Гордон Люси. Зимняя сказка в Венеции

   Проводив водопроводчика, Винченцо вошел к ним. Джулия стояла у окна, и он направился прямо к ней, широко распахнув объятия. Женщина вдруг оказалась зажатой в огромных тисках.
   — Спасибо вам, спасибо! Вы даже не представляете, что вы для меня сделали!
   — Пьеро только что рассказал мне, кто вы такой, возмущенно заявила Джулия. — Устроили тут театр одного актера…
   — Простите меня, — виновато проговорил Винченцо. — Искушение было слишком велико. А потом, не забывайте, какую большую пользу вы мне принесли таким откровенным разбором моего характера. Спасибо вам за все, Джулия, даже если вас зовут по-другому… — Отступив, он торопливо добавил:
   — Сегодня я вас обоих приглашаю на ужин. Будьте готовы через час.
   Он ушел. Джулия стояла и думала, почему в его манере появилось что-то похожее на смущение.
   Вся ее одежда была шестилетней давности, но так как она похудела, то все ей легко подходило.
   Она нашла синее платье, достаточно простое, чтобы выглядеть элегантным.
   Почти ничего из косметики у нее не было, она лишь чуть-чуть тронула губы розовой помадой. Но это ее преобразило.
   — Вот, совсем другое дело, — сказал Пьеро, когда ее увидел. — Пусть он посмотрит, какая вы бываете красивая.
   — Ради всего святого, Пьеро! — Джулия неожиданно смутилась. — Я ведь не на свидание собираюсь. А вы сами? Будете переодеваться в свой лучший выходной костюм?
   — А как же! — ответил он. — Цилиндр и фрак.
   Но когда Винченцо, одетый в красивый костюм, зашел за ними, Пьеро был все еще в своем пальто, подпоясанном веревкой.
   — Мы идем в твой собственный ресторан? спросил он.
   — Ну да.
   — И ты уверен, что сможешь повести меня туда в такой вот одежде?
   — Абсолютно уверен, — успокоил Винченцо с самой теплой улыбкой, какую она когда-либо видела у него на лице. — А теперь пошли.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Ресторан Винченцо назывался «Попугай».
   Он был небольшой, столиков на двенадцать, и освещался разноцветными лампами. Взглянув на посетителей, Джулия поняла, почему Пьеро неохотно согласился прийти сюда и оказаться среди этих хорошо одетых людей.
   Винченцо провел их внутрь, затем пригласил на веранду.
   — Вечер сегодня теплый, — пояснил он, — и я подумал, что вам приятно будет полюбоваться видом Большого канала. Заказывайте. Думаю, надо начать с шампанского, потому что мы празднуем.
   Джулия позабыла вкус шампанского. И позабыла, что значит праздновать. Она вернула меню Винченцо:
   — Закажите, пожалуйста, на свой вкус.
   Принесли шампанское, и Винченцо наполнил высокие бокалы.
   — Спасибо вам, — сказал он, салютуя Джулии своим бокалом. — Спасибо вам… Джулия?
   — Джулия. — Она смело встретила его взгляд.
   Пьеро в радужном настроении смотрел то на нее, то на Винченцо. Джулия подозревала, что старик думает о возможности романа. Она мысленно пожала плечами, но решила, что его ошибку легко понять. Многие женщины нашли бы Винченцо неотразимым. И дело даже не во внешности, а в чем-то другом, в какой-то неописуемой смеси обаяния, горькой иронии и высокомерия. А его темные, слегка запавшие глаза с их загадочным блеском…
   Женщина вполне могла довести себя до безумия в попытке разгадать этот взгляд.
   На Джулию нахлынуло воспоминание о том, как она лежала под ним на полу чердака, и возникшее внизу живота горячее, сладостное ощущение поползло вверх, грозя охватить ее целиком.
   Сопротивляясь этой угрозе, она сделала глубокий вдох. Не такая уж она слабачка, справится.
   Ее отвлек Пьеро: он стал хвалить шампанское и заявил, что оно отличное.
