И тут он услышал, как Шерли сказала.
– Мой друг уронил кольцо.
«Мой друг»? Хватит. Пусть завтра же начальник управления передает ее другому агенту.
«Или уберите ее от меня, или я подам в отставку», – скажет он Ньютону самым решительным тоном.
Ноги продолжали двигаться. Боже, сколько времени требуется женщине, чтобы сделать полный круг! Тут Шерли дернула ножкой, ударив его по лицу. Он еле-еле сдержался.
Ноги ушли в сторону, и он поднялся, явственно услышав, как хрустнули позвонки.
– Нашел! – объявил он, демонстрируя кольцо.
– Вы пропустили прекраснейшее платье и прекраснейшую модель.
– Нам пора ехать. – Он попробовал выйти из-за стола. – Срочно.
– Ехать? Не доев бифштексы? – спросила она невинным голосом. – Какого рода срочность могла возникнуть, пока вы были под столом?
– Я просто кое о чем вспомнил.
– Не будет бифштекса, не будет «подсадной утки». Не слишком-то вы любезны. Если бы мне пришлось беседовать с мистером Гувером…
– Не надо так громко. И, ради Бога, вы же информатор, а не «подсадная утка».
Она засияла.
– Правда? Честно?
Пэтти отходила все дальше, и он громко вздохнул. Отрезал еще кусок бифштекса и проглотил его целиком. В результате перехватило горло и он закашлялся. Она с сочувствием коснулась его щеки.
– Бедный, бедный мальчик! Может быть, если я постучу по спине…
– Нет, спасибо, у меня все в порядке. – Он отпрянул, как собака, которой не хочется, чтобы ее трогали.
Модели приходили и уходили, блондинки и брюнетки, в платьях с жакетами в тон, дневных ансамблях, трансформируемых в вечерние, и в тончайших вещах из шелкового трикотажа. Как только новая манекенщица выходила из-за занавеса в дальнем конце зала, сердце Зика уходило в пятки. Было так темно, что пока девушка не доходила до середины зала, нельзя было узнать, кто пришел.
Они уже кончали обедать, когда опять появилась Пэтти, на этот раз в белом летнем хлопчатобумажном платье. Плечи, белые от пудры, сияли под лучом прожектора, высветившим причудливо уложенные волосы.
Он стал озираться по сторонам, безнадежно ища спасения. Сойдет любой старый трюк. Все равно что. Он посмотрел, куда ведет провод от стоявшей на столике лампы. Взгляд его бежал по проводу так быстро, как бежит огонь по запальному шнуру. Наконец он нашел розетку и незаметно для Шерли выдернул вилку шнура. Теперь они сидели в темноте. Зик склонился над яблочным пирогом, как это сделал бы близорукий.
Пэтти говорила:
– В нашей секции молодежной одежды это платье стоит двадцать девять долларов девяносто пять центов. Хлопок. После стирки гладить не надо.
– Какая прелесть! – заметила Шерли. От необходимости отвечать его спасло появление официанта, который с жаром заверил их, что электрик будет прислан немедленно.
– А мне так нравится, – сказала Шерли.
– Мне тоже, – добавил он.
Пэтти прошла мимо, и он встал.
– Больше ждать нельзя.
Она рассмеялась.
– Не пугайте меня.
Двое официантов шествовали с зажженными свечами.
– Как это романтично! – сказала она. С другого конца зала шел электрик.
И тут Зик заметил, что Пэтти пошла обратно. Она направлялась прямо к их столику.
– Я сейчас буду, – сказал он. В последний раз ему удавалось с такой быстротой вставать на ноги из положения сидя, когда он играл в защите за университет штата Невада.
Мимо проходил высокий, ладно скроенный мужчина в очках с уолл-стритовскими манерами. Зик обнял его за плечи.
– Меня мало интересуют акции фирмы «Джонс и Лафлин», – сказал он, двигаясь рядом. – Колебания их курса чересчур цикличны. А вы как думаете? Как только падает уровень продаж автомобилей…
Мужчина решительно сбросил руку Зика и, готовый к дальнейшим действиям, произнес:
– Прошу прощения! – Произношение было подчеркнуто гарвардским. – Я разве знаком с вами?
– Нет, и я, друг мой, не собираюсь с вами знакомиться, но мне надо отсюда срочно исчезнуть, а вы похожи на человека, с которым можно говорить про акции фирмы «Джонс и Лафлин».
– Метр! – встревоженно крикнул мужчина. – Метр! – заорал он. Метр тут же возник. Зик продолжал двигаться к выходу. Он слышал, как этот мужчина говорил метрдотелю:
– Кто-то должен принять меры. Вызвать полицию. Я его никогда в жизни не видел, а он подходит ко мне…
Зик дал администратору доллар и попросил передать Шерли, чтобы она вышла к нему в холл. Он удивился, увидев, что она тут же послушалась. Он быстро вывел ее на улицу, и к ним со стоянки подогнали «ягуар».
– А теперь слушайте. – Он разговаривал с нею, как с лошадьми на ранчо перед объездкой. – Немедленно поезжайте домой и не выходите. Позвоню попозже. К тому времени у меня будут новости.
Шерли нежно прикоснулась к его руке.
– И хватит телячьих нежностей! – крикнул Зик. Она тут же рванула машину с места, не дожидаясь, пока он отнимет руку от затворенной дверцы.
– Осечки тоже бывают, – утешил швейцар.
Зик покачал головой. То ли «да», то ли «нет». Он не знал, как поступить. Он нарушил с полдюжины правил поведения сотрудников Бюро; не сумел избежать появления на людях в обществе информатора; позволил личным обстоятельствам вмешаться в ход расследования; резко говорил с информатором без малейшего повода. Скорее всего, она для ФБР потеряна. Если в Вашингтоне узнают, что произошло сегодня вечером, он год будет строчить объяснительные.
Из дисциплинарной тюрьмы на острове Уэк.
15
16
– Мой друг уронил кольцо.
«Мой друг»? Хватит. Пусть завтра же начальник управления передает ее другому агенту.
«Или уберите ее от меня, или я подам в отставку», – скажет он Ньютону самым решительным тоном.
Ноги продолжали двигаться. Боже, сколько времени требуется женщине, чтобы сделать полный круг! Тут Шерли дернула ножкой, ударив его по лицу. Он еле-еле сдержался.
Ноги ушли в сторону, и он поднялся, явственно услышав, как хрустнули позвонки.
– Нашел! – объявил он, демонстрируя кольцо.
– Вы пропустили прекраснейшее платье и прекраснейшую модель.
– Нам пора ехать. – Он попробовал выйти из-за стола. – Срочно.
