Страница:
Когда приехал в Ленинград, я действительно сдал письмо в городскую военную комендатуру.
Глава VI. В штабе фронта
Неожиданное назначение. - Мои наставники и сослуживцы. - На синявинском направлении. - Танки снова идут в бой. - Проблемы ремонта. - На Военном совете фронта. - Вызов в столицу. - Сутки в родном доме.
До Ленинграда добрался без осложнений и очень быстро, устроившись с командой, которая направлялась в город.
Переночевал на 27-м ремзаводе и утром явился в отдел кадров управления бронетанковых войск фронта. Представился. Меня узнал начальник отдела кадров майор Н. И. Кожевников, бывавший не раз в батальоне. Он позвонил инженер-подполковнику Г. А. Федорову, тому самому, который в апреле 1942 года вытаскивал из реки Невки танк, сорвавшийся при испытаниях с моста.
Федоров пригласил к себе, расспросил, где был, как добрался до штаба, поинтересовался, где бы я хотел служить.
- Конечно, в своем батальоне, - ответил я, не зная, что на мою должность уже назначен другой офицер.
- Подумаем, - ответил Федоров. - А пока получите в кадрах документы - и в учебный полк.
Я получил направление в 12-й учебный танковый полк, в резервную роту. В ней было около ста человек, ожидавших назначения на фронт. И я вместе с ними. Через неделю вызвали в отдел кадров, показали телеграмму из архангельского госпиталя. Текст гласил, что я убыл, не закончив курса лечения. Пришлось еще раз объяснять, что действительно уехал по собственному желанию и хочу одного направления в часть,
- Что ж, будем долечивать здесь, - сказал майор Кожевников. - В часть посылать вас нельзя. - И, взяв левую руку за локоть, спросил: - Действует?
- Ничего, - ответил я, хотя кисть руки слушалась плохо и болела.
- Пока будете работать у нас, в штабе. А там посмотрим, - сказал Кожевников.
Так случайно в моей службе произошел крутой поворот.
Меня направили к инженер-полковнику Д. П. Кареву, начальнику ремонтно-эвакуационного отдела управления бронетанковых войск фронта.
Он принял очень тепло, подробно объяснил характер работы, поспешил заверить, что я смогу часто бывать в частях. Карев мне понравился с первой же встречи. И это впечатление о нем, как о человеке исключительно внимательном, вдумчивом и душевном, со временем переросло в искреннее уважение.
Сначала мне поручили так называемый войсковой ремонт с задачей ежедневно докладывать о состоянии боевой техники и принимать меры к быстрейшему ее восстановлению. "Мои" части стояли в Рыбацком, под Пулково, Дубровке, Агалатово.
Выделили мне мотоцикл. Я был вполне доволен еще и по той причине, что так мне было легче выполнять совет врача систематически тренировать левую руку. Он уверял, что со временем от физической нагрузки рука придет в норму.
К вечеру, когда я возвращался в штаб, рука сильно болела и опухала. Врач говорил, что так вначале и должно быть. Я уже увлекся своим делом, возвращался из войск довольный, с массой впечатлений и, право, забывал о руке.
Подготовленные мною доклады о состоянии боевой техники были достаточно полными, и я почувствовал, что начальник вроде бы доволен. Да и в частях встречали хорошо. Я обычно привозил решения командования о выделении запасных частей, ремонтных средств, помогал на месте справиться с тем или другим "недугом" танка.
Со временем я совсем прижился в штабном коллективе. Меня назначили на должность помощника начальника отдела и перебросили на промышленный ремонт. На первых порах было трудно привыкнуть к смене обстановки. Дело в том, что люди на заводах требовали к себе иного подхода, чем военнослужащие, хотя трудовая дисциплина была не слабее, чем в воинских частях, только какая-то растянутая. Вместо "есть" - "сделаю", "ладно", "постараюсь", "как получится", словом, не по-фронтовому.
Правда, положение несколько облегчалось тем, что мне уже приходилось бывать и работать на некоторых из этих заводов. Но тогда было проще. Я выступал в роли рабочего, отвечал за ремонт своих танков. Другое дело теперь. Надо было уточнять производственные возможности заводов. Планировать ремонт. Обеспечивать заводы ремонтным фондом. Распределять специалистов по военным заводам. Следить за отправкой отремонтированных танков. Объединять усилия заводов. И многое другое. Всему этому нужно было учиться. Эту сложную науку управления мне помогали постигать работники аппарата заместителя командующего бронетанковыми и механизированными войсками (БТ и MB) фронта инженер-полковника Н. Н. Шестакова. И словом, и делом, и личным примером.
Большим авторитетом у нас пользовался инженер-майор И. Л. Хмельницкий. Мы его называли "инженерный человек". Самые ответственные вопросы - сложные инженерно-технические расчеты, проверка и разработка проектов, производственных планов - поручались именно ему. И если учесть, что все это приходилось делать во фронтовых условиях, когда не было ни библиотеки, ни квалифицированной консультации, то можно себе представить, каким эрудированным он был, какими обладал глубокими инженерными знаниями.
К нему можно было обратиться за разъяснением в любое время. Он никогда не отказывал в помощи. Отложит в сторону свои бумаги, выслушает внимательно и постепеннно, без нажима подводит к решению вопроса. И кажется, до чего все просто и ясно. Даже неловко порой бывало, что отвлек человека от работы по такому пустяку.
Инженер-майора И. Л. Хмельницкого уважали не только в штабе. Он всегда был желанным гостем на ремонтных заводах и предприятиях. Тогда специалистов-инженеров было недостаточно. С Хмельницким советовались, как лучше сделать или переделать ту или иную деталь.
А переделок было много. Запасных агрегатов и деталей не хватало. И рабочие проявляли максимум инициативы, изобретательности, чтобы отремонтировать танк. Однако и самодеятельности в этом деле допускать нельзя. Надо точно знать, можно ли заменить данную деталь на другую, выдержит ли металл и т. д. На эти вопросы, разумеется, могут ответить только специалисты. На ремонтных заводах, повторяю, инженеров было недостаточно, и поэтому обращались, когда можно было, также к тому, кто их курировал, - к инженер-майору Хмельницкому. Его очень часто брали с собой и Н. Н. Шестаков, и Д. П. Карев, когда выезжали на ремонтные предприятия.
Надо сказать, что инженер-майор Хмельницкий никогда не зазнавался. Чем больше он был нужен людям, тем больше он старался для них сделать.
