Страница:
Закончим эту главу отчетом о казни, постигшей двух рабовладельцев.
8 мая 1811 года А. В. Лодж, член государственного совета в Тортоле, был приговорен судом под председательством Спенсера Персиваля к смертной казни за то, что он до того сильно избил плетью принадлежавшего ему негра, что тот во время экзекуции испустил дух. Такое жестокое наказание было назначено за кражу одного мангустана {Местный фрукт.}. Считаем нелишним заметить, однако, что подобное обхождение с черным должно быть названо пустяком в сравнении с теми жестокостями, которые позволял себе этот джентльмен по отношению к своим невольникам. Пожалуй, казнь этого господина должна считаться единственным фактом такого рода, происшедшим когда-либо в Вест-Индии. В данном случае преступник действительно заслужил доставшуюся на его долю участь. Во всех остальных примерах привлечения рабовладельцев к суду в огромном большинстве случаев фигурируют оправдательные приговоры, несмотря на то, что сплошь и рядом их уличали весьма веские свидетельские показания.
Подобный же случай имел место в Южной Африке. Мистер Гебгард, сын одного из миссионеров-проповедников, был привлечен к суду. Дело разбиралось в Капштадте 21 февраля 1822 года. Согласно обвинительному акту, Гебгарду вменялась в вину убийство невольника во время наказания его розгами. Судьи вынесли смертный приговор, который был приведен в исполнение 15 ноября того же года. На казни присутствовало невероятное количество публики.
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ ВО ФРАНЦИИ
Во французском уложении о наказаниях розга занимает относительно незначительное место. В прежние времена и небольшие сравнительно преступления карались смертью, изуродованием или изгнанием. Зато в домашнем кругу, а также и в школе телесные наказания пользовались большим почетом. Таким образом, розга и плеть, заботившиеся о воспитании детей, особенно наиболее непослушных из них, постоянно бывали заняты своим делом. В исправительных заведениях, в домах для умалишенных, в тюремных больницах женщин и девушек били часто, били беспощадно. В своих мемуарах госпожа де Жанлис передает потомству, что ее мать до страсти любила применять розгу, и "когда, - говорит писательница, - я замечала, что розга свищет менее хлестко, нежели обычно, и опускается на тело не с прежней силой, я сейчас же думала тревожно о том, здорова ли мама".
Душевнобольные в специальных заведениях очень часто подвергались тяжким экзекуциям; у Вольтера на эту тему имеется талантливый рассказ. В 1723 году из Китая во Францию возвратился патер Фуке, иезуит. В Поднебесной империи священник этот провел двадцать пять лет и все время слыл там одним из деятельнейших миссионеров. В конце концов он разошелся во мнениях с другими иезуитами-миссионерами и возымел намерение принести на них жалобу его святейшеству, самому папе. В качестве свидетеля патер Фуке привез с собой одного китайца, которого хотел секретным образом провести с собой в Рим. Предварительно же он остановился в Париже. Здесь иезуиты узнали о планах и намерениях Фуке, причем последний был об этом также осведомлен. Не долго думая, он отправился на курьерских в Рим, и досточтимым отцам иезуитам достался в руки один только китаец. Этот несчастный ни слова не понимал по-французски. Добродушные отцы распорядились изготовлением ордера на арест, сославшись на то, что имеют необходимость привести в дом заключения душевнобольного. Полицейский чиновник не замедлил явиться со стражником, чтобы, во исполнение приказания, забрать сумасшедшего в дом для умалишенных. В указанном месте он встретил человека, который совершенно иначе кланялся, чем французы, говорил непонятные слова ревучим голосом и корчил чрезвычайно удивленные рожи. Выразив "сумасшедшему" сожаление, полицейский приказал связать ему руки и в таком виде доставил в Шарантон, где несчастного два раза в день "угощали" солидными порциями розог. Удивлению китайца, само собой разумеется, не было пределов: он решительно ничего не понимал и находил поведение французов в высшей степени удивительным, чтобы не сказать более. Три года прожил несчастный на хлебе и воде среди безнадежно умалишенных и охранявших их сторожей, думая все время, что французы подразделяются на два сорта людей: одна половина из них танцует, в то время как другая хлещет пляшущих розгами и плетью.
В своих сочинениях Вольтер часто упоминает о розге, и именно в тех местах, где хочет высмеять отцов-иезуитов. И Фенелон в известной труде, посвященном воспитанию, высказывает свое мнение относительно телесных наказаний вообще. О том, какого мнения придерживался по данному вопросу Руссо, мы будем говорить далее.
В мемуарах прославившейся госпожи Буриньон, которая особенно много страдала от видений религиозного характера, очень часто упоминается о наказаниях розгами, и лишь только находившиеся в ее исправительном заведении дети уклонялись от наказания, их считали заколдованными или одержимыми бесом, причем в результате их окружали особой заботливостью и состраданием.
Били во Франции совсем маленьких детей, и, по уверению гувернанток и бонн, телесные наказания развивали мышцы и укрепляли кожу подрастающего поколения. Сами
С гувернантки тоже не забывались, и к ним родители вверенных их попечению детей нередко обращались с многозначительной фразой: "Берегитесь, сударыня, или же нам придется отправиться с вами в Нидерланды {Игра слов "Нидерланды" в дословном переводе означает: "Нижние области".}", - что говорило красноречиво об угрожающей экзекуции.
Во всех французских школах при монастырях розга, в применении к молодым девушкам, подолгу без употребления не залеживалась, что, разумеется, объясняется флагеллянтизмом, игравшим среди монашенок довольно выдающуюся роль. Святые сестры с энтузиазмом и восхищением наказывали точно так же своих учениц, как это проделывали святые отцы по отношению к своим кающимся детям.