   — У нас только самое лучшее, — подтвердил Винченцо.
   — Да, верно, — согласилась она ради того, чтобы что-то сказать.
   Винченцо кивнул.
   — Я так и думал, что вы в этом разбираетесь.
   — Может, и не разбираюсь, — парировала она. Может, я так сказала, чтобы пустить пыль в глаза?
   Кто угодно может это сделать.
   — Но не кто угодно может узнать Корреджо и Веронезе.
   — Я просто догадалась.
   — Нет, не просто, спокойно возразил он.
   К столу подошла красивая официантка, неся большой глиняный горшок, в котором был угорь, приготовленный с лавровым листом.
   — Это фирменное блюдо с острова Мурано, где находится центр стеклодувного дела, — пояснил Винченцо. — Когда-то его готовили над горячими углями в стеклодувных печах. Мне приходится пользоваться современными печами, но думаю, его вкус от этого не страдает.
   Когда официантка разложила угря по тарелкам, Винченцо вдруг взял ее за руку и умоляюще посмотрел ей в глаза. Он говорил по-венециански, но Джулия без особого труда уловила смысл, и ей даже удалось понять слова «Любовь моя, я тебя умоляю».
   Даже если все это игра, подумала она, в ней есть некая магия, которой женщине лучше остерегаться. Но, похоже, официантка не ощущала на себе никакого опасного влияния. Она захихикала и ушла.
   — Вижу, Силию мне уговорить не удастся. Винченцо вздохнул. — Сегодня она работает последний вечер — выходит замуж и уезжает в свадебное путешествие. Вон там сидит ее жених.
   Привет, Энрико!
   Сидевший за одним из столиков здоровяк улыбнулся ему во весь рот. Винченцо ответил такой же улыбкой. Джулия сосредоточилась на содержимом своей тарелки.
   Когда они ели угря, запивая его вином, в ней росло ощущение благополучия. Джулия успела позабыть, что такое вкусная еда, тонкие вина, мужчина с темными, внимательными глазами…
   После угря им принесли дикую утку. Пока ее подавали, Джулия повернулась и стала смотреть на канал.
   — Вы уже бывали в Венеции? — спросил Винченцо.
   — Нет. Всегда собиралась, но как-то не получалось.
   — Даже когда изучали искусство? Послушайте, Джулия, — быстро добавил он, когда женщина подняла голову и посмотрела на него, — давайте не будем притворяться хотя бы в этом. Вы узнали Корреджо и Веронезе с первого взгляда. Вы — художник?
   — Я реставратор, — неохотно призналась Джулия. — Одно время воображала себя великим живописцем, но оказалось, что мой единственный талант состоит в подражании стилю других людей.
   — Вы должны были учиться в Италии. Поэтому и знаете язык, верно?
   — Я училась в Риме и Флоренции, — согласилась она.
   — Тогда мне будет приятно показать вам весь дом, хотя сейчас это лишь тень того, каким он был.
   Жаль, что вы не видели его в зените славы.
   — Вы лишились всего, не так ли? — мягко спросила Джулия.
   — Почти всего. — Он взглянул на Пьеро и понизил голос:
   — У меня остались какие-нибудь секреты?
   — Почти нет.
   Прошло несколько часов. Посетители уходили из ресторана, огни гасли. Погруженная в свои размышления, Джулия едва замечала происходящее.
   К ним подошел официант: для какой-то формальности требовалось присутствие Винченцо.
   Когда тот ушел, Джулия посмотрела на Пьеро: тот, как она и ожидала, спал крепким сном праведника.
   Винченцо вернулся, когда уходил последний посетитель, и с улыбкой посмотрел на друга.
   — Сегодня ему лучше остаться здесь. Тут за кухней есть маленькая комнатка, где я иногда ночую, когда работаю допоздна.
   Он подозвал официанта. Вместе они отнесли Пьеро в маленькую спальню и осторожно уложили на кровать.
   — Вы тоже оставайтесь, — сказал он Джулии. Можете устроиться в квартире Силии.
