукты. Береженого Бог бережет. Да, кстати, мать все телефоны оборвала. После того, как Лукич попросил, чтобы я звякнул ему, она места себе не находит. Сердцем почуяла, что у тебя проблемы. Ты позвони и успокой ее. Только ничего ей не рассказывай!
– Обижаешь, батя. Я же не совсем тупой… А ты откуда звонишь? Разве не из дому?
– Нет. Сегодня я немного задержался на работе. Звоню из машины. Разве ты не слышишь?
– Да, теперь слышу.
– Когда ты купишь себе мобилку!? Или денег не хватает. Так я подарю.
– Не надо, пап. На кой она мне? И кстати, в СИЗО все равно не разрешают иметь телефоны.
– Ты еще больший упрямец, чем твой дед. Два сапога – пара. Ладно, как знаешь. Все, спокойной ночи, сынок. Держись.
– Держусь…
На этом разговор с отцом и закончился. Следуя его совету, я позвонил мамане и имел с нею нелегкий разговор. Она даже на расстоянии умудрилась прогрызть мне дырку в голове своими упреками.
Но я на мать не обиделся. Мне было понятно ее волнение. Успокоив родительницу, как мог, я быстро закруглил разговор и возвратился к своему ужину.
Чай уже давно остыл, поэтому я вылил его в мойку и нашел в холодильнике пакет с томатным соком. Яичницу из шести яиц и поджаренный бекон я не съел – проглотил. Да еще и вымакал хлебным мякишем весь жир со сковородки.
Есть такое выражение: позавтракай сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу. Сегодня мне хотелось отдать этой вражине, засевшей в моем желудке, еще и кусок ветчины или колбасы, но, к сожалению, в холодильнике такого добра не оказалось.
Я никогда не следовал общепринятым правилам питания. Хочется есть – ешь, нет – не насилуй себя. И уж тем более мне были до фонаря все новомодные диеты. Что может быть лучше и полезней куска свежего мяса, запеченного над костром?
Но с одним существенным добавлением – ты должен сам этот кусок мяса найти, уполевать и приготовить. Привычка человека наедаться на ночь до отвала ясна и понятна. Она пришла к нам с древних времен.
Пока забьешь мамонта, пока его освежуешь, пока притащишь мясо в стойбище – вот уже и вечер. А съесть побольше нужно было потому, что на следующий день добычу может отобрать или более сильное племя, или пещерный лев, с которым нету никакого сладу, или начнется какой-нибудь катаклизм, когда нужно будет спасать не запасы харчей, а собственную жизнь.
Так что не стоит пенять на свой мягкий характер по части еды. Обжорство сидит в наших генах. А супротив природы идти очень трудно.
Я еле дополз до кровати. Сон напал на меня как убийца и сразил наповал, едва я снял свои шмотки. Наверное, я уснул, что называется, в падении. Так может засыпать только едва родившийся щенок, который пока не понимает, что такое сон, а что – явь.
Удивительно, но, несмотря на нечеловеческую усталость – как физическую, так и моральную – мне снился сон. Один и тот же, притом до самого момента пробуждения. Будто я летел в темном пространстве, а откуда-то издалека доносился голос флейты. Он ныл на одной ноте, как мне показалось, целую вечность. Я просто озверел от этого нытья.
И когда я, наконец, проснулся, то обрадовался до поросячьего визга. Изыди, нечистыя!
Глава 17
Но радость моя была недолгой. Неожиданная тревога ворвалась в душу как предгрозовой порыв ветра в открытое окно. Светящийся циферблат электронного будильника показывал цифру «четыре» с двумя нулями, и я невольно удивился – никогда прежде мне не доводилось просыпаться так рано, практически среди ночи.
Сна не было ни в одном глазу. Я включил ночник, отметился в туалете, сел на кровать и бездумно уставился в пространство. Что за чертовщина!? Неужели ко мне начала подбираться старость? Не рано ли?
По молодости я очень удивлялся тому, что дед вставал ни свет, ни заря, когда сон наиболее крепкий, и садился за свой письменный стол решать какие-то глобальные проблемы.
В ответ на мой вопрос он сказал:
«Ника, доживешь до моих лет – сразу поймешь, почему у старых людей так часто случается бессонница».
«А все-таки?» – не отставал я.
«Организм чувствует, что пора ему на вечный покой. И противится этому со страшной силой. Но единственное, что он может сделать, это увеличить время бодрствования».
«Что-то ты загибаешь, дед… О каком покое может быть речь!? Ты что, надумал?…».
«Шучу я, Ника, шучу. Мы еще покувыркаемся на этом свете. Просто работы невпроворот. За день не успеваю».
Тогда я поверил деду. Он и впрямь был трудоголиком. Но сейчас я вдруг понял, что причины его бессонницы были иного характера. И одной из них являлось огромное внутреннее напряжение.
События последней недели буквально перевернули мой тихий и уютный мирок. Слишком много трагедий и драм свалилось на мою бестолковую головушку, которая привыкла к спокойной и размеренной валятельно-созерцательной жизни.
Я, конечно, бодрился, но червь беспокойства уже залез внутрь моего организма и начал потихоньку подтачивать его своими крохотными, но острыми зубками. В особенности меня поразила смерть Князя.