В школах для мальчиков также недостатка в ударах не было, причем "школа добрых отцов святого Лазаря" безусловно должна была получить в этом отношении пальму первенства. Мало того, что эти "добрые отцы" щедрой рукой награждали своих учеников розгами, - они подвергали экзекуции и тех, кого им поручали наказывать, и тех, с которыми вообще они дел никаких не имели. Никогда не было отказа в исполнении просьбы, изложенной хотя бы в письме следующего содержания: "Господин М. М., свидетельствуя свое уважение патеру X., покорнейше просит угостить подателя сего двадцатью ударами". Само собой разумеется, что при письме прилагалось также и соответствующее вознаграждение за хлопоты и труды. А так как упомянутая только что школа помещалась в центре столицы, то в конце концов в этой семинарии образовалось настоящее коммерческое предприятие для приведения в исполнение телесных наказаний. Родители посылали сюда неучтивых и выбившихся из повиновения сыновей, опекуны - своих непослушных опекаемых, учителя - наименее успевавших учеников, и т. д. И раз только к письму или словесной просьбе прилагались деньги - сделка была окончена, и наказание приводилось в исполнение без рассмотрения вызвавшего его преступления. Сколько ударов указывалось, столько и отсчитывалось. К тому же у святых отцов имелся постоянно такой обильный запас различных экзекуционных инструментов и сильной прислуги, которая умела обращаться с последними, что никому из "заказчиков" нечего было бояться отказа. Не обходилось здесь и без комических приключений и совпадений. Молодые люди, которым поручалось передать письмо в монастырь Св. Лазаря, не зная о содержании его, в свою очередь перепоручали это дело другим, и в результате несчастные жертвы случайности в награду за свое добродушие и услужливость переживали под розгами довольно неприятные минуты и ощущения.
Для покинутых любовниц святые отцы нередко играли роль мстителей и блестяще выполняли дело наказания легкомысленно относившихся к любви и верности возлюбленных.
У Беранже имеется песенка, относящаяся к иезуитам и к наказаниям ими учеников:
"Вы откуда, чернецы?"
"Из-под земли, вот откуда!"
И каждый стих заканчивается:
"И так мы бьем, мы все бьем
Красивых мальчиков красивые части тела".
То, что общественное мнение касательно телесных наказаний изменилось с тех пор, когда "добрые отцы" Святого Лазаря упражнялись в телесных наказаниях, ясно вытекает из случая, опубликованного в 1832 году. Аббат Луизон, председатель одного из воспитательных заведений в Болонье, был предан суду за то, что подверг наказанию плетью десятилетнего мальчика Алексея. Президент судебной палаты, где рассматривалось дело, пожелал узнать, каким именно образом была сделана послужившая для экзекуции Алексея плеть. На этот вопрос подсудимый ответил, что плетка состояла из семи тонких веревок с узелками на конце каждой из них. Когда же президент заявил аббату Луизону, что, согласно показаниям школьных товарищей потерпевшего, каждая веревка по толщине своей напоминала вставку для пера, а каждый узел был величиной с добрую вишню, - подсудимый возразил, что свидетели стояли в значительном отдалении от Алексея, ясно видеть не могли, были сильно испуганы, и от страха предметы показались им значительно больше натуральной величины. Прокурор выразил желание поглядеть на плетку, но аббат уклонился от исполнения желания его, вследствие чего после десятиминутного совещания был вынесен следующий приговор: так как подсудимый телесно наказал мальчика, не имея на это никакого права, он приговаривается к штрафу в сто франков, к двадцатидневному тюремному заключению и уплате судебных издержек.
Последней женщиной, наказанной плетью по суду во Франции, была графиня де ла Мотт, принимавшая участие в краже пресловутого ожерелья, в свое время заставившего о себе много говорить. История этого ожерелья относится ко временам Марии Антуанетты и настолько всем известна, что мы не находим нужным повторять ее здесь. Графиню приговорили привязать за шею к позорной тачке и в обнаженном виде подвергнуть наказанию плетью. Затем постановлено было выжечь на обоих плечах ее по букве В (воровка) и после всего этого подвергнуть пожизненному заключению в тюрьме Сальпетриер. После произнесения приговора графиня разразилась целым потоком брани и оскорбительных выражений по адресу королевы и парламента, а во время совершения операции клеймения сопротивление ее было настолько велико, что палачу еле-еле удалось справиться с ней и исполнить свое дело.
Беззаконное наказание плетью и розгами женщины имели место в Париже и в позднейшие времена. В ужасный период Французской революции, когда мясники, хулиганы, бродяжки и всякий уличный сброд вообще взяли в свои руки власть над страной, а также позднее, когда владычество перешло на сторону так называвшейся "золотой молодежи", розга, разумеется, отдыху не имела. Во время первого периода наблюдалось желание группы известных парижанок собрать выгнанных из монастырей монашенок, чтобы затем подвергнуть их позорной экзекуции. Наиболее известным случаем этого рода является дело девицы легкого, но революционного поведения Тариан де Мерикур, высеченной публично и притом самым жестоким образом шайкой женщин. Со стыда и ярости несчастная лишилась рассудка и прожила еще двадцать лет в доме для умалишенных в Шарантоне. Если ей удавалось избежать бдительного надзора сторожих, она срывала с себя одежды и пыталась наносить себе столь же позорное наказание, которое выпало на ее долю со стороны озверевшей толпы.
Когда наступил период реакции, ужасы со стороны "золотой молодежи" были нисколько, кажется, не меньше. Партия эта, состоявшая из знатных развратников, чистопробной интеллигенции, модных дам и профессоров теологии, дошла до того, что с помощью картечи разрывала людей на части, закалывала безоружных пленных и арестованных и подвергала телесному наказанию молодых девушек. Женщин привязывали обыкновенно к "дереву свободы", раздевали догола и секли плетью или розгами. Одну молодую барышню, почти подростка, пятнадцати лет, самым издевательским образом наказали на улице розгами только за то, что она поцеловала труп своего отца. Антитеррористы Парижа окружали по вечерам помещения, в которых происходили собрания якобинцев, и всячески издевались над последними. Так, они бросали в окна камни и нападали на членов клуба, когда они выходили после заседания на улицу. Особенно излюбленной мишенью для мести служили при этом женщины, которых они называли "фуриями гильотины". Где бы ни показались эти особы, их сейчас же избивали плетью, причем крики жертв террора еще более возбуждали злобу и ужас якобинцев.
