— Сколько времени у нас еще есть на сборы? — спросил Сережа.
— Около двадцати минут в вашем земном эквиваленте. Не забудьте запастись максимальным количеством энергии. Извините, больше не могу уделять вам внимание, — ответил он и тут же отключился.
Я только собралась подумать о том, что Лимончик обошелся с нами довольно невежливо, как заговорил Салатовенький:
— Ребята, не обижайтесь на него. Просто у Лимончика, как вы его называете, нет ни секунды свободной. Он решил дать вам максимальный срок на сборы и теперь занят расчетом прохождения всей траектории по меняющимся хронопотокам. Не дай Бог ошибиться, тогда и вы, и группа сопровождения можете погибнуть, — он пошел темными полосками, что в нашей интерпретации можно было воспринимать как тяжкий вздох. — Ну, что ж, давайте собираться. По правде говоря, я очень надеялся, что вы сможете побыть в этот раз подольше. Жаль.
— Ну, что? Пошли снова в душик? — спросил Сережа.
Я только молча кивнула. Вот же ж невезуха!
Мы шли по улицам, здания которых более всего напоминали гигантские цветы из драгоценных камней. Шли и любовались. А на бесконечных переливающихся поверхностях солнечными зайчиками играли бесчисленные отражения огромного количества сверкающего народа. И нас буквально несла волна теплой признательности, бесконечной благодарности и… любви! Это же самая большая награда, самый грандиозный памятник, который только можно вообразить! А я, дура безмозглая, всякими глупостями голову себе забивала! А они вышли провожать нас всем городом, а может быть, даже из других мест для этого прибыли. Прозрачная стартовая площадка была окружена широким разноцветным кольцом, сверкающим, как огромный бриллиант. И такое сильное поле было у этого кольца, что я уже ни секунды не сомневалась, что обратно мы доберемся благополучно, несмотря на всякие выкрутасы временных потоков.
Мы с Сережей взялись за руки, а вокруг нас выстроилась группа сопровождения во главе с Малышом. Вот-вот Лимончик начнет отсчет. И тут к нам пробился Салатовенький:
— Лена, времени нет, быстро давай руку!
— Зачем? — спросила я, протягивая ладошку.
— Это мой тебе подарок к празднику начала совместной жизни, который у вас должен вскоре состояться, — сказал он, быстро сунув мне какой-то предмет.
— Внимание! — подал громовой голос Лимончик. — Начинаю отсчет, всем посторонним немедленно покинуть стартовую площадку!
— Прощайте, ребята! Теперь надолго. Хотя мне до возможной встречи пару лет осталось, а вам — двенадцать с лишним! — умчался Салатовенький, оставив после себя слабое светящееся колечко в воздухе. Воздушный поцелуй.
— Прощай, желтая и розовая страна! Прощай на долгие годы, — тихонько шептала я.
— Прощайте, друзья! — вторил мне рядышком Сережа, стараясь наглядеться напоследок.
И вот прозвучала команда «Старт!», мы взвились вверх, и снова начались бесконечные прыжки по хронопотокам. Мы периодически старели и молодели, расплющивались на виражах и любовались на незнакомые звезды. И только сейчас до меня дошло, что я опять забыла спросить, что они там твердят про двенадцать лет. Вот зараза! Сейчас уже не спросишь! Экипажу не до этого.
Я наконец решила посмотреть, что же я держу в зажатом кулачке с тех самых пор, как Салатовенький впопыхах сунул мне это в руку. На ладони лежало что-то непонятное, вроде густого комка зеленого света. Странный какой-то подарок. Ладно, поживем — увидим, философски пожала я плечами.
Однажды мне показалось, что я вижу огромную черную тень, которая собирает в себя весь свет окружающих звезд. Я даже вздрогнула. Но наши пилоты не обращали на нее никакого внимания, хотя, безусловно, тоже заметили, и я немного успокоилась.
Интересно, Черная Утроба является порождением той же проекции Вселенной, где находится Желтая и Розовая страна, или может путешествовать между проекциями? Последнее было бы крайне нежелательно. Потому что попади она в наш противоречивый мир, богатый как добром, так и ужасающей злобой, мало бы нам всем не показалось. Летели мы в этот момент довольно спокойно, так что я рискнула обратиться с этим вопросом к Малышу.
— Наши исследователи, к сожалению, не могут ответить на твой вопрос, человек Елена. Слишком мало данных удалось собрать во время ее поспешного бегства. А теперь извини, предстоит трудный участок пути.
И тут же он включился в общий процесс, и снова мы проскочили по касательной вихрь, снова менялись потоки и рисунок неба.
Но не даром говорят, что дорога домой всегда короче. Вроде бы не так давно стартовали, как уже нас выбросило прямо над атмосферой родной матушки-Земли.
— Хронопауза? — резко бросил Малыш.
— В данный момент три, в расчетное время прибытия — пять минут в местных интервалах времени, — ответил один из наших спутников.
— Физиология? — снова Малыш.
— В норме. Есть резерв около трех минут. Но необходима энергетическая подстраховка. Сильно снизилась температура белковых тел, — ответил другой.
