Страница:
Джон Леннон всегда относился с некоторой долей снисхождения к «Роллинг Стоунз», которые на протяжении многих лет подражали «Битлз». Кроме того, Джон был в дружеских отношениях с ненавистным соперником Мика Брайеном Джонсом — вплоть до его загадочной гибели в бассейне в 1969 году — гибели, к которой, по мнению Джона, Мик не имел никакого отношения. Возможно, наиболее красноречивым моментом взаимоотношений Джона с Джаггером было их совместное появление в телешоу «Рок-н-ролл Серкус», когда сильно смурной Джон изображал телеведущего, который брал шутливое интервью у Мика, исполнявшего роль поп-звезды.
В известном смысле Джаггер и Леннон завидовали друг другу: Мику нравился ум Джона, Джону — образ Мика. Однако когда приятели оказывались вместе, их взаимоотношения были лишены малейших признаков соперничества. Они неизменно оставались попутчиками по путешествию через Альпы суперславы, всегда готовыми тряхнуть стариной и наблюдавшими окружающую жизнь удивленным взглядом людей поживших.
Как справедливо заметил один из членов команды «Стоунз», «Мик Джаггер питал к Джону Леннону глубокое уважение, но не осмеливался демонстрировать его открыто из опасения, что это может повредить его собственному имиджу». Характеры обоих музыкантов замечательно дополняли друг друга. Само присутствие Мика в жизни Леннона той поры уже указывает на то, что Джон готовился к возвращению на рок-сцену, еще одним подтверждением чему явилось участие Джона в студийных записях с двумя соперничавшими друг с другом звездами глиттер-рока — Элтоном Джоном и Дэвидом Боуи.
В 1974 году постоянно меняющийся Джон Леннон — Человек, Который Мог Бы Стать Кем Угодно, — вел жизнь настоящего рок-патриарха. Каждый вечер у него собиралась разношерстная толпа знаменитостей и поклонников, продюсеров и инженеров, праздношатающихся и журналистов — всех тех, кто составлял основу рок-сообщества. Некоторые мужчины приводили с собой женщин, большинство ограничивались привычным кругом общения. Вино лилось рекой, порошок передавался от одного к другому, Джон смеялся, предавался воспоминаниям, рассуждал о положении в мире вообще и в музыке в частности, мечтал о будущем. И пока гостей потчевали китайскими блюдами, а музыкальный автомат радовал публику старыми хитами или кто-нибудь ставил для всеобщего прослушивания свои последние записи, Джон в первый и последний раз в своей жизни оказался втянутым в жизнь вокруг него. Несмотря на неоднократные жалобы на то, что вся эта компания сводит его с ума, такая жизнь ничуть не вредила работе, которая стала получаться у него даже лучше, чем прежде. Джон Леннон находился в отличной форме. Именно это и было причиной того, почему все эти суперзвезды стремились заручиться его присутствием в собственных шоу или уговорить его принять участие в записи последнего альбома.
Джон Леннон снова становился самим собой; главным доказательством тому явилось его вновь обретенное чувство юмора. Как заметил однажды Говард Смит, «Джон Леннон обладал юмором, полным самоиронии, который постаралась заглушить в нем Йоко Оно, поскольку она считала такой юмор несоответствующим образу великого художника». Теперь же, когда Иоко была далеко, Джон вновь мог смеяться над собой и над всеми остальными. Последняя блистательная демонстрация этого дара состоялась в сентябре 1974 года, когда Джон Леннон принял участие в радиопередаче диск-жокея Денниса Элзаса на радио WNEW-FM.
Джон, который всегда чувствовал себя не в своей тарелке перед телекамерами, был как рыба в воде, когда оказывался в радиостудии, где не смущаясь, в одиночестве, окруженный звуконепроницаемыми стенами и держа в руках родной микрофон, мог вволю предаваться излюбленной игре в слова. Здесь он не просто объявлял названия музыкальных сокровищ прошлых лет, выдававшихся в эфир, но и анализировал, сравнивал передаваемую музыку, нередко сводя радиослушателей с ума собственными откровениями по поводу повсеместного плагиата. Он убедительно показал, насколько проиграли «Роллинг Стоунз» по сравнению с «Битлз», поставив одну за другой принадлежащие обеим группам версии композиции «I Wanna Be Your Man»[208], которую в свое время Джон и Пол сочинили на скорую руку для находившихся тогда в самом начале своей карьеры «Роллинг Стоунз».
А вот как звучал в его исполнении прогноз погоды: «На барометре шестьдесят девять дюймов и полный нестояк. Погода на завтра обещает быть грустной, угрюмой и дряблой. Завтра будет так же, как и сегодня, только по-другому...»
Если собрать воедино все свидетельства, связанные с жизнью Джона Леннона во второй половине 1974 года, можно сделать вывод о том, что именно тогда он был по-настоящему счастлив. Несмотря на то, что за всю свою удивительную карьеру поп-звезды, а также в ранние годы совместной жизни с Йоко у него было немало моментов радости и триумфа, ему неизменно приходилось платить за них слишком дорогую цену. Теперь, в лице Мэй Пэн, он, казалось бы, нашел то, к чему всегда стремился: любовь и преданность, сексуальное подчинение и гармонию, неустанную помощь в работе, а самое главное — человека, который не требовал ничего для себя лично, а жил лишь для того, чтобы сделать Джона счастливым.
Глава 55
В известном смысле Джаггер и Леннон завидовали друг другу: Мику нравился ум Джона, Джону — образ Мика. Однако когда приятели оказывались вместе, их взаимоотношения были лишены малейших признаков соперничества. Они неизменно оставались попутчиками по путешествию через Альпы суперславы, всегда готовыми тряхнуть стариной и наблюдавшими окружающую жизнь удивленным взглядом людей поживших.
Как справедливо заметил один из членов команды «Стоунз», «Мик Джаггер питал к Джону Леннону глубокое уважение, но не осмеливался демонстрировать его открыто из опасения, что это может повредить его собственному имиджу». Характеры обоих музыкантов замечательно дополняли друг друга. Само присутствие Мика в жизни Леннона той поры уже указывает на то, что Джон готовился к возвращению на рок-сцену, еще одним подтверждением чему явилось участие Джона в студийных записях с двумя соперничавшими друг с другом звездами глиттер-рока — Элтоном Джоном и Дэвидом Боуи.