С теплотой вспоминаю и о другом специалисте нашего отдела - снабженце майоре С. М. Адливанкине. Казалось бы, что может быть проще: собрал заявки, выяснил потребности, распределил по частям. Но в том-то и дело, что ресурсы были крайне ограничены. С Большой земли даже после прорыва блокады много прислать не могли. А заявки из войск и от ремонтных предприятий поступали. И их надо было каким-то образом удовлетворять. В противном случае сыпались доклады: из-за отсутствия запчастей столько-то танков небоеспособны.
Майор Адливанкин всегда анализировал, почему вышли из строя запрашиваемые агрегат или деталь, и требовал от инженеров-эксплуатационников, ремонтников на месте принимать меры по устранению причин, ведущих к неисправностям. Это был правильный путь в тех условиях. Улучшение эксплуатации, предупредительный ремонт на месте - все это сокращало потребности в запчастях, продлевало жизнь танков.
Кроме того, майор Адливанкин старался лично проверить запросы частей и ремонтных предприятий. После того как он побывает на местах, заявки обычно сокращались наполовину. За это майора Адливанкина поругивали, считали скрягой. А что ему оставалось делать? Положение с запчастями было очень трудное. Все учитывалось, как говорится, на вес золота и направлялось только туда, где в этом действительно нуждались.
По предложению майора Адливанкина практиковался так называемый обезличенный ремонт. Это означало, что танковая часть, которая сдавала агрегаты или детали в ремонт, могла их и не получить, если другая часть испытывала большую нужду.
Конечно, войскам и ремонтным базам было очень трудно без своего резерва запчастей, и это заставляло личный состав более внимательно относиться к эксплуатации танков и использованию запчастей, минимум которых - пусть лишь по отдельным номенклатурам - имелся в каждой части.
Такая линия позволяла в основном удовлетворять нужды бронетанковых войск в запчастях за счет их ремонта, производства, точного учета и целенаправленного использования.
И еще одного офицера хотелось бы отметить - майора П. В. Долинского, начальника отдела укомплектования. Его сослуживцы по штабу в шутку называли арсеналом, поскольку, не имея, по существу, никаких резервов, Петр Викторович все-таки ухитрялся изыскивать и выделять боевым частям экипажи, танки, оружие, радиостанции и многое другое, создавать на их основе новые или доукомплектовывать понесшие потери танковые подразделения. Хотя все знали, что технику добывали в основном на поле боя - эвакуировали и ремонтировали, а кадры танкистов с лета 1941 до 1943 года почти нигде специально не готовились...
Секрет Долинского был прост: он хорошо знал состояние воинских частей, заводов, складов, мастерских, знал, где и что находится. А главное - майор умел находить правильный подход к людям, которые и помогали ему выходить из любых самых сложных положений. Пожалуй, не было такого случая, чтобы Долинский не мог доложить командующему БТ и MB или начальнику штаба какие-то конкретные предложения.
Рассказывали, что в августе 1941 года ему пришлось лично докладывать К. Е. Ворошилову. Случилось так, что в тот день почти все офицеры управления разъехались по частям, не было и командующего. Вызвали Долинского. Он четко и достаточно подробно доложил сведения о составе и дислокации бронетанковых частей и подразделений. Доложил и о том, что в последние несколько дней побывал во многих стрелковых частях и ополченческих формированиях, записал десятки фамилий танкистов, трактористов, механиков, из которых можно было бы быстро сколотить экипажи. К. Е. Ворошилов поблагодарил майора Долинского, приказал ему обратиться к начальнику штаба фронта и принять личное участие в подготовке приказа об отзыве из войск танкистов и создании учебного танкового подразделения (из этого подразделения позднее был образован 12-й учебный танковый полк фронта).
Сразу же остановлюсь еще на одной важной проблеме снабженцев. Речь идет об обеспечении бронетанковых частей различными видами материальных средств, особенно боеприпасами и горючим. Танкисты очень часто перенацеливались с одного направления на другое и, следовательно, переподчинялись. На практике это нередко приводило к полному нарушению ранее разработанного плана организации материального обеспечения. В штабе фронта, в органах тыла задумывались над новой организацией материального, технического и медицинского обеспечения бронетанковых частей и соединений в зависимости от складывающейся обстановки. Однако предложения носили общий характер и касались в основном соединений; заранее или в ходе операции им направлялись соответствующие распоряжения о выделении необходимых сил и средств тыла.
Труднее обстояло дело с материальным, техническим и медицинским обеспечением отдельных танковых батальонов, полков, ремонтных баз, а также мелких подразделений (групп) танков, которые передавались па доукомплектована, перегонялись в ремонт или после ремонта в части. Таких танковых подразделений и отдельных групп в полосе фронта накапливалось много. Даже в ремонтном отделе не могли уследить за этими перемещениями танков. А боевая жизнь требовала знать, где кто находится, и принимать меры по их материально-техническому обеспечению. По этому поводу принимались самые различные меры. Одна из них, например, заключалась в следующем. Каждый командир или начальник, который отправляет в новый район подразделение либо отдельные танки, был обязан полностью обеспечивать их материальными средствами на весь путь следования, а также установленными по нормам запасами, позволяющими вести боевые действия сразу же по прибытии в новый район или часть. За выполнением этого требования следили очень строго.
Обеспечение бронетанковых войск при изменении обстановки осуществлялось командованием БТ и MB фронта по согласованию со службами тыла фронта. Здесь нашим направленцем был майор В. Д. Параничев. Он должен был уточнять и согласовывать все вопросы, связанные с перемещением складов и их отделений, организовывать обеспечение танковых и ремонтных частей, находящихся под контролем управления БТ и MB фронта.
И еще одна важная обязанность была у майора Параничева - организация ремонта специальной техники: бронетранспортеров, различных агрегатов и мотоциклов. Такой техники в частях было много, но она находилась, как мы говорили, в состоянии "россыпи". Сначала майор Параничев с разрешения командования договаривался ремонтировать эту технику на предприятиях Ленинграда. С увеличением объема этой работы по предложению Параничева была создана 72-я ремонтная база. Она занималась исключительно ремонтом бронетранспортеров, мотоциклов и различных машин специального назначения, находящихся в бронетанковых частях. Базу расположили рядом с 27-м ремонтным заводом. Ее начальником был назначен опытный организатор и ремонтник подполковник А. И. Смирнов.
