Страница:
- А знаете, - сказал он, - меня бабка тоже просила вас пригласить, обещала что-то приготовить вкусное.
На этот раз с собой мы взяли все наши продукты, которые оставались от суточного рациона. И когда их выложили на кухонном столе, Анастасия Ивановна ахнула и позвала мужа. Дядя Вася разгневался и велел ей все собрать и положить обратно в вещевой мешок.
Мы решительно воспротивились. В общем, сошлись па том, чтобы друг друга не обижать и собирать стол совместными усилиями.
- Ну, разве что совместно, - согласился дядя Вася.
И на стол были поставлены блюда, приготовленные из рабочего и военного пайков. Самым вкусным был пирог с вареньем. Как уж Анастасии Ивановне удалось приготовить, она не объяснила. Мы ели его да похваливали, хозяева в свою очередь превозносили наш солдатский харч. Особенно по душе пришелся им чай вприкуску с сахаром.
Вечер прошел весело, непринужденно. От ночевки мы отказались и в этот раз, но и в цех не пошли. Танков для экранировки больше не было, да и сутки без сна тоже давали о себе знать.
* * *
Через неделю курс нашей учебы на заводе закончился. Перед отъездом нас вызвал главный инженер. У него находился представитель Н. Н. Шестакова майор С. М. Адливанкин. Он сообщил, что батальону выделено два автогенных аппарата и электроды. А что касается танков и брони, то этот вопрос нужно решить в ремонтном отделе штаба бронетанковых войск. И ехать надо сейчас же.
Я поручил товарищам сборы, а сам с офицером поехал в штаб. Там меня представили инженер-полковнику Д. П. Кареву - начальнику отдела ремонта. Он расспросил, как прошла наука, а затем вручил распоряжение на передачу танков из 106-го танкового батальона и документы, по которым следовало получить сварочную аппаратуру и, главное, разрешение на вывоз броневых листов с Ижорского завода.
Вернулись на завод, где мы учились ремеслу, тепло попрощались с рабочими цеха и к исходу дня добрались в Агалатово, в свой батальон.
Командир батальона был уже в курсе дела. Он только уточнил, что танки будет получать 2-я рота, а мне утром следующего дня надо выехать за сварочной аппаратурой, а через сутки - в Ижору за броней.
Сварочную аппаратуру получили за несколько минут. Поехали в Ленинград на склад, показали накладные, расписались - и дело с концом. Сложнее было с броней. От Агалатово до Ижоры на автомашине с прицепом ехать приходилось почти целый день. К вечеру приезжали на завод усталые. И рабочие, находясь на заводе круглосуточно, в постоянной опасности быть обстрелянными противником, недоедая и недосыпая, были еще более усталыми. А подъемные крапы не работали. Поэтому при погрузке броневых листов приходилось приспосабливать ваги, ломики и надеяться только на свои силы. Погрузка, разумеется, проходила медленно и, главное, очень изматывала.
И так полторы недели, рейс за рейсом, без отдыха и нормального питания... Бывало, на заводе мы не заставали тех рабочих, с которыми работали вчера. Они были ранены или убиты. И все-таки, несмотря ни на что, каждый человек отдавал последние силы делу служения Родине. Рабочие жили на заводе и ночью поочередно несли вахту по его охране. Большинство из них - люди в преклонном возрасте. Молодежь ушла па фронт. Каждый из оставшихся мужественно выполнял свое дело, потому что разумом и сердцем понимал свой долг и защищал, как все мы, свое родное, рабоче-крестьянское Отечество.
Рабочие-ижорцы, встав в боевой строй, стойко переносили тяготы войны, храбро дрались с врагом, обороняя свой город.
* * *
... Спецовка, кепка, брюки, заправленные в сапоги. За спиной - винтовка. В карманах - патроны, на ремне - гранаты... Так в те дни выглядели ижорцы бойцы добровольческого батальона.
Назначенный командиром батальона лейтенант запаса Георгий Вениаминович Водопьянов озабоченно спрашивал то у одного, то у другого:
- Стрелять-то умеешь?
- Сумею, коли надо.
- А гранаты бросать? А в рукопашный пойти, если доведется?
- Подучусь...
- Иди в строй!
Но подучиваться было некогда. Враг уже занял Тосно, нацеливался на Колпино... Это же совсем рядом! Тревожной августовской ночью батальон подняли по боевой тревоге, и он занял рубеж обороны в полосе боевых действий 168-й стрелковой дивизии. Бойцов-ижорцев поддерживал огнем из тяжелых орудий морской артиллерийский полигон.
Цеха продолжали слать своих добровольцев. В батальон вступали целыми семьями. Отец и сын Александровы, отец и сын Крутошинские, отец и сын Карповы, братья Матвеевы, Даниловы, Наумовы, Сизовы, Рыбаковы, Фаломеевы, Жигель...
Только за первые две недели войны более восьми тысяч ижорцев подали заявления с просьбой направить на фронт. А сколько уходило без всяких заявлений! Кроме этого батальона был создан отряд под командованием Александра Васильевича Анисимова, бывшего председателя Колпинского исполкома районного Совета, сформированы три истребительных батальона, рота противовоздушной обороны, четырнадцать санитарных дружин...
Девять месяцев батальон ижорских рабочих находился на переднем крае, мужественно сражаясь с врагом.
О тех боях, суровых и памятных, рассказывают скупые строки боевого формуляра батальона:
"Рубеж нашей обороны подвергается ожесточенному обстрелу и бомбежке с воздуха.
... Ночью после четырехчасового боя мы выбили противника из занятых им домов на южной окраине Колпинской колонии. Пленные показали, что против нас брошен штурмовой отряд с задачей развить наступление на Колпино.
... Совершенствуем инженерные укрепления. Завод прислал бронеколпаки для дотов и дзотов.
... Погиб Александр Орлов, мастер цеха, человек необычайного мужества и храбрости. С криком "За мной!" он бежал в атаку, когда был сражен очередью из автомата.
... Вечером в землянке парторга батальона (политрука А. Михайлова) принимали в ряды ВКП(б). Поразительно: чем труднее обстановка, тем больше приток заявлений с просьбой принять в партию. И растет, растет перед каждым боем число коммунистов и комсомольцев. Только в первые, самые трудные месяцы войны было вручено более двухсот партийных билетов. Это люди несгибаемой воли!
... Сегодня получили с завода передвижные огневые бронеточки, а также винтовки с установленными на них оптическими прицелами. С наступлением ночи снайперы батальона выдвинулись на свои позиции".