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ ВО ФРАНЦИИ (Продолжение)
Французская литература последнего столетия особенно богата рассказами и фактами из области телесных наказаний, вызвавших большое сочувствие среди представительниц прекрасного пола. В большинстве случаев женщины сами так "или иначе принимали здесь участие, о чем свидетельствуют приводимые ниже примеры. Так, в Италии, равно как и во Франции, властвовал обычай, в силу которого дамы избивали своих знакомых в постели в день "Избиения младенцев". В этот день дамы имели право мстить за все оскорбления, нанесенные им друзьями в течение целого года. Они заранее условливались ходить группами и, нагрузившись различными орудиями наказания, с раннего утра отправлялись на охоту. И горе было тому, несчастному, кто не сумел как следует запереться в своем доме! Женщины нападали на него и оставляли свою жертву только после того, как основательно наминали ей бока. Помимо этого, праздник превращался еще в день избиения реальных младенцев Согласно обычаю, рано утром начиналась порка детей, коей имелось в виду "запечатлеть в памяти подрастающего поколения имевшие место при Ироде избиений".
Щедрой рукой досталось наказание на долю некоего хирурга по приказу своей пациентки, французской принцессы. Врач этот был избит немилосердно. Принцесса, позднее супруга Генриха IV, имела большую склонность к политическим интригам. Во время гражданской войны Лиги она сделала попытку обложить город Ажан податью в свою пользу. Попытка эта не удалась, и принцесса вынуждена была спасаться бегством. При вполне понятной спешке невозможно было озаботиться приобретением дамского седла, и беглянке пришлось много миль проскакать, сидя на лошади за спиной правившего всадника. Преодолевая массу опасностей, им удалось, наконец, счастливо добраться в Узун (Овернь), но утомление, вызванное долгим путешествием и неудобным положением на седле, не прошло для принцессы бесследно: у нее развилась сильнейшая лихорадка, разбитость и ломота. Приглашенный хирург быстро справился с взятой на себя задачей; несмотря на высокое знание своего дела, врач этот отличался крупным недостатком: он не умел держать язык за зубами. Повсюду слышались шутки хирурга относительно лечения и курьезов с ее высочеством. Принцесса узнала о распространяемых на ее счет слухах и положила конец выведшим ее из себя инсинуациям путем назначенной врачу экзекуции. И все это по праву сильного!
Из архивов французского окружного суда извлекаем преинтереснейший случай, относящийся к акту мести знатной дамы во времена царствования Людовика XIV. Маркиза дю Тренель и госпожа де Лианкур проживали вблизи Шомона; каждая из дам из кожи лезла вон, чтобы перещеголять свою соперницу и выставить другую перед обществом в невыгодном для нее свете. Война велась во всех смыслах обесточенная, и в конце концов маркиза пришла в отчаяние и решилась на крайние меры. В сопровождении штата своей прислуги она подкараулила госпожу де Лианкур, приказала вытащить несчастную женщину из ее экипажа и... высекла розгами. Госдожа де Лианкур обратилась с жалобой в суд, который вынес приговор, гласивший: Маркиза дю Тренель должна попросить у потерпевшей на коленях прощения, обязуется уплатить двадцать тысяч рублей штрафу за бесчестье и подвергается ссылке в места, расположенные вне пределов суда, постановившего настоящий приговор. Довольно высокая плата за удовольствие угостить свою соперницу порцией "березовой каши"! Несчастные слуги поплатились еще хуже: несмотря на то, что они являлись только исполнителями приказаний своей госпожи, их отправили на галеры.
В другом случае двух дам знатного происхождения уголовный суд приговорил к тяжелому наказанию за то, что они, воспылав завистью к красоте дочери мелкого арендатора и заподозрив в ее лице опасную для себя конкурентку, приказали высечь ни в чем невинную девушку розгами. О графине Дюбарри также рассказывается, что за какое-то нанесенное ей оскорбление она прибегла к наказанию обидчицы розгами. Ей показалось, что маркиза фон Розен подтрунивает над ней; когда же она рассказала о своем горе королю, то Людовик, находясь в хорошем расположении духа, успокоил ее тем, что сказал: "Ведь маркиза еще дитя; самым подходящим наказанием может послужить для нее розга". Этот ответ короля дал графине Дюбарри повод вообразить, что ей даруется право отомстить маркизе именно розгой. Воспользовавшись первым визитом маркизы, Дюбарри, не долго думая, основательнейшим образом выполнила акт мести. Маркиза фон Розен принесла жалобу королю, но Дюбарри в свое оправдание сослалась на то, что, наказывая телесно маркизу, она точно следовала инструкции, полученной ею от его величества. Интересно далее утверждение многих придворных, которые уверяли, что Людовик во время экзекуции находился в укромном местечке и с удовольствием наблюдал за процедурой порки маркизы.
Придворный шут герцога Феррарского, Гонелла, приехал во Флоренцию, чтобы здесь сыграть свою свадьбу. Возвратившись после свадебного путешествия, он позволил себе по адресу своей госпожи неуместную шутку, которая обошлась ему слишком недешево. Уверив герцогиню, что молодая жена его страдает глухотою, он убедил затем последнюю в том, что герцогиня глуха и ничего ровно не слышит. Во время представления супруги шута ко двору между обеими дамами, одной, знатной, и другой, низкого происхождения, произошел чрезвычайно комичный разговор, ибо каждая из них, будучи уверена в том, что ее собеседница одержима глухотою, говорила обычные при дворе и представлении комплименты, буквально надрывая при этом глотку. Окружавшее обеих женщин общество еле-еле удержалось от хохота и с необычайными усилиями старалось придать своим физиономиям серьезное выражение. Когда герцогиня узнала сущую правду, она не подала вида неудовольствия, но в глубине души решила отомстить шуту.