– Ехать? Не доев бифштексы? – спросила она невинным голосом. – Какого рода срочность могла возникнуть, пока вы были под столом?
– Я просто кое о чем вспомнил.
– Не будет бифштекса, не будет «подсадной утки». Не слишком-то вы любезны. Если бы мне пришлось беседовать с мистером Гувером…
– Не надо так громко. И, ради Бога, вы же информатор, а не «подсадная утка».
Она засияла.
– Правда? Честно?
Пэтти отходила все дальше, и он громко вздохнул. Отрезал еще кусок бифштекса и проглотил его целиком. В результате перехватило горло и он закашлялся. Она с сочувствием коснулась его щеки.
– Бедный, бедный мальчик! Может быть, если я постучу по спине…
– Нет, спасибо, у меня все в порядке. – Он отпрянул, как собака, которой не хочется, чтобы ее трогали.
Модели приходили и уходили, блондинки и брюнетки, в платьях с жакетами в тон, дневных ансамблях, трансформируемых в вечерние, и в тончайших вещах из шелкового трикотажа. Как только новая манекенщица выходила из-за занавеса в дальнем конце зала, сердце Зика уходило в пятки. Было так темно, что пока девушка не доходила до середины зала, нельзя было узнать, кто пришел.
Они уже кончали обедать, когда опять появилась Пэтти, на этот раз в белом летнем хлопчатобумажном платье. Плечи, белые от пудры, сияли под лучом прожектора, высветившим причудливо уложенные волосы.
Он стал озираться по сторонам, безнадежно ища спасения. Сойдет любой старый трюк. Все равно что. Он посмотрел, куда ведет провод от стоявшей на столике лампы. Взгляд его бежал по проводу так быстро, как бежит огонь по запальному шнуру. Наконец он нашел розетку и незаметно для Шерли выдернул вилку шнура. Теперь они сидели в темноте. Зик склонился над яблочным пирогом, как это сделал бы близорукий.
Пэтти говорила:
– В нашей секции молодежной одежды это платье стоит двадцать девять долларов девяносто пять центов. Хлопок. После стирки гладить не надо.
– Какая прелесть! – заметила Шерли. От необходимости отвечать его спасло появление официанта, который с жаром заверил их, что электрик будет прислан немедленно.
– А мне так нравится, – сказала Шерли.
– Мне тоже, – добавил он.
Пэтти прошла мимо, и он встал.
– Больше ждать нельзя.
Она рассмеялась.
– Не пугайте меня.
Двое официантов шествовали с зажженными свечами.
– Как это романтично! – сказала она. С другого конца зала шел электрик.
И тут Зик заметил, что Пэтти пошла обратно. Она направлялась прямо к их столику.
– Я сейчас буду, – сказал он. В последний раз ему удавалось с такой быстротой вставать на ноги из положения сидя, когда он играл в защите за университет штата Невада.
Мимо проходил высокий, ладно скроенный мужчина в очках с уолл-стритовскими манерами. Зик обнял его за плечи.
– Меня мало интересуют акции фирмы «Джонс и Лафлин», – сказал он, двигаясь рядом. – Колебания их курса чересчур цикличны. А вы как думаете? Как только падает уровень продаж автомобилей…
Мужчина решительно сбросил руку Зика и, готовый к дальнейшим действиям, произнес:
– Прошу прощения! – Произношение было подчеркнуто гарвардским. – Я разве знаком с вами?
– Нет, и я, друг мой, не собираюсь с вами знакомиться, но мне надо отсюда срочно исчезнуть, а вы похожи на человека, с которым можно говорить про акции фирмы «Джонс и Лафлин».
– Метр! – встревоженно крикнул мужчина. – Метр! – заорал он. Метр тут же возник. Зик продолжал двигаться к выходу. Он слышал, как этот мужчина говорил метрдотелю:
– Кто-то должен принять меры. Вызвать полицию. Я его никогда в жизни не видел, а он подходит ко мне…
Зик дал администратору доллар и попросил передать Шерли, чтобы она вышла к нему в холл. Он удивился, увидев, что она тут же послушалась. Он быстро вывел ее на улицу, и к ним со стоянки подогнали «ягуар».
– А теперь слушайте. – Он разговаривал с нею, как с лошадьми на ранчо перед объездкой. – Немедленно поезжайте домой и не выходите. Позвоню попозже. К тому времени у меня будут новости.
Шерли нежно прикоснулась к его руке.
– И хватит телячьих нежностей! – крикнул Зик. Она тут же рванула машину с места, не дожидаясь, пока он отнимет руку от затворенной дверцы.
– Осечки тоже бывают, – утешил швейцар.
Зик покачал головой. То ли «да», то ли «нет». Он не знал, как поступить. Он нарушил с полдюжины правил поведения сотрудников Бюро; не сумел избежать появления на людях в обществе информатора; позволил личным обстоятельствам вмешаться в ход расследования; резко говорил с информатором без малейшего повода. Скорее всего, она для ФБР потеряна. Если в Вашингтоне узнают, что произошло сегодня вечером, он год будет строчить объяснительные.
Из дисциплинарной тюрьмы на острове Уэк.
15
План-расчет по собакам начали составлять в шесть часов вечера. Девять агентов поделили между собой территорию площадью около половины квадратной мили.
Днем Зик провел с ними инструктаж. Он выработал для них стандартное обращение к населению: «Мы – агенты ФБР, и нам нужна ваша помощь. Сегодня мы будем вести в вашем районе расследование, а лай собаки может нас выдать. Потому просьба не выпускать собак из дому».
Агентам никто не возражал. Однако многие были озадачены. На лицах можно было прочесть открытым текстом: как это собака может сорвать расследование?
– Никогда в жизни не слыхал подобной чепухи, – заметил один тип в майке. – Нельзя ли еще раз взглянуть на ваше удостоверение?
Другой, от которого на целый квартал несло сивушным перегаром – он только что пришел с работы, – тут же позвал жену:
– Эй, ты, слышишь? За нами пришли! Наша пустолайка чего-то натворила! – И он вперил налитые кровью глаза в агента. – Что она наделала? Я имею право знать, что она наделала!
А одна из опрошенных женщин заявила:
– Собака? То ли есть, то ли нет. Месяц назад она перебралась на другое место жительства. За четыре дома от нас. Только не пытайтесь нам ее вернуть. Если ей там нравится больше, чем у нас, пусть там и живет.
За несколько минут до восьми на сцене появился Зик. Он до сих пор не мог прийти в себя после инцидента за обедом. Анализируя случившееся, он так и не мог понять, с какой стати вдруг полез под стол, какой черт его дернул так себя вести. Он находился в ресторане по службе, беседовал с подопечным информатором. Надо было сидеть смирно и представить женщин друг другу: «Привет, Пэтти! Знакомься: мисс Хатчинсон – мисс Рэндалл». И чего он испугался?