Нелегко было базе справляться с объемом работ. И главным образом потому, что она почти не имела запчастей для ремонта специальных машин. С бронетранспортерами, например, было проще, так как для их ремонта использовались автомобильные агрегаты (хотя и их поступало не более десяти процентов от потребности). Выходили из положения как могли: использовали ремфонд, то есть вышедшие из строя машины, искали нужные детали на сборных пунктах аварийных машин, на заводах и предприятиях. А через некоторое время база наладила самостоятельное производство таких важнейших деталей, как поршни, поршневые кольца. Были организованы проточка цилиндров, шлифовка валов, отливка заготовок для поковок и многое другое. Словом, база практически выполняла функции целого ремонтного предприятия.
Надо сказать, что опыт 72-й ремонтной базы позднее, в 1944 году, был применен на других подвижных ремонтных базах (ПРБ). Так, в боях за Прибалтику на всех ПРБ в полевых условиях осуществлялись производство и реставрация многих деталей, которые ранее получали с промышленных предприятий.
Возникали, конечно, трудности с оснащением баз оборудованием. В основном приходилось рассчитывать на свои силы. Так, например, формы для отливок, различные приспособления для обработки поршней, колец, цилиндров, блоков, дисков колес и многих других деталей создавались непосредственно на базах. Все это вынуждало иметь на ремонтных базах не только сборочные ремонтные подразделения. Приходилось также значительно усиливать подразделения специальных и механических работ.
По существу, подвижные ремонтные базы представляли собой бронетанковую полевую "промышленность" фронта, опыт работы которых не потерял своего значения и до настоящего времени.
* * *
Работа в управлении БТ и MB фронта была для меня новой, и поэтому приходилось, не считаясь со временем, вникать в тонкости дела, набираться опыта.
Особенно важно было изучить вопросы, связанные о ремонтом промышленными предприятиями города бронетанковой техники. Инженер-майор Хмельницкий часто брал меня с собой на планерки к директорам заводов, где я соприкасался непосредственно с проблемами промышленного ремонта и их решением. Кроме того, я знакомился с людьми, руководителями заводов, конструкторами. В то время я впервые в подробностях узнал о выдающихся советских творцах танков, особенно о Ж. Я. Котине, создавшем танк KB здесь, в Ленинграде, и М. И. Кошкине, сконструировавшем танк Т-34 на харьковском заводе. И тот и другой, по слухам, работали где-то на Урале, однако имена этих людей всегда произносились с уважением и гордостью.
Лично же познакомиться с Жозефом Яковлевичем Котиным мне довелось в 1974 году на встрече танкистов, защищавших Ленинград и живущих ныне в Москве.
Встреча оставила сильное впечатление: столько неожиданностей, новостей, воспоминаний!... Кстати говоря, участники этой встречи и помогли мне уточнить и дополнить мою книгу, за что и приношу им самую горячую благодарность.
После официальной встречи, на которой В. И. Баранов вручил нам памятные значки, мне удалось побеседовать с Жозефом Яковлевичем. Думаю, что рассказ о нем, о его деятельности представит интерес для читателей.
В самом начале войны директора Кировского завода И. М. Зальцмана и главного конструктора Котина вы звали в ЦК партии и поставили задачу: изучить возможности развертывания на базе Челябинского тракторного завода массового танкового производства и доложить свое мнение. После доклада последовало распоряжение ГКО: готовить коллектив Кировского завода к эвакуации на Урал, а пока в ближайшие две-три недели удвоить выпуск тяжелых танков KB...
Задание было архисложным и трудным, тем более что враг, по существу, уже подходил к стенам завода. 10 сентября поздним вечером вражеская бомба едва не попала в здание, где жили и работали перешедшие на казарменное положение танковые конструкторы. Воздушная волна лишь вырвала в помещении КБ оконные рамы, обрушила перегородки. Котин несколько суток приходил в себя после контузии...
Началась эвакуация оборудования и части кировцев на Урал. Эшелоны шли до Челябинска почти месяц.
- Одеты мы были явно не по сезону, - вспоминал Жозеф Яковлевич, - Урал встретил сорокаградусными морозами...
Сейчас даже трудно представить себе, как на пустом месте в жестокую стужу в столь короткие сроки можно было построить новый завод. Но факт остается фактом: рядом с корпусами ЧТЗ, созданными в годы первых пятилеток, на заснеженном пустыре, выросли десятки цехов. За одну ночь перестраивались целые пролеты. Всего три недели понадобилось, чтобы смонтировать и пустить в ход тысячи станков для производства танков и моторов к ним... Так волею Коммунистической партии, героическим трудом кировцев и уральцев был рожден Танкоград, ставший главным танковым арсеналом страны.
В его цехах шла настоящая героическая битва под лозунгом: "Все для фронта, все для победы!" Здесь, как и на фронте, первыми шли коммунисты. Директор завода, выступая на собрании партийного актива, сказал:
- Все говорят: "Мы за Родину, мы за танки". Но как это дело проверить? Есть только одна проверка: кто выполняет за день то, что полагается, тот за танки. Кто не выполняет - тот против.
В резолюции актива так и записано: "Невыполнение задания коммунистами несовместимо с пребыванием в партии".
Это было жестоко, но необходимо. Стране, фронту нужны были танки! Не проходило дня, чтобы на завод не звонили из ЦК партии, из Государственного Комитета Обороны. Просили, торопили, требовали.
И танкоградцы, костяком которых были кировцы, делали невозможное возможным.
Вот лишь несколько строк из подшивки заводской многотиражки "За трудовую доблесть" фронтовых лет:
"Стахановец цеха нормалей Иван Григорьевич, следуя примеру Ехлакова, выполнил норму на 1026 процентов. Вместо 60 деталей гвардеец труда дал 616".
"Встав на стахановскую вахту, слесарь Дмитрий Кондратенко за 9 часов дал 187 шатунов, что составляет 1312 процентов задания. Ему всего 17 лет, а трудится он за тринадцать рабочих..."
"Токарь-наладчик Григорий Ехлаков дал в смену более 1000 процентов выработки. А я что же, не могу стать "тысячником"? И у меня получилось 4000 процентов нормы. Работала бы так день и ночь, только бы скорее очистить родную землю от фашистских гадов", - так говорила кузнец Мария Кузикова...