В 1974 году постоянно меняющийся Джон Леннон — Человек, Который Мог Бы Стать Кем Угодно, — вел жизнь настоящего рок-патриарха. Каждый вечер у него собиралась разношерстная толпа знаменитостей и поклонников, продюсеров и инженеров, праздношатающихся и журналистов — всех тех, кто составлял основу рок-сообщества. Некоторые мужчины приводили с собой женщин, большинство ограничивались привычным кругом общения. Вино лилось рекой, порошок передавался от одного к другому, Джон смеялся, предавался воспоминаниям, рассуждал о положении в мире вообще и в музыке в частности, мечтал о будущем. И пока гостей потчевали китайскими блюдами, а музыкальный автомат радовал публику старыми хитами или кто-нибудь ставил для всеобщего прослушивания свои последние записи, Джон в первый и последний раз в своей жизни оказался втянутым в жизнь вокруг него. Несмотря на неоднократные жалобы на то, что вся эта компания сводит его с ума, такая жизнь ничуть не вредила работе, которая стала получаться у него даже лучше, чем прежде. Джон Леннон находился в отличной форме. Именно это и было причиной того, почему все эти суперзвезды стремились заручиться его присутствием в собственных шоу или уговорить его принять участие в записи последнего альбома.
Джон Леннон снова становился самим собой; главным доказательством тому явилось его вновь обретенное чувство юмора. Как заметил однажды Говард Смит, «Джон Леннон обладал юмором, полным самоиронии, который постаралась заглушить в нем Йоко Оно, поскольку она считала такой юмор несоответствующим образу великого художника». Теперь же, когда Иоко была далеко, Джон вновь мог смеяться над собой и над всеми остальными. Последняя блистательная демонстрация этого дара состоялась в сентябре 1974 года, когда Джон Леннон принял участие в радиопередаче диск-жокея Денниса Элзаса на радио WNEW-FM.
Джон, который всегда чувствовал себя не в своей тарелке перед телекамерами, был как рыба в воде, когда оказывался в радиостудии, где не смущаясь, в одиночестве, окруженный звуконепроницаемыми стенами и держа в руках родной микрофон, мог вволю предаваться излюбленной игре в слова. Здесь он не просто объявлял названия музыкальных сокровищ прошлых лет, выдававшихся в эфир, но и анализировал, сравнивал передаваемую музыку, нередко сводя радиослушателей с ума собственными откровениями по поводу повсеместного плагиата. Он убедительно показал, насколько проиграли «Роллинг Стоунз» по сравнению с «Битлз», поставив одну за другой принадлежащие обеим группам версии композиции «I Wanna Be Your Man»[208], которую в свое время Джон и Пол сочинили на скорую руку для находившихся тогда в самом начале своей карьеры «Роллинг Стоунз».
А вот как звучал в его исполнении прогноз погоды: «На барометре шестьдесят девять дюймов и полный нестояк. Погода на завтра обещает быть грустной, угрюмой и дряблой. Завтра будет так же, как и сегодня, только по-другому...»
Если собрать воедино все свидетельства, связанные с жизнью Джона Леннона во второй половине 1974 года, можно сделать вывод о том, что именно тогда он был по-настоящему счастлив. Несмотря на то, что за всю свою удивительную карьеру поп-звезды, а также в ранние годы совместной жизни с Йоко у него было немало моментов радости и триумфа, ему неизменно приходилось платить за них слишком дорогую цену. Теперь, в лице Мэй Пэн, он, казалось бы, нашел то, к чему всегда стремился: любовь и преданность, сексуальное подчинение и гармонию, неустанную помощь в работе, а самое главное — человека, который не требовал ничего для себя лично, а жил лишь для того, чтобы сделать Джона счастливым.
Глава 55
«You Can't Catch Me» («Тебе меня не поймать»)
За два дня до того, как в июне 1974 года Джон Леннон приступил к записи альбома «Walls and Bridges», Эл Кури, коммерческий директор компании «Кэпитол» в Калифорнии, вихрем налетел на Джона и Мэй с криком: «Они у меня! Они у меня!» После пяти месяцев неустанных сражений ему удалось-таки заполучить пленки Фила Спектора.
Эл отправился за пленками после того, как Джон Леннон сказал ему: «Тебе их ни за что не вернуть. До Фила никто не сможет добраться. Считай, что этих хреновых пленок просто нет!» Начать с того, что Кури вообще не был уверен, что ему удастся найти самого Спектора, поскольку поговаривали, что лицо его обезображено после автомобильной аварии. Однако Кури не отчаивался. Он связался с адвокатом и доверенным лицом Спектора Марти Мачете, который по-прежнему твердил, что ничего не может поделать с Филом. Тем временем «Кэпитол» взял на себя расходы, связанные с записью сольного диска Джона Леннона, у которого был эксклюзивный контракт с «И-Эм-Ай». И компания «Уорнер» потребовала от Спектора возмещения понесенных затрат. А Кури пообещал Мачете, что выпишет ему чек на всю сумму, как только тот достанет пленки. Через неделю на стоянку компании «Кэпитол» въехал огромный грузовик и выгрузил целую гору двадцатичетырехдюймовых мастер-пленок. Кури провел целую ночь, переписывая материал, а затем помчался в аэропорт и лично проследил, чтобы все до одной бобины были погружены в багажный отсек самолета, на котором сам Кури отправлялся в Нью-Йорк.
Несмотря на все свои странности, Фил Спектор в очередной раз продемонстрировал свое умение делать деньги. Он получил 90 тысяч долларов за пленки плюс три процента авторских за каждый трек, а также право на использование в собственных целях двух треков из всех записанных.
Джон Леннон долго отказывался слушать те записи. Но однажды вечером он собрал свою волю в кулак, отобрал девять песен из одиннадцати, на которых звучал его вокал, и, прослушав лучшие и вторые по качеству дубли, обернулся к Мэй и сказал: «Какой ужас!» Голос его напоминал вой пьянчуги, а вся группа играла вразнобой или вообще не могла попасть в ритм. При этом не было никакой возможности улучшить сделанные записи, поскольку Спектор работал, открыв все двадцать четыре канала, а это означало, что при записи происходили значительные утечки с одного канала на другой, вследствие чего невозможно было полностью вырезать какую-то часть материала. Леннон хотел добиться звучания «пятидесятых» — он его получил.
