– Конечно, конечно. – Помедлил и произнес: – Может быть, если напишете в Вашингтон и расскажете, как старина Д.К. опять рискует жизнью, они сами захотят что-нибудь ему заплатить.
– Вы понятия не имеете о Вашингтоне. Если до них дойдет, что по платежной ведомости ФБР проходит кот, начнется расследование, которое всю страну перевернет вверх ногами.
После ухода Ингрид и Майка Пэтти сказала:
– Ты, наверное, изжарился. Я же предупредила Ингрид, что для горячего шоколада погода не слишком подходящая.
– Мне нравится этот ребенок.
– Не увлекайся. Помни, что ты обручен с ее сестрой.
Зик с сожалением поднялся.
– Мне вставать в пять.
– Ты слишком много работаешь.
– Может быть, кот завтра чуть-чуть поголодает, тогда он охотнее побежит, куда нам надо.
– Он побежит независимо от того, сыт он или нет. В чужом месте все всегда вкуснее.
– И еще одно: проследи, чтобы он хорошо выспался. Он должен быть в хорошей форме.
Она рассмеялась.
– Не беспокойся, прослежу, чтобы он делал зарядку с гантелями.
За дверь они вышли вместе. Зик продолжал:
– Если ты не против, завтра я пришел бы с товарищем по работе, чтобы познакомить его с котом. Этот парень безумно любит кошек, а поскольку я не в лучших отношениях с Д.К. …
Пэтти увлекла его в темноту под сень деревьев.
– Наверное, не с Д.К., – промурлыкала она, – а с лучшим его другом… – Она приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловаться, а он обнял ее.
– Ты почти как незнакомец, – прошептала она. – Иногда по ночам, в темноте мне становится страшно…
Он обхватил голову Пэтти и посмотрел ей прямо в глаза.
– Если бы я мог, я бы не уходил отсюда никогда.
Зик нежно поцеловал Пэтти.
В этот миг они услышали, как задвигался некто, спрятавшийся в кустах. Пэтти вышла на лунную полянку.
– Миссис Макдугалл?
Миссис Макдугалл поднялась с корточек из-за кустов роз, обозначавших границы между двумя участками. Чем-то она напоминала зобастого голубя.
– Никогда не знаешь, где кончается твое и начинается чужое, – заметил как-то Зик.
– Так это вы, Пэтти? – затараторила миссис Макдугалл. – Вы меня так перепугали! Думала, что тут ни души. Решила, что я здесь одна-одинешенька. А, мистер Келсо, добрый вечер! Вас я тоже не заметила. У меня такое плохое зрение! На той неделе два раза ходила к доктору, а он сказал мне, что мне уже не двадцать и мне пора… Но я так рада вас видеть, мистер Келсо! У меня всегда грудь распирает от гордости, когда я вижу, как лучшие люди нашей страны денно и нощно берегут наш покой, в то время как на первый взгляд представляется, будто человек не может чувствовать себя в безопасности даже в собственной постели, потому что то режут ножом, то душат и кровь течет рекой повсеместно.
Она подняла над головой моток тонкой проволоки и отрезала короткий кусочек.
– Я разбрасываю проволоку под кустами для наших маленьких пернатых друзей. Мне так жалко несчастных малюток, у меня прямо сердце уходит в пятки, когда подумаешь, что в таком огромном городе, как наш, им не из чего строить гнезда.
Она подала пучок из коротеньких кусочков металла.
– Я думала, что когда вы завтра пойдете охотиться на всех этих нехороших людей, вы сможете по дороге разбросать эти кусочки.
Зик взял проволочки из рук миссис Макдугалл.
– Обязательно, миссис Макдугалл, буду только рад. Когда у меня появится пауза между перестрелками, чем же мне еще заняться?
Она радостно кивнула, а Зик и Пэтти побрели к машине. Когда они отошли на безопасное расстояние, Пэтти прошептала:
– «Буду только рад»… Да ты, оказывается, такой врушка!
– И жулик в придачу. Сегодня днем я торговал книгами, вечером назначил информатором кота, а завтра буду разбрасывать проволочки для птичьих гнезд.
Пока Зик заводил машину, Пэтти перегнулась через дверцу и поцеловала его.
– А я тебя люблю, хоть ты и жулик!
– Скажи ей, – произнес Зик, – что этот поцелуй по счету пятый. Не исключено, что она пропустила один, а я не хочу, чтобы в ее учетные документы вкралась ошибка…
Сидя на ограде из бетонных блоков, Д.К. наблюдал за тем, как уезжал Зик. Ну и балда! Ничуть не лучше кретина по ту сторону улицы.
Он проследил за тем, как Пэтти вернулась в дом. Не прыгнуть ли к парадной двери? Она так хорошо умеет чесать за ушком и берет на руки перед сном. Но его могут больше не выпустить, а на дворе такая ночь… трудное предстоит решение. Да и есть наверняка больше не дадут. Он вспомнил, как смолотил за ужином целую банку макрели с невероятно приятным запахом. Никогда в жизни не нюхал такой макрели! Только потом во рту остался неприятный привкус. Полчаса он облизывался, пытаясь от него избавиться.
Дверь затворилась. Лучший в семье специалист по чесанию шейки и ушей очутился в доме.
Услышав шорох в кустах, он напряг все свои двадцать пять фунтов веса и навострил уши.
Оказывается, по кустам ходил всего-навсего Приблудный Кот. Какой он все-таки зануда – но доброжелательный зануда. Д.К. не был столь черств душой, чтобы прогнать его. Пока он знает свое место и не пытается проникнуть в дом, он может оставаться. Правда, пару раз он пробовал пробраться внутрь или пристроиться к его обитателям, чтобы те почесали и ему ушко, так что пришлось ему наподдать как следует на долгую память.
Ладно, пора начать ночное патрулирование. Никому нет дела до его забот, до битв, которые он вынужден вести, чтобы защитить территориальную неприкосновенность суверенной собственности. Его люди даже не представляют себе, что происходит, когда они спят. Он спрыгнул вниз, потянулся и крадучись двинулся вперед.
5
6
– Вы понятия не имеете о Вашингтоне. Если до них дойдет, что по платежной ведомости ФБР проходит кот, начнется расследование, которое всю страну перевернет вверх ногами.
После ухода Ингрид и Майка Пэтти сказала:
– Ты, наверное, изжарился. Я же предупредила Ингрид, что для горячего шоколада погода не слишком подходящая.
– Мне нравится этот ребенок.
– Не увлекайся. Помни, что ты обручен с ее сестрой.
Зик с сожалением поднялся.
– Мне вставать в пять.
– Ты слишком много работаешь.