И так изо дня в день... Минул сентябрь, октябрь... На смену убитым и раненым приходило пополнение прямо из цехов. Скудное питание поступало из заводских фабрик-кухонь. Холодно и голодно было, как и во всем Ленинграде, сражавшемся в блокаде. На усиление пищевого рациона шла капуста, которую бойцы собирали на нейтральной полосе, где каждый квадратный метр обстреливался врагом. Рушились заводские стены от снарядов и бомб всех калибров... Ижорцы плечом к плечу с частями регулярной армии стояли насмерть.
Не так уж часто история дает нам такие примеры, когда бы огромный завод, находясь, как крепость, на линии фронта и принимая на себя удары снарядов и бомб неприятеля, ковал оружие, охраняемый своими же рабочими, чьи окопы и траншеи находились от него в каких-нибудь трех-четырех километрах.
Хранится в заводском музее очень выразительная фотография: стоит у станка молодой рабочий в пилотке, гимнастерке, с винтовкой за спиной. Кто он? Солдат или рабочий?! Подписи нет, да вряд ли она и нужна - ведь ижорцы, все как один, были в ту суровую годину бойцами переднего края.
И еще большее волнение охватывает тебя, когда стоишь у памятника, воздвигнутого в честь подвига батальона ижорских рабочих в самом центре Колпино, рядом с заводом, на бульваре Свободы. На мраморной плите высечено:
* * *
Слава ижорцам - бесстрашным бойцам Ленинграда!
Суровой дорогой ижорский шагал батальон.
Он шел, сокрушая врага,
Огневые преграды...
* * *
Многое об этой дороге, фронтовой, огненной, по которой суждено было пройти батальону до победных дней, может рассказать его командир Георгий Вениаминович Водопьянов. Встреча с ним состоялась в репинском санатории, где он проводил свой отпуск. День стоял холодный и дождливый. Порывистый ветер гнал по Финскому заливу высокие волны, и они, ворочаясь и пенясь, выплескивались к самым стенам санаторного корпуса. Георгий Вениаминович задумчиво смотрел вдаль, куда в свинцовую мглу убегал за горизонт неспокойный залив. О чем он думал? Может, тоже о заливе, только другом - Рижском, где его батальон встретил День Победы. А может, о тех, кто не вернулся с полей битвы? А может...
Не хотелось в эту первую встречу заставлять бывшего комбата вспоминать о былом. Кое-что уже было известно о нем от других. Например, что его военная служба началась еще в 1-й Иркутской стрелковой дивизии, дравшейся против Колчака. Затем Водопьянов - молодой рабочий Златоустовского металлургического завода. Потом студент Киевского политехнического института. 1928 год незабываемая для него дата вступления в Коммунистическую партию. Тридцатые годы: Водопьянов - инженер мариупольского завода. Обер-мастер в старом Ижевске. С 1938 года и по сей день - Ижорский завод. Он оставлял его лишь на время, когда шли бои на Карельском перешейке: Водопьянов был командиром роты, участвовал в штурме Выборга...
И все-таки невольно разговор круто свернул к войне, к батальону, к его людям, живым и павшим. Батальон не только вел оборонительные бои около своего завода, по и вместе с воинскими частями освобождал Вырицу, Оредеж, Лугу. А в летние дни сорок четвертого года ижорцы в числе первых стрелковых частей форсировали реку Великую, в числе первых ворвались в горящий Псков. Среди частей, отличившихся в боях за Тарту, в приказе Верховного Главнокомандующего объявлена благодарность и Ижорскому батальону. Он получил официальное признание - ему было вручено боевое Знамя и дано армейское наименование: 72-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. С ним, кстати говоря, вместе действовала и наша танковая группа фронта.
Теперь по численному составу и огневой мощи он намного превосходил обычный стрелковый батальон. В него кроме четырех стрелковых и пулеметной рот, взводов разведки, саперного, связи, хозяйственного, комендантского входили артиллерийский и минометный дивизионы, а также бронедивизион.
После взятия Пскова на алом полотнище боевого Знамени батальона засверкал орден Красного Знамени. 826 его бойцов были отмечены в годы войны высокими правительственными наградами. Сам комбат, дважды раненный, награжден тремя боевыми орденами: Красной Звезды, Отечественной войны II степени, Александра Невского. А рядом с ними он носит и орден Трудового Красного Знамени. Это за доблестный труд уже после войны...
Теперь он, бывший комбат, потомственный металлург и строитель, возглавлял один из гигантских цехов завода, где варят сталь рабочие с инженерными дипломами, где каждый слиток, полученный ими, - весомый вклад в металлургию страны.
В этом же цехе - новом индустриальном дворце, - как и в других, выросших там, где когда-то находился наблюдательный пункт батальона, трудились бывшие его бойцы, продолжая свой ратный подвиг. Старший радиотелеграфист Афанасий Прокопьевич Михалев стал Героем Социалистического Труда. Бригадир слесарей-сборщиков был запевалой соревнования под девизом "Пятилетку - в четыре года". Минометчик Николай Григорьевич Карпов - бригадир формовщиков, делегат XXIV съезда КПСС, побывал во многих странах мира, передавая свой опыт. Прославленный снайпер Николай Залесских, кавалер двух орденов Славы, возглавлял заводскую лабораторию...
Нет, не перечесть всех ижорцев, бывалых фронтовых бойцов, снова стоящих на переднем крае борьбы за коммунизм. Только в Колпино и его окрестностях их живот более трехсот. Ветераны батальона многое делают для увековечения подвига ижорцев.
Один из них - Степан Варнавьевич Сорокин составил картотеку - своеобразную боевую биографию более чем семисот бойцов Ижорского ополчения.
- Ведь если не изложить пережитые события на бумаге, не описать, то окажется потерянным их великий смысл для потомства. - Степан Варнавьевич глядел в окно, за которым спешат молодые пареньки на завод. - Завтра они уезжают в армию служить. А сегодня их проводы в торжественной обстановке у броневика - одного из тех, что защищали революцию в дни Октября.
У него, этого броневика, ставшего святыней, клянутся Родине ребята с Ижорского перед лицом своих дедов и отцов, ветеранов труда и боев. Отсюда дорога ведет новобранцев в роту, которая вот уже много лет зовется "Ижорская". Мне довелось побывать в ней совсем недавно. И первое, что я услышал от ее командира гвардии лейтенанта Владимира Рябца, - это слова о том, что воины-ижорцы молодцы, что они верны традициям своих отцов. На одном из последних учений им пришлось десантироваться в тыл "противника". Вся рота заслужила благодарность командующего войсками округа.