Что касается исчезновения Елизаветы, то я удивлялся сам себе, не чувствуя в душе особых переживаний. У меня создавалось впечатление, что она просто играет в какую-то игру – чтобы позлить родных и близких.
С какой стати!? Понятное дело, это была чушь, которая могла взбрести в голову лишь придурку, и тем не менее, из-за Бет я почему-то особо не волновался. Мало того, временами она вообще выпадала из моего мыслительного процесса, словно ее и не существовало никогда.
Неужели я такой черствый и бездушный эгоист!?
Эти мысли пролетели в моей голове как стайка стрижей: фыр-р, фыр-р – и нету. А беспокойство осталось.
Что-то происходит… Что-то происходит, думал я встревожено. Где? Этого я пока не знал. Но чувствовал, что где-то близко.
Я решительно встал и, включая свет, обошел всю квартиру. У входа в каждую не освещенную комнату у меня начинали бегать по спине мурашки – словно там притаился какой-то опасный зверь; или нечто из разряда мистических явлений.
Ничего. Везде было нормально. Только в ванной из крана капала вода. Я уже месяц собираюсь вызвать сантехника, чтобы поменял прокладки, да все забываю. Умываюсь – помню, вышел на улицу – все вылетело из головы.
Правда, я пытался несколько раз дозвониться в ЖЭУ, но это было все равно, что искать связь с внеземными цивилизациями – телефон жилищного управления постоянно занят.
Поэтому я всегда лично приходил на слесарный участок и, взяв за жабры какого-нибудь Федю-Васю, тащил его к себе домой на крепком поводке из обещаний хорошо оплатить его непосильный труд.
Но в последнее время и деньги уже не являлись приманкой для слесарей-сантехников. Вернее, малые деньги. Им подавай фронт работ дня на два (например, поменять все трубы, приобретенные за свои кровные) и баксов пятьсот в качестве премиальных. Ну, народ пошел…
Возвратившись в спальню я опять угнездился в кровати и насторожил уши. И тут, наконец, я услышал.
Что-то происходило наверху. Шум какой-то, возня, тихие, словно потусторонние, голоса… Неужели снова?…
«Снова» – это значило, что мой сосед с верхнего этажа опять взялся за старое. У него в свое время произошел сдвиг по фазе по причине азартных игр. Однажды он выиграл в казино крупную сумму, и с той поры просадил в рулетку целое состояние.
Потом он лечился – жена едва не силком отправила его к какому-то психологу или психиатру – и по выходу из лечебницы завязал с азартными играми напрочь. Это было удивительно (азартные игроки сродни маньякам, и такая «болезнь» в принципе не лечится) но факт.
Обычно, возвращаясь домой после очередного залета среди ночи и с пустыми карманами, Альфред (так его звали) ползал в ногах у своей жены добрый час, плакал крокодиловыми слезами и клялся, что это последний раз. Но через неделю все повторялось с потрясающей точностью – и по времени, и в постановке самого «концертного номера».
В свое время Альфреда кликали Джумбо и был он бригадиром братков. Затем в двухтысячном году его ненадолго посадили (смешно сказать – за драку в ресторане), и по выходу на свободу Альфред перековался – заделался бизнесменом. Поговаривали, что криминальные боссы поставили его на должность городского «смотрящего».
Но это были всего лишь слухи, а конкретно никто ничего о бизнесе Альфреда не знал. Чем-то он торговал, что-то закупал, куда-то отправлял – в общем, его дело, если посмотреть со стороны, было так себе, средненькое.
Но, тем не менее, денег у него водилось столько, что куры не клевали. И кстати, после отсидки он вел себя на удивление скромно. Вернее, тихо.
И то верно – зачем его хозяевам буйный, неуправляемый тип, привлекающий всеобщее внимание? Криминальный бизнес, чаще всего подпольный, старается избегать лишней суеты и наездов со стороны правоохранительных органов.
Откуда я знал Альфреда? Дело в том, что он заливал мою квартиру уже три или четыре раза. Когда его жена уезжала за границу на отдых (это случалось несколько раз в году), Джумбо имел привычку сесть на хорошем подпитии в ванную, включить воду и уснуть. Так что мы «общались» довольно регулярно.
Правда, все мои убытки он покрывал без лишних слов. Но кому понравятся сплошные ремонты с заменой обоев и даже части паркетного пола?
Тем временем шум наверху усиливался. Я был в недоумении, так как знал, что благоверная Альфреда улетела со своими слонятами (их было двое, и они пошли в папашу – такие же плотно сбитые, полные, коротко остриженные и наглые), кажется, на Кипр.
Может, Джумбо решил тряхнуть стариной и привел в свою квартиру девиц?
Мои недоуменные размышления прервал крик, полный боли. И он доносился сверху. Затем наверху что-то грохнуло – будто свалился книжный шкаф, и снова кто-то закричал; нет, скорее зарычал.
Что там такое!? Меня будто шилом укололи в заднее место. Я подскочил, как ошпаренный, и заметался по комнате, не зная, что мне делать.
Если честно, выходить на лестничную площадку я боялся. Убийство Хамовича сделало из меня пуганую ворону, которая шарахается от каждого куста. А тут еще разговор с отцом…
Что делать, что делать!? Кричать перестали, но я слышал громкие стоны. Неужели опять?… От этой мысли я мгновенно покрылся липким потом.