– Может быть, кот завтра чуть-чуть поголодает, тогда он охотнее побежит, куда нам надо.
– Он побежит независимо от того, сыт он или нет. В чужом месте все всегда вкуснее.
– И еще одно: проследи, чтобы он хорошо выспался. Он должен быть в хорошей форме.
Она рассмеялась.
– Не беспокойся, прослежу, чтобы он делал зарядку с гантелями.
За дверь они вышли вместе. Зик продолжал:
– Если ты не против, завтра я пришел бы с товарищем по работе, чтобы познакомить его с котом. Этот парень безумно любит кошек, а поскольку я не в лучших отношениях с Д.К. …
Пэтти увлекла его в темноту под сень деревьев.
– Наверное, не с Д.К., – промурлыкала она, – а с лучшим его другом… – Она приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловаться, а он обнял ее.
– Ты почти как незнакомец, – прошептала она. – Иногда по ночам, в темноте мне становится страшно…
Он обхватил голову Пэтти и посмотрел ей прямо в глаза.
– Если бы я мог, я бы не уходил отсюда никогда.
Зик нежно поцеловал Пэтти.
В этот миг они услышали, как задвигался некто, спрятавшийся в кустах. Пэтти вышла на лунную полянку.
– Миссис Макдугалл?
Миссис Макдугалл поднялась с корточек из-за кустов роз, обозначавших границы между двумя участками. Чем-то она напоминала зобастого голубя.
– Никогда не знаешь, где кончается твое и начинается чужое, – заметил как-то Зик.
– Так это вы, Пэтти? – затараторила миссис Макдугалл. – Вы меня так перепугали! Думала, что тут ни души. Решила, что я здесь одна-одинешенька. А, мистер Келсо, добрый вечер! Вас я тоже не заметила. У меня такое плохое зрение! На той неделе два раза ходила к доктору, а он сказал мне, что мне уже не двадцать и мне пора… Но я так рада вас видеть, мистер Келсо! У меня всегда грудь распирает от гордости, когда я вижу, как лучшие люди нашей страны денно и нощно берегут наш покой, в то время как на первый взгляд представляется, будто человек не может чувствовать себя в безопасности даже в собственной постели, потому что то режут ножом, то душат и кровь течет рекой повсеместно.
Она подняла над головой моток тонкой проволоки и отрезала короткий кусочек.
– Я разбрасываю проволоку под кустами для наших маленьких пернатых друзей. Мне так жалко несчастных малюток, у меня прямо сердце уходит в пятки, когда подумаешь, что в таком огромном городе, как наш, им не из чего строить гнезда.
Она подала пучок из коротеньких кусочков металла.
– Я думала, что когда вы завтра пойдете охотиться на всех этих нехороших людей, вы сможете по дороге разбросать эти кусочки.
Зик взял проволочки из рук миссис Макдугалл.
– Обязательно, миссис Макдугалл, буду только рад. Когда у меня появится пауза между перестрелками, чем же мне еще заняться?
Она радостно кивнула, а Зик и Пэтти побрели к машине. Когда они отошли на безопасное расстояние, Пэтти прошептала:
– «Буду только рад»… Да ты, оказывается, такой врушка!
– И жулик в придачу. Сегодня днем я торговал книгами, вечером назначил информатором кота, а завтра буду разбрасывать проволочки для птичьих гнезд.
Пока Зик заводил машину, Пэтти перегнулась через дверцу и поцеловала его.
– А я тебя люблю, хоть ты и жулик!
– Скажи ей, – произнес Зик, – что этот поцелуй по счету пятый. Не исключено, что она пропустила один, а я не хочу, чтобы в ее учетные документы вкралась ошибка…
Сидя на ограде из бетонных блоков, Д.К. наблюдал за тем, как уезжал Зик. Ну и балда! Ничуть не лучше кретина по ту сторону улицы.
Он проследил за тем, как Пэтти вернулась в дом. Не прыгнуть ли к парадной двери? Она так хорошо умеет чесать за ушком и берет на руки перед сном. Но его могут больше не выпустить, а на дворе такая ночь… трудное предстоит решение. Да и есть наверняка больше не дадут. Он вспомнил, как смолотил за ужином целую банку макрели с невероятно приятным запахом. Никогда в жизни не нюхал такой макрели! Только потом во рту остался неприятный привкус. Полчаса он облизывался, пытаясь от него избавиться.
Дверь затворилась. Лучший в семье специалист по чесанию шейки и ушей очутился в доме.
Услышав шорох в кустах, он напряг все свои двадцать пять фунтов веса и навострил уши.
Оказывается, по кустам ходил всего-навсего Приблудный Кот. Какой он все-таки зануда – но доброжелательный зануда. Д.К. не был столь черств душой, чтобы прогнать его. Пока он знает свое место и не пытается проникнуть в дом, он может оставаться. Правда, пару раз он пробовал пробраться внутрь или пристроиться к его обитателям, чтобы те почесали и ему ушко, так что пришлось ему наподдать как следует на долгую память.
Ладно, пора начать ночное патрулирование. Никому нет дела до его забот, до битв, которые он вынужден вести, чтобы защитить территориальную неприкосновенность суверенной собственности. Его люди даже не представляют себе, что происходит, когда они спят. Он спрыгнул вниз, потянулся и крадучись двинулся вперед.
5
На следующее утро Зик сидел за столом и сочинял телетайпограмму в нью-йоркское управление. Ему надо было запросить ориентировку по поводу принципиального отношения к кошкам убийцы Артура Квинсленда Ричфипда и информатора Кэлвина Тэрмена по прозвищу Меморандум. Чтобы продумать образ действий Д.К., надо заранее знать, как эти люди будут реагировать на приход кота.
Можно представить себе, как Нью-Йорк отреагирует на запрос. Не так-то легко агенту расспрашивать друзей и знакомых разрабатываемого лица, как тот реагирует на представителей семейства кошачьих. Есть ли у него кошки? Хорошо ли он с ними обращается? Хорошо ли кормит? А если нет, то, может быть, он их не любит? Или не просто не любит? Откровенно ненавидит? Не видел ли кто, как он гонялся за кошкой? Нападал на кошку? Выбросил кошку из дому умирать с голоду?
Он кончил сочинять телетайпограмму, и тут с коммутатора ему сообщили, что ему пытается дозвониться некая мисс Хатчинсон. Будет ли он брать трубку? Он ответил, что будет.
– Это мистер Келсо? – спросила Шерли Хатчинсон низким, мурлыкающим голосом.
– Да, это я, мисс Хатчинсон.
– Мне так хочется, – сказала она, – чтобы вы звали меня Шерли, раз уж нам предстоит работать вместе.
