— Неплохо было бы иметь какие-нибудь его фотографии, — заметил Винченцо.
   — Знаю, но те, что у меня были, утонули час назад. — Джулия схватилась за голову. — Если бы только я показала их вам на прошлой неделе…
   — На прошлой неделе вы лежали с высокой температурой, — сказал Пьеро. — Впрочем, мы все равно вряд ли узнали бы его.
   Она кивнула.
   — Монтресси были моей последней ниточкой. В январе они вернутся, и тогда я выслежу его и верну себе дочку.
   — Но будет ли это так просто сделать? — спросил Винченцо. — Прошло шесть лет…
   Джулия посмотрела на Винченцо взглядом, от которого у него застыла кровь в жилах.
   — Я ее мать. Она принадлежит мне. Если кто-то попытается меня остановить, то я…
   — Что вы сделаете? — с тревогой спросил он.
   — Сделаю то, что должна — пусть даже мне придется убить его.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Некоторое время Винченцо молчал, потом поднялся.
   — Я, пожалуй, пойду. Проводите меня немного.
   Джулия молча пошла за ним, и, когда они подошли к выходу, Винченцо сказал:
   — До середины января еще долго. Как вы думаете провести это время?
   — Буду точить свой меч, — с мрачным юмором ответила она.
   — Не говорите таких вещей, — резко бросил он.
   — Почему? Потому что в вашем воображении я вся соткана из доброты и света? Может, я и была такой — тогда. Но сейчас — нет.
   Он приподнял одну бровь, умеряя ее возбуждение.
   — Я просто собирался предложить вам более полезное времяпрепровождение. Поработайте у меня, пока не будет Силии. Конечно, художнику место официантки может показаться унизительным с точки зрения социального статуса…
   — ..тогда как для бывшей заключенной это шаг наверх, — закончила она с сарказмом.
   Винченцо и бровью не повел.
   — Ну, так как — поработаете?
   Джулия колебалась. Она обещала себе, что будет остерегаться его, но постоянно нарушала это обещание, потому что он трогал ее сердце.
   Словно прочитав ее мысли, Винченцо спокойно сказал:
   — Ничего не опасайтесь, я не причиню вам беспокойства. Напротив, мне следует извиниться.
   — За что?
   — За то, что давил на вас. Я догадывался, что с вами произошло что-то плохое, но такого даже предполагать не мог.
   Джулия усмехнулась.
   — Теперь вы знаете, как я превратилась в мстительную ведьму.
   — Не мне вас судить. Какое у меня на это право?
   Но я не могу поверить, что Софи мертва. Я думаю, она все еще где-то существует. Вам нужны покой и жилье, и я предоставлю их вам, пока вы будете у меня работать.
   — Ладно, я согласна.
   — Хорошо. Вы можете жить в квартире над рестораном.
   Она покачала головой.
   — Спасибо, но я останусь здесь. Я теперь не могу оставить Пьеро одного. Знаю, он раньше жил один, но сейчас что-то изменилось. Я чувствую, что нужна ему.
   — Вы говорили, что у вас нет никаких чувств.
   — Это семейное обязательство.
   — А вы с ним разве семья?
   — По крови — нет, но в других отношениях — да.
   — А как же я? Я член этой семьи или нет?
   Джулия не ответила, и он понял, что стоит вне круга избранных.
   Это не должно было бы иметь никакого значения. У него есть еще родственники, с которыми он может провести Рождество, предоставив этим двум неудачникам находить утешение в обществе друг друга. Тем не менее ему стало обидно.
   Джулия имела огромный успех в «Попугае».
   Начинался рождественский наплыв туристов, и ресторан каждый вечер был переполнен посетителями. Некоторые клиенты настаивали на том, чтобы их обслуживала именно Джулия.
   — Вы не должны допускать, чтобы Антонио вас монополизировал, — сказал Винченцо, когда они однажды ночью шли по темным улочкам. — У нас масса других клиентов.