Я толком не успела ничего сообразить, как мы уже спустились сквозь тучи. Продолжала буйствовать гроза. Прямо на мокрой земле под кустиком лежали наши бедные тела. Дождь хлестал по абсолютно безжизненным лицам, выбивая фонтанчики на закрытых глазах.
— Да уж, зрелище… — поежился Сережа.
— Внимание! Люди, сосредоточьтесь! Вам требуется слиться со своими белковыми оболочками, — напутствовал нас Малыш. — Крайне нежелательно терять контроль за мыслительными процессами, это может значительно затруднить восстановление функций организма. Вперед!
Тут же их силовой шар разомкнулся, и нам ничего другого не оставалось делать, как нырнуть в собственные тела. Я так и не выпустила из руки тот странный зеленый комочек света. Итак, здравствуй, родное тельце!
— Алена, борись! — слышу я какой-то далекий голос, — Ну же, милая, давай, ты же у меня умница!
Краешком уходящего сознания я чувствую, как кто-то начинает ритмично надавливать мне на грудь, заставляя работать сердце. И зовет. Все время зовет по имени. И только этот зов позволяет краешку сознания цепляться за действительность. Я — Алена… Я — могу? Да, я могу, холера ясная! И, делая над собой нечеловеческое усилие, я вырываюсь из затягивающего водоворота.
— Ну, слава Богу! Пришла в себя. Ты как?
— Ничего, средне между фигово и очень фигово. Спасибо тебе, Солнышко, ты меня вытащил, — отвечаю я, еле шевеля посиневшими губами.
Сережа тоже на красавчика не тянет — волосы мокрые, слипшиеся, сам — бледно-зеленый, весь дрожит. Но лучше его, дороже для меня нет никого на свете! Надо же, из клинической смерти меня вытащил!
— Люди! Ваши организмы необходимо подпитать энергией, иначе возникнут нарушения физиологии, — проговорил Малыш, сделавшийся в нашей, земной действительности не больше теннисного мячика.
Конечно же, он прав! При таком переохлаждении простуда, а то и воспаление легких неминуемо. Только интересно, как он собирается осуществить эту процедуру?
— Приготовьтесь к приему энергии!
Мы, дрожа, поднялись, с трудом разгибая застывшие мышцы. Готовы вроде! Шарики выстроились кружком вокруг нас, и вдруг прямо в центр этого кружка шарахнула огромная молния! Я уже совсем умирать приготовилась, но заряд будто растекся по невидимой полусфере, окружавшей нас. Повеяло каким-то странным теплом, и мы вмиг не только согрелись, но даже просохли, включая одежду. Длилось это долю секунды, но сразу после оздоровительной процедуры я почувствовала себя просто великолепно.
— Как ваше состояние? — заботливо поинтересовался спутник Малыша, «физиолог».
— Спасибо, прекрасно! — ответил Сережа.
— Люди! К сожалению, мы вынуждены срочно вас покинуть, потому что электрическая активность атмосферы постепенно уменьшается, — заговорил Малыш. — Спасибо вам за все! Прощайте!
Он поднялся вверх, а каждый член его команды подлетал к нам, обдавая нас волной признательности и благодарности, и тоже следовал за своим командиром. Наконец они построились в разноцветный кружок, маленькие и бесстрашные исследователи просторов Вселенной, и, дождавшись «попутной» молнии, с яркой вспышкой исчезли. А мы так и стояли, замерев.
Я наконец разжала руку. На ладони лежало удивительной красоты ожерелье из зеленоватых камней. Свадебный подарок Салатовенького.
— Похоже, дождь действительно заканчивается, — первым пришел в себя Сережа. — Ну, как? Я же тебе обещал сюрприз!
Я только хмыкнула, взглянув на него искоса. И не смогла оторвать взгляда. Первые лучи солнца, пробивающегося из-за туч, снова зажгли в его глазах золотистые солнышки. На голубом небе.
А впереди, словно последний привет из желтой и розовой страны, сияла разноцветная радуга.
8
— Около двадцати минут в вашем земном эквиваленте. Не забудьте запастись максимальным количеством энергии. Извините, больше не могу уделять вам внимание, — ответил он и тут же отключился.
Я только собралась подумать о том, что Лимончик обошелся с нами довольно невежливо, как заговорил Салатовенький:
— Ребята, не обижайтесь на него. Просто у Лимончика, как вы его называете, нет ни секунды свободной. Он решил дать вам максимальный срок на сборы и теперь занят расчетом прохождения всей траектории по меняющимся хронопотокам. Не дай Бог ошибиться, тогда и вы, и группа сопровождения можете погибнуть, — он пошел темными полосками, что в нашей интерпретации можно было воспринимать как тяжкий вздох. — Ну, что ж, давайте собираться. По правде говоря, я очень надеялся, что вы сможете побыть в этот раз подольше. Жаль.
— Ну, что? Пошли снова в душик? — спросил Сережа.
Я только молча кивнула. Вот же ж невезуха!