Было еще одно обстоятельство, выводившее его из себя. Он почти ничего не рассказал Ньютону о сегодняшней операции. Ньютону он сообщил, что владелец агента Х-14 доставит его на командный пункт с тем, чтобы «не беспокоить его заранее». Он, однако, не разъяснил, что «владелец» агента Х-14 – семнадцатилетняя девушка, которая поползет вместе с Х-14 по зарослям сорняков и кустарников. Ни Ньютон, ни вышестоящее начальство не дали бы «добро».
На бумаге Ингрид и Д.К. были в полнейшей безопасности. На деле все могло быть иначе. На бумаге Ингрид обладала исключительной трезвостью суждений и умением оценивать обстановку, не поддавалась панике, а он и полдюжины других агентов обеспечат ей, если понадобится, огневое прикрытие. На деле события могут разворачиваться с такой быстротой и непредсказуемостью, что ни один человек не в силах будет предотвратить их.
К тому моменту, как приехала Ингрид, сумерки сменились мраком. Она прибыла в разболтанном «форде» десятилетней давности и поставила машину в дальнем конце узенькой дорожки, специально приведенной в порядок Плимпертоном. А у заднего стекла, подтянутый и важный, как старый генерал, сидел Д.К. Он вглядывался в темноту и внезапно прыгнул как пантера на переднее сиденье. Там он оперся о спинку и, перенеся вес на задние лапы, подтянулся так, что через боковое стекло стали видны его сверкающие глаза. Именно так он обычно устраивался в припаркованной машине. В этой позе напряженного ожидания он мог простоять и час, пока не покажется собака. И тогда из ниоткуда раздавался боевой клич индейцев племени сиу, а собака уносилась, спасая свою жизнь и думая, что за ней гонятся все демоны ада.
– Нет, – сказала Ингрид. – Собак сегодня не будет. – Она погладила кота по шелковой спинке. Он же поглядел на нее с упреком. Он был абсолютно уверен, что тут пахнет собаками и ей не надо ему мешать, когда он стоит на страже. Просто пока они ведут себя тихо…
Зик подошел к той стороне машины, где сидела Ингрид, и заглянул внутрь. При свете приборов заметил, что Ингрид напялила старые джинсы и отцовскую ковбойку из грубой ткани. Волосы скрыты тюрбаном.
– Жаль, что ты не пошла на вечеринку.
Глаза Ингрид блестели от возбуждения.
– Предпочитаю вечеринки со взрослыми. Но не задаром. С тебя коробка печенья «Герл-скаут».
– Учишься у брата?
– Ладно. Две коробки. – Щеки ее горели.
По другую сторону машины материализовался Плимпертон.
– Как сегодня чувствует себя мой маленький герой? – спросил он Д.К. тоном, которым взрослые разговаривают с детьми. Д.К. зарычал. Номер с «маленьким героем» не прошел.
– Плимпертон! – крикнул Зик.
– Ничего не понимаю, – заговорил Плимпертон. – Они меня любят. Все до единого. Из двадцати семи миллионов кошачьего населения нашей страны только этот – исключение.
Он отошел потерянный.
– Увидимся на командном пункте.
– С ним все в порядке? – встревоженно спросил Зик.
– Он такой голодный, что съест медведя. Бедненький! Пришел ко мне в комнату и вежливо попросил, чтобы его накормили обедом. Он никогда не сердится. Такой джентльмен!
Джентльмен? Из него бы получился достойный спутник пирата, идущего Гибралтарским проливом.
Зик вручил Ингрид портативную транзисторную рацию.
– Повесь на шею и закрепи под рубашкой, чтобы не болталась. – Он помог перекинуть шнур через тюрбан. – Времени у нас достаточно. Операцию начинаем в восемь тридцать.
Он вынул точечный фонарик и осветил аэрофотоснимок фабрики и окружающей территории.
– Двинешься отсюда и поползешь по диагонали через поле. Дорога тяжелая. Придется продираться через густые заросли.
Она не отрывала глаз от крепких, длинных пальцев Зика. Время от времени они касались обветренного, загорелого лица, которое было лишь в нескольких дюймах от нее. У него самый тихий и самый властный голос на свете. Он знает, что делает, а это так важно в этом мире – знать, что ты делаешь.
Некоторое время назад Ингрид решила, что когда она выйдет замуж, то муж у нее будет такой, как Зик. Или отец. Или похожий сразу на них двоих. Жаль, что Зик такой старый. Нет, она не собиралась отнимать его у Пэтти, но если он вдруг надоест сестре…
Зик понимал ее. Всегда. Ему интересны ее дела. Когда она покупает новую пластинку, он всегда хочет ее послушать. А когда у нее были нелады с математикой, Зик пригласил товарища по работе, который позанимался с нею.
Именно о Зике думала она, когда писала зачетное сочинение за полугодие на тему о затруднениях, испытываемых взрослыми, когда они «налаживают контакт» с подростками. Она утверждала, что беда не в том, будто подростки отгораживаются от взрослых, как уверяют последние. Беда в том, что у них просто нет общих интересов и тем для обсуждения. Как правило, взрослым совсем неинтересно, чем увлекаются подростки, а подростки наглухо замыкаются в собственном мирке. Результатом становится разрыв, подобный тому, какой бывает между взрослым и взрослым или между подростком и подростком.
Ингрид напряженно вслушивалась в слова Зика.
– Отверстие для удаления золы находится вот в этой точке, на два фута ниже уровня пола. Поверхность его около квадратного фута. Вчера вечером мы над ним поработали, когда потерпели фиаско с котом, и теперь оно открывается легко и бесшумно. Постарайся не шевелить джунгли сорняков больше, чем необходимо. И прежде чем запускать Д. К., замри на минутку и прислушайся, нет ли кого поблизости снаружи и внутри.
Она старалась сконцентрировать все свое внимание на советах Зика. Но ее тревожило случившееся дома незадолго до ее ухода. Надо предупредить Зика, но когда лучше это сделать: сейчас или после операции?
А он продолжал:
– Итак, когда запустишь его внутрь, ползи назад той же дорогой и жди на исходном рубеже в положении лежа. Внутри у нас есть союзник, который постарается выпустить кота. Но мы не знаем, пустит ли он его через переднюю или заднюю дверь. Оба выхода под наблюдением, и я предупрежу тебя, через какой пойдет кот, а тогда ты выйдешь из кустов и пойдешь по тротуару, будто ты здесь живешь.