   — Он из тех людей, которые всегда добиваются, чтобы их замечали, — примирительно возразила Джулия. Настойчивая галантность Антонио принесла массу пользы ее самооценке. — К тому же он пообещал мне совершенно особенные чаевые, задумчиво произнесла она.
   — Будьте осторожны. «Особенные чаевые» Антонио хорошо известны и выражаются не в деньгах.
   Она взяла его под руку.
   — Да ладно вам, не дуйтесь. Я просто делаю свою работу. А после шести лет отсидки в женском обществе я, может быть, не возражаю против чуточки восхищения.
   — «Чуточка восхищения», — насмешливо передразнил Винченцо. — Еще секунда, и он повалил бы вас на пол.
   Вместо ответа она взглянула на него с иронией.
   — Понятно, — мрачно сказал он. — Похоже, что женщина, которая хвалится, будто не испытывает никаких чувств, не прочь заставить меня ревновать?
   — Эта бесчувственная женщина не принадлежит вам, так что вы не имеете права ревновать. Винченцо, на что вы надеетесь?
   Он пожал плечами.
   — Может быть, я жду встречи с Софи.
   — Ее нет. Она умерла где-то на второй год моего пребывания в тюрьме.
   — Ошибаетесь. Она жива. Потому-то я и не могу освободиться от вас.
   Они остановились под фонарем, в свете которого казались друг другу окрашенными в какие-то блеклые, неземные тона. Лицо Джулии, которое раньше было слишком худым, немного округлилось и несколько утратило свое измученное выражение. Это ей шло — она даже выглядела моложе.
   — Для этого вы должны стараться более настойчиво, — сказала она. — Это лишь вопрос решительности.
   — А если я не хочу быть решительным?
   Пошел снег, сначала редкими хлопьями, потом все гуще и гуще. Сквозь эту завесу она изучала его лицо, освещаемое холодным светом.
   — Все равно я уйду и оставлю тебя, — прошептала она. — Рано или поздно.
   — Я знаю, — печально сказал он. — Но кто знает, когда? Во всяком случае, не сегодня.
   С этими словами он притянул ее к себе, и она прижалась к нему, подставив губы для поцелуя и со страстью ответив на него.
   В канун Рождества, в полдень, с башни Кастель Сант-Анджело в Риме был произведен пушечный выстрел, означавший официальное начало рождественских праздников.
   Джулия и Пьеро слушали праздничную программу по купленному ею транзистору. Ресторан был закрыт, Винченцо отправился к семье, а она устроилась на Рождество в палаццо.
   Они запаслись праздничными сладостями, включая pannettone, традиционный фруктовый кекс. За едой Джулия сказала:
   — Помню, когда была маленькая, в канун Рождества я вывешивала свой чулок.
   — В Италии дети так не делают, — объяснил Пьеро. — Чулки вывешиваются только на Епифанию, шестого января.
   — Ну, я не буду ждать так долго и вручу вам свой подарок сейчас.
   — Ты уже подарила мне перчатки и шарф две недели назад, — напомнил он ей.
   — Да, я была вынуждена подарить их вам раньше, потому что иначе вы бы замерзли до смерти. А что случилось с деньгами, которые вы обещали потратить на себя?
   — Я их проиграл. Когда-то я был известен тем, что срывал банк в Монте-Карло.
   — Ладно, можете не рассказывать. Как бы то ни было, получайте ботинки и теплые носки. Не знаю, правильно ли я определила размер.
   Размер подошел идеально. Старик надел обновки и гордо продефилировал по комнате. Джулия улыбалась и аплодировала.
   — А это тебе. — Старик вытащил из кармана какой-то маленький предмет, заботливо завернутый в газету.
   Развернув сверток, она увидела фарфоровую фигурку Пьеро в черной маске и трико из разноцветных лоскутков. Теперь она поняла, куда подевались его деньги. Она видела фигурку в магазине, и она стоила целое состояние…
   Винченцо подарил ей сотовый телефон. Он позвонил ей в середине дня на Рождество.