Нет, я так не могу! На глаза мне попалась двустволка, которую я для понта повесил давным-давно над кроватью. Я сорвал ее со стены и начал искать по всем ящикам патроны.
Ружье подарил мне дед. Оно было штучного изготовления, – спецзаказ – и поражало красотой и дороговизной отделки.
Но из меня охотник точно такой же, как и рыбак. То есть – никакой. Я как подумаю, что нужно впустую бить ноги целый день по бездорожью, чтобы потом для отмазки купить на рынке дохлую утку и выдавать ее за дичь, так у меня сразу весь охотничий азарт пропадает.
Я долго недоумевал, зачем дед сделал мне такой дорогой и ненужный подарок. И лишь в последнее время я интуитивно почувствовал, что однажды ружье может и впрямь здорово пригодиться. Я даже патроны купил, только забыл, куда их засунул.
Наконец я нашел, что искал. Быстро зарядив ружье, я подошел к входной двери и посмотрел в дверной глазок. Площадка была пуста. Но тут я вдруг услышал, что под дверью кто-то возится.
Может, мину подкладывают? От этой мысли мне стало нехорошо. Конечно, у меня дверь сейфового типа, чтобы ее взорвать, динамита много нужно. Если такое количество взрывчатки шарахнет, то весь подъезд завалится. Но от этого мне все равно легче не будет.
Спрятавшись на всякий случай за выступ стены, я крикнул:
– Кто там!?
В ответ послышался стон. «Заманивает, гад! Нет, меня на жалость не возьмешь…»
– Отойди от двери! Иначе буду стрелять!
Стон только усилился. Мне показалось, что кто-то пытается выговорить мое имя. Блин! Открывать, не открывать…
А, была, не была! Сколько той жизни. Кому суждено быть повешенным, того не утопят в проруби. Ежели что – бабахну.
Постаравшись напрочь отключить инстинкт самосохранения, и подбадривая себя лозунгами типа «Смелость города берет», «Или грудь в крестах, или голова в кустах» и «Трус умирает много раз», я отомкнул замки, открыл засов и медленно, медленно, по миллиметру, начал открывать дверь.
То, что я увидел на лестничной площадке, сразило меня наповал. У меня задрожали руки от ужаса, и я удержал ружье только невероятным усилием воли.
У моей двери лежал Альфред. А в его спине торчала рукоятка ножа.
Здоровенная туша Джумбо еще подавала признаки жизни; он даже силился поднять голову и что-то сказать. Я знал, что к ранениям Альфред привычен – на него покушались раза три или четыре, когда он был бригадиром бандитов. Потому, наверное, у моего соседа и хватило силы спуститься этажом ниже.
Везде была кровь – на лестнице, на стене, на перилах… Много крови. Джумбо лежал в красной луже и хрипел. Похоже, он вот-вот должен был потерять сознание.
По идее, я должен был спросить Альфреда, кто его ранил, чтобы как можно быстрее найти негодяя. Но слова застряли у меня в горле, потому что никого искать не нужно было – убийца стоял возле тела Джумбо!
Откуда он взялся!? Ведь когда я смотрел в дверной глазок, на лестничной площадке никого не было.
При взгляде на его лицо меня едва не стошнило. Похоже, этот человек болел проказой. Он был весь в лишаях, язвах и струпьях и казался родным братом тех монстров, которых показывают в американских фильмах ужасов.
Что касается одежды, то она очень напоминала шмотки «астролога»-лозоходца. С одним существенным отличием: на голове убийцы (я уже был абсолютно уверен, что это именно его нож торчит в спине Джумбо) красовался хорошо начищенный старинный шлем (обалдеть можно!) с поднятым забралом.
Мне показалось, что я схожу с ума. Страх сковал меня незримой цепью, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. А может, это был не страх, а гипнотический взгляд убийцы, приковавший меня к полу.
Так простояли мы друг против друга, как мне показалось, целую вечность. Я онемел и казался сам себе лягушкой, которая стоит перед удавом.
Наконец урод шевельнулся и открыл рот; похоже от удивления и какой-то зловещей радости. Я едва успел отметить про себя, что во рту у него лишь несколько сильно пожелтевших больших зубов, похожих на лошадиные, как убийца, переступив через тело Альфреда, двинулся ко мне.
Что у него были за намерения, я так и не сообразил. Оцепенение начало проходить, и я даже нашел в себе силы, чтобы поднять опущенный книзу ствол ружья и направить его на урода.
Убийца уже намеревался перешагнуть через порог, но тут его словно что-то обожгло, и он отскочил назад. С диким изумлением на уродливом лице он еще раз попробовал проникнуть в мою квартиру, и опять получил незримый отпор. Только на этот раз еще более сильный.
Тогда, дико вращая белками безумных глаз, он протянул ко мне свои заскорузлый грязные руки, и начал что-то быстро-быстро говорить (нет, не говорить, а умолять!), притом, как мне показалось, на латыни.
Тут меня, наконец, прорвало.
– Изыди! – хрипло каркнул я, мало соображая, что говорю. – Уйди, стрелять буду!!!
И на последнем слове я чисто машинально нажал на курок.