Джону следовало выпустить рок-альбом именно теперь, когда он взял на себя обязательство перед музыкальным издателем Моррисом Леви включить три классических рок-н-ролла из его каталога в свой следующий альбом. Поскольку эти композиции не вписывались в формат «Walls and Bridges», Джон не мог выпустить диск, не нарушив договора. Волей случая Джон оказался в тупике как раз после того, как написал одну из лучших своих вещей.
В 1969 году Тимоти Лири, метивший на пост губернатора от штата Калифорния, попросил Леннона сочинить песню для его предвыборной кампании. Лозунгом Лири были слова «Come together, Join the party» («Пошли вместе, присоединяйтесь» Выражение «come together» может быть переведено с английского языка и как «кончайте вместе».). Очевидный каламбур, объединивший секс, забаву и политику, произошел от одной из китайских гексаграмм и кин, «идти вместе». Джон не смог написать песню, но ему так понравилось название, что он использовал его в качестве припева в другой, совершенно отличной по духу: это была уже пародия на фанки, бути и соул — огромную черную священную корову поп-музыки. Леннон взял за основу хит Чака Берри «You Can't Catch Me», нейтрализовал мелодию, превратив в монотонный рифф а ля Битл Джонни, и наложил исполненную через рупор вокальную партию на отрывистое голосовое шипение, акцентированное гипнотическим перестуком барабанов, который напоминал звуки джунглей. Чем глубже вникал слушатель в смысл текста, тем отчетливее вырисовывалась перед ним карикатура на негритянского исполнителя, такого, например, как сам Чак Берри, с выпученными, наподобие бильярдных шаров круглыми глазами и длинными волосами до колен, выплескивающего на публику потоки претенциозного и бессмысленного бормотания.
«Come Together» стала самой лихой и хипповой песней десятилетия, однако очевидное сходство как текста, так и мелодии новой композиции Леннона и старого классического хита Чака Берри вполне могло быть расценено как нарушение авторских прав их владельца, коим являлся Моррис Леви. В октябре 1973 года Леви пригрозил Леннону судебным преследованием, и Гарольд Сайдер приготовился к отражению иска, однако Йоко попросила Сайдера уладить дело без суда, так как не хотела, чтобы Леннон возвращался для этого в Нью-Йорк. В результате стороны подписали договор, согласно которому Леннон обязался включить в свой следующий альбом три песни, принадлежавшие издательской компании Леви «Биг Севен», включая «You Can't Catch Me». Когда же 16 сентября 1974 года на прилавках магазинов появился «Walls and Bridges», не содержавший ни одной из намеченных композиций, издатель срочно потребовал встречи с человеком, который осмелился его надуть. Вот тогда-то и состоялось знакомство Джона Леннона со своим третьим злым гением.
Вполне логичным завершением жестокой сказки, которой обернулась эпопея с записью рок-н-ролльного альбома, стало то, что Джон Леннон очутился в щупальцах у человека, которого журнал «Вэрайети» назвал «осьминогом музыкальной индустрии». Этот искушенный бизнесмен был воплощением суровой реальности, скрытой от глаз рядового слушателя за веселым мифом о «разудалой эпохе рок-н-ролла», которую обычно относили к пятидесятым годам нашего столетия. Леви был одним из первых, кто превратил рок-н-ролл в прибыльный бизнес.
Историческим вечером 8 октября 1974 года Джон Леннон, Человек, Который Любил Рок-н-Ролл, вошел в «Клуб Каваллеро», частный бар-ресторан, расположенный на 58-й стрит между Пятой и Медисон авеню и принадлежавший Моррису Леви. Все шло к тому, чтобы суперзвезде среднего возраста, каковой был к этому времени Джон Леннон, испытать на собственной шкуре то, что ощущали молодые, талантливые, но бедные и никому не известные ребята во времена Фрэнки Лаймона, кстати, также находившегося в собственности у Морриса Леви. Всю компанию — Джона, Мэй и Гарольда Сайдера — еще в дверях встретил метрдотель и усадил на диванчик, выполненный в форме подковы. Первым к ним подошел Фил Кал, бывший звукоинженер, занимавший ныне пост вице-президента компании «Биг Севен Мыозик», а вскоре появился и сам Моррис Леви.
Привыкший к стереотипам Джон Леннон, вероятно, ожидал увидеть седовласого старого еврея с сигарой, зажатой между пухлыми красными губами. Вместо этого перед ним сидел сурового вида мужчина лет около пятидесяти с внешностью боксера. После коротких представлений Леви наклонился к Леннону и прорычал: «Так в чем дело?»
К этому моменту Леннон уже столько раз пересказал историю своих злоключений с Филом Спектором, что она успела принять масштабы комической эпопеи. Леннон знал, что на этот раз ему надо выступить как нельзя лучше. Поэтому в течение почти целого часа он рассказывал сказку про Фила Ужасного, в то время как Леви покачивал головой с видом человека, который где-то уже слышал нечто подобное. Когда наконец история была поведана и смех утих, Леннон почувствовал, что обстановка ничуть не разрядилась.
«Да, вы, действительно, попали, — пробормотал Леви. — Ну и что же мы теперь будем делать?»
«А как по-вашему, не помогут ли нам двести тысяч долларов закрыть этот вопрос?» — дурашливо поинтересовался Сайдер.
На лице Леви не отразилось ни тени улыбки. Вместо этого он повернулся к Калу и произнес: «Объясни ему, почему двести тысяч не помогут».
Кал пустился в пространные рассуждения о том, сколько сотен тысяч долларов могла бы заработать «Биг Севен», если бы Джон Леннон выполнил свое обязательство. Подобный выпад не произвел бы никакого впечатления на выпускника Гарварда, но в данном случае достиг цели: Леннон цонял, что задешево Леви от него не отстанет.
И стороны перешли к обсуждению вопроса о том, что можно сделать с пленками, которые удалось заполучить назад. Леннон объяснил, что в таком виде их нельзя запускать в производство, помимо прочего, из-за чисто технических проблем. Три вещи можно было выпустить, но для целого альбома этого было маловато!
