- Кто-либо еще из джентльменов хочет что-нибудь сказать, прежде чем я поставлю вопрос на голосование?
Так он только раздразнит их! Ну, конечно, тот субъект, который кричал, что можно идти по домам, уже вскочил на ноги. Какую гадость он еще надумал?
- Мистер Уэстгейт требует полной ясности. Мне тоже не нравится это дело. Я никого ни в чем не обвиняю, но мне кажется, что за этим что-то кроется и акционеры должны обо всем знать. И не только это! Говоря по совести, мне отнюдь не доставляет удовольствия терпеть самоуправство человека, который - каков бы он ни был в прошлом - теперь совсем не находится в расцвете сил.
У секретаря перехватило дыхание: "Так я и знал! Этот скажет - ножом отрежет!"
Подле себя он снова услышал ворчание. Председатель побагровел, поджал губы, маленькие глазки его стали совсем синими.
- Помогите мне встать! - сказал он.
Секретарь помог ему подняться и затаил дыхание. Председатель выпил воды, и его голос, неожиданно громкий, разорвал зловещую тишину.
- Ни разу в жизни мне не приходилось выслушивать подобных оскорблений. На протяжении девятнадцати лет я отдавал все силы для вашего блага, леди и джентльмены, и вы знаете, каких успехов достигла наша Компания. Я самый старший по возрасту среди присутствующих здесь и смею надеяться, что мой опыт по части морских перевозок несколько богаче, чем у двоих джентльменов, которые выступали здесь. Леди и джентльмены, я делал все, что мог, и если говоривший последним джентльмен действительно думает то, что сказал, то вам решать, поддержите ли вы обвинение, задевающее мою честь, или нет. Эта операция вам выгодна. Успех всегда в движении, и лично я никогда не соглашусь коснеть в бездеятельности. Если вам угодно коснеть, поддержите этих джентльменов, и больше не о чем разговаривать. Повторяю: стоимость перевозок возрастет еще до конца года, покупка выгодна, более чем выгодна, я, во всяком случае, так считаю. Ваше право отвергнуть это предложение. В таком случае я подаю в отставку.
Председатель сел. Украдкой посмотрев на него, секретарь с воодушевлением подумал: "Браво! Кто бы мог поверить, что он сумеет так поднять голос как раз в нужный момент? И какой тонкий ход насчет чести! Удар наверняка, что и говорить! А все-таки дела могут принять иной оборот, если тот субъект в заднем ряду возьмет слово: у старика просто не хватит сил отразить второй удар. Кто это там? А, старик Эпплпай хочет что-то сказать. Ну, этот не подведет!"
- Я без колебаний заявляю, что являюсь старым другом председателя, многие из нас - старые его друзья, и потому мне, как, несомненно, и другим, больно было слышать эти незаслуженные оскорбления. Если он и стар годами, то ума и мужества у него больше, чем у молодого. Нам бы всем быть такими энергичными, как он. Мы обязаны поддержать председателя, да, да, обязаны! ("Слушайте, слушайте!")
Секретарь облегченно вздохнул: "Пронесло!" - и почувствовал какое-то непонятное волнение, когда председатель, точно деревянная игрушка, качнулся в поклоне в сторону старого Эпплпая, и тот тоже качнулся в ответ. Потом он заметил, что поднялся акционер, сидевший у двери. "Кто это? Знакомое лицо... А, Вентнор, стряпчий, один из кредиторов председателя! Они как раз сегодня собираются снова прийти к нему. Что-то будет!"
- Я не могу согласиться с предыдущим оратором: личные симпатии и антипатии не должны сказываться на нашем суждении в этом деле. Вопрос крайне прост: как оно отразится на наших карманах? Не скрою, я шел сюда с некоторыми опасениями, но поведение председателя рассеяло их. Я поддерживаю предложение правления.
Секретарь думал: "Все как будто верно, но он как-то странно говорит, очень странно".
После длительного молчания председатель объявил, не поднимаясь с места:
- Предлагаю утвердить отчет и счета. Кто "за", прошу голосовать обычным путем. Кто против? Принято.
Секретарь записал имена тех, кто голосовал против, - их было шестеро. Мистер Уэстгейт воздержался.
Четверть часа спустя секретарь стоял посреди быстро пустеющей комнаты и называл имена репортеру. Тот бесстрастно вопрошал:
- Так вы говорите, "Хейторп" пишется через "э"? Через "е"? Понятно. Он, видимо, очень стар. Благодарю вас. Вы позволите мне взять эти листки с речью? Гранки вам прислать? Так вы сказали: через "э"? Ах, да, "е", простите! До свидания!
Секретарь думал: "Что происходит с этими людьми? До сих пор не знать председателя!.."
2
По возвращении в контору Компании старый Хейторп сидел, покуривая сигару и жмурясь, как сытый кот. Он вспоминал одержанную победу, отсеивая своим старческим, но еще тонким и гибким умом ценное зерно от соломы недоверия. Уэстгейт не страшен: он вечно будет недоволен до тех пор, пока они не заткнут ему рот, предоставив место директора, но этого не случится, пока бразды правления в его руках! А у того субъекта, что сидел в заднем ряду, просто дурной характер. "За этим что-то кроется". Неужели подозревает чтонибудь? Да, кроется, ну и что? Они должны считать это удачей - получить за такую цену четыре судна, и все благодаря ему. Вызывало сомнения последнее выступление. Этот Вентнор, которому он должен деньги, - что-то странное проскальзывало в его тоне, как будто он хотел сказать: "Я чую недоброе". Ну что ж, через полчаса придут кредиторы, и все выяснится.
- Мистер Пиллин, сэр.
- Просите!
Вошел Джо Пиллин; его тощая фигура совершенно терялась в меховом пальто. Седеющие бакенбарды окаймляли худое, покрасневшее от мороза лицо: на улице шел снег.
- Как ты себя чувствуешь, Сильванес? Не страдаешь от этого холода?
- Мне жарко, как в печке. Снимай пальто, садись!
- Нет, боюсь простудиться. У тебя, наверное, огонь внутри. Итак, покупка утверждена?
Старый Хейторп кивнул. Скользя, как тень, Джо Пиллин подошел к двери и проверил, закрыта ли она. Потом возвратился к столу и тихо сказал:
- Ты знаешь, это большая жертва с моей стороны. Старый Хейторп улыбнулся.
- Ты подписал обязательство?
Джо Пиллин вытащил из кармана бумаги, осторожно развернул их и показал подпись:
- Не нравится мне все это. Но теперь уже ничего не отменишь.
Старый Хейторп ответил со смешком:
- Как не отменишь смерть.
Голос Джо Пиллина зазвенел дискантом:
- Мне страшно неприятно, когда что-нибудь нельзя вернуть. Ты взял меня на испуг, сыграл на моих слабых нервах.