Она спросила:
– А можно будет ему посвистеть? Он всегда бежит на свист. Разве не так? – спросила она Д. К. и погладила его, а он повернул голову и стал лизать ей руку. Потом всеми четырьмя лапами он встал на сиденье. Насчет собак он, видимо, ошибся.
Зик задумался и ответил:
– Можно. Там подумают, что хозяин подзывает собаку.
И тут она решила, что скажет ему обо всем по окончании операции.
Сейчас еще не время.
Зик вручил ей специально приготовленный ошейник с прорезью, куда уже была спрятана свернутая много раз записка. Прежде чем снять с Д. К. старый ошейник, Ингрид дала ему понюхать новый, а затем поменяла ошейники местами.
– Теперь у тебя два воротничка, – произнесла она.
Зик продолжал:
– Я буду находиться на командном пункте под эвкалиптом. – Он показал точку на аэрофотоснимке. – Ты будешь все время прикрыта, и с тобой ничего не произойдет. Но ты должна быть смелой.
В ответ она улыбнулась:
– Я сделаю это во что бы то ни стало. Во что бы то ни стало. – Попробовала унять дрожь в ногах. Боже мой, а вдруг она не сможет ходить? И что у нее случилось с сердцем?
Сверили часы.
– Я пошел. Начнешь ползти через одну-две минуты.
Ингрид взяла на руки Д.К., целиком и полностью поглощенного процессом умывания. Разве кому-нибудь придет в голову, сколько надо потратить времени и сил, чтобы содержать шерсть в чистоте? Удивительно, но люди понятия не имеют, сколько они смогли бы сделать в свободное время.
Кот тут же напрягся. Почувствовал, что предстоит ночь решительных действий. Стал вглядываться в темноту, расширив зрачки и выгнув шею.
Она вылезла из машины и опустила ногу на асфальт. Как хорошо, что она может ходить! Она поспешно миновала освещенное окно и двинулась в сторону тупика, застроенного низенькими домишками. Свет почти нигде не горел. Священный час телевизора, когда нежданно-негаданно заявившуюся тетю Джейн забьют до смерти, хотя бы в воображении.
Зик подлез под ограду из колючей проволоки. Поднял нижнюю струну. Не выпуская Д. К. из рук, Ингрид медленно опустилась на колени и пролезла под колючим забором. На руки она натянула садовые рукавицы, а нос прикрыла платком, чтобы не забилась пыльца от растений.
– Мы с ума сошли, правда? – прошептал Зик и пропал из виду. Эта небрежно брошенная фраза окончательно сняла тяжесть с ее души. Она лежала тихо-тихо и гладила Д.К.
Днем Зик провел с ними инструктаж. Он выработал для них стандартное обращение к населению: «Мы – агенты ФБР, и нам нужна ваша помощь. Сегодня мы будем вести в вашем районе расследование, а лай собаки может нас выдать. Потому просьба не выпускать собак из дому».
Агентам никто не возражал. Однако многие были озадачены. На лицах можно было прочесть открытым текстом: как это собака может сорвать расследование?
– Никогда в жизни не слыхал подобной чепухи, – заметил один тип в майке. – Нельзя ли еще раз взглянуть на ваше удостоверение?
Другой, от которого на целый квартал несло сивушным перегаром – он только что пришел с работы, – тут же позвал жену:
– Эй, ты, слышишь? За нами пришли! Наша пустолайка чего-то натворила! – И он вперил налитые кровью глаза в агента. – Что она наделала? Я имею право знать, что она наделала!
А одна из опрошенных женщин заявила:
– Собака? То ли есть, то ли нет. Месяц назад она перебралась на другое место жительства. За четыре дома от нас. Только не пытайтесь нам ее вернуть. Если ей там нравится больше, чем у нас, пусть там и живет.
За несколько минут до восьми на сцене появился Зик. Он до сих пор не мог прийти в себя после инцидента за обедом. Анализируя случившееся, он так и не мог понять, с какой стати вдруг полез под стол, какой черт его дернул так себя вести. Он находился в ресторане по службе, беседовал с подопечным информатором. Надо было сидеть смирно и представить женщин друг другу: «Привет, Пэтти! Знакомься: мисс Хатчинсон – мисс Рэндалл». И чего он испугался?
Было еще одно обстоятельство, выводившее его из себя. Он почти ничего не рассказал Ньютону о сегодняшней операции. Ньютону он сообщил, что владелец агента Х-14 доставит его на командный пункт с тем, чтобы «не беспокоить его заранее». Он, однако, не разъяснил, что «владелец» агента Х-14 – семнадцатилетняя девушка, которая поползет вместе с Х-14 по зарослям сорняков и кустарников. Ни Ньютон, ни вышестоящее начальство не дали бы «добро».
На бумаге Ингрид и Д.К. были в полнейшей безопасности. На деле все могло быть иначе. На бумаге Ингрид обладала исключительной трезвостью суждений и умением оценивать обстановку, не поддавалась панике, а он и полдюжины других агентов обеспечат ей, если понадобится, огневое прикрытие. На деле события могут разворачиваться с такой быстротой и непредсказуемостью, что ни один человек не в силах будет предотвратить их.
К тому моменту, как приехала Ингрид, сумерки сменились мраком. Она прибыла в разболтанном «форде» десятилетней давности и поставила машину в дальнем конце узенькой дорожки, специально приведенной в порядок Плимпертоном. А у заднего стекла, подтянутый и важный, как старый генерал, сидел Д.К. Он вглядывался в темноту и внезапно прыгнул как пантера на переднее сиденье. Там он оперся о спинку и, перенеся вес на задние лапы, подтянулся так, что через боковое стекло стали видны его сверкающие глаза. Именно так он обычно устраивался в припаркованной машине. В этой позе напряженного ожидания он мог простоять и час, пока не покажется собака. И тогда из ниоткуда раздавался боевой клич индейцев племени сиу, а собака уносилась, спасая свою жизнь и думая, что за ней гонятся все демоны ада.
– Нет, – сказала Ингрид. – Собак сегодня не будет. – Она погладила кота по шелковой спинке. Он же поглядел на нее с упреком. Он был абсолютно уверен, что тут пахнет собаками и ей не надо ему мешать, когда он стоит на страже. Просто пока они ведут себя тихо…
Зик подошел к той стороне машины, где сидела Ингрид, и заглянул внутрь. При свете приборов заметил, что Ингрид напялила старые джинсы и отцовскую ковбойку из грубой ткани. Волосы скрыты тюрбаном.
– Жаль, что ты не пошла на вечеринку.
Глаза Ингрид блестели от возбуждения.
– Предпочитаю вечеринки со взрослыми. Но не задаром. С тебя коробка печенья «Герл-скаут».
– Учишься у брата?
– Ладно. Две коробки. – Щеки ее горели.
