Страница:
Из двора они выбрались через проходной подъезд, очутившись на удивительно красивой набережной узкой речки. Вроде бы это была Карповка, но Илона не стала бы этого утверждать. Петроградскую сторону она почти не знала (и не только ее). То есть она бывала, конечно, в этом районе, но всегда с какой-нибудь шумной компанией, направляясь то в ресторан, то к кому-нибудь в гости, и ей бы в голову не пришло просто бродить здесь по улицам и набережным, а уж тем более забираться в проходные дворы. Ей это было просто ни к чему?
Немного пройдя по набережной, они с Толяном очутились перед огромным серым зданием и, нырнув в очередную арку, вошли в просторный мощеный двор, в центре которого росло несколько высоких старых деревьев; под деревьями красовался аккуратно подстриженный газон, окруженный низенькой ажурной оградой, и все это великолепие освещали два фонаря под старину на витых чугунных столбиках, установленных в самой глубине дворового пространства. Илона сразу же обратила внимание на то, что часть окон на верхних этажах (и с наружного фасада, и со двора) Сверкала белыми пластиковыми рамами. Значит, не бедные люди живут в этих квартирах. Такие окошки стоят кучу денег.
В ближайшем к арке, самом темном углу двора притулился маленький мусорный контейнер — новенький, сверкающий коричневой краской. Илона ужаснулась. Она только в этот момент поняла, что задумал Толян. Они не просто так вырядились под бомжей. Им и в самом деле предстояло рыться в мусоре, как голодным пьяным бродягам! Черт бы его побрал, идиотского «принца», хоть бы предупредил, она бы резиновые перчатки надела! И нос ватой заткнула! Там же воняет!
— Вперед, боевая подруга! — весело сказал Толян. — Пора приниматься за активный поиск приключений.
— Ты что это имеешь в виду? — подозрительно спросила Илона. — Это ты про мусор?
— Мусор — всего лишь маскировка, и ты сама прекрасно это понимаешь, — Толян. — вот скоро приедет один симпатяга на шестисотом «мерсе», и ты уж постарайся на секундочку привлечь его внимание.
Илоне вдруг стало по-настоящему страшно. Симпатяга может ведь и почуять, что бомжи не настоящие, а кроме того, он может оказаться и не один…
— Он будет один, — как будто прочитал ее мысли Нерадов. — У него в этом доме особый интерес. Нежные чувства.
— И как я должна это сделать? — язвительно поинтересовалась Илона. — Или ты всерьез думаешь, что мужик с «мерседесом» обратит внимание на помойную побирушку? Мне что, юбку задрать, показать ему ножку в рваных толстых колготках?
— Он скорее всего будет с букетом цветов, — сказал Толян. — Вот и брось пару слов по этому поводу. Но говори так, будто ты пьяна в стельку.
— А если он без цветов явится?
— Говори что попало, лишь бы он на тебя посмотрел и чуть-чуть расслабился. Этого будет достаточно.
Толян поднял крышку мусорного контейнера и показал Илоне, с какой стороны ей встать. Сам он занял позицию напротив жены, причем предварительно наполовину расстегнул свою сумку, не снимая ее с плеча. Илона только теперь вспомнила о том, что обнаружила давным-давно в бабушкином комоде: о пистолете и обрезе. «Ох, только не это, — подумала она, — неужели тут стрельба начнется? А если у мужика тоже есть оружие и он пустит его в ход? Так ведь и убить могут сдуру! Надо будет сразу падать на землю и прятаться за мусорный контейнер, он все-таки железный…»
Но, несмотря на страх, ее охватило странное чувство радостного возбуждения. Кровь помчалась по венам с бешеной скоростью, щеки запылали, мысли кружились легко и весело, Илоне казалось, что сейчас она способна взлететь, как воздушный шарик, и повиснуть над темными кронами деревьев, оглядывая из поднебесья скучный мир, вдруг повернувшийся к ней совершенно неожиданной стороной. Ну же, ну… Где этот тип? Сейчас мы его! Получит по заслугам, чтоб не зарывался! Ну, где он?..
Наконец во двор бесшумно вкатил сверкающий автомобиль и, аккуратно объехав газон, остановился у ближайшего к помойке подъезда. Илона, до сих пор делавшая вид, будто что-то ищет в мусоре, выпрямилась и перехватила косой взгляд Толяна, повернувшегося к «мерседесу» спиной и запустившего руки в контейнер. Толян кивнул, и Илона, свесив голову набок и прищурив глаза, хрипло крикнула:
— Эй, красавчик, подари цветочек на память!
Крепкий парень лет двадцати семи восьми с виду, выскочивший из автомобиля с огромным букетом роз в руках, вздрогнул и оглянулся. Но, увидев всего лишь тетку неопределенного возраста, вынырнувшую из помойки, и ярко-желтую спину ее приятеля, усмехнулся и, захлопывая дверцу машины, сказал:
— Твои цветочки уже отцвели, красавица.
Он обошел машину и шагнул к подъезду, но в это мгновение на его пути встал Толян, одним прыжком преодолевший разделявшее их расстояние. Илона ничего не успела ни рассмотреть, ни понять — просто парень вдруг охнул и медленно опустился на гладкие булыжники, выронив роскошные розы, и они мягко легли рядом с ним, коротко прошуршав серебристой оберткой. Толян быстро наклонился, но что он делал — Илоне не было видно, желтая куртка загородила обзор. В следующую секунду Толян уже был около машины, открыл переднюю дверцу со стороны пассажира, что-то взял из «мерса», сунул в свою сумку и, схватив Илону за руку, бросился бежать.
Нет, Илона ничуть не жалела того крепкого, здорового парня. Наоборот, она злорадствовала, она веселилась. Получил, придурок? Получил! И по заслугам! И нисколько она не сочувствовала девушке, напрасно ждавшей своего приятеля. В конце концов, что с ним случилось? Отлежится — приползет, так даже интереснее, у подруги будет повод проявить свою нежную любовь и заботу, когда еще такой шанс выпадет? Но ей было жаль пропавшие розы. Вряд ли парень, очнувшись, станет их подбирать. Завянут на холодных голых булыжниках, а утром их поднимет полусонный злой дворник и бросит в тот самый мусорник, возле которого совсем недавно топтались Илона и Толян, старательно изображая из себя бомжей… Цветы-то чем провинились?