Вот выписки из официальной хроники Танкограда: "Среди всех рабочих сорок восемь процентов - женщины"; "В цехах Танкограда сорок три процента всех рабочих была молодежь".
Осенью 1942 года, когда с конвейера Танкограда сходило все больше танков, генерала Котина срочно вызвали в Москву. Там он узнал о том, что у врага появились новые танки и самоходные орудия, которые созданы гитлеровскими конструкторами и осваиваются промышленностью Германии. Новые тяжелые танки прошли уже испытания на немецком полигоне под Ютербогом и, говорят, неуязвимы для противотанковых и полевых орудий... Что противопоставить новым немецким машинам?!
Поздно вечером, вернувшись в Челябинск, Котин собрал ведущих конструкторов завода, рассказал о новом задании партии и правительства: сделать все, чтобы уже в начале 1943 года наша армия начала получать новые машины в противовес немецким "тиграм", "пантерам", "фердинандам"...
Той же ночью на совете конструкторов родилось решение: разрабатывать одновременно и новые танки, и новые самоходные орудия. А поскольку ограниченные сроки не позволяют создать совершенно новую конструкцию самоходки, сделать ее на базе тяжелого танка КВ. Тут же возник вопрос: как поставить мощную пушку-гаубицу, если танковая башня тесна, если в ней все рассчитано до миллиметра на орудие определенного калибра? Но и этот вопрос был решен.
Если на свете бывают чудеса, то одно из них вот это: ровно через 25 дней и ночей самоходная установка с новой мощной пушкой - СУ-152 - пошла в серийное производство! Именно эти самоходные орудия первыми встретили фашистские танки па Курской дуге в июле 1943 года. Их снаряды пробивали броню и "тигров", и "пантер". И очень метко фронтовики окрестили новые советские самоходки "зверобоями"!
В те дни конструкторов танкового завода редко видели в тиши КБ. Дни и ночи они пропадали то в цехах, то на испытательном танкодроме и полигоне. Нередко конструкторы вылетали на фронт. Котин, например, побывал и под Сталинградом, и в Ченстохове, и в Бреслау - всюду, где сражались уральские танки. Генерал-полков-пик с Золотой Звездой Героя Социалистического Труда на кителе запросто лез в танк, занимал место либо механика-водителя, либо у прицела пушки, интересовался, достаточен ли сектор обстрела, не ограничено ли наблюдение...
И конечно же, главному конструктору хотелось видеть своими глазами на поле боя новое детище Танкограда - тяжелый танк ИС.
- Было это в канун Корсунь-Шевченковского сражения, - рассказывал Ж. Я, Котин. - Ночью мы прибыли в район действий 5-й гвардейской танковой армии. Нам предстояло увидеть в деле наш новый тяжелый танк, при создании которого был учтен опыт и Сталинградской битвы, и Курской дуги. Мела пурга. Инженеры Рощин, Покровский и я, водитель-испытатель Плюхин вместе с офицерами штаба армии отправились в тяжелый танковый полк...
Впереди - грохот. Там шел бой. Было обидно оставаться на КП, хотелось быть там, где вели огонь наши танки. Через некоторое время и мы поехали вперед. То, что я увидел тогда, до сих пор стоит перед глазами. На обочине, в кюветах, на поле - трупы гитлеровцев, исковерканные фашистские орудия, сожженные и разбитые танки, автомобили.
Вскоре мы догнали наши танки.
- Как машины? - спрашиваем у танкистов.
Молодой лейтенант улыбается, отвечает: - Отличные!
Спрашиваем других танкистов - ответ тот же:
- Танки что надо!
Вскоре после Корсунь-Шевченковской операции был обнаружен секретный приказ, в котором гитлеровское командование предписывало своим танкистам избегать встречных боев с танком ИС и стрелять по нему только из засад и укрытий.
Говоря о новых советских танках, можно было бы вспомнить и конструктора лучшего в мире по тем временам дизельного двигателя И. Я. Трашутина, и создателя великолепной трансмиссии Н. Ф. Шамшурина, и многих других конструкторов, инженеров, техников и рабочих Танкограда... Но вернемся в Ленинград сорок третьего года.
С каждым днем задачи по ремонту танков для фронта возрастали и становились сложнее. И справиться с ними даже такому городу, как Ленинград, с его передовой по тому времени промышленностью было очень трудно. Дело в том, что с большинства заводов вывезли основное оборудование и, самое главное, не хватало специалистов: кто эвакуировался, а кто ушел на фронт.
Кроме того, не всегда удавалось выжать максимум из имеющегося оборудования и материалов в связи с большими разрушениями на заводах, отсутствием достаточного количества электроэнергии, топлива. Порой из-за отсутствия какой-то, казалось бы, незначительной детали (вроде электролампочки, конденсатора, масло- или топливопровода) нельзя было отремонтировать агрегат, а значит, и танк.
Поднимался вопрос о налаживании производства мелких деталей непосредственно на каждом заводе, где ремонтировались танки. Это было сложно, трудно и, прямо скажем, нерационально. Но другого выхода не было. Например, на Металлическом заводе, где ремонтировались главным образом танки KB, развертывались цеха по ремонту, переделке и производству только тех деталей и запасных частей, которые нужны были лишь для танков КВ. А 27-й ремонтный завод из-за отсутствия двигателей к танкам БТ вынужден был брать на Кировском заводе двигатели В-2, предназначенные для танков Т-34. Установить их на танки БТ не так-то просто. Вносилось много конструктивных и технических изменений, и все это на ходу, в надежде на смекалку и опыт рабочих, техников, инженеров.
Пытались привлекать другие заводы, но и здесь встречались с определенными трудностями.
Помню, я изучал возможности одного из заводов для оказания помощи в ремонте контрольных приборов и электрооборудования. Встретился с директором А. И. Ивановым, изложил ему просьбу. Он мне сказал, что его, как старого коммуниста, рабочего, назначили директором временно, потому что мужчин практически на заводе уже не оставалось. В райкоме ему поставили задачу организовать круглосуточную охрану завода, а также дежурство пожарных групп. А людей совсем нет. Истощенные блокадой, они не могли справиться даже с этой задачей. Смертность была высокой. Директор сказал, что вот и его жена недавно скончалась. Старшая дочь Нина, студентка Текстильного института, уехала на станцию Рахья, за Ленинград, где добывает торф для города. Младшая дочь Галя до февраля 1942 года оставалась на окопных работах и даже не смогла приехать проститься с матерью.