Как-то утром она приказала позвать шута к себе; когда последний вошел в комнату, дверь за ним была заперта на ключ, причем его окружила целая банда женщин, вооруженных прутьями, иного обещавшими уже при одном поверхностном взгляде на них. "Ну-с, каналья! Сейчас тебя будут наказывать! Я научу тебя, как шутить с такими дамами, которые по своему общественному положению стоят неизмеримо выше твоей жены!" - сказала герцогиня. Шут упал на колени, сожалел о своем поступке, слезно просил прощения и умолял до наказания выслушать еще одну просьбу. Получив разрешение и не вставая с колен, придворный шут сказал: "Высокоуважаемая госпожа, и вы, почтенные дамы! Имею честь попросить только об одном: пусть первый удар нанесет мне та из вас, которая когда-либо и каким бы то ни было образом совершила поступок против чести". Само собой разумеется, что герцогиня не пожелала начать лично экзекуцию и приказала сделать это кому-либо из пожилых дам, но эти последние решительно отказались выполнить приказание. Молодые девушки, невзирая на строгий этикет, расхохотались, прутья полетели в угол, и Гонелла был спасен.
Точно такой же хитростью избавился от опасности французский поэт Клопинель: за сочиненные им сатирические и неприличные стихи, посвященные прекрасному полу, фрейлины двора Карла Красивого порешили наказать невоздержного на злые шутки поэта розгами, но находчивость спасла его так же, как и Гонеллу.
У Брантома описан случай, в котором некоторая принцесса фигурирует в качестве судьи над иезуитом, достойно ею наказанным. Дело в том, что Филипп II Испанский вздумал вступить во второй брак со своей племянницей, дочерью Максимилиана II и вдовой Карла IX, короля французского, Принцесса отвергла предложение короля Филиппа II, после чего последний вместе со своей сестрою, матерью принцессы, обратился за содействием к одному из отцов иезуитов, славившемуся своей ученостью, образованностью и эрудицией. Но иезуит этот тщетно пустил в ход всю силу своего красноречия: принцесса оставалась непреклонной. Когда повторные попытки иезуита слишком надоели принцессе, и когда тот, несмотря на предостережения ее высочества, продолжал убеждать ее согласиться на предложение Филиппа, - принцесса приказала высечь его плетью, и высечь притом самым жестоким образом.
В одном издававшемся в Германии иллюстрированном журнале был напечатан рассказ, главным действующим лицом которого является некая парижанка. Эксцентричная особа эта держала при себе монашенку, исполнявшую роль не только духовника, но и палача, ибо два раза в неделю аккуратнейшим манером наказывала розгами свою госпожу, разумеется, с полного согласия последней. Дама принадлежала к высшей парижской аристократии, и потому разоблачения о подобной жизни ее произвели огромное впечатление во всех слоях населения Парижа и далеко за пределами его. Кто мог бы подумать, что наутро по возвращении со светского бала, красавица босиком и в одной сорочке пробиралась по длинному, вымощенному кирпичом коридору в домашнюю часовенку свою, где поджидали уже вооруженные пучками розог святые сестры... Раздавалось приказание улечься на холодных ступенях алтаря, и начиналась далеко не бутафорская экзекуция... Обратный путь в свои роскошные хоромы парижанка, по приказанию монахинь, должна была проделать ползком на коленях.
В заключение настоящей главы приводим описание одного французского "Клуба розог", почерпнутое нами из старого французского романа. Клуб этот был основан незадолго до владычества террора, причем дамы, состоявшие членами этого веселого кружка, с очаровательной элегантностью угощали друг друга ударами розог. Экзекуции предшествовал обыкновенно допрос особым комитетом, и если последний находил свою сестру виновной в каком-либо проступке, то приговор немедленно приводился в исполнение: подсудимую раздевали и наказывали определенным количеством ударов березовыми прутьями.
Если отнестись к упомянутому выше роману, и в частности к упоминанию о столь оригинальном клубе с доверием, то состоявшие членами клуба дамы самого высшего общества без всяких церемоний наказывались розгами от рук своих товарок по убеждению. Аристократки эти изображаются в романе учредителями новых веяний, они, по словам автора, задавали в обществе тон, изобретали моды, некоторые из которых имели большое сходство с костюмом нашей прародительницы Евы.
РОЗГА В ГЕРМАНИИ И ГОЛЛАНДИИ
Рассмотрев телесные наказания во Франции, мы переходим к прочим государствам континента: Голландии, Германии, Австрии и Польше, в каждом из которых телесные наказания носили свой собственный отпечаток, имели свои особенности и обычаи. Как в Германии, так в Австрии, Голландии и Польше существовали позорные плацы или площади, воздвигались позорные столбы, процветали тюрьмы и другие исправительного характера учреждения. Не менее часто прибегали к розге в этих государствах и в домашней обстановке, причем плетка не была в загоне также и среди представителей педагогического и юридического мира.
В различных городах Германии позорный столб водружался на рыночных и базарных площадях; преступников обыкновенно раздевали, причем экзекуцию производил специально для этой цели содержавшийся палач. Орудием наказания служили березовые розги, число ударов доходило иногда до семидесяти. Среди зрителей преобладающий элемент составляли представительницы прекрасного пола всех возрастов, которые взирали на процедуру наказания с нескрывамым удовольствием. Розга в домашнем применении была так хорошо известна им, что они не ощущали ни малейших укоров совести, когда наблюдали за взмахами ее в публичном месте.
В Австрии, Голландии и Германии родители нисколько не церемонились даже с вполне взрослыми детьми своими и частенько наказывали их розгами дома либо отправляли на известный срок в специальные исправительные заведения. Особенно могучим лекарством считалась розга от влюбчивости в период полового созревания и, разумеется, чаще всего тогда, когда предмет любви так или иначе приходился родителям не по нраву.
Сын одного из именитых купцов столицы Голландии, Амстердама, безумно влюбился в дочь бургомистра. По целым неделям он буквально не прикасался к пище, не пил, не спал и временами походил на человека, лучшим местом пребывания которого может явиться сумасшедший дом. Озабоченный состоянием сына, отец юноши приглашал знаменитейших врачей города, но все предписания последних никакого влияния на здоровье молодого человека не оказывали. В один непрекрасный для юноши день отец его нашел случайно письмо, адресованное сыном даме своего сердца. Все стало купцу ясно, диагноз немедленно определился, а вместе с ним изменился и способ лечения больного. Врачей в дом более не приглашали... Юношу отправили в исправительное заведение, где несколько добрых порций "березовой каши" совершенно избавили молодого больного от не менее "молодой мечты любви"...