Но за долю секунды перед тем, как указательный палец правой руки ощутил упругую податливость спускового крючка, мне показалось, что фигура урода неожиданно поблекла, скукожилась, а когда громыхнул выстрел, она вообще рассеялась, растаяла, словно плотное дымное облако под порывом ветра.
Отдача с непривычки была такой сильной, что я отшатнулся назад и, зацепившись за половик, шлепнулся на пятую точку. Однако ружья из рук не выпустил. Оно словно прикипело к ним.
Некоторое время я сидел, будто меня обухом хватили по голове. В принципе, так оно и было. Звук выстрела в замкнутом пространстве усиливается многократно и оглушает человека. Потому я был немного контуженный.
Но вот в подъезде послышались чьи-то голоса и топот шагов. Бежали, как мне показалось, и сверху, и снизу. Что касается моей площадки, то она молчала.
На каждом этаже нашего шестиэтажного дома было по три квартиры – четырехкомнатная, трех– и двухкомнатная. Например, покойный Хамович выкупил весь этаж, Альфред – тоже, а вот мой сосед, имени которого я не знал, потому что видел всего два раза, и то издали, заграбастать мои четыре комнаты не смог.
Он как-то подослал ко мне своих агентов на предмет продажи моей квартиры, но я послал их куда подальше с наказом больше никогда не тревожить меня своим дурацким предложением. На том все и закончилось.
Может, потому, что, как поговаривали, у моего соседа по площадке начались большие проблемы с налоговой инспекцией, и он удрал за рубеж. А еще я знал, что у него уже была одна квартира, тоже в центре, и загородная вилла. Плюс недвижимость за бугром.
Так что квартиры в нашем доме для него были что-то вроде банковского вклада. Ведь жилье с каждым годом становится все дороже и дороже. Хитрый, козлина…
В общем, как бы там ни было, но две квартиры на моей площадке пустовали. И естественно, полюбопытствовать, что там так сильно грохнуло среди ночи, никто из виртуальных соседей не мог.
Несмотря на контузию, я все-таки встал, хотя во время этого процесса чувствовал себя столетним старцем. Мне даже показалось, что у меня суставы скрипят.
Альфред все еще подавал признаки жизни – тихо мычал; наверное, стонал. Но не шевелился. Видимо, вместе с кровью из его большого тела утекла и энергия.
И тут я едва не сделал очередную глупость. По запарке мне почему-то подумалось, что если я выдерну нож из спины Альфреда и положу тампон на рану, то облегчу его страдания и, главное, остановлю кровотечение. И возможно, Джумбо сможет выкарабкаться с того света, хотя крови он потерял очень много.
Я уже примерился, как удобней взяться за рукоятку ножа, но тут меня словно кто-то схватил за руку. Притом вполне конкретно схватил; я даже почувствовал чьи-то железные пальцы на запястье, хотя самой руки призрака не видел.
А затем в голове раздался чей-то очень знакомый голос: «Остановись, дурачина! Прежде подумай, что делаешь, и чем для тебя это может закончиться. Снимут отпечатки твоих пальцев с рукоятки ножа, и загремишь в зону лет на двадцать».
Я машинально отступил назад. Мне показалось, что я схожу с ума. Сначала растворившийся в воздухе убийца, затем голос…
Мне захотелось завопить во весь голос и спрятаться мамке под юбку. Я вдруг ощутил себя маленьким и беззащитным перед какой-то страшной напастью.
Но тут я увидел, что сверху спустился Андроник – еще один жилец нашего подъезда. Он был ученым и всегда ходил с отсутствующим видом, не замечая никого и ничего вокруг. Наверное, размышлял над какими-то глобальными проблемами. Правда, при случае поговорить он любил. Работал языком, как молотилка. Наверное, упражнялся перед защитой докторской диссертации.
Я знал, что Андроник работает по ночам, поэтому не удивился, что он был одет в спортивный костюм и что так быстро прибежал на шум. В руках Андроник держал бейсбольную биту. Хотелось бы мне увидеть, как этот глист в очках ввяжется в драку…
– Кто это!? – воскликнул он, увидел распростертое у моих ног тело Альфреда.
– Джумбо, – ответил я заржавевшим голосом.
– Какой Джумбо!?
Я понял, что Андроник не знает кличку нашего криминального соседа, – понятное дело, ему опускаться с высоких сфер до нашего бордюрного уровня не пристало – и уточнил:
– Альфред…
– А… – Он поправил очки, которые сползли на кончик носа. – Это ты… его?…
Андроник только сейчас заметил, что я держу в руках ружье, и опасливо отступил на шаг. Интеллигент хренов… Куда бы он делся, будь я убийцей. От пули (ладно, дроби) не сбежишь.
– Нет, – ответил я по-прежнему непослушным языком.
– А кто?
– Не знаю… Сбежал…
Присутствие Андроника меня немного подбодрило – защитник появился, ядрена вошь, и я начал потихоньку оттаивать. Поэтому, когда на площадку поднялись те, что бежали снизу, я уже чувствовал себя более-менее сносно. И голова стала светлей – до такой степени, что я начал кое-что соображать.