– Откуда вы звоните?
– Как вы советовали, из автомата. У меня есть новости, и я решила, не сможете ли вы сбегать попить кофе… Тут есть одно тихое местечко, где нас никто не увидит.
– А сейчас вы бы не могли сказать, в чем дело?
– Понимаете, я слышала, как известное вам лицо сказало утром, что все идет прекрасно и в течение одного-двух дней должно быть принято определенное решение.
– Разговор шел с тем же собеседником, что и ранее?
– Уверена, что да.
– Не думаете ли вы, что действие, которого мы опасаемся, может произойти сегодня?
– Он сказал, в течение одного-двух дней. Он не был ни взволнован, ни встревожен, значит, вряд ли сегодня.
– А если вы заметите что-то необычное, сможете немедленно связаться со мной? Если меня не будет на месте, сослуживцы знают, где меня найти.
– Ну, конечно, мистер Келсо. – Недолго поколебавшись, она сказала: – Как бы мне хотелось называть вас Зик!
– Почти все так и делают.
– Что ж, спасибо, Зик!
Он проехал по скоростной дороге на Голливуд до Вентура-бупьвара. Повернул направо у бульвара Бальбоа, миновал городской гольф-клуб и вскоре оказался в районе еще не освоенных участков. Не доезжая до железнодорожного переезда, свернул налево на Виктори-бупьвар.
Остановился Зик прямо у входа на заброшенную фабрику – приземистое двухэтажное строение. На потрескавшейся штукатурке фасада расплылись дождевые пятна, а с двойной парадной двери давно отвалились куски краски. Бетонные стены оплетены высоченнейшими сорняками с сухими стеблями. О том, что намеревается проникнуть на фабрику, Зик начальника управления Ньютона не предупредил. Тот запретил бы столь опрометчивый шаг.
Выйдя из машины, Зик бросил косой взгляд на одноэтажный сборный домик, стоявший на противоположной стороне широкого проезда. Там в гостиной сидели двое агентов-наблюдателей, один из них с биноклем. Где-то дальше, на той же улице, вне пределов видимости в припаркованной служебной машине сидели еще двое агентов, готовые по сигналу вести наблюдение за любым, кто покинет территорию фабрики. Пока что оттуда не выходил ни один человек, за исключением больного артритом старика-сторожа Тимоти Зайберта, чей ежедневный маршрут длиною в милю представлял собой поход в восточном направлении в небольшой торговый центр неподалеку от Ван-Нюйс-бульвара. Там он покупал бакалею и прочие припасы.
Размеренным шагом Зик приближался к зданию фабрики. Он внимательно разглядывал его, ожидая увидеть движение за окнами. Подойдя к покосившейся двери, он постучал поначалу не слишком громко, а потом все сильнее и сильнее. Время от времени он прислушивался.
Наконец он рискнул открыть дверь сам, и, к его удивлению, она со скрипом распахнулась. Зик вглядывался во мрак.
– Есть кто-нибудь? – Голос его гулко раздавался в стенах огромного, похожего на склад здания и эхом отражался от стен. Зик крикнул еще раз и двинулся во мрак, который по мере адаптации стал рассеиваться. Шаги его четко отпечатывались на растрескавшемся бетоне, как бы он ни старался их приглушить. Сердце бешено колотилось.
Эта шинная фабрика не работала уже двадцать лет. Но на первый взгляд казалось, будто работники просто ушли по окончании рабочего дня, с тем чтобы на следующий день вновь приступить к работе. Подгнивали тюки упакованной резины. У стен, опасно накренившись, выстроились высокие стопки шин. Некоторые рассыпались, и шины раскатились по полу здания. На брошенном на верстак комбинезоне скопилась многолетняя пыль. Рядом с пожелтевшим блокнотом лежал огрызок карандаша и стояла чашка. А наверху поколения пауков сплели свои сети.
Впереди бежали маленькие коричневые ящерки, пытавшиеся сойти с тропы, по которой шествовал посторонний гигант, потревоживший их игру. Зик то и дело останавливался, окликал присутствующих и время от времени замирал, прислушиваясь, не раздастся ли звук, способный выдать присутствие посторонних.
Он миновал длинный ряд тюков и громоздких агрегатов. Здесь темнота оказалась непробиваемой, и ноги сами находили дорогу. Потом он повернул за угол, и темноту рассек свет слабой лампочки, висевшей под самодельным абажуром в геометрическом центре помещения. Он направился к источнику света, но не прошел и двух шагов, как перед ним, освещенный со спины, встал вооруженный мужчина. Это был Арти Ричфилд. Он не двигался. Лет ему было на вид не более сорока, телосложение хрупкое, лицо как в семи водах мытое. Усталые глаза его уставились на Зика.
– Стой на месте, парень, – лениво проговорил он.
Зик послушно выполнил это требование.
– И чего ты тут шляешься? – продолжал Арти.
Зик раздраженно ответил:
– Я оценщик налогооблагаемого имущества из финансового управления графства. Я кулаками чуть вашу дверь не выбил, а последние пять минут орал во всю глотку. А вы меня не слышали.
Арти задумался. Взгляд его обратился на большую плоскую амбарную книгу в руках у Зика.
Зик указал на оружие.
– Мне не хотелось бы докладывать, что мне угрожали в процессе выполнения мною служебных обязанностей.
При звуке слова «докладывать» Арти поднял оружие.
– Чем докажете, что служите по налоговому ведомству?
– А чего вы так боитесь? – спросил Зик, вынимая из внутреннего кармана пиджака плоскую, прикрытую плексигласом карточку-удостоверение.
Арти вслух прочел фамилию и имя.
– Эд Франкус, – произнес он, внимательно посмотрел на фотографию, потом перевел взгляд на самого посетителя. – И что вам тут надо?
– Вы владелец?
Арти отрицательно покачал головой.
– Нет, это нью-йоркское заведение. Видели объявление о продаже складского помещения?
Зик кивнул, а Арти продолжал:
– Как только уберем весь этот хлам, завезем сюда мебель.
– Мне надо осмотреть здание.
– Валяйте.
Пока Зик осматривал предприятие, Арти не сводил с него взгляда.
– И часто вы сюда заходите?
– Инспекция производственных помещений производится один раз в год.
Тут они подошли к куче разбросанного битого кирпича. Рядом стоял мусоросжигатель. Не меняя ритма движения, Зик высмотрел небольшую металлическую дверцу в наружной стене на уровне попа, через которую удалялась зола. Он обнаружил ее еще ночью, когда осматривал наружные стены предприятия.