8 мая 1811 года А. В. Лодж, член государственного совета в Тортоле, был приговорен судом под председательством Спенсера Персиваля к смертной казни за то, что он до того сильно избил плетью принадлежавшего ему негра, что тот во время экзекуции испустил дух. Такое жестокое наказание было назначено за кражу одного мангустана {Местный фрукт.}. Считаем нелишним заметить, однако, что подобное обхождение с черным должно быть названо пустяком в сравнении с теми жестокостями, которые позволял себе этот джентльмен по отношению к своим невольникам. Пожалуй, казнь этого господина должна считаться единственным фактом такого рода, происшедшим когда-либо в Вест-Индии. В данном случае преступник действительно заслужил доставшуюся на его долю участь. Во всех остальных примерах привлечения рабовладельцев к суду в огромном большинстве случаев фигурируют оправдательные приговоры, несмотря на то, что сплошь и рядом их уличали весьма веские свидетельские показания.
Подобный же случай имел место в Южной Африке. Мистер Гебгард, сын одного из миссионеров-проповедников, был привлечен к суду. Дело разбиралось в Капштадте 21 февраля 1822 года. Согласно обвинительному акту, Гебгарду вменялась в вину убийство невольника во время наказания его розгами. Судьи вынесли смертный приговор, который был приведен в исполнение 15 ноября того же года. На казни присутствовало невероятное количество публики.
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ ВО ФРАНЦИИ
Во французском уложении о наказаниях розга занимает относительно незначительное место. В прежние времена и небольшие сравнительно преступления карались смертью, изуродованием или изгнанием. Зато в домашнем кругу, а также и в школе телесные наказания пользовались большим почетом. Таким образом, розга и плеть, заботившиеся о воспитании детей, особенно наиболее непослушных из них, постоянно бывали заняты своим делом. В исправительных заведениях, в домах для умалишенных, в тюремных больницах женщин и девушек били часто, били беспощадно. В своих мемуарах госпожа де Жанлис передает потомству, что ее мать до страсти любила применять розгу, и "когда, - говорит писательница, - я замечала, что розга свищет менее хлестко, нежели обычно, и опускается на тело не с прежней силой, я сейчас же думала тревожно о том, здорова ли мама".
Душевнобольные в специальных заведениях очень часто подвергались тяжким экзекуциям; у Вольтера на эту тему имеется талантливый рассказ. В 1723 году из Китая во Францию возвратился патер Фуке, иезуит. В Поднебесной империи священник этот провел двадцать пять лет и все время слыл там одним из деятельнейших миссионеров. В конце концов он разошелся во мнениях с другими иезуитами-миссионерами и возымел намерение принести на них жалобу его святейшеству, самому папе. В качестве свидетеля патер Фуке привез с собой одного китайца, которого хотел секретным образом провести с собой в Рим. Предварительно же он остановился в Париже. Здесь иезуиты узнали о планах и намерениях Фуке, причем последний был об этом также осведомлен. Не долго думая, он отправился на курьерских в Рим, и досточтимым отцам иезуитам достался в руки один только китаец. Этот несчастный ни слова не понимал по-французски. Добродушные отцы распорядились изготовлением ордера на арест, сославшись на то, что имеют необходимость привести в дом заключения душевнобольного. Полицейский чиновник не замедлил явиться со стражником, чтобы, во исполнение приказания, забрать сумасшедшего в дом для умалишенных. В указанном месте он встретил человека, который совершенно иначе кланялся, чем французы, говорил непонятные слова ревучим голосом и корчил чрезвычайно удивленные рожи. Выразив "сумасшедшему" сожаление, полицейский приказал связать ему руки и в таком виде доставил в Шарантон, где несчастного два раза в день "угощали" солидными порциями розог. Удивлению китайца, само собой разумеется, не было пределов: он решительно ничего не понимал и находил поведение французов в высшей степени удивительным, чтобы не сказать более. Три года прожил несчастный на хлебе и воде среди безнадежно умалишенных и охранявших их сторожей, думая все время, что французы подразделяются на два сорта людей: одна половина из них танцует, в то время как другая хлещет пляшущих розгами и плетью.
В своих сочинениях Вольтер часто упоминает о розге, и именно в тех местах, где хочет высмеять отцов-иезуитов. И Фенелон в известной труде, посвященном воспитанию, высказывает свое мнение относительно телесных наказаний вообще. О том, какого мнения придерживался по данному вопросу Руссо, мы будем говорить далее.
В мемуарах прославившейся госпожи Буриньон, которая особенно много страдала от видений религиозного характера, очень часто упоминается о наказаниях розгами, и лишь только находившиеся в ее исправительном заведении дети уклонялись от наказания, их считали заколдованными или одержимыми бесом, причем в результате их окружали особой заботливостью и состраданием.
Били во Франции совсем маленьких детей, и, по уверению гувернанток и бонн, телесные наказания развивали мышцы и укрепляли кожу подрастающего поколения. Сами
С гувернантки тоже не забывались, и к ним родители вверенных их попечению детей нередко обращались с многозначительной фразой: "Берегитесь, сударыня, или же нам придется отправиться с вами в Нидерланды {Игра слов "Нидерланды" в дословном переводе означает: "Нижние области".}", - что говорило красноречиво об угрожающей экзекуции.
Во всех французских школах при монастырях розга, в применении к молодым девушкам, подолгу без употребления не залеживалась, что, разумеется, объясняется флагеллянтизмом, игравшим среди монашенок довольно выдающуюся роль. Святые сестры с энтузиазмом и восхищением наказывали точно так же своих учениц, как это проделывали святые отцы по отношению к своим кающимся детям.