   Он проводил ее наверх по узкой лестнице и показал маленькую квартирку. Перед уходом Силия сняла все постельное белье, и он помог ей застелить кровать свежим.
   — Спасибо, — поблагодарила Джулия. — Но вам не нужно было так беспокоиться. Я бы могла вернуться.
   — Нет, — тут же возразил он. — Я не хочу, чтобы вы спали в этом громадном, пустом здании одна.
   — Вы не обязаны заботиться обо мне, — чуть улыбаясь, сказала она. Потом засмеялась. — Но вы все равно это делаете, все время, не так ли?
   Ее голос ласкал его слух. Винченцо подошел ближе, глядя на нее горящими темными глазами.
   Он помнил другое время, когда вот так смотрел на нее. Тогда он держал ее в объятиях, целовал ее, но она об этом ничего не знала…
   Не в силах удержаться, он нежно коснулся пальцами ее щеки. Она не отстранилась и только грустно смотрела на него.
   — Винченцо… — наконец пролепетала она.
   — Молчите! Не говорите ничего.
   Его пальцы продолжали двигаться по ее щеке.
   Винченцо был заворожен, очарован, поглощен ею.
   Он прикоснулся к ее губам, но и это совсем легкое прикосновение, казалось, обожгло ее.
   Она хотела протестовать, но не находила в себе сил. Ей следовало бежать сразу же, когда еще было время. Теперь же — поздно.
   Джулия лишь крепче обхватила Винченцо. Его губы соприкоснулись с ее губами…
   Его губы показались ей знакомыми. Странно. В ее иной жизни не было поцелуев, не было ни теплоты, ни сладости, ни нежности чьих-то губ — умоляющих, приказывающих, изучающих.
   — Кто вы? — прошептал Винченцо.
   — Это не имеет значения, — ответила Джулия сквозь сумятицу ощущений. — Я не существую.
   — Теперь существуете — у меня в объятиях.
   — И больше нигде, — прошептала она.
   — Остальное не имеет значения. Поцелуйте… поцелуйте меня.
   Джулия сделала, как он хотел, и оказалось, что после стольких лет одиночества она все еще знала, как завести и зажечь мужчину. Это опьяняющее открытие сильно возбудило ее.
   Теперь она позволила своим рукам и губам делать все, что они хотят. А то, что они хотели, было чувственным, безумным, искушающим. Винченцо прав: только одно это и было реальным, и все в ней жаждало отдаться этому. Каждое ее движение действовало на Винченцо как удар электричества, пробегавший по нервам. Он и раньше подозревал, что внутри у нее таится огонь, но сейчас знал это точно.
   Вся чувственность, которую она обычно подавляла, сейчас пылала у него в объятиях, побуждая исследовать ее дальше, желая большего. Он не знал ее настоящего имени, но имя уже не имело значения. Эта женщина возвращалась к жизни, и Винченцо знал, что именно он, и никто другой, должен помочь этому произойти.
   Она целовалась будто во сне, но как женщина, знающая толк в мужском теле, и каждое нежное прикосновение звало его дальше. Теперь только она могла бы остановить его, но не сделала ни малейшей попытки. Когда он начал раздевать ее, она задрожала, но в то же время сама стала раздевать его. Затем потянула его к кровати, и после этого уже ничто не остановило бы его.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Мой первый мужчина за шесть лет.
   Эта мысль пришла Джулии в голову, когда начало светать. Жаркая и бурная ночь принесла ей давно забытое ощущение свободы и легкости. Острое чувство ослепляющего физического освобождения сначала ошеломило, потом взбодрило Джулию.
   Шесть лет горького разочарования и лишений, а в завершение — одна ночь ослепительного наслаждения.
   К ней возвращались образы: его тело — крепкое и сильное; то, как он занимается любовью — сплав силы и нежности.
   Мой первый за шесть лет. А до того…
   До того было страстное обожание, растраченное на мужчину, который предал это обожание и оставил ее перебирать осколки разбитой жизни.
