Страница:
Извозщиков раскрыл карту, показал, где стоят поврежденные и неисправные танки, предложил перенести эти данные на мою карту. На ней же он обвел карандашом районы эвакуации, подчеркнул те танки, которые будут ремонтироваться на месте, и те, которые, по его мнению, фронт должен эвакуировать и ремонтировать своими средствами. Расписался на моей карте и просил доложить эти данные генералу Шестакову.
Возвращаясь в штаб, я всю дорогу думал, как и где лучше развернуть фронтовые ремонтные средства.
До Кингисеппа не было почти ни одной деревни. Все сожжено. Развертываться в лесу? Однако там еще бродили мелкие группы противника, а для организации надежной охраны мы не располагали силами. Кроме того, основной ремфонд может появиться только при форсировании реки. Да и есть ли смысл эвакуировать от реки далеко в лес за Кингисепп поврежденные танки? Не лучше ли организовать ремонт непосредственно на окраине Кингисеппа? Правда, близко от противника, но зато значительно сокращается время, необходимое для того, чтобы вернуть танки в боевой строй.
Свои соображения я доложил генералу Шестакову. Он внимательно выслушал меня и сказал:
- Предложение утверждаю. В ваше распоряжение выделяется 21-я ремонтная база.
Быстро подготовив соответствующее приказание, я выехал в район Ополье для встречи с начальником базы инженер-капитаном А. Н. Живилиным. Однако начавшаяся внезапно оттепель так развезла дорогу, что практически приходилось тащить мотоцикл па себе. Километров через пять я выбился из сил и вынужден был оставить мотоцикл в одном из разрушенных сараев. Замаскировал как мог и пошел пешком в надежде на попутный транспорт, хотя понимал, что никакая машина по такой дороге не пройдет. Часа три прошагал, как вдруг услышал шум трактора. Обернулся. Действительно, трактор шел в мою сторону и тянул за собой прицеп на полозьях. На душе повеселело.
Когда трактор поравнялся со мной, я поднял руку. Водитель выключил скорость, сбросил газ, и двигатель заработал на холостых оборотах. В кабине сидели двое в комбинезонах.
- Куда путь держите? - обратился я к ним.
- А вам что? - спросили меня.
- Может быть, подвезете?
- Садитесь. А покурить не найдется?
- Некурящий, - ответил я.
- Жаль.
- Так куда путь держите? - снова спросил я, - До Кингисеппа!
- Вот это хорошо, и мне туда, - обрадовался я,
- А кто ты будешь?
Я был тоже в комбинезоне, в солдатской шапке, а ремень, хотя и офицерский, но кто не носил его в войну?
Представился как офицер штаба фронта,
- Ого, начальство! Садитесь,
Несколько минут ехали молча. Потом тот, у кого были эмблемы артиллериста, поинтересовался, знакома ли мне дорога на Кингисепп. Я ответил, что только вчера проезжал по ней. Есть и другая дорога, получше этой.
- А нам все равно. Мы на своем "танке" хоть куда доберемся.
И только он это сказал, как в тракторе заскрежетало, и водитель, выключив двигатель, удивился:
- Что за оказия?
Он вылез из кабины, поднял капот и стал внимательно рассматривать двигатель, от которго шел пар. Я тоже присоединился к водителю.
- Надо попробовать провернуть рукояткой, - сказал я.
- Понимаете в технике? - спросил он меня.
- Немного. Вместе разберемся.
Водитель взял рукоятку и, стоя по колено в грязи, о трудом ее поворачивал. На слух я определил, что с коленчатым валом вроде все в порядке.
- Ну-ка, Володя, нажми на стартер, - вынув заводную рукоятку, крикнул водитель.
Тот нажал на кнопку. Шестеренка стартера, едва войдя в зацепление, заскрежетала и остановилась. Из стартера пошел дымок.
- Выключай! - крикнул я. - Дело ясное - замыкание в стартере! Заведем от рукоятки и проверим электросистему.
Я сел в кабину. Водитель, провернув несколько раз рукояткой, завел двигатель. Стрелка амперметра указывала на сильную разрядку.
- Что будем делать: исправлять стартер или поедем? - спросил я у водителя.
- Как, старшой? - обратился водитель к Володе.
- Если можно ехать, то надо ехать. Времени у нас в обрез, - ответил Володя.
Это решение, конечно, устраивало и меня.
До Ополья добрались во второй половине дня. На дороге мне встретились ремонтные летучки. Я догадывался, что это втягивается в лес 21-я ремонтная база. Вскоре встретился и инженер-капитан Живилин. Он обрадовался моему появлению и сразу же начал просить трактор, чтобы оказать помощь ремонтным летучкам, которые застряли в 10-15 км отсюда. Я сказал, что трактор не мой.
- Да какая разница. В общем-то он нашего фронта, - запальчиво сказал Живилин и обратился к моим спутникам с такой же просьбой.
Сержант, по имени Володя, ответил, что он обязан доставить боеприпасы, которые находятся в прицепе, и временем не располагает.
- Обождите до вечера, - предложил он. - Вот доставим боеприпасы и возвратимся.
Надежд на это мы, конечно, не питали. Дорога плохая, и куда эти боеприпасы потом повезут, тоже неизвестно. Так "Ворошиловец" и ушел, обдав нас едким дымом.
* * *
Я ознакомил инженер-капитана Живилина с приказанием генерала Шестакова. Он сокрушался о том, что не может в срок полностью развернуться в Кингисеппе.
И винить инженер-капитана Живилина тоже было нельзя. Дороги разбиты, а ремонтные летучки на стареньких ЗИСах и газиках были не в состоянии двигаться по бездорожью.
- Что же будем делать? - спросил меня инженер-капитан Живилин.
- Решение, я думаю, может быть только таким: попытаться на буксире доставить в Кингисепп хотя бы несколько специальных машин и основной состав ремонтников. Остальным на месте ждать ночи - возможно, будут заморозки. Если нет, то завтра у саперов раздобудем трактор. А работу по ремонту танков начнем немедленно. Надо также поискать в Кингисеппе мастерские и использовать их оборудование.
Инженер-капитан Живилин тут же подозвал к себе офицера.
- Командиров подразделений ко мне! - приказал он.
- Здесь только двое: командир первой и третьей рот. Остальные с машинами, в пути.
- Ко мне, кто есть.