Зик направился в конторское помещение, находившееся в центре огромного здания. Оно состояло из соединенных стеклянных рам размером двенадцать на двадцать футов, с одной дверью и плоским верхом. Там когда-то сидел управляющий, огражденный от шума и производственной суеты, но видящий все, что происходит на предприятии.
Спиною к Зику сидел мужчина, склонившийся над газетой, лежавшей на вертящемся столике, где, покрытые давней пылью, валялись разные мелочи. А сбоку стоял бросающийся в глаза новенький, только что из магазина радиоприемник. Зик заметил несколько древних стульев с прямыми спинками, включенную в сеть электроплитку на трех ножках и длинный стол, заваленный тяжелыми гроссбухами, не открывавшимися лет двадцать. На дальнем конце стола распластался компактный автономный холодильник полевого типа. Над головой на длинном шнуре болталась лампочка без абажура.
Рядом с конторским помещением шла наверх, на замыкающую один из торцов здания галерею лестница без перил.
– Что у вас там? – спросил Зик.
– Раньше были подсобные помещения, а теперь мы там спим. Приходится, иначе ребятишки растащат тут все по кусочкам.
Зик услышал за спиной легкий шум и обернулся. Из конторского помещения вылезал Меморандум. С подозрением посмотрел на пришедшего. На лице его отпечатались язвенные боли. Меморандум оказался коротышкой в помятой, засаленной одежде, с неаккуратно подстриженными усиками. Он уже несколько дней не брился. Как информатор он явно не внушал доверия. И все-таки по внимательном рассмотрении в нем обнаруживалось нечто, вызывающее немедленную жалость. Зик часто сталкивался с подобными личностями: маленькими, стеснительными, неспособными заявить о себе. Как правило, они полны добрых намерений и отчаянно жаждут влиться в ряды храбрецов и силачей, но просто не знают, как это сделать, и потому замыкаются в себе. Как типичные пугливые зайцы. Арти сказал:
– Это мой помощник.
И представил Зика Меморандуму:
– Это оценщик налогового управления.
Зик показал Меморандуму соответствующее удостоверение. После того как он продемонстрировал его Арти, он вложил туда записку, прикрыв ею фотографию. Печатными буквами было написано – «ИЩИТЕ ВЕЧЕРОМ В КОШАЧЬЕМ ОШЕЙНИКЕ». А ведь Зик всерьез помышлял о том, чтобы передать Меморандуму подробную инструкцию! Как хорошо, что он отказался от этой идеи… Арти осуществлял надзор чересчур внимательно и тщательно.
Прищурившись, Меморандум стал изучать удостоверение на расстоянии вытянутой руки. Пальцы дрожали. Зик напрягся. Он не предполагал, что Меморандум может читать только в очках.
Тут вмешался Арти:
– Дайте-ка взглянуть еще раз.
Зик выхватил удостоверение из рук Меморандума. Пока он передавал удостоверение Арти, записка успела скрыться в ладони. Движения Зика были последовательны и естественны. Еще мальчиком он увлекался фокусами.
Хмыкнув, Арти вернул документ.
Вдруг откуда-то из-за конторского помещения возник сторож. Он как-то странно расставлял шаркающие ноги, так что казалось, будто он движется сразу в двух направлениях. Сторож был до того тощ, что выглядел, как ходячий скелет.
Арти остановил его.
– Это наш хозяйственник, – сказал он Зику. Обернувшись в сторону, он продолжал: – Ну, чего ты припер сегодня, Тим? Не забыл по дороге?
Тим выпучил глаза, проглотил ком в горле и вспомнил:
– Кресс-салат.
– Ага, кресс-салат. Никогда не забывай, за чем тебя посылают, или буду гонять до бесконечности. – Арти пояснил Зику: – Мне обязательно надо есть сэндвичи с кресс-салатом. Бесподобная вещь! Обеспечивает великолепную форму, как соки. Любите кресс-салат?
– Никогда не пробовал.
– Типично, – сказал Арти. – Еще как типично. Все обжираются и вгоняют себя в гроб. Идите сюда. Угощу соком. Стебли горчицы, морковь, апельсины с кожурой, лимоны, шпинат – все в одном напитке.
– Мне уже пора идти, – произнес Зик. – Не знаете, в здании не проводились дополнительные работы?
– Кто будет вкладывать деньги в эту мышеловку?
После ухода Зика Арти сказал Тиму:
– Иди к телефону и позвони в финансовое управление графства. Спроси, работает ли у них оценщик недвижимости Эд Франкус. Вот, я тебе написал.
Тим хмуро осведомился:
– А если они никого такого не знают, тогда что?
– Скажи спасибо и повесь трубку. И никогда не забывай про кресс-салат.
Арти наблюдал за тем, как Тим проковылял через парадную дверь.
– Он сыграет в ящик еще до того, как мы уберемся отсюда.
Меморандум сказал:
– Хотелось бы прогуляться. Тут с ума сойдешь.
– Сядь и заткнись. Мне твое нытье осточертело.
Меморандум весь сжался, как бродячая собака после удара хлыстом. Собрав все силы, он взял себя в руки.
– Так со мной не разговаривают. – Голос его задрожал. Он никогда не умел внушать к себе почтение, как другие. – Я один из лучших мастеров своего дела. И если мне хочется пройтись…
Арти кивнул:
– Ладно, валяй…
Он небрежно сел и вынул револьвер. Отщелкнув барабан, проверил каждый заряд.
– …но у меня тут шесть патронов, и каждый из них утверждает, что ты предпочтешь побыть здесь.
Можно представить себе, как Нью-Йорк отреагирует на запрос. Не так-то легко агенту расспрашивать друзей и знакомых разрабатываемого лица, как тот реагирует на представителей семейства кошачьих. Есть ли у него кошки? Хорошо ли он с ними обращается? Хорошо ли кормит? А если нет, то, может быть, он их не любит? Или не просто не любит? Откровенно ненавидит? Не видел ли кто, как он гонялся за кошкой? Нападал на кошку? Выбросил кошку из дому умирать с голоду?
Он кончил сочинять телетайпограмму, и тут с коммутатора ему сообщили, что ему пытается дозвониться некая мисс Хатчинсон. Будет ли он брать трубку? Он ответил, что будет.
– Это мистер Келсо? – спросила Шерли Хатчинсон низким, мурлыкающим голосом.
– Да, это я, мисс Хатчинсон.
– Мне так хочется, – сказала она, – чтобы вы звали меня Шерли, раз уж нам предстоит работать вместе.
– Откуда вы звоните?
– Как вы советовали, из автомата. У меня есть новости, и я решила, не сможете ли вы сбегать попить кофе… Тут есть одно тихое местечко, где нас никто не увидит.