По другую сторону машины материализовался Плимпертон.
– Как сегодня чувствует себя мой маленький герой? – спросил он Д.К. тоном, которым взрослые разговаривают с детьми. Д.К. зарычал. Номер с «маленьким героем» не прошел.
– Плимпертон! – крикнул Зик.
– Ничего не понимаю, – заговорил Плимпертон. – Они меня любят. Все до единого. Из двадцати семи миллионов кошачьего населения нашей страны только этот – исключение.
Он отошел потерянный.
– Увидимся на командном пункте.
– С ним все в порядке? – встревоженно спросил Зик.
– Он такой голодный, что съест медведя. Бедненький! Пришел ко мне в комнату и вежливо попросил, чтобы его накормили обедом. Он никогда не сердится. Такой джентльмен!
Джентльмен? Из него бы получился достойный спутник пирата, идущего Гибралтарским проливом.
Зик вручил Ингрид портативную транзисторную рацию.
– Повесь на шею и закрепи под рубашкой, чтобы не болталась. – Он помог перекинуть шнур через тюрбан. – Времени у нас достаточно. Операцию начинаем в восемь тридцать.
Он вынул точечный фонарик и осветил аэрофотоснимок фабрики и окружающей территории.
– Двинешься отсюда и поползешь по диагонали через поле. Дорога тяжелая. Придется продираться через густые заросли.
Она не отрывала глаз от крепких, длинных пальцев Зика. Время от времени они касались обветренного, загорелого лица, которое было лишь в нескольких дюймах от нее. У него самый тихий и самый властный голос на свете. Он знает, что делает, а это так важно в этом мире – знать, что ты делаешь.
Некоторое время назад Ингрид решила, что когда она выйдет замуж, то муж у нее будет такой, как Зик. Или отец. Или похожий сразу на них двоих. Жаль, что Зик такой старый. Нет, она не собиралась отнимать его у Пэтти, но если он вдруг надоест сестре…
Зик понимал ее. Всегда. Ему интересны ее дела. Когда она покупает новую пластинку, он всегда хочет ее послушать. А когда у нее были нелады с математикой, Зик пригласил товарища по работе, который позанимался с нею.
Именно о Зике думала она, когда писала зачетное сочинение за полугодие на тему о затруднениях, испытываемых взрослыми, когда они «налаживают контакт» с подростками. Она утверждала, что беда не в том, будто подростки отгораживаются от взрослых, как уверяют последние. Беда в том, что у них просто нет общих интересов и тем для обсуждения. Как правило, взрослым совсем неинтересно, чем увлекаются подростки, а подростки наглухо замыкаются в собственном мирке. Результатом становится разрыв, подобный тому, какой бывает между взрослым и взрослым или между подростком и подростком.
Ингрид напряженно вслушивалась в слова Зика.
– Отверстие для удаления золы находится вот в этой точке, на два фута ниже уровня пола. Поверхность его около квадратного фута. Вчера вечером мы над ним поработали, когда потерпели фиаско с котом, и теперь оно открывается легко и бесшумно. Постарайся не шевелить джунгли сорняков больше, чем необходимо. И прежде чем запускать Д. К., замри на минутку и прислушайся, нет ли кого поблизости снаружи и внутри.
Она старалась сконцентрировать все свое внимание на советах Зика. Но ее тревожило случившееся дома незадолго до ее ухода. Надо предупредить Зика, но когда лучше это сделать: сейчас или после операции?
А он продолжал:
– Итак, когда запустишь его внутрь, ползи назад той же дорогой и жди на исходном рубеже в положении лежа. Внутри у нас есть союзник, который постарается выпустить кота. Но мы не знаем, пустит ли он его через переднюю или заднюю дверь. Оба выхода под наблюдением, и я предупрежу тебя, через какой пойдет кот, а тогда ты выйдешь из кустов и пойдешь по тротуару, будто ты здесь живешь.
Она спросила:
– А можно будет ему посвистеть? Он всегда бежит на свист. Разве не так? – спросила она Д. К. и погладила его, а он повернул голову и стал лизать ей руку. Потом всеми четырьмя лапами он встал на сиденье. Насчет собак он, видимо, ошибся.
Зик задумался и ответил:
– Можно. Там подумают, что хозяин подзывает собаку.
И тут она решила, что скажет ему обо всем по окончании операции.
Сейчас еще не время.
Зик вручил ей специально приготовленный ошейник с прорезью, куда уже была спрятана свернутая много раз записка. Прежде чем снять с Д. К. старый ошейник, Ингрид дала ему понюхать новый, а затем поменяла ошейники местами.
– Теперь у тебя два воротничка, – произнесла она.
Зик продолжал:
– Я буду находиться на командном пункте под эвкалиптом. – Он показал точку на аэрофотоснимке. – Ты будешь все время прикрыта, и с тобой ничего не произойдет. Но ты должна быть смелой.
В ответ она улыбнулась:
– Я сделаю это во что бы то ни стало. Во что бы то ни стало. – Попробовала унять дрожь в ногах. Боже мой, а вдруг она не сможет ходить? И что у нее случилось с сердцем?
Сверили часы.
– Я пошел. Начнешь ползти через одну-две минуты.
Ингрид взяла на руки Д.К., целиком и полностью поглощенного процессом умывания. Разве кому-нибудь придет в голову, сколько надо потратить времени и сил, чтобы содержать шерсть в чистоте? Удивительно, но люди понятия не имеют, сколько они смогли бы сделать в свободное время.
Кот тут же напрягся. Почувствовал, что предстоит ночь решительных действий. Стал вглядываться в темноту, расширив зрачки и выгнув шею.
Она вылезла из машины и опустила ногу на асфальт. Как хорошо, что она может ходить! Она поспешно миновала освещенное окно и двинулась в сторону тупика, застроенного низенькими домишками. Свет почти нигде не горел. Священный час телевизора, когда нежданно-негаданно заявившуюся тетю Джейн забьют до смерти, хотя бы в воображении.
Зик подлез под ограду из колючей проволоки. Поднял нижнюю струну. Не выпуская Д. К. из рук, Ингрид медленно опустилась на колени и пролезла под колючим забором. На руки она натянула садовые рукавицы, а нос прикрыла платком, чтобы не забилась пыльца от растений.
– Мы с ума сошли, правда? – прошептал Зик и пропал из виду. Эта небрежно брошенная фраза окончательно сняла тяжесть с ее души. Она лежала тихо-тихо и гладила Д.К.
16
Зик и Плимпертон сидели на корточках в темноте под гигантским эвкалиптом. Это и был командный пункт. Отсюда Зик будет поддерживать радиосвязь с остальными агентами. Он глубоко вздохнул. Редко он бывал в таком напряжении, когда проводил операцию на местности.