   Винченцо зашевелился и потянулся, почти спихнув ее с узенькой кровати. Джулия засмеялась, вцепившись в кровать изо всех сил. Он проснулся и увидел, что она смотрит на него сверху вниз. Он улыбнулся во весь рот, вспомнив проведенную вместе ночь.
   Ее страстность поразила его. Уже привыкнув к настороженности Джулии, он был ошеломлен ее чувственной раскованностью. Она отдавала все с яростной щедростью и требовала всего с таким же яростным аппетитом.
   Сейчас она казалась отдохнувшей, беззаботной и непостижимо юной.
   — Это было здорово, — сказала Джулия.
   Эти слова вернули его с неба на землю. «Здорово» — так можно было сказать о гонке по каналам, о сверкающем костюме для карнавала, но не о том, что потрясло его до глубины души.
   Но он ответил ей таким же легким тоном:
   — Я рад, если ты чувствуешь, что ночь не пропала даром.
   Джулия ничего не ответила, только покачала головой, поддразнивая.
   Винченцо потянулся к ней, но она засмеялась и встала с кровати, ища глазами, чем бы прикрыть наготу. Увидев его рубашку, тут же схватила ее.
   — Испортила все удовольствие, — вздохнул Винченцо.
   Джулия хихикнула и убежала на кухню. Он пошел следом, догнал, обнял ее сзади и зарылся носом в густые волосы.
   — Все хорошо? — мягко спросил он.
   — Прекрасно. Надо спуститься вниз и посмотреть, проснулся ли Пьеро. Нам пора уходить.
   Он опустил руки.
   — Как скажешь.
   Она неожиданно повернулась к нему.
   — Хочу тебе кое-что сказать. Не жди от меня многого прямо сейчас. Я не привыкла находиться в мире живых. Забыла, как тут все делается.
   Винченцо нахмурился, настороженный какой-то новой ноткой в ее голосе.
   — В мире живых? Я не понял.
   — Шесть последних лет я провела в тюрьме.
   Джулия наконец почувствовала себя готовой к выполнению той задачи, что привела ее сюда. Возвращаясь домой вместе с Пьеро, она купила по дороге карту и сразу же занялась ее изучением.
   — Не могу ли я помочь вам? — спросил Пьеро.
   — Мне надо попасть на остров Мурано.
   — Садитесь на морской трамвайчик. Поездка займет минут двадцать. Я покажу вам, где это. Хотите посмотреть стеклодувные мастерские?
   — Нет, я ищу одного человека. Его зовут Брюс Хейдон. У него там родственники, и я хочу узнать у них, где он сейчас.
   — Итальянец?
   — Нет, англичанин. У него есть какая-то итальянская родня со стороны матери, но жил он в основном в Англии.
   Джулия понимала, что Пьеро надеялся услышать больше, и с ее стороны было глупо молчать.
   Почему бы не рассказать, что Брюс Хейдон когда-то был ее мужем, что он гнусно предал ее и отправил в ад? Но в данный момент она не была готова произнести эти слова.
   Когда Джулия переоделась в джинсы, старик повел ее на пристань Сан-Заккария и подождал вместе с ней прибытия трамвайчика. Одни пассажиры сошли, другие сели. Она уже собиралась повернуться и идти, но Пьеро вдруг крепко сжал ее руку.
   — Благополучного возвращения, — сказал он с каким-то особенным чувством.
   Джулия стояла перед дверью с медной дощечкой, на которой написано, что здесь живут синьор и синьора Монтресси — такую фамилию носили итальянские родственники Брюса. Ей повезло.
   Она позвонила и подождала. Тишина. Что ж, надо набраться терпения.
   Зайдя в кафе, Джулия заказала кофе и бутерброды. Достала из сумки небольшой альбом с фотографиями. Снимки были довольно старые, но ни один не был сделан позднее шести лет назад.
   Вот свадебная фотография, где был изображен красивый мужчина, улыбавшийся восторженной улыбкой. Невесты рядом с ним не было — Джулия ее вырезала.