– А сейчас вы бы не могли сказать, в чем дело?
– Понимаете, я слышала, как известное вам лицо сказало утром, что все идет прекрасно и в течение одного-двух дней должно быть принято определенное решение.
– Разговор шел с тем же собеседником, что и ранее?
– Уверена, что да.
– Не думаете ли вы, что действие, которого мы опасаемся, может произойти сегодня?
– Он сказал, в течение одного-двух дней. Он не был ни взволнован, ни встревожен, значит, вряд ли сегодня.
– А если вы заметите что-то необычное, сможете немедленно связаться со мной? Если меня не будет на месте, сослуживцы знают, где меня найти.
– Ну, конечно, мистер Келсо. – Недолго поколебавшись, она сказала: – Как бы мне хотелось называть вас Зик!
– Почти все так и делают.
– Что ж, спасибо, Зик!
Он проехал по скоростной дороге на Голливуд до Вентура-бупьвара. Повернул направо у бульвара Бальбоа, миновал городской гольф-клуб и вскоре оказался в районе еще не освоенных участков. Не доезжая до железнодорожного переезда, свернул налево на Виктори-бупьвар.
Остановился Зик прямо у входа на заброшенную фабрику – приземистое двухэтажное строение. На потрескавшейся штукатурке фасада расплылись дождевые пятна, а с двойной парадной двери давно отвалились куски краски. Бетонные стены оплетены высоченнейшими сорняками с сухими стеблями. О том, что намеревается проникнуть на фабрику, Зик начальника управления Ньютона не предупредил. Тот запретил бы столь опрометчивый шаг.
Выйдя из машины, Зик бросил косой взгляд на одноэтажный сборный домик, стоявший на противоположной стороне широкого проезда. Там в гостиной сидели двое агентов-наблюдателей, один из них с биноклем. Где-то дальше, на той же улице, вне пределов видимости в припаркованной служебной машине сидели еще двое агентов, готовые по сигналу вести наблюдение за любым, кто покинет территорию фабрики. Пока что оттуда не выходил ни один человек, за исключением больного артритом старика-сторожа Тимоти Зайберта, чей ежедневный маршрут длиною в милю представлял собой поход в восточном направлении в небольшой торговый центр неподалеку от Ван-Нюйс-бульвара. Там он покупал бакалею и прочие припасы.
Размеренным шагом Зик приближался к зданию фабрики. Он внимательно разглядывал его, ожидая увидеть движение за окнами. Подойдя к покосившейся двери, он постучал поначалу не слишком громко, а потом все сильнее и сильнее. Время от времени он прислушивался.
Наконец он рискнул открыть дверь сам, и, к его удивлению, она со скрипом распахнулась. Зик вглядывался во мрак.
– Есть кто-нибудь? – Голос его гулко раздавался в стенах огромного, похожего на склад здания и эхом отражался от стен. Зик крикнул еще раз и двинулся во мрак, который по мере адаптации стал рассеиваться. Шаги его четко отпечатывались на растрескавшемся бетоне, как бы он ни старался их приглушить. Сердце бешено колотилось.
Эта шинная фабрика не работала уже двадцать лет. Но на первый взгляд казалось, будто работники просто ушли по окончании рабочего дня, с тем чтобы на следующий день вновь приступить к работе. Подгнивали тюки упакованной резины. У стен, опасно накренившись, выстроились высокие стопки шин. Некоторые рассыпались, и шины раскатились по полу здания. На брошенном на верстак комбинезоне скопилась многолетняя пыль. Рядом с пожелтевшим блокнотом лежал огрызок карандаша и стояла чашка. А наверху поколения пауков сплели свои сети.
Впереди бежали маленькие коричневые ящерки, пытавшиеся сойти с тропы, по которой шествовал посторонний гигант, потревоживший их игру. Зик то и дело останавливался, окликал присутствующих и время от времени замирал, прислушиваясь, не раздастся ли звук, способный выдать присутствие посторонних.
Он миновал длинный ряд тюков и громоздких агрегатов. Здесь темнота оказалась непробиваемой, и ноги сами находили дорогу. Потом он повернул за угол, и темноту рассек свет слабой лампочки, висевшей под самодельным абажуром в геометрическом центре помещения. Он направился к источнику света, но не прошел и двух шагов, как перед ним, освещенный со спины, встал вооруженный мужчина. Это был Арти Ричфилд. Он не двигался. Лет ему было на вид не более сорока, телосложение хрупкое, лицо как в семи водах мытое. Усталые глаза его уставились на Зика.
– Стой на месте, парень, – лениво проговорил он.
Зик послушно выполнил это требование.
– И чего ты тут шляешься? – продолжал Арти.
Зик раздраженно ответил:
– Я оценщик налогооблагаемого имущества из финансового управления графства. Я кулаками чуть вашу дверь не выбил, а последние пять минут орал во всю глотку. А вы меня не слышали.
Арти задумался. Взгляд его обратился на большую плоскую амбарную книгу в руках у Зика.
Зик указал на оружие.
– Мне не хотелось бы докладывать, что мне угрожали в процессе выполнения мною служебных обязанностей.
При звуке слова «докладывать» Арти поднял оружие.
– Чем докажете, что служите по налоговому ведомству?
– А чего вы так боитесь? – спросил Зик, вынимая из внутреннего кармана пиджака плоскую, прикрытую плексигласом карточку-удостоверение.
Арти вслух прочел фамилию и имя.
– Эд Франкус, – произнес он, внимательно посмотрел на фотографию, потом перевел взгляд на самого посетителя. – И что вам тут надо?
– Вы владелец?
Арти отрицательно покачал головой.
– Нет, это нью-йоркское заведение. Видели объявление о продаже складского помещения?
Зик кивнул, а Арти продолжал:
– Как только уберем весь этот хлам, завезем сюда мебель.
– Мне надо осмотреть здание.
– Валяйте.
Пока Зик осматривал предприятие, Арти не сводил с него взгляда.
– И часто вы сюда заходите?
– Инспекция производственных помещений производится один раз в год.
Тут они подошли к куче разбросанного битого кирпича. Рядом стоял мусоросжигатель. Не меняя ритма движения, Зик высмотрел небольшую металлическую дверцу в наружной стене на уровне попа, через которую удалялась зола. Он обнаружил ее еще ночью, когда осматривал наружные стены предприятия.
Зик направился в конторское помещение, находившееся в центре огромного здания. Оно состояло из соединенных стеклянных рам размером двенадцать на двадцать футов, с одной дверью и плоским верхом. Там когда-то сидел управляющий, огражденный от шума и производственной суеты, но видящий все, что происходит на предприятии.