Рассматривая подписи, старый Хейторп пробурчал:
- Скажи своему юристу, чтобы он ненадежнее припрятал эту бумагу. Он, должно быть, считает тебя донжуаном, Джо.
- Представь, что после моей смерти это станет известно жене!
- Ну, пилить тебя она уже не сможет, и тебе там в аду не станет жарче.
Джо Пиллин убрал документ под пальто и издал странный, всхлипывающий звук. Он не выносил, когда шутили такими вещами.
- Все вышло, как ты хотел, всегда получается потвоему. Но кто эта миссис Ларн? Я ведь должен это знать. Боб, кажется, видел ее в твоем доме. А ты говорил, что она не бывает там.
Старый Хейторп заговорил, смакуя каждое слово:
- Муж этой дамы был моим сыном от женщины, которую я любил до женитьбы. Ее дети - мои внуки. Ты помог обеспечить их. Это лучшее, что ты сделал в жизни.
- Н-не уверен. Мне не нужно было спрашивать. Теперь сомнения совсем одолеют меня. Как только передача будет закончена, я уеду за границу. Этот холод - смерть для меня. Ты бы дал мне рецепт, как не мерзнуть.
- Смени внутренности.
Джо Пиллин смотрел на своего друга с какой-то тоской.
- Хоть ты и сильный человек, долго тебе не протянуть, жизнь на ниточке висит.
- Ниточка еще крепкая, дорогой.
- Ну, прощай, Сильванес! Мне пора домой. Ты плохой утешитель!
Он надел шляпу и, потерявшись в своем меховом пальто, вышел в коридор. На лестнице ему встретился человек и сказал:
- Как поживаете, мистер Пиллин? Я знаком с вашим сыном. Были у председателя? Продажа, как я понимаю, утверждена. Надеюсь, мы не прогадаем, но вы, разумеется, думаете иначе?
Джо Пиллин внимательно посмотрел на собеседника из-под полей шляпы.
- Мистер Вентнор? Благодарю вас! Сегодня очень холодно, не правда ли?
И, сделав это осторожное замечание, он пошел вниз.
Оставшись один, старый Хейторп размышлял: "Ейбогу, дрожит, как осиновый лист! Такому жиань - сплошные неприятности! Он боится всего, прямо-таки сжился со страхом, бедняга!" Чувство подъема и легкости, которого он не знал вот уже много месяцев, наполнило ему грудь. Теперь те двое ребятишек избавлены от нужды!
Сейчас он разделается с проклятыми кредиторами и отправится навестить внуков. Имея двести фунтов в год, мальчишка поступит в армию - самое подходящее место для такого сорванца. Девчонку в любой момент можно сбыть с рук, но ей нет необходимости выскакивать замуж за первого попавшегося бездельника. Что до их мамаши, то пусть она сама заботится о себе: ей нужно иметь каждый год не меньше двух тысяч, чтобы распутываться с постоянными долгами. Но будьте покойны, она наглостью и лестью сумеет вывернуться из любой переделки! Следя за тем, как вился и пропадал дымок от сигары, он внезапно почувствовал, в каком напряжении находился последние шесть недель, как старательно гнал мысли о сегодняшнем общем собрании. Да, дела могли принять совсем иной оборот. Он хорошо знал расстановку сил в правлении и вне его и особенно тех, кому до смерти хотелось бы от него избавиться. А если бы ему пришлось уйти, другие две компании тоже дали бы ему отставку, и тогда плакало его жалованье, все до последнего пенса; он будет нищим, зависеть от дочки-святоши. А сейчас он безбедно протянет еще год, если сумеет отбиться от кредиторов-акул. На сей раз это окажется труднее, но ему везет, должно повезти и теперь. И, сделав глубокую затяжку, он позвонил.
- Зовите их сюда, мистер Фарни, и принесите мне, пожалуйста, чашку китайского чаю покрепче.
- Слушаю, сэр. Вы сами посмотрите оттиск газетного отчета или поручите это мне?
- Вам.
- Хорошо, сэр. Собрание прошло удачно, как вы считаете?
Старый Хейторп кивнул.
- И удивительно, как это в самый нужный момент к вам вернулся голос! Я уж опасался, что будет трудно убедить их. Вы, конечно, не могли не ответить на оскорбление. Нужно же додуматься до такой чудовищнон вещи! Мне хотелось стукнуть его.
Старый Хейторп кивнул опять и, глядя в красивые голубые глаза секретаря, повторил:
- Просите их.
Снова на минуту оставшись один, старый Хейторп подумал: "Как это поразило его! Если бы он только знал - пощады не жди".
Кредиторы - на этот раз их было десять - входили, кланяясь своему должнику, и явно недоумевали, какого дьявола они должны быть вежливы с человеком, который не хочет возвращать им деньги. Потом секретарь принес чай, и они ждали, пока председатель выпьет всю чашку. Руки у председателя дрожали, и потому операция эта требовала немалой ловкости. Сумеет ли он не расплескать чай себе на грудь и не поперхнуться? Тем, кто не знал председателя в частной жизни, показалось, что тут не обошлось без вмешательства сверхъестественных сил. Наконец он благополучно отставил чашку, неверными пальцами снял несколько желтых капелек с седого кустика на подбородке, зажег сигару и начал:
- Джентльмены, буду говорить без обиняков. Я могу предложить следующее: пока я жив и состою членом нескольких правлений, я ежегодно буду выплачивать вам тысячу четыреста фунтов и ни пенса больше. Если вы не можете согласиться на это, я буду вынужден объявить себя банкротом, и тогда вы получите около шести пенсов за фунт. За мои акции по рыночной цене можно получить около двух тысяч. Больше у меня ничего нет. Дом, в котором я живу, и все, что есть в нем, за исключением одежды, вина и сигар, принадлежит моей дочери, согласно дарственной записи, сделанной пятнадцать лет назад. Вы можете получить полную информацию у моих юристов и банкиров. Таково в двух словах положение вещей.
Несмотря на то, что все десять джентльменов были опытны в делах, они с трудом скрывали свое изумление. Человек, который так много задолжал, скажет, естественно, что у него ничего нет, но решится ли он ссылаться на юристов и банкиров, если это неправда? Мистер Вентнор спросил:
- Вы позволите нам ознакомиться с вашими банковскими книжками?
- Нет, но я уполномочу своих банкиров представить вам справку о моих доходах за последние пять лет или больше, если угодно.
Кредиторы были умышленно рассажены вокруг большого стола, за которым собирались члены правления, - и этот стратегический ход лишил их возможности свободно, не опасаясь быть подслушанными, обменяться мнениями. Наклоняясь поочередно друг к другу, они переговаривались тихими голосами, и наконец мистер Браунби выразил общее мнение:
- Мистер Хейторп, мы полагаем, что при ваших дивидендах и жалованье вы можете выделить большую сумму. Вы должны выплачивать нам тысячу шестьсот фунтов ежегодно. Вы понимаете, что эта перспектива не из блестящих. Но мы все-таки надеемся, что вы проживете еще несколько лет. Мы исчисляем ваши доходы в две тысячи фунтов.
Старый Хейторп покачал головой.
- Тысяча девятьсот тридцать фунтов в хороший год. А я должен есть и пить, должен держать слугу, чтобы ухаживал за мной, - я немного сдал. Меньше, чем пятью сотнями, не обойтись, значит, тысяча четыреста фунтов это все, что я могу вам предложить, джентльмены. На две сотни больше, чем прежде. Это мое последнее слово.
Молчание нарушил мистер Вентнор.
- Эта сумма меня не удовлетворяет, и это мое последнее слово. Если остальные джентльмены примут ваше предложение, я буду вынужден действовать самостоятельно.
Старик пристально посмотрел на него и ответил:
- Разумеется, сэр! Посмотрим, чего вы добьетесь.
Кредиторы встали с мест и собрались кучкой у противоположного конца стола; остались сидеть только Хейторп и мистер Вентнор. Старик выпятил нижнюю губу, так что волоски на подбородке встали точно щетина. "Ах ты, пес! - думал он. - Воображаешь, будто можешь поймать меня на чем-то. Ну, что ж, действуй!" Стряпчий встал и присоединился к остальным. Закрыв глаза, старый Хейторп сидел в полной неподвижности, зажав между зубами потухшую сигару. Мистер Браунби обернулся и, прочистив горло, сообщил ему принятое решение.
- Мистер Хейторп, если юристы и банкиры подтвердят ваше заявление, мы примем это предложение, faute de mieux {За неимением лучшего (франц.).} в расчете на то... - Но, встретив взгляд старика, в котором отчетливо читалось: "К черту твои расчеты!" - запинаясь докончил: - Может быть, вы будете так добры и предоставите нам полномочия, о которых говорили?
Старый Хейторп кивнул, и мистер Браунби, поклонившись, с прижатой к груди шляпой, двинулся к двери. Девять джентльменов последовали за ним. Мистер Вентнор, шедший позади, оглянулся. Но старик уже закрыл глаза.
Как только кредиторы ушли, Хейторп позвонил.
- Помогите мне встать, мистер Фарни. Сколько у этого Вентнора акций?
- Акций десять, я думаю, не больше.
- Угу! Который час?
- Четверть четвертого, сэр.
- Наймите мне такси.
Заехав в банк и к юристу, он еще раз втиснулся в автомобиль и приказал ехать на Миллисент-Виллас. Сидел полусонный и торжествующий, не замечая, как мчится автомобиль, как его трясет и подбрасывает. Итак, эти акулы не станут приставать к нему, пока он держится в правлениях, и ему будет каждый год еще перепадать сотня или побольше - деньги пригодятся для Розамунды и внуков. Сам он может прожить на четыре сотни, а то и на три с половиной, не поступаясь своей независимостью. Он не вынесет жизни в доме той святоши, если не будет в состоянии оплачивать свое содержание. Неплохо сегодня поработал! Лучше, чем за много-много месяцев.
Автомобиль остановился перед одной из вилл.
3
Есть комнаты, которые не выдают своих владельцев, а есть такие, которые, кажется, сразу же выбалтывают: "Вот они какие!" К последним принадлежала комната Розамунды Ларн. Она словно говорила всем и каждому, кто входил: "Что ей нравится? Смотрите сами - все яркое и веселое. Привычки? Она сидит здесь по утрам в халате, курит, пачкает все чернилами - поглядите, будьте добры, "а ковер. Обратите внимание на пианино: у него такой вид, точно его то и дело уносят и приносят вновь - в зависимости от состояния кошелька. Широкий диван с подушками всегда стоит на месте, и за акварели на стенах не приходится беспокоиться - они писаны хозяйкой. Вы заметили, что пахнет мимозой? Она любит цветы с сильным запахом. Конечно, никаких часов. Посмотрите на бюро. Она, очевидно, переворачивает все вверх дном, ища какую-нибудь пропажу, и ворчит: "Эллен, где то и где это? Опять ты прибирала здесь, несносная девчонка!" Киньте взгляд на груду рукописей, и вы поймете, что хозяйка имеет, по всей видимости, склонность к сочинительству, слова так и бегут у нее с кончика пера, и, как Шекспир, она никогда не зачеркивает написанного. Да, она провела электрический свет вместо этого ужасного газового, но не пытайтесь зажечь хоть одну лампу: за последние месяцы, разумеется, не уплачено, и оттого она пользуется керосиновой лампой - это можно угадать по закопченному потолку. А вот собачонка, которая не откликается на имя "Кармен", - это китайский спаньель, похожий на джина, с выпученными глазами и почти без носа; у этой Кармен такой вид, будто она понятия не имеет, что случится через секунду, и бедняжка права: ее то ласкают, то гонят прочь! Посмотрите, что стоит на подносе, довольно стареньком и неказистом (правда, не оловянном). И должна вам прямо сказать, что ни у одного миллионера на подносе, несмотря на все великолепие последнего, не стоит бутылка ликера".
Слуга доложил: "Мистер Эзоп" - и старый Хейторп вошел в эту комнату, что тянулась от передней до задней стены крошечного домика и сейчас гудела от шума: здесь Филлис играла на фортепьяно, мальчишка Джок на коврике перед камином время от времени неистово дудел в окарину, миссис Ларн болтала на диване с Бобом Пиллином, а тот бормотал из вежливости: "Да-да! Конечно! А как же иначе!" - и, выворачивая шею, украдкой поглядывал на Филлис. А на подоконнике, подальше от всего этого гомона, собачонка Кармен отупело вращала глазами.
Увидев посетителя, Джок извлек из окарины душераздирающий звук, метнулся за диван и, опершись подбородком о его спинку, выставил круглое, розовощекое, неподвижное личико, а Кармен попыталась вскарабкаться по шнуру на шторы.
Поддерживаемый сзади обнявшей его Филлис, старый Хейторп двинулся за благоухающей миссис Ларн к дивану. Диван был низкий, и когда он плюхнулся на него, Джок издал какой-то утробный стон. Боб Пиллин первым нарушил молчание.
- Как поживаете, сэр? Надеюсь, все уладилось?
Старый Хейторп кивнул. Взгляд его был устремлен на бутылку ликера, и миссис Ларн проворковала:
- Дорогой опекун, вы непременно должны отведать нашего нового ликера. Джок, скверный мальчишка, вылезай оттуда, принеси дедушке рюмку!
Джок приблизился к столу, взял рюмку и, посмотрев ее на свет, быстро наполнил.
- Ах ты, негодник! Ты же видишь, что из этой рюмки пили.
Ангельским голоском Джок ответил:
- Не сердись, мамочка. Я это сейчас сам выпью. - И, мгновенно вылив желтую жидкость себе в рот, достал другую, чистую рюмку.
Миссис Ларн рассмеялась:
- Ну что с ним поделаешь?
Громкий визг не дал старому Хейторпу ответить. Филлис, которая взяла было братца за ухо, чтобы вывести его за дверь, отпустила его и схватилась за укушенный палец. Боб Пиллин поспешил к ней, а миссис Ларн улыбнулась и, кивнув в сторону молодого человека, сказала:
- Видите, какие ужасные дети! А он симпатичный юноша. Нам он очень нравится.
Старик усмехнулся. Она уже лебезит перед этим щенком? Не сводя с него глаз, миссис Ларн проворковала:
- Опекун, вы такой же своенравный, как и Джок. Он весь в вас пошел. Только посмотрите на форму головы. Джок, подойди сюда!
Мальчик подошел с невинным видом и остановился перед матерью. Розовощекий, голубоглазый, с прелестным ртом - настоящий херувим. Вдруг он отчаянно задудел в окарину. Миссис Ларн размахнулась, чтобы дать ему пощечину, но он угадал ее намерение и ничком растянулся на полу.
- Вот как он себя ведет! Убирайся, негодный, мне нужно поговорить с опекуном.
Джок пополз прочь и уселся у стены, скрестив ноги и неподвижно глядя своими круглыми невинными глазами на старого Хейторпа. Миссис Ларн вздохнула.
- Дела все хуже и хуже. Ломаю голову, как бы перебиться эти три месяца. Вы не одолжили бы мне сотню фунтов под мой новый рассказ? В конце концов я наверняка получу за него пару сотен.
Старик покачал головой.
- Мне удалось кое-что сделать для вас и детей. Дня через два-три вас известят. Больше ни о чем не спрашивайте.
- Правда? Опекун, дорогой! - Взгляд ее остановился на Бобе Пиллине. Филлис снова села за фортепьяно, и он склонился над нею.
- Зачем вы пригрели этого олуха? Хотите, чтобы она попала в руки первому попавшемуся ничтожеству?
Миссис Ларн шепотом согласилась:
- Конечно, девочка еще слишком молода. Филлис, иди сюда, поговори с дедушкой!
Когда девушка уселась подле него на диване, он почувствовал, как в нем поднимается та волна нежности, которую может вызвать единственно близость юного существа.
- Ну, как ты ведешь себя? Пай-девочкой?
Она мотнула головой.
- Когда Джок не в школе, это невозможно. А у мамы нет денег, чтобы заплатить за его учение.
Услышав свое имя, мальчик опять начал дуть в трубу, но миссис Ларн выпроводила его из комнаты, и Филлис продолжала:
-- Вы даже представить себе не можете, до чего несносен этот мальчишка. Неужели папа был похож на него, опекун? Мама так таинственно говорит о папе. Вы, наверное, его хорошо знали?
Старый Хейторп невозмутимо ответил:
- Не очень.
- А кто был его отец? Я думаю, этого и мама не знает.
- Он был светским человеком в старые времена.
- В старые времена жилось очень весело, правда? Вы носили что-то вроде галифе и бакенбарды?
Хейторп кивнул.
- Как интересно! Вы, наверное, играли в карты, и у вас были всякие приключения с танцовщицами. Теперь молодые люди такие примерные. - Она посмотрела на Боба Пиллина. - Этот, например, воплощенная добродетель.
Старый Хейторп хмыкнул.
- Я не знала, какой он примерный, пока мы не проехали с ним через тоннель, - продолжала Филлис задумчиво. - Там его в темноте обняли за талию, а он сидел, не шелохнувшись. Когда же тоннель кончился, оказалось, что это Джок, а вовсе не я. Какое у него было лицо, если бы вы видели. Ха, ха! - Она откинула голову, открыв белую круглую шейку. Затем, придвинувшись поближе, прошептала:
- Он, конечно, любит изображать из себя настоящего мужчину. Обещал пригласить меня с мамой в театр, а потом ужинать. Вот забавно будет! Только мне не в чем ехать.
Старый Хейторп спросил:
- А что тебе нужно? Ирландский поплин, например?
От восторженного удивления она даже раскрыла рот.
- О опекун! Лучше белый шелк.
- Сколько ярдов тебе нужно на платье?
- Наверное, ярдов двенадцать. Мы сами сошьем. Какой ты милый!
Он услышал запах ее волос, ароматных, как душистое сено, она чмокнула его в нос, и в душе у него возникло такое же чувство, как и тогда, когда он смаковал первый в его жизни глоток вина. Этот дом - жалкое строение, ее матушка - кукла, братец - негодный сорванец, но ему было здесь так тепло, как никогда в том большом особняке, который принадлежал его жене, а теперь дочери-святоше. И он еще раз испытал удовольствие от мысли, что, злоупотребив доверием правления, сумел добыть деньги, и эти юные существа обрели какую-то почву под ногами в суровом, безжалостном мире. Филлис прошептала у него над ухом:
- Опекун, погляди. Он все время таращит на меня глаза. Точь-в-точь вареный кролик!
Боб Пиллин, вынужденный слушать болтовню миссис Ларн, повернув голову, неотрывно смотрел на девушку. Помешался парень, ясно! Было даже что-то трогательное во взгляде этих щенячьих глаз. Старый Хейторп подумал: "Ах ты, бродяга! Мне бы твои годы!" Как это несправедливо: тело дряхлое, немощное, а страсть к наслаждениям не стихает! Говорят, мужчине столько лет, сколько он сам в себе чувствует. Дурачье! Все зависит от того, как действуют руки и ноги! Внезапно он услышал, как Филлис словно всхлипнула, личико ее затуманилось, и, казалось, вот-вот на глазах выступят слезы. Соскочив с дивана, она подошла к окну, взяла на руки собачонку и зарылась лицом в коричневый с белым мех. Старый Хейторп думал: "Она отлично понимает, что хитрая мамаша использует ее как приманку". Филлис скоро вернулась; собачонка страшно вращала глазами и, отчаянно пытаясь вырваться, забралась, как кошка, к девушке на плечо, чтобы спрыгнуть на пол, но та крепко держала ее за лапу. Старый Хейторп вдруг спросил:
- Ты очень любишь мать?
- Ну, конечно, опекун. Я обожаю ее.
- Гм! Так вот, слушай меня. Когда достигнешь совершеннолетия и выйдешь замуж, ты будешь ежегодно получать тысячу двести фунтов. Не поддавайся ничьим уговорам, делай, как сама решишь. И помни: твоя мать-мотовка, деньги у нее как сквозь решето уходят. Береги свои деньги. Хотя это жалкие гроши, они очень тебе понадобятся, все до пенса пригодятся.
Филлис широко раскрыла глаза - он даже усомнился, поняла ли она, что он сказал.
- Ох, опекун, деньги - ужасная штука!
- Ужасно, когда их нет.
- Нет, и они ужасны. Если бы мы были, как птицы! Или вот каждый выставлял бы на ночь тарелку, а утром она у него была бы полна, и на весь день хватало бы.