Мы шли по улицам, здания которых более всего напоминали гигантские цветы из драгоценных камней. Шли и любовались. А на бесконечных переливающихся поверхностях солнечными зайчиками играли бесчисленные отражения огромного количества сверкающего народа. И нас буквально несла волна теплой признательности, бесконечной благодарности и… любви! Это же самая большая награда, самый грандиозный памятник, который только можно вообразить! А я, дура безмозглая, всякими глупостями голову себе забивала! А они вышли провожать нас всем городом, а может быть, даже из других мест для этого прибыли. Прозрачная стартовая площадка была окружена широким разноцветным кольцом, сверкающим, как огромный бриллиант. И такое сильное поле было у этого кольца, что я уже ни секунды не сомневалась, что обратно мы доберемся благополучно, несмотря на всякие выкрутасы временных потоков.
Мы с Сережей взялись за руки, а вокруг нас выстроилась группа сопровождения во главе с Малышом. Вот-вот Лимончик начнет отсчет. И тут к нам пробился Салатовенький:
— Лена, времени нет, быстро давай руку!
— Зачем? — спросила я, протягивая ладошку.
— Это мой тебе подарок к празднику начала совместной жизни, который у вас должен вскоре состояться, — сказал он, быстро сунув мне какой-то предмет.
— Внимание! — подал громовой голос Лимончик. — Начинаю отсчет, всем посторонним немедленно покинуть стартовую площадку!
— Прощайте, ребята! Теперь надолго. Хотя мне до возможной встречи пару лет осталось, а вам — двенадцать с лишним! — умчался Салатовенький, оставив после себя слабое светящееся колечко в воздухе. Воздушный поцелуй.
— Прощай, желтая и розовая страна! Прощай на долгие годы, — тихонько шептала я.
— Прощайте, друзья! — вторил мне рядышком Сережа, стараясь наглядеться напоследок.
И вот прозвучала команда «Старт!», мы взвились вверх, и снова начались бесконечные прыжки по хронопотокам. Мы периодически старели и молодели, расплющивались на виражах и любовались на незнакомые звезды. И только сейчас до меня дошло, что я опять забыла спросить, что они там твердят про двенадцать лет. Вот зараза! Сейчас уже не спросишь! Экипажу не до этого.
Я наконец решила посмотреть, что же я держу в зажатом кулачке с тех самых пор, как Салатовенький впопыхах сунул мне это в руку. На ладони лежало что-то непонятное, вроде густого комка зеленого света. Странный какой-то подарок. Ладно, поживем — увидим, философски пожала я плечами.
Однажды мне показалось, что я вижу огромную черную тень, которая собирает в себя весь свет окружающих звезд. Я даже вздрогнула. Но наши пилоты не обращали на нее никакого внимания, хотя, безусловно, тоже заметили, и я немного успокоилась.
Интересно, Черная Утроба является порождением той же проекции Вселенной, где находится Желтая и Розовая страна, или может путешествовать между проекциями? Последнее было бы крайне нежелательно. Потому что попади она в наш противоречивый мир, богатый как добром, так и ужасающей злобой, мало бы нам всем не показалось. Летели мы в этот момент довольно спокойно, так что я рискнула обратиться с этим вопросом к Малышу.
— Наши исследователи, к сожалению, не могут ответить на твой вопрос, человек Елена. Слишком мало данных удалось собрать во время ее поспешного бегства. А теперь извини, предстоит трудный участок пути.
И тут же он включился в общий процесс, и снова мы проскочили по касательной вихрь, снова менялись потоки и рисунок неба.
Но не даром говорят, что дорога домой всегда короче. Вроде бы не так давно стартовали, как уже нас выбросило прямо над атмосферой родной матушки-Земли.
— Хронопауза? — резко бросил Малыш.
— В данный момент три, в расчетное время прибытия — пять минут в местных интервалах времени, — ответил один из наших спутников.
— Физиология? — снова Малыш.
— В норме. Есть резерв около трех минут. Но необходима энергетическая подстраховка. Сильно снизилась температура белковых тел, — ответил другой.
Я толком не успела ничего сообразить, как мы уже спустились сквозь тучи. Продолжала буйствовать гроза. Прямо на мокрой земле под кустиком лежали наши бедные тела. Дождь хлестал по абсолютно безжизненным лицам, выбивая фонтанчики на закрытых глазах.
— Да уж, зрелище… — поежился Сережа.
— Внимание! Люди, сосредоточьтесь! Вам требуется слиться со своими белковыми оболочками, — напутствовал нас Малыш. — Крайне нежелательно терять контроль за мыслительными процессами, это может значительно затруднить восстановление функций организма. Вперед!
Тут же их силовой шар разомкнулся, и нам ничего другого не оставалось делать, как нырнуть в собственные тела. Я так и не выпустила из руки тот странный зеленый комочек света. Итак, здравствуй, родное тельце!
* * *
Как холодно! Как неимоверно холодно! И еще вода… Она льется, не переставая, затапливая все вокруг. Нельзя терять сознание… Но все кружится в каком-то холодном водовороте, и он засасывает меня куда-то внутрь… Не могу… Тяжело… Наверное, это уже все…— Алена, борись! — слышу я какой-то далекий голос, — Ну же, милая, давай, ты же у меня умница!