В школах для мальчиков также недостатка в ударах не было, причем "школа добрых отцов святого Лазаря" безусловно должна была получить в этом отношении пальму первенства. Мало того, что эти "добрые отцы" щедрой рукой награждали своих учеников розгами, - они подвергали экзекуции и тех, кого им поручали наказывать, и тех, с которыми вообще они дел никаких не имели. Никогда не было отказа в исполнении просьбы, изложенной хотя бы в письме следующего содержания: "Господин М. М., свидетельствуя свое уважение патеру X., покорнейше просит угостить подателя сего двадцатью ударами". Само собой разумеется, что при письме прилагалось также и соответствующее вознаграждение за хлопоты и труды. А так как упомянутая только что школа помещалась в центре столицы, то в конце концов в этой семинарии образовалось настоящее коммерческое предприятие для приведения в исполнение телесных наказаний. Родители посылали сюда неучтивых и выбившихся из повиновения сыновей, опекуны - своих непослушных опекаемых, учителя - наименее успевавших учеников, и т. д. И раз только к письму или словесной просьбе прилагались деньги - сделка была окончена, и наказание приводилось в исполнение без рассмотрения вызвавшего его преступления. Сколько ударов указывалось, столько и отсчитывалось. К тому же у святых отцов имелся постоянно такой обильный запас различных экзекуционных инструментов и сильной прислуги, которая умела обращаться с последними, что никому из "заказчиков" нечего было бояться отказа. Не обходилось здесь и без комических приключений и совпадений. Молодые люди, которым поручалось передать письмо в монастырь Св. Лазаря, не зная о содержании его, в свою очередь перепоручали это дело другим, и в результате несчастные жертвы случайности в награду за свое добродушие и услужливость переживали под розгами довольно неприятные минуты и ощущения.
Для покинутых любовниц святые отцы нередко играли роль мстителей и блестяще выполняли дело наказания легкомысленно относившихся к любви и верности возлюбленных.
У Беранже имеется песенка, относящаяся к иезуитам и к наказаниям ими учеников:
"Вы откуда, чернецы?"
"Из-под земли, вот откуда!"
И каждый стих заканчивается:
"И так мы бьем, мы все бьем
Красивых мальчиков красивые части тела".
То, что общественное мнение касательно телесных наказаний изменилось с тех пор, когда "добрые отцы" Святого Лазаря упражнялись в телесных наказаниях, ясно вытекает из случая, опубликованного в 1832 году. Аббат Луизон, председатель одного из воспитательных заведений в Болонье, был предан суду за то, что подверг наказанию плетью десятилетнего мальчика Алексея. Президент судебной палаты, где рассматривалось дело, пожелал узнать, каким именно образом была сделана послужившая для экзекуции Алексея плеть. На этот вопрос подсудимый ответил, что плетка состояла из семи тонких веревок с узелками на конце каждой из них. Когда же президент заявил аббату Луизону, что, согласно показаниям школьных товарищей потерпевшего, каждая веревка по толщине своей напоминала вставку для пера, а каждый узел был величиной с добрую вишню, - подсудимый возразил, что свидетели стояли в значительном отдалении от Алексея, ясно видеть не могли, были сильно испуганы, и от страха предметы показались им значительно больше натуральной величины. Прокурор выразил желание поглядеть на плетку, но аббат уклонился от исполнения желания его, вследствие чего после десятиминутного совещания был вынесен следующий приговор: так как подсудимый телесно наказал мальчика, не имея на это никакого права, он приговаривается к штрафу в сто франков, к двадцатидневному тюремному заключению и уплате судебных издержек.
Последней женщиной, наказанной плетью по суду во Франции, была графиня де ла Мотт, принимавшая участие в краже пресловутого ожерелья, в свое время заставившего о себе много говорить. История этого ожерелья относится ко временам Марии Антуанетты и настолько всем известна, что мы не находим нужным повторять ее здесь. Графиню приговорили привязать за шею к позорной тачке и в обнаженном виде подвергнуть наказанию плетью. Затем постановлено было выжечь на обоих плечах ее по букве В (воровка) и после всего этого подвергнуть пожизненному заключению в тюрьме Сальпетриер. После произнесения приговора графиня разразилась целым потоком брани и оскорбительных выражений по адресу королевы и парламента, а во время совершения операции клеймения сопротивление ее было настолько велико, что палачу еле-еле удалось справиться с ней и исполнить свое дело.
Беззаконное наказание плетью и розгами женщины имели место в Париже и в позднейшие времена. В ужасный период Французской революции, когда мясники, хулиганы, бродяжки и всякий уличный сброд вообще взяли в свои руки власть над страной, а также позднее, когда владычество перешло на сторону так называвшейся "золотой молодежи", розга, разумеется, отдыху не имела. Во время первого периода наблюдалось желание группы известных парижанок собрать выгнанных из монастырей монашенок, чтобы затем подвергнуть их позорной экзекуции. Наиболее известным случаем этого рода является дело девицы легкого, но революционного поведения Тариан де Мерикур, высеченной публично и притом самым жестоким образом шайкой женщин. Со стыда и ярости несчастная лишилась рассудка и прожила еще двадцать лет в доме для умалишенных в Шарантоне. Если ей удавалось избежать бдительного надзора сторожих, она срывала с себя одежды и пыталась наносить себе столь же позорное наказание, которое выпало на ее долю со стороны озверевшей толпы.
Когда наступил период реакции, ужасы со стороны "золотой молодежи" были нисколько, кажется, не меньше. Партия эта, состоявшая из знатных развратников, чистопробной интеллигенции, модных дам и профессоров теологии, дошла до того, что с помощью картечи разрывала людей на части, закалывала безоружных пленных и арестованных и подвергала телесному наказанию молодых девушек. Женщин привязывали обыкновенно к "дереву свободы", раздевали догола и секли плетью или розгами. Одну молодую барышню, почти подростка, пятнадцати лет, самым издевательским образом наказали на улице розгами только за то, что она поцеловала труп своего отца. Антитеррористы Парижа окружали по вечерам помещения, в которых происходили собрания якобинцев, и всячески издевались над последними. Так, они бросали в окна камни и нападали на членов клуба, когда они выходили после заседания на улицу. Особенно излюбленной мишенью для мести служили при этом женщины, которых они называли "фуриями гильотины". Где бы ни показались эти особы, их сейчас же избивали плетью, причем крики жертв террора еще более возбуждали злобу и ужас якобинцев.
ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ ВО ФРАНЦИИ (Продолжение)
Французская литература последнего столетия особенно богата рассказами и фактами из области телесных наказаний, вызвавших большое сочувствие среди представительниц прекрасного пола. В большинстве случаев женщины сами так "или иначе принимали здесь участие, о чем свидетельствуют приводимые ниже примеры. Так, в Италии, равно как и во Франции, властвовал обычай, в силу которого дамы избивали своих знакомых в постели в день "Избиения младенцев". В этот день дамы имели право мстить за все оскорбления, нанесенные им друзьями в течение целого года. Они заранее условливались ходить группами и, нагрузившись различными орудиями наказания, с раннего утра отправлялись на охоту. И горе было тому, несчастному, кто не сумел как следует запереться в своем доме! Женщины нападали на него и оставляли свою жертву только после того, как основательно наминали ей бока. Помимо этого, праздник превращался еще в день избиения реальных младенцев Согласно обычаю, рано утром начиналась порка детей, коей имелось в виду "запечатлеть в памяти подрастающего поколения имевшие место при Ироде избиений".
Щедрой рукой досталось наказание на долю некоего хирурга по приказу своей пациентки, французской принцессы. Врач этот был избит немилосердно. Принцесса, позднее супруга Генриха IV, имела большую склонность к политическим интригам. Во время гражданской войны Лиги она сделала попытку обложить город Ажан податью в свою пользу. Попытка эта не удалась, и принцесса вынуждена была спасаться бегством. При вполне понятной спешке невозможно было озаботиться приобретением дамского седла, и беглянке пришлось много миль проскакать, сидя на лошади за спиной правившего всадника. Преодолевая массу опасностей, им удалось, наконец, счастливо добраться в Узун (Овернь), но утомление, вызванное долгим путешествием и неудобным положением на седле, не прошло для принцессы бесследно: у нее развилась сильнейшая лихорадка, разбитость и ломота. Приглашенный хирург быстро справился с взятой на себя задачей; несмотря на высокое знание своего дела, врач этот отличался крупным недостатком: он не умел держать язык за зубами. Повсюду слышались шутки хирурга относительно лечения и курьезов с ее высочеством. Принцесса узнала о распространяемых на ее счет слухах и положила конец выведшим ее из себя инсинуациям путем назначенной врачу экзекуции. И все это по праву сильного!
Из архивов французского окружного суда извлекаем преинтереснейший случай, относящийся к акту мести знатной дамы во времена царствования Людовика XIV. Маркиза дю Тренель и госпожа де Лианкур проживали вблизи Шомона; каждая из дам из кожи лезла вон, чтобы перещеголять свою соперницу и выставить другую перед обществом в невыгодном для нее свете. Война велась во всех смыслах обесточенная, и в конце концов маркиза пришла в отчаяние и решилась на крайние меры. В сопровождении штата своей прислуги она подкараулила госпожу де Лианкур, приказала вытащить несчастную женщину из ее экипажа и... высекла розгами. Госдожа де Лианкур обратилась с жалобой в суд, который вынес приговор, гласивший: Маркиза дю Тренель должна попросить у потерпевшей на коленях прощения, обязуется уплатить двадцать тысяч рублей штрафу за бесчестье и подвергается ссылке в места, расположенные вне пределов суда, постановившего настоящий приговор. Довольно высокая плата за удовольствие угостить свою соперницу порцией "березовой каши"! Несчастные слуги поплатились еще хуже: несмотря на то, что они являлись только исполнителями приказаний своей госпожи, их отправили на галеры.
В другом случае двух дам знатного происхождения уголовный суд приговорил к тяжелому наказанию за то, что они, воспылав завистью к красоте дочери мелкого арендатора и заподозрив в ее лице опасную для себя конкурентку, приказали высечь ни в чем невинную девушку розгами. О графине Дюбарри также рассказывается, что за какое-то нанесенное ей оскорбление она прибегла к наказанию обидчицы розгами. Ей показалось, что маркиза фон Розен подтрунивает над ней; когда же она рассказала о своем горе королю, то Людовик, находясь в хорошем расположении духа, успокоил ее тем, что сказал: "Ведь маркиза еще дитя; самым подходящим наказанием может послужить для нее розга". Этот ответ короля дал графине Дюбарри повод вообразить, что ей даруется право отомстить маркизе именно розгой. Воспользовавшись первым визитом маркизы, Дюбарри, не долго думая, основательнейшим образом выполнила акт мести. Маркиза фон Розен принесла жалобу королю, но Дюбарри в свое оправдание сослалась на то, что, наказывая телесно маркизу, она точно следовала инструкции, полученной ею от его величества. Интересно далее утверждение многих придворных, которые уверяли, что Людовик во время экзекуции находился в укромном местечке и с удовольствием наблюдал за процедурой порки маркизы.
Придворный шут герцога Феррарского, Гонелла, приехал во Флоренцию, чтобы здесь сыграть свою свадьбу. Возвратившись после свадебного путешествия, он позволил себе по адресу своей госпожи неуместную шутку, которая обошлась ему слишком недешево. Уверив герцогиню, что молодая жена его страдает глухотою, он убедил затем последнюю в том, что герцогиня глуха и ничего ровно не слышит. Во время представления супруги шута ко двору между обеими дамами, одной, знатной, и другой, низкого происхождения, произошел чрезвычайно комичный разговор, ибо каждая из них, будучи уверена в том, что ее собеседница одержима глухотою, говорила обычные при дворе и представлении комплименты, буквально надрывая при этом глотку. Окружавшее обеих женщин общество еле-еле удержалось от хохота и с необычайными усилиями старалось придать своим физиономиям серьезное выражение. Когда герцогиня узнала сущую правду, она не подала вида неудовольствия, но в глубине души решила отомстить шуту.