Леннон признался, как ему неприятно то, что он спустил 90 тысяч долларов коту под хвост, но теперь он утратил всякий интерес к этому проекту. Момент был упущен. Волна ностальгии по рок-н-роллу достигла своего пика год назад, с выходом на экраны фильма «American Graffiti» («Американские зарисовки»). Выпустить альбом старых хитов теперь значило попасть на спад этой волны. Учитывая тот шум, которым сопровождалась работа в лос-анджелесской студии звукозаписи, все не преминут наброситься на пластинку и будут разбирать ее по косточкам, поэтому, считал Джон, он не мог позволить себе ни малейшей слабины. И это особенно обидно, продолжал Леннон, поскольку у него созрело немало замечательных идей по рекламе и маркетингу нового диска. По телевидению недавно прошла реклама «Севен-Ап», в которой появлялся парень с набриолиненным под пятидесятые годы коком на голове и говорил: «Привет! Помните меня?» Леннон решил, что и ему можно было бы натянуть кожаную куртку, набриолинить чуб, как он делал прежде, когда одевался под тедди-боя, и исполнить тот же номер. Он уставился бы в камеру и произнес: «Жаль, что вас там не было!»
«Над этим можно было бы классно поработать, Джон! — неожиданно воскликнул Моррис Леви, добавив: — Вы когда-нибудь слышали об Адаме VIII?» Так называлась одна из компаний, которые рекламировали по телевидению «20 бессмертных хитов Чабби Чекера за 4 доллара и 98 центов»; она тоже являлась частью бизнеса Морриса Леви.
В ответ старые акулы шоу-бизнеса стали излагать знаменитому рок-музыканту, как происходит продажа пластинок по почте: «охват» одного региона, затем другого, интенсивная реклама, в ходе которой постоянно корректируется цена товара. Для тех, кто не пользуется услугами почты, организуются рекламно-торговые акции в супермаркетах, где желающие имеют возможность приобрести пластинку на специально оборудованных стендах. И так сбываются тонны пластинок!
Два года назад Леви потратил много усилий на подготовку совместного с Алленом Кляйном проекта по продаже двойного альбома «Битлз». И в ходе работы выяснилось, что в контракте «Битлз» с компанией «Кэпитол» имелась оговорка, согласно которой «Эппл» могла самостоятельно, без специального разрешения компании грамзаписи, выпускать пластинки для рассылки по почте. Так что Леннон имел законное право заключить с Леви подобную сделку.
Чем дальше продолжалась беседа, тем больше нравилась Джону эта идея. Что бы там ни говорили, Джон всегда был настоящим теленаркоманом. Кто, как не он, мог оценить волшебную силу средств массовой информации? Он понимал, что, согласившись продавать свой альбом со старыми хитами с помощью телерекламы, сможет решить уйму проблем. Выйдя за рамки привычных каналов реализации, он, в обход критиков, донесет свой товар прямо до покупателя. Он освоит новый рынок, так как до него ни один выдающийся музыкант не продавал по почте ничего, кроме компиляций или переизданий того, что уже выходило. И наконец, он получит возможность показать язык «И-Эм-Ай», которая всегда наживалась за его счет. Чем больше Леннон размышлял, тем больше этот проект приходился ему по вкусу.
И Гарольд Сайдер отправился на переговоры с патроном «И-Эм-Ай Рекордз» Леном Вудом, с которым у Леннона был подписан контракт до января 1976 года, а Джон принялся за работу. В следующий понедельник он сообщил Леви, что дела движутся полным ходом. Несколько основных музыкантов должны были вот-вот прилететь с Западного побережья, остальных набрали в Нью-Йорке. Джон зарезервировал студию и активно занимался поисками записей и партитур. Оставалось собрать вместе всех музыкантов и тщательно отрепетировать материал, чтобы с началом .работы в студии им не пришлось тратить время попусту. — И лишь одна проблема не давала ему покоя: как обеспечить условия, при которых все музыканты работали бы по строго намеченному графику. Рокеры мало чем отличались от детей: стойло хоть самую малость ослабить контроль, как .они могли разбежаться кто куда и остановить рабочий процесс.
Решение нашел Леви. Почему бы не перевезти музыкантов к нему на ферму? Здесь они могли спокойно порепетировать в течение нескольких дней, а затем перебраться в город и сразу засесть в студии.
На ферме все было готово к приезду музыкантов. Фил Кал правильно расположил фортепьяно, расставил пюпитры так, как это будет сделано позже в студии, и даже разложил в алфавитном порядке партитуры для каждого члена группы.
Уик-энд прошел спокойно. Компания обильно завтракала в девять утра, затем до обеда репетировали, после обеда — гуляли по лесу, а затем опять репетировали до самого ужина. Когда наступал вечер, ребята играли в триктрак или кидали кости на кофейном столике. Джон умудрился проиграть полторы тысячи, даже не прикоснувшись к костям — Моррис показывал ему, как надо играть. Как-то во второй половине дня, во время отдыха, Джесси Эд вытащил из оружейного шкафа три ружья и, набрав патронов, предложил пойти пострелять по мишеням. Они расположились на специально отведенной для стрельбы позиции сзади дома, напротив пруда. Когда очередь дошла до Джона, он опустошил магазин, ни разу не попав по мишени. Расстроившись, он направился вместе с остальными обратно в дом, когда внезапно со стороны пруда послышалось громкое бульканье. Обернувшись на звук, музыканты увидели, что гребная шлюпка Морриса пошла ко дну.
В понедельник вся бригада собралась в студии и начала записывать песню за песней с пунктуальностью швейцарских часов. К концу недели работа была завершена. Еще неделя ушла на сведение и редактирование. Леннон по обыкновению не щадил партнеров, стараясь закончить запись как можно скорее. И вот наступил великий момент. Вечером 1 ноября 1974 года Джон и Мэй снова появились в «Клубе Каваллеро».
«Я закончил, — объявил Джон Моррису Леви. — Получилось кл-л-лассно! И я больше не хочу об этом слышать». Леви спросил, можно ли ему получить копию записи. Джон ответам, что она уже в пути, и через какое-то время посыльный с «Рекорд Плант» доставил в клуб две бобины, на которых был записан целиком весь будущий альбом. Не хватало только названия. Джон колебался между «Old Hat» и «Gold Hat»[208], но хотел еще подумать. Как бы то ни было, после мощного толчка, полученного от Морриса Леви, Леннон сделал всю работу меньше чем за три недели.