Краешком уходящего сознания я чувствую, как кто-то начинает ритмично надавливать мне на грудь, заставляя работать сердце. И зовет. Все время зовет по имени. И только этот зов позволяет краешку сознания цепляться за действительность. Я — Алена… Я — могу? Да, я могу, холера ясная! И, делая над собой нечеловеческое усилие, я вырываюсь из затягивающего водоворота.
— Ну, слава Богу! Пришла в себя. Ты как?
— Ничего, средне между фигово и очень фигово. Спасибо тебе, Солнышко, ты меня вытащил, — отвечаю я, еле шевеля посиневшими губами.
Сережа тоже на красавчика не тянет — волосы мокрые, слипшиеся, сам — бледно-зеленый, весь дрожит. Но лучше его, дороже для меня нет никого на свете! Надо же, из клинической смерти меня вытащил!
— Люди! Ваши организмы необходимо подпитать энергией, иначе возникнут нарушения физиологии, — проговорил Малыш, сделавшийся в нашей, земной действительности не больше теннисного мячика.
Конечно же, он прав! При таком переохлаждении простуда, а то и воспаление легких неминуемо. Только интересно, как он собирается осуществить эту процедуру?
— Приготовьтесь к приему энергии!
Мы, дрожа, поднялись, с трудом разгибая застывшие мышцы. Готовы вроде! Шарики выстроились кружком вокруг нас, и вдруг прямо в центр этого кружка шарахнула огромная молния! Я уже совсем умирать приготовилась, но заряд будто растекся по невидимой полусфере, окружавшей нас. Повеяло каким-то странным теплом, и мы вмиг не только согрелись, но даже просохли, включая одежду. Длилось это долю секунды, но сразу после оздоровительной процедуры я почувствовала себя просто великолепно.
— Как ваше состояние? — заботливо поинтересовался спутник Малыша, «физиолог».
— Спасибо, прекрасно! — ответил Сережа.
— Люди! К сожалению, мы вынуждены срочно вас покинуть, потому что электрическая активность атмосферы постепенно уменьшается, — заговорил Малыш. — Спасибо вам за все! Прощайте!
Он поднялся вверх, а каждый член его команды подлетал к нам, обдавая нас волной признательности и благодарности, и тоже следовал за своим командиром. Наконец они построились в разноцветный кружок, маленькие и бесстрашные исследователи просторов Вселенной, и, дождавшись «попутной» молнии, с яркой вспышкой исчезли. А мы так и стояли, замерев.
Я наконец разжала руку. На ладони лежало удивительной красоты ожерелье из зеленоватых камней. Свадебный подарок Салатовенького.
— Похоже, дождь действительно заканчивается, — первым пришел в себя Сережа. — Ну, как? Я же тебе обещал сюрприз!
Я только хмыкнула, взглянув на него искоса. И не смогла оторвать взгляда. Первые лучи солнца, пробивающегося из-за туч, снова зажгли в его глазах золотистые солнышки. На голубом небе.
А впереди, словно последний привет из желтой и розовой страны, сияла разноцветная радуга.
8
Мы торопливо паковали сумки, распихивая бесчисленные пакетики со всевозможными пирожками и другими вкусностями изготовления Сережиной мамы. До отправления поезда оставалось чуть больше часа. В принципе спешить особой нужды не было, потому как в этом направлении поезда курсируют постоянно, но почти все проходящие, на которые заранее невозможно взять билет и неизвестно, уедешь ли вообще. А так в кармане уже лежали два заветных листочка бумаги, обеспечивающих нам нижние места в купе. К тому же в Минск этот поезд прибывал около пяти вечера, и оставался еще вагон свободного времени.
— Что вы думаете насчет костюма? — беспокоилась мама. — Там будете искать или мне здесь посмотреть?
— Не волнуйся, найдем что-нибудь подходящее в «Счастье», время еще есть, — ответил Сережа.
— А платье?
— У меня сестра двоюродная — художник-модельер. Так она однажды мне заявила, что если я поручу шить свадебное платье не ей, а кому-нибудь другому, так она до конца дней не будет со мной разговаривать. А шьет она прекрасно. так что не беспокойтесь, — успокаивала я будущую свекровь.
— Ну хорошо, сошьет. Но ведь ткань нужна, туфли Сереже, кольца, наконец!
— Послушай, мама! Ну и что страшного произойдет, если у меня будет не совсем такой костюм, как хотелось бы? А если у Алены платье будет недостаточно шикарным, нас что, не распишут? И разве от туфель или колец зависит, будет ли счастливым наш брак?
— Конечно, ты прав, сынок, но я все-таки беспокоюсь! — вздохнула она.
— А ты не беспокойся и береги здоровье, — он обнял ее и чмокнул в лоб. — Бери пример с нас.
И в самом деле. Еще совсем недавно вся наша жизнь сводилась к кошмару, имя которому предсвадебные хлопоты. А сейчас даже смешно подумать, как такие пустяки могли настолько нас занимать. Сейчас все эти заботы казались далекими и несущественными. И даже тот факт, что все равно придется заниматься всей этой ерундой, абсолютно не отравлял настроения. И в самом деле, не выгонят же нас из ЗАГСа, если что не так! И с кафе что-нибудь придумаем. В конце концов, сколько той жизни, чтобы тратить ее на пустяки и суету!