Глава VI. В штабе фронта
Неожиданное назначение. - Мои наставники и сослуживцы. - На синявинском направлении. - Танки снова идут в бой. - Проблемы ремонта. - На Военном совете фронта. - Вызов в столицу. - Сутки в родном доме.
До Ленинграда добрался без осложнений и очень быстро, устроившись с командой, которая направлялась в город.
Переночевал на 27-м ремзаводе и утром явился в отдел кадров управления бронетанковых войск фронта. Представился. Меня узнал начальник отдела кадров майор Н. И. Кожевников, бывавший не раз в батальоне. Он позвонил инженер-подполковнику Г. А. Федорову, тому самому, который в апреле 1942 года вытаскивал из реки Невки танк, сорвавшийся при испытаниях с моста.
Федоров пригласил к себе, расспросил, где был, как добрался до штаба, поинтересовался, где бы я хотел служить.
- Конечно, в своем батальоне, - ответил я, не зная, что на мою должность уже назначен другой офицер.
- Подумаем, - ответил Федоров. - А пока получите в кадрах документы - и в учебный полк.
Я получил направление в 12-й учебный танковый полк, в резервную роту. В ней было около ста человек, ожидавших назначения на фронт. И я вместе с ними. Через неделю вызвали в отдел кадров, показали телеграмму из архангельского госпиталя. Текст гласил, что я убыл, не закончив курса лечения. Пришлось еще раз объяснять, что действительно уехал по собственному желанию и хочу одного направления в часть,
- Что ж, будем долечивать здесь, - сказал майор Кожевников. - В часть посылать вас нельзя. - И, взяв левую руку за локоть, спросил: - Действует?
- Ничего, - ответил я, хотя кисть руки слушалась плохо и болела.
- Пока будете работать у нас, в штабе. А там посмотрим, - сказал Кожевников.
Так случайно в моей службе произошел крутой поворот.
Меня направили к инженер-полковнику Д. П. Кареву, начальнику ремонтно-эвакуационного отдела управления бронетанковых войск фронта.
Он принял очень тепло, подробно объяснил характер работы, поспешил заверить, что я смогу часто бывать в частях. Карев мне понравился с первой же встречи. И это впечатление о нем, как о человеке исключительно внимательном, вдумчивом и душевном, со временем переросло в искреннее уважение.
Сначала мне поручили так называемый войсковой ремонт с задачей ежедневно докладывать о состоянии боевой техники и принимать меры к быстрейшему ее восстановлению. "Мои" части стояли в Рыбацком, под Пулково, Дубровке, Агалатово.
Выделили мне мотоцикл. Я был вполне доволен еще и по той причине, что так мне было легче выполнять совет врача систематически тренировать левую руку. Он уверял, что со временем от физической нагрузки рука придет в норму.
К вечеру, когда я возвращался в штаб, рука сильно болела и опухала. Врач говорил, что так вначале и должно быть. Я уже увлекся своим делом, возвращался из войск довольный, с массой впечатлений и, право, забывал о руке.
Подготовленные мною доклады о состоянии боевой техники были достаточно полными, и я почувствовал, что начальник вроде бы доволен. Да и в частях встречали хорошо. Я обычно привозил решения командования о выделении запасных частей, ремонтных средств, помогал на месте справиться с тем или другим "недугом" танка.
Со временем я совсем прижился в штабном коллективе. Меня назначили на должность помощника начальника отдела и перебросили на промышленный ремонт. На первых порах было трудно привыкнуть к смене обстановки. Дело в том, что люди на заводах требовали к себе иного подхода, чем военнослужащие, хотя трудовая дисциплина была не слабее, чем в воинских частях, только какая-то растянутая. Вместо "есть" - "сделаю", "ладно", "постараюсь", "как получится", словом, не по-фронтовому.
Правда, положение несколько облегчалось тем, что мне уже приходилось бывать и работать на некоторых из этих заводов. Но тогда было проще. Я выступал в роли рабочего, отвечал за ремонт своих танков. Другое дело теперь. Надо было уточнять производственные возможности заводов. Планировать ремонт. Обеспечивать заводы ремонтным фондом. Распределять специалистов по военным заводам. Следить за отправкой отремонтированных танков. Объединять усилия заводов. И многое другое. Всему этому нужно было учиться. Эту сложную науку управления мне помогали постигать работники аппарата заместителя командующего бронетанковыми и механизированными войсками (БТ и MB) фронта инженер-полковника Н. Н. Шестакова. И словом, и делом, и личным примером.
Большим авторитетом у нас пользовался инженер-майор И. Л. Хмельницкий. Мы его называли "инженерный человек". Самые ответственные вопросы - сложные инженерно-технические расчеты, проверка и разработка проектов, производственных планов - поручались именно ему. И если учесть, что все это приходилось делать во фронтовых условиях, когда не было ни библиотеки, ни квалифицированной консультации, то можно себе представить, каким эрудированным он был, какими обладал глубокими инженерными знаниями.
К нему можно было обратиться за разъяснением в любое время. Он никогда не отказывал в помощи. Отложит в сторону свои бумаги, выслушает внимательно и постепеннно, без нажима подводит к решению вопроса. И кажется, до чего все просто и ясно. Даже неловко порой бывало, что отвлек человека от работы по такому пустяку.
Инженер-майора И. Л. Хмельницкого уважали не только в штабе. Он всегда был желанным гостем на ремонтных заводах и предприятиях. Тогда специалистов-инженеров было недостаточно. С Хмельницким советовались, как лучше сделать или переделать ту или иную деталь.
А переделок было много. Запасных агрегатов и деталей не хватало. И рабочие проявляли максимум инициативы, изобретательности, чтобы отремонтировать танк. Однако и самодеятельности в этом деле допускать нельзя. Надо точно знать, можно ли заменить данную деталь на другую, выдержит ли металл и т. д. На эти вопросы, разумеется, могут ответить только специалисты. На ремонтных заводах, повторяю, инженеров было недостаточно, и поэтому обращались, когда можно было, также к тому, кто их курировал, - к инженер-майору Хмельницкому. Его очень часто брали с собой и Н. Н. Шестаков, и Д. П. Карев, когда выезжали на ремонтные предприятия.
Надо сказать, что инженер-майор Хмельницкий никогда не зазнавался. Чем больше он был нужен людям, тем больше он старался для них сделать.