Пластинку надо было срочно запускать в производство, с тем чтобы выпустить ее к Рождеству. Именно так и собирался поступить Леви, о чем он сообщил во время встречи с Гарольдом Сайдером и адвокатом Майклом Грэхэмом, представлявшим интересы Джона Леннона на процессе по делу о разделении имущества «Битлз». «Так что же конкретно вы предлагаете?» — спросил Гарольд Сайдер.
И тогда Моррис Леви впервые представил полную выкладку по стоимости производства и распределению прибыли от реализации. Когда Сайдер увидел расчеты, он понял, что все вовсе не так хорошо, как казалось Джону: для того чтобы выложить пластинку стоимостью 4,98 доллара на полки «Кей Март», «Вулворта» или любого другого супермаркета, надо было отдать магазину 1,50 доллара. Если к этому добавить 1,25 доллара за телерекламу, 40 центов — за производство, 15-за обложку и 3 процента транспортных расходов при доставке дисков в магазины плюс 2 цента с пластинки авторских отчислений издателю и полпроцента — Американской федерации музыкантов, да вычесть долю прибыли Леви — 1 доллар с каждого альбома — то Джону Леннону и компании «Кэпитол» (которая инвестировала проект на сумму 90 тысяч долларов) оставалось ровно 23 цента с пластинки. Обычные авторские отчисления Леннона составляли не менее 60 центов, не говоря о том, какие деньги обычно получала компания грамзаписи.
Сайдер был готов сразу объявить, что сделка не состоялась, но без разрешения Леннона он не мог это сделать, и ему оставалось одно: получить отсрочку. Он заявил Леви, что момент для наступления на «И-Эм-Ай» выбран не слишком удачно, поскольку «Битлз» вот-вот должны подписать соглашение о роспуске группы, на подготовку которого ушло несколько лет. Леви принял объяснения Сайдера, но продолжал действовать так, будто сделка уже заключена, и при этом никто не удосужился поставить в известность третью заинтересованную сторону — компанию «Кэпитол».
Поведение Гарольда Сайдера легко объясняется той ролью, которую он сам выбрал для себя во взаимоотношениях с Джоном Ленноном, а именно, ролью всего лишь советника. Но Джон привык к тому, что фго менеджер всегда рекомендовал ему, как решать любые вопросы, касавшиеся бизнеса. Дело осложнялось еще и тем, что Джон привык избегать острых ситуаций, к тому же он часто менял свою позицию. «Если я подпишу какой-нибудь документ, который мне потом не понравится, — предупредил Сайдера Леннон, — я заявлю, что был не в себе, и дезавуирую его». Никакой советник был не в состоянии решить проблемы Леннона, ему требовался менеджер, такой, какими, каждый по-своему, были Брайен Эпстайн, Аллен Кляйн и Йоко Оно.
Все меньше времени оставалось до рождественских каникул 1974 года, все ближе было долгожданное расторжение партнерства «Битлз». Специальное соглашение, изложенное более чем на двухстах страницах, подготовленное внушительной армией юристов, включало в себя тщательно сформулированные решения всех финансовых и юридических проблем участников группы. Основная трудность заключалась в том, чтобы найти решение конфликта интересов бывших партнеров. К примеру, Пол желал получить гарантию собственной неприкосновенности в случае любого иска, который мог предъявить группе Аллен Кляйн, так как Пол с самого начала был против Кляйна и в конце концов не подписал договор менеджмента. Озабоченность Ринго проистекала из того, что он — единственный из всей группы — не стал успешным композитором или сольным исполнителем. Джордж прикарманил из кассы «Эппл» 320 тысяч фунтов, которые пошли на приобретение причудливого поместья Фрайар Парк, построенного в готическом стиле, в котором он разместил оборудованную по последнему слову техники студию звукозаписи; Джорджу явно не улыбалось платить за эту покупку 90 процентов налога. Леннон, выкачавший из «Эппл» гораздо больше денег, чем любой другой из бывших партнеров, спустил миллионы на производство фильмов и реализацию других художественных проектов, не говоря уже о 300-400 тысячах долларов, которые пошли на благоустройство Титтенхерста. Если ему придется платить налоги за все эти безумства, он попросту разорится. С другой стороны, было бы нечестным ожидать, чтобы расходы Джона, Джорджа и Ринго были прощены, в то время как Пол не вешал на компанию трат, связанных с реализацией его проектов. Одной из основных задач соглашения было достижение паритета между партнерами как в отношении прошлых расходов, так и на будущее.
"В результате продолжительных и сложных переговоров Пол получал 300 тысяч фунтов наличными, а Истманы — 170 тысяч фунтов за участие в судебном процессе «Эппл» — Маклен. Издательской компании Джорджа «Харрисонгз» был гарантирован заем в размере 250 тысяч фунтов под залог Фрайар Парка, что позволяло ему выплатить большую часть своей задолженности компании. Титтенхерст отошел в собственность Ринго, а Джон должен был передать «Эппл» половину прав на все свои фильмы, а также на ряд самостоятельно спродюсированных песен, таких, например, как «Instant Karma», и некоторое другое имущество. В порядке компенсации он получил право вето на любое использование своих произведений в коммерческих целях.
Эл отправился за пленками после того, как Джон Леннон сказал ему: «Тебе их ни за что не вернуть. До Фила никто не сможет добраться. Считай, что этих хреновых пленок просто нет!» Начать с того, что Кури вообще не был уверен, что ему удастся найти самого Спектора, поскольку поговаривали, что лицо его обезображено после автомобильной аварии. Однако Кури не отчаивался. Он связался с адвокатом и доверенным лицом Спектора Марти Мачете, который по-прежнему твердил, что ничего не может поделать с Филом. Тем временем «Кэпитол» взял на себя расходы, связанные с записью сольного диска Джона Леннона, у которого был эксклюзивный контракт с «И-Эм-Ай». И компания «Уорнер» потребовала от Спектора возмещения понесенных затрат. А Кури пообещал Мачете, что выпишет ему чек на всю сумму, как только тот достанет пленки. Через неделю на стоянку компании «Кэпитол» въехал огромный грузовик и выгрузил целую гору двадцатичетырехдюймовых мастер-пленок. Кури провел целую ночь, переписывая материал, а затем помчался в аэропорт и лично проследил, чтобы все до одной бобины были погружены в багажный отсек самолета, на котором сам Кури отправлялся в Нью-Йорк.