Попрощавшись, мы даже без особого напряжения успели на поезд. Сидя в купе полупустого вагона, мы пили пиво и любовались на мелькавшие за окном деревушки, все сплошь утонувшие в белой кипени цветущих садов.
— Знаешь, я, кажется, понял наконец, для чего существует зима! — торжественно провозгласил Сережа.
— И для чего же?
— Для того, чтобы люди и вообще все живые существа понимали, как прекрасна весна!
И действительно. На картину оживающей природы можно смотреть часами, не уставая. Свежая, робкая зелень берез на фоне суровой хвои сосен. Мягкий ковер молодой травки. Яркие одуванчики, трогательно и доверчиво протягивающие свои головки навстречу солнышку.
Уже перед самым Минском я полезла в заветный кармашек и вытащила зеленое ожерелье. И будто кусочек весны лежал у меня в руке. Сережа, поиграв им немного, вернул мне:
— Что ж, приключения окончились, добро пожаловать домой.
— А все-таки здорово было!
— Не то слово. Замечательно!
А за окошком уже бежали привычные картинки минских пригородов. Степянка, за ней — заводы, вскоре показался вокзал.
Выйдя на перрон, Сережка вдруг остановился:
— Слушай, Алена! Твои знают, в котором часу ты приезжаешь?
— Нет, знают только, что это будет сегодня. А что?
— А поехали ко мне? Славик еще точно денек пробудет у родителей. Знаешь, я так по тебе соскучился!
Уже поздно вечером, когда Сережа провожал меня домой, он сказал:
— Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты осталась со мной. Чтобы не надо было вечером с тобой расставаться. Чтобы каждое утро просыпаться вместе.
— Потерпи, уже немного осталось, — улыбнулась я. — Теперь уже все будет хорошо.
— Да, все будет хорошо, — повторил он, целуя меня. — До завтра, любимая!
— До завтра!
Так и не разобравшись, я помчалась на работу. Чисто механически отчиталась за командировку, рассказала Барбоссу о встрече с Комлевым и передала его материалы. И все равно меня не отпускало ощущение, что что-то не так. Даже настроение испортилось. А лучшим средством от внезапно возникшей в рабочее время депрессии всегда была Наташка.
Несколько бутылочек прекрасного сухого молдавского вина весело сверкали разноцветными этикетками на высоких горлышках.
— Откуда такое чудо?
— От Коли. Он закончил диплом и по этому поводу решил проставиться.
Тут появился и сам Коля:
— А Лена, привет! Ты очень кстати зашла! Видела, что у нас есть?
— Ага, мне Наташка уже похвасталась.
— Ну как, не откажешься?
— С удовольствием, — улыбнулась я.
А в это время «совет старейшин» во главе с Борисычем и Кренделем развернул дебаты по поводу того, что употребление такого продукта в чистом виде является не только недопустимой расточительностью, но и просто грешным деянием. В общем, продукт следует закрепить.
Крендель, как обычно, выдал руководящие указания и тут же исчез, поручив Борисычу соблюсти технологический процесс добавки спирта.
Налив 96-й очищенный из огромной бутыли в маленький кувшинчик, тот приступил к опросу общественного мнения:
— Ну что, дамы и господа, в какой пропорции закреплять будем?
И тут мнения коллектива резко разделились. Мы с Наташкой с пеной у рта доказывали, что не стоит портить благородное вино, а мужская половина во главе с Колей упорно доказывала, что наоборот, стоит, да еще и покрепче. В конце концов Борисычу эти прения надоели, он грохнул кувшин со спиртом на стол и заявил, что дескать пусть каждый сам закрепляет себе по вкусу.
Буквально в эту же минуту в лабораторию снова влетел Крендель. Не заметить кувшин на столе было просто невозможно. Не сбрасывая скорости, он со словами «А, уже приготовили!» хватанул его и прямо на ходу отхлебнул добрую половину. Все происходило так быстро, что никто из нас даже мяукнуть не успел.
С перекошенной физиономией, с остановившимся взглядом невидящих глаз и разинутым ртом, краса и гордость молодой поросли отечественной физики, «великий ученый» был просто неотразим. Причем ни в одной луже. Секунд десять он растерянно помахал руками в воздухе, а потом наконец сообразил, что к чему, и опрометью бросился к водопроводному крану. При этом глаза его бежали метра на два впереди него самого. Хорошо хоть, что вода подведена непосредственно в лабораторию. Минут пять ничего не было слышно кроме шума льющейся струи, когда Коля философски заметил:
— Кажется, верхним этажам грозят перебои с водоснабжением.
Еще через пару минут Крендель, поставивший на место глаза и невероятно посуровевший, вернулся обратно и укоризненно взглянул на Борисыча:
— Предупреждать же надо!
— Где ж тебя предупредишь, когда ты на ходу все хватаешь! — огрызнулся тот.
Дальнейший праздник прошел безо всяких эксцессов. Вино действительно было превосходным, Коля с Наташкой постоянно шутили и рассказывали анекдоты, но мне все равно было не по себе. Чего-то не хватало.
