- Что же тут удивительного? - буркнул Костров. - Начало осени. Но вот птиц действительно не слышно.
   Ступая по жухлой осенней траве, он приблизился к вертолету.
   Стабилизирующий винт машины валялся в стороне, лонжероны заднего стабилизатора были погнуты, лобовое стекло отсутствовало, кабина была смята.
   - Ударились они прилично! Слышишь, металловед? - обратился Костров к Гаспаряну. - Ржавчина уже по твоей части. Кабина тоже насквозь проржавела, даром что дюралевая.
   - Ладно, ладно, - произнес Сурен. - Металловед я бывший, но распределять обязанности положено мне. Разбирайте аппаратуру. От вертолета наметим границы спокойной зоны, а дальше к просеке надо держать ухо востро, без датчиков не вздумайте шагу ступить.
   - Не чересчур? - спросил Рузаев, останавливаясь рядом с Костровым. - Никогда не видел такой паутины! Смотри, Иван, белая как снег!
   Он дотронулся до края паутины и резко отдернул руку.
   - Ах ты! Жжется! - пояснил он в ответ на удивленные взгляды товарищей.
   Гаспарян подошел ближе, сунул палец в паутину и тут же отдернул. Потом достал электрометр и приблизил чувствительный элемент прибора к паутине.
   - Электрический заряд, - сообщил он через минуту, - мне добавить нечего. Миша, обычная паутина проводит электричество? Или она диэлектрик?
   - Не знаю, - подумав, сказал Рузаев. - Скорее проводник.
   - Специалист, - в тон ему ответил Гаспарян. - Вот что, дорогие мои, давайте уясним себе правило: с этой минуты ничего не трогать руками. У нас есть щупы, зонды, пинцеты, перчатки... Договорились?
   - Как прикажете. - Рузаев вдруг шарахнулся от вертолета. Сверху, с козырька над дверцей, метнулось к нему круглое черное тело диаметром около пятнадцати сантиметров, пролетело над головой, сочно шлепнулось в центр паутины и мгновенно исчезло, оставив после себя слабый запах эфира.
   - Вот и паучок пожаловал, - сказал Сурен со смешком. - Симпатичный такой!.. Птиц, значит, они уж сожрали, теперь очередь за нами.
   - Я, конечно, не разглядел как следует, - проговорил Рузаев, придя в себя, - но скорее всего это сольпуга, а не паук.
   - Соль... что? - спросил Костров.
   - Сольпуга - фаланга из семейства паукообразных. Сольпуги неядовиты, так что бояться их нам вроде бы нечего.
   - А паутину они, эти сольпуги, плетут? - осведомился Гаспарян.
   - Н-нет... кажется, нет.
   - Вот видишь! - Гаспарян с треском захлопнул футляр электрометра. - Эксперты! Специалисты, так сказать! Помощнички!.. Надеюсь, ты прав и пауки неядовиты. Как вы думаете, сюрпризы еще будут?
   Рузаев с иронией развел руками.
   - Гарантировать не могу, но кажется мне, что все еще впереди.
   - Михаил-пророк! - фыркнул Костров.
   Гаспарян посмотрел на часы.
   - Ну-с, джентльмены, за работу.
   Солнце поднялось уже высоко, исчезла с кустов и травы роса, день обещал быть по-летнему жарким.
   Вскоре эксперты закончили измерение локальной полевой обстановки в радиусе километра вокруг просеки с ЛЭП, произвели соответствующие записи в журнале и полюбовались на свои вытянутые физиономии. Радиационный, а также магнитный, электрический и прочие фоны оказались в норме. Приборы не фиксировали аномалий электромагнитного характера вроде тех, что были отмечены возле разбитого вертолета и у линии электропередачи. В последнем случае это было нормальным явлением: ЛЭП работала и гнала свои двести пятьдесят тысяч вольт потребителям в городах и поселках района.
   Правда, одна аномалия все же была - биологическая. Концентрация паутины в одном месте на трассе ЛЭП - в районе просеки - была очевидной. Она не отражалась электронными символами на экранчиках приборов и обладала только одним достоинством - наглядностью.
   - Сядем покурим, - предложил Рузаев, доставая сигареты.
   Костров отказался, Гаспарян машинально взял одну и тут же вернул: он не курил, как и Иван.
   В целях безопасности они вышли из "паутинной зоны" и расположились отдохнуть на берегу Пожны. Здесь она была лишь ручьем шириной метра полтора.
   - Что же мы имеем? - пробормотал Гаспарян. - А имеем мы без малого нуль информации. Странное нашествие пауков - раз, утечку электроэнергии на линии - два, самих пауков, не похожих на пауков, - три, крик ночью - четыре. Все?
   - Ржавый вертолет - пять, - подсказал Костров. - Отсутствие живности в лесу - шесть, да еще сверхпрочная паутина-диэлектрик! Больно ты пессимистичен, начальник. У нас материала уже на приличную сенсацию, а ты - "нуль информации"!
   - Нужна аппаратура физико-химического анализа, - сказал Рузаев, затягиваясь. - Иван прав, проблем достаточно. Но тем интереснее с ними работать. И неплохо бы достать какие-нибудь комбинезоны или спецовки, что ли, а то лазить по лесу в наших костюмах несподручно. Хорошо хоть сапоги догадались взять. Я их достал из мешка, можете надевать.
   - Вечером схожу в райцентр и позвоню Ивашуре, - пообещал Гаспарян. - Спецовки он привезет. Что касается моего пессимизма, то обосновать его я не могу. Тревожно что-то на душе, друзья мои. Не нравится мне паучье нашествие.
   - Обычная вспышка биологической активности, - предложил идею Костров. - Вы не хуже меня знаете о таких вспышках среди леммингов, крыс, саранчи. Вспомните "красные" приливы в Атлантике, когда по каким-то причинам начали бурно размножаться красные водоросли. Вот и здесь нечто подобное: нарушилось где-то экологическое равновесие, и среди пауков вспыхнула "эпидемия" размножения.
   - Не годится даже в качестве прикидочной гипотезы, - покачал головой Рузаев. - Слишком много несоответствий. Во-первых, трудно представить, из-за какого экологического фактора начали плодиться пауки. Во-вторых, судя по виду, это не пауки вовсе, а сольпуги, хотя утверждать не берусь - разглядеть не было времени. Да и родина сольпуг - юг Туркмении, так что непонятно, откуда они взялись в умеренной зоне России. И в-третьих, обычная паутина непрочная, а эта словно соткана из шелковых ниток! К тому же накапливает электрические заряды!
   - Чувствуется профессионал! - сказал Гаспарян. - Да, Иван? Зоолог я хреновый, но меня Михаил убедил. Что будем делать дальше, джентльмены? Ваши предложения?
   - Давайте попробуем пробиться к просеке со стороны леса, - предложил Костров, спокойно отнесшийся к разгрому своей идеи.
   Он был самым высоким в их компании и самым молодым. Лицо открытое, слегка скуластое, курносое, глаза карие. Друзья любили его за добрый нрав и бесстрашие, когда дело касалось критических ситуаций в экспедициях Центра: надежен, смел и удачлив. И не было случая, чтобы он дрогнул перед опасностью, спасовал или струсил. Фамилию свою Костров целиком и полностью оправдывал: он был виден издалека, и не столько из-за роста, сколько из-за огненно-рыжей шевелюры.
   - Зачем тебе просека? - спросил Гаспарян.
   - Может быть, найдем причину скопления паутины именно в том месте. Судя по всему, там паучий центр.
   - Резонно, - заметил Рузаев. - Только поход к просеке я бы отложил: нужна, как я уже говорил, спецодежда, да и рация для связи. А вот экземпляр паука нам бы не помешал. Пожалуй, я займусь ловлей. Если ты не возражаешь, - добавил он дипломатично.
   Гаспарян кивнул.
   - Согласен. В крайнем случае сфотографируйся с пауками вместе на память, а мы с Иваном нанесем на карту особо запаутиненные места и начнем исследовать свойства паутин. Кстати, кто у нас сегодня дежурный по кухне? - Он посмотрел на Кострова.
   - Михаил начал - ему и кончать, - быстро среагировал тот.
   Гаспарян хмыкнул, посмотрел на каменное лицо Рузаева.
   - Логично мыслит, да, Михаил?
   - Подежурю, - коротко ответил Рузаев.
   К вечеру они закончили намеченные работы только наполовину: Рузаев истратил цветные пленки и километр кинопленки, снимая паутины, пауков и лес, но поймать паука не смог. Костров и Гаспарян определили координаты паутинных скоплений, однако на изучение паутин не хватило времени. Начальник группы в половине седьмого ушел в райцентр, надеясь засветло вернуться.
   Костров, не обращая внимания на мрачные пророчества Рузаева относительно его здоровья, с наслаждением искупался в Пожне, найдя неподалеку от лагеря бочаг глубиной около двух метров. Вода была холодная и чистая до полной прозрачности.
   Во время ужина у Кострова разыгралось воображение, и он выдал две гипотезы, которые Рузаев уничтожил неторопливо, методично и основательно, словно "сыпал" завравшегося диссертанта.
   - Ну а у тебя самого есть собственная гипотеза? - спросил задетый за живое Костров.
   - Есть, а как же, - невозмутимо проговорил Рузаев. - Я лично считаю, что Carthafginem esse delendam [ "Карфаген должен быть разрушен" (лат.) - слова римского полководца и государственного деятеля Катона Старшего, которыми он обычно заканчивал свои речи в Cенате. ] .
   Ошеломленный познаниями товарища в латинском языке, Костров повертел головой и не нашелся, что ответить.
   Так как на следующий день дежурить по биваку была его очередь, а от судьбы, как известно, не уйдешь, Иван решил заранее сходить к реке и набрать два ведра воды.
   Закат пламенел на полнеба, предвещая ветер, глухо шумел лес, наполненный тысячерукими тенями, покинутый зверем, птицей и насекомыми. Это отсутствие живого мира действовало на нервы больше, чем паутины в лесу. Дома на краю деревни казались угрюмыми склепами, стерегущими сон покойников, и Костров, далеко не робкий по натуре, под влиянием таинственной и мрачной атмосферы засвистел.
   Дойдя до речки и зачерпнув воды, он не сразу понял, что на его свист откликается довольно необычное эхо. Он остановился, перестал свистеть и прислушался. Это было не эхо. Из леса, слева от тропинки, доносился тихий прерывистый свист, даже не свист - писк. Он смолк почти сразу, как только Костров прекратил свистеть, и дважды возобновлялся в ответ на переливчатые рулады полонеза Огинского. Кто-то помогал Кострову солировать.
   Продолжая насвистывать, Иван поставил ведра с водой, нашел подходящий сук и метнул его в чащу, откуда доносился писк. И тут же из леса раздался вопль, похожий на тот, что поразил их в первый вечер. Он прозвучал резко и сильно, полный тоски и злобы, и Костров невольно отскочил на середину тропинки, прямо на ведра.
   С минуту он прислушивался к шорохам леса, готовый бежать или драться, потом подобрал ведра и снова пошел за водой.
   - Кто-то кричал? - спросил его сонный Рузаев, когда он принес воду и молча залез в спальный мешок.
   - Я, - ответил Костров.
   Гаспарян пришел поздно ночью, усталый, злой и возбужденный.
   Костров, спавший вполсна, повернул голову в сторону негромких проклятий, доносившихся сквозь храп Рузаева, и спросил:
   - Ты, Сурен?
   - Спи, спи, дорогой, - отозвался Гаспарян. - Хорошо хоть в палатке пауков нет. Вот ведь дряни наплодил Господь Бог при сотворении мира! Кого он хотел этим удивить - ума не приложу.
   - Что случилось?
   - Да ничего особенного. Устал как собака, километров двадцать отмахал туда и обратно да еще драпал километра три...
   - От пауков? - засмеялся Костров.
   - Кто его знает. Где старый брод через Пожну, помнишь? Проезжали, водитель показывал... Нет? Впрочем, все равно. Темно, понимаешь, кругом, жутко - птицы молчат... А возле дороги что-то светится в кустах, как два глаза... И такая в них тоска - не передашь!.. Кинул я туда камешек...
   - А оттуда как заорет! - досказал Костров.
   - Точно! Как догадался? Слышал?
   - Слышать не слышал, но со мной тоже произошел случай.
   Гаспарян прыснул.
   - Ну и мчался же я! Наверняка установил рекорд в беге с препятствиями! Ты тоже?
   - Нет, я прыгнул в длину метров семь без разбега, прямо в ведра с водой.
   Они засмеялись вдвоем, всхлипывая, давясь, и хохотали до тех пор, пока не проснулся Рузаев.
   - Вы что, с ума посходили? Два часа ночи, а они ржут! Анекдоты травите, что ли?
   - Извини, Михаил, - сказал изнемогший Гаспарян, вытирая слезы. - Разрядка за день.
   - Звонил Ивашуре?
   - Звонил. Шеф передал всем привет. Завтра вечером или послезавтра утром обещал привезти комбинезоны или штормовки. Так что надо успеть составить хотя бы общую картину.
   - Да, Игорь Васильевич не любит туманных формулировок.
   Костров выполз из спального мешка и, поеживаясь от холода, выбрался из палатки. Спустя минуту раздался его голос:
   - Братцы, смотрите-ка!
   - Что там еще? - всполошился Гаспарян, высовывая голову из-под полога, и тихо выругался по-армянски.
   Над лесом, в стороне злополучной просеки, заросшей паутиной, вставало мягкое, переливчатое, серебристо-пепельное сияние.
   ГЛАВА 5
   Завтрак прошел в молчании. Собрались также молча, только Гаспарян, выглядевший, несмотря на плохо проведенную ночь, как всегда, аккуратным, подтянутым и свежим, сказал Кострову:
   - Иван, захвати-ка на всякий случай ружье.
   Кострову не хотелось тащить на себе лишние килограммы железа, но он вспомнил свое вчерашнее приключение и без слов нацепил на шею ремень ивашуринской бескурковки. Рузаев лишь головой покрутил, протирая объектив своего знаменитого "Киева-10".
   В лес вошли по тропинке, протоптанной ими за два дня. Не успели миновать заросли жимолости, как шедший впереди Гаспарян вдруг остановился, словно наткнулся на змею. Костров обошел его сзади и увидел в кустах, невысоко над землей, кружевную снежно-белую паутину.
   - Так, - спокойно сказал Рузаев. - Пауки расширяют свои владения. Еще вчера их здесь не было.
   Гаспарян молча раскрыл футляр электрометра.
   - Напряженность поля - четыреста вольт на сантиметр.
   Костров присвистнул. Потоптавшись у паутины, он проследил за длинной серебристой нитью, цеплявшейся за куст рябины, и увидел вторую паутину. За ней располагались сразу две, связанные между собой ажурным мостиком, а дальше, метров через десять, шло уже белое паутинное поле, опутавшее стволы сосен и берез, траву и кустарники.
   Гаспарян отломал сухой сук и ударил по паутине. С отчетливым стеклянным хрустом паутина развалилась на две части и потухла - стала серой, словно ее присыпали пылью.
   Костров заметил какое-то движение в траве под кустом, без долгих раздумий рванул с плеча ружье, поймал на мушку черное пятно, убегающее в траву, и нажал на спуск.
   Бах!
   Выстрел разнес тишину леса в клочья отголосков.
   - Сдурел! - шарахнулся в сторону Гаспарян.
   - Паук... - пробормотал Костров и повел стволом.
   Рузаев с любопытством оглядел его, полез в кусты и, поворочавшись там минуты три, глухо спросил:
   - Чем было заряжено ружье?
   Костров покосился на Гаспаряна.
   - Дробью, - ответил тот. - А что?
   - Это был паук. К сожалению, Иван отменный стрелок, и от паука остались только рожки да ножки.
   Рузаев вылез из кустов и смахнул с колен приставшие комки мха и сосновые иголки.
   - Надо было целиться в ногу, - сказал он рассудительно.
   Все трое переглянулись и засмеялись. Потом Гаспарян взял у Кострова ружье.
   - За стрельбу тебе еще придется отвечать, стрелок, так что не очень радуйся. Тут тебе не тир. А эхо слышал? Дразнит нас какая-то зараза...
   - С чего вы взяли? - осведомился Рузаев.
   Костров посмотрел на Сурена и рассказал Михаилу случай с "вечерним концертом".
   - Значит, кричат, по-вашему, пауки?
   - Но ведь больше некому, сам видишь - ни птиц, ни зверей.
   - Ну, отсутствие зверей еще надо доказать, а вот то, что паукам нечем издавать звуки, это я знаю точно.
   - Сам же говорил, это не пауки, а сольпуги. Может, и не сольпуги вовсе, а какой-нибудь новый вид?
   Рузаев пожал плечами.
   - Не знаю. Вообще-то на Земле известно около тридцати пяти тысяч паукообразных, открыть новый вид сложно. Но если это действительно новый вид - так и быть, приоритет за тобой.
   - Дадим ему название: паук "Иванус Костровус", - предложил Гаспарян. - Звучит, не правда ли, Михаил?
   Рузаев, усмехнувшись, кивнул.
   - Лично у меня есть своя гипотеза. - Он прошагал к ближайшим паутинам и снял с шеи ремень фотоаппарата. - Пауки-мутанты.
   - О! - Гаспарян оживился. - В этом что-то есть.
   - И все же здесь нужен специалист-арахнолог. - Рузаев сфотографировал потухшую паутину и перевел пленку. - Я всего лишь зоогеограф по образованию; моя специальность, причем бывшая, заметьте, - изучение факторов, определяющих распределение животных, в частности пресмыкающихся. О пауках я знаю мало.
   - Где я тебе возьму специалистов? - буркнул Гаспарян. - Я говорил Ивашуре, он обещал что-нибудь придумать, но в один день специалиста не найти, да и с оформлением командировок под конец месяца - проблема. Так что будем обходиться пока своими силами. Факты, давайте факты, ничего, кроме фактов, выводы сделают другие. Миша, ты все же попробуй поймать паука, только без этого... - он пошевелил пальцем, - без стрельбы. А мы с Иваном займемся обстановкой. Будем делать замеры трижды в день и один раз ночью. Кто знает, как нам это может пригодиться.
   После обеда Костров взял метровый щуп, представляющий собой гибкий металлический стержень с керамической рукояткой, закинул за плечи рюкзак с ЗЗУ - звукозаписывающим устройством - и направился к болоту.
   - Осторожней там, - по привычке пробурчал Гаспарян ему вслед. - Не подходи к просеке близко, возвращайся пораньше. Оделся хорошо?
   Костров похлопал щупом по своим сапогам: экипирован он был по всем законам леса.
   За обедом Рузаев поделился своими наблюдениями: он дважды видел пауков, но поймать так и не сумел - слишком шустрыми они были, зато хорошо их рассмотрел.
   - Это не сольпуги, - заявил он, - но и пауков таких я не знаю. Может, действительно новый, неизвестный науке вид? Во-первых, размер тела - около двадцати сантиметров! Людоеды, а не пауки! Во-вторых, окраска фиолетовая, с металлическим отливом. В-третьих, хилицеры у них, то есть передние ноги для защиты и нападения, совершенно не развиты! В-четвертых, педипальцы - многощупальца, наоборот, увеличены. В-пятых, у них всего две пары глаз, но зато размером чуть ли не с половину головогруди! Если это не новый вид, то уж точно мутанты. Единственное, что смущает, так это причина мутагенеза. Самый мощный из известных сегодня источников мутации - радиация - для пауков не страшен...
   Пробираясь между деревьями, Костров продолжал размышлять над словами Михаила, и предположения товарища будили в нем такие ассоциации, от которых на душе становилось муторно.
   Он вышел на край болота чуть подальше того места, где они с Суреном впервые увидели скопление пауков. Осока и камыши пересохшего болота были ржавого цвета, белые островки паутин хорошо выделялись на этом фоне. Несмотря на расширение своих владений в лесу, пауки почему-то неохотно ткали сети на болоте: паутинных полей здесь было значительно меньше.
   Шурша ломкой травой и опавшими листьями, Костров начал пробираться к просеке с линией электропередачи, стараясь идти по краю болота и не заходить в лес. Даже со стороны было заметно дрожащее белое мерцание в его глубине: пауки заткали все пространство между деревьями, и чем ближе Костров подходил к просеке, тем гуще становилось паутинное плетение. Наконец идти дальше, не затрагивая паутин, стало невозможно. Костров потыкал щупом в ближайшее паутинное облако, скрывавшее под собой куст чернотала, подивился упругости паутины и углубился в болото, обходя редкие островки паутин и колдобины с грязью.
   Через полчаса он выбрался к опоре ЛЭП и вытер пот со лба: ветер стих и было довольно жарко. Вокруг царила странная тишина, будто все живое в радиусе нескольких километров от паучьего логова бежало, спасаясь от непонятного соседства, затаилось, спряталось. Не было видно даже длинноногих комаров - карамор, живущих на болотах до поздней осени, что Костров отметил еще раньше. Он впервые оценил этот факт как сигнал тревоги. Заныло под ложечкой, стало зябко и неуютно, пришло ощущение чьего-то незримого присутствия...
   Костров передернул плечами, снял рюкзак и достал продолговатый футляр ЗЗУ. Вскрыв панель, вставил в отверстия по бокам решетчатые диски антенн, включил питание, подумал и поставил переключатель режимов в положение "инфразвук". Вложив прибор в рюкзак, он снова закинул его за плечи и побрел в сторону просеки, придерживаясь линии электропередачи.
   Через полкилометра линия привела его к просеке, и идти дальше Костров не решился. Построения паутин здесь приобретали странные, вполне осмысленные формы: арки, столбы, шпили, башни и даже целые крепостные стены, так что за ними не было видно ни леса, ни опор, ни самой просеки. Зато оттуда ощущался ток чистого и свежего теплого воздуха, щедро сдобренного запахом эфира.
   Тишина угнетала. Костров поймал себя на том, что норовит оглянуться через плечо, пытаясь хоть краем глаза поймать какое-то движение: ему казалось, что паутины по сторонам едва заметно колеблются, но, как только он бросал в том направлении взгляд, это движение замирало, пряталось куда-то вглубь, чтобы возникнуть уже в другом месте. Лес казался насыщенным странной жизнью и в то же время был неподвижен и мертв.
   Рассердившись, Костров ткнул щупом в ближайшую паутинную башню, серую у подножия и ослепительно белую вверху, на высоте шести-семи метров. Щуп с трудом преодолел ажурную преграду, и в тот же миг Костров почувствовал сильный удар по руке. Башня сердито зашипела, засияла вся сверху донизу. Костров выпустил щуп и отскочил назад.
   Щуп остался висеть в воздухе, потом вдруг раскалился до желтого свечения и... осыпался каплями расплавленного металла. Запахло жженой пробкой и горелой виниловой изоляцией.
   - Ч-черт бы вас побрал! - в сердцах сказал Костров. - Хотя бы предупреждали!
   Кому адресовались эти слова, он сам не знал.
   Он постоял некоторое время, потирая ушибленные пальцы, и вдруг подумал о спичках, представил, как горит сухая трава на болоте, полыхают деревья и жухнет в огне паутина... Додумать до конца Костров не успел: ему внезапно стало плохо. Голова закружилась, заломило виски, в ушах поплыл тихий, но все усиливающийся звон, ноги сделались ватными, подкосились, и он, теряя сознание, упал лицом в траву...
   Очнулся он от страшных размеренных звуков: "Кх-кха-а-а... Кх-кхха-а-а... Кх-кхха-а-а..." Словно где-то рядом дышал громадный зверь или шумели кузнечные мехи.
   Костров открыл глаза, приподнял тяжелую голову и увидел, что лежит на голой скале, белой, как отполированная ветром и дождем кость. Вокруг, насколько хватало глаз, стояли необычные желтые колонны, пушистые, словно поросшие зеленой шерстью. Вверху они расщеплялись на несколько тонких хлыстов с кисточками на концах, некоторые заканчивались свернутыми в спираль пучками зеленых листьев. Колонны соединялись между собой белыми ажурными мостиками, в которых Костров узнал паутины. Он резко сел и почувствовал, что вокруг стоит небывалая жара, что воздух здесь душный, густой, как кисель, и полон незнакомых ароматов...
   Обливаясь потом, Костров соскользнул со скалы, потрогал ее гладкий горячий бок, обошел кругом. На высоте его роста в скале обнаружились два отверстия, напоминающие пустые глазницы черепа, а чуть ниже зияла щель, в которой смутно угадывались ряды треугольных пластин.
   Костров отошел от утонувшей в земле скалы, потом, движимый неосознанной тревогой, оглянулся. Скала.
   Холодея, он понял, что эта скала - не что иное, как череп какого-то исполинского зверя! Сомнений быть не могло. Костров хорошо помнил изображения ящеров палеозоя и мезозоя, в его домашней библиотеке было несколько книг из серии "Возникновение жизни на Земле".
   Попятившись, он наткнулся спиной на зеленую колонну, стрелой вонзавшуюся в густо-синее, без единого облачка небо, и отскочил в сторону. Это была, конечно, не колонна, это было дерево... "Псилофит, - всплыло в памяти название одного из самых древних растений, - или... сигиллярия?"
   Озираясь, он пошел между "псилофитами", чувствуя, как рубашка липнет к телу.
   Прекратившиеся было звуки снова возобновились. Иван направился в ту сторону, ошеломленный своим пробуждением в неведомой местности. Вопросов - почему, где и как? - он себе не задавал: ответов все равно искать было не у кого.
   Внезапно он вышел на край громадной воронки, скрытой под вогнутой белой пленкой, в которой не сразу угадал... колоссальную паутину! Звуки шли оттуда, но разглядеть в глубине воронки что-либо, кроме тусклого оранжево-желтого мерцания, было невозможно. С каждым "кх-кхха-а-а" из воронки волнами наплывали запахи, в том числе и запах эфира, от которого кружилась голова и слегка подташнивало. Жара вблизи нее стояла совершенно невыносимая.
   Костров отступил, шатаясь, прошел несколько шагов и наткнулся на бугристый черный "ручей", бесшумно и неудержимо скатывающийся в воронку. Это были пауки!
   Костров зачарованно смотрел на "ручей", пока тошнота не подступила к горлу с новой силой. Тогда он попятился за ствол "псилофита", нечаянно задел паутинный мостик, что-то сверкнуло в воздухе, и наступила темнота.
   Сознание вернулось не сразу, а очнувшись от непонятного забытья, он увидел перед глазами знакомые жесткие стебли осота, коричневую губку мха и за кочкой - черное паучье тело с четырьмя громадными прозрачно-фиолетовыми глазами. Паук поводил в воздухе двумя передними лапами, видно, размышляя, что ему делать с непрошеным гостем.
   Костров отмахнулся, встал и побрел прочь от просеки - бежать не было сил. Лишь свалившись в скрытую подо мхом яму, к счастью, сухую, он опомнился и перевел дыхание. Ноги дрожали, в голове стучало, словно он отравился газом. Кое-как уняв дрожь в ногах, Костров осмотрелся. Никто его не преследовал. Кругом расстилался знакомый ландшафт, жара исчезла, как и страшная обстановка с "псилофитами" и черепом ископаемого динозавра. Но рубашка была мокрой и неприятно липла к телу.