Несмотря на все свои странности, Фил Спектор в очередной раз продемонстрировал свое умение делать деньги. Он получил 90 тысяч долларов за пленки плюс три процента авторских за каждый трек, а также право на использование в собственных целях двух треков из всех записанных.
Джон Леннон долго отказывался слушать те записи. Но однажды вечером он собрал свою волю в кулак, отобрал девять песен из одиннадцати, на которых звучал его вокал, и, прослушав лучшие и вторые по качеству дубли, обернулся к Мэй и сказал: «Какой ужас!» Голос его напоминал вой пьянчуги, а вся группа играла вразнобой или вообще не могла попасть в ритм. При этом не было никакой возможности улучшить сделанные записи, поскольку Спектор работал, открыв все двадцать четыре канала, а это означало, что при записи происходили значительные утечки с одного канала на другой, вследствие чего невозможно было полностью вырезать какую-то часть материала. Леннон хотел добиться звучания «пятидесятых» — он его получил.
Джону следовало выпустить рок-альбом именно теперь, когда он взял на себя обязательство перед музыкальным издателем Моррисом Леви включить три классических рок-н-ролла из его каталога в свой следующий альбом. Поскольку эти композиции не вписывались в формат «Walls and Bridges», Джон не мог выпустить диск, не нарушив договора. Волей случая Джон оказался в тупике как раз после того, как написал одну из лучших своих вещей.
В 1969 году Тимоти Лири, метивший на пост губернатора от штата Калифорния, попросил Леннона сочинить песню для его предвыборной кампании. Лозунгом Лири были слова «Come together, Join the party» («Пошли вместе, присоединяйтесь» Выражение «come together» может быть переведено с английского языка и как «кончайте вместе».). Очевидный каламбур, объединивший секс, забаву и политику, произошел от одной из китайских гексаграмм и кин, «идти вместе». Джон не смог написать песню, но ему так понравилось название, что он использовал его в качестве припева в другой, совершенно отличной по духу: это была уже пародия на фанки, бути и соул — огромную черную священную корову поп-музыки. Леннон взял за основу хит Чака Берри «You Can't Catch Me», нейтрализовал мелодию, превратив в монотонный рифф а ля Битл Джонни, и наложил исполненную через рупор вокальную партию на отрывистое голосовое шипение, акцентированное гипнотическим перестуком барабанов, который напоминал звуки джунглей. Чем глубже вникал слушатель в смысл текста, тем отчетливее вырисовывалась перед ним карикатура на негритянского исполнителя, такого, например, как сам Чак Берри, с выпученными, наподобие бильярдных шаров круглыми глазами и длинными волосами до колен, выплескивающего на публику потоки претенциозного и бессмысленного бормотания.
«Come Together» стала самой лихой и хипповой песней десятилетия, однако очевидное сходство как текста, так и мелодии новой композиции Леннона и старого классического хита Чака Берри вполне могло быть расценено как нарушение авторских прав их владельца, коим являлся Моррис Леви. В октябре 1973 года Леви пригрозил Леннону судебным преследованием, и Гарольд Сайдер приготовился к отражению иска, однако Йоко попросила Сайдера уладить дело без суда, так как не хотела, чтобы Леннон возвращался для этого в Нью-Йорк. В результате стороны подписали договор, согласно которому Леннон обязался включить в свой следующий альбом три песни, принадлежавшие издательской компании Леви «Биг Севен», включая «You Can't Catch Me». Когда же 16 сентября 1974 года на прилавках магазинов появился «Walls and Bridges», не содержавший ни одной из намеченных композиций, издатель срочно потребовал встречи с человеком, который осмелился его надуть. Вот тогда-то и состоялось знакомство Джона Леннона со своим третьим злым гением.
Вполне логичным завершением жестокой сказки, которой обернулась эпопея с записью рок-н-ролльного альбома, стало то, что Джон Леннон очутился в щупальцах у человека, которого журнал «Вэрайети» назвал «осьминогом музыкальной индустрии». Этот искушенный бизнесмен был воплощением суровой реальности, скрытой от глаз рядового слушателя за веселым мифом о «разудалой эпохе рок-н-ролла», которую обычно относили к пятидесятым годам нашего столетия. Леви был одним из первых, кто превратил рок-н-ролл в прибыльный бизнес.
Историческим вечером 8 октября 1974 года Джон Леннон, Человек, Который Любил Рок-н-Ролл, вошел в «Клуб Каваллеро», частный бар-ресторан, расположенный на 58-й стрит между Пятой и Медисон авеню и принадлежавший Моррису Леви. Все шло к тому, чтобы суперзвезде среднего возраста, каковой был к этому времени Джон Леннон, испытать на собственной шкуре то, что ощущали молодые, талантливые, но бедные и никому не известные ребята во времена Фрэнки Лаймона, кстати, также находившегося в собственности у Морриса Леви. Всю компанию — Джона, Мэй и Гарольда Сайдера — еще в дверях встретил метрдотель и усадил на диванчик, выполненный в форме подковы. Первым к ним подошел Фил Кал, бывший звукоинженер, занимавший ныне пост вице-президента компании «Биг Севен Мыозик», а вскоре появился и сам Моррис Леви.
Привыкший к стереотипам Джон Леннон, вероятно, ожидал увидеть седовласого старого еврея с сигарой, зажатой между пухлыми красными губами. Вместо этого перед ним сидел сурового вида мужчина лет около пятидесяти с внешностью боксера. После коротких представлений Леви наклонился к Леннону и прорычал: «Так в чем дело?»
К этому моменту Леннон уже столько раз пересказал историю своих злоключений с Филом Спектором, что она успела принять масштабы комической эпопеи. Леннон знал, что на этот раз ему надо выступить как нельзя лучше. Поэтому в течение почти целого часа он рассказывал сказку про Фила Ужасного, в то время как Леви покачивал головой с видом человека, который где-то уже слышал нечто подобное. Когда наконец история была поведана и смех утих, Леннон почувствовал, что обстановка ничуть не разрядилась.
«Да, вы, действительно, попали, — пробормотал Леви. — Ну и что же мы теперь будем делать?»