Спиною к Зику сидел мужчина, склонившийся над газетой, лежавшей на вертящемся столике, где, покрытые давней пылью, валялись разные мелочи. А сбоку стоял бросающийся в глаза новенький, только что из магазина радиоприемник. Зик заметил несколько древних стульев с прямыми спинками, включенную в сеть электроплитку на трех ножках и длинный стол, заваленный тяжелыми гроссбухами, не открывавшимися лет двадцать. На дальнем конце стола распластался компактный автономный холодильник полевого типа. Над головой на длинном шнуре болталась лампочка без абажура.
Рядом с конторским помещением шла наверх, на замыкающую один из торцов здания галерею лестница без перил.
– Что у вас там? – спросил Зик.
– Раньше были подсобные помещения, а теперь мы там спим. Приходится, иначе ребятишки растащат тут все по кусочкам.
Зик услышал за спиной легкий шум и обернулся. Из конторского помещения вылезал Меморандум. С подозрением посмотрел на пришедшего. На лице его отпечатались язвенные боли. Меморандум оказался коротышкой в помятой, засаленной одежде, с неаккуратно подстриженными усиками. Он уже несколько дней не брился. Как информатор он явно не внушал доверия. И все-таки по внимательном рассмотрении в нем обнаруживалось нечто, вызывающее немедленную жалость. Зик часто сталкивался с подобными личностями: маленькими, стеснительными, неспособными заявить о себе. Как правило, они полны добрых намерений и отчаянно жаждут влиться в ряды храбрецов и силачей, но просто не знают, как это сделать, и потому замыкаются в себе. Как типичные пугливые зайцы. Арти сказал:
– Это мой помощник.
И представил Зика Меморандуму:
– Это оценщик налогового управления.
Зик показал Меморандуму соответствующее удостоверение. После того как он продемонстрировал его Арти, он вложил туда записку, прикрыв ею фотографию. Печатными буквами было написано – «ИЩИТЕ ВЕЧЕРОМ В КОШАЧЬЕМ ОШЕЙНИКЕ». А ведь Зик всерьез помышлял о том, чтобы передать Меморандуму подробную инструкцию! Как хорошо, что он отказался от этой идеи… Арти осуществлял надзор чересчур внимательно и тщательно.
Прищурившись, Меморандум стал изучать удостоверение на расстоянии вытянутой руки. Пальцы дрожали. Зик напрягся. Он не предполагал, что Меморандум может читать только в очках.
Тут вмешался Арти:
– Дайте-ка взглянуть еще раз.
Зик выхватил удостоверение из рук Меморандума. Пока он передавал удостоверение Арти, записка успела скрыться в ладони. Движения Зика были последовательны и естественны. Еще мальчиком он увлекался фокусами.
Хмыкнув, Арти вернул документ.
Вдруг откуда-то из-за конторского помещения возник сторож. Он как-то странно расставлял шаркающие ноги, так что казалось, будто он движется сразу в двух направлениях. Сторож был до того тощ, что выглядел, как ходячий скелет.
Арти остановил его.
– Это наш хозяйственник, – сказал он Зику. Обернувшись в сторону, он продолжал: – Ну, чего ты припер сегодня, Тим? Не забыл по дороге?
Тим выпучил глаза, проглотил ком в горле и вспомнил:
– Кресс-салат.
– Ага, кресс-салат. Никогда не забывай, за чем тебя посылают, или буду гонять до бесконечности. – Арти пояснил Зику: – Мне обязательно надо есть сэндвичи с кресс-салатом. Бесподобная вещь! Обеспечивает великолепную форму, как соки. Любите кресс-салат?
– Никогда не пробовал.
– Типично, – сказал Арти. – Еще как типично. Все обжираются и вгоняют себя в гроб. Идите сюда. Угощу соком. Стебли горчицы, морковь, апельсины с кожурой, лимоны, шпинат – все в одном напитке.
– Мне уже пора идти, – произнес Зик. – Не знаете, в здании не проводились дополнительные работы?
– Кто будет вкладывать деньги в эту мышеловку?
После ухода Зика Арти сказал Тиму:
– Иди к телефону и позвони в финансовое управление графства. Спроси, работает ли у них оценщик недвижимости Эд Франкус. Вот, я тебе написал.
Тим хмуро осведомился:
– А если они никого такого не знают, тогда что?
– Скажи спасибо и повесь трубку. И никогда не забывай про кресс-салат.
Арти наблюдал за тем, как Тим проковылял через парадную дверь.
– Он сыграет в ящик еще до того, как мы уберемся отсюда.
Меморандум сказал:
– Хотелось бы прогуляться. Тут с ума сойдешь.
– Сядь и заткнись. Мне твое нытье осточертело.
Меморандум весь сжался, как бродячая собака после удара хлыстом. Собрав все силы, он взял себя в руки.
– Так со мной не разговаривают. – Голос его задрожал. Он никогда не умел внушать к себе почтение, как другие. – Я один из лучших мастеров своего дела. И если мне хочется пройтись…
Арти кивнул:
– Ладно, валяй…
Он небрежно сел и вынул револьвер. Отщелкнув барабан, проверил каждый заряд.
– …но у меня тут шесть патронов, и каждый из них утверждает, что ты предпочтешь побыть здесь.
6
В доме Рэндаллов день начался в три тридцать семь утра. Именно в это мгновение произошел обмен наиболее непристойными словами и выражениями между двумя участниками битвы не на жизнь, а на смерть.
Джордж Рэндалл проснулся, уже встав на ноги. Встряхнулся, как пес под дождем, обулся в комнатные туфли и выглянул из окна. Картинка освещенного луной двора медленно приобретала резкие очертания. Одним из бойцов был Д.К., другим – старый бродячий пегий кот.
Не зажигая света, Рэндалл пошел к черному ходу. Он захватит самозванца врасплох, чем-нибудь в него запустит.
Без приключений он добрался до задней двери, но там со страшным шумом споткнулся о предмет, который двинул его, как паровой молот, а потом отскочил в сторону, как боксер на ринге. Со стоном он поднялся и ощупал, все ли ребра целы. Без сомнения, сломаны были все двадцать четыре. Пошарив рукой по стене, он нащупал выключатель. Препятствие оказалось трехколесным велосипедом. Трехколесным!
Он медленно выкарабкался наружу. Вторгшийся враг исчез, и гордый собой Д.К. шел прямо к нему, издавая громкие, хвастливые крики. Джордж Рэндалл внимательно поглядел на кота. Похоже, не было ни малейших следов царапин. Судя по звукам, у него, по меньшей мере, должно было быть разорвано ухо.