Сбоку от фабрики на боковой улочке двое агентов на крыше гаража монтировали микрофон направленного действия. Они целились в поле, как будто из ружья. Микрофон был настолько чувствительным, что способен был поймать даже самый слабый звук в районе фабрики. Если бы в заросли забрался котенок, микрофон зафиксировал бы и это.
За десять минут до старта агенты внимательно прислушались. Один из них доложил по рации: «По-моему, чисто».
На дальнем краю поля наполовину укрытый диким грецким орехом еще один агент «прочесывал» маршрут прибором ночного видения. Если в поле зрения «снупер-скопа» – «нахального глаза» – попадет человек или зверь, он будет виден ясно, как днем. Агент, обслуживающий прибор, сообщил: «Ничего подозрительного».
Остальные агенты залегли в поле Они были вооружены и готовы по приказу открыть огонь или ринуться на помощь. За квартал оттуда четверо агентов находились в неброских машинах с радиотелефоном, откуда можно было вести наблюдение или запросить подкрепление.
Зик тихо произнес в микрофон.
– Приступайте к операции, мисс Рэндалл!
Когда Ингрид услышала шепот Зика, она задержалась на мгновение и погладила коту шейку, чтобы он чувствовал себя уверенней. И хотя кот был настороже, навострил уши и настроился на чужие запахи, замурлыкал. Ведь с той поры, как «его» люди были еще маленькими, он ни разу не находился на одном с ними уровне глаз. И не мог припомнить ни единого случая, когда они выходили бы вместе с ним на ночную охоту.
– Ну успокойся, – прошептала Ингрид. Она выпустила его из рук, и он рванулся на поводке, закрепленном у нее на поясе. Он не тащил ее за собой. Еще котенком его научили ходить на поводке рядом. Ему это не нравилось, и он терпеть этого не мог. Теперь, в расцвете лет, он воспринимал это более терпимо, чем в юности. Мужчину делает время.
Распластавшись по земле, она медленно ползла вперед. Выставив перед собой руки, она раздвигала кусты, подтягивала к себе Д.К., затем перекатывалась, как змея. Несмотря на плотную одежду, колючки проникали внутрь и царапали до крови. С каждым футом двигаться становилось все труднее и труднее.
Она проползла не более двадцати футов, как вдруг не видимый ею Д.К. стал отчаянно сопротивляться. Как она его ни тянула, он упрямо не двигался с места. На мгновение ее охватила паника. Он мог учуять другого кота или, что еще хуже, собаку. Она представила себе, как они глядят друг на друга. В любую секунду мирная Швейцария может стать полем боя.
Она прошептала в микрофон:
– Информатор отказывается двигаться вперед. – Зик проинструктировал ее называть кота «информатором», что было бы смешно, если бы с такой просьбой обратился любой, но не Зик. – Нельзя ли сойти с курса на несколько футов влево и проверить, в чем дело?
– Можно, – ответил Зик.
Она перекатилась влево, по пути задела острый как бритва камень, порезавший ей рубашку и впившийся в тело, и почувствовала, как потекла горячая струйка крови.
Добравшись до Д.К., Ингрид рассердилась – он засунул нос в сусликовую нору.
– В один прекрасный день ты останешься без носа, – пробормотала она. Одной рукой она засыпала вход, обрушив внутрь кучку песка. Д.К. зарычал. Еще тридцать секунд – и он бы поймал суслика. Он бросил на Ингрид такой взгляд, которым бы наградил охотник жену, влезшую на линию прицела, когда утки садятся на землю под выстрел. Стопроцентно уничтожающий взгляд.
Когда Ингрид попыталась успокоить его, он поворчал, но недолго. Он никогда не держал зла. Люди просто ничего не понимают и потому мешают охотиться. А сами-то? На его веку ни одному не удалось поймать суслика.
А после того как он замурлыкал, гнев ее исчез окончательно. Мурлыканье – это поэзия в чистом виде, знак того, что в мире все прекрасно. Часто ей приходило в голову, что человек, обладая интеллектом и владея языком, так и не сумел придумать знак, выражающий полную удовлетворенность.
И снова раздался шепот Зика:
– Откуда шум?
– Это информатор. Он очень близко, у микрофона.
– Звучит, как ураган. – По тону было ясно, что Зик улыбается, а ей сейчас так нужна его улыбка!
Она проделала примерно половину маршрута, когда ей удалось бросить взгляд наверх. Какая-то магнетическая сила заставила ее посмотреть на окно верхнего этажа. В это мгновение она остановилась, чтобы отцепить впившееся в руку перекати-поле. Девушка тяжело дышала отчасти из-за физического напряжения, отчасти из-за нарастающего страха. Чем ближе она подползала к зданию, тем выше становились шансы на то, что кто-нибудь, не видимый для нее, окажется рядом, выйдя из огромной двери строения, похожего на склад.
Взглядом она сфотографировала мужчину, стоявшего у окна. Ей показалось, что он смотрит прямо на нее.
Д.К. нежно перебрался с левой на правую руку. Ингрид с тревогой заметила, как закачались растения. Кот тоже встревожился. Стоило Ингрид подтянуть поводок, как кот уткнулся мокрым, холодным носом ей в щеку. Он решил, что я заболела, подумала она.
Ингрид передала по рации:
– На верхнем этаже у окна стоит человек.
– Не высовывайся, – распорядился Зик. – И не шевелись.
Сердце выскакивало из груди. Не волнуйся, уговаривала она себя. Руки покоились на спине Д.К., который лег, поджав под себя лапки. Можно было подумать, что он тоже услышал команду Зика. Он как бы подтверждал то, в чем она всегда была уверена: между человеком и кошкой есть внутренняя связь.
Лучи от фар грузовика, выворачивавшего с боковой улицы, прорезали кустарник и добрались до нее. Она отчетливо увидела Д.К., как при свете прожектора, а это значило, что человек у окна способен разглядеть их обоих. Она еле сдерживала желание закричать, вскочить и убежать.
С командного пункта Зик передал информацию от Ингрид тому агенту, который сидел с прибором ночного видения, и он опознал в этом человеке Меморандума. Зик сказал:
– Тщательно следите за окнами и предупредите меня сразу же, как появится еще кто-нибудь.
А Ингрид он сообщил:
– Мы полагаем, что личность в окне на нашей стороне и продолжение маршрута безопасно.
На нашей стороне? Если Меморандум заметил ее, будет ли он хранить молчание или попытается использовать информацию себе на благо? Такому информатору доверять до конца нельзя.
Двигаясь еще медленнее, Ингрид собрала всю свою волю в кулак. То и депо она останавливалась и прислушивалась. Ее настороженность, казалось, передалась и коту. Он не отходил далеко и продвигался вперед еще более осмотрительно. Когда они подползли к фабрике, заросли стали редеть. Один лишь раз она рискнула бросить взгляд наверх, но у окон никого не было.
Наконец Ингрид приблизилась к отверстию для золы, находившемуся футах в двадцати от задней двери. Она осмотрела металлический лист площадью в один квадратный фут. Задвижка была несложной, из тех, что опускаются в металлический паз неподвижной пластины. Ее надо было поднять, открыть отверстие и впустить кота. Поскольку отверстие было на два фута выше земли, пришлось приподняться на корточки.
Она прошептала Д.К.:
– Теперь веди себя так, будто ты дома и пошел ловить мышей.
Ингрид глубоко вздохнула, не выпуская из рук Д.К. Он напрягся. Было ясно, что сейчас он ринется куда угодно. Она быстро встала на колени, высвободила правую руку и откинула защелку. Этой же рукой она с трудом отстегнула висевший на поясе сзади полиэтиленовый мешочек. Пальцы ловко извлекли из него маленькую форель. Таким ходом событий Д.К. был обрадован и, сопя, стал болтать лапкой, тщетно пытаясь схватить форель. Но Ингрид удержала кота и бросила рыбку в отверстие. Рыба шлепнулась на пол за несколько футов. Она задумалась: слишком близко. Зик настоял на использовании приманки, чтобы побудить Д.К. пойти на фабрику.
– Надо, чтобы он дошел до конторы, – объяснял Зик.
Теперь она отстегнула поводок и осторожно посадила кота в отверстие. Помедлила, почесала его, хотя знала, что этого делать нельзя, но ей хотелось успокоить кота и внушить, что все идет хорошо.
Когда она закрыла отверстие, металлическая защелка выпала из рук и ударилась о пластину. Дверь сработала как усилитель звука, стократно увеличивший уровень шума при ударе металла о металл. Упав наземь, Ингрид замерла…
Всего в нескольких футах от нее появилась полоска света. Со стороны двери послышался низкий, приглушенный голос, который, приближаясь, становился громче. Тяжелые мужские шаги топтали жесткую траву. Ей казалось, что они оглушительно грохочут. Кто бы это ни был, источник звука он определил верно. Голос и шум шагов становились все ближе. Она замерла не дыша. Удивительно, но она не утеряла способности трезво размышлять. И вспомнила, как ее инструктировал Зик: при любых обстоятельствах лежать ничком. Не позволять себе вскочить и бежать.
Она различала два разных сочетания голоса и шагов. Второй набор звуков шел за первым. Луч фонарика шарил справа налево. За долю секунды он пересек ее и пошел дальше. Шаги смолкли. Она сжалась, чтобы защититься от прикосновения чужой ноги и чужого тяжелого тела.
Шаги замерли, и над головой раздался голос:
– Где-то здесь.
– Может быть, пробежало какое-нибудь животное, – предположил второй голос.
– Да нет, не животное. – Кто-то понюхал воздух. – Пахнет не животным. Пахнет человеком. – Он снова понюхал воздух. – Тут побывала какая-то девка.
Сердце Ингрид оборвалось. Духи Пэтти. Она позволила себе чуть-чуть провести пробкой за ушами. Так она делала каждый раз, когда проходила мимо туалетного столика сестры. Ей становилось хорошо и приятно.
Сбоку от фабрики на боковой улочке двое агентов на крыше гаража монтировали микрофон направленного действия. Они целились в поле, как будто из ружья. Микрофон был настолько чувствительным, что способен был поймать даже самый слабый звук в районе фабрики. Если бы в заросли забрался котенок, микрофон зафиксировал бы и это.
За десять минут до старта агенты внимательно прислушались. Один из них доложил по рации: «По-моему, чисто».
На дальнем краю поля наполовину укрытый диким грецким орехом еще один агент «прочесывал» маршрут прибором ночного видения. Если в поле зрения «снупер-скопа» – «нахального глаза» – попадет человек или зверь, он будет виден ясно, как днем. Агент, обслуживающий прибор, сообщил: «Ничего подозрительного».
Остальные агенты залегли в поле Они были вооружены и готовы по приказу открыть огонь или ринуться на помощь. За квартал оттуда четверо агентов находились в неброских машинах с радиотелефоном, откуда можно было вести наблюдение или запросить подкрепление.
Зик тихо произнес в микрофон.
– Приступайте к операции, мисс Рэндалл!
Когда Ингрид услышала шепот Зика, она задержалась на мгновение и погладила коту шейку, чтобы он чувствовал себя уверенней. И хотя кот был настороже, навострил уши и настроился на чужие запахи, замурлыкал. Ведь с той поры, как «его» люди были еще маленькими, он ни разу не находился на одном с ними уровне глаз. И не мог припомнить ни единого случая, когда они выходили бы вместе с ним на ночную охоту.
– Ну успокойся, – прошептала Ингрид. Она выпустила его из рук, и он рванулся на поводке, закрепленном у нее на поясе. Он не тащил ее за собой. Еще котенком его научили ходить на поводке рядом. Ему это не нравилось, и он терпеть этого не мог. Теперь, в расцвете лет, он воспринимал это более терпимо, чем в юности. Мужчину делает время.
Распластавшись по земле, она медленно ползла вперед. Выставив перед собой руки, она раздвигала кусты, подтягивала к себе Д.К., затем перекатывалась, как змея. Несмотря на плотную одежду, колючки проникали внутрь и царапали до крови. С каждым футом двигаться становилось все труднее и труднее.
Она проползла не более двадцати футов, как вдруг не видимый ею Д.К. стал отчаянно сопротивляться. Как она его ни тянула, он упрямо не двигался с места. На мгновение ее охватила паника. Он мог учуять другого кота или, что еще хуже, собаку. Она представила себе, как они глядят друг на друга. В любую секунду мирная Швейцария может стать полем боя.
Она прошептала в микрофон:
– Информатор отказывается двигаться вперед. – Зик проинструктировал ее называть кота «информатором», что было бы смешно, если бы с такой просьбой обратился любой, но не Зик. – Нельзя ли сойти с курса на несколько футов влево и проверить, в чем дело?
– Можно, – ответил Зик.
Она перекатилась влево, по пути задела острый как бритва камень, порезавший ей рубашку и впившийся в тело, и почувствовала, как потекла горячая струйка крови.
Добравшись до Д.К., Ингрид рассердилась – он засунул нос в сусликовую нору.