Теперь я понял, почему мне нельзя было касаться рукоятки ножа – тогда на ней остались бы отпечатки моих пальцев. И попробуй потом докажи следствию, в частности майору Ляхову, что не я воткнул нож в спину Альфреда. С моим-то шлейфом подозрений в нескольких тяжких преступлениях…
Мысленно поблагодарив своего ангела-хранителя – а кто бы еще позаботился обо мне в такую ответственную минуту, как не он? – я обратил свой взор на вновь прибывших. Их было двое, притом я их не знал; они явно не были жильцами нашего подъезда. И оба парня держали в руках пистолеты.
Бедный Андроник при виде вооруженных людей уронил биту, поднял руки и буквально прилип к стене, как банный лист к заднице, а его лицо стало белее эмульсионной краски, которой та стена была окрашена. Что касается меня, то мои реакции были несколько заторможены. Наверное, сказался сильный стресс.
Поэтому я, вместо того, чтобы как можно быстрее последовать примеру Андроника и поднять лапки кверху, развернулся в сторону парней, чисто механически держа ружье наготове.
Я не успел даже рта открыть, чтобы объяснить ситуацию, как один из парней, завидев направленный на него ствол, вдруг шарахнулся назад и, наверное, чисто инстинктивно нажал на спусковой крючок своего пистолета.
Однажды я видел в кино, как пуля, выходя из ствола, затем продолжает свой полет медленно-медленно. Понятно, что этот спецэффект получается благодаря современным технологиям в операторском искусстве, но все равно зрелище впечатляет.
Однако мне даже в голову не могло прийти, что все это я увижу воочию, в натуре. Пуля не летела в мою сторону, а ползла как букашка по стеклу. Но я откуда-то точно знал, что смогу от нее увернуться, и начал отклоняться в сторону.
Мне хотелось сделать это очень быстро, но, на мое удивление, тело почти не повиновалось. Создавалось впечатление, что вокруг меня не воздух, а прозрачное желе, и оно не дает возможности передвигаться в пространстве с нормальной скоростью.
Сна не было ни в одном глазу. Я включил ночник, отметился в туалете, сел на кровать и бездумно уставился в пространство. Что за чертовщина!? Неужели ко мне начала подбираться старость? Не рано ли?
По молодости я очень удивлялся тому, что дед вставал ни свет, ни заря, когда сон наиболее крепкий, и садился за свой письменный стол решать какие-то глобальные проблемы.
В ответ на мой вопрос он сказал:
«Ника, доживешь до моих лет – сразу поймешь, почему у старых людей так часто случается бессонница».
«А все-таки?» – не отставал я.
«Организм чувствует, что пора ему на вечный покой. И противится этому со страшной силой. Но единственное, что он может сделать, это увеличить время бодрствования».
«Что-то ты загибаешь, дед… О каком покое может быть речь!? Ты что, надумал?…».
«Шучу я, Ника, шучу. Мы еще покувыркаемся на этом свете. Просто работы невпроворот. За день не успеваю».
Тогда я поверил деду. Он и впрямь был трудоголиком. Но сейчас я вдруг понял, что причины его бессонницы были иного характера. И одной из них являлось огромное внутреннее напряжение.
События последней недели буквально перевернули мой тихий и уютный мирок. Слишком много трагедий и драм свалилось на мою бестолковую головушку, которая привыкла к спокойной и размеренной валятельно-созерцательной жизни.
Я, конечно, бодрился, но червь беспокойства уже залез внутрь моего организма и начал потихоньку подтачивать его своими крохотными, но острыми зубками. В особенности меня поразила смерть Князя.
Что касается исчезновения Елизаветы, то я удивлялся сам себе, не чувствуя в душе особых переживаний. У меня создавалось впечатление, что она просто играет в какую-то игру – чтобы позлить родных и близких.
С какой стати!? Понятное дело, это была чушь, которая могла взбрести в голову лишь придурку, и тем не менее, из-за Бет я почему-то особо не волновался. Мало того, временами она вообще выпадала из моего мыслительного процесса, словно ее и не существовало никогда.
Неужели я такой черствый и бездушный эгоист!?
Эти мысли пролетели в моей голове как стайка стрижей: фыр-р, фыр-р – и нету. А беспокойство осталось.
Что-то происходит… Что-то происходит, думал я встревожено. Где? Этого я пока не знал. Но чувствовал, что где-то близко.
Я решительно встал и, включая свет, обошел всю квартиру. У входа в каждую не освещенную комнату у меня начинали бегать по спине мурашки – словно там притаился какой-то опасный зверь; или нечто из разряда мистических явлений.
Ничего. Везде было нормально. Только в ванной из крана капала вода. Я уже месяц собираюсь вызвать сантехника, чтобы поменял прокладки, да все забываю. Умываюсь – помню, вышел на улицу – все вылетело из головы.
Правда, я пытался несколько раз дозвониться в ЖЭУ, но это было все равно, что искать связь с внеземными цивилизациями – телефон жилищного управления постоянно занят.
Поэтому я всегда лично приходил на слесарный участок и, взяв за жабры какого-нибудь Федю-Васю, тащил его к себе домой на крепком поводке из обещаний хорошо оплатить его непосильный труд.
Но в последнее время и деньги уже не являлись приманкой для слесарей-сантехников. Вернее, малые деньги. Им подавай фронт работ дня на два (например, поменять все трубы, приобретенные за свои кровные) и баксов пятьсот в качестве премиальных. Ну, народ пошел…
Возвратившись в спальню я опять угнездился в кровати и насторожил уши. И тут, наконец, я услышал.