Тогда же, в суровые дни 1941 года, подвиг ижорцев был примером для всего Ленинграда, который тоже превратился в город-фронт.
* * *
Закончив вывоз брони и начав экранировку танков, мы рассчитывали, что с окончанием этой работы начнутся настоящие бои по разгрому противника. Тем более до нас дошли слухи о том, что в ближайшее время войска Ленинградского и Волховского фронтов должны наступать с задачей разорвать кольцо блокады.
Но этому не суждено было сбыться так скоро. Учитывая, что противник может снова попытаться захватить Ленинград, советское командование усилило свои группировки, особенно со стороны Стрельны, Пулково, Дубровки. Наши танки Т-34 были переданы другим частям. Ушли с ними и опытные командиры, экипажи.
И на Карельском перешейке командование Ленинградским фронтом создавало многополосную, глубокую оборону. Наш 48-й танковый батальон получил задачу в короткие сроки закончить экранировку легких танков, выдвинуть их на передний край и держать в постоянной готовности на случай наступления противника.
В соответствии с поставленной задачей надо было не только продумать вопросы обороны, но и изучать вероятные направления действий наших танков. Майор Тимофеев имел опыт - зимой 1939/40 г. он командовал танковой ротой на Карельском перешейке. Кстати говоря, этот опыт, знание местности пригодились в октябре, когда танкистам пришлось выбивать гитлеровцев с Лемболовских высот. Бой был скоротечным и успешным. Тогда кроме самого командира батальона отличились старшие лейтенанты Коваленко и Тарасенко, лейтенант Фролов, командир танка старший сержант Рябоконь, заряжающий Рахматулин, механик-водитель Ватрушкин и другие.
Опыт этого боя внимательно изучался всем личным составом батальона. Вспоминали о нем и теперь, когда надо было готовить танки к выдвижению на передний край.
Если экранировка танков не вызвала особой сложности, то установка танков на подготовленные позиции, поддержание их и экипажей в боеготовности явились трудной задачей. Дело в том, что танки из-за холода надо было периодически прогревать, на что расходовалось много бензина, а его давали все меньше и меньше. Попытались делать обваловку ходовой части, устанавливать под днищем танков печи-времянки и таким образом обогревать машины и экипажи. Но искры из труб и дым демаскировали нас. Вывели трубы не вверх, а в сторону. Другая беда - не стало тяги. Вовсе не топить? Экипажи за ночь замерзали. А делать разминку нельзя: местность просматривалась и простреливалась противником. Поэтому вынуждены были снова перейти на прогрев двигателей. К концу ноября бензина для этих целей не стали выдавать. Экипажам приказали зарыть танки и использовать их как постоянные долговременные артиллерийские точки.
Глава III. У Невской Дубровки
Трудный марш. - Бои за плацдарм. - Невский пятачок. - 118-й отдельный танковый батальон. - Дерзкие вылазки. - Герои и подвиги. - Памятная переправа.
В начале декабря наш батальон должен был частью сил сосредоточиться в Невской Дубровке. Этот марш предстояло совершить десятью легкими танками БТ-7. Задача не из легких. Во-первых, моторы давно уже выработали межремонтный срок, то и дело отказывало электрооборудование. Во-вторых, экипажи уже несколько месяцев находились на минимальном войсковом пайке, установленном для вторых эшелонов. От постоянного недоедания некоторые члены экипажей настолько ослабли, что не могли выполнять свои обязанности. Штаб фронта дал специальное разрешение выдавать механикам-водителям продукты питания по норме, установленной для войск первого эшелона.
К маршу подготовились быстро. Танковую роту на марше возглавлял капитан И. М. Мазур. На меня, как его заместителя, возложили организацию технического замыкания и обслуживание танков на марше. Для экономии горючего половина танков буксировалась.
Двое суток мы преодолевали 75 километров. Остановки делались часто: двигатели быстро перегревались, уставали экипажи, особенно механики-водители, хотя они поочередно подменяли друг друга. Некоторых солдат пришлось еще в пути отправить в госпиталь: сказалось голодание и перенапряжение.
Нам указали район сосредоточения в Большой Роще у бывшего бумажного комбината, что в трехстах метрах от берега Невы. Со стороны 8-й ГЭС и Арбузове противник методично вел обстрел наших войск.
Всего за одну лишь ночь танки были зарыты в землю, замаскированы. К утру вернулся комбат майор Тимофеев из штаба Невской оперативной группы. Он сообщил, что батальону приказано прибывшие танки держать в боевой готовности, а подбитые на плацдарме по левому берегу Невы эвакуировать и направлять на ремонт на заводы Ленинграда.
Начали с разведки так называемого невского пятачка, чтобы определить, сколько, где, в каком состоянии и каким способом можно эвакуировать танки.
В разведку можно было пойти только ночью, так как фашисты непрерывно вели артиллерийско-минометный и пулеметный огонь у Большой Рощи, по берегам Невы и на самом пятачке.
В первую же ночь из пяти человек, посланных в разведку, не вернулись трое. Они подорвались на мине уже на обратном пути, при переходе через Неву. Терять столько людей без боя было недопустимо. Приступили к более глубокому изучению местности, расположения своих войск и противника, определению способов преодоления Невы, наиболее подходящего времени. И потерь стало меньше. Излазили вдоль и поперек весь пятачок. Познакомились с солдатами и офицерами. Старожилами считались те, кто пробыл здесь всего несколько дней. Встречались и такие, в том числе и танкисты, которые могли поведать о первых героических боях на этом крохотном клочке земли.
На крутом берегу Невы, у бывшего бумажного комбината, проходили наши передовые окопы. Здесь начиналась переправа. Отсюда на левый берег Невы, на Арбузове к 8-й ГЭС и в глубь пятачка уходили боевые друзья. Шли под огнем, то пригибаясь, то вперебежку, то ползком. Полуголодные, испытавшие на себе блокаду, они шли с горячим сердцем и твердой верой в победу. Шли зимой по разбитому льду Невы. Весной и летом плыли на плотах и самодельных лодках.