   — У тебя грустное Рождество.
   — Да нет, не очень. Теперь у меня есть друзья и есть надежда. Я слышу, там с тобой твоя племянница? — Она расслышала смех маленькой девочки.
   — Да, это Роза.
   — Какой приятный звук, — задумчиво сказала Джулия.
   — Придет и твое время. Держись за эту надежду.
   После рождественского затишья на них сразу налетел шквал работы. Когда они убирались на второй вечер, Джулия спросила:
   — Не возражаешь, если я уйду пораньше? Мне надо вернуться к Пьеро.
   — Он что, неважно себя чувствует? — быстро спросил Винченцо.
   — Немного простудился. Просто я хочу поухаживать за ним.
   — Наверное, простудился, когда ходил на Сан-Заккария. — Винченцо застонал. — Не надо бы ему этого делать в такую погоду.
   — А он больше и не ходит. Он не был там с тех пор как… С того дня, когда я ездила на Мурано.
   Подходя к дому, Джулия посмотрела на окно: не стоит ли там Пьеро, как он иногда делал, поджидая ее. Но за стеклом она не увидела его лица, и это почему-то заставило ее побежать.
   Он, наверное, просто спит, но все же…
   Войдя в комнату, она не сразу увидела его. Старик лежал вытянувшись и тяжело дышал. Джулия старалась не шуметь, чтобы не разбудить его, но потом поняла, что он вряд ли проснется, что бы она ни делала.
   Его лоб был горячим на ощупь, и дышал он с каким-то ужасным скребущим звуком.
   — Пьеро. — Джулия легонько потрясла его. — Пьеро!
   Старик приоткрыл глаза.
   — Ciao, cara [1], — прохрипел он.
   — Боже мой, — выдохнула она. — Плохо дело.
   Слушайте, я пошла за помощью…
   — Не надо. — Его горячая рука нашарила ее руку. Я останусь здесь, — прошептал он. — Останусь с тобой.., только с тобой.
   — Нет, — взволнованно возразила Джулия. — Ты должен поправиться. Я позову Винченцо. Он знает, что надо делать. — Потом, не успев прикусить язык, чтобы не дать вырваться этим идиотским словам, она услышала свой голос:
   — Не уходи.
   Призрак веселья промелькнул в чертах его исхудалого лица.
   — Я не уйду.
   Джулия нашла свой сотовый телефон и вышла из комнаты. Не хотела, чтобы он слышал, что она будет говорить. К ее облегчению, Винченцо ответил сразу.
   — Я звоню из-за Пьеро, — начала она. — Ему очень плохо. Возможно, пневмония.
   — Хорошо, оставайся с ним. Я вызову «скорую» и сразу же приду.
   Вернувшись, она обнаружила, что Пьеро сидит на диване и с тревогой оглядывается вокруг. Увидев ее, он тут же протянул к ней руку.
   — Ты мне была нужна.., тебя не было…
   Он цеплялся за нее, словно ребенок, и не сводил глаз с ее лица.
   — Я говорила с Винченцо. Он вызывает «скорую».
   — Не надо.., в больницу… — послышался болезненный скрежет. — Только будь ты. Держи меня.
   Она снова уложила его и опустилась на колени, держа в руках его горячую руку. Старик неотрывно смотрел на нее. На сердце у Джулии было тяжело: что-то говорило ей, что конец уже близок.
   Женщина была уверена, что он тоже это знает и хочет провести последние свои мгновения наедине с ней.
   Джулия услышала какой-то шум и быстро подошла к окну посмотреть. Внизу, в маленьком садике, выходящем на Большой канал, она увидела Винченцо, который отворял кованую калитку и подпирал ее, чтобы она не закрывалась.
   Она вернулась к Пьеро и обняла его, а через минуту вошел Винченцо.
   — «Скорая» уже в пути, — сообщил он.