   После свадебного снимка шли фотографии, сделанные на протяжении следующих четырех лет, когда мужчина несколько пополнел, но остался таким же красивым и самодовольным.
   — И что только я в тебе нашла? — спросила она, глядя на улыбающееся лицо. — Впрочем, я за это дорого заплатила.
   Он заполнял собой первую половину альбома.
   Вторую половину занимала совершенно другая подборка фотографий.
   Эти снимки изображали ребенка, девочку, начиная со дня ее рождения. На них она постепенно росла и хорошела; у нее были светлые вьющиеся волосы и сияющие глаза. И она всегда смеялась.
   Джулия захлопнула альбом и зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Несколько секунд она сидела, оцепенев от боли, с рвущимся на части сердцем.
   Наконец буря пронеслась, и она заставила себя вернуться к действительности.
   — Осталось недолго, — пообещала себе Джулия. Совсем недолго.
   Ее второй визит к дому оказался столь же неудачным. Когда она пришла в третий раз, уже стемнело. Окна дома были освещены. Ей открыла хорошенькая молодая девушка.
   — Синьора Монтресси? — спросила Джулия.
   — О нет, она и ее муж в отъезде и вернутся только после Рождества. Они совершают круиз по Карибскому морю. Уехали три дня назад. Боюсь, это все, что я знаю. Я прихожу сюда покормить кошку…
   Джулия не дослушала — ей нужно было остаться одной, чтобы оправиться от шока. Подобраться так близко к цели и вдруг увидеть, как приз уплывает из-под самого носа!
   Она долго бродила без всякой цели, прежде чем сесть на трамвайчик, идущий обратно через лагуну. Несмотря на поздний час, пассажиров было все еще много. Джулия стояла у ограждения, глядя на черную воду. Какое это будет облегчение — вернуться домой!
   Домой… Как странно, что она думает о палаццо как о доме. Но там ей будут рады, а что такое дом, если не это?
   Вдруг трамвайчик качнуло особенно сильно.
   Джулия ухватилась за поручень и почувствовала, как ремень ее сумки начал соскальзывать у нее с плеча. Женщина пыталась спасти сумку, но безуспешно: секунду спустя темные волны поглотили ее драгоценный фотоальбом.
   Винченцо был бы рад не пойти на званый ужин в отеле «Даниэли», но он чувствовал себя обязанным сдержать слово и просидел целый вечер рядом с богатой наследницей. Винченцо улыбался, был обаятелен, скрывая скуку, но забыл о манерной девице в ту же секунду, как кончился обед.
   От отеля до дома было всего несколько минут ходьбы. Винченцо уже миновал было пристань Сан-Заккария, как вдруг резко обернулся.
   — Пьеро, что ты здесь делаешь?
   — Жду ее трамвайчик, — ответил тот.
   У Винченцо упало сердце. Обычно Пьеро приходил сюда только днем. Если старик стал приходить еще и вечером, то его состояние, должно быть, ухудшилось.
   — По-моему, сегодня больше нет рейсов. — Винченцо положил руку на плечо Пьеро.
   — Есть еще один, — спокойно возразил Пьеро. Она приедет с этим.
   — Пьеро, прошу тебя… — У него сердце разрывалось при виде старика, стоящего на холодном ветру, цепляющегося за тщетную надежду.
   — Вон он. — Пьеро указал на приближающиеся огни. С болью в сердце Винченцо наблюдал за медленным ходом суденышка. — Она ездила на Мурано, — объяснил старик. — Утром я посадил ее здесь на корабль.
   — Ее? Ты имеешь в виду Джулию?
   — Разумеется. Кого же еще, по-твоему?
   — Ну.., я немного перепутал. Наверное, выпил лишнего. А что ей понадобилось на Мурано?
   — Она хочет разыскать человека по имени Брюс Хейдон.
   Судно подошло ближе, Джулия, стоявшая у поручней, наконец заметила встречающих. Ее лицо осветилось улыбкой, и она помахала рукой.