– В один прекрасный день ты останешься без носа, – пробормотала она. Одной рукой она засыпала вход, обрушив внутрь кучку песка. Д.К. зарычал. Еще тридцать секунд – и он бы поймал суслика. Он бросил на Ингрид такой взгляд, которым бы наградил охотник жену, влезшую на линию прицела, когда утки садятся на землю под выстрел. Стопроцентно уничтожающий взгляд.
Когда Ингрид попыталась успокоить его, он поворчал, но недолго. Он никогда не держал зла. Люди просто ничего не понимают и потому мешают охотиться. А сами-то? На его веку ни одному не удалось поймать суслика.
А после того как он замурлыкал, гнев ее исчез окончательно. Мурлыканье – это поэзия в чистом виде, знак того, что в мире все прекрасно. Часто ей приходило в голову, что человек, обладая интеллектом и владея языком, так и не сумел придумать знак, выражающий полную удовлетворенность.
И снова раздался шепот Зика:
– Откуда шум?
– Это информатор. Он очень близко, у микрофона.
– Звучит, как ураган. – По тону было ясно, что Зик улыбается, а ей сейчас так нужна его улыбка!
Она проделала примерно половину маршрута, когда ей удалось бросить взгляд наверх. Какая-то магнетическая сила заставила ее посмотреть на окно верхнего этажа. В это мгновение она остановилась, чтобы отцепить впившееся в руку перекати-поле. Девушка тяжело дышала отчасти из-за физического напряжения, отчасти из-за нарастающего страха. Чем ближе она подползала к зданию, тем выше становились шансы на то, что кто-нибудь, не видимый для нее, окажется рядом, выйдя из огромной двери строения, похожего на склад.
Взглядом она сфотографировала мужчину, стоявшего у окна. Ей показалось, что он смотрит прямо на нее.
Д.К. нежно перебрался с левой на правую руку. Ингрид с тревогой заметила, как закачались растения. Кот тоже встревожился. Стоило Ингрид подтянуть поводок, как кот уткнулся мокрым, холодным носом ей в щеку. Он решил, что я заболела, подумала она.
Ингрид передала по рации:
– На верхнем этаже у окна стоит человек.
– Не высовывайся, – распорядился Зик. – И не шевелись.
Сердце выскакивало из груди. Не волнуйся, уговаривала она себя. Руки покоились на спине Д.К., который лег, поджав под себя лапки. Можно было подумать, что он тоже услышал команду Зика. Он как бы подтверждал то, в чем она всегда была уверена: между человеком и кошкой есть внутренняя связь.
Лучи от фар грузовика, выворачивавшего с боковой улицы, прорезали кустарник и добрались до нее. Она отчетливо увидела Д.К., как при свете прожектора, а это значило, что человек у окна способен разглядеть их обоих. Она еле сдерживала желание закричать, вскочить и убежать.
С командного пункта Зик передал информацию от Ингрид тому агенту, который сидел с прибором ночного видения, и он опознал в этом человеке Меморандума. Зик сказал:
– Тщательно следите за окнами и предупредите меня сразу же, как появится еще кто-нибудь.
А Ингрид он сообщил:
– Мы полагаем, что личность в окне на нашей стороне и продолжение маршрута безопасно.
На нашей стороне? Если Меморандум заметил ее, будет ли он хранить молчание или попытается использовать информацию себе на благо? Такому информатору доверять до конца нельзя.
Двигаясь еще медленнее, Ингрид собрала всю свою волю в кулак. То и депо она останавливалась и прислушивалась. Ее настороженность, казалось, передалась и коту. Он не отходил далеко и продвигался вперед еще более осмотрительно. Когда они подползли к фабрике, заросли стали редеть. Один лишь раз она рискнула бросить взгляд наверх, но у окон никого не было.
Наконец Ингрид приблизилась к отверстию для золы, находившемуся футах в двадцати от задней двери. Она осмотрела металлический лист площадью в один квадратный фут. Задвижка была несложной, из тех, что опускаются в металлический паз неподвижной пластины. Ее надо было поднять, открыть отверстие и впустить кота. Поскольку отверстие было на два фута выше земли, пришлось приподняться на корточки.
Она прошептала Д.К.:
– Теперь веди себя так, будто ты дома и пошел ловить мышей.
Ингрид глубоко вздохнула, не выпуская из рук Д.К. Он напрягся. Было ясно, что сейчас он ринется куда угодно. Она быстро встала на колени, высвободила правую руку и откинула защелку. Этой же рукой она с трудом отстегнула висевший на поясе сзади полиэтиленовый мешочек. Пальцы ловко извлекли из него маленькую форель. Таким ходом событий Д.К. был обрадован и, сопя, стал болтать лапкой, тщетно пытаясь схватить форель. Но Ингрид удержала кота и бросила рыбку в отверстие. Рыба шлепнулась на пол за несколько футов. Она задумалась: слишком близко. Зик настоял на использовании приманки, чтобы побудить Д.К. пойти на фабрику.
– Надо, чтобы он дошел до конторы, – объяснял Зик.
Теперь она отстегнула поводок и осторожно посадила кота в отверстие. Помедлила, почесала его, хотя знала, что этого делать нельзя, но ей хотелось успокоить кота и внушить, что все идет хорошо.
Когда она закрыла отверстие, металлическая защелка выпала из рук и ударилась о пластину. Дверь сработала как усилитель звука, стократно увеличивший уровень шума при ударе металла о металл. Упав наземь, Ингрид замерла…
Всего в нескольких футах от нее появилась полоска света. Со стороны двери послышался низкий, приглушенный голос, который, приближаясь, становился громче. Тяжелые мужские шаги топтали жесткую траву. Ей казалось, что они оглушительно грохочут. Кто бы это ни был, источник звука он определил верно. Голос и шум шагов становились все ближе. Она замерла не дыша. Удивительно, но она не утеряла способности трезво размышлять. И вспомнила, как ее инструктировал Зик: при любых обстоятельствах лежать ничком. Не позволять себе вскочить и бежать.
Она различала два разных сочетания голоса и шагов. Второй набор звуков шел за первым. Луч фонарика шарил справа налево. За долю секунды он пересек ее и пошел дальше. Шаги смолкли. Она сжалась, чтобы защититься от прикосновения чужой ноги и чужого тяжелого тела.
Шаги замерли, и над головой раздался голос:
– Где-то здесь.
– Может быть, пробежало какое-нибудь животное, – предположил второй голос.
– Да нет, не животное. – Кто-то понюхал воздух. – Пахнет не животным. Пахнет человеком. – Он снова понюхал воздух. – Тут побывала какая-то девка.
Сердце Ингрид оборвалось. Духи Пэтти. Она позволила себе чуть-чуть провести пробкой за ушами. Так она делала каждый раз, когда проходила мимо туалетного столика сестры. Ей становилось хорошо и приятно.