Так он только раздразнит их! Ну, конечно, тот субъект, который кричал, что можно идти по домам, уже вскочил на ноги. Какую гадость он еще надумал?
- Мистер Уэстгейт требует полной ясности. Мне тоже не нравится это дело. Я никого ни в чем не обвиняю, но мне кажется, что за этим что-то кроется и акционеры должны обо всем знать. И не только это! Говоря по совести, мне отнюдь не доставляет удовольствия терпеть самоуправство человека, который - каков бы он ни был в прошлом - теперь совсем не находится в расцвете сил.
У секретаря перехватило дыхание: "Так я и знал! Этот скажет - ножом отрежет!"
Подле себя он снова услышал ворчание. Председатель побагровел, поджал губы, маленькие глазки его стали совсем синими.
- Помогите мне встать! - сказал он.
Секретарь помог ему подняться и затаил дыхание. Председатель выпил воды, и его голос, неожиданно громкий, разорвал зловещую тишину.
- Ни разу в жизни мне не приходилось выслушивать подобных оскорблений. На протяжении девятнадцати лет я отдавал все силы для вашего блага, леди и джентльмены, и вы знаете, каких успехов достигла наша Компания. Я самый старший по возрасту среди присутствующих здесь и смею надеяться, что мой опыт по части морских перевозок несколько богаче, чем у двоих джентльменов, которые выступали здесь. Леди и джентльмены, я делал все, что мог, и если говоривший последним джентльмен действительно думает то, что сказал, то вам решать, поддержите ли вы обвинение, задевающее мою честь, или нет. Эта операция вам выгодна. Успех всегда в движении, и лично я никогда не соглашусь коснеть в бездеятельности. Если вам угодно коснеть, поддержите этих джентльменов, и больше не о чем разговаривать. Повторяю: стоимость перевозок возрастет еще до конца года, покупка выгодна, более чем выгодна, я, во всяком случае, так считаю. Ваше право отвергнуть это предложение. В таком случае я подаю в отставку.
Председатель сел. Украдкой посмотрев на него, секретарь с воодушевлением подумал: "Браво! Кто бы мог поверить, что он сумеет так поднять голос как раз в нужный момент? И какой тонкий ход насчет чести! Удар наверняка, что и говорить! А все-таки дела могут принять иной оборот, если тот субъект в заднем ряду возьмет слово: у старика просто не хватит сил отразить второй удар. Кто это там? А, старик Эпплпай хочет что-то сказать. Ну, этот не подведет!"
- Я без колебаний заявляю, что являюсь старым другом председателя, многие из нас - старые его друзья, и потому мне, как, несомненно, и другим, больно было слышать эти незаслуженные оскорбления. Если он и стар годами, то ума и мужества у него больше, чем у молодого. Нам бы всем быть такими энергичными, как он. Мы обязаны поддержать председателя, да, да, обязаны! ("Слушайте, слушайте!")
Секретарь облегченно вздохнул: "Пронесло!" - и почувствовал какое-то непонятное волнение, когда председатель, точно деревянная игрушка, качнулся в поклоне в сторону старого Эпплпая, и тот тоже качнулся в ответ. Потом он заметил, что поднялся акционер, сидевший у двери. "Кто это? Знакомое лицо... А, Вентнор, стряпчий, один из кредиторов председателя! Они как раз сегодня собираются снова прийти к нему. Что-то будет!"
- Я не могу согласиться с предыдущим оратором: личные симпатии и антипатии не должны сказываться на нашем суждении в этом деле. Вопрос крайне прост: как оно отразится на наших карманах? Не скрою, я шел сюда с некоторыми опасениями, но поведение председателя рассеяло их. Я поддерживаю предложение правления.
Секретарь думал: "Все как будто верно, но он как-то странно говорит, очень странно".
После длительного молчания председатель объявил, не поднимаясь с места:
- Предлагаю утвердить отчет и счета. Кто "за", прошу голосовать обычным путем. Кто против? Принято.
Секретарь записал имена тех, кто голосовал против, - их было шестеро. Мистер Уэстгейт воздержался.
Четверть часа спустя секретарь стоял посреди быстро пустеющей комнаты и называл имена репортеру. Тот бесстрастно вопрошал:
- Так вы говорите, "Хейторп" пишется через "э"? Через "е"? Понятно. Он, видимо, очень стар. Благодарю вас. Вы позволите мне взять эти листки с речью? Гранки вам прислать? Так вы сказали: через "э"? Ах, да, "е", простите! До свидания!
Секретарь думал: "Что происходит с этими людьми? До сих пор не знать председателя!.."
2
По возвращении в контору Компании старый Хейторп сидел, покуривая сигару и жмурясь, как сытый кот. Он вспоминал одержанную победу, отсеивая своим старческим, но еще тонким и гибким умом ценное зерно от соломы недоверия. Уэстгейт не страшен: он вечно будет недоволен до тех пор, пока они не заткнут ему рот, предоставив место директора, но этого не случится, пока бразды правления в его руках! А у того субъекта, что сидел в заднем ряду, просто дурной характер. "За этим что-то кроется". Неужели подозревает чтонибудь? Да, кроется, ну и что? Они должны считать это удачей - получить за такую цену четыре судна, и все благодаря ему. Вызывало сомнения последнее выступление. Этот Вентнор, которому он должен деньги, - что-то странное проскальзывало в его тоне, как будто он хотел сказать: "Я чую недоброе". Ну что ж, через полчаса придут кредиторы, и все выяснится.
- Мистер Пиллин, сэр.
- Просите!
Вошел Джо Пиллин; его тощая фигура совершенно терялась в меховом пальто. Седеющие бакенбарды окаймляли худое, покрасневшее от мороза лицо: на улице шел снег.
- Как ты себя чувствуешь, Сильванес? Не страдаешь от этого холода?
- Мне жарко, как в печке. Снимай пальто, садись!
- Нет, боюсь простудиться. У тебя, наверное, огонь внутри. Итак, покупка утверждена?
Старый Хейторп кивнул. Скользя, как тень, Джо Пиллин подошел к двери и проверил, закрыта ли она. Потом возвратился к столу и тихо сказал:
- Ты знаешь, это большая жертва с моей стороны. Старый Хейторп улыбнулся.
- Ты подписал обязательство?
Джо Пиллин вытащил из кармана бумаги, осторожно развернул их и показал подпись:
- Не нравится мне все это. Но теперь уже ничего не отменишь.
Старый Хейторп ответил со смешком:
- Как не отменишь смерть.
Голос Джо Пиллина зазвенел дискантом:
- Мне страшно неприятно, когда что-нибудь нельзя вернуть. Ты взял меня на испуг, сыграл на моих слабых нервах.
Рассматривая подписи, старый Хейторп пробурчал:
- Скажи своему юристу, чтобы он ненадежнее припрятал эту бумагу. Он, должно быть, считает тебя донжуаном, Джо.