Из уст в уста передавались рассказы о подвигах воинов истребительного батальона капитана Мотохи, который в сентябре 1941 года не пропустил здесь фашистов, рвавшихся к Ленинграду. Мы, новички, с благоговением и гордостью слушали рассказ о том, как ночью под сильным огнем переправлялись на левый берег передовые подразделения 115-й стрелковой дивизии, за ними - батальон старшего лейтенанта Дубика, правее - батальон политрука А. М. Черного, слева высаживалась морская пехота. К рассвету завершили переправу и вступили на землю пятачка солдаты 638-го стрелкового полка. Этот полк под командованием полковника А. Е. Калашникова совместно с частью сил 576-го полка и батальоном морской пехоты отбил несколько атак гитлеровцев. Небольшой клочок земли в районе Московской Дубровки остался в руках советских солдат. Бои не прекращались несколько суток. За солдатами 115-й стрелковой дивизии на плацдарм последовательно вводились 265, 10, 20, 86 и 168-я стрелковые дивизии, 4-я отдельная бригада морской пехоты. Командовал войсками Невской оперативной группы в эти тяжелые дни генерал В. Ф. Коньков.
В этих кровопролитных боях за плацдарм отличились и танкисты. Для них трудности усложнялись переправой через Неву. Когда река еще не замерзла, танки переправлялись по понтонам под огнем противника. Потери были большие, однако несколько боевых машин 123-й танковой бригады переправились на пятачок. В резерве командования фронта, в коркинском лесу около Колтушей, находилась остальная техника 123-й и 124-й танковых бригад. Попытка навести мост через Неву ни к чему не привела. Но и противнику не удалось сбросить нашу пехоту, усиленную танками, с невского пятачка.
Обстановка на пятачке к январю 1942 года несколько улучшилась. Со стороны Волхова к невскому плацдарму пробивались войска 54-й армии, угрожая группировке противника, вышедшей к Ладожскому озеру. 55-я армия провела успешные бои за Красный Бор у Колпино. Чувствительны были удары наших войск и на тихвинском направлении.
Все это ослабило внимание врага к пятачку. Атаки на время прекратились.
В этих относительно благоприятных условиях личный состав нашего 48-го танкового батальона попытался эвакуировать с пятачка подбитые танки.
Много ночей провел на пятачке в боевых порядках пехоты сам командир батальона майор Тимофеев. С риском для жизни он буквально прощупал каждую траншею, воронку, прикидывая возможные способы эвакуации танков. Комбат убедился, что своими силами мы не много сумеем сделать, и потому обратился за помощью к саперам и морякам. Вскоре саперы наморозили на льду хорошие переправы. Моряки раздобыли тросы и полиспасты.
Уже в январе удалось буквально из-под носа врага вытащить шесть танков КВ. Все они находились на нейтральной полосе. Поэтому попасть к ним было сложно. Где по траншеям, где ползком пробирались ремонтники до танков. Делали передышку, а затем, рискуя жизнью, проникали внутрь машины через аварийные люки, а если они были закрыты - то через люки механика-водителя или командира. И уже на месте определяли степень повреждения.
Как-то я, старший сержант Ставницкий и сержант Васечкин ночью добрались до безжизненного танка. Люк механика-водителя был открыт, и Ставницкий без труда проник внутрь танка, открыл аварийный люк в днище. Мы с Васечкиным расчистили проход между катками, чтобы перетащить баллоны со сжатым воздухом для запуска двигателя, которые мы на санках-волокушах доставили из батальона. Противник, видимо, нас заметил. Открыл огонь. Переждали немного. Вроде стихло. Я занялся двигателем, а товарищи - разбитой гусеницей. Примерно через час выяснилось, что ходовая часть по всем признакам в порядке и можно попытаться завести двигатель. Конечно, шансов на успех было мало. Двигатель давно не работал, давления в баллонах явно не хватало, чтобы провернуть коленчатый вал. Решил подогреть баллоны. Отвернул трубку питания, смочил ветошь, зажег ее. От дыма и копоти чуть не задохнулись, но баллоны подогрели. Попробовал завести двигатель - ничего не получилось. Двигатель "чихнул" пару раз и смолк. Однако "чих" выдал нас. Фашисты почуяли неладное и открыли огонь по танку.
Мы легли на днище. От попаданий снарядов танк сотрясался, но броня выдерживала. Я еще раз попытался завести двигатель, открыв сразу оба баллона. Удача! Я тут же включил скорость. Танк дернулся, а двигатель, еще не разогретый, заглох. Снова попытка - опять удача! Включаю задний ход - идет. "Газку, газку!" - кричат товарищи. Жму на педаль - танк пошел быстрее. Радость необычайная, только преждевременная. После очередного разрыва вражеского снаряда танк встряхнуло, оп развернулся и замер.
Переждали, пока стих огонь. Посовещались и решили возвращаться. Однако аварийный люк полностью открыть не удалось: что-то мешало. Выбираться же через основные люки было нельзя - уже светало и гитлеровцы всех бы перестреляли.
Весь день просидели в танке. Окоченели так, что с трудом вышли из танка, а как добрались до своих - и не помню. Фельдшер только ахнул: у нас были сильно обморожены пальцы ног. Медицина и молодость сделали свое дело: через неделю мы снова приступили к эвакуации, теперь уже по новому методу - с применением тросов и полиспастов. Большим мастером в этом оказался капитан-лейтенант Захаров. Он лично обучал танкистов, как устраивать тросовые связи пятачка с правым берегом и эвакуировать танки.
Эвакуация выглядела так. На правом берегу находился исправный танк-буксир. От него тянулся трос через Неву, который проходил несколько полиспастов на необходимых поворотах и крепился к поврежденному танку. Тягач трогался, и на виду у всех танк двигался по пятачку, через Неву и на правый берег, где его подхватывали другие тягачи и прятали в Большую Рощу.
Не всегда, конечно, проходило так гладко. Отдельные танки приходилось эвакуировать в течение нескольких ночей. Рвались тросы, танкисты несли потери от сплошного огня, но танки все же уходили на правый берег. К февралю перетащили девять KB, которые можно было после ремонта снова поставить в строй.
* * *
Наш 48-й танковый батальон вновь претерпел изменения. За счет его личного состава, находящегося в Невской Дубровке, был сформирован 118-й отдельный танковый батальон. На него (кроме обычных боевых задач) возложили эвакуацию поврежденных танков, находившихся на пятачке.
И. Ф. Тимофеева - опытного, боевого командира - отозвали на Большую землю и назначили с повышением. Долго мы ничего не слышали о нем - фронтовые дороги развели нас далеко. Уже после войны узнал, что полковник Тимофеев, командовал танковыми частями, дошел до Берлина. А встретились лишь спустя тридцать лет, случайно, хотя и искали друг друга все эти годы, не подозревая, что живем и работаем почти рядом.