Что-то происходило наверху. Шум какой-то, возня, тихие, словно потусторонние, голоса… Неужели снова?…
«Снова» – это значило, что мой сосед с верхнего этажа опять взялся за старое. У него в свое время произошел сдвиг по фазе по причине азартных игр. Однажды он выиграл в казино крупную сумму, и с той поры просадил в рулетку целое состояние.
Потом он лечился – жена едва не силком отправила его к какому-то психологу или психиатру – и по выходу из лечебницы завязал с азартными играми напрочь. Это было удивительно (азартные игроки сродни маньякам, и такая «болезнь» в принципе не лечится) но факт.
Обычно, возвращаясь домой после очередного залета среди ночи и с пустыми карманами, Альфред (так его звали) ползал в ногах у своей жены добрый час, плакал крокодиловыми слезами и клялся, что это последний раз. Но через неделю все повторялось с потрясающей точностью – и по времени, и в постановке самого «концертного номера».
В свое время Альфреда кликали Джумбо и был он бригадиром братков. Затем в двухтысячном году его ненадолго посадили (смешно сказать – за драку в ресторане), и по выходу на свободу Альфред перековался – заделался бизнесменом. Поговаривали, что криминальные боссы поставили его на должность городского «смотрящего».
Но это были всего лишь слухи, а конкретно никто ничего о бизнесе Альфреда не знал. Чем-то он торговал, что-то закупал, куда-то отправлял – в общем, его дело, если посмотреть со стороны, было так себе, средненькое.
Но, тем не менее, денег у него водилось столько, что куры не клевали. И кстати, после отсидки он вел себя на удивление скромно. Вернее, тихо.
И то верно – зачем его хозяевам буйный, неуправляемый тип, привлекающий всеобщее внимание? Криминальный бизнес, чаще всего подпольный, старается избегать лишней суеты и наездов со стороны правоохранительных органов.
Откуда я знал Альфреда? Дело в том, что он заливал мою квартиру уже три или четыре раза. Когда его жена уезжала за границу на отдых (это случалось несколько раз в году), Джумбо имел привычку сесть на хорошем подпитии в ванную, включить воду и уснуть. Так что мы «общались» довольно регулярно.
Правда, все мои убытки он покрывал без лишних слов. Но кому понравятся сплошные ремонты с заменой обоев и даже части паркетного пола?
Тем временем шум наверху усиливался. Я был в недоумении, так как знал, что благоверная Альфреда улетела со своими слонятами (их было двое, и они пошли в папашу – такие же плотно сбитые, полные, коротко остриженные и наглые), кажется, на Кипр.
Может, Джумбо решил тряхнуть стариной и привел в свою квартиру девиц?
Мои недоуменные размышления прервал крик, полный боли. И он доносился сверху. Затем наверху что-то грохнуло – будто свалился книжный шкаф, и снова кто-то закричал; нет, скорее зарычал.
Что там такое!? Меня будто шилом укололи в заднее место. Я подскочил, как ошпаренный, и заметался по комнате, не зная, что мне делать.
Если честно, выходить на лестничную площадку я боялся. Убийство Хамовича сделало из меня пуганую ворону, которая шарахается от каждого куста. А тут еще разговор с отцом…
Что делать, что делать!? Кричать перестали, но я слышал громкие стоны. Неужели опять?… От этой мысли я мгновенно покрылся липким потом.
Нет, я так не могу! На глаза мне попалась двустволка, которую я для понта повесил давным-давно над кроватью. Я сорвал ее со стены и начал искать по всем ящикам патроны.
Ружье подарил мне дед. Оно было штучного изготовления, – спецзаказ – и поражало красотой и дороговизной отделки.
Но из меня охотник точно такой же, как и рыбак. То есть – никакой. Я как подумаю, что нужно впустую бить ноги целый день по бездорожью, чтобы потом для отмазки купить на рынке дохлую утку и выдавать ее за дичь, так у меня сразу весь охотничий азарт пропадает.
Я долго недоумевал, зачем дед сделал мне такой дорогой и ненужный подарок. И лишь в последнее время я интуитивно почувствовал, что однажды ружье может и впрямь здорово пригодиться. Я даже патроны купил, только забыл, куда их засунул.
Наконец я нашел, что искал. Быстро зарядив ружье, я подошел к входной двери и посмотрел в дверной глазок. Площадка была пуста. Но тут я вдруг услышал, что под дверью кто-то возится.
Может, мину подкладывают? От этой мысли мне стало нехорошо. Конечно, у меня дверь сейфового типа, чтобы ее взорвать, динамита много нужно. Если такое количество взрывчатки шарахнет, то весь подъезд завалится. Но от этого мне все равно легче не будет.
Спрятавшись на всякий случай за выступ стены, я крикнул:
– Кто там!?
В ответ послышался стон. «Заманивает, гад! Нет, меня на жалость не возьмешь…»
– Отойди от двери! Иначе буду стрелять!
Стон только усилился. Мне показалось, что кто-то пытается выговорить мое имя. Блин! Открывать, не открывать…
А, была, не была! Сколько той жизни. Кому суждено быть повешенным, того не утопят в проруби. Ежели что – бабахну.