С теплотой вспоминаю и о другом специалисте нашего отдела - снабженце майоре С. М. Адливанкине. Казалось бы, что может быть проще: собрал заявки, выяснил потребности, распределил по частям. Но в том-то и дело, что ресурсы были крайне ограничены. С Большой земли даже после прорыва блокады много прислать не могли. А заявки из войск и от ремонтных предприятий поступали. И их надо было каким-то образом удовлетворять. В противном случае сыпались доклады: из-за отсутствия запчастей столько-то танков небоеспособны.
Майор Адливанкин всегда анализировал, почему вышли из строя запрашиваемые агрегат или деталь, и требовал от инженеров-эксплуатационников, ремонтников на месте принимать меры по устранению причин, ведущих к неисправностям. Это был правильный путь в тех условиях. Улучшение эксплуатации, предупредительный ремонт на месте - все это сокращало потребности в запчастях, продлевало жизнь танков.
Кроме того, майор Адливанкин старался лично проверить запросы частей и ремонтных предприятий. После того как он побывает на местах, заявки обычно сокращались наполовину. За это майора Адливанкина поругивали, считали скрягой. А что ему оставалось делать? Положение с запчастями было очень трудное. Все учитывалось, как говорится, на вес золота и направлялось только туда, где в этом действительно нуждались.
По предложению майора Адливанкина практиковался так называемый обезличенный ремонт. Это означало, что танковая часть, которая сдавала агрегаты или детали в ремонт, могла их и не получить, если другая часть испытывала большую нужду.
Конечно, войскам и ремонтным базам было очень трудно без своего резерва запчастей, и это заставляло личный состав более внимательно относиться к эксплуатации танков и использованию запчастей, минимум которых - пусть лишь по отдельным номенклатурам - имелся в каждой части.
Такая линия позволяла в основном удовлетворять нужды бронетанковых войск в запчастях за счет их ремонта, производства, точного учета и целенаправленного использования.
И еще одного офицера хотелось бы отметить - майора П. В. Долинского, начальника отдела укомплектования. Его сослуживцы по штабу в шутку называли арсеналом, поскольку, не имея, по существу, никаких резервов, Петр Викторович все-таки ухитрялся изыскивать и выделять боевым частям экипажи, танки, оружие, радиостанции и многое другое, создавать на их основе новые или доукомплектовывать понесшие потери танковые подразделения. Хотя все знали, что технику добывали в основном на поле боя - эвакуировали и ремонтировали, а кадры танкистов с лета 1941 до 1943 года почти нигде специально не готовились...
Секрет Долинского был прост: он хорошо знал состояние воинских частей, заводов, складов, мастерских, знал, где и что находится. А главное - майор умел находить правильный подход к людям, которые и помогали ему выходить из любых самых сложных положений. Пожалуй, не было такого случая, чтобы Долинский не мог доложить командующему БТ и MB или начальнику штаба какие-то конкретные предложения.
Рассказывали, что в августе 1941 года ему пришлось лично докладывать К. Е. Ворошилову. Случилось так, что в тот день почти все офицеры управления разъехались по частям, не было и командующего. Вызвали Долинского. Он четко и достаточно подробно доложил сведения о составе и дислокации бронетанковых частей и подразделений. Доложил и о том, что в последние несколько дней побывал во многих стрелковых частях и ополченческих формированиях, записал десятки фамилий танкистов, трактористов, механиков, из которых можно было бы быстро сколотить экипажи. К. Е. Ворошилов поблагодарил майора Долинского, приказал ему обратиться к начальнику штаба фронта и принять личное участие в подготовке приказа об отзыве из войск танкистов и создании учебного танкового подразделения (из этого подразделения позднее был образован 12-й учебный танковый полк фронта).
Сразу же остановлюсь еще на одной важной проблеме снабженцев. Речь идет об обеспечении бронетанковых частей различными видами материальных средств, особенно боеприпасами и горючим. Танкисты очень часто перенацеливались с одного направления на другое и, следовательно, переподчинялись. На практике это нередко приводило к полному нарушению ранее разработанного плана организации материального обеспечения. В штабе фронта, в органах тыла задумывались над новой организацией материального, технического и медицинского обеспечения бронетанковых частей и соединений в зависимости от складывающейся обстановки. Однако предложения носили общий характер и касались в основном соединений; заранее или в ходе операции им направлялись соответствующие распоряжения о выделении необходимых сил и средств тыла.
Труднее обстояло дело с материальным, техническим и медицинским обеспечением отдельных танковых батальонов, полков, ремонтных баз, а также мелких подразделений (групп) танков, которые передавались па доукомплектована, перегонялись в ремонт или после ремонта в части. Таких танковых подразделений и отдельных групп в полосе фронта накапливалось много. Даже в ремонтном отделе не могли уследить за этими перемещениями танков. А боевая жизнь требовала знать, где кто находится, и принимать меры по их материально-техническому обеспечению. По этому поводу принимались самые различные меры. Одна из них, например, заключалась в следующем. Каждый командир или начальник, который отправляет в новый район подразделение либо отдельные танки, был обязан полностью обеспечивать их материальными средствами на весь путь следования, а также установленными по нормам запасами, позволяющими вести боевые действия сразу же по прибытии в новый район или часть. За выполнением этого требования следили очень строго.
Обеспечение бронетанковых войск при изменении обстановки осуществлялось командованием БТ и MB фронта по согласованию со службами тыла фронта. Здесь нашим направленцем был майор В. Д. Параничев. Он должен был уточнять и согласовывать все вопросы, связанные с перемещением складов и их отделений, организовывать обеспечение танковых и ремонтных частей, находящихся под контролем управления БТ и MB фронта.
И еще одна важная обязанность была у майора Параничева - организация ремонта специальной техники: бронетранспортеров, различных агрегатов и мотоциклов. Такой техники в частях было много, но она находилась, как мы говорили, в состоянии "россыпи". Сначала майор Параничев с разрешения командования договаривался ремонтировать эту технику на предприятиях Ленинграда. С увеличением объема этой работы по предложению Параничева была создана 72-я ремонтная база. Она занималась исключительно ремонтом бронетранспортеров, мотоциклов и различных машин специального назначения, находящихся в бронетанковых частях. Базу расположили рядом с 27-м ремонтным заводом. Ее начальником был назначен опытный организатор и ремонтник подполковник А. И. Смирнов.