   Когда он присмотрелся к старику повнимательнее, у него в глазах появилось потрясенное выражение; он перегнулся через спинку дивана и ласково взял Пьеро за руку.
   — Дружище, ты уж нас не пугай так.
   Пьеро улыбнулся ему слабой улыбкой.
   — Не надо… «скорую», — хрипло проговорил он. У меня есть.., все, что мне нужно.., раз она ко мне вернулась.
   Винченцо нахмурился.
   — Он не меня имеет в виду, — тихо сказала Джулия.
   Винченцо кивнул. Он все понял.
   — Конечно, я вернулась. — Джулия погладила руку старика. — Ты ведь всегда знал, что я вернусь, верно…
   Она помедлила лишь секунду, прежде чем назвать его тем ласковым именем, которым называла его только дочь. Это было рискованно, но попытаться стоило. Она поняла, что ее догадка была верной, потому что Пьеро повернулся к ней сиявшим радостью лицом.
   — О да! — прошептал он. — Всегда. Я каждый раз ходил тебя встречать. Мне говорили, что ты умерла, но я знал.., в один прекрасный день.., ты приедешь. — Слабая улыбка тронула его губы. — И ты приехала.
   Старик вздохнул и закрыл глаза. Винченцо встретился взглядом с Джулией, и она увидела, что он чувствует себя бессильным помочь.
   Пьеро снова открыл глаза и сказал еле слышно:
   — Я боялся.., но когда ты увидела меня.., ты улыбнулась.., и я понял, что ты простила меня.
   Джулия судорожно вздохнула. Внезапно слезы застлали ей глаза.
   — Не за что было прощать, Babbo, — прошептала она.
   — Нет, было за что… — слабым голосом настаивал старик, — наговорил ужасных вещей.., ты меня знаешь.., потом всегда сожалею, но.., на этот раз.., на этот раз… — Он задышал чаще, труднее.
   Нотка отчаяния появилась у него в голосе. — Я не имел в виду, не имел…
   — Конечно, не имел. Я всегда это знала. И давным-давно тебя простила.
   Его лицо озарилось улыбкой, и, хотя свет в нем угасал, это была самая сияющая улыбка, какую ей доводилось видеть. Улыбка счастья и покоя.
   Внезапно Пьеро словно чего-то испугался.
   — Элена… Элена…
   — Я здесь.., всегда. Я люблю тебя" Babbo.
   — Я люблю тебя, дочка.
   Винченцо отвернулся, прикрыв глаза рукой.
   Через несколько секунд послышался звук шагов, потом раздался голос:
   — Есть здесь кто-нибудь?
   Постаравшись взять себя в руки, Винченцо вышел в холл, где уже находились двое врачей, приехавшие на «скорой». Он пригласил их в комнату.
   — Вы опоздали, — сказала Джулия тихо.
   Они приблизились к умершему.
   — Бедный старик, — сказал один из врачей.
   Джулия нежно прижалась щекой к белым волосам Пьеро.
   — Не надо его жалеть, — мягко проговорила она. — Он умер так, как хотел, — в объятиях дочери.
   Врачи осторожно уложили Пьеро на каталку.
   Джулия в последний раз поцеловала его в лоб, а потом его увезли — через садик и на санитарный катер, пришвартованный у стенки.
   Винченцо и Джулия стояли у окна и смотрели, как катер удалялся от них по Большому каналу.
   Когда его не стало видно, Винченцо раскрыл объятия, и Джулия прильнула к нему.
   — Мне будет так сильно не хватать его, всхлипнула она.
   — Мне тоже. Но ты права: под конец он был счастлив, а именно это и имеет значение. — Он взял ее лицо в ладони, посмотрел ей в глаза. — Ты все сделала замечательно.
   Он отвел ей волосы с лица, потом притянул ее к себе, так что ее голова легла ему на плечо, и они долго стояли так в молчании.
   — Я забираю тебя с собой, — сказал он наконец. Ты не можешь жить здесь одна.