Я рассеянно взглянула на тот самый знаменитый блок питания, в котором я так удачно обнаружила некондиционный транзистор, и… покрылась холодным потом. До меня, наконец, дошло! Я перестала чувствовать энергию! Попробовала проверить другие свои способности, которыми меня наделило путешествие в желтую и розовую страну — и тоже ничего! Стало совсем тоскливо. А главное, непонятно.
— Алена, я не знаю, что со мной произошло! Я совершенно потерял те ощущения, которым научился!
— Не волнуйся, со мной — то же самое.
— Интересно, почему?
— Если бы я знала! Такое впечатление, что будто слегка оглохла и ослепла.
Думали мы, гадали, но ничего путного не шло на ум. Настроение было препоганейшее. Надо же, даже не думала, что так привыкну к энергетическому восприятию и прочим штучкам. Теперь уже не полетаешь. Даже на короткие дистанции.
Я тряслась в полупустом хромоногом троллейбусе, поглядывала на небо, мрачнеющее прямо на глазах, и пыталась обдумать ситуацию. Двенадцать с лишним лет невозможен контакт с желтой и розовой страной… Во время второй в этом году грозы я уже недоступна для связи со сверкающим народом… Кармические учения о том же двенадцатилетнем сроке тесного взаимодействия матери и ребенка… Кажется, все становится на свои места. Только как же все это мне сказать Сереже? Как он воспримет? Думала я, думала, да так ничего и не придумала.
А погодка была под стать моему настроению. На небе сбежались на тусовку огромные черные тучи, солнышко померкло, вот-вот гроза грянет.
Сережа, как обычно, уже ждал меня.
— Привет! Дождь начинается, того и гляди, гроза разразится, а ты как обычно без зонтика!
— А зачем нам два зонтика? У тебя же всегда есть!
— Что бы ты без меня делала!
— Не знаю, — улыбнулась я.
— То-то же. Ну, как дела, рассказывай!
— Видишь ли, я из поликлиники еду, — начала я издалека.
— А что случилось? Ты заболела? — он не на шутку встревожился.
— Да не то, чтобы… Тут другое. Видишь ли, я, кажется, поняла, почему наши сверкающие друзья все время твердили о том, что мы, в частности я, будем недоступны для контакта на двенадцать с лишним лет. И почему мы вдруг потеряли свои странные способности. Помнишь, ты сам мне говорил, что по кармическим учениям ребенок первые двенадцать лет неразрывно связан с энергетикой матери…
— Ну, помню… Так ты?..
— Ага… И теперь не знаю, что со всем этим делать. Ведь мы еще не поженились..
— Что делать, что делать! Главное — глупостей делать не надо, — он крепко прижал меня к себе. — Хорошая моя, что ты переживаешь! Родится — вырастим, воспитаем.
И мне стало так тепло и уютно рядом с ним, таким сильным и надежным!
Мы шли, обнявшись под его зонтиком, и не обращали внимания на хлеставший дождь, на лужи под ногами. Мы так вдвоем будем ходить всегда, а вскоре — и втроем! А ведь это — на самом деле чудо! То самое обыкновенное чудо, которое происходило и будет происходить миллионы миллионов раз на нашей планете, на удивительной Земле!
— Смотрите, шаровая молния!
Мы обернулись, как по команде.
— Где? Где?
— Да вот же, возле дерева, — ответил тот же голос.
— Ой, какая красивая! Золотистая! — громко восхищалась какая-то женщина.
Все прохожие заворожено рассматривали это удивительное явление, и только мы ее не видели. Не могли видеть. Двенадцать лет…
Ну и что из того? Мы просто шлепали под проливным дождем дальше, тесно прижавшись друг к другу под единственной пока нашей собственной «крышей над головой» — стареньким Сережкиным зонтиком.
— Что вы думаете насчет костюма? — беспокоилась мама. — Там будете искать или мне здесь посмотреть?
— Не волнуйся, найдем что-нибудь подходящее в «Счастье», время еще есть, — ответил Сережа.
— А платье?
— У меня сестра двоюродная — художник-модельер. Так она однажды мне заявила, что если я поручу шить свадебное платье не ей, а кому-нибудь другому, так она до конца дней не будет со мной разговаривать. А шьет она прекрасно. так что не беспокойтесь, — успокаивала я будущую свекровь.
— Ну хорошо, сошьет. Но ведь ткань нужна, туфли Сереже, кольца, наконец!
— Послушай, мама! Ну и что страшного произойдет, если у меня будет не совсем такой костюм, как хотелось бы? А если у Алены платье будет недостаточно шикарным, нас что, не распишут? И разве от туфель или колец зависит, будет ли счастливым наш брак?
— Конечно, ты прав, сынок, но я все-таки беспокоюсь! — вздохнула она.
— А ты не беспокойся и береги здоровье, — он обнял ее и чмокнул в лоб. — Бери пример с нас.
И в самом деле. Еще совсем недавно вся наша жизнь сводилась к кошмару, имя которому предсвадебные хлопоты. А сейчас даже смешно подумать, как такие пустяки могли настолько нас занимать. Сейчас все эти заботы казались далекими и несущественными. И даже тот факт, что все равно придется заниматься всей этой ерундой, абсолютно не отравлял настроения. И в самом деле, не выгонят же нас из ЗАГСа, если что не так! И с кафе что-нибудь придумаем. В конце концов, сколько той жизни, чтобы тратить ее на пустяки и суету!