   Мужчины тоже замахали в ответ, и Винченцо увидел на лице у Пьеро выражение полного счастья. Кто виделся старику на приближающемся судне — об этом можно было только гадать.
   Когда они втроем сидели возле печки, Винченцо спросил:
   — Как все прошло, удачно?
   — Нет, — мрачно ответила Джулия, — все прошло как нельзя хуже. Люди, к которым я приехала, сейчас в круизе и вернутся только в январе. Альбом с фотографиями человека, которого я разыскиваю, на обратном пути упал за борт. Так что надежды почти не осталось.
   Винченцо нахмурился.
   — Этот человек, которого вы разыскиваете, — осторожно начал он, — имеет какое-то отношение к.., тому, о чем вы говорили мне накануне вечером?
   — К моему пребыванию в тюрьме? Да, он меня и упек туда. Обманом и ложью добился, чтобы меня посадили за его преступление. — Она изучающе посмотрела на обоих мужчин. — Это мой муж.
   — Муж?..
   — Мое имя — не Джулия. Меня зовут Софи Хейдон. Мужа — Брюс Хейдон. Мама предупреждала меня насчет него, но я ее не послушала.
   — А ваш отец? — спросил Пьеро.
   — Я его совсем не помню. Он умер, когда я была в младенческом возрасте. Мы с Брюсом поженились около девяти лет назад. На следующий год после свадьбы у нас родилась дочь — красавица малышка по имени Натали. Я любила ее без памяти.
   Она.., ей сейчас почти девять. — Ее голос дрогнул, но она торопливо продолжила, словно для того, чтобы не дать другим ничего заметить:
   — У Брюса был небольшой бизнес, импорт-экспорт. Дело не очень процветало, и он злился, что я зарабатываю больше, чем он. Я работала реставратором, от клиентов отбою не было, меня стали приглашать музеи и знатные дома. А потом произошла серия краж произведений искусства, причем из тех домов, где я работала. Разумеется, полиция заподозрила меня. Я знала все о ключах и системах охранной сигнализации.
   Джулия снова замолчала и долгое время смотрела в никуда. Потом вскочила и стала ходить взад-вперед.
   — Рассказывайте дальше, — попросил Винченцо напряженным голосом.
   — Мне предъявили обвинение и отдали под суд.
   Брюс утешал меня, говорил, что будет бороться. И я ему верила. Мы ведь любили друг друга, видите ли. — Она засмеялась коротко и безрадостно. — Это и есть самое смешное.
   Джулия замолчала. Ее слушатели также хранили молчание.
   — В последние дни перед судом, — продолжила она немного погодя, — мне казалось, что голова у меня работает на двух уровнях одновременно. С одной стороны, я просто не могла поверить, что меня признают виновной. А с другой, я точно знала, что именно произойдет. Знала, что меня разлучат с Брюсом и Натали, и поэтому проводила с ними все время, какое могла. Мы с Брюсом… — Джулия остановилась. Лучше не вспоминать эти страстные ночи, его клятвы в вечной любви… — Мы возили Натали на пикник. На обратном пути заехали в магазин игрушек, и она влюбилась там в кролика. Я купила его, и она прижимала его к себе всю дорогу домой. Когда начался суд, я утром прощалась с ней, а она крепко вцеплялась в кролика, ища утешения. Когда я возвращалась домой, она все так же сжимала его в ручонках. Присматривавшая за ней соседка говорила, что она не выпускала его из рук весь день. В последний день суда, когда я собралась уезжать из дома, Натали вдруг заплакала. Раньше такого с ней никогда не было, но в этот раз она будто знала, что я не вернусь. Она прильнула ко мне, крепко обвила ручонками мою шею и стала кричать: «Нет, мамочка! Мамочка, не уходи, пожалуйста, не уходи.., пожалуйста, мамочка…»
   Джулия содрогнулась, заставляя себя говорить сквозь струившиеся по щекам слезы.
   — Под конец им пришлось силой отрывать ее ручонки от моей шеи, а она все кричала и кричала.
   Потом свернулась в комочек на диване, вцепившись в кролика и всхлипывая в его мех. Она поняла, что я ухожу.., навсегда.