– Не разговаривай со мной, – пробормотал Рэндалл. – Не вздумай разговаривать со мной.
Подавая за завтраком бекон и яйца, Пэтти произнесла:
– Наш папа и Д.К. ночью прогнали свирепого тигра-людоеда. Возможно, вы не знаете, что была разыграна мощнейшая силовая комбинация по схеме «один – два».
– Папочка, ты ведь правда любишь Д.К., верно, папочка? – проговорила Ингрид, предварительно осушив одним глотком стакан апельсинового сока. – Ведь никто, кроме тебя, не оказывает ему помощи в ночных сражениях.
Резким движением отец подцепил на вилку ломтик бекона.
– Чей это трехколесный велосипед у черного хода?
Майк неловко заерзал.
– Ты знаешь такого сопливого мальчишку с другого конца улицы? Сэмми Эгберта?
– Каким образом этот трехколесный велосипед очутился у нас в доме?
– Я взял его в качестве залога. Под заем в два доллара.
Джордж Рэндалл застонал, потрогал ребра и предпочел не углубляться.
Майк пояснил:
– Риск по этой ссуде слишком велик. А велосипед почти ничего не стоит.
– В три тридцать утра эта ссуда повлекла за собой еще больший риск. Повыше, чем ты думаешь.
Пэтти сняла фартук. На ней уже был надет костюм лавандового цвета, чтобы идти на работу.
– Слушайте, вы, мужчины, эту ночь вы занимались не делом. Д.К. сегодня вечером будет работать на ФБР. Ему надо будет тайно передать сообщение в здание фабрики.
– Только никому ничего нельзя рассказывать, – добавила Ингрид. – Эти сведения конфиденциальны.
– Надеюсь, – произнес Джордж Рэндалл, поставив на стол чашку кофе. – Это заведение просто свихнулось. Начисто свихнулось.
– Зик так и сказал, что у них все с ума посходили, – объяснила Ингрид, – но другого выбора нет. И, как сказал Зик, ФБР без колебаний использует нестандартные методы, если иначе нельзя распутать дело.
В глазах Джорджа Рэндалла появилась хитринка.
– А вдруг им захочется взять Д.К. в Вашингтон на штатную работу в центральный аппарат? Мне будет жаль с ним расстаться, но как американский патриот, я чувствую…
– Папа! – воскликнула Ингрид.
– Взгляните-ка на него! – Все повернули головы. Посреди заднего двора у маленькой норки сидел Д.К. и внимательно ее изучал. – Не знаю, как ему удается сохранить нос, ведь он все время суется в сусликовые норы. Между прочим, за те пять лет, что он тут живет, он не поймал ни одного суслика. Ни единого! А если я увижу, что кто-нибудь из вас кормит того, второго кота… Что бы с ним сделать? Нельзя ли заложить под него мину?
Майк мотнул головой в сторону двора.
– Рано или поздно там кто-нибудь сломает ногу, если мы не придумаем чего-нибудь с этими сусликами. Мне пришло в голову…
Отец обильно мазал тост джемом.
– Сколько за идею?
– Пять долларов.
– Два.
– Три.
– Хорошо, пусть три, но при условии, что мы избавимся от всех до единого сусликов.
Они пожали друг другу руки, как делали множество раз с тех пор, как Майк, от горшка два вершка, заключил первую «сделку» такого рода.
– Папа, а ты случайно не знаешь, где можно сбывать улиток? Я тут поразмыслил кое над чем. Мы бы заработали на этом целое состояние.
– Их едят во многих местах, – заметила Пэтти.
Майк покачал головой.
– В нашей округе этот товар с трудом пробивается на рынок.
– Майк, – обратилась Ингрид. Услышав нежные интонации в ее голосе, Майк мгновенно насторожился. – Мне надо пять долларов…
– С тобой риск весьма велик. Мне придется счесть залогом твой телевизор и начислять десять процентов. Но это на восемь процентов годовых меньше, чем требуют универмаги при продаже в кредит.
– Ты хоть раз, – твердо произнесла Пэтти, – в состоянии помочь сестре просто так, без процентов?
– А почему?
– Да потому, что ты ее любишь.
– Какое отношение ко всему этому имеет любовь?
– Майк!
– Мне нужно бережно относиться к деньгам. Иначе кто окажет ей же материальную помощь в старости? Ну ладно, только ты воспитываешь у меня дурные привычки. – Он нехотя вытащил из бумажника пятидолларовую купюру.
– Сделка века! – выпалила Ингрид. – Можно подумать, что я просила миллион.
– Базовый экономический принцип остается одним и тем же, независимо от суммы. – Майк повернулся к Пэтти. – Ты разрушаешь систему. Мистер Уолтон говорит на уроках, что наша система свободного предпринимательства построена на наличии денежной массы в обращении, кредит основывается на гарантированном обеспечении, а процентные ставки…
Пэтти выдернула из сети электрокофеварку.
– Когда я увижу мистера Уолтона, я принесу ему свои извинения.
– Если ты и дальше будешь ставить мне палки в колеса, я займусь археологией. Знаешь, что это такое? Наука, которая занимается тем, что выкапывает что-нибудь старенькое и придумывает подходящие к случаю истории.
Ингрид вздохнула.
– Может быть, папа добудет тебе должность комика-эксцентрика. – Она подлила себе молока. – Джимми берет меня на классный вечер. Он пригласил меня вчера в конце дня.
– Что ж, рада за Джимми. – Пэтти знала, что Ингрид чуть ли не сна лишилась в ожидании этого приглашения. С деланной легкостью Ингрид продолжала:
– Потом мы решили, что объединимся с одной-двумя парами и поедем на пляж в Ньюпорт-Бич. В Диснейленде будет такая толкучка!
Все разом смолкли. Тиканье часов с кукушкой, казалось, предвещало взрыв. Слышно было, как на улице по гравию шуршат шины. Все, кроме Ингрид, перестали есть.
Майк поглядел на отца.
– Я бы не советовал ей это делать. Там происходят страшные вещи. Я читал…
– Не твоего ума это дело, – произнес Джордж Рэндалл.
Джордж Рэндалл проснулся, уже встав на ноги. Встряхнулся, как пес под дождем, обулся в комнатные туфли и выглянул из окна. Картинка освещенного луной двора медленно приобретала резкие очертания. Одним из бойцов был Д.К., другим – старый бродячий пегий кот.
Не зажигая света, Рэндалл пошел к черному ходу. Он захватит самозванца врасплох, чем-нибудь в него запустит.