А они с Толяном теперь ехали домой, но уже в другой машине, и не Толян сидел за рулем, а молчаливый серьезный дядька в черной дорогой рубашке и черных же брюках… Илона попыталась рассмотреть его лицо в зеркальце заднего вида, но было слишком темно, да и дядька проявил столь откровенное недовольство ее попыткой, что Илона тут же отвернулась и прижалась носом к стеклу.
Все молчали. Толян закрыл глаза и вроде бы даже задремал. Илона бездумно следила взглядом за убегающими назад огнями — фары автомашин, уличные фонари, освещенные окна домов… А вот и Садовая. Скоро они с Толяном будут дома.
Серьезный дядька остановил машину довольно далеко от их улицы, на полпути между площадью Тургенева и площадью Репина. Толян подтолкнул Илону, приказывая ей выйти, и она послушно выбралась в прохладную ночь и сладко, с силой, потянулась, отойдя на шаг от машины. Ей одновременно хотелось и спать, и есть, и напиться, и завизжать… Ее переполняли противоречивые чувства, но главным из них все-таки был восторг от содеянного. В голове назойливо звучали слова давно слышанного разудалого романса:
Эх ты, жизнь, моя жизнь…
Сердцем к сердцу прижмись!
На тебе греха не будет,
А меня пусть люди судят,
Меня Бог простит…
Наконец-то она живет, прекратилось пустое существование, исчезла скука, ей весело! Бей проклятых буржуев!
Толян вышел из машины, захлопнув дверцу, и автомобиль тут же сорвался с места и исчез за ближайшим поворотом. Илона повернулась к Нерадову, ее глаза сияли.
— Толик, мне жаль те розы! — воскликнула она. — Они завянут!
Нерадов расхохотался.
— Ну ты даешь, подруга! — сквозь смех выговорил он. — А того типа тебе не жалко?
— Да ну его! — отмахнулась Илона. — Подумаешь, шишку на лбу заработал! Ему только на пользу.
Толян бросил на нее короткий взгляд, но ничего не сказал, а просто крепко взял под руку и повел домой. Илоне хотелось прыгать и петь, и Нерадов, понявший ее настроение, вдруг сказал:
— Вон там магазинчик «Двадцать четыре часа». Зайдем?
— Зайдем! — заорала Илона, сорвав с головы цветастый бабушкин платок и размахивая им, как флагом. — Зайдем! Но я хочу цветов! Найди мне цветы, сейчас же!
— Ладно, — согласно кивнул Толян. — Будут тебе цветы. Большая корзина. Самая большая.
Они зашли в магазин, и хмурый сонный продавец при виде Нерадова мгновенно взбодрился, совершенно не обратив внимания на странный наряд самого Толяна и его дамы. Илона с первого взгляда поняла, что Толяну не раз случалось бывать здесь. По каким поводам — не уточнять. Меньше знаешь — крепче спишь.
Толян коротко перечислил, что им нужно, распорядился, чтобы доставили на дом в течение получаса, и добавил:
— И еще — большую корзину белых роз и лилий. Не подведи.
Продавец молча кивнул, быстро пересчитал полученные деньги и взялся за телефон. Илона с Толяном пошли дальше.
— Как мне все это нравится! — воскликнула Илона. — Как мне нравится, что ты такой сильный и властный! Ты все можешь, ну абсолютно все! Ты — как король, и все люди — твои покорные подданные!
— Глупости, детка, — поумерил ее восторги Толян. — Я простой исполнитель. Идеи принадлежат другим.
— Исполнитель? — От удивления Илона даже остановилась, но Толян повлек ее дальше. — Ты — исполнитель?!
— А ты разве до сих пор не поняла? — насмешливо произнес Нерадов. — Ты что, не обратила внимания на те машины, которые нас с тобой ждали? Детка, любое серьезное дело требует хорошей организации! Но тебя это не должно волновать. Ты просто всегда рядом со мной, ты моя боевая подруга, так? Согласна?
— Согласна, — прошептала Илона, несколько разочарованная. Она бы предпочла видеть Толяна в роли руководителя, мозгового центра, идейного наставника и вдохновителя тайных акций, направленных на очистку мира от грязи и подлости… Ну, неважно. Она еще подумает об этом. Потом.
Они подошли к своему подъезду как раз в тот момент, когда к нему же подрулил новенький «пикап». Шофер тоже знал Толяна, так что, выскочив из кабины, спросил:
— Нести? Или подождать чуток?
— А цветы? — вместо ответа спросил Нерадов. — Привез, — кивнул шофер. — Ну, через пять минут тащи все сразу. Илона улыбнулась. Какой он умница, этот Толян! Конечно, все должно быть сделано по правилам. Цветы и все прочее должны доставить, когда хозяева уже войдут в квартиру. Нельзя совать даме корзину роз вот так, в ночной тьме, перед подъездом, чтобы она потом сама тащила цветы наверх… Ах, какой он умница! Как она счастлива!..
Они веселились до утра, поскольку Нёрадов заявил, что завтра у него дополнительный выходной. Но от ответа на вопросы Илоны о его ежедневных занятиях, о его так называемой службе уходил весьма ловко, отшучивался, лез целоваться… В конце концов Илоне в очередной раз надоело добиваться правды, тем более что не очень-то ее эта самая правда жизни интересовала. К тому же Толян жестом фокусника выбросил на постель ровнехонько шесть тысяч долларов сотенными купюрами, и Илона завизжала от восторга.
— Это наш с тобой сегодняшний заработок, — усмехнулся Толян, глядя на разрумянившуюся жену. — Нравится?
— Еще как! — пропищала уже основательно набравшаяся Илона. — А главное — все прошло тихо и спокойно! Я вообще-то боялась, что там стрельба начнется.
— Зачем? — удивился Толян. — Стрельба — это последняя глупость в делах подобного рода. Разбудили бы весь дом, кто-нибудь мог сгоряча и милицию вызвать, к чему все это?
— Ой… — вдруг спохватилась Илона. — Толик, миленький, а если там все-таки кто-то не спал? Вдруг нас видели?
— Ну и что? — пожал плечами Нерадов, протягивая Илоне очередной фужер с шампанским. — Что, собственно, они могли увидеть в темном дворе? Твой цветастый платок. Мою шляпу. Желтую куртку. Вот и все.