Постаравшись напрочь отключить инстинкт самосохранения, и подбадривая себя лозунгами типа «Смелость города берет», «Или грудь в крестах, или голова в кустах» и «Трус умирает много раз», я отомкнул замки, открыл засов и медленно, медленно, по миллиметру, начал открывать дверь.
То, что я увидел на лестничной площадке, сразило меня наповал. У меня задрожали руки от ужаса, и я удержал ружье только невероятным усилием воли.
У моей двери лежал Альфред. А в его спине торчала рукоятка ножа.
Здоровенная туша Джумбо еще подавала признаки жизни; он даже силился поднять голову и что-то сказать. Я знал, что к ранениям Альфред привычен – на него покушались раза три или четыре, когда он был бригадиром бандитов. Потому, наверное, у моего соседа и хватило силы спуститься этажом ниже.
Везде была кровь – на лестнице, на стене, на перилах… Много крови. Джумбо лежал в красной луже и хрипел. Похоже, он вот-вот должен был потерять сознание.
По идее, я должен был спросить Альфреда, кто его ранил, чтобы как можно быстрее найти негодяя. Но слова застряли у меня в горле, потому что никого искать не нужно было – убийца стоял возле тела Джумбо!
Откуда он взялся!? Ведь когда я смотрел в дверной глазок, на лестничной площадке никого не было.
При взгляде на его лицо меня едва не стошнило. Похоже, этот человек болел проказой. Он был весь в лишаях, язвах и струпьях и казался родным братом тех монстров, которых показывают в американских фильмах ужасов.
Что касается одежды, то она очень напоминала шмотки «астролога»-лозоходца. С одним существенным отличием: на голове убийцы (я уже был абсолютно уверен, что это именно его нож торчит в спине Джумбо) красовался хорошо начищенный старинный шлем (обалдеть можно!) с поднятым забралом.
Мне показалось, что я схожу с ума. Страх сковал меня незримой цепью, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. А может, это был не страх, а гипнотический взгляд убийцы, приковавший меня к полу.
Так простояли мы друг против друга, как мне показалось, целую вечность. Я онемел и казался сам себе лягушкой, которая стоит перед удавом.
Наконец урод шевельнулся и открыл рот; похоже от удивления и какой-то зловещей радости. Я едва успел отметить про себя, что во рту у него лишь несколько сильно пожелтевших больших зубов, похожих на лошадиные, как убийца, переступив через тело Альфреда, двинулся ко мне.
Что у него были за намерения, я так и не сообразил. Оцепенение начало проходить, и я даже нашел в себе силы, чтобы поднять опущенный книзу ствол ружья и направить его на урода.
Убийца уже намеревался перешагнуть через порог, но тут его словно что-то обожгло, и он отскочил назад. С диким изумлением на уродливом лице он еще раз попробовал проникнуть в мою квартиру, и опять получил незримый отпор. Только на этот раз еще более сильный.
Тогда, дико вращая белками безумных глаз, он протянул ко мне свои заскорузлый грязные руки, и начал что-то быстро-быстро говорить (нет, не говорить, а умолять!), притом, как мне показалось, на латыни.
Тут меня, наконец, прорвало.
– Изыди! – хрипло каркнул я, мало соображая, что говорю. – Уйди, стрелять буду!!!
И на последнем слове я чисто машинально нажал на курок.
Но за долю секунды перед тем, как указательный палец правой руки ощутил упругую податливость спускового крючка, мне показалось, что фигура урода неожиданно поблекла, скукожилась, а когда громыхнул выстрел, она вообще рассеялась, растаяла, словно плотное дымное облако под порывом ветра.
Отдача с непривычки была такой сильной, что я отшатнулся назад и, зацепившись за половик, шлепнулся на пятую точку. Однако ружья из рук не выпустил. Оно словно прикипело к ним.
Некоторое время я сидел, будто меня обухом хватили по голове. В принципе, так оно и было. Звук выстрела в замкнутом пространстве усиливается многократно и оглушает человека. Потому я был немного контуженный.
Но вот в подъезде послышались чьи-то голоса и топот шагов. Бежали, как мне показалось, и сверху, и снизу. Что касается моей площадки, то она молчала.
На каждом этаже нашего шестиэтажного дома было по три квартиры – четырехкомнатная, трех– и двухкомнатная. Например, покойный Хамович выкупил весь этаж, Альфред – тоже, а вот мой сосед, имени которого я не знал, потому что видел всего два раза, и то издали, заграбастать мои четыре комнаты не смог.
Он как-то подослал ко мне своих агентов на предмет продажи моей квартиры, но я послал их куда подальше с наказом больше никогда не тревожить меня своим дурацким предложением. На том все и закончилось.
Может, потому, что, как поговаривали, у моего соседа по площадке начались большие проблемы с налоговой инспекцией, и он удрал за рубеж. А еще я знал, что у него уже была одна квартира, тоже в центре, и загородная вилла. Плюс недвижимость за бугром.
Так что квартиры в нашем доме для него были что-то вроде банковского вклада. Ведь жилье с каждым годом становится все дороже и дороже. Хитрый, козлина…
В общем, как бы там ни было, но две квартиры на моей площадке пустовали. И естественно, полюбопытствовать, что там так сильно грохнуло среди ночи, никто из виртуальных соседей не мог.