   — Хорошо, я перееду. Но не сейчас. — Джулия окинула взглядом комнату, вдруг показавшуюся ужасно одинокой. — Хочу провести в замке еще одну ночь.
   Здесь все еще оставались немногие принадлежавшие Пьеро вещи, в том числе и ее подарки. Она села на кровать, взяла в руки его перчатки, посмотрела на них, погладила.
   — Кто он был в действительности? — спросила Джулия.
   — Профессор Алессандро Кальфани, философ.
   Когда-то мне казалось, что я хорошо его знаю, но теперь думаю, что так и не узнал его по-настоящему. Ты поняла его слова, когда он просил, чтобы Элена его простила?
   — Он рассказал мне, что дочь звала его Babbo, но потом перестала из-за какого-то отчуждения, случившегося между ними. Похоже, после какой-то крупной ссоры. Думаю, он не успел попросить у нее прощения.
   — Но под конец все для него уладилось. — Винченцо сел рядом с Джулией и обнял ее за плечи.
   — Я очень любила его… — Джулия уткнулась в плечо Винченцо.
   — Я тоже, — печально сказал он, крепко прижимая ее к себе.
   — Останься сегодня здесь со мной, — попросила она. — Я хочу вспоминать его вместе с тобой.
   Винченцо опустил ее на кровать и сам прилег рядом. Джулия продолжала плакать, и он не пытался остановить ее. Время от времени Винченцо целовал ее спутанные волосы. Один раз он отвел волосы назад и ласково погладил ее лицо, а потом нежно поцеловал ее в губы. Джулия быстро взглянула на него.
   — Все хорошо, — прошептал он. — Спи. Я с тобой.
   Женщина закрыла глаза. Через некоторое время по ее дыханию Винченцо понял, что она уснула.
   Он прижался к ней и тоже начал засыпать, но вдруг она тихо вскрикнула и проснулась.
   — Что с тобой? — встревожился Винченцо.
   — Этот сон.., он все время повторяется…
   — Что там происходит?
   — Это.., про Аннину.
   — Ты отождествила себя с ней, верно? Теперь мне понятно, почему. Ты любила своего мужа, а он заточил тебя на много лет…
   — И я умерла, — медленно проговорила она. — Я умерла.
   — Именно это ты говорила, стоя перед ее портретом.
   Она быстро взглянула на него.
   — Как ты мог это узнать? Это же мне привиделось во сне.
   — Ты ходила во сне. Ты действительно поднялась туда, и я пошел за тобой. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
   Джулия пристально смотрела ему в лицо.
   — И ты сказал, что ты мой друг?
   — А еще что-нибудь помнишь? — с волнением спросил он.
   — Да. — Она улыбнулась слабой улыбкой. — Ты поцеловал меня.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Винченцо оплатил похороны Пьеро и устроил так, чтобы старика положили рядом с Эленой на острове Сан-Микеле.
   В день похорон Джулия и Винченцо поднялись на борт черного катера, который должен был перевезти их через лагуну. Весь путь они стояли у задрапированного черным гроба. В гробу Пьеро лежал в перчатках, шарфе и ботинках, которые ему подарила Джулия на Рождество.
   Вскоре катер подошел к пристани. Появились носильщики и перенесли гроб на сушу.
   У внутренних ворот их встретил служащий, который уточнил с Винченцо детали.
   Они были единственными близкими, провожавшими умершего в последний путь. Во время службы Джулия не отрывала глаз от гроба, на крышку которого они с Винченцо положили цветы.
   Настало время перенести гроб на постоянное место упокоения. Гробы помещались в узкие склепы, построенные один над другим, до десяти в высоту. Наружный конец склепа закрывался мраморной доской с именем и портретом покойного.
   Элена была в четвертом ряду, ее портрет было легко увидеть. Она была очень похожа на отца особенно сияющей улыбкой.
   Гроб Пьеро медленно вдвинули в склеп, затем установили доску на место.
   — Прощай, — прошептала Джулия. — И спасибо тебе за все.