Без приключений он добрался до задней двери, но там со страшным шумом споткнулся о предмет, который двинул его, как паровой молот, а потом отскочил в сторону, как боксер на ринге. Со стоном он поднялся и ощупал, все ли ребра целы. Без сомнения, сломаны были все двадцать четыре. Пошарив рукой по стене, он нащупал выключатель. Препятствие оказалось трехколесным велосипедом. Трехколесным!
Он медленно выкарабкался наружу. Вторгшийся враг исчез, и гордый собой Д.К. шел прямо к нему, издавая громкие, хвастливые крики. Джордж Рэндалл внимательно поглядел на кота. Похоже, не было ни малейших следов царапин. Судя по звукам, у него, по меньшей мере, должно было быть разорвано ухо.
– Не разговаривай со мной, – пробормотал Рэндалл. – Не вздумай разговаривать со мной.
Подавая за завтраком бекон и яйца, Пэтти произнесла:
– Наш папа и Д.К. ночью прогнали свирепого тигра-людоеда. Возможно, вы не знаете, что была разыграна мощнейшая силовая комбинация по схеме «один – два».
– Папочка, ты ведь правда любишь Д.К., верно, папочка? – проговорила Ингрид, предварительно осушив одним глотком стакан апельсинового сока. – Ведь никто, кроме тебя, не оказывает ему помощи в ночных сражениях.
Резким движением отец подцепил на вилку ломтик бекона.
– Чей это трехколесный велосипед у черного хода?
Майк неловко заерзал.
– Ты знаешь такого сопливого мальчишку с другого конца улицы? Сэмми Эгберта?
– Каким образом этот трехколесный велосипед очутился у нас в доме?
– Я взял его в качестве залога. Под заем в два доллара.
Джордж Рэндалл застонал, потрогал ребра и предпочел не углубляться.
Майк пояснил:
– Риск по этой ссуде слишком велик. А велосипед почти ничего не стоит.
– В три тридцать утра эта ссуда повлекла за собой еще больший риск. Повыше, чем ты думаешь.
Пэтти сняла фартук. На ней уже был надет костюм лавандового цвета, чтобы идти на работу.
– Слушайте, вы, мужчины, эту ночь вы занимались не делом. Д.К. сегодня вечером будет работать на ФБР. Ему надо будет тайно передать сообщение в здание фабрики.
– Только никому ничего нельзя рассказывать, – добавила Ингрид. – Эти сведения конфиденциальны.
– Надеюсь, – произнес Джордж Рэндалл, поставив на стол чашку кофе. – Это заведение просто свихнулось. Начисто свихнулось.
– Зик так и сказал, что у них все с ума посходили, – объяснила Ингрид, – но другого выбора нет. И, как сказал Зик, ФБР без колебаний использует нестандартные методы, если иначе нельзя распутать дело.
В глазах Джорджа Рэндалла появилась хитринка.
– А вдруг им захочется взять Д.К. в Вашингтон на штатную работу в центральный аппарат? Мне будет жаль с ним расстаться, но как американский патриот, я чувствую…
– Папа! – воскликнула Ингрид.
– Взгляните-ка на него! – Все повернули головы. Посреди заднего двора у маленькой норки сидел Д.К. и внимательно ее изучал. – Не знаю, как ему удается сохранить нос, ведь он все время суется в сусликовые норы. Между прочим, за те пять лет, что он тут живет, он не поймал ни одного суслика. Ни единого! А если я увижу, что кто-нибудь из вас кормит того, второго кота… Что бы с ним сделать? Нельзя ли заложить под него мину?
Майк мотнул головой в сторону двора.
– Рано или поздно там кто-нибудь сломает ногу, если мы не придумаем чего-нибудь с этими сусликами. Мне пришло в голову…
Отец обильно мазал тост джемом.
– Сколько за идею?
– Пять долларов.
– Два.
– Три.
– Хорошо, пусть три, но при условии, что мы избавимся от всех до единого сусликов.
Они пожали друг другу руки, как делали множество раз с тех пор, как Майк, от горшка два вершка, заключил первую «сделку» такого рода.
– Папа, а ты случайно не знаешь, где можно сбывать улиток? Я тут поразмыслил кое над чем. Мы бы заработали на этом целое состояние.
– Их едят во многих местах, – заметила Пэтти.
Майк покачал головой.
– В нашей округе этот товар с трудом пробивается на рынок.
– Майк, – обратилась Ингрид. Услышав нежные интонации в ее голосе, Майк мгновенно насторожился. – Мне надо пять долларов…
– С тобой риск весьма велик. Мне придется счесть залогом твой телевизор и начислять десять процентов. Но это на восемь процентов годовых меньше, чем требуют универмаги при продаже в кредит.
– Ты хоть раз, – твердо произнесла Пэтти, – в состоянии помочь сестре просто так, без процентов?
– А почему?
– Да потому, что ты ее любишь.
– Какое отношение ко всему этому имеет любовь?
– Майк!
– Мне нужно бережно относиться к деньгам. Иначе кто окажет ей же материальную помощь в старости? Ну ладно, только ты воспитываешь у меня дурные привычки. – Он нехотя вытащил из бумажника пятидолларовую купюру.
– Сделка века! – выпалила Ингрид. – Можно подумать, что я просила миллион.
– Базовый экономический принцип остается одним и тем же, независимо от суммы. – Майк повернулся к Пэтти. – Ты разрушаешь систему. Мистер Уолтон говорит на уроках, что наша система свободного предпринимательства построена на наличии денежной массы в обращении, кредит основывается на гарантированном обеспечении, а процентные ставки…
Пэтти выдернула из сети электрокофеварку.
– Когда я увижу мистера Уолтона, я принесу ему свои извинения.
– Если ты и дальше будешь ставить мне палки в колеса, я займусь археологией. Знаешь, что это такое? Наука, которая занимается тем, что выкапывает что-нибудь старенькое и придумывает подходящие к случаю истории.
Ингрид вздохнула.
– Может быть, папа добудет тебе должность комика-эксцентрика. – Она подлила себе молока. – Джимми берет меня на классный вечер. Он пригласил меня вчера в конце дня.
– Что ж, рада за Джимми. – Пэтти знала, что Ингрид чуть ли не сна лишилась в ожидании этого приглашения. С деланной легкостью Ингрид продолжала:
– Потом мы решили, что объединимся с одной-двумя парами и поедем на пляж в Ньюпорт-Бич. В Диснейленде будет такая толкучка!
Все разом смолкли. Тиканье часов с кукушкой, казалось, предвещало взрыв. Слышно было, как на улице по гравию шуршат шины. Все, кроме Ингрид, перестали есть.
Майк поглядел на отца.
– Я бы не советовал ей это делать. Там происходят страшные вещи. Я читал…
– Не твоего ума это дело, – произнес Джордж Рэндалл.