Несмотря на контузию, я все-таки встал, хотя во время этого процесса чувствовал себя столетним старцем. Мне даже показалось, что у меня суставы скрипят.
Альфред все еще подавал признаки жизни – тихо мычал; наверное, стонал. Но не шевелился. Видимо, вместе с кровью из его большого тела утекла и энергия.
И тут я едва не сделал очередную глупость. По запарке мне почему-то подумалось, что если я выдерну нож из спины Альфреда и положу тампон на рану, то облегчу его страдания и, главное, остановлю кровотечение. И возможно, Джумбо сможет выкарабкаться с того света, хотя крови он потерял очень много.
Я уже примерился, как удобней взяться за рукоятку ножа, но тут меня словно кто-то схватил за руку. Притом вполне конкретно схватил; я даже почувствовал чьи-то железные пальцы на запястье, хотя самой руки призрака не видел.
А затем в голове раздался чей-то очень знакомый голос: «Остановись, дурачина! Прежде подумай, что делаешь, и чем для тебя это может закончиться. Снимут отпечатки твоих пальцев с рукоятки ножа, и загремишь в зону лет на двадцать».
Я машинально отступил назад. Мне показалось, что я схожу с ума. Сначала растворившийся в воздухе убийца, затем голос…
Мне захотелось завопить во весь голос и спрятаться мамке под юбку. Я вдруг ощутил себя маленьким и беззащитным перед какой-то страшной напастью.
Но тут я увидел, что сверху спустился Андроник – еще один жилец нашего подъезда. Он был ученым и всегда ходил с отсутствующим видом, не замечая никого и ничего вокруг. Наверное, размышлял над какими-то глобальными проблемами. Правда, при случае поговорить он любил. Работал языком, как молотилка. Наверное, упражнялся перед защитой докторской диссертации.
Я знал, что Андроник работает по ночам, поэтому не удивился, что он был одет в спортивный костюм и что так быстро прибежал на шум. В руках Андроник держал бейсбольную биту. Хотелось бы мне увидеть, как этот глист в очках ввяжется в драку…
– Кто это!? – воскликнул он, увидел распростертое у моих ног тело Альфреда.
– Джумбо, – ответил я заржавевшим голосом.
– Какой Джумбо!?
Я понял, что Андроник не знает кличку нашего криминального соседа, – понятное дело, ему опускаться с высоких сфер до нашего бордюрного уровня не пристало – и уточнил:
– Альфред…
– А… – Он поправил очки, которые сползли на кончик носа. – Это ты… его?…
Андроник только сейчас заметил, что я держу в руках ружье, и опасливо отступил на шаг. Интеллигент хренов… Куда бы он делся, будь я убийцей. От пули (ладно, дроби) не сбежишь.
– Нет, – ответил я по-прежнему непослушным языком.
– А кто?
– Не знаю… Сбежал…
Присутствие Андроника меня немного подбодрило – защитник появился, ядрена вошь, и я начал потихоньку оттаивать. Поэтому, когда на площадку поднялись те, что бежали снизу, я уже чувствовал себя более-менее сносно. И голова стала светлей – до такой степени, что я начал кое-что соображать.
Теперь я понял, почему мне нельзя было касаться рукоятки ножа – тогда на ней остались бы отпечатки моих пальцев. И попробуй потом докажи следствию, в частности майору Ляхову, что не я воткнул нож в спину Альфреда. С моим-то шлейфом подозрений в нескольких тяжких преступлениях…
Мысленно поблагодарив своего ангела-хранителя – а кто бы еще позаботился обо мне в такую ответственную минуту, как не он? – я обратил свой взор на вновь прибывших. Их было двое, притом я их не знал; они явно не были жильцами нашего подъезда. И оба парня держали в руках пистолеты.
Бедный Андроник при виде вооруженных людей уронил биту, поднял руки и буквально прилип к стене, как банный лист к заднице, а его лицо стало белее эмульсионной краски, которой та стена была окрашена. Что касается меня, то мои реакции были несколько заторможены. Наверное, сказался сильный стресс.
Поэтому я, вместо того, чтобы как можно быстрее последовать примеру Андроника и поднять лапки кверху, развернулся в сторону парней, чисто механически держа ружье наготове.
Я не успел даже рта открыть, чтобы объяснить ситуацию, как один из парней, завидев направленный на него ствол, вдруг шарахнулся назад и, наверное, чисто инстинктивно нажал на спусковой крючок своего пистолета.
Однажды я видел в кино, как пуля, выходя из ствола, затем продолжает свой полет медленно-медленно. Понятно, что этот спецэффект получается благодаря современным технологиям в операторском искусстве, но все равно зрелище впечатляет.
Однако мне даже в голову не могло прийти, что все это я увижу воочию, в натуре. Пуля не летела в мою сторону, а ползла как букашка по стеклу. Но я откуда-то точно знал, что смогу от нее увернуться, и начал отклоняться в сторону.
Мне хотелось сделать это очень быстро, но, на мое удивление, тело почти не повиновалось. Создавалось впечатление, что вокруг меня не воздух, а прозрачное желе, и оно не дает возможности передвигаться в пространстве с нормальной скоростью.