«А как по-вашему, не помогут ли нам двести тысяч долларов закрыть этот вопрос?» — дурашливо поинтересовался Сайдер.
На лице Леви не отразилось ни тени улыбки. Вместо этого он повернулся к Калу и произнес: «Объясни ему, почему двести тысяч не помогут».
Кал пустился в пространные рассуждения о том, сколько сотен тысяч долларов могла бы заработать «Биг Севен», если бы Джон Леннон выполнил свое обязательство. Подобный выпад не произвел бы никакого впечатления на выпускника Гарварда, но в данном случае достиг цели: Леннон цонял, что задешево Леви от него не отстанет.
И стороны перешли к обсуждению вопроса о том, что можно сделать с пленками, которые удалось заполучить назад. Леннон объяснил, что в таком виде их нельзя запускать в производство, помимо прочего, из-за чисто технических проблем. Три вещи можно было выпустить, но для целого альбома этого было маловато!
Леннон признался, как ему неприятно то, что он спустил 90 тысяч долларов коту под хвост, но теперь он утратил всякий интерес к этому проекту. Момент был упущен. Волна ностальгии по рок-н-роллу достигла своего пика год назад, с выходом на экраны фильма «American Graffiti» («Американские зарисовки»). Выпустить альбом старых хитов теперь значило попасть на спад этой волны. Учитывая тот шум, которым сопровождалась работа в лос-анджелесской студии звукозаписи, все не преминут наброситься на пластинку и будут разбирать ее по косточкам, поэтому, считал Джон, он не мог позволить себе ни малейшей слабины. И это особенно обидно, продолжал Леннон, поскольку у него созрело немало замечательных идей по рекламе и маркетингу нового диска. По телевидению недавно прошла реклама «Севен-Ап», в которой появлялся парень с набриолиненным под пятидесятые годы коком на голове и говорил: «Привет! Помните меня?» Леннон решил, что и ему можно было бы натянуть кожаную куртку, набриолинить чуб, как он делал прежде, когда одевался под тедди-боя, и исполнить тот же номер. Он уставился бы в камеру и произнес: «Жаль, что вас там не было!»
«Над этим можно было бы классно поработать, Джон! — неожиданно воскликнул Моррис Леви, добавив: — Вы когда-нибудь слышали об Адаме VIII?» Так называлась одна из компаний, которые рекламировали по телевидению «20 бессмертных хитов Чабби Чекера за 4 доллара и 98 центов»; она тоже являлась частью бизнеса Морриса Леви.
В ответ старые акулы шоу-бизнеса стали излагать знаменитому рок-музыканту, как происходит продажа пластинок по почте: «охват» одного региона, затем другого, интенсивная реклама, в ходе которой постоянно корректируется цена товара. Для тех, кто не пользуется услугами почты, организуются рекламно-торговые акции в супермаркетах, где желающие имеют возможность приобрести пластинку на специально оборудованных стендах. И так сбываются тонны пластинок!
Два года назад Леви потратил много усилий на подготовку совместного с Алленом Кляйном проекта по продаже двойного альбома «Битлз». И в ходе работы выяснилось, что в контракте «Битлз» с компанией «Кэпитол» имелась оговорка, согласно которой «Эппл» могла самостоятельно, без специального разрешения компании грамзаписи, выпускать пластинки для рассылки по почте. Так что Леннон имел законное право заключить с Леви подобную сделку.
Чем дальше продолжалась беседа, тем больше нравилась Джону эта идея. Что бы там ни говорили, Джон всегда был настоящим теленаркоманом. Кто, как не он, мог оценить волшебную силу средств массовой информации? Он понимал, что, согласившись продавать свой альбом со старыми хитами с помощью телерекламы, сможет решить уйму проблем. Выйдя за рамки привычных каналов реализации, он, в обход критиков, донесет свой товар прямо до покупателя. Он освоит новый рынок, так как до него ни один выдающийся музыкант не продавал по почте ничего, кроме компиляций или переизданий того, что уже выходило. И наконец, он получит возможность показать язык «И-Эм-Ай», которая всегда наживалась за его счет. Чем больше Леннон размышлял, тем больше этот проект приходился ему по вкусу.
И Гарольд Сайдер отправился на переговоры с патроном «И-Эм-Ай Рекордз» Леном Вудом, с которым у Леннона был подписан контракт до января 1976 года, а Джон принялся за работу. В следующий понедельник он сообщил Леви, что дела движутся полным ходом. Несколько основных музыкантов должны были вот-вот прилететь с Западного побережья, остальных набрали в Нью-Йорке. Джон зарезервировал студию и активно занимался поисками записей и партитур. Оставалось собрать вместе всех музыкантов и тщательно отрепетировать материал, чтобы с началом .работы в студии им не пришлось тратить время попусту. — И лишь одна проблема не давала ему покоя: как обеспечить условия, при которых все музыканты работали бы по строго намеченному графику. Рокеры мало чем отличались от детей: стойло хоть самую малость ослабить контроль, как .они могли разбежаться кто куда и остановить рабочий процесс.
Решение нашел Леви. Почему бы не перевезти музыкантов к нему на ферму? Здесь они могли спокойно порепетировать в течение нескольких дней, а затем перебраться в город и сразу засесть в студии.
На ферме все было готово к приезду музыкантов. Фил Кал правильно расположил фортепьяно, расставил пюпитры так, как это будет сделано позже в студии, и даже разложил в алфавитном порядке партитуры для каждого члена группы.
Уик-энд прошел спокойно. Компания обильно завтракала в девять утра, затем до обеда репетировали, после обеда — гуляли по лесу, а затем опять репетировали до самого ужина. Когда наступал вечер, ребята играли в триктрак или кидали кости на кофейном столике. Джон умудрился проиграть полторы тысячи, даже не прикоснувшись к костям — Моррис показывал ему, как надо играть. Как-то во второй половине дня, во время отдыха, Джесси Эд вытащил из оружейного шкафа три ружья и, набрав патронов, предложил пойти пострелять по мишеням. Они расположились на специально отведенной для стрельбы позиции сзади дома, напротив пруда. Когда очередь дошла до Джона, он опустошил магазин, ни разу не попав по мишени. Расстроившись, он направился вместе с остальными обратно в дом, когда внезапно со стороны пруда послышалось громкое бульканье. Обернувшись на звук, музыканты увидели, что гребная шлюпка Морриса пошла ко дну.