На этот раз с собой мы взяли все наши продукты, которые оставались от суточного рациона. И когда их выложили на кухонном столе, Анастасия Ивановна ахнула и позвала мужа. Дядя Вася разгневался и велел ей все собрать и положить обратно в вещевой мешок.
Мы решительно воспротивились. В общем, сошлись па том, чтобы друг друга не обижать и собирать стол совместными усилиями.
- Ну, разве что совместно, - согласился дядя Вася.
И на стол были поставлены блюда, приготовленные из рабочего и военного пайков. Самым вкусным был пирог с вареньем. Как уж Анастасии Ивановне удалось приготовить, она не объяснила. Мы ели его да похваливали, хозяева в свою очередь превозносили наш солдатский харч. Особенно по душе пришелся им чай вприкуску с сахаром.
Вечер прошел весело, непринужденно. От ночевки мы отказались и в этот раз, но и в цех не пошли. Танков для экранировки больше не было, да и сутки без сна тоже давали о себе знать.
* * *
Через неделю курс нашей учебы на заводе закончился. Перед отъездом нас вызвал главный инженер. У него находился представитель Н. Н. Шестакова майор С. М. Адливанкин. Он сообщил, что батальону выделено два автогенных аппарата и электроды. А что касается танков и брони, то этот вопрос нужно решить в ремонтном отделе штаба бронетанковых войск. И ехать надо сейчас же.
Я поручил товарищам сборы, а сам с офицером поехал в штаб. Там меня представили инженер-полковнику Д. П. Кареву - начальнику отдела ремонта. Он расспросил, как прошла наука, а затем вручил распоряжение на передачу танков из 106-го танкового батальона и документы, по которым следовало получить сварочную аппаратуру и, главное, разрешение на вывоз броневых листов с Ижорского завода.
Вернулись на завод, где мы учились ремеслу, тепло попрощались с рабочими цеха и к исходу дня добрались в Агалатово, в свой батальон.
Командир батальона был уже в курсе дела. Он только уточнил, что танки будет получать 2-я рота, а мне утром следующего дня надо выехать за сварочной аппаратурой, а через сутки - в Ижору за броней.
Сварочную аппаратуру получили за несколько минут. Поехали в Ленинград на склад, показали накладные, расписались - и дело с концом. Сложнее было с броней. От Агалатово до Ижоры на автомашине с прицепом ехать приходилось почти целый день. К вечеру приезжали на завод усталые. И рабочие, находясь на заводе круглосуточно, в постоянной опасности быть обстрелянными противником, недоедая и недосыпая, были еще более усталыми. А подъемные крапы не работали. Поэтому при погрузке броневых листов приходилось приспосабливать ваги, ломики и надеяться только на свои силы. Погрузка, разумеется, проходила медленно и, главное, очень изматывала.
И так полторы недели, рейс за рейсом, без отдыха и нормального питания... Бывало, на заводе мы не заставали тех рабочих, с которыми работали вчера. Они были ранены или убиты. И все-таки, несмотря ни на что, каждый человек отдавал последние силы делу служения Родине. Рабочие жили на заводе и ночью поочередно несли вахту по его охране. Большинство из них - люди в преклонном возрасте. Молодежь ушла па фронт. Каждый из оставшихся мужественно выполнял свое дело, потому что разумом и сердцем понимал свой долг и защищал, как все мы, свое родное, рабоче-крестьянское Отечество.
Рабочие-ижорцы, встав в боевой строй, стойко переносили тяготы войны, храбро дрались с врагом, обороняя свой город.
* * *
... Спецовка, кепка, брюки, заправленные в сапоги. За спиной - винтовка. В карманах - патроны, на ремне - гранаты... Так в те дни выглядели ижорцы бойцы добровольческого батальона.
Назначенный командиром батальона лейтенант запаса Георгий Вениаминович Водопьянов озабоченно спрашивал то у одного, то у другого:
- Стрелять-то умеешь?
- Сумею, коли надо.
- А гранаты бросать? А в рукопашный пойти, если доведется?
- Подучусь...
- Иди в строй!
Но подучиваться было некогда. Враг уже занял Тосно, нацеливался на Колпино... Это же совсем рядом! Тревожной августовской ночью батальон подняли по боевой тревоге, и он занял рубеж обороны в полосе боевых действий 168-й стрелковой дивизии. Бойцов-ижорцев поддерживал огнем из тяжелых орудий морской артиллерийский полигон.
Цеха продолжали слать своих добровольцев. В батальон вступали целыми семьями. Отец и сын Александровы, отец и сын Крутошинские, отец и сын Карповы, братья Матвеевы, Даниловы, Наумовы, Сизовы, Рыбаковы, Фаломеевы, Жигель...
Только за первые две недели войны более восьми тысяч ижорцев подали заявления с просьбой направить на фронт. А сколько уходило без всяких заявлений! Кроме этого батальона был создан отряд под командованием Александра Васильевича Анисимова, бывшего председателя Колпинского исполкома районного Совета, сформированы три истребительных батальона, рота противовоздушной обороны, четырнадцать санитарных дружин...
Девять месяцев батальон ижорских рабочих находился на переднем крае, мужественно сражаясь с врагом.
О тех боях, суровых и памятных, рассказывают скупые строки боевого формуляра батальона:
"Рубеж нашей обороны подвергается ожесточенному обстрелу и бомбежке с воздуха.
... Ночью после четырехчасового боя мы выбили противника из занятых им домов на южной окраине Колпинской колонии. Пленные показали, что против нас брошен штурмовой отряд с задачей развить наступление на Колпино.
... Совершенствуем инженерные укрепления. Завод прислал бронеколпаки для дотов и дзотов.
... Погиб Александр Орлов, мастер цеха, человек необычайного мужества и храбрости. С криком "За мной!" он бежал в атаку, когда был сражен очередью из автомата.
... Вечером в землянке парторга батальона (политрука А. Михайлова) принимали в ряды ВКП(б). Поразительно: чем труднее обстановка, тем больше приток заявлений с просьбой принять в партию. И растет, растет перед каждым боем число коммунистов и комсомольцев. Только в первые, самые трудные месяцы войны было вручено более двухсот партийных билетов. Это люди несгибаемой воли!
... Сегодня получили с завода передвижные огневые бронеточки, а также винтовки с установленными на них оптическими прицелами. С наступлением ночи снайперы батальона выдвинулись на свои позиции".
И так изо дня в день... Минул сентябрь, октябрь... На смену убитым и раненым приходило пополнение прямо из цехов. Скудное питание поступало из заводских фабрик-кухонь. Холодно и голодно было, как и во всем Ленинграде, сражавшемся в блокаде. На усиление пищевого рациона шла капуста, которую бойцы собирали на нейтральной полосе, где каждый квадратный метр обстреливался врагом. Рушились заводские стены от снарядов и бомб всех калибров... Ижорцы плечом к плечу с частями регулярной армии стояли насмерть.
Не так уж часто история дает нам такие примеры, когда бы огромный завод, находясь, как крепость, на линии фронта и принимая на себя удары снарядов и бомб неприятеля, ковал оружие, охраняемый своими же рабочими, чьи окопы и траншеи находились от него в каких-нибудь трех-четырех километрах.
Хранится в заводском музее очень выразительная фотография: стоит у станка молодой рабочий в пилотке, гимнастерке, с винтовкой за спиной. Кто он? Солдат или рабочий?! Подписи нет, да вряд ли она и нужна - ведь ижорцы, все как один, были в ту суровую годину бойцами переднего края.
И еще большее волнение охватывает тебя, когда стоишь у памятника, воздвигнутого в честь подвига батальона ижорских рабочих в самом центре Колпино, рядом с заводом, на бульваре Свободы. На мраморной плите высечено:
* * *
Слава ижорцам - бесстрашным бойцам Ленинграда!
Суровой дорогой ижорский шагал батальон.
Он шел, сокрушая врага,
Огневые преграды...
* * *
Многое об этой дороге, фронтовой, огненной, по которой суждено было пройти батальону до победных дней, может рассказать его командир Георгий Вениаминович Водопьянов. Встреча с ним состоялась в репинском санатории, где он проводил свой отпуск. День стоял холодный и дождливый. Порывистый ветер гнал по Финскому заливу высокие волны, и они, ворочаясь и пенясь, выплескивались к самым стенам санаторного корпуса. Георгий Вениаминович задумчиво смотрел вдаль, куда в свинцовую мглу убегал за горизонт неспокойный залив. О чем он думал? Может, тоже о заливе, только другом - Рижском, где его батальон встретил День Победы. А может, о тех, кто не вернулся с полей битвы? А может...
Не хотелось в эту первую встречу заставлять бывшего комбата вспоминать о былом. Кое-что уже было известно о нем от других. Например, что его военная служба началась еще в 1-й Иркутской стрелковой дивизии, дравшейся против Колчака. Затем Водопьянов - молодой рабочий Златоустовского металлургического завода. Потом студент Киевского политехнического института. 1928 год незабываемая для него дата вступления в Коммунистическую партию. Тридцатые годы: Водопьянов - инженер мариупольского завода. Обер-мастер в старом Ижевске. С 1938 года и по сей день - Ижорский завод. Он оставлял его лишь на время, когда шли бои на Карельском перешейке: Водопьянов был командиром роты, участвовал в штурме Выборга...
И все-таки невольно разговор круто свернул к войне, к батальону, к его людям, живым и павшим. Батальон не только вел оборонительные бои около своего завода, по и вместе с воинскими частями освобождал Вырицу, Оредеж, Лугу. А в летние дни сорок четвертого года ижорцы в числе первых стрелковых частей форсировали реку Великую, в числе первых ворвались в горящий Псков. Среди частей, отличившихся в боях за Тарту, в приказе Верховного Главнокомандующего объявлена благодарность и Ижорскому батальону. Он получил официальное признание - ему было вручено боевое Знамя и дано армейское наименование: 72-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. С ним, кстати говоря, вместе действовала и наша танковая группа фронта.
Теперь по численному составу и огневой мощи он намного превосходил обычный стрелковый батальон. В него кроме четырех стрелковых и пулеметной рот, взводов разведки, саперного, связи, хозяйственного, комендантского входили артиллерийский и минометный дивизионы, а также бронедивизион.
После взятия Пскова на алом полотнище боевого Знамени батальона засверкал орден Красного Знамени. 826 его бойцов были отмечены в годы войны высокими правительственными наградами. Сам комбат, дважды раненный, награжден тремя боевыми орденами: Красной Звезды, Отечественной войны II степени, Александра Невского. А рядом с ними он носит и орден Трудового Красного Знамени. Это за доблестный труд уже после войны...
Теперь он, бывший комбат, потомственный металлург и строитель, возглавлял один из гигантских цехов завода, где варят сталь рабочие с инженерными дипломами, где каждый слиток, полученный ими, - весомый вклад в металлургию страны.
В этом же цехе - новом индустриальном дворце, - как и в других, выросших там, где когда-то находился наблюдательный пункт батальона, трудились бывшие его бойцы, продолжая свой ратный подвиг. Старший радиотелеграфист Афанасий Прокопьевич Михалев стал Героем Социалистического Труда. Бригадир слесарей-сборщиков был запевалой соревнования под девизом "Пятилетку - в четыре года". Минометчик Николай Григорьевич Карпов - бригадир формовщиков, делегат XXIV съезда КПСС, побывал во многих странах мира, передавая свой опыт. Прославленный снайпер Николай Залесских, кавалер двух орденов Славы, возглавлял заводскую лабораторию...
Нет, не перечесть всех ижорцев, бывалых фронтовых бойцов, снова стоящих на переднем крае борьбы за коммунизм. Только в Колпино и его окрестностях их живот более трехсот. Ветераны батальона многое делают для увековечения подвига ижорцев.
Один из них - Степан Варнавьевич Сорокин составил картотеку - своеобразную боевую биографию более чем семисот бойцов Ижорского ополчения.
- Ведь если не изложить пережитые события на бумаге, не описать, то окажется потерянным их великий смысл для потомства. - Степан Варнавьевич глядел в окно, за которым спешат молодые пареньки на завод. - Завтра они уезжают в армию служить. А сегодня их проводы в торжественной обстановке у броневика - одного из тех, что защищали революцию в дни Октября.
У него, этого броневика, ставшего святыней, клянутся Родине ребята с Ижорского перед лицом своих дедов и отцов, ветеранов труда и боев. Отсюда дорога ведет новобранцев в роту, которая вот уже много лет зовется "Ижорская". Мне довелось побывать в ней совсем недавно. И первое, что я услышал от ее командира гвардии лейтенанта Владимира Рябца, - это слова о том, что воины-ижорцы молодцы, что они верны традициям своих отцов. На одном из последних учений им пришлось десантироваться в тыл "противника". Вся рота заслужила благодарность командующего войсками округа.
Тогда же, в суровые дни 1941 года, подвиг ижорцев был примером для всего Ленинграда, который тоже превратился в город-фронт.
* * *
Закончив вывоз брони и начав экранировку танков, мы рассчитывали, что с окончанием этой работы начнутся настоящие бои по разгрому противника. Тем более до нас дошли слухи о том, что в ближайшее время войска Ленинградского и Волховского фронтов должны наступать с задачей разорвать кольцо блокады.
Но этому не суждено было сбыться так скоро. Учитывая, что противник может снова попытаться захватить Ленинград, советское командование усилило свои группировки, особенно со стороны Стрельны, Пулково, Дубровки. Наши танки Т-34 были переданы другим частям. Ушли с ними и опытные командиры, экипажи.
И на Карельском перешейке командование Ленинградским фронтом создавало многополосную, глубокую оборону. Наш 48-й танковый батальон получил задачу в короткие сроки закончить экранировку легких танков, выдвинуть их на передний край и держать в постоянной готовности на случай наступления противника.
В соответствии с поставленной задачей надо было не только продумать вопросы обороны, но и изучать вероятные направления действий наших танков. Майор Тимофеев имел опыт - зимой 1939/40 г. он командовал танковой ротой на Карельском перешейке. Кстати говоря, этот опыт, знание местности пригодились в октябре, когда танкистам пришлось выбивать гитлеровцев с Лемболовских высот. Бой был скоротечным и успешным. Тогда кроме самого командира батальона отличились старшие лейтенанты Коваленко и Тарасенко, лейтенант Фролов, командир танка старший сержант Рябоконь, заряжающий Рахматулин, механик-водитель Ватрушкин и другие.
Опыт этого боя внимательно изучался всем личным составом батальона. Вспоминали о нем и теперь, когда надо было готовить танки к выдвижению на передний край.
Если экранировка танков не вызвала особой сложности, то установка танков на подготовленные позиции, поддержание их и экипажей в боеготовности явились трудной задачей. Дело в том, что танки из-за холода надо было периодически прогревать, на что расходовалось много бензина, а его давали все меньше и меньше. Попытались делать обваловку ходовой части, устанавливать под днищем танков печи-времянки и таким образом обогревать машины и экипажи. Но искры из труб и дым демаскировали нас. Вывели трубы не вверх, а в сторону. Другая беда - не стало тяги. Вовсе не топить? Экипажи за ночь замерзали. А делать разминку нельзя: местность просматривалась и простреливалась противником. Поэтому вынуждены были снова перейти на прогрев двигателей. К концу ноября бензина для этих целей не стали выдавать. Экипажам приказали зарыть танки и использовать их как постоянные долговременные артиллерийские точки.
Глава III. У Невской Дубровки
Трудный марш. - Бои за плацдарм. - Невский пятачок. - 118-й отдельный танковый батальон. - Дерзкие вылазки. - Герои и подвиги. - Памятная переправа.
В начале декабря наш батальон должен был частью сил сосредоточиться в Невской Дубровке. Этот марш предстояло совершить десятью легкими танками БТ-7. Задача не из легких. Во-первых, моторы давно уже выработали межремонтный срок, то и дело отказывало электрооборудование. Во-вторых, экипажи уже несколько месяцев находились на минимальном войсковом пайке, установленном для вторых эшелонов. От постоянного недоедания некоторые члены экипажей настолько ослабли, что не могли выполнять свои обязанности. Штаб фронта дал специальное разрешение выдавать механикам-водителям продукты питания по норме, установленной для войск первого эшелона.
К маршу подготовились быстро. Танковую роту на марше возглавлял капитан И. М. Мазур. На меня, как его заместителя, возложили организацию технического замыкания и обслуживание танков на марше. Для экономии горючего половина танков буксировалась.
Двое суток мы преодолевали 75 километров. Остановки делались часто: двигатели быстро перегревались, уставали экипажи, особенно механики-водители, хотя они поочередно подменяли друг друга. Некоторых солдат пришлось еще в пути отправить в госпиталь: сказалось голодание и перенапряжение.
Нам указали район сосредоточения в Большой Роще у бывшего бумажного комбината, что в трехстах метрах от берега Невы. Со стороны 8-й ГЭС и Арбузове противник методично вел обстрел наших войск.
Всего за одну лишь ночь танки были зарыты в землю, замаскированы. К утру вернулся комбат майор Тимофеев из штаба Невской оперативной группы. Он сообщил, что батальону приказано прибывшие танки держать в боевой готовности, а подбитые на плацдарме по левому берегу Невы эвакуировать и направлять на ремонт на заводы Ленинграда.
Начали с разведки так называемого невского пятачка, чтобы определить, сколько, где, в каком состоянии и каким способом можно эвакуировать танки.
В разведку можно было пойти только ночью, так как фашисты непрерывно вели артиллерийско-минометный и пулеметный огонь у Большой Рощи, по берегам Невы и на самом пятачке.
В первую же ночь из пяти человек, посланных в разведку, не вернулись трое. Они подорвались на мине уже на обратном пути, при переходе через Неву. Терять столько людей без боя было недопустимо. Приступили к более глубокому изучению местности, расположения своих войск и противника, определению способов преодоления Невы, наиболее подходящего времени. И потерь стало меньше. Излазили вдоль и поперек весь пятачок. Познакомились с солдатами и офицерами. Старожилами считались те, кто пробыл здесь всего несколько дней. Встречались и такие, в том числе и танкисты, которые могли поведать о первых героических боях на этом крохотном клочке земли.
На крутом берегу Невы, у бывшего бумажного комбината, проходили наши передовые окопы. Здесь начиналась переправа. Отсюда на левый берег Невы, на Арбузове к 8-й ГЭС и в глубь пятачка уходили боевые друзья. Шли под огнем, то пригибаясь, то вперебежку, то ползком. Полуголодные, испытавшие на себе блокаду, они шли с горячим сердцем и твердой верой в победу. Шли зимой по разбитому льду Невы. Весной и летом плыли на плотах и самодельных лодках.