Попрощавшись, мы даже без особого напряжения успели на поезд. Сидя в купе полупустого вагона, мы пили пиво и любовались на мелькавшие за окном деревушки, все сплошь утонувшие в белой кипени цветущих садов.
— Знаешь, я, кажется, понял наконец, для чего существует зима! — торжественно провозгласил Сережа.
— И для чего же?
— Для того, чтобы люди и вообще все живые существа понимали, как прекрасна весна!
И действительно. На картину оживающей природы можно смотреть часами, не уставая. Свежая, робкая зелень берез на фоне суровой хвои сосен. Мягкий ковер молодой травки. Яркие одуванчики, трогательно и доверчиво протягивающие свои головки навстречу солнышку.
Уже перед самым Минском я полезла в заветный кармашек и вытащила зеленое ожерелье. И будто кусочек весны лежал у меня в руке. Сережа, поиграв им немного, вернул мне:
— Что ж, приключения окончились, добро пожаловать домой.
— А все-таки здорово было!
— Не то слово. Замечательно!
А за окошком уже бежали привычные картинки минских пригородов. Степянка, за ней — заводы, вскоре показался вокзал.
Выйдя на перрон, Сережка вдруг остановился:
— Слушай, Алена! Твои знают, в котором часу ты приезжаешь?
— Нет, знают только, что это будет сегодня. А что?
— А поехали ко мне? Славик еще точно денек пробудет у родителей. Знаешь, я так по тебе соскучился!
Уже поздно вечером, когда Сережа провожал меня домой, он сказал:
— Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты осталась со мной. Чтобы не надо было вечером с тобой расставаться. Чтобы каждое утро просыпаться вместе.
— Потерпи, уже немного осталось, — улыбнулась я. — Теперь уже все будет хорошо.
— Да, все будет хорошо, — повторил он, целуя меня. — До завтра, любимая!
— До завтра!
* * *
А на следующий день я проснулась с каким-то странным ощущением. Как будто я то ли оглохла, то ли ослепла. Нет, слышала и видела я вполне нормально, но явно чего-то в восприятии не доставало. Самое поганое, что никак не могла понять, чего именно.Так и не разобравшись, я помчалась на работу. Чисто механически отчиталась за командировку, рассказала Барбоссу о встрече с Комлевым и передала его материалы. И все равно меня не отпускало ощущение, что что-то не так. Даже настроение испортилось. А лучшим средством от внезапно возникшей в рабочее время депрессии всегда была Наташка.
* * *
— А, Ленка, привет! Ты как раз вовремя! Смотри, что у нас есть! — и продемонстрировала сокровище, по сравнению с которым в наше время сухого закона бледнеет пещера Али-Бабы.Несколько бутылочек прекрасного сухого молдавского вина весело сверкали разноцветными этикетками на высоких горлышках.
— Откуда такое чудо?
— От Коли. Он закончил диплом и по этому поводу решил проставиться.
Тут появился и сам Коля:
— А Лена, привет! Ты очень кстати зашла! Видела, что у нас есть?
— Ага, мне Наташка уже похвасталась.
— Ну как, не откажешься?
— С удовольствием, — улыбнулась я.
А в это время «совет старейшин» во главе с Борисычем и Кренделем развернул дебаты по поводу того, что употребление такого продукта в чистом виде является не только недопустимой расточительностью, но и просто грешным деянием. В общем, продукт следует закрепить.
Крендель, как обычно, выдал руководящие указания и тут же исчез, поручив Борисычу соблюсти технологический процесс добавки спирта.
Налив 96-й очищенный из огромной бутыли в маленький кувшинчик, тот приступил к опросу общественного мнения:
— Ну что, дамы и господа, в какой пропорции закреплять будем?
И тут мнения коллектива резко разделились. Мы с Наташкой с пеной у рта доказывали, что не стоит портить благородное вино, а мужская половина во главе с Колей упорно доказывала, что наоборот, стоит, да еще и покрепче. В конце концов Борисычу эти прения надоели, он грохнул кувшин со спиртом на стол и заявил, что дескать пусть каждый сам закрепляет себе по вкусу.
Буквально в эту же минуту в лабораторию снова влетел Крендель. Не заметить кувшин на столе было просто невозможно. Не сбрасывая скорости, он со словами «А, уже приготовили!» хватанул его и прямо на ходу отхлебнул добрую половину. Все происходило так быстро, что никто из нас даже мяукнуть не успел.
С перекошенной физиономией, с остановившимся взглядом невидящих глаз и разинутым ртом, краса и гордость молодой поросли отечественной физики, «великий ученый» был просто неотразим. Причем ни в одной луже. Секунд десять он растерянно помахал руками в воздухе, а потом наконец сообразил, что к чему, и опрометью бросился к водопроводному крану. При этом глаза его бежали метра на два впереди него самого. Хорошо хоть, что вода подведена непосредственно в лабораторию. Минут пять ничего не было слышно кроме шума льющейся струи, когда Коля философски заметил:
— Кажется, верхним этажам грозят перебои с водоснабжением.