Как-то утром она приказала позвать шута к себе; когда последний вошел в комнату, дверь за ним была заперта на ключ, причем его окружила целая банда женщин, вооруженных прутьями, иного обещавшими уже при одном поверхностном взгляде на них. "Ну-с, каналья! Сейчас тебя будут наказывать! Я научу тебя, как шутить с такими дамами, которые по своему общественному положению стоят неизмеримо выше твоей жены!" - сказала герцогиня. Шут упал на колени, сожалел о своем поступке, слезно просил прощения и умолял до наказания выслушать еще одну просьбу. Получив разрешение и не вставая с колен, придворный шут сказал: "Высокоуважаемая госпожа, и вы, почтенные дамы! Имею честь попросить только об одном: пусть первый удар нанесет мне та из вас, которая когда-либо и каким бы то ни было образом совершила поступок против чести". Само собой разумеется, что герцогиня не пожелала начать лично экзекуцию и приказала сделать это кому-либо из пожилых дам, но эти последние решительно отказались выполнить приказание. Молодые девушки, невзирая на строгий этикет, расхохотались, прутья полетели в угол, и Гонелла был спасен.
Точно такой же хитростью избавился от опасности французский поэт Клопинель: за сочиненные им сатирические и неприличные стихи, посвященные прекрасному полу, фрейлины двора Карла Красивого порешили наказать невоздержного на злые шутки поэта розгами, но находчивость спасла его так же, как и Гонеллу.
У Брантома описан случай, в котором некоторая принцесса фигурирует в качестве судьи над иезуитом, достойно ею наказанным. Дело в том, что Филипп II Испанский вздумал вступить во второй брак со своей племянницей, дочерью Максимилиана II и вдовой Карла IX, короля французского, Принцесса отвергла предложение короля Филиппа II, после чего последний вместе со своей сестрою, матерью принцессы, обратился за содействием к одному из отцов иезуитов, славившемуся своей ученостью, образованностью и эрудицией. Но иезуит этот тщетно пустил в ход всю силу своего красноречия: принцесса оставалась непреклонной. Когда повторные попытки иезуита слишком надоели принцессе, и когда тот, несмотря на предостережения ее высочества, продолжал убеждать ее согласиться на предложение Филиппа, - принцесса приказала высечь его плетью, и высечь притом самым жестоким образом.
В одном издававшемся в Германии иллюстрированном журнале был напечатан рассказ, главным действующим лицом которого является некая парижанка. Эксцентричная особа эта держала при себе монашенку, исполнявшую роль не только духовника, но и палача, ибо два раза в неделю аккуратнейшим манером наказывала розгами свою госпожу, разумеется, с полного согласия последней. Дама принадлежала к высшей парижской аристократии, и потому разоблачения о подобной жизни ее произвели огромное впечатление во всех слоях населения Парижа и далеко за пределами его. Кто мог бы подумать, что наутро по возвращении со светского бала, красавица босиком и в одной сорочке пробиралась по длинному, вымощенному кирпичом коридору в домашнюю часовенку свою, где поджидали уже вооруженные пучками розог святые сестры... Раздавалось приказание улечься на холодных ступенях алтаря, и начиналась далеко не бутафорская экзекуция... Обратный путь в свои роскошные хоромы парижанка, по приказанию монахинь, должна была проделать ползком на коленях.
В заключение настоящей главы приводим описание одного французского "Клуба розог", почерпнутое нами из старого французского романа. Клуб этот был основан незадолго до владычества террора, причем дамы, состоявшие членами этого веселого кружка, с очаровательной элегантностью угощали друг друга ударами розог. Экзекуции предшествовал обыкновенно допрос особым комитетом, и если последний находил свою сестру виновной в каком-либо проступке, то приговор немедленно приводился в исполнение: подсудимую раздевали и наказывали определенным количеством ударов березовыми прутьями.
Если отнестись к упомянутому выше роману, и в частности к упоминанию о столь оригинальном клубе с доверием, то состоявшие членами клуба дамы самого высшего общества без всяких церемоний наказывались розгами от рук своих товарок по убеждению. Аристократки эти изображаются в романе учредителями новых веяний, они, по словам автора, задавали в обществе тон, изобретали моды, некоторые из которых имели большое сходство с костюмом нашей прародительницы Евы.
РОЗГА В ГЕРМАНИИ И ГОЛЛАНДИИ
Рассмотрев телесные наказания во Франции, мы переходим к прочим государствам континента: Голландии, Германии, Австрии и Польше, в каждом из которых телесные наказания носили свой собственный отпечаток, имели свои особенности и обычаи. Как в Германии, так в Австрии, Голландии и Польше существовали позорные плацы или площади, воздвигались позорные столбы, процветали тюрьмы и другие исправительного характера учреждения. Не менее часто прибегали к розге в этих государствах и в домашней обстановке, причем плетка не была в загоне также и среди представителей педагогического и юридического мира.
В различных городах Германии позорный столб водружался на рыночных и базарных площадях; преступников обыкновенно раздевали, причем экзекуцию производил специально для этой цели содержавшийся палач. Орудием наказания служили березовые розги, число ударов доходило иногда до семидесяти. Среди зрителей преобладающий элемент составляли представительницы прекрасного пола всех возрастов, которые взирали на процедуру наказания с нескрывамым удовольствием. Розга в домашнем применении была так хорошо известна им, что они не ощущали ни малейших укоров совести, когда наблюдали за взмахами ее в публичном месте.
В Австрии, Голландии и Германии родители нисколько не церемонились даже с вполне взрослыми детьми своими и частенько наказывали их розгами дома либо отправляли на известный срок в специальные исправительные заведения. Особенно могучим лекарством считалась розга от влюбчивости в период полового созревания и, разумеется, чаще всего тогда, когда предмет любви так или иначе приходился родителям не по нраву.
Сын одного из именитых купцов столицы Голландии, Амстердама, безумно влюбился в дочь бургомистра. По целым неделям он буквально не прикасался к пище, не пил, не спал и временами походил на человека, лучшим местом пребывания которого может явиться сумасшедший дом. Озабоченный состоянием сына, отец юноши приглашал знаменитейших врачей города, но все предписания последних никакого влияния на здоровье молодого человека не оказывали. В один непрекрасный для юноши день отец его нашел случайно письмо, адресованное сыном даме своего сердца. Все стало купцу ясно, диагноз немедленно определился, а вместе с ним изменился и способ лечения больного. Врачей в дом более не приглашали... Юношу отправили в исправительное заведение, где несколько добрых порций "березовой каши" совершенно избавили молодого больного от не менее "молодой мечты любви"...