В понедельник вся бригада собралась в студии и начала записывать песню за песней с пунктуальностью швейцарских часов. К концу недели работа была завершена. Еще неделя ушла на сведение и редактирование. Леннон по обыкновению не щадил партнеров, стараясь закончить запись как можно скорее. И вот наступил великий момент. Вечером 1 ноября 1974 года Джон и Мэй снова появились в «Клубе Каваллеро».
«Я закончил, — объявил Джон Моррису Леви. — Получилось кл-л-лассно! И я больше не хочу об этом слышать». Леви спросил, можно ли ему получить копию записи. Джон ответам, что она уже в пути, и через какое-то время посыльный с «Рекорд Плант» доставил в клуб две бобины, на которых был записан целиком весь будущий альбом. Не хватало только названия. Джон колебался между «Old Hat» и «Gold Hat»[208], но хотел еще подумать. Как бы то ни было, после мощного толчка, полученного от Морриса Леви, Леннон сделал всю работу меньше чем за три недели.
Пластинку надо было срочно запускать в производство, с тем чтобы выпустить ее к Рождеству. Именно так и собирался поступить Леви, о чем он сообщил во время встречи с Гарольдом Сайдером и адвокатом Майклом Грэхэмом, представлявшим интересы Джона Леннона на процессе по делу о разделении имущества «Битлз». «Так что же конкретно вы предлагаете?» — спросил Гарольд Сайдер.
И тогда Моррис Леви впервые представил полную выкладку по стоимости производства и распределению прибыли от реализации. Когда Сайдер увидел расчеты, он понял, что все вовсе не так хорошо, как казалось Джону: для того чтобы выложить пластинку стоимостью 4,98 доллара на полки «Кей Март», «Вулворта» или любого другого супермаркета, надо было отдать магазину 1,50 доллара. Если к этому добавить 1,25 доллара за телерекламу, 40 центов — за производство, 15-за обложку и 3 процента транспортных расходов при доставке дисков в магазины плюс 2 цента с пластинки авторских отчислений издателю и полпроцента — Американской федерации музыкантов, да вычесть долю прибыли Леви — 1 доллар с каждого альбома — то Джону Леннону и компании «Кэпитол» (которая инвестировала проект на сумму 90 тысяч долларов) оставалось ровно 23 цента с пластинки. Обычные авторские отчисления Леннона составляли не менее 60 центов, не говоря о том, какие деньги обычно получала компания грамзаписи.
Сайдер был готов сразу объявить, что сделка не состоялась, но без разрешения Леннона он не мог это сделать, и ему оставалось одно: получить отсрочку. Он заявил Леви, что момент для наступления на «И-Эм-Ай» выбран не слишком удачно, поскольку «Битлз» вот-вот должны подписать соглашение о роспуске группы, на подготовку которого ушло несколько лет. Леви принял объяснения Сайдера, но продолжал действовать так, будто сделка уже заключена, и при этом никто не удосужился поставить в известность третью заинтересованную сторону — компанию «Кэпитол».
Поведение Гарольда Сайдера легко объясняется той ролью, которую он сам выбрал для себя во взаимоотношениях с Джоном Ленноном, а именно, ролью всего лишь советника. Но Джон привык к тому, что фго менеджер всегда рекомендовал ему, как решать любые вопросы, касавшиеся бизнеса. Дело осложнялось еще и тем, что Джон привык избегать острых ситуаций, к тому же он часто менял свою позицию. «Если я подпишу какой-нибудь документ, который мне потом не понравится, — предупредил Сайдера Леннон, — я заявлю, что был не в себе, и дезавуирую его». Никакой советник был не в состоянии решить проблемы Леннона, ему требовался менеджер, такой, какими, каждый по-своему, были Брайен Эпстайн, Аллен Кляйн и Йоко Оно.
Все меньше времени оставалось до рождественских каникул 1974 года, все ближе было долгожданное расторжение партнерства «Битлз». Специальное соглашение, изложенное более чем на двухстах страницах, подготовленное внушительной армией юристов, включало в себя тщательно сформулированные решения всех финансовых и юридических проблем участников группы. Основная трудность заключалась в том, чтобы найти решение конфликта интересов бывших партнеров. К примеру, Пол желал получить гарантию собственной неприкосновенности в случае любого иска, который мог предъявить группе Аллен Кляйн, так как Пол с самого начала был против Кляйна и в конце концов не подписал договор менеджмента. Озабоченность Ринго проистекала из того, что он — единственный из всей группы — не стал успешным композитором или сольным исполнителем. Джордж прикарманил из кассы «Эппл» 320 тысяч фунтов, которые пошли на приобретение причудливого поместья Фрайар Парк, построенного в готическом стиле, в котором он разместил оборудованную по последнему слову техники студию звукозаписи; Джорджу явно не улыбалось платить за эту покупку 90 процентов налога. Леннон, выкачавший из «Эппл» гораздо больше денег, чем любой другой из бывших партнеров, спустил миллионы на производство фильмов и реализацию других художественных проектов, не говоря уже о 300-400 тысячах долларов, которые пошли на благоустройство Титтенхерста. Если ему придется платить налоги за все эти безумства, он попросту разорится. С другой стороны, было бы нечестным ожидать, чтобы расходы Джона, Джорджа и Ринго были прощены, в то время как Пол не вешал на компанию трат, связанных с реализацией его проектов. Одной из основных задач соглашения было достижение паритета между партнерами как в отношении прошлых расходов, так и на будущее.
"В результате продолжительных и сложных переговоров Пол получал 300 тысяч фунтов наличными, а Истманы — 170 тысяч фунтов за участие в судебном процессе «Эппл» — Маклен. Издательской компании Джорджа «Харрисонгз» был гарантирован заем в размере 250 тысяч фунтов под залог Фрайар Парка, что позволяло ему выплатить большую часть своей задолженности компании. Титтенхерст отошел в собственность Ринго, а Джон должен был передать «Эппл» половину прав на все свои фильмы, а также на ряд самостоятельно спродюсированных песен, таких, например, как «Instant Karma», и некоторое другое имущество. В порядке компенсации он получил право вето на любое использование своих произведений в коммерческих целях.