На совещании было решено оставить по одному водителю на машину, а всех ремонтников направить в Кингисепп. Туда же во что бы то ни стало надо вывести электростанцию и сварочное оборудование. Для подстраховки выделялись еще две ремонтные летучки типа "Б", на которые грузили весь ремонтный инструмент, имеющийся на остающихся здесь машинах,
- Личный состав с лопатами и пилами, - продолжал инженер-капитан А. Н. Живилин, - пойдет за электростанцией и сварочной в готовности исправлять дорогу и восстанавливать машины.
Примерно через час колонна двинулась. Шли медленно, с большими трудностями. Лишь глубокой ночью добрались до Кингисеппа и начали сразу же искать удобное место для развертывания.
У самого въезда в Кингисепп со стороны Ленинграда находилось сильно разрушенное здание - только стены остались - бывших мастерских, которые я приметил еще раньше. Подъехали к нему. Внутри стояли какие-то станки и расположились на отдых пехотинцы. Искать старшего начальника, чтобы тот дал добро на развертывание в этом здании ремонтной базы, - дело бесполезное. А здание приглянулось многим. Вдруг появились медики с несколькими ранеными. Потом пришел какой-то офицер, кажется, артиллерист, потому что речь он вел со своим спутником о том, что неплохо было бы разместить здесь "штабеля" (так артиллеристы называли боеприпасы). Словом, кому достанется здание, трудно было сказать.
Но вопрос решился как-то сам собой. Ближе к рассвету подошел тягач, буксирующий танк. Капитан Кумаченко объявил, что по указанию инженер-полковника В. И. Извозщикова здесь будет развернут сборный пункт поврежденных машин. Это заявление особого воздействия не оказало на присутствующих. Все они остались. Инженер-капитан Живилин приказал завезти электростанцию в здание. Благо, проемы в стенах были большие. Когда машина начала вползать в помещение, пехотинцы пробудились, сержант скомандовал: "Строиться!" - и через несколько минут небольшая колонна бойцов ушла. Но девушка-медик стала строго нас отчитывать за то, что мы якобы врываемся в ее медицинский пункт.
- Так ведь его здесь нет, - возразил инженер-капитан Живилин. - Вы ведь и легкораненых куда-то уже отправили.
- Нет, так будет! - резко ответила она.
- Если будет - мы уйдем. А сейчас давайте знакомиться и мириться.
Она назвалась санинструктором танковой бригады.
- Так это совсем здорово, - сказал инженер-капитан Живилин. - Танкисты всегда между собой договорятся.
Санинструктор успокоилась и начала упрашивать Живилина выделить ей транспорт, чтобы доставить тяжело раненного офицера в полковой медпункт. Кроме единственного автотягача, мы ничем не располагали. Бережно перенесли в него раненого офицера из разведроты бригады и отправили в близлежащий госпиталь.
Через часа два своим ходом прибыл танк с заклиненной башней. Он тащил за собой другой танк с пробитым бортом. Мне вручили записку от инженер-полковника Извозщикова, в которой он разрешал мне использовать для подтаскивания ремонтных летучек тягач и даже танк, но предупредил, что, как только наладим сварочный агрегат, нужно немедленно срезать болванку, застрявшую между башней и корпусом, отправить танк в подразделение.
Я был очень благодарен инженер-полковнику Извоз-щикову за помощь. Однако использовать танк для буксировки ремонтных летучек не стал. Вместе с инженер-капитаном Живилиным мы начали готовить сварочный агрегат, и уже через час нам удалось освободить башню. Экипаж тут же уехал на передовую.
Одновременно с ремонтом второго танка мы продолжали устраиваться. Приказ к 12.00 развернуть базу в основном был выполнен. Ведь кое-что уже развернуто, один танк отремонтирован, другой в работе, а тягач пошел за остальными ремонтными средствами. Обо всем этом я доложил по телефону Н. Н. Шестакову. Звонил о командного пункта инженер-полковника Извозщикова. Генерал сказал, чтобы я принял меры для быстрейшего развертывания всех сил базы. Дело в том, что вскоре подойдут танки, которые будут форсировать реку, и поэтому надо быть в готовности оказать им помощь. Я возвратился на базу, имея от Извозщикова разрешение задержать тягач на такое время, которое потребуется для подтаскивания всех ремонтных средств.
На фронте часто бывало - рассчитываешь на одно, а получается другое. Так и тогда. Казалось, все идет нормально, но вдруг налет вражеской авиации. Видимо, противник заметил выдвижение наших войск к переднему краю. Три фугаски упали и на нашу базу. В результате появились убитые, раненые и полностью сгорели две ремонтные летучки.
Я пошел к Извозщикову, доложил ему о случившемся.
Связавшись с генералом Шестаковым и поговорив с ним, Извозщиков приказал остальные ремонтные средства размещать в лесу и тщательно маскировать. Район роща юго-восточнее Кингисеппа.
- Слушаюсь! - ответил я. А сам подумал, как это сделать, если даже с дороги невозможно съехать. Но решение было правильным, тем более что должны были помочь саперы.
Вскоре на дороге появилась первая летучка. Я остановил ее и указал рощу, где ей следует располагаться. Подошли еще несколько машин. С помощью тягача все машины были втянуты в рощу. Лишь три летучки остались где-то на дороге. Они тоже подверглись воздушному налету и требовали ремонта. Но сейчас у нас было много средств на месте. Однако главного не было: электростанции, зарядного агрегата и основного инструмента. Десять хороших ремонтников мы потеряли (три убитых и семь раненых). Инженер-капитан Живилин немного оглох после контузии, но в госпиталь не пошел.
К вечеру на базу прибыл офицер от Извозщикова. Он передал приказание от моего командования проверить и доложить состояние техники в трех полках (в двух танко-самоходных и одном танковом). В других частях эта работа должна проводиться инженер-полковником Извозщиковым.
Полки, как мне сообщили, сосредоточивались в лесах южнее и севернее Кингисеппа. Они понесли потери при налете авиации противника.
До утра мне удалось побывать в двух частях: 31-м гвардейском танковом и 397-м танко-самоходном полках. Третьего полка не нашел. Как потом выяснилось, он изменил район сосредоточения.
В этих полках вместе с техническим составом удалось в основном проверить танки, нуждающиеся в среднем ремонте. Таких оказалось двенадцать. Мелкий, текущий ремонт в расчет не брался. Это возлагалось на экипажи. Вызвал в полки четыре ремонтные бригады, и к вечеру в основном с этим объемом работы мы справились.
А в ночь уже был получен приказ о выдвижении полков к переправам.
Придя на командный пункт Извозщикова, я связался с нашим штабом и доложил инженер-полковнику Кареву о проделанной работе. То же сделал и Извозщиков.