И в самом деле, вспомнила Илона, она ведь не раз читала об этом… Если некое событие происходит слишком быстро, люди со стороны замечают только какую-нибудь бросающуюся в глаза деталь, и все. Конечно же Толян именно поэтому надел такую яркую, заметную куртку. Преступники часто прибегают…
Преступники… Снова всплыло в сознании это проклятое слово. Не благородные борцы за справедливость, не Робин Гуды, не защитники обездоленных, нет. Обычные преступники. «Черт побери, — сердито подумала Илона, — я совсем не хочу быть преступницей! Я просто хочу каждый день пить шампанское и есть копченую семгу и черную икру. Кататься на удобных и надежных дорогих машинах. Отдыхать на Кипре. Бродить по Парижу. Любоваться свежими розами. Что тут плохого? Все этого хотят!»
Она выпила еще немножко шампанского, потом еще немножко… И снова забыла обо всем, что время от времени тревожило ее, что изредка (но только изредка) беспокоило ее совесть…
Глава 10
Глава 11
Немного пройдя по набережной, они с Толяном очутились перед огромным серым зданием и, нырнув в очередную арку, вошли в просторный мощеный двор, в центре которого росло несколько высоких старых деревьев; под деревьями красовался аккуратно подстриженный газон, окруженный низенькой ажурной оградой, и все это великолепие освещали два фонаря под старину на витых чугунных столбиках, установленных в самой глубине дворового пространства. Илона сразу же обратила внимание на то, что часть окон на верхних этажах (и с наружного фасада, и со двора) Сверкала белыми пластиковыми рамами. Значит, не бедные люди живут в этих квартирах. Такие окошки стоят кучу денег.
В ближайшем к арке, самом темном углу двора притулился маленький мусорный контейнер — новенький, сверкающий коричневой краской. Илона ужаснулась. Она только в этот момент поняла, что задумал Толян. Они не просто так вырядились под бомжей. Им и в самом деле предстояло рыться в мусоре, как голодным пьяным бродягам! Черт бы его побрал, идиотского «принца», хоть бы предупредил, она бы резиновые перчатки надела! И нос ватой заткнула! Там же воняет!
— Вперед, боевая подруга! — весело сказал Толян. — Пора приниматься за активный поиск приключений.
— Ты что это имеешь в виду? — подозрительно спросила Илона. — Это ты про мусор?
— Мусор — всего лишь маскировка, и ты сама прекрасно это понимаешь, — Толян. — вот скоро приедет один симпатяга на шестисотом «мерсе», и ты уж постарайся на секундочку привлечь его внимание.
Илоне вдруг стало по-настоящему страшно. Симпатяга может ведь и почуять, что бомжи не настоящие, а кроме того, он может оказаться и не один…
— Он будет один, — как будто прочитал ее мысли Нерадов. — У него в этом доме особый интерес. Нежные чувства.
— И как я должна это сделать? — язвительно поинтересовалась Илона. — Или ты всерьез думаешь, что мужик с «мерседесом» обратит внимание на помойную побирушку? Мне что, юбку задрать, показать ему ножку в рваных толстых колготках?
— Он скорее всего будет с букетом цветов, — сказал Толян. — Вот и брось пару слов по этому поводу. Но говори так, будто ты пьяна в стельку.
— А если он без цветов явится?
— Говори что попало, лишь бы он на тебя посмотрел и чуть-чуть расслабился. Этого будет достаточно.
Толян поднял крышку мусорного контейнера и показал Илоне, с какой стороны ей встать. Сам он занял позицию напротив жены, причем предварительно наполовину расстегнул свою сумку, не снимая ее с плеча. Илона только теперь вспомнила о том, что обнаружила давным-давно в бабушкином комоде: о пистолете и обрезе. «Ох, только не это, — подумала она, — неужели тут стрельба начнется? А если у мужика тоже есть оружие и он пустит его в ход? Так ведь и убить могут сдуру! Надо будет сразу падать на землю и прятаться за мусорный контейнер, он все-таки железный…»
Но, несмотря на страх, ее охватило странное чувство радостного возбуждения. Кровь помчалась по венам с бешеной скоростью, щеки запылали, мысли кружились легко и весело, Илоне казалось, что сейчас она способна взлететь, как воздушный шарик, и повиснуть над темными кронами деревьев, оглядывая из поднебесья скучный мир, вдруг повернувшийся к ней совершенно неожиданной стороной. Ну же, ну… Где этот тип? Сейчас мы его! Получит по заслугам, чтоб не зарывался! Ну, где он?..
Наконец во двор бесшумно вкатил сверкающий автомобиль и, аккуратно объехав газон, остановился у ближайшего к помойке подъезда. Илона, до сих пор делавшая вид, будто что-то ищет в мусоре, выпрямилась и перехватила косой взгляд Толяна, повернувшегося к «мерседесу» спиной и запустившего руки в контейнер. Толян кивнул, и Илона, свесив голову набок и прищурив глаза, хрипло крикнула:
— Эй, красавчик, подари цветочек на память!
Крепкий парень лет двадцати семи восьми с виду, выскочивший из автомобиля с огромным букетом роз в руках, вздрогнул и оглянулся. Но, увидев всего лишь тетку неопределенного возраста, вынырнувшую из помойки, и ярко-желтую спину ее приятеля, усмехнулся и, захлопывая дверцу машины, сказал:
— Твои цветочки уже отцвели, красавица.
Он обошел машину и шагнул к подъезду, но в это мгновение на его пути встал Толян, одним прыжком преодолевший разделявшее их расстояние. Илона ничего не успела ни рассмотреть, ни понять — просто парень вдруг охнул и медленно опустился на гладкие булыжники, выронив роскошные розы, и они мягко легли рядом с ним, коротко прошуршав серебристой оберткой. Толян быстро наклонился, но что он делал — Илоне не было видно, желтая куртка загородила обзор. В следующую секунду Толян уже был около машины, открыл переднюю дверцу со стороны пассажира, что-то взял из «мерса», сунул в свою сумку и, схватив Илону за руку, бросился бежать.
Нет, Илона ничуть не жалела того крепкого, здорового парня. Наоборот, она злорадствовала, она веселилась. Получил, придурок? Получил! И по заслугам! И нисколько она не сочувствовала девушке, напрасно ждавшей своего приятеля. В конце концов, что с ним случилось? Отлежится — приползет, так даже интереснее, у подруги будет повод проявить свою нежную любовь и заботу, когда еще такой шанс выпадет? Но ей было жаль пропавшие розы. Вряд ли парень, очнувшись, станет их подбирать. Завянут на холодных голых булыжниках, а утром их поднимет полусонный злой дворник и бросит в тот самый мусорник, возле которого совсем недавно топтались Илона и Толян, старательно изображая из себя бомжей… Цветы-то чем провинились?