Из уст в уста передавались рассказы о подвигах воинов истребительного батальона капитана Мотохи, который в сентябре 1941 года не пропустил здесь фашистов, рвавшихся к Ленинграду. Мы, новички, с благоговением и гордостью слушали рассказ о том, как ночью под сильным огнем переправлялись на левый берег передовые подразделения 115-й стрелковой дивизии, за ними - батальон старшего лейтенанта Дубика, правее - батальон политрука А. М. Черного, слева высаживалась морская пехота. К рассвету завершили переправу и вступили на землю пятачка солдаты 638-го стрелкового полка. Этот полк под командованием полковника А. Е. Калашникова совместно с частью сил 576-го полка и батальоном морской пехоты отбил несколько атак гитлеровцев. Небольшой клочок земли в районе Московской Дубровки остался в руках советских солдат. Бои не прекращались несколько суток. За солдатами 115-й стрелковой дивизии на плацдарм последовательно вводились 265, 10, 20, 86 и 168-я стрелковые дивизии, 4-я отдельная бригада морской пехоты. Командовал войсками Невской оперативной группы в эти тяжелые дни генерал В. Ф. Коньков.
В этих кровопролитных боях за плацдарм отличились и танкисты. Для них трудности усложнялись переправой через Неву. Когда река еще не замерзла, танки переправлялись по понтонам под огнем противника. Потери были большие, однако несколько боевых машин 123-й танковой бригады переправились на пятачок. В резерве командования фронта, в коркинском лесу около Колтушей, находилась остальная техника 123-й и 124-й танковых бригад. Попытка навести мост через Неву ни к чему не привела. Но и противнику не удалось сбросить нашу пехоту, усиленную танками, с невского пятачка.
Обстановка на пятачке к январю 1942 года несколько улучшилась. Со стороны Волхова к невскому плацдарму пробивались войска 54-й армии, угрожая группировке противника, вышедшей к Ладожскому озеру. 55-я армия провела успешные бои за Красный Бор у Колпино. Чувствительны были удары наших войск и на тихвинском направлении.
Все это ослабило внимание врага к пятачку. Атаки на время прекратились.
В этих относительно благоприятных условиях личный состав нашего 48-го танкового батальона попытался эвакуировать с пятачка подбитые танки.
Много ночей провел на пятачке в боевых порядках пехоты сам командир батальона майор Тимофеев. С риском для жизни он буквально прощупал каждую траншею, воронку, прикидывая возможные способы эвакуации танков. Комбат убедился, что своими силами мы не много сумеем сделать, и потому обратился за помощью к саперам и морякам. Вскоре саперы наморозили на льду хорошие переправы. Моряки раздобыли тросы и полиспасты.
Уже в январе удалось буквально из-под носа врага вытащить шесть танков КВ. Все они находились на нейтральной полосе. Поэтому попасть к ним было сложно. Где по траншеям, где ползком пробирались ремонтники до танков. Делали передышку, а затем, рискуя жизнью, проникали внутрь машины через аварийные люки, а если они были закрыты - то через люки механика-водителя или командира. И уже на месте определяли степень повреждения.
Как-то я, старший сержант Ставницкий и сержант Васечкин ночью добрались до безжизненного танка. Люк механика-водителя был открыт, и Ставницкий без труда проник внутрь танка, открыл аварийный люк в днище. Мы с Васечкиным расчистили проход между катками, чтобы перетащить баллоны со сжатым воздухом для запуска двигателя, которые мы на санках-волокушах доставили из батальона. Противник, видимо, нас заметил. Открыл огонь. Переждали немного. Вроде стихло. Я занялся двигателем, а товарищи - разбитой гусеницей. Примерно через час выяснилось, что ходовая часть по всем признакам в порядке и можно попытаться завести двигатель. Конечно, шансов на успех было мало. Двигатель давно не работал, давления в баллонах явно не хватало, чтобы провернуть коленчатый вал. Решил подогреть баллоны. Отвернул трубку питания, смочил ветошь, зажег ее. От дыма и копоти чуть не задохнулись, но баллоны подогрели. Попробовал завести двигатель - ничего не получилось. Двигатель "чихнул" пару раз и смолк. Однако "чих" выдал нас. Фашисты почуяли неладное и открыли огонь по танку.
Мы легли на днище. От попаданий снарядов танк сотрясался, но броня выдерживала. Я еще раз попытался завести двигатель, открыв сразу оба баллона. Удача! Я тут же включил скорость. Танк дернулся, а двигатель, еще не разогретый, заглох. Снова попытка - опять удача! Включаю задний ход - идет. "Газку, газку!" - кричат товарищи. Жму на педаль - танк пошел быстрее. Радость необычайная, только преждевременная. После очередного разрыва вражеского снаряда танк встряхнуло, оп развернулся и замер.
Переждали, пока стих огонь. Посовещались и решили возвращаться. Однако аварийный люк полностью открыть не удалось: что-то мешало. Выбираться же через основные люки было нельзя - уже светало и гитлеровцы всех бы перестреляли.
Весь день просидели в танке. Окоченели так, что с трудом вышли из танка, а как добрались до своих - и не помню. Фельдшер только ахнул: у нас были сильно обморожены пальцы ног. Медицина и молодость сделали свое дело: через неделю мы снова приступили к эвакуации, теперь уже по новому методу - с применением тросов и полиспастов. Большим мастером в этом оказался капитан-лейтенант Захаров. Он лично обучал танкистов, как устраивать тросовые связи пятачка с правым берегом и эвакуировать танки.
Эвакуация выглядела так. На правом берегу находился исправный танк-буксир. От него тянулся трос через Неву, который проходил несколько полиспастов на необходимых поворотах и крепился к поврежденному танку. Тягач трогался, и на виду у всех танк двигался по пятачку, через Неву и на правый берег, где его подхватывали другие тягачи и прятали в Большую Рощу.
Не всегда, конечно, проходило так гладко. Отдельные танки приходилось эвакуировать в течение нескольких ночей. Рвались тросы, танкисты несли потери от сплошного огня, но танки все же уходили на правый берег. К февралю перетащили девять KB, которые можно было после ремонта снова поставить в строй.
* * *
Наш 48-й танковый батальон вновь претерпел изменения. За счет его личного состава, находящегося в Невской Дубровке, был сформирован 118-й отдельный танковый батальон. На него (кроме обычных боевых задач) возложили эвакуацию поврежденных танков, находившихся на пятачке.
И. Ф. Тимофеева - опытного, боевого командира - отозвали на Большую землю и назначили с повышением. Долго мы ничего не слышали о нем - фронтовые дороги развели нас далеко. Уже после войны узнал, что полковник Тимофеев, командовал танковыми частями, дошел до Берлина. А встретились лишь спустя тридцать лет, случайно, хотя и искали друг друга все эти годы, не подозревая, что живем и работаем почти рядом.