Еще через пару минут Крендель, поставивший на место глаза и невероятно посуровевший, вернулся обратно и укоризненно взглянул на Борисыча:
— Предупреждать же надо!
— Где ж тебя предупредишь, когда ты на ходу все хватаешь! — огрызнулся тот.
Дальнейший праздник прошел безо всяких эксцессов. Вино действительно было превосходным, Коля с Наташкой постоянно шутили и рассказывали анекдоты, но мне все равно было не по себе. Чего-то не хватало.
Я рассеянно взглянула на тот самый знаменитый блок питания, в котором я так удачно обнаружила некондиционный транзистор, и… покрылась холодным потом. До меня, наконец, дошло! Я перестала чувствовать энергию! Попробовала проверить другие свои способности, которыми меня наделило путешествие в желтую и розовую страну — и тоже ничего! Стало совсем тоскливо. А главное, непонятно.
* * *
Вечером Сережа, как только мы поздоровались, тут же выпалил:— Алена, я не знаю, что со мной произошло! Я совершенно потерял те ощущения, которым научился!
— Не волнуйся, со мной — то же самое.
— Интересно, почему?
— Если бы я знала! Такое впечатление, что будто слегка оглохла и ослепла.
Думали мы, гадали, но ничего путного не шло на ум. Настроение было препоганейшее. Надо же, даже не думала, что так привыкну к энергетическому восприятию и прочим штучкам. Теперь уже не полетаешь. Даже на короткие дистанции.
* * *
А спустя несколько дней началась и вовсе полная ерунда. Взбунтовался желудок. Никак не хотел тихонько сидеть на положенном ему месте, а все норовил вывернуться наизнанку. Я грешным делом подумала, что что-то не то съела в нашем буфете, известном изысками кулинарии. Но это явление не проходило. Даже совсем наоборот. Появились всякие другие признаки, которые заставили меня сломя голову мчаться к врачу. К тому самому, к которому обращаются только женщины. И что же, анализы железно подтвердили все мои опасения.Я тряслась в полупустом хромоногом троллейбусе, поглядывала на небо, мрачнеющее прямо на глазах, и пыталась обдумать ситуацию. Двенадцать с лишним лет невозможен контакт с желтой и розовой страной… Во время второй в этом году грозы я уже недоступна для связи со сверкающим народом… Кармические учения о том же двенадцатилетнем сроке тесного взаимодействия матери и ребенка… Кажется, все становится на свои места. Только как же все это мне сказать Сереже? Как он воспримет? Думала я, думала, да так ничего и не придумала.
А погодка была под стать моему настроению. На небе сбежались на тусовку огромные черные тучи, солнышко померкло, вот-вот гроза грянет.
Сережа, как обычно, уже ждал меня.
— Привет! Дождь начинается, того и гляди, гроза разразится, а ты как обычно без зонтика!
— А зачем нам два зонтика? У тебя же всегда есть!
— Что бы ты без меня делала!
— Не знаю, — улыбнулась я.
— То-то же. Ну, как дела, рассказывай!
— Видишь ли, я из поликлиники еду, — начала я издалека.
— А что случилось? Ты заболела? — он не на шутку встревожился.
— Да не то, чтобы… Тут другое. Видишь ли, я, кажется, поняла, почему наши сверкающие друзья все время твердили о том, что мы, в частности я, будем недоступны для контакта на двенадцать с лишним лет. И почему мы вдруг потеряли свои странные способности. Помнишь, ты сам мне говорил, что по кармическим учениям ребенок первые двенадцать лет неразрывно связан с энергетикой матери…
— Ну, помню… Так ты?..
— Ага… И теперь не знаю, что со всем этим делать. Ведь мы еще не поженились..
— Что делать, что делать! Главное — глупостей делать не надо, — он крепко прижал меня к себе. — Хорошая моя, что ты переживаешь! Родится — вырастим, воспитаем.
И мне стало так тепло и уютно рядом с ним, таким сильным и надежным!
Мы шли, обнявшись под его зонтиком, и не обращали внимания на хлеставший дождь, на лужи под ногами. Мы так вдвоем будем ходить всегда, а вскоре — и втроем! А ведь это — на самом деле чудо! То самое обыкновенное чудо, которое происходило и будет происходить миллионы миллионов раз на нашей планете, на удивительной Земле!
* * *
Вдруг прямо рядом сверкнула молния. Разряд грохнул в раскидистое дерево, и тут же кто-то закричал:— Смотрите, шаровая молния!
Мы обернулись, как по команде.
— Где? Где?
— Да вот же, возле дерева, — ответил тот же голос.
— Ой, какая красивая! Золотистая! — громко восхищалась какая-то женщина.
Все прохожие заворожено рассматривали это удивительное явление, и только мы ее не видели. Не могли видеть. Двенадцать лет…
Ну и что из того? Мы просто шлепали под проливным дождем дальше, тесно прижавшись друг к другу под единственной пока нашей собственной «крышей над головой» — стареньким Сережкиным зонтиком.
Минск,ноябрь 1997 — май 1998.