   — Я хочу поставить свежих цветов сестре, — сказал Винченцо.
   Они шли вдоль длинных, украшенных цветами стен, пока Винченцо не остановился, показывая куда-то.
   — Здесь Бьянка, — сказал он. — А рядом с ней — ее муж.
   Джулия запрокинула голову, но не смогла как следует рассмотреть портреты.
   — А как тут забираются на такую высоту, чтобы поставить цветы? — поинтересовалась она;
   — Где-то здесь есть лестница.
   Он зашел за угол и вернулся, везя стремянку на колесиках, достаточно высокую, чтобы подняться до верхних уровней. Джулия рассматривала лицо его сестры. Выражение мягкости и доброты на лице у Бьянки мгновенно вызвало к ней симпатию.
   — Мне не нравился ее муж, — признался Винченцо, — но она его любила. Они прожили вместе только четыре года до того, как погибли.
   — Почему он тебе не нравился?
   — Скользкий он был какой-то. Это у него и на лице написано.
   Джулия снова запрокинула голову, стараясь рассмотреть лицо мужчины, частично скрытое цветами.
   Внезапно женщина ощутила, будто сам воздух вокруг нее содрогнулся. Она схватилась за лестницу, чтобы не упасть.
   — Что случилось? — обеспокоенно спросил Винченцо.
   — Мне надо подняться наверх.
   — Зачем? В чем дело?
   — Посмотреть вблизи.
   Двигаясь словно в ночном кошмаре, Джулия стала подниматься по ступенькам, не сводя глаз с лица мужчины, которое видела все лучше и лучше.
   Она сделала глубокий вдох. Должно быть, это какая-то жуткая ошибка.
   Но никакой ошибки не оказалось. Выгравированное на мраморе лицо было лицом ее мужа.
   Она услышала голос Винченцо, окликающий ее откуда-то издалека. Постепенно окружающий мир перестал вращаться, и она поняла, что сидит на лестнице и что ее дико трясет.
   — Ради всего святого, что случилось? — в ужасе спросил он.
   — Это он, — с трудом проговорила она. Зубы ее стучали.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Мой муж, Брюс. Это он там на портрете.
   — Джулия, ты переутомилась.
   — Говорю тебе, это он! — Джулия заставила себя встать на ноги. — Дай мне посмотреть еще раз.
   — Хорошо, смотри — и увидишь, что это просто случайное сходство.
   Она вернулась на верхнюю ступеньку и стала пристально рассматривать изображение, все еще надеясь, что ошиблась. Но сомнений больше не оставалось. Это то самое, ненавистное ей лицо. Она молча спустилась вниз и села на ступеньку, чувствуя, будто превращается в ледышку.
   — Это Брюс, — медленно проговорила она. — Как он оказался здесь?
   — Джулия, по-моему, ты ошибаешься. Ты не видела его много лет, и твои воспоминания искажены ненавистью.
   — Я в состоянии его узнать, — раздраженно возразила она. — Надо же было так глупо утопить его фотографии! Если бы они у меня были, ты бы сам увидел. Это он.
   Винченцо резко втянул в себя воздух. Если Джулия права, то получается такая чудовищная вещь, осмыслить которую он пока не в состоянии.
   — Я что-то не могу взять в толк, — медленно сказал он. — Я знаю его как Джеймса Кардью. Он приехал сюда пять лет назад.
   — Он был один?
   — Джулия…
   Она до боли вцепилась в его руку.
   — С ним кто-нибудь был? Говори же.
   — С ним была маленькая девочка.
   — Возраст?
   — Около трех лет.
   — Голубые глаза, светлые волосы с небольшой рыжинкой?
   — Да.
   — Это моя дочь. Где она?
   — Mio Dio! — в ужасе прошептал он. — Как такое могло случиться?
   — Где она?
   — Сейчас живет со мной.
   — Я должна ее видеть.
   Он схватил ее за руки.
   — Подожди! Это не так просто.