- Представь, что после моей смерти это станет известно жене!
- Ну, пилить тебя она уже не сможет, и тебе там в аду не станет жарче.
Джо Пиллин убрал документ под пальто и издал странный, всхлипывающий звук. Он не выносил, когда шутили такими вещами.
- Все вышло, как ты хотел, всегда получается потвоему. Но кто эта миссис Ларн? Я ведь должен это знать. Боб, кажется, видел ее в твоем доме. А ты говорил, что она не бывает там.
Старый Хейторп заговорил, смакуя каждое слово:
- Муж этой дамы был моим сыном от женщины, которую я любил до женитьбы. Ее дети - мои внуки. Ты помог обеспечить их. Это лучшее, что ты сделал в жизни.
- Н-не уверен. Мне не нужно было спрашивать. Теперь сомнения совсем одолеют меня. Как только передача будет закончена, я уеду за границу. Этот холод - смерть для меня. Ты бы дал мне рецепт, как не мерзнуть.
- Смени внутренности.
Джо Пиллин смотрел на своего друга с какой-то тоской.
- Хоть ты и сильный человек, долго тебе не протянуть, жизнь на ниточке висит.
- Ниточка еще крепкая, дорогой.
- Ну, прощай, Сильванес! Мне пора домой. Ты плохой утешитель!
Он надел шляпу и, потерявшись в своем меховом пальто, вышел в коридор. На лестнице ему встретился человек и сказал:
- Как поживаете, мистер Пиллин? Я знаком с вашим сыном. Были у председателя? Продажа, как я понимаю, утверждена. Надеюсь, мы не прогадаем, но вы, разумеется, думаете иначе?
Джо Пиллин внимательно посмотрел на собеседника из-под полей шляпы.
- Мистер Вентнор? Благодарю вас! Сегодня очень холодно, не правда ли?
И, сделав это осторожное замечание, он пошел вниз.
Оставшись один, старый Хейторп размышлял: "Ейбогу, дрожит, как осиновый лист! Такому жиань - сплошные неприятности! Он боится всего, прямо-таки сжился со страхом, бедняга!" Чувство подъема и легкости, которого он не знал вот уже много месяцев, наполнило ему грудь. Теперь те двое ребятишек избавлены от нужды!
Сейчас он разделается с проклятыми кредиторами и отправится навестить внуков. Имея двести фунтов в год, мальчишка поступит в армию - самое подходящее место для такого сорванца. Девчонку в любой момент можно сбыть с рук, но ей нет необходимости выскакивать замуж за первого попавшегося бездельника. Что до их мамаши, то пусть она сама заботится о себе: ей нужно иметь каждый год не меньше двух тысяч, чтобы распутываться с постоянными долгами. Но будьте покойны, она наглостью и лестью сумеет вывернуться из любой переделки! Следя за тем, как вился и пропадал дымок от сигары, он внезапно почувствовал, в каком напряжении находился последние шесть недель, как старательно гнал мысли о сегодняшнем общем собрании. Да, дела могли принять совсем иной оборот. Он хорошо знал расстановку сил в правлении и вне его и особенно тех, кому до смерти хотелось бы от него избавиться. А если бы ему пришлось уйти, другие две компании тоже дали бы ему отставку, и тогда плакало его жалованье, все до последнего пенса; он будет нищим, зависеть от дочки-святоши. А сейчас он безбедно протянет еще год, если сумеет отбиться от кредиторов-акул. На сей раз это окажется труднее, но ему везет, должно повезти и теперь. И, сделав глубокую затяжку, он позвонил.
- Зовите их сюда, мистер Фарни, и принесите мне, пожалуйста, чашку китайского чаю покрепче.
- Слушаю, сэр. Вы сами посмотрите оттиск газетного отчета или поручите это мне?
- Вам.
- Хорошо, сэр. Собрание прошло удачно, как вы считаете?
Старый Хейторп кивнул.
- И удивительно, как это в самый нужный момент к вам вернулся голос! Я уж опасался, что будет трудно убедить их. Вы, конечно, не могли не ответить на оскорбление. Нужно же додуматься до такой чудовищнон вещи! Мне хотелось стукнуть его.
Старый Хейторп кивнул опять и, глядя в красивые голубые глаза секретаря, повторил:
- Просите их.
Снова на минуту оставшись один, старый Хейторп подумал: "Как это поразило его! Если бы он только знал - пощады не жди".
Кредиторы - на этот раз их было десять - входили, кланяясь своему должнику, и явно недоумевали, какого дьявола они должны быть вежливы с человеком, который не хочет возвращать им деньги. Потом секретарь принес чай, и они ждали, пока председатель выпьет всю чашку. Руки у председателя дрожали, и потому операция эта требовала немалой ловкости. Сумеет ли он не расплескать чай себе на грудь и не поперхнуться? Тем, кто не знал председателя в частной жизни, показалось, что тут не обошлось без вмешательства сверхъестественных сил. Наконец он благополучно отставил чашку, неверными пальцами снял несколько желтых капелек с седого кустика на подбородке, зажег сигару и начал:
- Джентльмены, буду говорить без обиняков. Я могу предложить следующее: пока я жив и состою членом нескольких правлений, я ежегодно буду выплачивать вам тысячу четыреста фунтов и ни пенса больше. Если вы не можете согласиться на это, я буду вынужден объявить себя банкротом, и тогда вы получите около шести пенсов за фунт. За мои акции по рыночной цене можно получить около двух тысяч. Больше у меня ничего нет. Дом, в котором я живу, и все, что есть в нем, за исключением одежды, вина и сигар, принадлежит моей дочери, согласно дарственной записи, сделанной пятнадцать лет назад. Вы можете получить полную информацию у моих юристов и банкиров. Таково в двух словах положение вещей.
Несмотря на то, что все десять джентльменов были опытны в делах, они с трудом скрывали свое изумление. Человек, который так много задолжал, скажет, естественно, что у него ничего нет, но решится ли он ссылаться на юристов и банкиров, если это неправда? Мистер Вентнор спросил:
- Вы позволите нам ознакомиться с вашими банковскими книжками?
- Нет, но я уполномочу своих банкиров представить вам справку о моих доходах за последние пять лет или больше, если угодно.
Кредиторы были умышленно рассажены вокруг большого стола, за которым собирались члены правления, - и этот стратегический ход лишил их возможности свободно, не опасаясь быть подслушанными, обменяться мнениями. Наклоняясь поочередно друг к другу, они переговаривались тихими голосами, и наконец мистер Браунби выразил общее мнение:
- Мистер Хейторп, мы полагаем, что при ваших дивидендах и жалованье вы можете выделить большую сумму. Вы должны выплачивать нам тысячу шестьсот фунтов ежегодно. Вы понимаете, что эта перспектива не из блестящих. Но мы все-таки надеемся, что вы проживете еще несколько лет. Мы исчисляем ваши доходы в две тысячи фунтов.
Старый Хейторп покачал головой.
- Тысяча девятьсот тридцать фунтов в хороший год. А я должен есть и пить, должен держать слугу, чтобы ухаживал за мной, - я немного сдал. Меньше, чем пятью сотнями, не обойтись, значит, тысяча четыреста фунтов это все, что я могу вам предложить, джентльмены. На две сотни больше, чем прежде. Это мое последнее слово.
Молчание нарушил мистер Вентнор.
- Эта сумма меня не удовлетворяет, и это мое последнее слово. Если остальные джентльмены примут ваше предложение, я буду вынужден действовать самостоятельно.
Старик пристально посмотрел на него и ответил:
- Разумеется, сэр! Посмотрим, чего вы добьетесь.
Кредиторы встали с мест и собрались кучкой у противоположного конца стола; остались сидеть только Хейторп и мистер Вентнор. Старик выпятил нижнюю губу, так что волоски на подбородке встали точно щетина. "Ах ты, пес! - думал он. - Воображаешь, будто можешь поймать меня на чем-то. Ну, что ж, действуй!" Стряпчий встал и присоединился к остальным. Закрыв глаза, старый Хейторп сидел в полной неподвижности, зажав между зубами потухшую сигару. Мистер Браунби обернулся и, прочистив горло, сообщил ему принятое решение.
- Мистер Хейторп, если юристы и банкиры подтвердят ваше заявление, мы примем это предложение, faute de mieux {За неимением лучшего (франц.).} в расчете на то... - Но, встретив взгляд старика, в котором отчетливо читалось: "К черту твои расчеты!" - запинаясь докончил: - Может быть, вы будете так добры и предоставите нам полномочия, о которых говорили?
Старый Хейторп кивнул, и мистер Браунби, поклонившись, с прижатой к груди шляпой, двинулся к двери. Девять джентльменов последовали за ним. Мистер Вентнор, шедший позади, оглянулся. Но старик уже закрыл глаза.
Как только кредиторы ушли, Хейторп позвонил.
- Помогите мне встать, мистер Фарни. Сколько у этого Вентнора акций?
- Акций десять, я думаю, не больше.
- Угу! Который час?
- Четверть четвертого, сэр.
- Наймите мне такси.
Заехав в банк и к юристу, он еще раз втиснулся в автомобиль и приказал ехать на Миллисент-Виллас. Сидел полусонный и торжествующий, не замечая, как мчится автомобиль, как его трясет и подбрасывает. Итак, эти акулы не станут приставать к нему, пока он держится в правлениях, и ему будет каждый год еще перепадать сотня или побольше - деньги пригодятся для Розамунды и внуков. Сам он может прожить на четыре сотни, а то и на три с половиной, не поступаясь своей независимостью. Он не вынесет жизни в доме той святоши, если не будет в состоянии оплачивать свое содержание. Неплохо сегодня поработал! Лучше, чем за много-много месяцев.
Автомобиль остановился перед одной из вилл.
3
Есть комнаты, которые не выдают своих владельцев, а есть такие, которые, кажется, сразу же выбалтывают: "Вот они какие!" К последним принадлежала комната Розамунды Ларн. Она словно говорила всем и каждому, кто входил: "Что ей нравится? Смотрите сами - все яркое и веселое. Привычки? Она сидит здесь по утрам в халате, курит, пачкает все чернилами - поглядите, будьте добры, "а ковер. Обратите внимание на пианино: у него такой вид, точно его то и дело уносят и приносят вновь - в зависимости от состояния кошелька. Широкий диван с подушками всегда стоит на месте, и за акварели на стенах не приходится беспокоиться - они писаны хозяйкой. Вы заметили, что пахнет мимозой? Она любит цветы с сильным запахом. Конечно, никаких часов. Посмотрите на бюро. Она, очевидно, переворачивает все вверх дном, ища какую-нибудь пропажу, и ворчит: "Эллен, где то и где это? Опять ты прибирала здесь, несносная девчонка!" Киньте взгляд на груду рукописей, и вы поймете, что хозяйка имеет, по всей видимости, склонность к сочинительству, слова так и бегут у нее с кончика пера, и, как Шекспир, она никогда не зачеркивает написанного. Да, она провела электрический свет вместо этого ужасного газового, но не пытайтесь зажечь хоть одну лампу: за последние месяцы, разумеется, не уплачено, и оттого она пользуется керосиновой лампой - это можно угадать по закопченному потолку. А вот собачонка, которая не откликается на имя "Кармен", - это китайский спаньель, похожий на джина, с выпученными глазами и почти без носа; у этой Кармен такой вид, будто она понятия не имеет, что случится через секунду, и бедняжка права: ее то ласкают, то гонят прочь! Посмотрите, что стоит на подносе, довольно стареньком и неказистом (правда, не оловянном). И должна вам прямо сказать, что ни у одного миллионера на подносе, несмотря на все великолепие последнего, не стоит бутылка ликера".
Слуга доложил: "Мистер Эзоп" - и старый Хейторп вошел в эту комнату, что тянулась от передней до задней стены крошечного домика и сейчас гудела от шума: здесь Филлис играла на фортепьяно, мальчишка Джок на коврике перед камином время от времени неистово дудел в окарину, миссис Ларн болтала на диване с Бобом Пиллином, а тот бормотал из вежливости: "Да-да! Конечно! А как же иначе!" - и, выворачивая шею, украдкой поглядывал на Филлис. А на подоконнике, подальше от всего этого гомона, собачонка Кармен отупело вращала глазами.
Увидев посетителя, Джок извлек из окарины душераздирающий звук, метнулся за диван и, опершись подбородком о его спинку, выставил круглое, розовощекое, неподвижное личико, а Кармен попыталась вскарабкаться по шнуру на шторы.
Поддерживаемый сзади обнявшей его Филлис, старый Хейторп двинулся за благоухающей миссис Ларн к дивану. Диван был низкий, и когда он плюхнулся на него, Джок издал какой-то утробный стон. Боб Пиллин первым нарушил молчание.
- Как поживаете, сэр? Надеюсь, все уладилось?
Старый Хейторп кивнул. Взгляд его был устремлен на бутылку ликера, и миссис Ларн проворковала:
- Дорогой опекун, вы непременно должны отведать нашего нового ликера. Джок, скверный мальчишка, вылезай оттуда, принеси дедушке рюмку!
Джок приблизился к столу, взял рюмку и, посмотрев ее на свет, быстро наполнил.
- Ах ты, негодник! Ты же видишь, что из этой рюмки пили.
Ангельским голоском Джок ответил:
- Не сердись, мамочка. Я это сейчас сам выпью. - И, мгновенно вылив желтую жидкость себе в рот, достал другую, чистую рюмку.
Миссис Ларн рассмеялась:
- Ну что с ним поделаешь?
Громкий визг не дал старому Хейторпу ответить. Филлис, которая взяла было братца за ухо, чтобы вывести его за дверь, отпустила его и схватилась за укушенный палец. Боб Пиллин поспешил к ней, а миссис Ларн улыбнулась и, кивнув в сторону молодого человека, сказала:
- Видите, какие ужасные дети! А он симпатичный юноша. Нам он очень нравится.
Старик усмехнулся. Она уже лебезит перед этим щенком? Не сводя с него глаз, миссис Ларн проворковала:
- Опекун, вы такой же своенравный, как и Джок. Он весь в вас пошел. Только посмотрите на форму головы. Джок, подойди сюда!
Мальчик подошел с невинным видом и остановился перед матерью. Розовощекий, голубоглазый, с прелестным ртом - настоящий херувим. Вдруг он отчаянно задудел в окарину. Миссис Ларн размахнулась, чтобы дать ему пощечину, но он угадал ее намерение и ничком растянулся на полу.
- Вот как он себя ведет! Убирайся, негодный, мне нужно поговорить с опекуном.
Джок пополз прочь и уселся у стены, скрестив ноги и неподвижно глядя своими круглыми невинными глазами на старого Хейторпа. Миссис Ларн вздохнула.
- Дела все хуже и хуже. Ломаю голову, как бы перебиться эти три месяца. Вы не одолжили бы мне сотню фунтов под мой новый рассказ? В конце концов я наверняка получу за него пару сотен.
Старик покачал головой.
- Мне удалось кое-что сделать для вас и детей. Дня через два-три вас известят. Больше ни о чем не спрашивайте.
- Правда? Опекун, дорогой! - Взгляд ее остановился на Бобе Пиллине. Филлис снова села за фортепьяно, и он склонился над нею.
- Зачем вы пригрели этого олуха? Хотите, чтобы она попала в руки первому попавшемуся ничтожеству?
Миссис Ларн шепотом согласилась:
- Конечно, девочка еще слишком молода. Филлис, иди сюда, поговори с дедушкой!
Когда девушка уселась подле него на диване, он почувствовал, как в нем поднимается та волна нежности, которую может вызвать единственно близость юного существа.
- Ну, как ты ведешь себя? Пай-девочкой?
Она мотнула головой.
- Когда Джок не в школе, это невозможно. А у мамы нет денег, чтобы заплатить за его учение.
Услышав свое имя, мальчик опять начал дуть в трубу, но миссис Ларн выпроводила его из комнаты, и Филлис продолжала:
-- Вы даже представить себе не можете, до чего несносен этот мальчишка. Неужели папа был похож на него, опекун? Мама так таинственно говорит о папе. Вы, наверное, его хорошо знали?
Старый Хейторп невозмутимо ответил:
- Не очень.
- А кто был его отец? Я думаю, этого и мама не знает.
- Он был светским человеком в старые времена.
- В старые времена жилось очень весело, правда? Вы носили что-то вроде галифе и бакенбарды?
Хейторп кивнул.
- Как интересно! Вы, наверное, играли в карты, и у вас были всякие приключения с танцовщицами. Теперь молодые люди такие примерные. - Она посмотрела на Боба Пиллина. - Этот, например, воплощенная добродетель.
Старый Хейторп хмыкнул.
- Я не знала, какой он примерный, пока мы не проехали с ним через тоннель, - продолжала Филлис задумчиво. - Там его в темноте обняли за талию, а он сидел, не шелохнувшись. Когда же тоннель кончился, оказалось, что это Джок, а вовсе не я. Какое у него было лицо, если бы вы видели. Ха, ха! - Она откинула голову, открыв белую круглую шейку. Затем, придвинувшись поближе, прошептала:
- Он, конечно, любит изображать из себя настоящего мужчину. Обещал пригласить меня с мамой в театр, а потом ужинать. Вот забавно будет! Только мне не в чем ехать.
Старый Хейторп спросил:
- А что тебе нужно? Ирландский поплин, например?
От восторженного удивления она даже раскрыла рот.
- О опекун! Лучше белый шелк.
- Сколько ярдов тебе нужно на платье?
- Наверное, ярдов двенадцать. Мы сами сошьем. Какой ты милый!
Он услышал запах ее волос, ароматных, как душистое сено, она чмокнула его в нос, и в душе у него возникло такое же чувство, как и тогда, когда он смаковал первый в его жизни глоток вина. Этот дом - жалкое строение, ее матушка - кукла, братец - негодный сорванец, но ему было здесь так тепло, как никогда в том большом особняке, который принадлежал его жене, а теперь дочери-святоше. И он еще раз испытал удовольствие от мысли, что, злоупотребив доверием правления, сумел добыть деньги, и эти юные существа обрели какую-то почву под ногами в суровом, безжалостном мире. Филлис прошептала у него над ухом:
- Опекун, погляди. Он все время таращит на меня глаза. Точь-в-точь вареный кролик!
Боб Пиллин, вынужденный слушать болтовню миссис Ларн, повернув голову, неотрывно смотрел на девушку. Помешался парень, ясно! Было даже что-то трогательное во взгляде этих щенячьих глаз. Старый Хейторп подумал: "Ах ты, бродяга! Мне бы твои годы!" Как это несправедливо: тело дряхлое, немощное, а страсть к наслаждениям не стихает! Говорят, мужчине столько лет, сколько он сам в себе чувствует. Дурачье! Все зависит от того, как действуют руки и ноги! Внезапно он услышал, как Филлис словно всхлипнула, личико ее затуманилось, и, казалось, вот-вот на глазах выступят слезы. Соскочив с дивана, она подошла к окну, взяла на руки собачонку и зарылась лицом в коричневый с белым мех. Старый Хейторп думал: "Она отлично понимает, что хитрая мамаша использует ее как приманку". Филлис скоро вернулась; собачонка страшно вращала глазами и, отчаянно пытаясь вырваться, забралась, как кошка, к девушке на плечо, чтобы спрыгнуть на пол, но та крепко держала ее за лапу. Старый Хейторп вдруг спросил:
- Ты очень любишь мать?
- Ну, конечно, опекун. Я обожаю ее.
- Гм! Так вот, слушай меня. Когда достигнешь совершеннолетия и выйдешь замуж, ты будешь ежегодно получать тысячу двести фунтов. Не поддавайся ничьим уговорам, делай, как сама решишь. И помни: твоя мать-мотовка, деньги у нее как сквозь решето уходят. Береги свои деньги. Хотя это жалкие гроши, они очень тебе понадобятся, все до пенса пригодятся.
Филлис широко раскрыла глаза - он даже усомнился, поняла ли она, что он сказал.
- Ох, опекун, деньги - ужасная штука!
- Ужасно, когда их нет.
- Нет, и они ужасны. Если бы мы были, как птицы! Или вот каждый выставлял бы на ночь тарелку, а утром она у него была бы полна, и на весь день хватало бы.