Нелегко было базе справляться с объемом работ. И главным образом потому, что она почти не имела запчастей для ремонта специальных машин. С бронетранспортерами, например, было проще, так как для их ремонта использовались автомобильные агрегаты (хотя и их поступало не более десяти процентов от потребности). Выходили из положения как могли: использовали ремфонд, то есть вышедшие из строя машины, искали нужные детали на сборных пунктах аварийных машин, на заводах и предприятиях. А через некоторое время база наладила самостоятельное производство таких важнейших деталей, как поршни, поршневые кольца. Были организованы проточка цилиндров, шлифовка валов, отливка заготовок для поковок и многое другое. Словом, база практически выполняла функции целого ремонтного предприятия.
Надо сказать, что опыт 72-й ремонтной базы позднее, в 1944 году, был применен на других подвижных ремонтных базах (ПРБ). Так, в боях за Прибалтику на всех ПРБ в полевых условиях осуществлялись производство и реставрация многих деталей, которые ранее получали с промышленных предприятий.
Возникали, конечно, трудности с оснащением баз оборудованием. В основном приходилось рассчитывать на свои силы. Так, например, формы для отливок, различные приспособления для обработки поршней, колец, цилиндров, блоков, дисков колес и многих других деталей создавались непосредственно на базах. Все это вынуждало иметь на ремонтных базах не только сборочные ремонтные подразделения. Приходилось также значительно усиливать подразделения специальных и механических работ.
По существу, подвижные ремонтные базы представляли собой бронетанковую полевую "промышленность" фронта, опыт работы которых не потерял своего значения и до настоящего времени.
* * *
Работа в управлении БТ и MB фронта была для меня новой, и поэтому приходилось, не считаясь со временем, вникать в тонкости дела, набираться опыта.
Особенно важно было изучить вопросы, связанные о ремонтом промышленными предприятиями города бронетанковой техники. Инженер-майор Хмельницкий часто брал меня с собой на планерки к директорам заводов, где я соприкасался непосредственно с проблемами промышленного ремонта и их решением. Кроме того, я знакомился с людьми, руководителями заводов, конструкторами. В то время я впервые в подробностях узнал о выдающихся советских творцах танков, особенно о Ж. Я. Котине, создавшем танк KB здесь, в Ленинграде, и М. И. Кошкине, сконструировавшем танк Т-34 на харьковском заводе. И тот и другой, по слухам, работали где-то на Урале, однако имена этих людей всегда произносились с уважением и гордостью.
Лично же познакомиться с Жозефом Яковлевичем Котиным мне довелось в 1974 году на встрече танкистов, защищавших Ленинград и живущих ныне в Москве.
Встреча оставила сильное впечатление: столько неожиданностей, новостей, воспоминаний!... Кстати говоря, участники этой встречи и помогли мне уточнить и дополнить мою книгу, за что и приношу им самую горячую благодарность.
После официальной встречи, на которой В. И. Баранов вручил нам памятные значки, мне удалось побеседовать с Жозефом Яковлевичем. Думаю, что рассказ о нем, о его деятельности представит интерес для читателей.
В самом начале войны директора Кировского завода И. М. Зальцмана и главного конструктора Котина вы звали в ЦК партии и поставили задачу: изучить возможности развертывания на базе Челябинского тракторного завода массового танкового производства и доложить свое мнение. После доклада последовало распоряжение ГКО: готовить коллектив Кировского завода к эвакуации на Урал, а пока в ближайшие две-три недели удвоить выпуск тяжелых танков KB...
Задание было архисложным и трудным, тем более что враг, по существу, уже подходил к стенам завода. 10 сентября поздним вечером вражеская бомба едва не попала в здание, где жили и работали перешедшие на казарменное положение танковые конструкторы. Воздушная волна лишь вырвала в помещении КБ оконные рамы, обрушила перегородки. Котин несколько суток приходил в себя после контузии...
Началась эвакуация оборудования и части кировцев на Урал. Эшелоны шли до Челябинска почти месяц.
- Одеты мы были явно не по сезону, - вспоминал Жозеф Яковлевич, - Урал встретил сорокаградусными морозами...
Сейчас даже трудно представить себе, как на пустом месте в жестокую стужу в столь короткие сроки можно было построить новый завод. Но факт остается фактом: рядом с корпусами ЧТЗ, созданными в годы первых пятилеток, на заснеженном пустыре, выросли десятки цехов. За одну ночь перестраивались целые пролеты. Всего три недели понадобилось, чтобы смонтировать и пустить в ход тысячи станков для производства танков и моторов к ним... Так волею Коммунистической партии, героическим трудом кировцев и уральцев был рожден Танкоград, ставший главным танковым арсеналом страны.
В его цехах шла настоящая героическая битва под лозунгом: "Все для фронта, все для победы!" Здесь, как и на фронте, первыми шли коммунисты. Директор завода, выступая на собрании партийного актива, сказал:
- Все говорят: "Мы за Родину, мы за танки". Но как это дело проверить? Есть только одна проверка: кто выполняет за день то, что полагается, тот за танки. Кто не выполняет - тот против.
В резолюции актива так и записано: "Невыполнение задания коммунистами несовместимо с пребыванием в партии".
Это было жестоко, но необходимо. Стране, фронту нужны были танки! Не проходило дня, чтобы на завод не звонили из ЦК партии, из Государственного Комитета Обороны. Просили, торопили, требовали.
И танкоградцы, костяком которых были кировцы, делали невозможное возможным.
Вот лишь несколько строк из подшивки заводской многотиражки "За трудовую доблесть" фронтовых лет:
"Стахановец цеха нормалей Иван Григорьевич, следуя примеру Ехлакова, выполнил норму на 1026 процентов. Вместо 60 деталей гвардеец труда дал 616".
"Встав на стахановскую вахту, слесарь Дмитрий Кондратенко за 9 часов дал 187 шатунов, что составляет 1312 процентов задания. Ему всего 17 лет, а трудится он за тринадцать рабочих..."
"Токарь-наладчик Григорий Ехлаков дал в смену более 1000 процентов выработки. А я что же, не могу стать "тысячником"? И у меня получилось 4000 процентов нормы. Работала бы так день и ночь, только бы скорее очистить родную землю от фашистских гадов", - так говорила кузнец Мария Кузикова...
Вот выписки из официальной хроники Танкограда: "Среди всех рабочих сорок восемь процентов - женщины"; "В цехах Танкограда сорок три процента всех рабочих была молодежь".
Осенью 1942 года, когда с конвейера Танкограда сходило все больше танков, генерала Котина срочно вызвали в Москву. Там он узнал о том, что у врага появились новые танки и самоходные орудия, которые созданы гитлеровскими конструкторами и осваиваются промышленностью Германии. Новые тяжелые танки прошли уже испытания на немецком полигоне под Ютербогом и, говорят, неуязвимы для противотанковых и полевых орудий... Что противопоставить новым немецким машинам?!
Поздно вечером, вернувшись в Челябинск, Котин собрал ведущих конструкторов завода, рассказал о новом задании партии и правительства: сделать все, чтобы уже в начале 1943 года наша армия начала получать новые машины в противовес немецким "тиграм", "пантерам", "фердинандам"...
Той же ночью на совете конструкторов родилось решение: разрабатывать одновременно и новые танки, и новые самоходные орудия. А поскольку ограниченные сроки не позволяют создать совершенно новую конструкцию самоходки, сделать ее на базе тяжелого танка КВ. Тут же возник вопрос: как поставить мощную пушку-гаубицу, если танковая башня тесна, если в ней все рассчитано до миллиметра на орудие определенного калибра? Но и этот вопрос был решен.
Если на свете бывают чудеса, то одно из них вот это: ровно через 25 дней и ночей самоходная установка с новой мощной пушкой - СУ-152 - пошла в серийное производство! Именно эти самоходные орудия первыми встретили фашистские танки па Курской дуге в июле 1943 года. Их снаряды пробивали броню и "тигров", и "пантер". И очень метко фронтовики окрестили новые советские самоходки "зверобоями"!
В те дни конструкторов танкового завода редко видели в тиши КБ. Дни и ночи они пропадали то в цехах, то на испытательном танкодроме и полигоне. Нередко конструкторы вылетали на фронт. Котин, например, побывал и под Сталинградом, и в Ченстохове, и в Бреслау - всюду, где сражались уральские танки. Генерал-полков-пик с Золотой Звездой Героя Социалистического Труда на кителе запросто лез в танк, занимал место либо механика-водителя, либо у прицела пушки, интересовался, достаточен ли сектор обстрела, не ограничено ли наблюдение...
И конечно же, главному конструктору хотелось видеть своими глазами на поле боя новое детище Танкограда - тяжелый танк ИС.
- Было это в канун Корсунь-Шевченковского сражения, - рассказывал Ж. Я, Котин. - Ночью мы прибыли в район действий 5-й гвардейской танковой армии. Нам предстояло увидеть в деле наш новый тяжелый танк, при создании которого был учтен опыт и Сталинградской битвы, и Курской дуги. Мела пурга. Инженеры Рощин, Покровский и я, водитель-испытатель Плюхин вместе с офицерами штаба армии отправились в тяжелый танковый полк...
Впереди - грохот. Там шел бой. Было обидно оставаться на КП, хотелось быть там, где вели огонь наши танки. Через некоторое время и мы поехали вперед. То, что я увидел тогда, до сих пор стоит перед глазами. На обочине, в кюветах, на поле - трупы гитлеровцев, исковерканные фашистские орудия, сожженные и разбитые танки, автомобили.
Вскоре мы догнали наши танки.
- Как машины? - спрашиваем у танкистов.
Молодой лейтенант улыбается, отвечает: - Отличные!
Спрашиваем других танкистов - ответ тот же:
- Танки что надо!
Вскоре после Корсунь-Шевченковской операции был обнаружен секретный приказ, в котором гитлеровское командование предписывало своим танкистам избегать встречных боев с танком ИС и стрелять по нему только из засад и укрытий.
Говоря о новых советских танках, можно было бы вспомнить и конструктора лучшего в мире по тем временам дизельного двигателя И. Я. Трашутина, и создателя великолепной трансмиссии Н. Ф. Шамшурина, и многих других конструкторов, инженеров, техников и рабочих Танкограда... Но вернемся в Ленинград сорок третьего года.
С каждым днем задачи по ремонту танков для фронта возрастали и становились сложнее. И справиться с ними даже такому городу, как Ленинград, с его передовой по тому времени промышленностью было очень трудно. Дело в том, что с большинства заводов вывезли основное оборудование и, самое главное, не хватало специалистов: кто эвакуировался, а кто ушел на фронт.
Кроме того, не всегда удавалось выжать максимум из имеющегося оборудования и материалов в связи с большими разрушениями на заводах, отсутствием достаточного количества электроэнергии, топлива. Порой из-за отсутствия какой-то, казалось бы, незначительной детали (вроде электролампочки, конденсатора, масло- или топливопровода) нельзя было отремонтировать агрегат, а значит, и танк.
Поднимался вопрос о налаживании производства мелких деталей непосредственно на каждом заводе, где ремонтировались танки. Это было сложно, трудно и, прямо скажем, нерационально. Но другого выхода не было. Например, на Металлическом заводе, где ремонтировались главным образом танки KB, развертывались цеха по ремонту, переделке и производству только тех деталей и запасных частей, которые нужны были лишь для танков КВ. А 27-й ремонтный завод из-за отсутствия двигателей к танкам БТ вынужден был брать на Кировском заводе двигатели В-2, предназначенные для танков Т-34. Установить их на танки БТ не так-то просто. Вносилось много конструктивных и технических изменений, и все это на ходу, в надежде на смекалку и опыт рабочих, техников, инженеров.
Пытались привлекать другие заводы, но и здесь встречались с определенными трудностями.
Помню, я изучал возможности одного из заводов для оказания помощи в ремонте контрольных приборов и электрооборудования. Встретился с директором А. И. Ивановым, изложил ему просьбу. Он мне сказал, что его, как старого коммуниста, рабочего, назначили директором временно, потому что мужчин практически на заводе уже не оставалось. В райкоме ему поставили задачу организовать круглосуточную охрану завода, а также дежурство пожарных групп. А людей совсем нет. Истощенные блокадой, они не могли справиться даже с этой задачей. Смертность была высокой. Директор сказал, что вот и его жена недавно скончалась. Старшая дочь Нина, студентка Текстильного института, уехала на станцию Рахья, за Ленинград, где добывает торф для города. Младшая дочь Галя до февраля 1942 года оставалась на окопных работах и даже не смогла приехать проститься с матерью.