   Неожиданно Джулия с силой ударила рукой по спинке стула и повисла на ней, задыхаясь от горя.
   Винченцо быстро встал и подошел к женщине, но она выпрямилась прежде, чем он успел к ней прикоснуться.
   — Со мной все в порядке. На чем я остановилась?
   — На суде, — мягко подсказал он.
   — А, да… Меня признали виновной. Брюс пару раз навестил меня в тюрьме. Постоянно обещал «в следующий раз» привести Натали, но так и не привел. А потом вообще перестал приходить. Мама сказала мне, что Брюс исчез, забрав нашу девочку.
   А потом я поняла: все это устроил он. Брюс сделал дубликаты моих ключей, привозил меня на работу и просил устроить ему экскурсию: «Мне так интересно, милая». Так что он знал, что искать, как попасть внутрь, как отключить сигнализацию. Всю добытую информацию он продавал воровской шайке, специализировавшейся на краже произведений искусства. Но к тому времени, как я убедилась в причастности Брюса, он уже скрылся.
   — Но вы ведь рассказали это полиции? — спросил Пьеро.
   — Конечно, но даже мне самой было ясно, как неубедительно все это звучало: человек хватается за соломинку в попытке спастись. Мне дали максимальный срок — за «нежелание сотрудничать». А моя девочка… Ей было два с половиной, когда я видела ее в последний раз. Где она была все это время? Что ей рассказывали обо мне? Может, ей снятся кошмары о наших последних мгновениях, как они снятся мне?
   Последние слова Джулия произнесла полным отчаяния шепотом. Через минуту она снова заговорила:
   — Потом пара картин всплыла в одном аукционном зале. Полиции удалось выйти на одного из членов шайки, и тот рассказал им все. Жить ему оставалось недолго, и он хотел, по его словам, «очистить совесть». Он рассказал, что Брюс часто смеялся над тем, как я ему доверяла и как легко было меня обманывать.
   — Ублюдок! — сказал Винченцо с тихой яростью.
   — Да, — согласилась она, — но я, наверное, должна радоваться, так как именно этот рассказ меня и оправдал. Он доказывал, что я не была в сговоре с Брюсом. Моя судимость была аннулирована, и меня освободили. — Еще немного походив взад-вперед, Джулия остановилась у окна. — Мой адвокат добивается компенсации, а я хочу потратить все деньги на оплату официального розыска Брюса, если к тому времени не найду его сама.
   — Но ведь полиция его уже разыскивает? — предположил Винченцо.
   — Да, но не с таким рвением, как я. Для них это просто еще один человек из списка находящихся в розыске. Для меня он — смертельный враг. Он сломал мне жизнь, оставил меня гнить в тюрьме и украл моего ребенка. Я хочу вернуть дочку — любой ценой.
   — У вас нет родственников, которые могли бы вам помочь? — спросил Пьеро.
   — Мама умерла от горя, пока я была в тюрьме.
   Она оставила мне совсем немного денег, которых едва хватило на то, чтобы приехать сюда и начать розыск Брюса.
   — Значит, вы приехали в Венецию поговорить с его родственниками? — продолжал расспрашивать старик.
   — Да. Возможно, они знают что-то, что мне поможет. У меня были хорошие друзья, которые навещали меня в тюрьме, и они приходили с рассказами о том, где видели Брюса. Некоторые из этих историй были совершенно не правдоподобны. Якобы его видели в Аризоне, в Китае, в Австралии. Два человека сообщили, что встретили его в Италии: один раз в Риме, а другой раз, сравнительно недавно, в Венеции, на мосту Риальто. Вот почему я в первый же вечер пошла к мосту Риальто. Не спрашивайте меня, что я собиралась там делать, потому что ответить я все равно не смогу. У меня в голове творился кошмар. Ясно одно: если Брюса действительно видели здесь, то это либо может ничего не значить, либо он, возможно, живет в нескольких минутах ходьбы отсюда. Может быть, его видели даже вы.