А они с Толяном теперь ехали домой, но уже в другой машине, и не Толян сидел за рулем, а молчаливый серьезный дядька в черной дорогой рубашке и черных же брюках… Илона попыталась рассмотреть его лицо в зеркальце заднего вида, но было слишком темно, да и дядька проявил столь откровенное недовольство ее попыткой, что Илона тут же отвернулась и прижалась носом к стеклу.
Все молчали. Толян закрыл глаза и вроде бы даже задремал. Илона бездумно следила взглядом за убегающими назад огнями — фары автомашин, уличные фонари, освещенные окна домов… А вот и Садовая. Скоро они с Толяном будут дома.
Серьезный дядька остановил машину довольно далеко от их улицы, на полпути между площадью Тургенева и площадью Репина. Толян подтолкнул Илону, приказывая ей выйти, и она послушно выбралась в прохладную ночь и сладко, с силой, потянулась, отойдя на шаг от машины. Ей одновременно хотелось и спать, и есть, и напиться, и завизжать… Ее переполняли противоречивые чувства, но главным из них все-таки был восторг от содеянного. В голове назойливо звучали слова давно слышанного разудалого романса:
Эх ты, жизнь, моя жизнь…
Сердцем к сердцу прижмись!
На тебе греха не будет,
А меня пусть люди судят,
Меня Бог простит…
Наконец-то она живет, прекратилось пустое существование, исчезла скука, ей весело! Бей проклятых буржуев!
Толян вышел из машины, захлопнув дверцу, и автомобиль тут же сорвался с места и исчез за ближайшим поворотом. Илона повернулась к Нерадову, ее глаза сияли.
— Толик, мне жаль те розы! — воскликнула она. — Они завянут!
Нерадов расхохотался.
— Ну ты даешь, подруга! — сквозь смех выговорил он. — А того типа тебе не жалко?
— Да ну его! — отмахнулась Илона. — Подумаешь, шишку на лбу заработал! Ему только на пользу.
Толян бросил на нее короткий взгляд, но ничего не сказал, а просто крепко взял под руку и повел домой. Илоне хотелось прыгать и петь, и Нерадов, понявший ее настроение, вдруг сказал:
— Вон там магазинчик «Двадцать четыре часа». Зайдем?
— Зайдем! — заорала Илона, сорвав с головы цветастый бабушкин платок и размахивая им, как флагом. — Зайдем! Но я хочу цветов! Найди мне цветы, сейчас же!
— Ладно, — согласно кивнул Толян. — Будут тебе цветы. Большая корзина. Самая большая.
Они зашли в магазин, и хмурый сонный продавец при виде Нерадова мгновенно взбодрился, совершенно не обратив внимания на странный наряд самого Толяна и его дамы. Илона с первого взгляда поняла, что Толяну не раз случалось бывать здесь. По каким поводам — не уточнять. Меньше знаешь — крепче спишь.
Толян коротко перечислил, что им нужно, распорядился, чтобы доставили на дом в течение получаса, и добавил:
— И еще — большую корзину белых роз и лилий. Не подведи.
Продавец молча кивнул, быстро пересчитал полученные деньги и взялся за телефон. Илона с Толяном пошли дальше.
— Как мне все это нравится! — воскликнула Илона. — Как мне нравится, что ты такой сильный и властный! Ты все можешь, ну абсолютно все! Ты — как король, и все люди — твои покорные подданные!
— Глупости, детка, — поумерил ее восторги Толян. — Я простой исполнитель. Идеи принадлежат другим.
— Исполнитель? — От удивления Илона даже остановилась, но Толян повлек ее дальше. — Ты — исполнитель?!
— А ты разве до сих пор не поняла? — насмешливо произнес Нерадов. — Ты что, не обратила внимания на те машины, которые нас с тобой ждали? Детка, любое серьезное дело требует хорошей организации! Но тебя это не должно волновать. Ты просто всегда рядом со мной, ты моя боевая подруга, так? Согласна?
— Согласна, — прошептала Илона, несколько разочарованная. Она бы предпочла видеть Толяна в роли руководителя, мозгового центра, идейного наставника и вдохновителя тайных акций, направленных на очистку мира от грязи и подлости… Ну, неважно. Она еще подумает об этом. Потом.
Они подошли к своему подъезду как раз в тот момент, когда к нему же подрулил новенький «пикап». Шофер тоже знал Толяна, так что, выскочив из кабины, спросил:
— Нести? Или подождать чуток?
— А цветы? — вместо ответа спросил Нерадов. — Привез, — кивнул шофер. — Ну, через пять минут тащи все сразу. Илона улыбнулась. Какой он умница, этот Толян! Конечно, все должно быть сделано по правилам. Цветы и все прочее должны доставить, когда хозяева уже войдут в квартиру. Нельзя совать даме корзину роз вот так, в ночной тьме, перед подъездом, чтобы она потом сама тащила цветы наверх… Ах, какой он умница! Как она счастлива!..
Они веселились до утра, поскольку Нёрадов заявил, что завтра у него дополнительный выходной. Но от ответа на вопросы Илоны о его ежедневных занятиях, о его так называемой службе уходил весьма ловко, отшучивался, лез целоваться… В конце концов Илоне в очередной раз надоело добиваться правды, тем более что не очень-то ее эта самая правда жизни интересовала. К тому же Толян жестом фокусника выбросил на постель ровнехонько шесть тысяч долларов сотенными купюрами, и Илона завизжала от восторга.
— Это наш с тобой сегодняшний заработок, — усмехнулся Толян, глядя на разрумянившуюся жену. — Нравится?
— Еще как! — пропищала уже основательно набравшаяся Илона. — А главное — все прошло тихо и спокойно! Я вообще-то боялась, что там стрельба начнется.
— Зачем? — удивился Толян. — Стрельба — это последняя глупость в делах подобного рода. Разбудили бы весь дом, кто-нибудь мог сгоряча и милицию вызвать, к чему все это?
— Ой… — вдруг спохватилась Илона. — Толик, миленький, а если там все-таки кто-то не спал? Вдруг нас видели?
— Ну и что? — пожал плечами Нерадов, протягивая Илоне очередной фужер с шампанским. — Что, собственно, они могли увидеть в темном дворе? Твой цветастый платок. Мою шляпу. Желтую куртку. Вот и все.