   — Она — моя дочь. Я ее мать. Что может быть проще?
   — Но ты не можешь подойти к ней и сказать, кто ты такая. Она думает, что ты умерла.
   — Умерла?..
   — Джеймс сказал нам, что он вдовец. Девочка этому верила. За несколько лет она привыкла к этой мысли. Для нее это — реальность. Джулия, постарайся понять.
   Она бессильно прислонилась к лестнице.
   — Я считала, что не смогу ненавидеть его еще больше, чем уже ненавидела, — прошептала Джулия. — Но он все-таки приберег для меня еще один, последний фокус.
   По туннелю из цветов к ним подходили другие посетители кладбища. Винченцо протянул ей руку.
   — Пойдем поищем какое-нибудь другое место.
   Они нашли скамью под аркадой в дальнем конце и тихо посидели несколько минут, ошеломленные случившимся. Вдруг Джулия заметила, что Винченцо смотрит в ту сторону, откуда они пришли и где перед мемориальными досками Бьянки и ее мужа остановились пожилая женщина и маленькая девочка. Женщина толкала перед собой прогулочную коляску, в которой спал малыш.
   — Кто это? — спросила она дрожащим голосом.
   — Женщину зовут Джемма. Она работает у меня няней.
   — А девочка?
   Казалось, весь мир замер. Он смотрел на нее глазами, полными печали.
   — О боже, — прошептала она. — Это…
   — Да. — Он крепко держал ее.
   — Отпусти меня.
   — Нет. Джулия, остановись и подумай. Роза тебя не знает. Она грустит о своих родителях.
   — Роза? Ее зовут Натали.
   — Теперь уже нет. Он сказал нам, что ее зовут Роза. Пойми, ребенок верит в то, чему его учат. Подумай, как сейчас на нее подействует правда. Не нагружай ее еще одним бременем.
   — По-твоему, я для нее — бремя? — в ужасе спросила она.
   — В данный момент — да. Я прошу тебя подождать, дать нам обоим время все обдумать.
   — Дать тебе время тайно увезти мою дочь туда, где я не смогу ее найти? — резко бросила Джулия.
   Винченцо ничего не ответил, но посмотрел на нее с таким потрясенным выражением на сильно побледневшем лице, что ей стало стыдно.
   — Прости. Мне не следовало так говорить.
   — Вот именно, не следовало. Мне кажется, я не заслуживаю подобного обвинения. — Он вытащил из кармана небольшую записную книжку, что-то написал и вырвал страницу. — Вот мой теперешний адрес, — бросил он. — Приходи в любое время, она будет там. Но советую тебе хорошенько подумать над тем, что ты собираешься ей сказать.
   Не дожидаясь ответа, Винченцо стремительно направился к женщине и ребенку. Джулия наблюдала за происходившим в отдалении. Женщина подкатила лестницу к мемориальной стене, взобралась на нее и вынула из урн увядшие цветы. Потом спустилась и показала девочке, стоявшей со свежими цветами в руках, что та может подняться. Девочка поднялась по ступенькам и поставила принесенные цветы — сначала в урну отца, потом в урну Бьянки.
   Затем она спустилась и села на ту же самую ступеньку, где несколько минут назад сидела Джулия. Она не плакала, а просто сидела, сжавшись в молчаливом отчаянии.
   Джулия почувствовала, будто какой-то обруч все туже затягивается вокруг ее сердца. Как хорошо было знакомо ей это чувство одиночества, такое глубокое, что не оставляло сил даже пошевелиться!
   Внезапно на нее накатила волна боли. Эта девочка горюет по своим родителям, по своей матери.
   По своей матери! И это не она, не Джулия. Не та женщина, которая тосковала по ней долгими горестными днями и беспросветными ночами. Это кто-то другой!
   Потом девочка подняла голову, увидела Винченцо и с радостным криком бросилась ему навстречу. Он раскрыл объятия, и она кинулась к нему на шею, болтая по-итальянски. Джулия смогла расслышать слова: