ГЛАВА 16

   Новенький серый «фиат», полученный в Луцке от Вицента Окорского, со всех точек зрения устраивал Ивана Белова. Что и говорить, машина была превосходной. И совершенно на ходу, баки доверху заполнены первосортным бензином. Предусмотрительные поляки даже успели в ожидании неизвестного им гауптмана сменить номерные знаки. Словом, со стороны транспорта никаких сюрпризов не предвиделось. И действительно, до Львова Зиберт и его спутники добрались без малейшей задержки. Но здесь начались трудности. Город был переполнен офицерами, чинами военной администрации, полицией. Поезда с востока каждый день доставляли все новых и новых оккупантов, удиравших от Красной Армии.
   Хаос и неразбериха, царившие во Львове, при наличии надежных квартир и прочных связей могли бы только способствовать выполнению заданий, но при отсутствии оных становились помехой, и весьма серьезной. А дело обстояло так: ни один адрес, полученный Кузнецовым перед отъездом, не «сработал», нужных людей во Львове по разным причинам не оказалось. То же самое обнаружилось и при объезде квартир, где когда-то жили родственники и друзья Яна Каминского. Положение становилось тревожным. Оно усугублялось и тем, что гитлеровцы, бессильные навести порядок в своем тылу, видели единственное спасение в усилении репрессий. Бесчисленные патрули на каждом шагу проверяли документы не только у местных жителей, но и у военных – вылавливали дезертиров.
   К концу первого дня пребывания во Львове, усталый и обеспокоенный, Кузнецов, наконец, приказал Белову остановиться возле подъезда лучшего во Львове ресторана «Жорж».
   – Пойдем хоть поужинаем, – угрюмо предложил он Каминскому, – авось что-нибудь подвернется.
   Белову, как солдату, в «Жорже» появляться, разумеется, не полагалось, но он знал, что товарищи о нем позаботятся, и не очень сетовал, что ему придется их ждать часа два в машине, – такова уж шоферская доля.
   Кузнецов и Каминский, сбросив услужливому швейцару шинели, вошли в сияющий зал и стали у колонны, высматривая свободный столик. Увы, отыскать таковой в «Жорже» после шести было почти невозможно.
   Правда, Николай Иванович высмотрел два свободных места, но третье за этим столом занимал пожилой подполковник. Слишком большой чин, чтобы подсесть к нему, не будучи знакомым. Но им повезло. Видимо, они чем-то понравились подполковнику, – возможно, тем, что были единственными трезвыми людьми среди этого пьяного моря. Во всяком случае, подполковник кивком головы подозвал Кузнецова и дружелюбно сказал:
   – Прошу вас, гауптман, если вы без дам, можете присаживаться.
   Николай Иванович и Каминский не преминули воспользоваться приглашением. Подполковник был немолодым усталым человеком с нездоровым цветом лица и отеками под глазами. Перед ним стояла почти не тронутая бутылка сухого вина. Ел он отварную курицу, – видимо, соблюдая диету. Кузнецов очень остро чувствовал настроение даже случайно встретившегося человека и потому тоже заказал довольно скромный ужин и бутылку сухого. Подполковник оценил деликатность соседей: их сдержанность, столь необычная в «Жорже», ему понравилась.
   – Недавно во Львове, гауптман? – спросил он.
   – Мы с другом только что из Луцка, – с готовностью ответил Кузнецов.
   – Фронтовик? – подполковник кивнул на кресты Зиберта.
   – Бывший, – огорченно сказал Николай Иванович, – после двух ранений служу по хозяйственной части.
   Подполковник сочувственно улыбнулся.
   – Понимаю вас, гауптман, я бы тоже предпочел сейчас быть на передовой.
   Разговорились. Подполковник оказался старым кадровиком, участвовавшим еще в первой мировой войне. Он был достаточно умным человеком, чтобы понимать неизбежность близкого конца. Было что-то безнадежно-тоскливое в его тусклых глазах, в неверных движениях рук. Один сын подполковника погиб на Восточном фронте, другой был тяжело ранен в самой Германии осколком английской бомбы. Чувствовалось, что войну старый офицер считает бессмысленной авантюрой.
   Таких офицеров Кузнецов встречал среди германских офицеров немного. Но когда тот назвался, изумлению Николая Ивановича вообще не было границ. Судьба свела его по какой-то иронии с одним из самых, в принципе, опасных для него людей – заместителем военного коменданта Львова. Чем обернется для него это знакомство?..
   Когда все трое закончили с ужином, подполковник попросил Зиберта вызвать ему по телефону машину из комендатуры.
   – Но зачем же вам ждать, господин подполковник?! – воскликнул Кузнецов. – Мой «фиат» у подъезда, сочту за честь подвезти вас к дому.
   Подполковник согласился, спросил только, не может ли и он быть чем-нибудь полезен.
   – Вот разве только… – как бы в нерешительности протянул Зиберт. – Мы во Львове впервые. Не подскажете ли вы гостиницу потише, где можно отдохнуть несколько дней?
   Подполковник лишь рассмеялся.
   – Это не так просто сейчас, мой молодой друг. Город забит от подвалов до чердаков. Давайте сделаем иначе. Сейчас слишком поздно, переночуйте с вашим спутником у меня, а завтра я вам дам направление в офицерскую гостиницу при комендатуре. Я один, жена в Германии, а места много…
   Кузнецов для вида, но не перебарщивая, долго отнекивался. Но подполковник, которому явно хотелось провести остаток вечера в обществе приятных собеседников, все же уговорил его.
   – А наш шофер? – спросил Кузнецов.
   – Найдется место и для него. При гараже есть небольшая комната.
   Вечер в уютной гостиной служебного особняка прошел превосходно.
   И ни подполковник, ни его денщик, ни даже Каминский не обратили внимания, как Зиберт на минутку отлучился из комнаты. Он вышел в переднюю, свернул по коридору к туалету и… незаметно прихватил из груды запечатанных и распечатанных конвертов, валявшихся на подзеркальном столике, уже примеченный им картонный квадратик. В туалете он аккуратно переложил его в бумажник, а потом, выждав немного, вернулся в гостиную. Теперь он располагал очень ценным документом – пропуском в городской театр на завтрашнее совещание военной и гражданской администрации Львова. С докладом должен был выступить сам губернатор Галиции Вехтер.
   Николай Иванович прихватил билет вовсе не движимый первым побуждением, нет, он рассчитал, что ничем не рискует: из разговора ему было известно, что завтра подполковник весь день будет дежурить в комендатуре и ни на какое совещание, разумеется, не пойдет. Поэтому Кузнецов резонно полагал, что подполковник и не подумает искать задевавшийся куда-то заведомо ненужный ему пригласительный билет.
   Ночь прошла спокойно, скорее всего это была последняя спокойная и уж, во всяком случае, безопасная ночь в жизни Кузнецова. А утром разведчики покинули дом заместителя военного коменданта, искренне поблагодарив его за гостеприимство. Прощаясь, подполковник дал Зиберту направление в гостиницу и листок из блокнота с номером своего личного прямого телефона.
   К восьми часам вечера Кузнецов поехал в театр (именно в это время его и видели на улице Пастухов и Кобеляцкий, но он их не заметил), беспрепятственно миновал несколько рядов оцепления, занял удобное место в партере и… прослушал полуторачасовой доклад Пехтера, из которого запомнил много интересных подробностей о планах гитлеровцев по подготовке обороны Львовского района. Но застрелить губернатора в театре ему не удалось: к президиуму из зала никого не подпускали. На следующий день в канцелярии, куда позвонил Кузнецов, чтобы под тщательно продуманным предлогом просить о приеме, ему сказали, что губернатор заболел и, но крайней мере, неделю не будет выходить из дому.
   Пришлось менять план па ходу.
   …Около восьми часов утра 9 февраля 1944 года на Лейтенштрассе, возле Музея Ивана Франко, почти напротив особняка вице-губернатора Галиции остановился серый «фиат». Видимо, что-то случилось с мотором, так как после нескольких безуспешных попыток снова тронуться с места солдат-шофер вылез из машины, откинул капот и надолго погрузился в железное чрево двигателя. Потом снова хлопнула дверца – на мостовую вышел гауптман и принялся лениво отчитывать шофера. Второй пассажир, видимо, решил дожидаться устранения поломки внутри «фиата».
   Минут через пять к подъезду особняка подкатил длинный черный «мерседес», а ровно в восемь из подъезда вышли на улицу двое. Один постарше, на ходу зябко укутывал шею теплым шерстяным шарфом. Шофер «мерседеса» услужливо распахнул перед ним дверцу.
   Гауптман перестал ругать своего шофера и быстро пересек улицу.
   – Прошу прощения, – обратился он к тому, что был постарше, – вы доктор Бауэр?
   – Да, – подтвердил вице-губернатор, застегнув, наконец, непослушную пуговицу у горла. – В чем дело?
   Неизвестный гауптман сунул руку за борт шинели и тут же выдернул. Но вместо ожидаемого пакета в его ладони тускло блеснул пистолет. Прогремело два выстрела. Потом воздух разорвала автоматная строчка: это второй пассажир, вполне респектабельного вида молодой человек прошил часового у вице-губернаторского особняка и шофера черного «мерседеса».
   Раньше чем случайные в этот ранний час прохожие смогли понять, что, собственно, произошло, на улице уже не было и следа серого «фиата» с отказавшим мотором. Остались только трупы четырех гитлеровцев и… фантастические слухи, подобно снежной лавине хлынувшие на город.
   Вот как в действительности произошло событие, о котором Пастухов и Кобеляцкий прочитали в фашистской газетенке. Радостные и гордые, они отметили замечательный успех своего товарища тем, что возле кинотеатра «Риальто» пристрелили эсэсовского лейтенанта.
 
   Прошло два месяца. В ночь на 10 апреля советские самолеты впервые совершили налет на фашистские военные объекты во Львове. За день до этого над городом появилось звено краснозвездных истребителей и сбросило листовки. Советское командование заранее предупреждало жителей о готовящемся налете, чтобы те имели возможность укрыться заблаговременно в безопасных местах. В доме № 17 по улице Лелевеля таким безопасным местом был глубокий подвал с толстыми каменными стенами и перекрытиями. И никто из собравшихся здесь жильцов, конечно, не подозревал, что именно с чердака их дома невидимый ни с земли, ни с соседних крыш, а только с зенита заговорил торопливо точками и тире узкий, как игла, луч электрического фонарика. Нервно, настойчиво он требовал сбросить бомбы сюда, в этот район города. И послушные его самоотверженному призыву советские летчики выводили свои машины точно на цели и уверенно нажимали на рычаги бомбосбрасывателей. Не у одного из этих асов, должно быть, больно сжималось сердце при мысли о тех, кто там, внизу, окруженные врагами, шли на подвиг, вызывая огонь на себя.
   Пастухов и Кобеляцкий хорошо изучили и саму улицу Лелевеля, и прилегающие улицы Мохнатского, Колеча, Рутовского, Зимаровича. Их цепкая память надежно вобрала и склад горючего, и место расположения воинских частей, и казармы жандармерии, и немецкую типографию. Бомбы легли точно…
   Последующие дни Степан Петрович и Михаил занимались главным образом разведкой: внимательно следили за передвижениями войск, за прокладкой полевых телефонных кабелей, установили, где находится штаб гарнизона, обнаружили крупные склады на Городецкой улице и в соборе святого Юра. Особо они примечали те здания, под которыми немцы закладывали мины. В этом им очень помогла великолепная ориентировка Пастухова в подземном хозяйстве города.
   Первого мая разведчики решили сделать Родине достойный подарок. В качестве объекта диверсии они избрали Львовский железнодорожный вокзал. Им повезло: все пути оказались забитыми эшелонами. В этот день на узле скопилось несколько составов с войсками и боеприпасами, следующими на фронт под Тернополь и Броды.
   Разведчики решили не уходить с вокзала, пока не начнется налет советской авиации. В том, что 1 мая налет обязательно будет, они не сомневались и привели фонарики в боевую готовность.
   Наблюдая за публикой на перроне и в залах ожидания, Пастухов и Кобеляцкий заметили видного генерала, окруженного целой свитой офицеров. Переглянувшись, они без слов решили не выпускать генерала из виду.
   Первая волна советских самолетов накатилась на вокзал столь внезапно, что гитлеровцы не успели даже объявить воздушную тревогу. Самолеты шли на небольшой высоте, и бомбовый удар был предельно точен. Тяжелые взрывы сотрясали воздух.
   Среди немцев началась паника, а когда погас электрический свет, и настоящая свалка.
   Сцепившись за руки, подсвечивая путь фонариками, Пастухов и Кобеляцкий следовали за толпой, стараясь не отставать от генерала. Возле поворота к билетным кассам разведчикам удалось пробиться сквозь кольцо свиты. Не поднимая руки от уровня пояса, Кобеляцкий в упор выстрелил в генерала, Пастухов – в стоявшего рядом майора. Близкий разрыв бомбы, лай зениток, треск обрушивающихся перекрытий покрыл слабые хлопки пистолетных выстрелов.
   Когда войска Красной Армии подошли вплотную к Львову, посланцы отряда располагали уже богатейшими сведениями о системе обороны города. Эту информацию нужно было как можно скорее передать советскому командованию. Но первая попытка разведчиков перейти линию фронта окончилась неудачей. Лишь в ночь на 21 июля, когда 63-я отдельная танковая бригада, разгромив группировку немцев под Злочевом, завязала бой на ближних подступах к городу со стороны Зеленой Рогатки, Пастухов и Кобеляцкий сумели прорваться к своим.
   Советский полковник не поверил собственным глазам, когда два оборванных, небритых человека, каким-то чудом появившиеся в расположении его штаба, стали подробнейшим образом и весьма квалифицированно наносить на план фашистские оборонительные укрепления, минные поля, огневые точки, штабы, склады, узлы связи, заминированные здания. Более того, Пастухов и Кобеляцкий предложили командованию провести сотню автоматчиков подземными ходами в самый центр города, к театру «Зольдат-фронтиш» и собору святого Юра. После короткого боя, ошеломленные внезапным ударом с тыла, немцы здесь были уничтожены, а частью пленены. Пастухов и Кобеляцкий при этом лично уничтожили более двух десятков гитлеровцев, в том числе экипажи пяти танков «тигров». Собранная ими информация оказалась поистине бесцепной, электрические провода, ведущие к мощным фугасам, были своевременно перерублены, и ни одно заминированное немцами здание взорвано но было.
   К 27 июля древний украинский город был полностью освобожден от немецко-фашистских захватчиков. Но Николай Кузнецов не дожил до этого дня, в который ему исполнилось бы тридцать три года…

ГЛАВА 17

   Мы до сих пор с полной достоверностью не знаем всех обстоятельств гибели Кузнецова. Слишком бурные события ожгли землю, где прошли последние дни его жизни и борьбы, слишком отрывочны и во многом противоречивы свидетельства дошедших до нас документов. Но мы знаем главное – Николай Иванович Кузнецов умер, как и жил, – героем.
   После уничтожения Бауэра и Шнайдера Кузнецову, Каминскому и Белову оставаться во Львове было невозможно. Здесь не было рядом надежной «Малой земли» – родной партизанской базы, в самом городе не было ни прочных связей, ни квартир, где можно было бы переждать самые опасные дни после покушения. А Кузнецов не сомневался, что по следам неизвестного гауптмана и его спутников, убивших вице-губернатора и начальника канцелярии, будут брошены все силы львовского гестапо и жандармерии. Нужно было уходить, и уходить немедленно. Но покинуть город оказалось нелегко, на это ушло три дня и есть основания полагать, что именно Николай Кузнецов и его друзья уничтожили (видимо, при попытке задержания) в эти самые дни двух сотрудников гестапо. Во всяком случае, фашистские эксперты-криминалисты определили, что пистолетные гильзы калибра 7,65 мм, найденные возле убитых гестаповцев, идентичны двум гильзам, обнаруженным у трупов Бауэра и Шнайдера.
   Нам известен и инцидент, который произошел с разведчиками 12 февраля в восемнадцати километрах от Львова, возле шлагбаума у села Куровицы. Здесь серый «фиат» был остановлен постом полевой жандармерии для проверки документов. Майор, начальник поста, долю изучал удостоверение гауптмана Зиберта, и Николай Иванович интуитивно почувствовал надвигающуюся опасность.
   – Странно, очень странно… – пробурчал майор.
   – В чем дело, господин майор? – спросил Зиберт.
   – На вашем предписании нет отметки о выезде львовской комендатуры.
   Майор был прав: такой отметки не было и не могло быть. Кузнецов понял, что нужно действовать немедленно и решительно: видимо, жандарм заподозрил гауптмана в недавнем убийстве Бауэра и Шнайдера; он, как и вся служба безопасности, имел указания о задержании террориста. Все это Николай Иванович сообразил за какую-то секунду. Краем глаза он увидел, как солдаты, не обратившие внимания, что их командир уж слишком долго разговаривает с каким-то гауптманом, подняли кверху полосатое плечо шлагбаума, чтобы пропустить уже проверенную встречную машину.
   В следующую долю секунды Кузнецов в упор выстрелил в майора. Каминский автоматной очередью уложил на месте трех жандармов, а Белов до отказа прижал педаль газа… Вслед беглецам тоже загремели выстрелы: оставшиеся в живых жандармы исправляли свою оплошность. Несколько пуль ударили в заднее колесо. «Фиат» осел и, едва не перевернувшись, нырнул в кювет.
   – Бросай машину! – скомандовал Кузнецов. – Уходим в лес.
   Карьера гауптмана Пауля Вильгельма Зиберта в тот день закончилась. Кузнецов не мог быть уверенным, что майор жандармерии, проверивший его бумаги, – мертв, он мог оказаться лишь раненным, а это означало, что документы Зиберта провалены. Что ж, гауптман Пауль Вильгельм Зиберт свое дело сделал… Но оставался советский разведчик Николай Кузнецов, которому, уже коль так неожиданно смешались все карты, предстояло теперь пробиваться через линию фронта.
   Несколько дней Кузнецов, Каминский и Белов бродили по Гановичевскому лесу, надеясь встретить разведчиков отряда, и в конце концов действительно натолкнулись на небольшую группу партизан из группы Крутикова во главе с Василием Дроздовым и Приступой. Встреча были радостной, но Дроздов и Приступа тоже не имели связи с основными силами отряда.
   Николай Иванович рассказал товарищам обо всем, что с ним произошло за последнее время. Он, правда, не знал, кто был жандарм, которого он застрелил в Куровицах, но нам позже это стало известно из рапорта, обнаруженного в делах гестапо. Там же находилось и донесение об автомобиле, брошенном на шоссе. «С этой автомашины, – сообщалось в тексте, – 12/2. 44 в Куровицах был убит майор полевой жандармерии Кантер. Стрелявшие скрылись».
   С большой радостью Кузнецов сообщил боевым друзьям (им в лесу это еще было неизвестно), что войска Красной Армии уже освободили Ровно, Здолбуново и Луцк.
   Дроздов и Приступа уговаривали Николая Ивановича остаться в их группе – Кузнецов отказался. Он не хотел больше ждать и решил самостоятельно пробиваться на соединение с Красной Армией вместе с Каминским и Беловым. Все же они отдохнули несколько дней. Вероятно, именно тогда Кузнецов и написал рапорт одному из руководителей советской разведки, в котором подробно докладывал о всех своих делах, совершенных в тылу врага. Рапорт был подписан коротко: «Пух»; под этим кодированным именем Кузнецов проходил тогда в засекреченных документах. Конверт с рапортом положил в верхний карман мундира.
   Настоящий разведчик, Кузнецов предусмотрел все, в том числе и возможную смерть от пули советского солдата, который не мог бы знать, что человек в ненавистном фашистском мундире на самом деле – воин той же самой великой страны. Николай Иванович рассудил, что если даже и придется ему погибнуть такой горькой смертью, то, обнаружив рапорт, похоронят его все ж как своего.
   С неделю Кузнецов, Каминский и Белов бродили по лесам, пытаясь приблизиться к линии фронта. В первых числах марта они вышли к селу Боратин.
   Здесь разведчики и натолкнулись на банду националистов, переодетых в форму советских воинов…
   Поняв трагическую ошибку, Николай Иванович сорвал с пояса тяжелую противотанковую гранату. Раздался оглушительный взрыв…
   …Через несколько дней видный представитель украинских буржуазных националистов встретился с одним из начальников полиции безопасности по Галицийскому округу и сообщил тому, что его люди арестовали трех советских разведчиков и содержат их под усиленной охраной. В качестве доказательства предатель передал снятый с тела Николая Кузнецова подлинный рапорт. И только тогда фашистская секретная служба узнала, что таинственный офицер, уничтоживший в Ровно имперского советника генерала Геля, верховного судью Украины Функа, захвативший в плен графа Гаана и подполковника Раиса, похитивший из собственного особняка генерала Ильгена, убивший во Львове вице-губернатора Бауэра и доктора Шнайдера, добывший и передавший командованию Красной Армии множество секретных военных сведений, на самом деле советский разведчик. В руках гестапо был только рапорт. А оно жаждало заполучить Зиберта живым. Бандеровец пообещал передать немцам захваченных разведчиков, но не безвозмездно. Немцы удовлетворили просьбы бандеровцев, и тогда те, чтобы скрыть обман, сообщили гестапо через две недели, что советские разведчики якобы расстреляны при попытке к бегству.
 
   5 ноября 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение специальных заданий в тылу врага и проявленные при этом отвагу и мужество Николаю Ивановичу Кузнецову было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза.
   Лишь пятнадцать лет спустя, после долгих поисков боевые друзья-партизаны нашли на окраине села Боратина его могилу. Останки героя были перенесены во Львов и захоронены с воинскими почестями на Холме Славы.
   При жизни Николай Иванович Кузнецов не успел получить ни одной из заслуженных им высоких наград. Самой высокой наградой стало для него бессмертие в народной памяти.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Н. И. КУЗНЕЦОВА

   1911, июль, 27 – В деревне Зырянка Талицкого района Свердловской области родился Никанор (Николай) Иванович Кузнецов.
   1918, осень – Н. Кузнецов поступил в первый класс Зырянской начальной школы.
   1926, июль, 23 – Н. Кузнецов окончил Талицкую семилетнюю школу.
   Осень – Поступил на первый курс агрономического отделения Тюменского сельскохозяйственного техникума.
   Ноябрь, 23 – Принят в ряды ВЛКСМ.
   1927, осень – После смерти отца Н. Кузнецов возвращается в Талицу и поступает в Талицкий лесной техникум.
   1930, весна – Н. Кузнецов начинает работать помощником таксатора по устройству лесов в городе Кудымкаре Коми-Пермяцкого национального округа.
   1932, лето – Н. Кузнецов поступает на заочное (впоследствии переходит на вечернее) отделение Свердловского индустриального института.
   1934, июль, 11 – Н. Кузнецов, окончательно переехав в Свердловск, поступает на работу в трест «Свердлес» статистиком.
   1935, весна – Н. Кузнецов работает чертежником на Верх-Исетском металлургическом заводе.
   Май, 5 – Начинает работать расцеховщиком конструкторского отдела на Уралмашзаводе.
   1938, весна – Н. Кузнецов начинает выполнять особые задания по обеспечению государственной безопасности.
   1942, весна – лето – Н. Кузнецов готовится к разведывательной работе во вражеском тылу.
   Август, 25 – Н. Кузнецов приземляется во вражеском тылу в расположении особого партизанского отряда «Победители» под командованием полковника Д. Н. Медведева.
   Октябрь, 25ноябрь,1 – Лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт впервые появляется в Ровно и начинает свою разведывательную деятельность.
   Декабрь 1943, февраль – Н. Кузнецов командует несколькими «подвижными засадами» на шоссе Ровно – Киев. В результате одной из них были захвачены в плен майор граф Гаан и имперский советник связи подполковник фон Райе, от которых стало точно известно, что под Винницей находится полевая ставка Гитлера.
   1943, январь – февраль – Н. Кузнецов передает из Ровно в Центр разведданные о попытках гитлеровцев освободить окруженную под Сталинградом группировку войск и планах дальнейшей обороны на этом и прилегающих участках фронта.
   Март, 5 – Группа из двадцати трех партизан под командованием Н. Кузнецова в селе Хатынь разгромила засаду националистов в количестве 170 человек.
   Май, 31 – Н. Кузнецов получает аудиенцию у рейхскомиссара Украины и гаулейтера Восточной Пруссии Эриха Коха, в ходе которой узнает о подготовке фашистским командованием крупного наступления на Курской дуге (операция «Цитадель»).
   Сентябрь, 20 – Н. Кузнецов в Ровно уничтожает имперского советника финансов на правах министра генерала Геля и майора Винтера.
   Октябрь, 29– Н. Кузнецов уничтожает агента гестапо майора Геттеля.
   Ноябрь, 10 – Николай Кузнецов, Николай Струтинский, Роберт Глаас и подпольщик Иван Корицкий совершают покушение (тяжело ранят) на одного из заместителей Коха, руководителя «Пакетаукциона» крайслейтера, генерала Германа Кнута.
   Ноябрь, 15 – Н. Кузнецов во главе группы разведчиков похищает из собственного дома командующего «Восточными войсками» генерала фон Ильгена и личного шофера Коха Гранау.