И в самом деле, вспомнила Илона, она ведь не раз читала об этом… Если некое событие происходит слишком быстро, люди со стороны замечают только какую-нибудь бросающуюся в глаза деталь, и все. Конечно же Толян именно поэтому надел такую яркую, заметную куртку. Преступники часто прибегают…
Преступники… Снова всплыло в сознании это проклятое слово. Не благородные борцы за справедливость, не Робин Гуды, не защитники обездоленных, нет. Обычные преступники. «Черт побери, — сердито подумала Илона, — я совсем не хочу быть преступницей! Я просто хочу каждый день пить шампанское и есть копченую семгу и черную икру. Кататься на удобных и надежных дорогих машинах. Отдыхать на Кипре. Бродить по Парижу. Любоваться свежими розами. Что тут плохого? Все этого хотят!»
Она выпила еще немножко шампанского, потом еще немножко… И снова забыла обо всем, что время от времени тревожило ее, что изредка (но только изредка) беспокоило ее совесть…
Глава 10
Теперь они с Толяном ходили по вечерам в разные рестораны, а в воскресенье катались на маленькой яхте, нанятой им. И снова они были только вдвоем. Матросы, естественно, не в счет. День выдался на удивление теплый, хотя, конечно, в сентябре такое случается, и нередко. Илона загорала на палубе, пила то коньяк, то шампанское, то виски, потом вдруг ей захотелось «матросского рома», и Толян тут же доставил откуда-то огромную бутыль, литровую, полную чудовищно крепкого напитка… Потом Илона заснула, а проснувшись, вспомнила о своем горьком одиночестве и впала в слезливое настроение.
— Толик, солнышко, ну почему ты меня не знакомишь со своими друзьями? — вдруг заныла она. — Почему? У них жены есть, подруги, я могла бы с ними общаться…
— Детка, солнце уже низко, оденься-ка поскорей, — вместо ответа сказал Нерадов. — Мы идем к берегу. Пора домой.
— Ты опять не отвечаешь! — капризно сказала Илона. — Ты вечно не отвечаешь на мои вопросы, тебе наплевать на меня, на мои просьбы, на мои потребности! Ты меня не любишь!
— Я тебя очень люблю, детка, — сказал Нерадов мягким голосом, но его серые, довольно широко расставленные глаза оставались при этом холодными и равнодушными, и это вдруг испугало Илону до такой степени, что она даже слегка протрезвела. — Я тебя очень люблю, но давай договоримся раз и навсегда: я познакомлю тебя со своими друзьями лишь тогда, когда придет для этого время. Надеюсь, что это случится довольно скоро. Но не сегодня. И не завтра. Поверь, я поступаю так только ради твоей же безопасности. Одевайся.
Она натянула джинсы и пуловер, надела носки, кроссовки. И в самом деле становилось прохладно, с залива задул довольно сильный ветер, яхта неслась по волнам к быстро приближавшемуся берегу… А Илона почему-то вспомнила детство. Как-то раз, когда ей было лет семь или восемь, отец взял ее с собой на охоту, он всю жизнь был заядлым охотником, у него была целая коллекция дорогих ружей, после его смерти куда-то пропавшая.. . То ли это был август, то ли июль, она не помнила и не знала, куда они ездили, где находились те озера… Ей запомнилось только одно: она сидит рядом с отцом в надувной резиновой лодке, затаившейся в высоких густых камышах, и большой алюминиевой кружкой ловит рыбу. Конечно, это была не настоящая рыба, это была какая-то самая мелкая мелочь, живущая в камышах, но Илоне было интересно наблюдать, как бесстрашные серебристые мальки сами заплывают в кружку. Наверное, они принимали алюминиевую посудину за вдруг открывшуюся им подводную пещеру… Илона вычерпывала мальков, рассматривала, а потом снова опускала кружку в воду, и они испуганно уплывали. Но в кружку тут же забирались другие рыбки…
Глупые, глупые серебристые мальки, умирающие от любопытства. Им хотелось чего-то новенького, необычного…
— Толик, солнышко, ну почему ты меня не знакомишь со своими друзьями? — вдруг заныла она. — Почему? У них жены есть, подруги, я могла бы с ними общаться…
— Детка, солнце уже низко, оденься-ка поскорей, — вместо ответа сказал Нерадов. — Мы идем к берегу. Пора домой.
— Ты опять не отвечаешь! — капризно сказала Илона. — Ты вечно не отвечаешь на мои вопросы, тебе наплевать на меня, на мои просьбы, на мои потребности! Ты меня не любишь!
— Я тебя очень люблю, детка, — сказал Нерадов мягким голосом, но его серые, довольно широко расставленные глаза оставались при этом холодными и равнодушными, и это вдруг испугало Илону до такой степени, что она даже слегка протрезвела. — Я тебя очень люблю, но давай договоримся раз и навсегда: я познакомлю тебя со своими друзьями лишь тогда, когда придет для этого время. Надеюсь, что это случится довольно скоро. Но не сегодня. И не завтра. Поверь, я поступаю так только ради твоей же безопасности. Одевайся.
Она натянула джинсы и пуловер, надела носки, кроссовки. И в самом деле становилось прохладно, с залива задул довольно сильный ветер, яхта неслась по волнам к быстро приближавшемуся берегу… А Илона почему-то вспомнила детство. Как-то раз, когда ей было лет семь или восемь, отец взял ее с собой на охоту, он всю жизнь был заядлым охотником, у него была целая коллекция дорогих ружей, после его смерти куда-то пропавшая.. . То ли это был август, то ли июль, она не помнила и не знала, куда они ездили, где находились те озера… Ей запомнилось только одно: она сидит рядом с отцом в надувной резиновой лодке, затаившейся в высоких густых камышах, и большой алюминиевой кружкой ловит рыбу. Конечно, это была не настоящая рыба, это была какая-то самая мелкая мелочь, живущая в камышах, но Илоне было интересно наблюдать, как бесстрашные серебристые мальки сами заплывают в кружку. Наверное, они принимали алюминиевую посудину за вдруг открывшуюся им подводную пещеру… Илона вычерпывала мальков, рассматривала, а потом снова опускала кружку в воду, и они испуганно уплывали. Но в кружку тут же забирались другие рыбки…
Глупые, глупые серебристые мальки, умирающие от любопытства. Им хотелось чего-то новенького, необычного…
Глава 11
Потом было еще несколько «приключений», а на Новый год Илона с Толяном уехали в Финляндию и целую неделю жили в маленьком уютном доме, стоявшем на берегу изумительно красивого замерзшего озера, и Илона любовалась на сосны, чьи стволы на закате горели янтарем, и наслаждалась тишиной, хотя, конечно, тишины ей и дома хватало, — но здесь все было как-то по-другому, тишина звучала совсем иначе… И все было бы прекрасно, если бы Илону не мучили боли в спине, из-за которых она не могла кататься на лыжах. Толян много раз советовал ей пойти к врачу, но Илона врачей боялась панически. Она была твердо убеждена: врачи существуют лишь для того, чтобы сообщать людям о наличии у них смертельных, неизлечимых болезней. Лучше грелку положить на поясницу.
А потом они вернулись в Питер, и снова начались «приключения». Конечно, не каждый день Илона с Толяном охотились за беспечными богатеями, и не на каждую вылазку «благородный рыцарь» Толян брал с собой свою прекрасную даму, но все же в целом Илоне впечатлений хватало. Ей нравилось переодеваться, превращаясь то в бомжиху, то в уличную девку, то в скромную цветочницу, то в студентку, заблудившуюся в незнакомом районе… Но она по-прежнему страдала от одиночества. И когда Толяна не было дома (а он все так же уходил с утра на «службу», возвращаясь когда в четыре, а когда и в восемь вечера), Илона читала дамские романы, завидуя чужой жизни, и изредка принималась рассматривать грязные фарфоровые фигурки, загромождавшие бабушкин комод. В конце концов она не выдержала. Дождавшись, когда Нерадов отправится в очередную «командировку», Илона взяла из горки одну из давным-давно отмытых ею фигурок, аккуратно завернула ее в мягкую льняную салфетку и поехала в центр, на Невский. Она не стала соваться в блистающие витринами большие магазины антиквариата, вроде знаменитых «Трех ступенек», она зашла во двор неподалеку от Московского вокзала, где скромно притаился магазинчик совсем другого масштаба. В небольшом, чуть темноватом зале громоздились стеклянные витрины, заполненные всяческой древней чепуховиной, на стенах не было ни единого свободного квадрата — все было увешано потемневшими картинами в слегка ободранных тусклых багетах, а под ними высились чугунные, медные и бронзовые конструкции, которые Илона сначала приняла за подставки для цветов, но оказалось, что это такие большие подсвечники. Мимоходом подумав, что таким подсвечником недолго и пол проломить, особенно в нынешних новостройках, Илона подошла к милой девушке за прилавком. До появления Илоны продавщица спокойно читала книгу, но теперь встала, отложив растрепанный томик, и вежливо произнесла:
— Добрый день. Чем могу быть вам полезна?
— Я… — Илона заранее решила, что будет разыгрывать полную простушку. Она прикинула, что с дурочкой особо церемониться не станут и оценят фарфор по минимуму, как и предрекал Нерадов. А уж она сама после сделает выводы. — У меня бабушкина фарфоровая статуэтка, я вот хотела узнать: может, она дорого стоит?
— Покажите, пожалуйста, — попросила продавщица.
Илона сняла с плеча большую старую сумку на длинном ремне, водрузила ее на прилавок и долго копошилась в ней, разворачивая фигурку. Потом торжественно выставила на прилавок очаровательную фарфоровую девочку с букетом полевых цветов в руках. Девочка была толстощекой и румяной, ее голубые глаза таращились на мир удивленно и радостно, золотые кудри рассыпались по пухленьким плечам, подол длинного платья со множеством оборок приподняло ветром, и из-под кружев нижней юбочки выглянула смешная детская ножка, обутая в башмачок с большим красным бантом. Илона только теперь поняла, как хороша статуэтка, она словно впервые увидела ее. Девочка, казалось, вот-вот засмеется…
Продавщица осторожно взяла фигурку и, перевернув, посмотрела на клеймо. Глаза девушки чуть-чуть расширились, и, конечно же, это не ускользнуло от внимания Илоны, хотя она и продолжала делать глупое лицо.
— Одну минутку, — тихо сказала продавщица и, поставив девочку на толстое стекло прилавка, куда-то ушла.
Илона оглянулась. Оказывается, в зале есть охранник! Надо же, а она и не заметила его, когда вошла. А может, он где-то прятался? Или так слился с обстановкой, что казался ее частью?
Продавщица вернулась и сказала:
— Пойдемте со мной.
; Илона взяла фарфоровую милашку и пошла следом за продавщицей. Они вышли из зала и свернули налево, в! узкий коридорчик, тоже заставленный всякой ерундой так, что едва оставался небольшой проход. Проход привел к двери крохотного кабинета, где за скромным письменным столом сидела очень красивая блондинка лет тридцати пяти на вид. Она улыбнулась Илоне и жестом пригласила ее сесть на мягкий стул с резной спинкой, предназначенный для посетителей.
— Показывайте, что у вас, — предложила блондинка. Илона поставила девочку на стол.
Блондинка протянула к фигурке руку, но не сразу прикоснулась к блестящему гладкому фарфору, а задумчиво шевельнула пальцами над головой девочки с букетом, словно опасаясь чего-то. Потом взяла фигурку и точно так же, как продавщица, перевернула ее, чтобы посмотреть на клеймо. Держа девочку в руке, блондинка подняла взгляд на Илону. Синие глаза женщины приобрели непонятное Илоне выражение.
— Вы хотите ее продать или только оценить? — спросила блондинка.
Илона растерялась.
— Я… я не знаю, — пробормотала она. — Наверное, оценить. Пожалуй, да. А может, и продать. А сколько она стоит?
— Ну, вообще-то немало, — неторопливо проговорила блондинка. — Но окончательная цена будет зависеть от того, поставите вы эту вещь на комиссию или пожелаете получить деньги сразу. Если на комиссию, можно оценить подороже, но тогда она может простоять довольно долго. Впрочем, кто знает… — пожала она плечами. — Могут и сразу купить. Вещь хорошая.
— А… ну, понимаете, я совсем в этом не разбираюсь, — неловко сказала Илона. — Это какая-то ценная марка, да?
— Это изделие Императорского фарфорового завода, — вежливо пояснила блондинка. — Данная фигурка была выпущена в очень небольшом количестве экземпляров, сохранились считанные единицы, тем более в таком отличном состоянии, на ней нет никаких повреждений.
— Ага, — кивнула Илона, — но сколько она может стоить все-таки?
Поскольку Илона действительно ничего не понимала в подобных вещах, она решила, что такая маленькая штучка может стоить… ну, пятьсот рублей. Пусть даже тысячу. Пусть даже две тысячи рублей. Но на этот раз воображение подвело Илону.
— Если на комиссию, : — осторожно сказала синеглазая красавица, — можно поставить восемьсот долларов.
Илона вовремя прикусила язык и только поэтому не заорала во все горло: «Сколько?!!» Немного помолчав, она робко улыбнулась и сказала:
— Озадачили вы меня. Я и не думала, что она такая дорогая. Похоже, вправду подумать надо. И с мужем посоветоваться.
Выйдя на Невский, Илона зашагала к Садовой, придерживая болтавшуюся на боку сумку, чтобы уберечь ее от случайных столкновений со встречными. Ну и ну, думала она, выходит, Толян мне просто-напросто мозги пудрил? Говорил, что не завести свое дело на деньги, вырученные от продажи фарфора. Ха! А может, он и сам не слишком в этом разбирается? Да, пожалуй… Он ведь говорил, что хочет показать фигурки специалисту… Забыл, наверное. Да если за каждую из тех кукол, что торчат без дела на комоде, дадут хотя бы по пятьсот баксов… Ой, это же сумасшедшие деньги! Кукол-то там не меньше полусотни, а то и побольше наберется! Неужели этого не хватит на оборудование для кафе? Интересно, сколько оно может стоить?
Илона вновь унеслась в мечтах к собственному кафе… нет, маленькому ресторану с изысканной кухней, Такому, в котором столики заказывают как минимум за месяц, где порция самого скромного салата будет стоить не меньше тридцати долларов… нет, пятидесяти. А порция французского сыра — зеленых, не меньше. Ну конечно, это будут действительно дорогие деликатесные сорта, но никаких «Эпуас Шабли» или «Лангр Пэнье»… Илона хихикнула. Ее как-то пытались угощать этими сырами в одной из артистических компаний. Этот самый «эпуас-папуас» вонял просто-напросто натуральным навозом, а от «Лангра» несло и того хуже — старыми носками… В гробу она видала такие изыски! И без них хорошо… Да она сумеет составить такие меню, что самые утонченные гурманы ахнут от изумления… И вот она уже снова едет в роскошном белом лимузине, и почтительный шофер в форменной фуражке, в куртке с блестящими пуговицами распахивает перед ней дверцу…
Илона внезапно остановилась, ушибленная новой мыслью.
Статуэтки затанцевали перед ее глазами, закружились в хороводе, запрыгали с места на место… как на старом бабушкином комоде. Они ведь менялись там: одни исчезали, другие возникали из небытия, чтобы снова в него кануть… Лишь те, которые Илона собственноручно отмыла и поставила в горку, пребывали в неподвижности. Их Нерадов почему-то не трогал. Может быть, рассчитывал, что Илона ничего не заметит? Ну, в общем-то он не ошибался в своих расчетах. Илона была слишком рассеянна и слишком поглощена собственными мечтаниями… Однако заметила же! И тут же забыла.
Остановив маршрутку, шедшую к площади Репина, Илона поехала домой.
Когда, крепко прижимая к себе сумку с фарфоровой девочкой, она вошла в квартиру, то обнаружила, что Толян уже вернулся. Он вышел ей навстречу в прихожую, улыбающийся, явно довольный жизнью.
— Привет, детка! — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Что это ты так вцепилась в сумку? Купила что-нибудь необыкновенное?
— Нет… не купила, — растерянно пробормотала Илона, проходя в комнату. — Нет… Толик, я ездила в антикварный магазин, показала одну фигурку…
— Что?! — вскрикнул Толян, изменившись в лице. — Какую фигурку?!
А потом они вернулись в Питер, и снова начались «приключения». Конечно, не каждый день Илона с Толяном охотились за беспечными богатеями, и не на каждую вылазку «благородный рыцарь» Толян брал с собой свою прекрасную даму, но все же в целом Илоне впечатлений хватало. Ей нравилось переодеваться, превращаясь то в бомжиху, то в уличную девку, то в скромную цветочницу, то в студентку, заблудившуюся в незнакомом районе… Но она по-прежнему страдала от одиночества. И когда Толяна не было дома (а он все так же уходил с утра на «службу», возвращаясь когда в четыре, а когда и в восемь вечера), Илона читала дамские романы, завидуя чужой жизни, и изредка принималась рассматривать грязные фарфоровые фигурки, загромождавшие бабушкин комод. В конце концов она не выдержала. Дождавшись, когда Нерадов отправится в очередную «командировку», Илона взяла из горки одну из давным-давно отмытых ею фигурок, аккуратно завернула ее в мягкую льняную салфетку и поехала в центр, на Невский. Она не стала соваться в блистающие витринами большие магазины антиквариата, вроде знаменитых «Трех ступенек», она зашла во двор неподалеку от Московского вокзала, где скромно притаился магазинчик совсем другого масштаба. В небольшом, чуть темноватом зале громоздились стеклянные витрины, заполненные всяческой древней чепуховиной, на стенах не было ни единого свободного квадрата — все было увешано потемневшими картинами в слегка ободранных тусклых багетах, а под ними высились чугунные, медные и бронзовые конструкции, которые Илона сначала приняла за подставки для цветов, но оказалось, что это такие большие подсвечники. Мимоходом подумав, что таким подсвечником недолго и пол проломить, особенно в нынешних новостройках, Илона подошла к милой девушке за прилавком. До появления Илоны продавщица спокойно читала книгу, но теперь встала, отложив растрепанный томик, и вежливо произнесла:
— Добрый день. Чем могу быть вам полезна?
— Я… — Илона заранее решила, что будет разыгрывать полную простушку. Она прикинула, что с дурочкой особо церемониться не станут и оценят фарфор по минимуму, как и предрекал Нерадов. А уж она сама после сделает выводы. — У меня бабушкина фарфоровая статуэтка, я вот хотела узнать: может, она дорого стоит?
— Покажите, пожалуйста, — попросила продавщица.
Илона сняла с плеча большую старую сумку на длинном ремне, водрузила ее на прилавок и долго копошилась в ней, разворачивая фигурку. Потом торжественно выставила на прилавок очаровательную фарфоровую девочку с букетом полевых цветов в руках. Девочка была толстощекой и румяной, ее голубые глаза таращились на мир удивленно и радостно, золотые кудри рассыпались по пухленьким плечам, подол длинного платья со множеством оборок приподняло ветром, и из-под кружев нижней юбочки выглянула смешная детская ножка, обутая в башмачок с большим красным бантом. Илона только теперь поняла, как хороша статуэтка, она словно впервые увидела ее. Девочка, казалось, вот-вот засмеется…
Продавщица осторожно взяла фигурку и, перевернув, посмотрела на клеймо. Глаза девушки чуть-чуть расширились, и, конечно же, это не ускользнуло от внимания Илоны, хотя она и продолжала делать глупое лицо.
— Одну минутку, — тихо сказала продавщица и, поставив девочку на толстое стекло прилавка, куда-то ушла.
Илона оглянулась. Оказывается, в зале есть охранник! Надо же, а она и не заметила его, когда вошла. А может, он где-то прятался? Или так слился с обстановкой, что казался ее частью?
Продавщица вернулась и сказала:
— Пойдемте со мной.
; Илона взяла фарфоровую милашку и пошла следом за продавщицей. Они вышли из зала и свернули налево, в! узкий коридорчик, тоже заставленный всякой ерундой так, что едва оставался небольшой проход. Проход привел к двери крохотного кабинета, где за скромным письменным столом сидела очень красивая блондинка лет тридцати пяти на вид. Она улыбнулась Илоне и жестом пригласила ее сесть на мягкий стул с резной спинкой, предназначенный для посетителей.
— Показывайте, что у вас, — предложила блондинка. Илона поставила девочку на стол.
Блондинка протянула к фигурке руку, но не сразу прикоснулась к блестящему гладкому фарфору, а задумчиво шевельнула пальцами над головой девочки с букетом, словно опасаясь чего-то. Потом взяла фигурку и точно так же, как продавщица, перевернула ее, чтобы посмотреть на клеймо. Держа девочку в руке, блондинка подняла взгляд на Илону. Синие глаза женщины приобрели непонятное Илоне выражение.
— Вы хотите ее продать или только оценить? — спросила блондинка.
Илона растерялась.
— Я… я не знаю, — пробормотала она. — Наверное, оценить. Пожалуй, да. А может, и продать. А сколько она стоит?
— Ну, вообще-то немало, — неторопливо проговорила блондинка. — Но окончательная цена будет зависеть от того, поставите вы эту вещь на комиссию или пожелаете получить деньги сразу. Если на комиссию, можно оценить подороже, но тогда она может простоять довольно долго. Впрочем, кто знает… — пожала она плечами. — Могут и сразу купить. Вещь хорошая.
— А… ну, понимаете, я совсем в этом не разбираюсь, — неловко сказала Илона. — Это какая-то ценная марка, да?
— Это изделие Императорского фарфорового завода, — вежливо пояснила блондинка. — Данная фигурка была выпущена в очень небольшом количестве экземпляров, сохранились считанные единицы, тем более в таком отличном состоянии, на ней нет никаких повреждений.
— Ага, — кивнула Илона, — но сколько она может стоить все-таки?
Поскольку Илона действительно ничего не понимала в подобных вещах, она решила, что такая маленькая штучка может стоить… ну, пятьсот рублей. Пусть даже тысячу. Пусть даже две тысячи рублей. Но на этот раз воображение подвело Илону.
— Если на комиссию, : — осторожно сказала синеглазая красавица, — можно поставить восемьсот долларов.
Илона вовремя прикусила язык и только поэтому не заорала во все горло: «Сколько?!!» Немного помолчав, она робко улыбнулась и сказала:
— Озадачили вы меня. Я и не думала, что она такая дорогая. Похоже, вправду подумать надо. И с мужем посоветоваться.
Выйдя на Невский, Илона зашагала к Садовой, придерживая болтавшуюся на боку сумку, чтобы уберечь ее от случайных столкновений со встречными. Ну и ну, думала она, выходит, Толян мне просто-напросто мозги пудрил? Говорил, что не завести свое дело на деньги, вырученные от продажи фарфора. Ха! А может, он и сам не слишком в этом разбирается? Да, пожалуй… Он ведь говорил, что хочет показать фигурки специалисту… Забыл, наверное. Да если за каждую из тех кукол, что торчат без дела на комоде, дадут хотя бы по пятьсот баксов… Ой, это же сумасшедшие деньги! Кукол-то там не меньше полусотни, а то и побольше наберется! Неужели этого не хватит на оборудование для кафе? Интересно, сколько оно может стоить?
Илона вновь унеслась в мечтах к собственному кафе… нет, маленькому ресторану с изысканной кухней, Такому, в котором столики заказывают как минимум за месяц, где порция самого скромного салата будет стоить не меньше тридцати долларов… нет, пятидесяти. А порция французского сыра — зеленых, не меньше. Ну конечно, это будут действительно дорогие деликатесные сорта, но никаких «Эпуас Шабли» или «Лангр Пэнье»… Илона хихикнула. Ее как-то пытались угощать этими сырами в одной из артистических компаний. Этот самый «эпуас-папуас» вонял просто-напросто натуральным навозом, а от «Лангра» несло и того хуже — старыми носками… В гробу она видала такие изыски! И без них хорошо… Да она сумеет составить такие меню, что самые утонченные гурманы ахнут от изумления… И вот она уже снова едет в роскошном белом лимузине, и почтительный шофер в форменной фуражке, в куртке с блестящими пуговицами распахивает перед ней дверцу…
Илона внезапно остановилась, ушибленная новой мыслью.
Статуэтки затанцевали перед ее глазами, закружились в хороводе, запрыгали с места на место… как на старом бабушкином комоде. Они ведь менялись там: одни исчезали, другие возникали из небытия, чтобы снова в него кануть… Лишь те, которые Илона собственноручно отмыла и поставила в горку, пребывали в неподвижности. Их Нерадов почему-то не трогал. Может быть, рассчитывал, что Илона ничего не заметит? Ну, в общем-то он не ошибался в своих расчетах. Илона была слишком рассеянна и слишком поглощена собственными мечтаниями… Однако заметила же! И тут же забыла.
Остановив маршрутку, шедшую к площади Репина, Илона поехала домой.
Когда, крепко прижимая к себе сумку с фарфоровой девочкой, она вошла в квартиру, то обнаружила, что Толян уже вернулся. Он вышел ей навстречу в прихожую, улыбающийся, явно довольный жизнью.
— Привет, детка! — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Что это ты так вцепилась в сумку? Купила что-нибудь необыкновенное?
— Нет… не купила, — растерянно пробормотала Илона, проходя в комнату. — Нет… Толик, я ездила в антикварный магазин, показала одну фигурку…
— Что?! — вскрикнул Толян, изменившись в лице. — Какую фигурку?!