Инженер-полковник Карев приказал нам организовать за счет 21-й ремонтной базы техническую помощь готовящимся к переправе полкам и подготовиться как к эвакуации танков, так и к переброске ремонтных групп на другой берег реки Луга. Это решение диктовалось тем, что, пока на базе нет ремфонда, ее целесообразнее использовать на маршрутах, в частях, на переправах, где ремонтные бригады могли сделать многое. Так оно и было. Уже после форсирования реки мы подсчитали, что за время наступления в течение одних только суток оказали техническую помощь и отремонтировали больше чем 60 танков. Это двухмесячная производственная норма базы! Такой объем работы стал возможен только потому, что ремонтировались машины на месте и при активном участии экипажей. Я был свидетелем, когда ремонт танков производился даже на паромах. К концу переправы мы потеряли двенадцать человек, но зато не было ни одного танка, который бы из-за неисправности не вышел на противоположный берег.
Около двух часов ночи я подъехал к расположению штаба бронетанковых и механизированных войск. В палатке ремонтного отдела увидел обычную картину: все работали. Меня встретил майор Хапов.
- Вот легок на помине. Заходи к Дмитрию Петровичу. Он ждет, - сказал Георгий Андреевич.
Инженер-полковник Карев внимательно выслушал мой. доклад. Похвалил за оперативность, но заметил, что было, бы еще лучше, если бы я позвонил ему по телефону и. доложил о результатах проверки 220-й танковой бригады перед возвращением в штаб. Действительно, в бригаде я задержался почти на сутки: проверял танки, прибывшие после ремонта из 23-й рембазы.
- Такая задача вам не ставилась, - сказал Дмитрий Петрович, - но раз уж задержались - нужно было позвонить. Это позволило бы выиграть на-а-м, протяжно сказал Дмитрий Петрович, - около трех-четырех часов.
Д. П. Карев очень хорошо знал людей и имел к каждому свой подход. Если он видел, что человек несерьезно, безответственно относится к выполнению заданий, то без обиняков взыскивал строжайшим образом. И наоборот, если человек старался, но у него что-то не получалось так, как хотелось бы, Дмитрий Петрович никогда не ругал, а порой даже авансом хвалил такого офицера и одновременно с присущим ему тактом учил, как надо делать. За это Дмитрия Петровича любили и уважали все без исключения офицеры штаба.
Карев поставил мне новую задачу: выехать в 290-ю ремонтную базу и помочь спланировать и организовать занятия с офицерами и особенно с младшими специалистами.
- База только сформирована. Люди не совсем подготовлены. Отсюда и факты некачественного ремонта, да и в сроки они не укладываются. Надо разобраться. Поможет вам в подборе литературы и подготовке материалов к занятиям майор Хапов. Но поедете вы один, - заключил Дмитрий Петрович. - Все ясно?
Занятия я проводил и раньше, когда служил в танковом батальоне, и задание не представлялось для меня очень сложным. Однако тратить на это время, когда идут бои и нужны танки, много танков... Так я подумал, а сказал:
- Когда выезжать?
- Как будете готовы, доложите мне. Желательно выехать завтра, а занятия начать послезавтра.
От Дмитрия Петровича я пошел к майору Хапову. Мы с ним размещались в одной палатке. Здесь и работали, и отдыхали. Хотя кровати, поставленные возле столов, редко служили местом отдыха. Большей частью мы находились в войсках, а там приходилось отдыхать по-разному, когда как.
Георгий Андреевич Хапов уже был в палатке. Он сдвинул оба стола и на ватманском листе бумаги составлял расписание занятий.
- Начинай! - сразу же предложил он мне.
Майор Хапов был исключительно работоспособный. Он всегда стремился принять участие в любом деле, где он мог помочь, проявить инициативу, выполнить новое задание. Все делал с душой, с огоньком. Иногда, конечно, и срывы бывали. Тогда Георгий Андреевич сам себя наказывал. На время замыкался в себе. Ходил хмурый, недовольный. А потом обязательно искал повод, чтобы излить, как он говорил, душу товарищу. Мы все знали эту черту характера и старались быстрее "разгрузить" его душу, После этого он снова становился самим собой и снова, загорался делом.
- С чего же начинать? - спросил я у Георгия Андреевича.
- Во-первых, - ответил он, - делай второе такое же расписание. Тебе оно пригодится для инструкторско-методического занятия на базе, в которую ты поедешь. Во-вторых, проштудируй методичку. Вот она лежит на столе.
Оказывается, он уже заканчивал разработку примерного расписания для проведения занятий в ремонтных базах. Он корпел над этим уже трое суток, пока я ездил в войска. Методички были уже готовы.
Я занялся методичкой. Георгий Андреевич составил ее настолько хорошо, что не надо было обращаться к дополнительной литературе. Здесь все было: тематика, цели, порядок проведения занятий, вопросы и даже примерные ответы.
Мне так и хотелось похвалить Георгия Андреевича, но сдержался, потому что знал - он этого не любит. Своеобразный человек! Он мог даже обидеться на товарища, похвалившего его. А если хвалил начальник, то он после этого в кругу товарищей говорил: "Да что там особенного. Пожалуй, я бы сейчас лучше сделал".
Иногда мы разыгрывали его, начинали критиковать за якобы слабые стороны в его работе. Достаточно, например, было сказать: "Поверхностно все же вы, уважаемый Георгий Андреевич, проверили технику в полку. Обнаружились новы" неисправности". И он, как факел на ветру, разгорался и спрашивал: "Где, на каком танке, какие, скажите, пожалуйста..." Каждый из нас "находил" столько дефектов, что их хватило бы на несколько полков. Тогда Георгий Андреевич догадывался, что над ним подшучивают...
Под утро к нам зашел Карев, не стал ни о чем расспрашивать, а приказал спать по полтора часа "на каждый глаз". И ушел. Это означало три часа отдыха, а затем - к нему.
Когда мы пришли к Кареву, то там уже было большинство офицеров отдела: Г. А. Федоров, И. Л. Хмельницкий, В. Д. Параничев, Б. И. Кольцов, М. М. Марков, С. М. Адливанкин. Оказывается, Дмитрий Петрович вызвал всех, чтобы рассмотреть выполненные нами планы занятий.
Повесив расписание, Хапов начал докладывать. Все внимательно слушали, делали какие-то пометки. Затем офицеры обменялись мнениями. В основном все одобрили методику организации и проведения занятий в ремонтных базах.
Дмитрий Петрович подвел итоги, внес некоторые уточнения и утвердил материалы. В заключение он подчеркнул важность и необходимость учебы и в военное время.
Начальник 290-й подвижной ремонтной базы капитан Е. Н. Непомнящий, пожалуй, из всех, кого я знал, был самым неутомимым человеком. Везде бывал, все видел, всем помогал. Он был строг к подчиненным, взыскивал с тех, кто нерационально, по его мнению, использовал время. И когда узнал, что у него будут проводиться занятия, заявил категорично: "Мы должны работать, делать танки, а не заниматься напраслиной". Он настолько болезненно воспринял мой приезд, что даже позвонил в штаб и пытался уговорить командование отменить занятия. Его, конечно, отчитали.
- Ничего не понимаю, что творится! С одной стороны, требуют выполнения плана, с другой - отрывают людей от дела, устраивают здесь курсы!... возмущался Непомнящий.
Я спокойно сказал, что завтра на инструкторско-методических занятиях ему надо быть лично со всеми командирами.
- Еще чего?! Нет уж, увольте!
Я напомнил, что это приказ.
Первое занятие прошло хорошо. Было много вопросов. Капитан Непомнящий сидел с видом, будто его ничего не касалось. В конце занятий, подводя итоги, я сказал, что на основе этих инструктивных указаний с завтрашнего дня начнутся ежедневные плановые занятия по два-три часа в день. С первой группой, в которую входят командиры подразделений, будет проводить занятия капитан Е. Н. Непомнящий, а с младшими - сами командиры подразделений, то есть по принципу: начальник учит своих подчиненных.
Капитан, видимо, не ожидал, что и ему придется вести занятия. Он даже переспросил: не ошибка ли это?
Е. Н. Непомнящий был одним из тех, кто любит решать все сразу, не откладывая на завтра. Эта напористость нравилась начальникам. "Если он взялся, сделает" - таково было их мнение о капитане. И действительно, если Непомнящий сам за что-либо брался, то обязательно справлялся с делом. Но ведь не все его подчиненные были такими же мастерами, как он сам. При небольшом объеме ремонтных работ и достаточном времени капитан успешно справлялся с поставленными задачами. А когда создалась сложная обстановка - частые перемещения, двух-трехкратное увеличение объема работ при жестком графике ремонта танков, - базу начало лихорадить. Даже при круглосуточной работе он не мог за всем уследить, всюду поспеть. Когда же ему докладывали о задержках в ремонте, он нервничал, устраивал разносы. На организаторскую работу все не хватало времени. Некогда было провести даже партийное или комсомольское собрание. Кстати, именно по просьбе коммунистов, которые обратились в политотдел штаба, было решено организовать занятия и помочь Непомнящему найти правильный стиль руководства.
Капитан Непомнящий, хотя и без удовольствия, но все же хорошо готовился к занятиям и проводил их на довольно высоком методическом уровне. И через пару недель он заметил, что положение постепенно выправляется. Личный состав, получив за это время некоторую подготовку в демонтажных и монтажных работах, реже обращался к Непомнящему за советами, уменьшилось количество переделок, сократились сроки ремонтных работ. Наметился нормальный ритм в работе. Больше внимания стали уделять пропаганде передовых методов работы, внедрению опыта лучших ремонтников, таких, как командиры отделений старшина В. С. Павлов и старший сержант Юдин, бригадиры ремонтных летучек старший сержант А. И. Денисов и сержант М. И. Серебряков, слесарь старший сержант А. Киселев и другие.
Да и сам Непомнящий почувствовал себя увереннее. У него появилась даже новая форма "наказания". Если у кого-нибудь что-то не получалось, он отправлял ремонтника "на учебу" к главному инженеру. Школу главного инженера проходили не только новички, но и все, кто по незнанию в чем-либо провинился при ремонте боевой техники.
Уже позднее, встречаясь с капитаном Непомнящим, я услышал от него одобрительные отзывы о своевременной помощи командования, заставившего его, как он говорил, подучиться. Ему напомнили, что прежде всего он должен благодарить своих коммунистов и комсомольцев, которые и нам, штабникам, подсказали, с чего надо было начинать исправление неполадок.
... Много лет спустя после войны я получил письмо от Е. Н. Непомнящего. Многие его подчиненные по ПТРБ, как и он сам, живут и работают сейчас в Ленинграде, городе, который они защищали. Среди них бывший бригадир электриков тов. Молев, неоднократно ремонтировавший танки на поле боя под огнем противника; неутомимые командиры ремонтных взводов старшие техники-лейтенанты И. И. Невский, Михайлов и другие товарищи. Тепло отзывается бывший начальник ПТРБ о старшем сержанте В. Г. Тихалике, токаре высокой квалификации, который мог выточить деталь любой, самой сложной конфигурации. Заместителем начальника базы по политчасти был старший лейтенант Я. В. Игумнов, старый коммунист, участник гражданской войны. Там же служил и его сын сержант Игорь Игумнов ремонтник. Яков Васильевич умер в 1965 году. Игорь работает в Ленинграде. В письме назывались и другие фамилии ремонтников - старший лейтенант Дмитриев, техник-лейтенант Денисов, старший лейтенант Л. П. Степанов, старшина Н. А. Зуев, ефрейтор А. Г. Колесов, рядовые Н. И. Тараканов, В. Я. Гедич. А эпиграфом к своему письму Ефим Нисонович поставил слова: "Никто не забыт, и ничто не забыто".
Глава VIII. В боевых порядках
По старой дороге. - Разработка плана. - Выборгская операция. - Доблесть танкистов. - Вслед за наступающими. - Рождение подвижной танковой группы. Просчеты в расчетах. - По бездорожью. - Где взять горючее? - Снова вперед.
Наши войска отбросили врага от Ленинграда далеко на запад, а с севера над городом по-прежнему нависала угроза. Противник находился в сорока - пятидесяти километрах от города.
Было известно, что в течение 1941-1943 годов немецко-финское командование восстановило на Карельском перешейке и в Карелии разрушенные во время войны 1939-1940 годов укрепления линии Маннергейма. На перешейке противник сосредоточил группу войск "Карельский перешеек", насчитывающую пять пехотных (2, 3, 10, 15, 18-я) и одну бронетанковую дивизии, одну пехотную (19-я) и одну кавалерийскую (1-я) бригады. Кроме того, в межозерном районе действовала оперативная группа "Олонец" в составе пяти пехотных дивизий (5, 7, 8, 11. 17-я) и четырех пехотных бригад. Таким образом, общая численность войск противника, находившихся в Южной Карелии и на Карельском перешейке (без учета личного состава флота и авиации) достигала 268 тысяч человек, 1070 полевых и 420 противотанковых орудий, 860 минометов и 110 танков.
Возвращаясь в штаб, я всю дорогу думал, как и где лучше развернуть фронтовые ремонтные средства.
До Кингисеппа не было почти ни одной деревни. Все сожжено. Развертываться в лесу? Однако там еще бродили мелкие группы противника, а для организации надежной охраны мы не располагали силами. Кроме того, основной ремфонд может появиться только при форсировании реки. Да и есть ли смысл эвакуировать от реки далеко в лес за Кингисепп поврежденные танки? Не лучше ли организовать ремонт непосредственно на окраине Кингисеппа? Правда, близко от противника, но зато значительно сокращается время, необходимое для того, чтобы вернуть танки в боевой строй.
Свои соображения я доложил генералу Шестакову. Он внимательно выслушал меня и сказал:
- Предложение утверждаю. В ваше распоряжение выделяется 21-я ремонтная база.
Быстро подготовив соответствующее приказание, я выехал в район Ополье для встречи с начальником базы инженер-капитаном А. Н. Живилиным. Однако начавшаяся внезапно оттепель так развезла дорогу, что практически приходилось тащить мотоцикл па себе. Километров через пять я выбился из сил и вынужден был оставить мотоцикл в одном из разрушенных сараев. Замаскировал как мог и пошел пешком в надежде на попутный транспорт, хотя понимал, что никакая машина по такой дороге не пройдет. Часа три прошагал, как вдруг услышал шум трактора. Обернулся. Действительно, трактор шел в мою сторону и тянул за собой прицеп на полозьях. На душе повеселело.
Когда трактор поравнялся со мной, я поднял руку. Водитель выключил скорость, сбросил газ, и двигатель заработал на холостых оборотах. В кабине сидели двое в комбинезонах.
- Куда путь держите? - обратился я к ним.
- А вам что? - спросили меня.
- Может быть, подвезете?
- Садитесь. А покурить не найдется?
- Некурящий, - ответил я.
- Жаль.
- Так куда путь держите? - снова спросил я, - До Кингисеппа!
- Вот это хорошо, и мне туда, - обрадовался я,
- А кто ты будешь?
Я был тоже в комбинезоне, в солдатской шапке, а ремень, хотя и офицерский, но кто не носил его в войну?
Представился как офицер штаба фронта,
- Ого, начальство! Садитесь,
Несколько минут ехали молча. Потом тот, у кого были эмблемы артиллериста, поинтересовался, знакома ли мне дорога на Кингисепп. Я ответил, что только вчера проезжал по ней. Есть и другая дорога, получше этой.
- А нам все равно. Мы на своем "танке" хоть куда доберемся.
И только он это сказал, как в тракторе заскрежетало, и водитель, выключив двигатель, удивился:
- Что за оказия?
Он вылез из кабины, поднял капот и стал внимательно рассматривать двигатель, от которго шел пар. Я тоже присоединился к водителю.
- Надо попробовать провернуть рукояткой, - сказал я.
- Понимаете в технике? - спросил он меня.
- Немного. Вместе разберемся.
Водитель взял рукоятку и, стоя по колено в грязи, о трудом ее поворачивал. На слух я определил, что с коленчатым валом вроде все в порядке.
- Ну-ка, Володя, нажми на стартер, - вынув заводную рукоятку, крикнул водитель.
Тот нажал на кнопку. Шестеренка стартера, едва войдя в зацепление, заскрежетала и остановилась. Из стартера пошел дымок.
- Выключай! - крикнул я. - Дело ясное - замыкание в стартере! Заведем от рукоятки и проверим электросистему.
Я сел в кабину. Водитель, провернув несколько раз рукояткой, завел двигатель. Стрелка амперметра указывала на сильную разрядку.
- Что будем делать: исправлять стартер или поедем? - спросил я у водителя.
- Как, старшой? - обратился водитель к Володе.
- Если можно ехать, то надо ехать. Времени у нас в обрез, - ответил Володя.
Это решение, конечно, устраивало и меня.
До Ополья добрались во второй половине дня. На дороге мне встретились ремонтные летучки. Я догадывался, что это втягивается в лес 21-я ремонтная база. Вскоре встретился и инженер-капитан Живилин. Он обрадовался моему появлению и сразу же начал просить трактор, чтобы оказать помощь ремонтным летучкам, которые застряли в 10-15 км отсюда. Я сказал, что трактор не мой.
- Да какая разница. В общем-то он нашего фронта, - запальчиво сказал Живилин и обратился к моим спутникам с такой же просьбой.
Сержант, по имени Володя, ответил, что он обязан доставить боеприпасы, которые находятся в прицепе, и временем не располагает.
- Обождите до вечера, - предложил он. - Вот доставим боеприпасы и возвратимся.
Надежд на это мы, конечно, не питали. Дорога плохая, и куда эти боеприпасы потом повезут, тоже неизвестно. Так "Ворошиловец" и ушел, обдав нас едким дымом.
* * *
Я ознакомил инженер-капитана Живилина с приказанием генерала Шестакова. Он сокрушался о том, что не может в срок полностью развернуться в Кингисеппе.
И винить инженер-капитана Живилина тоже было нельзя. Дороги разбиты, а ремонтные летучки на стареньких ЗИСах и газиках были не в состоянии двигаться по бездорожью.
- Что же будем делать? - спросил меня инженер-капитан Живилин.
- Решение, я думаю, может быть только таким: попытаться на буксире доставить в Кингисепп хотя бы несколько специальных машин и основной состав ремонтников. Остальным на месте ждать ночи - возможно, будут заморозки. Если нет, то завтра у саперов раздобудем трактор. А работу по ремонту танков начнем немедленно. Надо также поискать в Кингисеппе мастерские и использовать их оборудование.
Инженер-капитан Живилин тут же подозвал к себе офицера.
- Командиров подразделений ко мне! - приказал он.
- Здесь только двое: командир первой и третьей рот. Остальные с машинами, в пути.
- Ко мне, кто есть.
На совещании было решено оставить по одному водителю на машину, а всех ремонтников направить в Кингисепп. Туда же во что бы то ни стало надо вывести электростанцию и сварочное оборудование. Для подстраховки выделялись еще две ремонтные летучки типа "Б", на которые грузили весь ремонтный инструмент, имеющийся на остающихся здесь машинах,
- Личный состав с лопатами и пилами, - продолжал инженер-капитан А. Н. Живилин, - пойдет за электростанцией и сварочной в готовности исправлять дорогу и восстанавливать машины.
Примерно через час колонна двинулась. Шли медленно, с большими трудностями. Лишь глубокой ночью добрались до Кингисеппа и начали сразу же искать удобное место для развертывания.
У самого въезда в Кингисепп со стороны Ленинграда находилось сильно разрушенное здание - только стены остались - бывших мастерских, которые я приметил еще раньше. Подъехали к нему. Внутри стояли какие-то станки и расположились на отдых пехотинцы. Искать старшего начальника, чтобы тот дал добро на развертывание в этом здании ремонтной базы, - дело бесполезное. А здание приглянулось многим. Вдруг появились медики с несколькими ранеными. Потом пришел какой-то офицер, кажется, артиллерист, потому что речь он вел со своим спутником о том, что неплохо было бы разместить здесь "штабеля" (так артиллеристы называли боеприпасы). Словом, кому достанется здание, трудно было сказать.
Но вопрос решился как-то сам собой. Ближе к рассвету подошел тягач, буксирующий танк. Капитан Кумаченко объявил, что по указанию инженер-полковника В. И. Извозщикова здесь будет развернут сборный пункт поврежденных машин. Это заявление особого воздействия не оказало на присутствующих. Все они остались. Инженер-капитан Живилин приказал завезти электростанцию в здание. Благо, проемы в стенах были большие. Когда машина начала вползать в помещение, пехотинцы пробудились, сержант скомандовал: "Строиться!" - и через несколько минут небольшая колонна бойцов ушла. Но девушка-медик стала строго нас отчитывать за то, что мы якобы врываемся в ее медицинский пункт.
- Так ведь его здесь нет, - возразил инженер-капитан Живилин. - Вы ведь и легкораненых куда-то уже отправили.
- Нет, так будет! - резко ответила она.
- Если будет - мы уйдем. А сейчас давайте знакомиться и мириться.
Она назвалась санинструктором танковой бригады.
- Так это совсем здорово, - сказал инженер-капитан Живилин. - Танкисты всегда между собой договорятся.
Санинструктор успокоилась и начала упрашивать Живилина выделить ей транспорт, чтобы доставить тяжело раненного офицера в полковой медпункт. Кроме единственного автотягача, мы ничем не располагали. Бережно перенесли в него раненого офицера из разведроты бригады и отправили в близлежащий госпиталь.
Через часа два своим ходом прибыл танк с заклиненной башней. Он тащил за собой другой танк с пробитым бортом. Мне вручили записку от инженер-полковника Извозщикова, в которой он разрешал мне использовать для подтаскивания ремонтных летучек тягач и даже танк, но предупредил, что, как только наладим сварочный агрегат, нужно немедленно срезать болванку, застрявшую между башней и корпусом, отправить танк в подразделение.
Я был очень благодарен инженер-полковнику Извоз-щикову за помощь. Однако использовать танк для буксировки ремонтных летучек не стал. Вместе с инженер-капитаном Живилиным мы начали готовить сварочный агрегат, и уже через час нам удалось освободить башню. Экипаж тут же уехал на передовую.
Одновременно с ремонтом второго танка мы продолжали устраиваться. Приказ к 12.00 развернуть базу в основном был выполнен. Ведь кое-что уже развернуто, один танк отремонтирован, другой в работе, а тягач пошел за остальными ремонтными средствами. Обо всем этом я доложил по телефону Н. Н. Шестакову. Звонил о командного пункта инженер-полковника Извозщикова. Генерал сказал, чтобы я принял меры для быстрейшего развертывания всех сил базы. Дело в том, что вскоре подойдут танки, которые будут форсировать реку, и поэтому надо быть в готовности оказать им помощь. Я возвратился на базу, имея от Извозщикова разрешение задержать тягач на такое время, которое потребуется для подтаскивания всех ремонтных средств.
На фронте часто бывало - рассчитываешь на одно, а получается другое. Так и тогда. Казалось, все идет нормально, но вдруг налет вражеской авиации. Видимо, противник заметил выдвижение наших войск к переднему краю. Три фугаски упали и на нашу базу. В результате появились убитые, раненые и полностью сгорели две ремонтные летучки.
Я пошел к Извозщикову, доложил ему о случившемся.
Связавшись с генералом Шестаковым и поговорив с ним, Извозщиков приказал остальные ремонтные средства размещать в лесу и тщательно маскировать. Район роща юго-восточнее Кингисеппа.
- Слушаюсь! - ответил я. А сам подумал, как это сделать, если даже с дороги невозможно съехать. Но решение было правильным, тем более что должны были помочь саперы.
Вскоре на дороге появилась первая летучка. Я остановил ее и указал рощу, где ей следует располагаться. Подошли еще несколько машин. С помощью тягача все машины были втянуты в рощу. Лишь три летучки остались где-то на дороге. Они тоже подверглись воздушному налету и требовали ремонта. Но сейчас у нас было много средств на месте. Однако главного не было: электростанции, зарядного агрегата и основного инструмента. Десять хороших ремонтников мы потеряли (три убитых и семь раненых). Инженер-капитан Живилин немного оглох после контузии, но в госпиталь не пошел.
К вечеру на базу прибыл офицер от Извозщикова. Он передал приказание от моего командования проверить и доложить состояние техники в трех полках (в двух танко-самоходных и одном танковом). В других частях эта работа должна проводиться инженер-полковником Извозщиковым.
Полки, как мне сообщили, сосредоточивались в лесах южнее и севернее Кингисеппа. Они понесли потери при налете авиации противника.
До утра мне удалось побывать в двух частях: 31-м гвардейском танковом и 397-м танко-самоходном полках. Третьего полка не нашел. Как потом выяснилось, он изменил район сосредоточения.
В этих полках вместе с техническим составом удалось в основном проверить танки, нуждающиеся в среднем ремонте. Таких оказалось двенадцать. Мелкий, текущий ремонт в расчет не брался. Это возлагалось на экипажи. Вызвал в полки четыре ремонтные бригады, и к вечеру в основном с этим объемом работы мы справились.
А в ночь уже был получен приказ о выдвижении полков к переправам.
Придя на командный пункт Извозщикова, я связался с нашим штабом и доложил инженер-полковнику Кареву о проделанной работе. То же сделал и Извозщиков.
Инженер-полковник Карев приказал нам организовать за счет 21-й ремонтной базы техническую помощь готовящимся к переправе полкам и подготовиться как к эвакуации танков, так и к переброске ремонтных групп на другой берег реки Луга. Это решение диктовалось тем, что, пока на базе нет ремфонда, ее целесообразнее использовать на маршрутах, в частях, на переправах, где ремонтные бригады могли сделать многое. Так оно и было. Уже после форсирования реки мы подсчитали, что за время наступления в течение одних только суток оказали техническую помощь и отремонтировали больше чем 60 танков. Это двухмесячная производственная норма базы! Такой объем работы стал возможен только потому, что ремонтировались машины на месте и при активном участии экипажей. Я был свидетелем, когда ремонт танков производился даже на паромах. К концу переправы мы потеряли двенадцать человек, но зато не было ни одного танка, который бы из-за неисправности не вышел на противоположный берег.
Около двух часов ночи я подъехал к расположению штаба бронетанковых и механизированных войск. В палатке ремонтного отдела увидел обычную картину: все работали. Меня встретил майор Хапов.
- Вот легок на помине. Заходи к Дмитрию Петровичу. Он ждет, - сказал Георгий Андреевич.
Инженер-полковник Карев внимательно выслушал мой. доклад. Похвалил за оперативность, но заметил, что было, бы еще лучше, если бы я позвонил ему по телефону и. доложил о результатах проверки 220-й танковой бригады перед возвращением в штаб. Действительно, в бригаде я задержался почти на сутки: проверял танки, прибывшие после ремонта из 23-й рембазы.
- Такая задача вам не ставилась, - сказал Дмитрий Петрович, - но раз уж задержались - нужно было позвонить. Это позволило бы выиграть на-а-м, протяжно сказал Дмитрий Петрович, - около трех-четырех часов.
Д. П. Карев очень хорошо знал людей и имел к каждому свой подход. Если он видел, что человек несерьезно, безответственно относится к выполнению заданий, то без обиняков взыскивал строжайшим образом. И наоборот, если человек старался, но у него что-то не получалось так, как хотелось бы, Дмитрий Петрович никогда не ругал, а порой даже авансом хвалил такого офицера и одновременно с присущим ему тактом учил, как надо делать. За это Дмитрия Петровича любили и уважали все без исключения офицеры штаба.
Карев поставил мне новую задачу: выехать в 290-ю ремонтную базу и помочь спланировать и организовать занятия с офицерами и особенно с младшими специалистами.
- База только сформирована. Люди не совсем подготовлены. Отсюда и факты некачественного ремонта, да и в сроки они не укладываются. Надо разобраться. Поможет вам в подборе литературы и подготовке материалов к занятиям майор Хапов. Но поедете вы один, - заключил Дмитрий Петрович. - Все ясно?
Занятия я проводил и раньше, когда служил в танковом батальоне, и задание не представлялось для меня очень сложным. Однако тратить на это время, когда идут бои и нужны танки, много танков... Так я подумал, а сказал:
- Когда выезжать?
- Как будете готовы, доложите мне. Желательно выехать завтра, а занятия начать послезавтра.
От Дмитрия Петровича я пошел к майору Хапову. Мы с ним размещались в одной палатке. Здесь и работали, и отдыхали. Хотя кровати, поставленные возле столов, редко служили местом отдыха. Большей частью мы находились в войсках, а там приходилось отдыхать по-разному, когда как.
Георгий Андреевич Хапов уже был в палатке. Он сдвинул оба стола и на ватманском листе бумаги составлял расписание занятий.
- Начинай! - сразу же предложил он мне.
Майор Хапов был исключительно работоспособный. Он всегда стремился принять участие в любом деле, где он мог помочь, проявить инициативу, выполнить новое задание. Все делал с душой, с огоньком. Иногда, конечно, и срывы бывали. Тогда Георгий Андреевич сам себя наказывал. На время замыкался в себе. Ходил хмурый, недовольный. А потом обязательно искал повод, чтобы излить, как он говорил, душу товарищу. Мы все знали эту черту характера и старались быстрее "разгрузить" его душу, После этого он снова становился самим собой и снова, загорался делом.
- С чего же начинать? - спросил я у Георгия Андреевича.
- Во-первых, - ответил он, - делай второе такое же расписание. Тебе оно пригодится для инструкторско-методического занятия на базе, в которую ты поедешь. Во-вторых, проштудируй методичку. Вот она лежит на столе.
Оказывается, он уже заканчивал разработку примерного расписания для проведения занятий в ремонтных базах. Он корпел над этим уже трое суток, пока я ездил в войска. Методички были уже готовы.
Я занялся методичкой. Георгий Андреевич составил ее настолько хорошо, что не надо было обращаться к дополнительной литературе. Здесь все было: тематика, цели, порядок проведения занятий, вопросы и даже примерные ответы.
Мне так и хотелось похвалить Георгия Андреевича, но сдержался, потому что знал - он этого не любит. Своеобразный человек! Он мог даже обидеться на товарища, похвалившего его. А если хвалил начальник, то он после этого в кругу товарищей говорил: "Да что там особенного. Пожалуй, я бы сейчас лучше сделал".
Иногда мы разыгрывали его, начинали критиковать за якобы слабые стороны в его работе. Достаточно, например, было сказать: "Поверхностно все же вы, уважаемый Георгий Андреевич, проверили технику в полку. Обнаружились новы" неисправности". И он, как факел на ветру, разгорался и спрашивал: "Где, на каком танке, какие, скажите, пожалуйста..." Каждый из нас "находил" столько дефектов, что их хватило бы на несколько полков. Тогда Георгий Андреевич догадывался, что над ним подшучивают...
Под утро к нам зашел Карев, не стал ни о чем расспрашивать, а приказал спать по полтора часа "на каждый глаз". И ушел. Это означало три часа отдыха, а затем - к нему.
Когда мы пришли к Кареву, то там уже было большинство офицеров отдела: Г. А. Федоров, И. Л. Хмельницкий, В. Д. Параничев, Б. И. Кольцов, М. М. Марков, С. М. Адливанкин. Оказывается, Дмитрий Петрович вызвал всех, чтобы рассмотреть выполненные нами планы занятий.
Повесив расписание, Хапов начал докладывать. Все внимательно слушали, делали какие-то пометки. Затем офицеры обменялись мнениями. В основном все одобрили методику организации и проведения занятий в ремонтных базах.
Дмитрий Петрович подвел итоги, внес некоторые уточнения и утвердил материалы. В заключение он подчеркнул важность и необходимость учебы и в военное время.
Начальник 290-й подвижной ремонтной базы капитан Е. Н. Непомнящий, пожалуй, из всех, кого я знал, был самым неутомимым человеком. Везде бывал, все видел, всем помогал. Он был строг к подчиненным, взыскивал с тех, кто нерационально, по его мнению, использовал время. И когда узнал, что у него будут проводиться занятия, заявил категорично: "Мы должны работать, делать танки, а не заниматься напраслиной". Он настолько болезненно воспринял мой приезд, что даже позвонил в штаб и пытался уговорить командование отменить занятия. Его, конечно, отчитали.
- Ничего не понимаю, что творится! С одной стороны, требуют выполнения плана, с другой - отрывают людей от дела, устраивают здесь курсы!... возмущался Непомнящий.
Я спокойно сказал, что завтра на инструкторско-методических занятиях ему надо быть лично со всеми командирами.
- Еще чего?! Нет уж, увольте!
Я напомнил, что это приказ.
Первое занятие прошло хорошо. Было много вопросов. Капитан Непомнящий сидел с видом, будто его ничего не касалось. В конце занятий, подводя итоги, я сказал, что на основе этих инструктивных указаний с завтрашнего дня начнутся ежедневные плановые занятия по два-три часа в день. С первой группой, в которую входят командиры подразделений, будет проводить занятия капитан Е. Н. Непомнящий, а с младшими - сами командиры подразделений, то есть по принципу: начальник учит своих подчиненных.
Капитан, видимо, не ожидал, что и ему придется вести занятия. Он даже переспросил: не ошибка ли это?
Е. Н. Непомнящий был одним из тех, кто любит решать все сразу, не откладывая на завтра. Эта напористость нравилась начальникам. "Если он взялся, сделает" - таково было их мнение о капитане. И действительно, если Непомнящий сам за что-либо брался, то обязательно справлялся с делом. Но ведь не все его подчиненные были такими же мастерами, как он сам. При небольшом объеме ремонтных работ и достаточном времени капитан успешно справлялся с поставленными задачами. А когда создалась сложная обстановка - частые перемещения, двух-трехкратное увеличение объема работ при жестком графике ремонта танков, - базу начало лихорадить. Даже при круглосуточной работе он не мог за всем уследить, всюду поспеть. Когда же ему докладывали о задержках в ремонте, он нервничал, устраивал разносы. На организаторскую работу все не хватало времени. Некогда было провести даже партийное или комсомольское собрание. Кстати, именно по просьбе коммунистов, которые обратились в политотдел штаба, было решено организовать занятия и помочь Непомнящему найти правильный стиль руководства.
Капитан Непомнящий, хотя и без удовольствия, но все же хорошо готовился к занятиям и проводил их на довольно высоком методическом уровне. И через пару недель он заметил, что положение постепенно выправляется. Личный состав, получив за это время некоторую подготовку в демонтажных и монтажных работах, реже обращался к Непомнящему за советами, уменьшилось количество переделок, сократились сроки ремонтных работ. Наметился нормальный ритм в работе. Больше внимания стали уделять пропаганде передовых методов работы, внедрению опыта лучших ремонтников, таких, как командиры отделений старшина В. С. Павлов и старший сержант Юдин, бригадиры ремонтных летучек старший сержант А. И. Денисов и сержант М. И. Серебряков, слесарь старший сержант А. Киселев и другие.
Да и сам Непомнящий почувствовал себя увереннее. У него появилась даже новая форма "наказания". Если у кого-нибудь что-то не получалось, он отправлял ремонтника "на учебу" к главному инженеру. Школу главного инженера проходили не только новички, но и все, кто по незнанию в чем-либо провинился при ремонте боевой техники.
Уже позднее, встречаясь с капитаном Непомнящим, я услышал от него одобрительные отзывы о своевременной помощи командования, заставившего его, как он говорил, подучиться. Ему напомнили, что прежде всего он должен благодарить своих коммунистов и комсомольцев, которые и нам, штабникам, подсказали, с чего надо было начинать исправление неполадок.
... Много лет спустя после войны я получил письмо от Е. Н. Непомнящего. Многие его подчиненные по ПТРБ, как и он сам, живут и работают сейчас в Ленинграде, городе, который они защищали. Среди них бывший бригадир электриков тов. Молев, неоднократно ремонтировавший танки на поле боя под огнем противника; неутомимые командиры ремонтных взводов старшие техники-лейтенанты И. И. Невский, Михайлов и другие товарищи. Тепло отзывается бывший начальник ПТРБ о старшем сержанте В. Г. Тихалике, токаре высокой квалификации, который мог выточить деталь любой, самой сложной конфигурации. Заместителем начальника базы по политчасти был старший лейтенант Я. В. Игумнов, старый коммунист, участник гражданской войны. Там же служил и его сын сержант Игорь Игумнов ремонтник. Яков Васильевич умер в 1965 году. Игорь работает в Ленинграде. В письме назывались и другие фамилии ремонтников - старший лейтенант Дмитриев, техник-лейтенант Денисов, старший лейтенант Л. П. Степанов, старшина Н. А. Зуев, ефрейтор А. Г. Колесов, рядовые Н. И. Тараканов, В. Я. Гедич. А эпиграфом к своему письму Ефим Нисонович поставил слова: "Никто не забыт, и ничто не забыто".
Глава VIII. В боевых порядках
По старой дороге. - Разработка плана. - Выборгская операция. - Доблесть танкистов. - Вслед за наступающими. - Рождение подвижной танковой группы. Просчеты в расчетах. - По бездорожью. - Где взять горючее? - Снова вперед.
Наши войска отбросили врага от Ленинграда далеко на запад, а с севера над городом по-прежнему нависала угроза. Противник находился в сорока - пятидесяти километрах от города.
Было известно, что в течение 1941-1943 годов немецко-финское командование восстановило на Карельском перешейке и в Карелии разрушенные во время войны 1939-1940 годов укрепления линии Маннергейма. На перешейке противник сосредоточил группу войск "Карельский перешеек", насчитывающую пять пехотных (2, 3, 10, 15, 18-я) и одну бронетанковую дивизии, одну пехотную (19-я) и одну кавалерийскую (1-я) бригады. Кроме того, в межозерном районе действовала оперативная группа "Олонец" в составе пяти пехотных дивизий (5, 7, 8, 11. 17-я) и четырех пехотных бригад. Таким образом, общая численность войск противника, находившихся в Южной Карелии и на Карельском перешейке (без учета личного состава флота и авиации) достигала 268 тысяч человек, 1070 полевых и 420 противотанковых орудий, 860 минометов и 110 танков.